В астрономии есть понятие: "горизонт событий", логически следующее из Эйнштейнова учения, по которому Вселенная наша расширяется. Расширение это происходит с ускорением пропорциональным расстоянию. Иначе говоря, если вы где-то раздобудете гигантский трехмерный циркуль, то на некотором расстоянии от Земли сможете провести сферу, на поверхности которой расширение будет равно скорости света. Внутри сферы расширение пространства будет меньше скорости света, а за пределами сферы Вселенная будет расширяться со сверхсветовыми скоростями. Сферу эту назвали сферой Хаббла в честь известного в прошлом ученого.
Звезды и иные источники света, оказавшись за пределами сферы Хаббла в нашей расширяющейся с ускорением Вселенной, навсегда исчезают из поля зрения человечества. Где-то и как-то они, безусловно, будут существовать, но вот люди об этом уже никогда не узнают, потому что согласно все тому же модернизированному учению Эйнштейна, называемому общей теорией относительности и описываемому системой уравнений Гильберта-Эйнштейна, материя и информация в нашей Вселенной не могут передвигаться и передаваться со скоростью, большей скорости света.
Однако, столь незавидное (в буквальном смысле) положение вещей, вовсе не ограничивается границей сферы Хаббла. Представьте себе звезду внутри сферы. Свет ее естественно рано или поздно достигнет Земли. Однако в связи с общим ускоряющимся расширением Вселенной звезда эта рано или поздно пересечет границу сферы Хаббла и тогда человечество перестанет получать от этой звезды информацию, передаваемую ее светом. Свет, испущенный звездой до пересечения границы, по-прежнему будет достигать Земли, но вот передаваемая им информация будет касаться только времени жизни звезды до пересечения, а последние секунды этого события, бесконечно растянувшись в лучах света и таким образом невообразимо замедлившись, превратятся для земного наблюдателя в вечность.
Чтобы как-то в двух словах обозначить все события, когда-либо могущие быть наблюдаемыми на Земле до пересечения звездами сферы Хаббла, астрономы назвали эти события "горизонтом событий" по аналогии с видимым земным горизонтом. Только космический "горизонт событий" лежит не просто в пространстве, а в пространстве и времени. А видимый в настоящее время пространственный космический горизонт, то есть те световые лучи, что достигают земного наблюдателя в данный конкретный момент, называется "горизонтом частиц". Причем в силу обширности и молодости Вселенной "горизонт частиц" находится пока далеко от границ сферы Хаббла, что делает понятие "горизонта событий" гипотетическим, поскольку наблюдаемых на небе звезд и соответственно информации становится все больше по мере преодоления их светом расстояния до Земли.
Однако даже гипотетические горизонты являются горизонтами, ограничивающими дерзновенный полет человеческой мысли. А в таких случаях всегда находятся исследователи и первооткрыватели, расширяющие эти горизонты. Любознательные и непокорные во все времена взбираются на Эверест и покоряют обратную сторону Луны, ныряют в Марианскую впадину и работают на Плутоне.
В случае с "горизонтом событий" решению задачи помогло изобретение прыжкового двигателя Виннифрендом Хопгопкинсом. Популярно и не погрешив против истины, принципы действия этого двигателя не смог бы изложить даже сам изобретатель. Говоря же просто и неточно, изобретатель использовал кривизну пространства-времени возле сингулярностей - мест, где кривизна пространства-времени стремится к бесконечности. Когда-то давно считалось, что сингулярность является отличительным свойством черных дыр, но с изобретением фотонных двигателей (фотон - самая мелкая неделимая часть света или электромагнитного излучения) и развитием космических астрономических наблюдений наличие сингулярностей было также установлено в местах скопления больших масс темной, зеркальной и зазеркальной материи. Что это за виды материи я, пожалуй, рассказывать не буду, чтобы чрезмерно не утомлять вас техническими подробностями (любознательные ведь всегда могут самостоятельно посмотреть в энциклопедии). Скажу лишь, что "двигатель" Хопгопкинса, используя массу и скорость корабля, а также угол вхождения в околосингулярное пространство позволял кораблю выйти в практически любой точке пространства с погрешностью не более десяти световых лет. Основной трудностью, конечно же, было нахождение сингулярности в нужной точке пространства и времени. Однако ко времени изобретения двигателя опытным путем было установлено более-менее равномерное распределения сингулярностей во Вселенной, позволяющее достичь последних при помощи старого доброго фотонного двигателя.
Главной же сложностью, связанной с испытанием двигателя было отсутствие возможности потренироваться на собачках. Ведь, какими бы ни были умными животные, привести корабль обратно они, конечно же, не могли. Автоматика также не функционировала в заданных условиях неопределенности, а передать сигнал через сотни, тысячи и миллионы световых лет невозможно. Поэтому с самого начала прыжковые двигатели Хопгопкинса тестировали, а затем и использовали смелые и решительные люди, составившие основу только зарождавшегося нового космоплавания.
Бравые капитаны и отважные штурманы, всего за десяток лет покорив гигантские межзвездные пространства, сильно расширили человеческие горизонты. Так что вполне естественной, в сфере новых возможностей, стала посылка экспедиции к границам сферы Хаббла. Но даже в свете новых технических достижений экспедиция представлялась грандиозной и дерзкой, а потому требовала соответствующего обеспечения и затрат. Некоторые недальновидные люди, ужаснувшись размеру расходов, предлагали пустить требуемые средства на решение земных проблем - например, обеспечить коровой каждого зулуса. Однако, как сказал в подобающей случаю речи Президент Всеземлянской Федерации Георг Небуш, подобные мелкие неурядицы не могут помешать шествию прогресса и постижению сферы Хаббла.
- Достижению, - поправили Президента.
- Достижению, - охотно поправился Президент и пошел жать руку бравому капитану Маклоски, вместе с командой стоявшей рядом с президентом.
Команду эту составили штурман Ван Дер Хузе, бортинженер и радист Зазимовец, врач и химик Ни Ли Цзя, астрофизик Махендра Пратап, биотехник Ванечка Благолепов, смущенно признававшийся перед полетом, что больше он все-таки ботаник, а также повар и разнорабочий Шака. Немаловажная, между прочим, фигура. Не так-то легко что-нибудь приготовить в невесомости.
После президентского приветствия капитан Маклоски сказала "Кругом!", и под рукоплескания многочисленной публики доблестные космонавты отправились к шаттлу, долженствовавшему доставить их к кружащему на околоземной орбите новенькому типа "башня" кораблю "Титан".
Взвыли мощные двигатели, выплюнув пламень в раскаленный бетон, Ванечка Благолепов сказал: "Мамочки!" и эпохальная для всего человечества экспедиция началась.
До "Титана" добрались без приключений, если не считать легкого головокружения у Ванечки Благолепова, ставшего следствием тяжелых перегрузок. Впрочем, об этом он вначале благоразумно промолчал, а то еще чего доброго отправят домой, а когда уж оказался в родном оранжерейном модуле, то и думать позабыл о всяческих недомоганиях. Яркие звезды в черном космическом небе приветливо подмигивали, а Ванечка заботливо парил среди огромных побегов картошечки и помидорчиков, росших и с пола и с потолка и с четырех стен. Фотонные двигатели, конечно, фотонными двигателями, но и для них масса оставалась массой, и требуемое ее количество для прокорма космонавтов было немаленьким. Потому-то для экономии в космокораблях использовались оранжерейные модули, где огурчики да редисочка, подпитываемые естественными отходами космонавтов, росли и росли рекордными темпами согласно новейшим космическим технологиям.
Не успел Ванечка закончить профилактическую проверку системы полива, как в оранжерею неуклюжей бомбой, едва не сломав пару помидорных кустиков, вплыл Шака.
- Заканчивай, - добродушно пробасил он, положив огромную лапищу на Ванечкино плечо. - Через пятнадцать минут торжественный обед в кают-компании.
Ванечка согласно кивнул, передал Шаке свежесорванные бергамот и мяту и озабоченно отправился переодеваться. У него и на Земле-то не слишком получалось выглядеть подобающим образом во время торжественных мероприятий, а уж в условиях космической невесомости и подавно. Но Ванечка все равно провозился пятнадцать минут, стараясь придать своему облику торжественно-строгий вид, затем стремительно понесся по коридору, чтобы успеть к сроку, разлохматился и раскраснелся до невозможности, а напоследок шумно ввалился в кают-компанию. Не рассчитав скорости, пролетел на середину. Попытался остановиться, за что-то схватившись, но лишь беспомощно завращался вокруг собственной оси.
Капитан Маклоски строго взглянула на буяна, утонченная китаянка Ли сморщила носик, а бородатый Махендра мощным рывком выловил Ванечку Благолепова. Ванечка, смущенно улыбнувшись, тут же стушевался на задний план между Махендрой и Зазимовцем, а капитан Маклоски, приняв по возможности величественную позу, начала торжественный спич про то, как космические корабли бороздят просторы Вселенной.
Строгая, прекрасно скроенная, летная офицерская форма выгодно подчеркивала фигуру капитана, а коротко стриженные светлые волосы под мальчика (попробуйте поносить длинные волосы в невесомости) добавляли ее облику энергичности. Так что речь получилась внушительной.
В заключение Маклоски предложила тост за великих людей, благодаря которым стало возможным их путешествие, раздвигающее границы человеческого познания.
Каждый взял бокалы с коктейлем, заранее заготовленные белозубым гигантом Шакой. Бокалы были специальные, закрытые со всех сторон стеклом и с продетой сверху соломинкой.
- Альберт Эйнштейн, - начала перечислять Маклоски, - Стивен Хокинс и Виннифренд Хопгопкинс.
- Ли Цзундао и Янг Чжэньнин, - сказала Ни Ли Цзя.
- Лев Ландау, - произнес Зазимовец.
- И академик Йоффе, - негромко вставил Ванечка Благолепов.
По-видимому замечание его пришлось не совсем к месту, потому что Махендра Пратап приобнял Ванечку, заглянул ему в глаза и, покачав головой, проникновенно сказал: "Молодой человек, не надо смеяться над физикой".
Ванечка Благолепов зарделся. И все дружно выпили. А молчаливый штурман Ван Дер Хузе еще и выкурил трубку ароматнейшего вест-индского табака. Вообще-то в космосе курить не разрешается, но в особых случаях все на это закрывают глаза.
В этот момент Ванечка Благолепов вдруг почувствовал, что все они большая дружная команда первооткрывателей. А мимо проносились заплутонские просторы несостоявшегося облака Оорта.
Сингулярность они прошли плавно. Плавней не бывает. Только что были здесь, и вдруг бац - уже там. Правда в самом-самом начале, Ванечка подумал, что они все еще внутри сингулярности, то есть нигде, потому что звезд за смотровым стеклом большой рубки не было. Однако Ван Дер Хузе, бывший крайне сосредоточенным последние два часа, сразу вслед за исчезновением звезд, расслабленно откинулся в кресле, сказав:
- Приехали, господа.
И вся команда первооткрывателей, собравшаяся в большой корабельной рубке, принялась с интересом всматриваться в панорамное смотровое стекло. Но там ничего не было. Просто ничего. Темнота, которая почему-то казалась какой-то мутной.
- Ммда, - первым нарушил молчание Зазимовец. - Неожиданно.
- Наверно, мы попали в межгалактическое пространство, - пожал плечами Ван Дер Хузе. - Сейчас развернемся, чтобы получить круговой обзор.
Корабль совершил полный оборот все в той же тусклой мгле, в которой не было и малейшего намека на звездный свет.
- Какое-то странное межгалактическое пространство, - задумчиво произнес Махендра Пратап. - Ни одной звезды.
- Сложновато будет найти ближайшую сингулярность, - подтвердил Ван Дер Хузе, так же ни к кому в особенности не обращаясь.
- Спокойно, уважаемый, спокойно. Сейчас мы попробуем разобраться, - Пратап направился к монитору бортового радиотелескопа, собирающего и анализирующего данные о всевозможных видах излучений, которыми буквально нашпигован космос.
- Что-то я не понимаю, - сказал Махендра.
- Не работает? - живо поинтересовался Зазимовец.
- Не знаю, - ответил индус.
- То есть как? - начальственно строгим тоном возмутилась капитан Маклоски, любившая во всем определенность.
Вокруг монитора с неподдельным любопытством собралось уже больше половины команды: Махендра с Маклоски, Зазимовец, Ни Ли Цзя и Ванечка Благолепов.
- Он вроде бы работает, - объяснил Махендра, - но выдает результаты, которых просто не может быть. Вот полюбуйтесь. Не зафиксировано излучения ни в инфракрасном, ни в ультрафиолетовом, ни в рентгеновском, ни в еще более жестких диапазонах. То есть, не зафиксировано вообще никакого излучения.
- Наверно, это очень глубокое межгалактическое пространство, - съязвил Зазимовец, повернувшись к Ван Дер Хузе, продолжавшему невозмутимо сидеть на своем рабочем месте.
- Штурман, не могли ли бы вы уточнить, где мы оказались? - спросила Маклоски, подойдя к Ван Дер Хузе.
- Извольте,- постучав по клавиатуре, указал на монитор по-прежнему невозмутимый голландец. - Судя по всем данным, мы именно там, куда и намеревались прибыть - мы на границе сферы Хаббла.
- Капитан, - вмешался в разговор Махендра, - разрешите проанализировать вакуум за бортом?
- Хорошо, профессор, - кивнула Маклоски.
Махендра с помощью Зазимовца и Шаки, до того скучавшего возле невостребованных стаканов с напитками, принялся усердно разгонять в суперускорителе предполагаемое содержимое небольшой камеры, предварительно побывавшей за бортом корабля.
- Ничего! - Махендра аж вспотел и теперь ожесточенно дергал за свою ухоженную темную с проседью бороду. - Ни тебе гамма-квантов, ни мезончиков, ни даже занюханных бозончиков. Но ведь так не бывает! Еще разок.
И они попробовали еще разок. Шака даже рукава своего белоснежного кителя закатал от усердия. Но результат оказался тем же. Ничего. Однако упрямый астрофизик отказывался верить приборам. Чтобы удостовериться в их исправности, он поместил в ускоритель воздух, которым были наполнены жилые помещения. И почти сразу же расхохотался.
- Так вот какая она, значит, нирвана! - проговорил он сквозь смех и слезы, пощипывая себя за бороду. - Ну, надо же! Я добрался до нирваны!
- Что случилось? - обратилась Маклоски к Зазимовцу, оставшемуся у ускорителя.
- Похоже, что суперускоритель сломался, - ответил Зазимовец. - Он показывает, что воздуха внутри корабля нет, а мы находимся в абсолютном вакууме.
- Но ведь мы-то есть, - бушевал разгневанный Зазимовец. - Так ведь не бывает, ничего нет, а мы есть. И при чем здесь какой-то бог? Скажите при чем здесь эти глупости?
Зазимовец побледнел и задыхался, пытаясь выразить свой праведный гнев. Он-то улетал, чтобы вернуться героем, открывшим сокровенные тайны мироздания. А тут вот такая фигня.
- Тише, тише, - утешал Зазимовца Шака, осторожно придерживая того за плечи.
- Но ведь как же? Ты только подумай, ничего нет! И никогда уже больше не будет. Ни тебе сотен восторженных поклонниц, ни тысяч чудесных банкетов, - с крика Зазимовец перешел на всхлипывания.
Ванечка Благолепов пожал плечами, и рукой показал Шаке, продолжавшему утешать Зазимовца, что уходит. Он совсем не хотел такого результата, он только хотел поделиться своими размышлениями по поводу сложившейся ситуации. И Зазимовец казался отличной кандидатурой. Гражданин мира, прекрасно эрудированный, сохранявший способность логически мыслить до последнего момента. И вот на тебе! Такой результат.
А из оставленной комнаты продолжало доноситься:
- Какой идиот догадался послать нас за открытиями в никуда, если никто там никогда не был и ничего про это не знал?
И затем новые всхлипывания, и глухое успокаивающее бормотание Шаки.
Ванечка усмехнулся. "Как там у Толкина? И все тайны гор оказались глухой вечной ничего не значащей тьмой".
Он преодолел последний поворот на пути в оранжерею и собирался уже расслабиться среди любимых растений, как увидел капитана Маклоски с рукой, лежавшей на расстегнутой кобуре, и Ван Дер Хузе, стоявших перед кустиками конопли.
- Как вы посмели, штурман? Развести такое на действующем корабле! - кричала капитан Маклоски.
Ван Дер Хузе лишь молча пожал плечами и отправился прочь. Проходя мимо Ванечки, он подмигнул и негромко сказал:
- Для того, чтобы вернуться назад надо хорошенько соскучиться по кабакам и шлюхам Роттердама.
Ванечка не знал, как на это реагировать, и лишь смотрел вслед удалявшемуся голландцу. Он знал, что в каюте того ждет Ни Ли Цзя, решившая что настало время сменить имя на Монь Но, и что вместе те будут искать Путь, как и положено штурманам и китайцам, а конопля им будет в этом помогать.
Маклоски тем временем перешла от слов к действиям и принялась руками выдирать куст конопли.
- Стойте, стойте, капитан, - бросился к ней Ванечка. - Не надо этого делать, это совсем молодой куст.
- И ты туда же? - капитан бросила на него сумрачный долгий взгляд и вдруг разрыдалась.
"Что-то везет мне сегодня на слезы", - подумал Ванечка и принялся утешать Маклоски, что в принципе было довольно приятным занятием, поскольку капитан обладала прекрасной фигурой и не только.
- Вы не так меня поняли, - говорил Ванечка, осторожно гладя Маклоски по спине. - Из этой конопли получатся прекрасные веревки, а без них наша корма улетит".
И это было правдой. Корабль их по неизвестным причинам переломился, и теперь кормовую часть удерживали только сплетенные Ванечкой веревки. Дело в том, что в корме обитал впавший в нирвану Махендра, и Ванечка иногда заходил проведать астрофизика, больше теперь напоминавшего кота Шредингера и внешне и внутренне, если вы, конечно, понимаете, о чем это я.
- Пойдемте лучше ко мне, капитан, - предложил Ванечка. - Там можно присесть, да и вообще уютнее. Здесь недалеко, вон за тем кустиком.
Маклоски подняла на него заплаканные глаза и кивнула.
- А у тебя и, правда, хорошо, - огляделась она, едва они вошли.
Ванечка же восхищенно оглядывал ее фигуру.
- А это что? Иконка? - спросила Маклоски. - Чудная.
- Да, православная, - пояснил Ванечка. - Бабушка подарила. Очень помогает сосредоточиться, если по утрам сесть с ней перед открытым на восток окном и хотя бы немножечко помолиться.
- Правда? - удивилась Маклоски, по-новому посмотрев на Ванечку.
А тот воодушевился, что его слушают, и решил поделиться с прекрасным капитаном своими соображениями.
- Видите ли, мне, кажется, что мы просто слишком удалились от Бога, и потому ничего не стало. Нам просто надо найти к нему дорогу. Правда, здесь нет окна и непонятно, где восток.
- Ну а если мы слишком далеко удалились? - усмехнувшись, пристально посмотрела на Ванечку Маклоски.
- Слишком не бывает, - убежденно ответил Ванечка. После всех разочарований он вновь обретал веру. - Адам и Ева тоже пытались спрятаться, но всегда есть дорога назад. И мы можем попробовать, как они.
- Но я-то совсем не Ева, - рассмеялась капитан Маклоски, преобразившись и похорошев на глазах. Она вынула заколку и встряхнула локонами отросших волос, рассыпавшимися по плечам. - Меня зовут Алиса.
- Мне всегда нравилось это имя, - как можно убедительнее сказал Ванечка.
Капитан Маклоски лишь едва заметно улыбнулась и вздохнула. В глубине ее сердца все еще жила безответная любовь к бравому капитану Педерсену.