Прекрасные пирожки с рубленой бараниной - фирменное блюдо Левушки Дукатика. Есть их надо аккуратно, чтобы жир случайно не капнул, куда не надо. Но есть их надо обязательно. Как, впрочем, и множество других блюд, что готовятся у Левушки. Шутка ли сказать, здесь можно отведать и индейку с айвой, и утку под тестом, и баранину, тушеную с баклажанами, и фаршированную рыбу, и тефтели с орехами и изюмом, и различные штрудели, шербеты и халву на сладкое, и еще много всякой всячины. Лучшие люди наших мест посещают корчму Левушки Дукатика. А надо заметить, что наши Славные Славуны, это вам не Нямота Бестолковая или Крули Полянские. Так что к Левушке захаживают многие сильные и богатые.
Тем более, что кроме блюд с яствами у Левушки подают самые разнообразные напитки. И меды пенные, и пиво темное, и даже горилку горькую, так чтобы уставшая славунская душа развернувшись воспарила к закопченным высоким потолкам, чья копоть, правда, не видна в неверном свете факелов. А поскольку парить тяжелая славунская душа не приучена, то столы у Левушки стоят крепкие дубовые, дабы, падая, свернувшаяся душа не разнесла меблировку на кусочки.
А еще у Дукатика дают представления. По вечерам на многочисленные деревянные колонны корчмы вешают дополнительные факелы, в передней части перед кухней убирают столы и на освободившемся пространстве Милка Все Такое и Огнежка Недотрога под звуки лютен и виол отжигают такие веселые и забористые танцы, что души посетителей не в силах усидеть также пускаются в пляс и тогда Левушкина корчма весь вечер ходит ходуном, сотрясаемая биением пытающихся воспарить душ.
В такие вечера души сильных и богатых, отпущенные на свободу, становятся словоохотливее и откровеннее. И охочий до баб Ярилка Красно Солнышко, щупая грудастых девок, может сказать в пьяном умилении:
- Ах, вы Адочка и Цилечка, девочки мои кабацкие. Завалил я в чистом поле молодца, завалил от удали и силы. Так что выклевали молодцу вороны глаза, но отмстить мне теперь уже нельзя. Потому что по правде и по закону за смерть предводителя славунского отмстится всемеро!
И хохочет Ярилка от вина, и от танцев, и от жара женского. Потому что с тех пор как подпалил Ярилка с парой сотен крепких ребятишек гузам гузки, стали Славные Славуны еще славнее. Заинтересовался после того Ярилкой Красным Солнышком Хрюрик Хрен Поймешь, подарил ему в подарок амбар с овином, которых у самого Хрюрика без счета, то ли в благодарность за славу, то ли из опасения, что Ярилка их сам отберет. И даже говорят в заморском граде багрянородные заговорили про Ярилку как молодого и перспективного славунского правителя. А то, что одного только молодца Ярилка завалил, по его собственным словам - так это он образно и поэтически из чувства прекрасного.
И поддерживает Ярилку Хрюрик, наклонившись со штофом к столу:
- По закону, это ты хорошо сказал, Ярилка. Там где закон, там и порядок. А то велика и богата земля наша, а порядку в ней нет. Верно ли, я говорю, Абраша? - поворачивается Хрюрик к своему счетоводу Абраше Дебетовое Сальдо.
- Верно, верно, - отзывается Абраша, - а еще вернее будет, если закон будет поддержан идеей высшей справедливости.
Ярилка, пораженный глубиной абрашиных слов, задумывается, хотя на хмельную голову делать этого все-таки не следует, и даже девок забывает щупать.
Идей у Абраши много, потому и работает он счетоводом. Но большинство из этих идей то ли просто очень глубоки, то ли очень глубоко поганы, так что понять я их не могу.
Вот как-то, например, говорит мне Абраша, что хорошо было бы правителю славунскому деньги делать не из золота, ну а хотя бы из бумаги, тогда бы его казна всегда была полна, и сальдо было дебетовым.
"Это как же?" - отвечаю я. "Ты попробуй заставь Левушку Дукатика вместо золота бумагу брать".
"Ничего", - смеется Абраша. "Заставим. К тому же если все вокруг такие деньги брать будут и Левушка будет".
"Но ведь золота мало" - возражаю я. "Потому оно что-то стоит. А ваших бумажных денег, тьфу - пропасть можно наделать."
"Что ж" - отвечает Абраша "Это хорошо, что пропасть. Но давать мы их будем не просто так, а только в долг, чтобы отрабатывали. Работа всегда что-нибудь да стоит" - и хитро так, победно на меня смотрит.
А меня в дрожь просто бросает - чувствую, вершится прямо на моих глазах великое таинство - таинство гешефта. Про него мне как-то рассказал сам Абраша, когда в один из вечеров после особо зажигательной песни, оттаяв и похлопав Дукатика по руке, произнес:
- Ах, шинкарская твоя душа, и в бога-то ты веришь не правильно, но угодить умеешь.
Мне сразу стало интересно, почему это Левушка в бога верить не умеет. Ведь он хоть и кабатчик, а всегда держит свечку для бога зажженной и других так делать учит, если спрашивают, конечно.
- Да что богу эта свечка, - отвечал Абраша. - Здесь в этом мире бога нет, а есть только его непрерывные истечения.
И так он эти истечения интересно назвал, то ли цум-цум, то ли бум-бум. И объяснил, что хоть истечения и происходят от бога, но раз богом не являются, то обращаться с ними надо без особого почтения, а просто соответствующе с помощью таинств гешефта, открытых еще во время оно Папой Яшей. А важнейшим из этих таинств является дебетовое сальдо.
- Умный, ты человек Абраша, - сказал я в ответ на это, - А Левушку вот зря обидел. И бог его лучше и понятней твоего немощно трипперного, и мир его шинкарский совсем не хуже твоего, истекающе испражняющегося.
- Молчи, Максимка Писец, - холодно и зло прошипел мне Абраша Дебетовое Сальдо. - А то придет к тебе скоро песец, и не большой и пушистый, а бритый и сморщенный.
II
Хорошо после салата из сладкого перца, душистых трав и горячей утиной печенки, после приятно тающей во рту золотистой осетровой ухи перевести дух. Перевести дух, неспешно потягивая бархатное темное пиво и ожидая, когда подадут жаркое из баранины. В такие минуты философское понимание жизни неожиданно смягчается и древнее "хорошо" Писания становится весьма понятным. Чтобы добавить к этому "хорошо" еще и "красиво" (чьи смыслы в том же Писании неизбывно соседствуют) в такие минуты Левушка обычно устраивает песни и пляски. И убираются столы, и выбегают Милка с Огнежкой, и зажигают красиво. И суетятся беспорядочные хмельные мысли, и хорошо, и красиво, и все такое.
Но в этот вечер вместо девочек на освободившееся от столов пространство вышел сам Дукатик.
- Судари и сударыни, гости, - начал кабатчик. - Позвольте предложить вам вместо обычного угощения из танцев песни заезжего музыканта, навестившего наши прославленные Славные Славуны и согласившегося сыграть и спеть в моем скромном шинке. Поются песни под шпанскую гитару. Музыка хоть и заморская, но красоты необыкновенной. Давайте же поприветствуем музыканта.
Музыкант заезжий поднялся и встал возле Дукатика, приветствуемый настороженной тишиной - не очень-то любят у нас в Славных Славунах необычное и новое, по старинке-то да по накатанному оно ведь проще.
Музыкант сел на любезно поставленный Дукатиком стул. Положил на колени гитару - инструмент, похожий на большую виолу с шестью струнами. Только играть он на ней стал не смычком, а пальцами вдруг перебрал струны, как на лютне, и неожиданно глубокие звуки заморской музыки заструились по притихшей корчме, а музыкант запел сильным голосом.
Запел он чудные песни про далекие страны, где всегда тепло. Про ласковое солнце. Про желтые сладкие апельсины, что кидал влюбленный на мосту в ручей. Про нежную песню любимой. Про закат из багровых лучей, отражавшийся в тихом море. О глубоком небесном просторе пел заезжий музыкант. И звуки от его чудных песен просачивались под кожу и со странным зудом, казалось, врастали в душевную кровь и плоть.
А дальше совсем уж странные вещи стал петь заезжий гость.
О том, как вырастают крылья у любящей души. О том, что нет больше преград, и крылатые мчатся в тиши над морем и в небесную высь взмывают сильно и смело.
- Посмотри, оглянись, - пел музыкант - на утесы из мела, на золотые поля, на то, как прекрасна земля, как высокое небо бездонно, полюби и получишь законно два крепких белых крыла.
И так складно и ладно получалось все у музыканта, совсем не так как я про это пишу. А так как надо бы у меня просто не получается. Помню только, что необычная сладость охватила меня, да и не только меня, как потом выяснилось.
Но постепенно всякие сомнительные мысли начали потихоньку одолевать. То ли принесенная баранина своим пряным запахом вспугнула необычную благостность, то ли еще что явилось причиной. Но задумался я о том, как же можно любить землю и небо. В такие вот вечера в кабаке у Левушки, пожалуй, можно. Но попробуйте полюбить славунские землю и небо осенью на открытом воздухе, когда дождливо и туманно и грязь вокруг непролазная. Трудно, если вообще возможно. А люди? Разве позволит себя любить Абраша? Подвох какой-то почувствовал я в песне. Красоту обманную.
И сразу же сладость исчезла из песни и появилась в ней грозная тревога. И музыкант пел уже про то, как грозный король гишпанский, безжалостный к врагам, издал указ великий, что бедным летунам на каждый полет разрешенье необходимо особое, ведь важен везде учет и наказанье суровое будет ждать провинившихся. Уменьшилась в мире любовь, и крылья отвалившиеся носились пухом белым над буранным морем, и горькие лимоны кидали в ручей от горя.
Музыкант замолчал. И снова тишина повисла в корчме, все-таки люди у нас больше привычны к хмельным пляскам да песням, а не заморскому музицированию.
И тут поднялся Ярилка, хлопнул себя по ляжке:
- Красиво, кобзарь, необычно, а красиво, леший тебя задери. Только вот объясни, гостю заезжий, почему это от твоих песен у меня по всей коже зуд. Словно что-то прорасти пытается, а прорасти не может.
Поклонился заезжий музыкант:
- Верю я, великий правитель, что не просто сказки пою, что, в самом деле, были когда-то люди крылаты. И верю, что есть такие песни, которые помогут вспомнить людям про крылья, и они не будут бояться летать.
- Чудная у тебя вера, - ухмыльнулся Ярилка, - а, впрочем, она нашему славунскому веселому питию не мешает.
- А вот если вера твоя поможет крылья отрастить - то это здорово будет, - сказал Ярилка и добавил, что тогда он устроит то ли авиацъю, то ли девиацъю - не помню точно, настолько мудреные слова Ярилка сказал.
Но тут поднялся Хрюрик:
- Какие такие крылья? Не по закону людям крылья иметь. И как прикажете порядок поддерживать, если всякому вдруг летать вздумается? Нет, закон и порядок это наше все. И никаких крыльев!
- Подожди, княже, - снова вступил Ярилка, - В последнее время что-то хазары осмелели, скоро совсем проходу нам давать не будут. Ни на Кулички тогда бесплатно поохотиться не съездишь, ни в Тьмутаракань позагорать. А вот, если их с воздуха, тогда другое дело.
- Никаких крыльев, - отрезал Хрюрик, - я пока князь и я в ответе за порядок. Как летунов будешь отлавливать, если что, да и сальдо с крыльями трудно подбивать. Верно, я говорю, Абраша?
- Верно, верно, - в задумчивости ответил Абраша. Видно не успел еще подсчитать все прибыли и убытки, которые могут принести человеческие крылья.
- А с хазарами и так справимся, - завершил свою речь Хрюрик.
- То-то ты хорошо с гузами справлялся, - хмыкнул Ярилка.
- Нормально, - поднялся из-за стола Хрюрик, - зато сейчас кое-кто может узнать, как я с местными буянами справляюсь.
- Ну-ну, - сказал Ярилка и тоже поднялся из-за стола.
И понеслась. Какая же кабацкая вечеринка без пьяной драки. Ну а когда дерутся сильные, то это означает, только, что драка сильной получится и, следовательно, особо запоминающейся для всех, кто в ней поучаствует. Поэтому я поспешил выбраться из кабака - ведь с Левушкой я и в другой раз расплатиться мог.
III
Хрюрик с Ярилкой бушевали несколько месяцев - спалили много амбаров с овинами и много молодцов положили. Потом замирились. Абраша посчитал Хрюрику сколько он амбаров с овинами недосчитался за эти месяцы, и скольких еще не досчитается в случае чего. Ярилка тоже подустал и задумался - возни много, а славы никакой не прибавляется. Виноватым за случившийся погром и беспорядок назначили по абрашиному совету Овцепаску, а сами сообща отправились хазаров лупить, чтобы выплеснуть накопившуюся ярость.
Естественно отлупили, ярости-то много накопилось. Отлупив, обратно отправились, прихватив хазарское золото да серебро. А Ярилка еще и прынцессу хазарскую Атех прихватил. Понять его можно. Ведь прынцесса та не простая, днем свет божий затмевает, ночью землю освещает, месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит. В-общем влюбился парень, успокоился. Стал спокойно дожидаться, когда Хрюрик помрет. А прынцесса Ярилку стала по голове гладить, сны его объяснять, да по звездам гадать.
Хрюрик тоже успокоился. Мирно теперь стареет, да амбары с овинами новые строит, с Абрашей советуясь.
Абраша тот сильно поднялся. И стал еще больше в один рот кушать. Теперь у него уже давно даже не сальдо, а одно сплошное эльдоральдо. Списался Абраша с заморскими счетоводами Скаловалом да Красным Щитом, хотят они вроде бы всему миру одно большое дебетовое сальдо устроить. Правда, я в этом мало понимаю.
Да вот еще у нас какие изменения в Славных Славунах произошли. Понаехали вместе с прынцессой Атех к нам хазары. Хазары-то они хазары, а как приглядишься поближе, то татарин, то жидовин получаются. Прямо наваждение какое-то. Стали хазары Ярилке советовать веру славунскую сменить. Дескать, стар уже стал наш Славик Славиковский, не так уже громко и красиво с главной башни кричит про то, что мы трижды славные и еще разок горделивые. А когда не очень здорово про такие вещи кричат, то и верится уже с трудом. И надобно вроде бы веру ту обновить.
Татары хазарские говорили, что они муэззинов к нам на башню привезут, и научат тому, как хорошо бога, а заодно и самих себя славить. Жидовины хазарские обещали вместе с верой своей всякие великие премудрости земные раскрыть. Да только вот какая закавыка получилась, татарам тем горькую пить нельзя, а жидовинов хазарских просто в целом мире никто не любит, как и нашего Абрашу. Так что не спешит Ярилка веру менять, просто слушает хазаров, да с прынцессой ихней кувыркается.
Левушка Дукатик тот помер уже, так что с корчмой теперь сынок его управляется.
И я чувствую, что вскоре за Левушкой вслед отправлюсь, так как в голове у меня с того вечера все музыка заморская про летунов играет. Все пытаюсь я понять, в чем же обман там заключен. И чем больше думаю, тем сильнее музыка играет. Чувствую, что думать про это не след. А думаю и думаю, так что даже умом, вроде бы трогаюсь. Потому что временами понимаю даже, что никакого подвоха и нет, а могут люди все-таки летать, просто боятся. И чувствую, что вскоре от таких мыслей, по нашим славунским поверьям придет ко мне песец, и хорошо, если будет он большой и пушистый, а не бритый и сморщенный.