Граф Август де Брин, владетель Оз'де Бриньон, был не самым последним рыцарем, скорее даже наоборот, одним из первых. По всем странам разлетелась его слава, чтоб вернуться уже в виде многочисленных песен и баллад, сложенных о его доблести и его подвигах. Им восхищались женщины и мальчишки, ему завидовали мужчины, и даже скупые ростовщики-евреи встречали его почти как равного в своих темных лавках.
Жак Рокфо по прозвищу Плут был никем. Его густая грязная шевелюра скрывала клеймо на лбу - память об лионском палаче, оставляемую по приказу безжалостного местного шерифа всем пойманным ворам. Другому вельможе, бухарскому султану, достались его большие пальцы рук.
Ничего общего между этими двумя не было да и быть не могло б, если б кому-то наверху (тому, в кого верил рыцарь и кого не боялся наш вор) не вздумалось подшутить. В итоге Плут, в одну из ночей пробравшийся на постоялый двор у Головного тракта, перерезал нашему сеньору горло иззубренным мясницким ножом, прихваченным там же, на кухне этажом ниже. Этот поединок не вышел ни особо зрелищным, ни особо честным. Просто вору повезло наткнуться на нашего героя когда тот спал, наповал сраженный очередной устроенной в его честь дружеской пирушкой.
К чести победителя надо сказать, что руки его не дрожали ни в сам роковой момент вершения судьбы, ни позже, когда погрузились в найденный под подушкой графа внушительный мешочек, туго набитый золотыми монетами. Нет-нет, не дрожали руки его, только лишь лоб покрылся испариной, да почему-то безостановочно дергалась щека.
Но и это прошло к утру, которое вор встретил уже далеко-далеко от места своего величайшего триумфа. Он устроился под старой осиной на поляне, что приютилась в самой глухой чаще леса. Долгие лье непроходимых зарослей, оврагов, болот и диких зверей отделяло его от взглядов завистников, и ни всполошившаяся стайка птиц, ни колыхнувшаяся травинка не могли выдать его. Наверное, мог бы нездоровый блеск глаз, но и он не выдал.
Плут сидел на корточках перед высыпанной прямо на землю кучей золота и, кажется, даже не моргал. Но кто бы знал, что творилось у него в голове! В этот час он, неграмотный и видевший в своей жизни мало что стоящего, мог бы посрамить любого из признанных гениев античности. Мысли его текли с замечательной быстротой, причем не по одной, а как-то все сразу, скопом. Он думал о дочери спившегося мельника, Анне - грязной потаскухе и жадной до денег твари, которая вот уже как год отшивала все его домогания. Самое обидное, что только его. Еще ему виделся их угловой столик в корчме "Старая сова". Он представлял себе ошарашенные лица собратьев по ремеслу и те несметные кружки пива, что он будет раз за разом небрежно заказывать на всю компанию. И изрытую оспой, угодливую физиономию Копченого Ру - хозяина корчмы.
Перед его глазами проплывали причудливые одеяния, шляпы с огромными перьями, дамасские клинки изумительной отделки и ослепительные бриллианты - каждый величиной с кулак. Он даже увидел свою берлогу, где изредка коротал одинокие ночи, но увидел ее не привычным грязным клоповником, а чистой и прибранной - с половицами на хорошо утоптанном полу, с пахнущим деревом только что выскобленным столом и занавесками на окнах. Он сидел и улыбался - мило и непосредственно, как ребенок - и только неумолимое время равнодушно проносилось мимо. Удлинились тени и накрыли золотую россыпь, и голова Плута понемногу склонялась все ниже и ниже.
Но, странное дело, с заходом солнца какие-то тревожные нотки стали пробиваться в мажорные лады нашего мечтателя и все меньше радовал его слух воображаемый золотой перезвон. Холодно и тоскливо сделалось Жаку в ночном лесу, наполненным диким зверьем и нечистью, и вскоре ему стало настолько невмоготу, что рука его непроизвольно потянулась к дешевому нательному крестику. И в тот же миг громкий хохот заставил беглеца вскочить и вжаться спиной в ствол любезно приютившей его осины. А следом - едва не умереть от страха.
В нескольких шагах от оцепеневшего убийцы стоял незнакомец самого зловещего вида. Был он громадного роста, раза в два выше нормального человека, и с головы до пят закутан в темный плащ. Самое же ужасное заключалось в том, что был он какой-то прозрачный, и даже не прозрачный, а словно бы истончившийся настолько, что сквозь огромное тело можно было разглядеть стволы находящихся за ним деревьев.
- Ты молишься, убийца? - спросил страшный пришелец, и от его голоса Жак задрожал, как дрожат те листья в кроне раскинувшегося над ним дерева.
- С... с... сгинь! - только и смог выдавить из себя Плут, и в самоубийственном отчаянии попытался перекрестить демона. Вот только руки совершенно отказались слушаться хозяина.
Великана же эта попытка рассмешила еще больше и все его громадное тело затряслось от приступа неудержимого хохота.
- Как же ты будешь молиться, если у тебя нет больших пальцев? - наконец смог выдавить из себя жуткий обитатель леса.
Но вор уже ничего не слышал.
- К...кто ты? - ответил он вопросом на вопрос и почти сразу же пожалел об этом, но было поздно.
Незнакомец молча откинул с головы капюшон.
Нет, ни мертвящий холодный взгляд, и не жуткая зияющая рана под подбородком напугали беглеца. Больше всего его поразило лицо великана - лицо человека, которого он зарезал прошедшей ночью. Многие и более выдающиеся личности теряли головы от подобных зрелищ, но наш вор даже в этот миг не провалился в беспамятство. Вместо этого его охватила полнейшая апатия.
- Ты пришел за мной? - почти равнодушно поинтересовался Плут.
- Разве ж можно резать спящих людей, словно подзаборных псов?
Видение укоризненно покачало головой, и Плут вдруг понял, что медленно оседает на землю.
- Нет, Жак, я не собираюсь унижаться до мести даже тебе. Тем более, что в некотором смысле ты мне очень помог.
Заметив недоуменный взгляд вора, призрак пояснил:
- Понимаешь, я ведь и сам не был святым, и крови на моих руках тоже предостаточно. Убийство, как его не называй, все-таки грех немалый, и теперь мне точно известно, что умри я собственной смертью, то никакого рая мне бы не видать. - гость усмехнулся. - Но теперь я мученик и это все меняет. А пока мою судьбу решают там, - он ткнул пальцем в небо, - у меня есть еще сутки на то, чтоб закончить все свои земные дела. Так что можешь считать, что я пришел для того, чтоб потребовать с тебя некий долг.
Взгляд вора невольно метнулся к деньгам, и призрачный граф успокаивающе вытянул перед собой призрачную ладонь.
- Ну что ты, меня совсем не интересует это золото, оставь его себе... .Сам понимаешь, вряд ли я смогу им воспользоваться в своем нынешнем обличии.
Жак был малым сообразительным (ведь не зря же он получил свое прозвище) и в одну минуту рассовал все монеты по карманам и все это время собеседник терпеливо ждал. Тяжесть денег придала вору уверенности.
- Что я могу сделать для милорда?
Казалось, призрак смутился, впрочем, длилось это недолго.
- Видишь ли, ты убил меня как раз тогда, когда я ехал на встречу с человеком, с которым у меня должна была состояться дуэль. Этот ничтожный... впрочем, не важно. Так вот, я хочу чтоб ты сделал то, что мне самому уже не под силу. Убей его.
Ничего подобного Плут никак не ожидал услышать, скорее наоборот, он надеялся отделаться какой-нибудь ерундой. Искренним покаянием, например, или поминальной свечкой. Его христианские чувства были задеты, и потому он во все глаза уставился на бестелесную фигуру и даже осторожно принюхался. Но не заметил ни рогов с когтями, ни хвоста и не почуял запаха серы. И потому осмелел еще больше.
- Но враг милорда, наверное, могучий рыцарь, как и сам милорд. Как же я, жалкий, справлюсь с ним?
Аристократическая бровь призрака выгнулась дугой.
- И это спрашиваешь ты? Уж кому как не тебе знать это. - видение ненадолго задумалось, после чего заговорило совсем уже другим тоном. - Ты, конечно же, можешь отказаться, но тогда, клянусь, не пройдет и дня как тебя настигнет кара за содеянное. Псы уже вышли на след, а палач уже точит свой топор.
Плут задрожал под тяжелым взглядом собеседника и угодливо загнусил:
- Конечно, конечно, милорду не стоит беспокоиться. Я все сделаю для него.
После этих слов к призраку вновь вернулось хорошее настроение.
- Вот и хорошо, я знал, что ты не откажешься исполнить мою последнюю просьбу.
Он выглядел по настоящему довольным, но кто знает, о чем может думать дух жертвы, стоящий рядом с собственным убийцей. Зато доподлинно известно, что думал обо всем происходящем Жак по прозвищу Плут, но тот об этом благоразумно не распространялся. Но все-таки нашел в себе мужество уточнить:
- Может ли презренный вор надеяться на то, что после исполнения этой просьбы господин рыцарь его отпустит?
Приведение вальяжно отмахнулось:
- Отпущу, отпущу. Даю слово чести.
- Я сделаю это для милорда, - сказал тогда Плут, а что еще он мог сказать?
И что-то изменилось в облике духа после этих слов и чем-то неземным повеяло от него.
- Даю тебе один день и одну ночь, и горе тебе если не управишься в срок.
Сказавши это, исполинская фигура начала таять в воздухе, а нашего вора охватила сильнейшая паника.
- Но постойте же! - воскликнул он и даже сделал несколько шагов вперед. - Где мне искать этого человека?
Но ответа не последовало, и только на миг вспыхнули в воздухе два уголька-глаза, и страшное предупреждение резануло по сердцу:
- Помни, Жак, псы уже вышли на след, и палач уже точит свой топор...
... Проснулся вор рано и с тяжелым сердцем, впрочем, догадка о том, что ночной кошмар оказался всего лишь сном заметно улучшила его самочувствие. Он жадно напился из протекающего неподалеку ручья и наскоро позавтракал горбушкой черного хлеба с луком. Впереди его ждало множество дел, но дела эти были приятны и желанны. Плут закинул за плечи котомку и прямо сквозь кусты двинулся прочь от страшного места, но, не сделав и двух десятков шагов, вдруг резко остановился и замер, затравленно оглянувшись через плечо. Нет, сомнений быть не могло, он слышал именно то, чего больше всего опасался услышать - пока еще далекий, яростный собачий лай.
Сердце его мгновенно подпрыгнуло аж до самого горла, а ноги налились пудовой тяжестью. "Что делать? - возник в голове сакраментальный вопрос. - Куда же мне идти?". И тотчас сам собой пришел ответ, ударивший его по голове, словно обухом: "Иди в город Мильн, в таверну "Место встречи". Там, в одной из комнат на втором этаже ты и найдешь его... И помни, Плут, псы уже вышли на след, а палач уже точит свой топор". И еще было ему короткое видение страшных, кроваво блеснувших глаз.
... В одну из холодных осенних ночей в темном коридоре второго этажа таверны "Место встречи" стоял невысокий тощий человечек. В другое время и в другом месте он мог бы вызвать к себе разве что снисходительную жалость, но сейчас любой повстречавшийся ему на пути имел бы все основания полагать, что встретился со смертью. Невысокого человечка гнали вперед страх и поселившийся в сознании яростный собачий лай.
Недолго послушав ночь, Плут бесшумно прокрался вперед. На этом этаже было пять дверей и за первыми оказалась небольшая пустая комната где он не задержался. Из щели под второй била слабая полоска света и это его отпугнуло. За третьей дверью было тихо и темно, но инстинкт вора безошибочно подсказывал, что внутри кто-то есть. Нож в его руке возник, казалось, прямо из воздуха. Плут был бывалым вором, и открыть замок ему не составило никакого труда. Не задержала его и внутренняя задвижка. Бесшумно, словно призрак, скользнул он внутрь и замер на пороге. Привычные к темноте глаза мигом обежали помещение, не упустив ни мельчайшей детали. Брать здесь было нечего, да и закутавшийся в ворох одеял подросток вряд ли мог быть тем самым врагом покойного графа... Плут тихо вышел в коридор.
В третьей комнате спал старик, один вид которого безошибочно подсказал вору, что уйдет он отсюда не с пустыми руками. Так оно и вышло - он нашел несколько мешочков с серебром, спрятанных наивно и бестолково. Охватившее вора чувство удовлетворения даже приглушило вой беснующихся в голове псов.
В следующей комнате на узкой кровати умудрились разместиться сразу двое. Уснули они явно совсем недавно и Жак криво усмехнулся. Затем быстро обыскал помещение, что принесло ему еще несколько серебряных монет и много меди. Он уже собрался уходить, как вдруг женщина пошевелилась и черные спутанные волосы соскользнули с ее лица, мертвенно-бледного в бьющем через окно лунном свете. И вор остановился так резко, будто наткнулся на невидимый забор. Нет, скорее на невидимый кол, который уперся ему в самое сердце. Анна, это была она! Он пошатнулся от дикого рева внезапно оказавшейся где-то совсем поблизости стаи...
Рыцаря он нашел в последней, пятой, комнате. Наконец-то дала о себе знать выпитая для храбрости чуть раньше бутылка вина, и Жак заметно покачивался. Он много раз встречал раньше подобных господ и знал, что поживиться у них нечем. Бедные, но гордые и скорые на расправу, они никогда не внушали ему симпатии. С трудом передвигая заплетающиеся ноги, уже почти научившийся не обращать внимания на догнавшую его стаю, Плут подошел к кровати и громко, во весь голос хихикнул...
Эта жертва, в отличие от остальных, сама оказалась хищником, и нож вора был перехвачен и выбит из рук. Не прошло и минуты, как Плут оказался на полу, неспособный противостоять сокрушительной силе этого рыцаря. И, как и накануне вечером, его охватила сильнейшая апатия. Жак перестал сопротивляться и какой-то из самых рьяных псов тут же вцепился ему в ногу. Рука рыцаря медленно и самоуверенно потянулась к рукояти прислоненного к изголовью кровати меча, а его злые глаза вдруг оказались совсем рядом. И тут к Плуту вернулась боль укусов настигшей его стаи. Дикий вопль исторгся из его груди и странная потусторонняя сила влилась в его тело. И страшно блеснули его глаза-угольки, и никакое оружие уже не могло его остановить...
... Слухи, один страшнее другого, с утра захлестнули городок. Одни говорили, будто поднявшийся из Ада сатана ночью убил всех постояльцев "Места отдохновения". Другие возражали, что убили только тех, кто снимал комнаты на втором этаже. Третьи боязливо шептали, будто бы изверг надругался над телом убитой им женщины. Были и утверждавшие, что одной из жертв убийца перегрыз горло зубами. Но чтобы люди не говорили, все их разговоры сводились к одному - к мести. Почти все взрослые мужчины городка отправились в погоню за опасным безумцем. Пожелал участвовать в ней даже сам Герцог, бросивший на след убийцы всю свою огромную свору. Она-то и настигла беглеца глубоко в лесу, на поляне, где в центре росла старая осина. Стая разорвала сумасшедшего на куски и прибежавшим чуть позже людям осталось только отвязать от одной из веток осины самодельную удавку, которой безумец так и не успел воспользоваться. Множество найденных там серебряных и медных монет Герцог велел раздать людям. Немного озадачили его множество рассованных по карманам убийцы мелких камней, но только совсем немного. И долго еще пересказывали жители городка эту историю друг другу и заезжим гостям.
А немного дальше, в одном из постоялых дворов что ближе к столице, если ехать по Головному тракту, с недавних пор рассказывают другую историю. Хозяин божится, будто в одной из его гостевых комнат стали происходить странные вещи.
По его словам, люди видят появляющуюся в ней по ночам странную парочку. Один из призраков, громадный, со страшным взглядом, бывает всегда недоволен и часто упрекает второго в том, что уже никогда не сможет покинуть это место. Второй, маленький и жалкий, никогда с ним не спорит и только все требует, чтоб убрали каких-то псов. А ближе к утру, когда голоса их смолкают, можно услышать чарующий перезвон золотых монет.
Посетители посмеиваются и не верят, но охотно платят две цены за возможность переночевать в этой комнате.