Весна отменялась. Не пели птички, деревья стояли голые, и часами напролёт шли хмурые тоскливые дожди. В-общем душу Иннокентия заполнила осень, несмотря на то, что за окнами кафе бушевало солнце. Хотелось выпить. Но Иннокентий боролся с этим желанием. Во-первых, из-за раннего часа, во-вторых, из-за вдруг закравшихся подозрений в том, что он самый настоящий алкоголик. Скоблянка, предложенная официанткой в качестве восхитительного, так бы сама и съела, блюда, оказалась безвкусной. А прожитая и самое главное проживаемая жизнь - пустой. Только сплетни в виде версий, черви сомнений и почестей игла.
- А вот в этом ты не прав, - вдруг услышал Иннокентий. - В твоей жизни есть ещё бесконечная погоня за деньгами.
Дзинь!!! Возвышенная рефлексия Иннокентия разлетелась вдребезги от столкновения с глупой действительностью. Напротив сидел Семён.
- Ты откуда взялся? Я ведь не пил нисколько, чтобы всякие рефаимы являлись.
- А это и не обязательно. Принятого ранее вполне достаточно, - усмехнулся Семён.- Что ты мучаешь тарелку? Не ешь, если не хочешь. Смотреть противно.
- Не смотри, - пожал плечами Иннокентий, - тебя никто не звал.
- Снова ошибаешься. Мы, рефаимы, ответственные товарищи. Не бросаем тех, кого приручили. Твоя душа болит, и я её вылечу.
- Что ты знаешь о душе? - отмахнулся Иннокентий.
- Всё. Гони прочь уныние. Оно разрушает душу. Очисти мысли. К чему печалиться об одной красавице, когда дома ждёт другая?
- А-а-а. Прочёл уже мысли! Ну, тогда прочти тоже, что мне совсем не хочется возвращаться к той, что ждёт. И ждёт она меня вовсе не дома. А в чьём-то чужом пентхаусе, превращённом в бардак.
- Что, так и бросишь Кристину вечно ждать тебя с работы? Она это заслужила?
Иннокентий только вздохнул: - Классно душу вылечил! Просто блеск!
- Тише, тише парень. Я нотации читать не собираюсь. Не хочешь, не надо. Но так убиваться даже из-за Софьи, честное слово, не стоит. Лучше добейся её, а я помогу. Верность свою и любовь, я думаю, ты докажешь ей сам. Ну, а чтобы обрести силу и удовлетворить и женскую алчность, и женское тщеславие, совмести свою душу с духом этого века, и ты получишь всё, что пожелаешь.
- Как это?
- Так это. Я научу, ведь дух этого века - наш дух, рефаимский. Что надо женщине помимо любви, верности и доброты? Богатства, которым ты мог бы поделиться с ней и её потомством, а также общественного положения, которым она могла бы хвастаться, как новыми платьями.
- У меня нет ни того, ни другого, - усмехнулся теперь уже Иннокентий, закончив ковырять скоблянку и сделав ручкой официантке, чтобы несла счёт.
- Так ведь научу как приобресть.
- Только душу надо будет продать? - ухмыльнулся Иннокентий.
- Дурак. Ой, Дурак! Кому нужна твоя душа, когда за ней нет ни гроша? Поэзия, однако. Научу безвозмездно, то есть даром. Только, чтоб душу твою бедолажную вылечить.
Иннокентий хотел было возмутиться бедолажной душой, но тут подошла официантка.
- Как скоблянка, понравилась?
- Да, конечно, - соврал Иннокентий. В конце концов, он часто ходил в это кафе и не сомневался, что официантка искренне поделилась понравившимся блюдом. А разрушать эту искренность откровением о своём, может быть, извращённом вкусе, посчитал невежливым. О вежливость - мать лицемерия! И как много ценят искренность лицемеры!
Но, впрочем, не стоит делать пространных отступлений в век интернета, балующего великим разнообразием и отвращающего от любого затянутого текста. "Темпо, темпо! Аллегре, аллегре"! - как пишут музыканты. Попробую последовать этим рекомендациям, хоть и не понимаю ничего в музыке.
План по завоеванию Софьи оказался прост. В Греции, на Санторине, проводилась конференция, посвящённая финансовым рынкам Восточной Европы. На конференцию отправился Иннокентий, а также полетела Софья. О своевременном отбытии обоих фигурантов позаботился Семён, задействовав каких-то своих таинственных знакомых.
Самолёт из Внуково стремительно уносился на юг над облаками, залитыми солнцем. В разрывах облаков виднелись зеленеющие молодой сочной травой степи Новороссии, и быстрая тень самолёта неслась по лугам, холмам и пригоркам, а затем и сменившей их болотистой дельте Дуная и придунайским полям, а затем и неровным колючим Родопам, взметнувшимся ввысь навстречу самолёту, так что зелёные ёлки втыкались прямо в небо. Облака исчезли. А потом за вдруг оборвавшимися горами появилась ласковая синева Эгейского моря.
К обеду, предложенному авиакомпанией, Иннокентий заказал маленькую бутылочку красного вина, а затем ещё одну. И от древнего рефаимского напитка, усиленного высотой, у него, наконец, развязался язык.
- Простите, Софья, - обратился он к прекрасной брюнетке, сидевшей через проход от него. - Вы, наверно, меня не помните.
- Отчего же, - возразила брюнетка, улыбнувшись. - Прекрасно помню, как вы умирали на презентации в Национале.
- Неужели? - смутился Иннокентий, но продолжил. - Сегодня я живой. Вы в Грецию по делам или же отдохнуть?
- На конференцию по финансам, в Санторини.
- Вот так совпадение! - изобразил удивление Иннокентий. - Я лечу туда же. Составите компанию?
И они скрасили беседой перелёт до Афин. А затем вместе ждали пересадочный рейс. Иннокентий развлекал желанную попутчицу, как только мог. Да так успешно, что три часа пролетели незаметно и прямо в афинском аэропорту они перешли на "ты". После ещё одного короткого перелёта в игрушечном аэропорту Санторина их встретило такси. Мимо замелькали ярко высвеченные солнцем белые-белые домики с синими дверями и синими оконными ставнями. А во дворах и проулках рдела лилово-красная бугенвиллия. И вокруг оживала Греция с рекламных открыток и картин художников. Та Греция, которую вы не сможете найти ни в её больших городах, ни где-нибудь на материке, а только на Кикладских островах, чьим средоточием и является Санторин.
По пути от аэропорта к Фире, куда отправилось такси, вдоль постепенно поднимающейся дороги потянулись странные виноградники. Большие венки виноградной лозы, сплетённой так для устойчивости к беспокойным морским ветрам и защиты ягод от жгучего солнца, по-весеннему сочно зеленели, лёжа прямо на чёрной вулканической земле. Между венками ни травинки. Кругом ни деревца. Только низенькие изгороди, сложенные из камней. Да вдалеке, словно башни-руины, виднелись остовы давно заброшенных ветряных мельниц. И надо всем этим с левой стороны высилась громада скалистой безлесной горы пророка Ильи.
Здесь, наверху, в царстве солнца и неба остров жил уже предвкушением будущей жары. Одуряющее тепло окутывало тело и душу. Нагнувшись к попутчице, чтобы поделиться окружающими красотами, Иннокентий вдруг вдохнул карамельную свежесть морозного воздуха и обомлел. Ах! Сработало приворотное зелье мадам Диор! Контрольный выстрел! И Иннокентий окончательно и бесповоротно пал под чарами обольстительницы Софьи.
А в Фире - столице острова - ждала кальдера. Отель располагался прямо на краю трёхсотметрового обрыва и из окон номеров открывался бесподобный вид. Белоснежные круизные лайнеры в голубой воде кальдеры казались детскими игрушечными корабликами с тщательно выполненными деталями. Игрушечные же паромы и спидбоуты спешили к главной пристани острова - Афиньос. Совсем миниатюрные яхточки катали туристов, подвозя их к противоположному острову Фирасия с одноименной белоснежной деревушкой с почти невидимыми отсюда, из Фиры, домиками и к необитаемым невысоким островам Палеа и Неа Камени, Древле- и Ново- сожженным в русском переводе, чтобы насладиться нереальными лунными пейзажами и искупаться в термальных источниках возле островов.
Просторы завораживали и успокаивали. Величественная красота заставляла медитировать, но человек плохо приспособлен для общения с вечным. Заурчавший желудок дал понять, что пришло время познакомиться с греческой кухней. В отеле есть не хотелось, Иннокентий выбрался на узкие улочки Фиры, заполненные гомонящими, восторженными туристами. Свернул в какой-то переулок, ни разу не претендующий на виды кальдеры, и увидел кафешку с местными, присутствие которых навевало мысли о недорогой и вкусной еде. Для первого свидания вполне подошли греческий салат с густым оливковым маслом, дзадзики и фаршированная чем-то сырным каламария - кальмар. Всё оказалось очень и очень даже. Закончил Иннокентий прохладным, бодрящим и освежающим фраппе. В качестве комплимента принесли рюмочку узо. Иннокентий пригубил. И ах! Никогда не пейте эту анисовую дрянь, даже ради встречи с рефаимами. Скажу вам по секрету - только греческой душе доступна прелесть этого приторно сладкого словно микстурка и одновременно сильно алкогольного напитка. В-общем пришлось Иннокентию запивать узо ещё одним фраппе на вынос.
Так с кофе наперевес он двинулся регистрироваться в конференц-центр имени Петра Номикоса, чтобы на фоне вечной красоты заняться вечным человеческим вопросом - финансами. Получив программку с указанием сессий, фамилиями докладчиков и временем английских дебатов, Иннокентий встретил Софью. И поспешил поделиться радостью первооткрывателя Фиры, увлёкши девушку в белоснежные переулочки городка, с его смешными белыми арочками, неровными низенькими белокаменными заборчиками по пояс, одинокими дверями над обрывом, казалось бы ведущими в никуда, но зачастую скрывающими лестницы в троглодитские отели в обрыве, засохшими венками из виноградной лозы на стенах и заборах, рассохшимися рыбацкими лодками во дворах на трёхсотметровой высоте и прочими бесконечно милыми фенечками кикладской души, из ничего создающей красоту посреди красоты.
А вечер они встретили в одном из ресторанчиков с видом на кальдеру. Солнце падало вниз, окрашивая золотым дощатые белые столы и стулья. Золочёная синева неба и моря отражалась в зеркалах в кованой оправе, висящих на стене веранды. Ароматное сочное клефтико из молодого барашка заползало в ноздри и таяло на языке. Они пили священное сладкое вино острова, ели сочную греческую пахлаву с миндалём и грецким орехом, истекающую сиропом и медовые кадефи, запивали сладости маленькими чашечками горячего кофе, на шоколадной гуще которого можно было нагадать всё счастье мира. А солнце спускалось всё ниже, пока не скрылось совсем за Фирасией, оставив багрянец только высоко в небе. В ресторане зажгли свечи, а Иннокентий взял руку Софьи в свои, погладил её запястья пальцами и прошептал в близкое, нежное розовое ушко.
- К чёрту, к чёрту эту конференцию! Зачем она здесь на острове красоты и любви? Ведь Афродита только родилась на Кипре, а жила она здесь, на Санторине. Красота и любовь правят здесь. И надо наслаждаться ими! Завтра вечером мы поедем в Ию, там солнце падает прямо в море, и закаты божественно красивы! А днём мы будем купаться. И плевать, что море ещё холодное, мы будем купаться в горячих источниках! Мы будем кататься на яхте, и словно спартанцы обозревать безбрежное море с горы Меса Вуно. Да, Соня, да?
А какой-то самодеятельный артист в ресторане пел песню Демиса Руссоса:
From souvenirs to more souvenirs I live
With days gone by when our hearts had all to give
From souvenirs to more souvenirs I live.
И перевод не требовался, и так было понятно что:
За сувениром вновь сувенир - вся жизнь,
В счастливых днях попробуй, задержись,
За сувениром вновь сувенир - вся жизнь.
"Я смогу, я буду, задержусь"! - убеждал сам себя Иннокентий. А мягкие и горячие губы Софьи оказались медовыми на вкус под стать священному вину острова - Винсанто. И эта сладость манила, манила, пьянила. Вот только внутри вдруг воспоминание резнуло.
- Слушай, Сонь, а кто был тот импозантный господин в Национале, с которым ты ушла?
- Какой господин? А Филипп, что ли? Так это мой начальник.
- Начальник? И ты его это не...?
- Что это? Ты уж никак ревнуешь? Права-то никакого не имеешь. Да, успокойся, успокойся, - звонко рассмеялась Софья. - Разве можно любить человека по имени Филипп?
"Действительно", - тоже внутренне рассмеялся Иннокентий. "Разве можно любить человека по имени Филипп"?
И ночь накрыла звёздным покрывалом остров. А на следующее утро ни Иннокентий, ни Софья не пошли на конференцию, а спустились по пятьсот восьмидесяти семи ступенькам к старой пристани Фиры, где сели на яхту "Ясон". Вулканические острова Камени только с обрыва Фиры выглядели маленькими и невысокими. Вблизи всё оказалось гораздо внушительнее. И чтобы взобраться в центр безжизненного лунного пространства Неа Камени пришлось изрядно попотеть. После чего погружение в горячие источники у Палеа Камени оказалось вдвойне приятным, позволяя омыть тело и расслабиться в тёплой минеральной воде. Иннокентий сиганул в море прямо с борта яхты. Вода взбодрила холодом, заставив поспешить к источникам, где он согрелся, дожидаясь Софью, повёдшую себя куда как осторожнее и спустившуюся в море по лесенке на корме, лишь когда яхта подошла вплотную к источникам. Закончив экскурсионную программу, они не стали возвращаться в старый порт Фиры - Ормос, а сошли с яхты в Афиньос - главной пристани Санторина, сели на микроавтобус до Камари и, взобравшись по впечатляющему серпантину на обрыв и затем потихоньку спустившись на другую сторону острова, в конце концов добрались до пункта назначения. Там Иннокентий арендовал квадроцикл, на котором по ещё одному серпантину они поднялись на гору Меса Вуно, чтобы посетить основанную спартанцами Старую Фиру. Но опоздали. В седловине между закрытыми кассами Старой Фиры на Меса Вуно с одной стороны и военными радарами на вершине горы пророка Ильи с другой стоял обшарпанный белый автобус с полустёртой красной надписью "Coca Cola" на боку. А кругом ни души. И как только затих двигатель квадроцикла, воцарилась звенящая тишина неба, моря и скал. Прямо перед ними лежали долина Периссы и море за ней с одинокой яхтой вдали, кажется, под насмешливым пиратским флагом. Позади остался серпантин, ведущий в Камари. И если повернуться в ту сторону, то за Камари виднелся кусочек аэропорта, а за Меса Вуно, если ещё потом выгнуть голову вправо, далёкий скалистый остров Анафи.
- Закрыто, - пробормотал Иннокентий, бредя назад от касс. - Жаль. Там должны быть чудесные виды. Представляешь обрыв, безбрежное море, залитое солнцем, и всё это великолепие созерцает Клеопатра, высматривающая парус своего Антония!
- Клеопатра тут никогда не бывала. Но гарнизон и флотилия Птолемеев стояли. А виды и вправду открываются великолепные. Впрочем, как и всюду на острове, - произнёс непонятно откуда взявшийся незнакомец. Из-за автобуса что ли вынырнул? По крайней мере, ни Софья, ни Иннокентий не заметили, откуда он появился посреди полнейшего безлюдья.
Лимонного цвета пиджак, элегантный до ужаса. Седые волосы зачёсаны назад. Длинный, тонкий, волевой профиль. Из-за пиджака Софья почувствовала, что перед ней иностранец, несмотря на его чистейший русский язык. Ну не могут русские мужчины так органично носить лимонные пиджаки.
- Вы местный гид? - насмешливо сощурился Иннокентий.
- Пожалуй, что и гид, - согласился незнакомец. - Иногда, для развлечения.
- А для нас проведёте экскурсию? - поинтересовался Иннокентий.
- Можно, - кивнул незнакомец. - Что хотите посмотреть?
- Всё, - совсем обнаглел Иннокентий. Самоуверенный незнакомец ему не нравился.
- Ну всё, так всё. Это можно. Начнём с развалин Старой Фиры? Вы, кажется, туда хотели попасть?
- Да. Но там вроде бы закрыто.
- Нет проблем. Просто проходите под шлагбаумом.
Иннокентий опешил.
- Как под шлагбаумом? Это всё-таки древний античный город! Нет. Спасибо за отзывчивость. Но нам не нужны неприятности. Пойдём, Соня.
- Да постойте же, - улыбнулся незнакомец. - Вы меня не так поняли. Всё абсолютно законно.
- Янис! Янис! - громко позвал он. И откуда-то сверху появилась фигура загорелого смотрителя.
- Ясу, - отозвался незнакомец, и они перебросились о чём-то парой фраз на греческом. После чего смотритель с улыбкой поднял шлагбаум, широким радушным жестом пригласив Иннокентия с Софьей пройти.
- Ну же! Смелее, - подбодрил незнакомец. - Путь открыт.
И, решившись, они зашагали вслед за незнакомцем мимо шлагбаума дальше вверх на Меса Вуно в древний спартанский город.
- Посмотрите налево, - привлёк их внимание незнакомец.
- Эти несколько камней - остатки святилища Артемидора. Так звали адмирала греческих фараонов Египта - Птолемеев, жившего здесь. Посмотрите на животных, высеченных на камнях: дельфина, льва и орла. Обычно их толкуют как священные символы Посейдона, Аполлона и Зевса. Это верно для греческого классического и эллинистического периодов, того времени, когда адмирал построил это святилище. Но символы, изображённые здесь, гораздо древнее греческой культуры и ведут своё происхождение отсюда, с Санторина. Для понимания значения Санторина в истории человечества приведу маленькую справку. Выходцы из Санторина заселили Крит и стали причиной его культурно-экономического подъёма, произошедшего более чем четыре тысячи лет назад. Шумеры и Египет только начинали строить свою цивилизацию, а могучий остров Санторин, тогда называвшийся Стронгеле, круглый остров, уже содержал большой флот из сотен кораблей, достигавших берегов Америки и перевозивших поселенцев в многочисленные колонии острова в Северной Африке. Жители острова прекрасно ориентировались по солнцу и звёздам, чтобы осуществлять трансатлантические плавания и создавали точнейшие карты мира, одну из которых с изображением Америки и Антарктиды гораздо позднее нашли в Стамбуле в собрании карт великого средневекового турецкого адмирала Пири Рейса. Остров украшали судоходные внутренние каналы, многочисленные мраморные статуи и храмы, а также священная стела и городские стены из легендарного металла орихалка. Другими словами, Санторин был одним из древнейших культурных очагов мира - той легендарной Атлантидой, которую описал Платон.
Иннокентий слушал разворачивающееся перед его внутренним взором величественное историческое повествование, смотрел на несколько жалких обломков каменной кладки с рельефами животных и никак не мог соотнести одно с другим. Наверно испытываемый скепсис отразился в его взоре. Потому что незнакомец внезапно прервал свой грандиозный экскурс и усмехнулся.
- Конечно, эти жалкие каменные руины не имеют никакого отношения к Атлантиде, так как святилище воздвигли более чем через тысячу лет после гибели древнего острова Стронгеле, колыбели атлантов. Более чем через тысячу лет после страшнейшего извержения вулкана и двухсотметровых цунами, разрушивших Стронгеле и ввергнувших цивилизации Средиземноморья в тёмную эру. Но символы остались в культуре и живут до сих пор. Значение их затуманилось спустя столько эпох, но посвящённым известен изначальный смысл. Символику атлантов знали и во времена эллинизма, хотя и немногие, например, пифагорейцы и участники элевсинских мистерий. Так, дельфин действительно с незапамятной древности символизировал Посейдона. Но Посейдон для атлантов означал не просто бога, одного из многих. А бога, стоявшего в начале всех начал, подателя благ, устроителя мира и их священного острова Стронгеле. Бога - источника знаний и культуры атлантов. Не знали тогда люди ни Зевса, ни Аполлона. Не родились тогда они ещё. А лев и орёл - это древнейшие символы царской власти. Причём обожествлённой царской власти. Так как Посейдон взял в жёны земную женщину и царский род атлантов имел божественное происхождение и соответствующие символы: льва - самого могучего зверя на земле, и орла - самого могучего зверя в небе. Оба этих животных также символизировали вышний небесный, солнечный мир, куда должны были попасть божественные цари после смерти. Изображение же трёх животных вместе: дельфина, льва и орла означает согласно древней символике единение бога, обожествлённого человека и его божественной царской власти судить весь мир, судить о причинах и следствиях происходящего в мире.
Пока новоявленный любезный гид вещал о древних символах и их значении, узкая тропинка, по которой шла троица, расширилась, перейдя в центральную улицу древнего города, и вывела на центральную площадь города - Агору.
- Взгляните направо, - продолжил экскурсию их таинственный гид. - Вы видите три римские трибуны, а рядом широкая лестница ведет к храму Диониса эллинистического периода.
- Кстати, что вы знаете о Дионисе? - обратился незнакомец к Иннокентию и Софье.
- Греческий бог вина, - пожал плечами Иннокентий.
- И это всё?
Несмотря на явные любезность и радушие, Иннокентия раздражал их новый гид, его ненавязчивый, но уверенный контроль над ситуациями. А больше всего Иннокентия, пожалуй, раздражало то, что древние фантастические мифы тот выдавал за реальную историю. При этом знание мифов относил вроде как к просвещённому знанию и ставил в заслугу.
- Поймите это важно. Ведь для древних миф был самой историей. И только поняв историю предков, то есть миф, человек может понять себя и современный мир. Ведь мир, человеческий мир создан не вчера и многие мысли и идеи думаются и устраиваются в нём поколениями людей. Так что Буратинам с коротенькими мыслями, ни осознать себя в мире, как следует, ни занять в нём достойное место не суждено.
Этот пассаж добил Иннокентия, сильно поколебав его внутреннее равновесие. К тому же он не хотел ударить в грязь лицом перед Софьей. Так что, уже не сдерживаясь, на взводе, он вывалил всё, что не так давно узнал о Дионисе от Семёна. О весенних празднованиях в честь Диониса и театре, произошедшем от пьяных любовных оргий-вакханалий, регулярно случавшихся при праздновании весны. Об отождествлении греческого Диониса с Баалом Финикии и Ханаана. О власти этого Диониса-Баала над древними рефаимами-титанами, покоящимися до поры до времени в Шеоле-Аиде. О смерти самого Диониса-Баала и его весеннем воскресении.
- Браво! - в искреннем восхищении захлопал незнакомец. Так что Иннокентий несмотря на всё своё раздражение и скепсис, почувствовал себя польщённым.
- Браво! Только следует добавить, что Дионис родился здесь на Санторине, в Атлантиде. Он был первенцем бога атлантов - Посейдона, рождённым от обычной смертной женщины - Клейто. Здесь на Санторине, в сердце Атлантиды Дионис вывел первую в мире домашнюю культуру винограда и создал первое в мире вино - священное вино атлантов и Санторина. Потом культура винограда и пития распространились по всему миру, особенно после отъезда Диониса вместе со своей женой Афродитой в Библ, в Ханаане, где его из-за божественного происхождения и мудрости прозвали господином - Баалом.
- Стоп, стоп, стоп! - Иннокентий почувствовал, как его мозг просто выносит своим бредом самозваный гид. - Я ещё не полный идиот. Не может Санторин быть Атлантидой, так как согласно Платону остров атлантов превышал величиной Ливию и Азию вместе взятые. Дионис - сын Зевса, а не Посейдона, и жену Диониса звали Ариадной, а не Афродитой. Да и в целом культура Ханаана древнее греческой, и греки заимствовали у хананеев и их потомков - финикийцев и культурно-экономические достижения и носителей культуры - богов. Так что всё вами сказанное не более чем полная чушь. Пойдём Соня, ни к чему нам такие экскурсоводы!
- Прости их господин, отец моего господина, ибо не ведают, что говорят, - раздался вдруг за спиной Иннокентия знакомый голос.
- Семён? - удивился Иннокентий, обернувшись.
Из руин верхнего, лежащего над агорой квартала, спускалась знакомая массивная фигура рефаима. Пригревшиеся на камнях многочисленные ящерки порскали в разные стороны от его тяжёлых шагов.
- Семён Семёныч? - изумилась вслед за Иннокентием повернувшаяся Софья.
- Он самый, - ухмыльнулся Семён.
- Не кипятись, Кеша, - похлопал он по плечу раздражённого Иннокентия. - На все твои, скажем так, не слишком продуманные замечания есть обоснованные, глубокие и мудрые ответы. Но всему своё время. Позволь прежде тебе представить твоего собеседника. Хананеи звали его Прекрасным и Мудрым, Котару-ва-Хасис, их потомки финикийцы просто Хусором, а греки и атланты-минойцы называли Посейдоном.
Бывший незнакомец, он же Хусор, он же Котару-ва-Хасис, он же Посейдон, кивнул опешившему, потерявшему дар речи Иннокентию в знак приветствия.
- Очень приятно, - услышал оцепеневший Иннокентий мелодичный голос Софьи. - Я Софья, а этот невоспитанный, но милый грубиян - Иннокентий.