Максимов Алексей Алексеевич : другие произведения.

Сто лет назад

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
   СТО ЛЕТ НАЗАД.
  
   Книга третья романа-трилогии
  
   ТАЙНЫ СТАРОЙ МОСКВЫ.
  
  
  
  
  
  
  
  
   1. "Сюрпризы" воскресного дня.
  
  
   Жизнь у Павла Балуева к тридцати годам не наладилась, не вошла в накатанную колею, по которой можно уверенно двигаться в будущее. Данное обстоятельство пока не очень его тревожило: людям, вступившим в новый двадцатый век, открыты невиданные раньше возможности. Можно добиться многого, если у тебя голова толковая и есть желание найти свое место в жизни.
   Способностей и желания у газетного репортера Балуева хватало с избытком. Только в отношении выбора, где именно, на какой стезе применить свои силы и дарования, ясности не было.
   Метался из стороны в сторону Павел Петрович, менял занятия и профессии, пытаясь найти свое жизненное призвание...
  
   Летним вечером 1910 года Павел выскочил из подъезда театрального здания, чертыхаясь и кляня зануду редактора, поручившего дать в следующий номер журнала репортаж о новом спектакле. Было бы ради чего стараться, заранее зная, что пьеса бездарная и премьера спектакля провалится.
   Не успев далеко отойти от подъезда, он услышал за собой шелест быстрых шагов и сдержанное пыхтение, словно ктото спешил догнать его, не привлекая к себе внимания. Около театральных афиш обернулся и увидел двух парней, тут же бросившихся на него. Он прижался спиной к стене, защищая тылы, но после отчаянного сопротивления был повержен на землю. На него навалились два пышущих потом тела, жесткие пальцы пытались вцепиться в горло.
   Силой Павла Бог не обидел. Отжав в стороны руки противника, двинул лбом в оскаленное лицо, а другого парня сбросил с себя ударом колена под ребра.
   Вскочив на ноги, Павел бросился наутек.
   Неожиданное происшествие окончательно вывело его из душевного равновесия. Вместо того, чтобы отправиться домой на Петровку, он зашел в ближайший трактир и заказал бокал испанского рома. Устроившись в углу зала, стал вспоминать события дня. День, как день ― ничего необычного, если не считать нападения двух парней. А до этого в театре была неприятная перепалка с одним из актеров...
  
   Первый акт премьеры Павел провел, зевая и изредка делая зарисовки в блокноте. В антракте его пригласили зайти к Верховскому. Пришлось идти, хотя разговаривать с самовлюбленным актером желания не было.
   Продолжая позевывать, Павел прошел за кулисами к двери гримерной, у которой не толпились поклонницы и не наблюдалось корзин с цветами. Гримерная Верховского была крохотной, а сам он сидел, развалившись в кресле, вытянув ноги, обтянутые тканью гусарских рейтуз. Увидев Павла, протянул ему высокий бокал.
   ― Выпей вина, писака, ― предложил он, кривя в усмешке подкрашенные помадой губы.
   Сложив на груди руки, Павел отрицательно покачал головой.
   ― Тогда послушай, что я скажу, ― актер наморщил лоб, подыскивая слова: ― Приятель мой, Гриша Лобанов, рассказывал, что ты пропечатал в журнале рисуночек, изобразив Григория, любимого народом артиста, скачущим на детской лошадке-палочке.
   Отпив из бокала, Верховский с угрозой в голосе произнес:
   Ежели на меня намалюешь картинку, морду набью!
   - Кишка тонка. - Павел повернулся, чтобы уйти, но на пороге, словно вспомнив о чем-то, обернулся к актеру: - Вам, любезный, не героев играть, а знойных вдовушек. Фигура у вас подходящая.
   До окончания спектакля Павел не досидел. Заглянув в буфет, выпил чашку невкусного кофе и направился к выходу, поминая недобрым словом редактора: говорил же ему, что пьеса дрянная, а постановщик не блещет талантами.
   Сидя в трактире, Павел потягивал крепкий напиток и размышлял о случившемся.
   Нападение двух парней произошло рядом с театром, сразу после того, как он вышел из здания. На бродяг или преступников они не похожи. Скорее всего, нападение было подстроено Константином Верховским. Ну, и Бог с ним, пусть и дальше раздувает на сцене щеки. Сводить счеты с такими людьми, как он, нет нужды. Еще в детские годы он усвоил наказы бабушки, что нехорошо быть злопамятным человеком. А с напавшими на него парнями следует потолковать, чтобы неповадно им было распускать руки против людей, никому не причинивших зла.
   Придя к таким выводам, он расплатился и снова вернулся к театральному зданию. Знакомый вахтер сказал ему, что спектакль закончился и зрители разошлись, но многие из актеров еще в театре. Павел вежливо покивал и спросил, не работает ли в театре деревенского вида парень, у которого нос картошкой, а волосы на голове растут, словно буйные сорняки в огороде?
   Вахтер Пахомыч был потомственным горожанином, и образные сравнения Павла не вызвали в его голове нужных воспоминаний. Пришлось прибегнуть к более верному средству. Вынув блокнот, Павел несколькими штрихами изобразил черты лица парня, пытавшегося в драке сдавить ему горло.
   Взглянув на рисунок, Пахомыч всплеснул руками:
   - Так это ж Витек! Прямо, как вылитый! Он у нас с начала сезона работает на подхвате. Вообще-то, парень он неплохой.
   - Хотелось бы мне с Витьком побеседовать, - задумчиво произнес Балуев, сунув двугривенный в руку вахтера.
   -Это, Павел Петрович, мы в един миг спроворим, - оживился старик и заковылял к служебному входу, пригласив Павла следовать за собой.
   В комнате, куда вахтер привел Павла, стояли запахи пыли и залежалого хлама. На столе вокруг медного чайника громоздились немытые тарелки и кружки.
   - Здесь подсобники отдыхают, - пояснил Пахомыч. - Сейчас Виктора разыщу, а вы пока обождите.
   Не прошло и пяти минут, как в комнате появился плечистый юноша и хмуро глянул на Павла, признав в нем человека, с которым недавно сцепился в драке.
   - Как самочувствие? - спросил Павел, глядя на разбухший нос подсобника.
   Витек пробубнил:
   - Вы, это. Не очень серчайте. Мы же не знали, что вы из газеты. Думали, что один из зрителей.
   - Давай, драчун, без вранья! Кто надоумил вас напасть на меня? - Павел постучал пальцем о стол.
   - Так мы же не сильно.
   Павел, в сердцах, чертыхнулся.
   - Я о чем тебя спрашиваю, балда деревенская?
   - Константин Палыч указал на вас, когда вы в буфете были. И сказал, что вас нужно слегка отбутузить. Обещал за это угостить нас вином.
   Услышав, что было нужно, Павел смягчился, но напустил на себя грозный вид.
   - Запомни, Витек, и дружку своему передай: еще раз узнаю, что когонибудь обижаете, - заквашу ваши головушки, словно капусту в бочке.
   У Витька озадаченно округлились глаза.
   Подойдя к юноше, Павел сжал ему руку и заглянул в глаза:
   - Надеюсь, вы согласились напасть меня по собственной глупости. Иначе, я сообщил бы о вас в участок. Запомни, драться надо по правилам. А вы вдвоем набросились на одного.
   Неуклюжий парень, шевельнув крутыми плечами, сказал именно то, что Павел надеялся от него услышать:
   - Бес попутал, господин газетчик. Сами не ведали, что творили...
   Он не стал слушать дальше, подтолкнул парня к двери с напутствием:
   - Будь здоров, боец, и учись жить честно.
   Направляясь к выходу, Павел решил больше нигде не задерживаться. Хватит на сегодняшний день неприятностей. Да не тут-то было. Как только он попрощался с вахтером, рядом с ним остановился невысокого роста брюнет.
   - Привет, Павлуша, - приветствовал он Балуева, сияя белозубой улыбкой. - Как премьера? Грандиозный провал. Надо это дело обмыть в ресторане. Едем с нами, дружище, - предложил он, заглядывая Павлу в лицо.
   Он не был особенно дружен с Сергеем Шалаевым - театралом и покровителем молодых актеров. Познакомились они на платном капустнике, устроенном артистами Художественного театра в благотворительных целях, и с тех пор встречались от случая к случаю.
   Видя, что Павел медлит с ответом, Сергей подтолкнул его в бок:
   - Соглашайся, я пригласил несколько молодых актрис. Отправляемся прямо сейчас в ресторан на Никольской.
   Неожиданно для себя Павел решил поехать с Шалаевым. Расхотелось идти домой, где никто не ждал его возвращения. А с Шалаевым не соскучишься. Интересно, какие новые дарования отыскал меценат?
   Павел любил застолья в веселых компаниях. И не только в актерских: среди художников, музыкантов и молодых литераторов у него имелось немало приятелей и знакомых.
   В ресторанчике, куда они вскоре прибыли, Шалаева знали и считали своим человеком. Актеры разместились за двумя большими столами. Вскоре стало шумно и весело. Шалай умел развлекать людей, среди которых он находился.
   Павел выбрал место в конце одного из столов и принялся за поданные закуски; он давно уже чувствовал, как желудок сжимают сосущие спазмы. Большинство из его коллег-репортеров страдали язвами желудка или гастритами. Таковы издержки профессии: носишься весь день по городу, выполняя редакционные поручения, и глотаешь для поддержания сил все, что в руки попало.
   Приступив к репортерской работе, он, на первых порах, испытывал к ней живой интерес. Но прошло время, и он поостыл. К тому же, не лежала душа к настырности, с которой приходится действовать в некоторых ситуациях репортеру отдела хроники. А еще - он не мог копаться в душах людей, особенно, если речь шла о людях доверчивых и беззащитных.
   Утолив голод, Павел стал прислушиваться к застольной беседе, сам рассказал пару недавно услышанных в редакции анекдотов. Театральные дивы с интересом поглядывали на него. В другой раз он мог бы пофлиртовать с симпатичными барышнями, но сегодня нет настроения. Положив перед собой блокнот, он сделал несколько зарисовок, продолжая раздумывать о своей репортерской судьбе.
   В целом, все в ней устраивало. Только не было уверенности, что так будет всегда. Пройдет год или пара лет, и репортерская жизнь ему может осточертеть, и придется тогда искать другое занятие. Но пока что все шло относительно гладко. Зарабатывал он немного, но на жизнь хватало, а иные репортерские похождения даже доставляли определенное удовольствие.
   Чего же тогда ему не хватает? Он и сам не знал ответа на этот вопрос.
   Позади него раздался негромкий голос:
   - Скучаешь?
   Подошедший Шалаев присел рядом с Павлом.
   - Сейчас услышишь кое-что интересное. Сначала выступит вон тот молодой человек, затем Ася - черноволосая девушка, что сидит в дальней от нас стороне стола. Оба они - новички, но, поверь, скоро имена их будут на устах у всей театральной Москвы. Особенно это относится к Асеньке Голотовой.
   Юноша, на которого он указал, присел с гитарой в руках на край крохотной ресторанной сцены.
   - Павел Нелюбов, - сообщил Шалаев. - У него удивительный баритон.
   Голос у тезки Балуева и в самом деле оказался мягкого тембра, а под гитару он звучал особенно проникновенно.
   - Задушевное пение, - высказался Сергей после того, как Нелюбов исполнил еще два романса. - Теперь послушаем Асю. Она обещала исполнить что-то совсем непривычное для наших славянских ушей.
   Девушка с иссиня-черными волосами заняла место за пианино, пробежала по клавишам пальчиками и запела низким приятным голосом. Слова песни были из какого-то незнакомого языка, но мелодия завораживала, словно колдовское питье, от которого нельзя оторваться.
   Не пытаясь понять, почему так взбудоражилось сердце, он слушал, прикрыв от света глаза и чувствуя, как все его существо пронзает желание сотворить когда-нибудь в своей жизни нечто подобное, столь же прекрасное и возвышенное, как это чарующее душу пение.
   Черноволосая девушка продолжала пение. Спохватившись, он торопливо стал делать в блокноте наброски ее лица.
   Когда умолкли последние звуки мелодии, Павел искоса взглянул на Шалаева:
   - На каком языке она пела?
   - Думаю, на родном языке, - пожал плечами Сергей. - Кто-то из ее предков принадлежал к калмыцкому племени. Хорошо спела Асенька, с чувством. Но ты еще не знаешь самого главного: в душе этой девушки таится талант драматического актера, то бишь, актрисы! Я понял это, увидев ее на премьере любительского спектакля, и пристроил пока что статисткой в труппу Милявского.
   Павел больше не стал расспрашивать, снова взял карандаш, чтобы сделать новый набросок. Поглощенный этим занятием, он не сразу заметил, что Шалаев пересел на другое место, а потом оказался рядом с Асей Голотовой.
   Спрятав в карман блокнот, Павел окинул взглядом собравшуюся за столами компанию. Ася продолжала беседу с Сергеем. Павел заметил, как она бросила в его сторону быстрый взгляд. Прекрасно. Если сейчас подойти к ним, Сергею придется представить его своей собеседнице.
   Нехитрый план увенчался успехом. Спустя пару минут он уже разговаривал с Асей, а ее покровитель, подмигнув Балуеву, устремился к другим молодым дарованиям.
   Заглянув в темные глаза девушки, Павел спросил, о чем говорилось в песне, которую она исполнила на незнакомом ему языке?
   - Это древняя песня, - улыбнулась Ася. - В ней поется о вольной степной кобылице, привезенной в чужие края, и молодом наезднике, укротившем ее строптивость.
   - Прекрасный сюжет, спасибо за чудесное пение, - склонив голову, Павел поцеловал девушке руку.
   Видно было, что она не привыкла выслушивать комплименты. Смутившись, неловко отдернула руку, спрятав ее за спину.
   На душе у Павла стало вдруг весело и тепло, словно выпитое шампанское снова ударило в голову и шипучими пузырьками рассыпалось по сосудам.
   - Расскажите, Ася, что-нибудь о себе. Слышал, что вы собираетесь стать актрисой.
   Она вскинула на него глаза - и на Павла словно теплым ветром повеяло.
   - А я слышала, что вы репортер, и знаю, что вы рисовали меня, пока я пела. Можно мне взглянуть на этот рисунок?
   Павел протянул блокнот:
   - Это обычные зарисовки. Иногда я использую их в работе над репортажами.
   Просмотрев все листочки, девушка перевела взгляд на Павла. Он скорее почувствовал, чем увидел, что-то странное в ее взоре.
   - Чтото не так?
   - Не могли бы вы подарить мне один из этих рисунков? Вот этот, - она показала листок, на котором он сделал последний из набросков ее лица. Рисунок действительно удался, скупые штрихи передали главное - одухотворенность лица некрасивой, но милой девушки.
   Вырвав из блокнота листок, он протянул его Асе:
   - Обязательно сделаю ваш портрет и подарю вам на память.
   - Спасибо, вы очень добры. - Она снова как-то странно взглянула ему в лицо. - Хотите, я попробую предсказать, что ожидает вас в будущем?
   - Извольте! На чем будем гадать: на картах или на кофейной гуще?
   Глаза девушки лукаво блеснули и тут же погасли.
   - Это не гадание. Моя бабушка, которая учила меня калмыцким песням, умела не только исцелять болезни, но и предсказывать многие вещи. Так уж случилось, что часть ее дара передалась по наследству мне. Не волнуйтесь и не насмешничайте. Побудьте минутку серьезным.
   Ася сжала его пальцы в своих ладошках и какое-то время не отпускала их. Глаза ее были закрыты, а по лицу, словно рябь по воде, пронеслась и исчезла едва уловимая гамма переживаний.
   Он ждал, затаив дыхание. Было уже не до шуток. Кто знает, что может увидеть в его будущем внучка калмыцкой колдуньи? Может, его ожидают сюрпризы, узнав о которых, ему не захочется жить? Как жаль, что так и не успел сделать в жизни что-то толковое.
   - Все! - выдохнула она, отпустив его руку. - Не пугайтесь, ничего страшного для вас я не увидела. Знаю, что вы не довольны жизнью. Потерпите, скоро она переменится. Может, станете знаменитым или обретете богатство? Только жизнь ваша понесется по новому руслу. По сравнению с ней нынешнее существование покажется вам тихой гаванью.
   Помолчав, Ася добавила:
   - О такой жизни люди вашего склада могут только мечтать.
   - Интересно, - недоверчиво протянул он. - Наверное, найду клад или стану знаменитым в стране человеком.
   Ася пожала плечами:
   - Если не верите, встретимся через какое-то время, и вы признаетесь, что я оказалась права.
   - С такой милой барышней, да еще колдуньей, буду рад увидеться.
   Нахмурив тонкие брови, девушка протянула руку:
   - До свидания. Будьте счастливы, Павел Петрович.
   Насчет колдуньи, кажется, я сказал лишнее, подумал он, глядя вслед уходящей Асе. Интересное у нее лицо. Непременно надо будет сделать ее портрет.
   Павел стал осматривать зал, отыскивая Шалаева. Вечеринка была в самом разгаре. Кто-то пел песни, кто-то обнимался с соседями, предлагая выпить на брудершафт. Хохот, выкрики, тосты и общий застольный шум, похожий на гул пчелиного роя. Ничего интересного. Все, как обычно...
   Ему вспомнились слова Аси о грядущих переменах в его обыденной жизни. Почему бы не сбыться этому предсказанию! Может, найдет, наконец, он занятие, которое завладеет его душой, наподобие счастливой любовной страсти. Поживем - увидим, подумал он, а сейчас пора топать домой на Петровку.
   Ночью улицы города напоминали пустынные коридоры казенных зданий. Даже на главных городских магистралях царила гнетущая тишина, навевая на одиноких прохожих страхи. До рассвета жизнь замирала. Разве что пронесется паровая машина с удалой пожарной командой или проскачет запыленный фельдъегерский экипаж ...
   По одной из таких ночных улиц - старинной Петровке - Павел Балуев возвращался домой. Впереди, сколько хватало взгляда, ни единой живой души - только фасады зданий, да столбы фонарей, застывшие вдоль мостовой, словно бдительные ночные стражники.
   Начал накрапывать дождь, и он ускорил шаги, торопясь попасть в тепло и уют своего жилья. Вот видна уже знакомая подворотня. Он свернул в нее и вздрогнул, увидев выступившую из темноты фигуру высокого человека в форме городового.
   - Куда направляетесь, молодой человек?
   - Живу вон в том доме, - Павел указал на здание в глубине двора.
   -Тогда извольте пройти со мной, - постовой вежливо подхватил Павла под локоть.
   Пока шли к подъезду дома, он не испытывал испуга, только недоумение. На арест не похоже. Может, случилось с кем-нибудь из его соседей?
   Всех жильцов многоквартирного дома он не знал, но с большинством из них был знаком или находился в приятельских отношениях. Сам он жил несколько обособленно, в комнате, расположенной в чердачном пространстве. Не дай Бог, если что-то случилось с кровлей здания или деревянными стропилами крыши...
   Скоро все прояснилось. Как только они вошли в вестибюль, подскочил человечек в штатском и, узнав, что Павел жилец из мансарды, повел его в апартаменты Дарьи Романовны Хворостиной - владелицы дома и "благодетельницы" Павла Балуева.
   В квартире Дарьи Романовны толпились люди в штатском и в полицейской форме - все, кроме дворника, ему незнакомые. Павел окончательно убедился, что в доме случилось неладное. Вскоре его провели в кабинет Дарьи Романовны, и он увидел полулежащую в кресле Хворостину с неестественно вывернутой в сторону седеющей головой.
   Репортер Балуев не занимался уголовной хроникой, но, подойдя ближе к креслу, сразу понял, что у "благодетельницы" сломана шея.
  
  
  
   2. Смерть белой курицы.
  
   Он недолюбливал людей в полицейских мундирах. Да и за что их любить, если они постоянно вторгаются в повседневную жизнь горожан: то устроят облаву на рынке, а то перекроют движение транспорта в центре города или, хуже того, закроют единственную в околотке пивнушку. Перечень таких неудобств может быть нескончаемым. Народ, конечно же, все это терпит, но ворчит и поглядывает искоса на служителей правопорядка.
   А сейчас сам квартальный пристав взирает на Павла искоса и недоверчиво, выясняя, кто он такой и где находился, когда убили уважаемую в деловых кругах Дарью Романовну.
   Выслушав ответы Павла, пристав посмотрел на сидящего за столом человека.
   - Пусть обождет, - буркнул человек за столом, продолжая читать разложенные перед ним бумаги.
   На лестничной площадке, у дверей хозяйской квартиры, собрались в ожидании неизвестно чего самые любопытные из жильцов. Из их разговоров Павел уразумел, что тело Дарьи Романовны скоро отправят в морг (может, этого момента и ждали), что убили хозяйку дома из-за ее миллионов и что труп обнаружил дворник Илья, сообщив об этом в полицию.
   Наконец хмурые санитары увезли тело Хворостиной, жильцы разбрелись по квартирам, а Балуев продолжал маяться в одиночестве, ожидая вызова полицейских чинов. Конечно, смерть каждого человека трагедия, но уход из жизни Дарьи Романовны его не расстроил. Никто из проживающих в доме людей не испытывает к ней добрых чувств, да и сам он, называя хозяйку дома благодетельницей, вкладывает в это язвительную иронию. И есть за что. Властной и жестокосердной женщиной была Дарья Романовна. Но об усопших не вспоминают плохими словами.
   Повторная беседа с репортером Балуевым протекала уже в другом ключе и с глазу на глаз с человеком в штатском, тем самым, который ранее читал за столом бумаги.
   Предложив Павлу присесть, он снял очки, и лицо его неожиданно расплылось в дружелюбной улыбке.
   - Наверное, ругали нас, Павел Петрович, ожидая вызова? На дворе ночь, вы устали, а полицейским до этого дела нет, как будто нельзя отложить разговор на завтра. К сожаленью, нельзя, - вздохнул он, потирая глаза и морща рыжеватые брови. - Постараюсь долго вас не задерживать. Разрешите представиться: следователь Чуйко Тарас Андреевич...
   Из дальнейшего разговора выяснилось, что следователя интересует, кто из жильцов мог желать смерти хозяйке дома и в каких таких особых отношениях с ней находился жилец из мансарды, если она не взимала с него квартирную плату? Пришлось рассказать то, о чем он не считал нужным делиться с соседями.
   Знакомство с Дарьей Романовной состоялось давно, еще в те годы, когда отец Павла и Хворостина были совладельцами подмосковной текстильной фабрики, а Павел был гимназистом. После смерти отца, Дарья Романовна предложила юному Павлу выкупить у него наследованную долю собственности в совместном текстильном деле. Он дал согласие и уехал за границу учиться. Спустя три года, когда вернулся в Москву, Хворостина заявила, что деньги, которые она должна ему выплатить, пошли на его обучение. Может, оно приблизительно так и было, он не стал разбираться или судиться с бывшей партнершей отца, и продолжил в Москве начатую в Берлине учебу. Дипломированным архитектором он так и не стал. Сам передумал, решив, что не стоит многие годы корпеть в помощниках у московских зодчих. Хотелось живого дела, потому и пошел работать на городские стройки, где приобрел массу знакомств и приятелей. В последние годы он стал пробовать себя в журналистике, а затем устроился на работу в отдел хроники одной из газет.
   Следователь сочувственно посмотрел на рассказчика:
   - Значит, обманула вас Дарья Романовна с наследством и взамен предложила жилье в конуре под крышей.
   - В общем, так, но не совсем. Я обучался архитектуре у выдающихся мастеров и кое-чему научился. А Хворостина умела с выгодой для себя использовать любую возможность. Предложила выполнить для нее работу, показавшуюся мне интересной. Она задумала в одном из своих доходных домов заново отделать квартиры, превратив их в фешенебельные апартаменты для очень богатых людей. Я согласился, причем Хворостина, вместо платы, пообещала мне в том доме жилье. Мой проект признали одним из лучших на ежегодной архитектурной выставке. Больше года я потратил на то, чтобы реконструкция дома соответствовала проектному замыслу. А потом Дарья Романовна заявила, что дом ей придется продать, и предложила мне занять комнату под чердаком в этом вот дряхлом строении...
   Неприятные воспоминания несколько омрачили душу. Хворостиной уже нет, а ее дела продолжают его преследовать. Слава Богу, все, что знал о ней, рассказал полиции, и можно отправляться в свою мансарду. Но кто же свернул шею Дарье Романовне?
   Следователь Чуйко как бы и не собирался заканчивать разговор. Он покопался в лежащих перед ним бумагах и задумчиво проговорил:
   - Хворостина была женщиной богатой и еще не старой. Говорят, из Петербурга к ней наведывался ухажер или, как сейчас говорят, близкий друг.
   - Если вы о Войтесе, то ошибаетесь. Ходили сплетни, что сердечным, другом Хворостиной в последнее время являлся один захудалый актеришка, правда, фамилию его не помню. А с Войтесом у хозяйки были деловые отношения.
   - Да-а, - разочарованно протянул Чуйко. А кто наследует состояние Хворостиной?
   Пожав плечами, Павел ответил, что близких родственников у нее не было.
   Следователь взял со стола лист бумаги:
   - Это копия завещания Хворостиной. Так вот, все недвижимое имущество, деньги и акции Хворостина завещала господину Войтесу Карлу Иосифовичу. Вас не удивляет такое решение?
   - Я с ним мало знаком, виделись изредка у Хворостиной. А завещание действительно странное. Дарья Романовна была скупердяйкой, лишней копейки просто так никому не отдаст.
   - Когда Войтес в последний раз виделся с Хворостиной?
   Павел развел руками. Прошло много времени с тех пор, как он видел господина из Петербурга непонятного происхождения: то ли литовца, то ли потомка обрусевшего немца. Но какова Дарья Романовна! Отписала все состояние одному из своих партнеров, что на нее совсем не похоже.
   Следователь задал еще один, на этот раз весьма странный вопрос:
   - Скажите, вы не замечали за ней любви к домашним животным?
   - Собак и кошек она не держала. Когда-то была у нее певчая птичка, кажется, канарейка.
   Следователь недовольно хмыкнул и сказал, что больше вопросов у него не имеется. На прощанье сообщил, что с случае надобности снова потревожит Балуева, но, разумеется, не в столь поздний час.
  
   Во вторник у Балуева выдался относительно спокойной рабочий день. К обеду редакционные помещения опустели, и Павел стал просматривать папку с карандашными зарисовками. Углубившись в это занятие, он не заметил вошедшую в комнату стенографистку, проворковавшую у него за спиной:
   - Павел Петрович, вас какой-то юноша спрашивает.
   - Пусть заходит, - помахал рукой репортер. А когда поднял глаза, увидел у порога рослого парня. - Виктор! Как ты меня разыскал?
   - Пахомыч дал адрес газеты.
   - Ну, присаживайся и рассказывай, что случилось.
   Витек принялся путано объяснять, что после памятной драки он со своим дружком Степкой выпил вина, а вчера их вызвали к администратору и уволили из театра за пьянку, потому как актер Верховский донес начальству, что они шатались пьяными по театру и похвалялись, что избили какого-то зрителя.
   - Степку в театре все же оставили. У него тетка билетершей работает, - закончил свое печальное повествование бывший рабочий сцены.
   - Выходит, ты дважды пострадал по вине господина Верховского, - улыбнулся Павел. - Получил в драке со мной расквашенный нос, а затем с подачи актера тебя турнули из театра. Хочешь, чтобы я похлопотал за тебя перед директором труппы?
   - Не надо, - покачал головой Витек, - в театр я не вернусь. Раз проштрафился, - надо держать ответ.
   - Ну, как знаешь.
   - Может, возьмете меня в газету работать?
   - Ну, Витек, у тебя и запросы, - расхохотался Павел.
   Парень охрипшим голосом пробубнил:
   - Хочу такую работу найти, чтобы можно было учиться в школе для переростков.
   - Мысль хорошая, вот только как помочь тебе в этом деле? - Павел задумался. - Приходи завтра, примерно в это же время. Постараюсь решить твой вопрос, но с условием, что на работе не будешь брать в рот ни капли спиртного.
  
   Возвращаясь домой, он предвкушал спокойное уединение: не спеша почаевничает, просмотрит газеты, а затем завалится на диван с книгой в руках. Миновав парадную дверь, направился к лестнице, но его окликнула пожилая привратница:
   - Павлуша, вас письмо дожидается. Посыльный доставил и наказал вручить, как только придете домой.
   Он взглянул на конверт и мысленно чертыхнулся, глядя на штемпель полицейской управы. Неугомонные сыщики будут теперь мытарить проживающих в доме людей и всех знакомых Хворостиной. Неужели его тоже подозревают в причастности к совершенному в доме убийству?
   Поднимаясь по лестнице, Павел несколько поостыл, говоря сам себе, что работа у сотрудников криминальной полиции - не дай Бог каждому. Убийца наверняка не оставил следов, и попробуй его отыщи среди жителей огромного города. Странно, но тут что-то не так...
   Балуев даже остановился на лестнице, стараясь понять, почему и откуда у него вдруг появилась уверенность, что убийство Дарьи Романовны не могло обойтись без участия одного из жильцов старого трехэтажного дома?
   В конверте оказалась четвертушка листа с тремя строками машинописного текста: господину Балуеву предписывалось явиться в среду в десять утра к следователю Чуйко.
   Прочитав послание, Павел вздохнул. Хорошо, что утром, а не к вечеру надо придти в полицию. Завтра похороны Хворостиной. Жильцы дома приглашены на поминки и, возможно, среди них будет убийца Дарьи Романовны. К счастью, это уже дело полиции - искать, кто свернул шею известной московской предпринимательнице. А у Павла Балуева своих забот предостаточно.
   На следующий день, плутая по коридорам здания, где размещалась сыскная полиция, он внезапно столкнулся с рыжеволосым следователем.
   Чуйко торопливо взглянул на часы и пригласил Балуева зайти в кабинет.
   - Извините, что пришлось снова вас потревожить, - произнес он, усаживаясь за стол.
   Следователь выглядел озабоченным и продолжал о чем-то сосредоточенно думать.
   - Какие, Павел Петрович, планы на сегодняшний день?
   - Да, какие могут быть планы в день похорон? Предупредил в редакции, что меня не будет весь день. Правда, должен заглянуть к начальству вместе с одним парнишкой. Обещал на работу его устроить.
   - Вот и славненько, - Чуйко потер друг о друга ладони. - Значит, можем, не спеша, побеседовать. Для начала скажите, не припомнилась ли вам какая-нибудь странность, что могло бы иметь отношение к смерти Хворостиной?
   Павел невольно поморщился. Словно в воду рыжеволосый чиновник глядел. Надо рассказать о возникшем у него ощущении.
   - Мотивом убийства, наверное, явилось банальное ограбление, и мне почему-то кажется, что к преступлению имел отношение один из проживающих в нашем доме людей. Не могу понять, что именно навело меня на подобную мысль. Впрочем, многие из жильцов откровенно завидовали богатству Хворостиной.
   - Вполне возможно, тем более, что пропала шкатулка с драгоценностями Хворостиной. - Тарас Андреевич пододвинул к себе листок бумаги. - Имеется перечень драгоценностей из шкатулки, составленный со слов горничной. В день убийства она отсутствовала. Пропавшие драгоценности стоят больших денег.
   Следователь пытливо взглянул на Балуева:
   - Однако есть и другие версии. Чтобы проверить одну из них, я хочу попросить вас о помощи. Дело срочное, потому и осмелился оторвать вас от дел. - Чуйко сморщил нос, словно принюхиваясь к какому-то неприятному аромату. - Согласны помочь? Много времени это у вас не займет. Надо кое-что сделать во время похорон Хворостиной или чуть позже этого.
   - Я вас слушаю. Готов содействовать, если это не превысит моих возможностей.
   - Да, что вы, - взмахнул ручками следователь, - дело совсем пустяковое.
   - Иногда пустяшные действия приводят к серьезным последствиям, - заметил Балуев, приготовившись выслушать просьбу следователя.
   Он был прав, произнося последнюю фразу. Но кто же мог знать, что именно так развернуться события, после того, как он согласился выполнить это пустяковое поручение...
   Чуйко объяснил, что речь идет о господине Войтесе, который в день убийства Хворостиной находился в Москве и по сей день пребывает в гостинице Националь. Выяснилось данное обстоятельство только вчера, Войтеса известили о смерти Хворостиной, и он непременно будет присутствовать на похоронах.
   - Вам нужно, как бы случайно, встретиться с ним на кладбище и рассказать об одной занятной детали, имеющей отношение к убийству Хворостиной. Только всего, - расплылся в улыбке Тарас Андреевич...
   Спустя час они вошли в кабинет Дарьи Романовны. Расстегнув нижнюю пуговицу пиджака, следователь опустился на стул и кивком указал Балуеву на диван, приглашая присаживаться. Кресло, в котором нашли убиенную даму, сиротливо стояло в центре комнаты под покрывалом из светлого атласа. Чуйко указал на него рукой:
   - Представьте, Павел Петрович, что именно в этом кресле сидела хозяйка дома, когда вы вошли в кабинет.
   - Именно так и было.
   - Войтесу вы расскажете об этом немного иначе. Вернувшись из ресторана, вы заглянули в квартиру хозяйки дома, дверь в которую была приоткрыта. Обнаружили сидящую в кресле мертвую Дарью Романовну и, перед тем, как выскочить в испуге из комнаты, увидели вышедшую из-за кресла белую курицу.
   Павел удивленно взглянул на Чуйко. Какая курица? Разве может курица расхаживать по роскошному кабинету Дарьи Романовны? Вероятно, следователь изволит шутить. Но лицо Тараса Андреевича оставалось серьезным.
   Подойдя к прикрытому покрывалом креслу, Чуйко наклонился и указал на его нижний угол:
   - Вот отсюда, со стороны левой руки Хворостиной, появилась обыкновенная белая курица. Представили? Вот и чудненько.
   Странно, но Балуев вдруг живо представил себе, как изза ножки кресла высунулась тощая шея, голова курицы судорожно дернулась раз-другой и уставилась на него безразличным стеклянным глазом.
   - Эти подробности могут иметь значение, - пояснил Чуйко. - Важно, чтобы Войтес не усомнился в вашем рассказе.
   Пока Балуев мало что понимал. Зачем понадобилась комедия с курицей? И как все это может быть связано с убийством Хворостиной?
   - Придется, Павел Петрович, посвятить вас в некоторые, известные только полиции, обстоятельства смерти Хворостиной.
   Снова усевшись на стул, следователь стал рассказывать:
   - Дворник Илья зашел в квартиру Хворостиной около десяти часов вечера. Спустя некоторое время он прибежал в ближайший полицейский участок и сообщил, что обнаружил мертвое тело хозяйки дома, а рядом с ним, то есть с телом Дарьи Романовны, по полу бегала белая курица. Прибывшие к месту преступления следственный пристав и врач убедились в том, что Хворостина убита, а радом с креслом, в котором она сидела, на полу валялась мертвая белая курица.
   - Курицу убили после ухода дворника, - сделал незамысловатый вывод Балуев.
   - Разумеется. Больше того, курочку наверняка прикончил убийца Хворостиной. Но зачем ему это понадобилось пока что не ясно.
   Обойдя вокруг кресла, Чуйко присел на диван рядом с Балуевым и продолжил свои наставления:
   - Запомните: рассказ об эпизоде с курицей в кабинете Дарьи Романовны должен прозвучать убедительно. Кроме удивления, напустите таинственность и сообщите Войтесу, что следователь спрашивал вас, не приходилось ли вам раньше видеть в комнатах Хворостиной белую курицу?
   - И что же я ответил ему?
   - Правду. Вы расскажите, что следователь показал вам тушку курицы, спросив, не эту ли птицу вы видели у кресла убитой Дарьи Романовны? А вас тогда чуть удар не хватил - у курицы была свернута на бок шея, точно так же, как и у мертвой хозяйки дома.
   - Зачем вам нужна такая инсценировка? Могли сообщить эти сведения репортерам, и Карл Иосифович узнал бы их из утреннего выпуска криминальной хроники.
   - Войтес должен узнать их сегодня. До того, как мы встретимся с ним вечером в гостинице Националь.
  
  
  
  
   3. Ночной допрос.
  
  
   На кладбище Павел приехал заранее, чтобы до похорон Хворостиной навестить могилку отца и матери. Вернувшись на родину, он часто приходил к небольшому гранитному памятнику на могиле родителей, извиняясь в душе перед ними за то, что не имел возможности делать, пока находился в Германии.
   Матушка ушла из жизни, когда он учился в начальных классах гимназии. Тогда он и представить не мог, как сильно будет о ней тосковать. А отец? Он всегда был занят делами фабрики, домой возвращался поздно и виделся с Павлом в основном по праздникам. Но именно он привил сыну чувство ответственности за дела, за которые приходиться браться. От матери он унаследовал способности к рисованию и любовь к искусству, от отца - энергию и упорство в достижении цели.
   Как ему не хватало тепла любящих родительских душ, когда он безусым юнцом отправился в плаванье по житейскому морю. И как теперь не хватает ему их любви и духовной поддержки...
  
  
   Похороны Хворостиной близились к завершению. Наконец Павел увидел Войтеса - высокого худощавого человека с белокурыми волосами, подошедшего к группе людей у могильного холмика. Выждав какое-то время, Павел стал пробираться к нему и оказался за спиной петербуржца. Пора приступать к выполнению поручения следователя.
   Это оказалось не так уж сложно. Обернувшись, Войтес узнал Балуева и кивнул ему в знак приветствия. Теперь вполне естественно и прилично завести разговор с бывшим партнером Дарьи Романовны.
   Придав лицу скорбное выражение, он вплотную придвинулся к Войтесу и шепнул ему, что хотел бы сообщить нечто важное относительно кончины Хворостиной. Петербуржец не выразил ни удивления, ни любопытства и, молча, последовал за Балуевым. Отойдя в сторонку, они остановились у массивного купеческого надгробия.
   Павел в точности выполнил все наставления следователя Чуйко: рассказал о воскресном вечере, когда он вернулся из ресторана домой, и о том, что увидел, заглянув в распахнутую дверь квартиры Дарьи Романовны.
   Войтес слушал внимательно, не перебивая рассказчика, лишь, услышав о завещании Хворостиной, буркнул что-то нечленораздельное. Но, когда Павел поведал о странном вопросе следователя и о мертвой курице, обнаруженной сыщиками в кабинете Дарьи Романовны, невозмутимый Войтес вцепился пальцами в рукав собеседника и потребовал, чтобы он забыл странности этой истории и никому о них не рассказывал. После этого, сухо попрощавшись с Балуевым, Карл Иосифович, поспешил к центральной аллее, ведущей к выходу с территории кладбища. Павел проводил Войтеса задумчивым взглядом.
   Странными были не только некоторые обстоятельства смерти Хворостиной, но и реакция ее партнера, когда он о них услышал. Поведение Карла Иосифовича выглядело подозрительным. Что его так напугало? Хорошо бы, не мешкая, сообщить обо всем этом следователю Чуйко.
   Тарас Андреевич неожиданно оказался рядом. Едва Войтес скрылся из виду, следователь негромко окликнул Павла. Выслушав рассказ Павла, одобрительно потрепал его по плечу и спросил:
   - Хотите знать, как я расцениваю поведение наследника Хворостиной? Пока можно сделать один важный вывод. Если Войтес и не убийца, то что-то знает о злосчастной курице. А это уже результат.
   Попрощавшись с Балуевым, Чуйко спешно покинул кладбище.
   Результат, только неизвестно какой, думал Павел, возвращаясь к могиле Дарьи Романовны. Хорошо, если результат этот не будет иметь плохих последствий. Неизвестно, как именно Войтес использует сведения о смерти Дарьи Романовны. Может, именно это даст возможность преступникам избежать наказания.
   Почему-то ему представлялось, что преступников было несколько, и кто-то из них обитал в доме Хворостиной.
  
   * * *
  
   На поминках присутствовали почти все жильцы трехэтажного доходного дома. Павел пристроился в дальнем конце выстроенных в ряд столов, оглядел присутствующих. Войтеса не было видно. Он привычно достал из кармана блокнот. Ради приличия, посидит за столом немного, а затем незаметно покинет квартиру Хворостиной.
   Сделав несколько карандашных набросков, он почувствовал, что больше не выдержит, пора уходить. Стал протискиваться вдоль стены к выходу, опустив голову, чтобы не видеть лиц жующих и пьющих людей. Постные физиономии, приглушенные голоса, а в глазах алчность и зависть к миллионам убиенной Дарьи Романовны и к тому, кто это богатство наследует.
   Он был рядом с распахнутой дверью, предвкушая удовольствие от выкуренной на улице папиросы. Но не тут было. Путь преградил тучный мужчина в засаленном фраке и сообщил, что с ним хочет поговорить пожилая дама, знавшая родителей Павла. Он подвел его к седовласой женщине, скучающей в одиночестве. Она долго ахала и вздыхала, удивляясь, как быстро проносится время, каким видным мужчиной стал сероглазый Павлик, которого она гладила по головке, бывая в гостях у Балуевых. После расспросов о теперешней жизни Павла, старушка попросила помочь ей добраться до дома.
   Старая дама жила у Никитских ворот. Проводив ее до дверей покосившегося особнячка, еще более древнего, чем его хозяйка, Павел закурил наконец желанную папиросу, размышляя, куда направиться дальше. Возвращаться на Петровку не было смысла.
   Он пошел вниз по Никитской улице, останавливаясь и вспоминая времена своей молодости. Как и прежде, на улице часто мелькали лица студентов расположенного рядом Университета. Многие из них жили в зданиях, выходящих фасадами на широкую улицу, или в домах победнее, расположенных в близлежащих кварталах. Присутствие в этом районе многочисленной и веселой студенческой братии придавало всей округе своеобразный облик.
   Между Никитской и Поварской расположены узенькие переулочки: Хлебный, Скатерный, Столовый, жители которых в древние времена обслуживали трапезы и пиры в царском дворце. С тех пор миновали столетия, и от старой Поварской слободы сохранились лишь названия переулков. Да еще обилие дешевых студенческих забегаловок и пивных заставляет невольно вздыхать, вспоминая о былой кухмистерской славе данной местности...
   Почувствовав голод, Павел свернул в переулок, решив заглянуть в пивной зал, где обычно к вечеру собирались газетчики. Ему не очень-то нравилась шумная и суетливая обстановка этого заведения. Но, справедливости ради, надо признать, что телячьи котлеты, которые там подавали к пиву, всегда были отменно вкусными.
  
  
   * * *
  
   - Здесь и возьмем репортера, - произнес долговязый мужчина с пышными, как у гренадера, усами.
   - Шуму наделаем, - возразил его собеседник. - Он парень крепкий и, видно, не робкий.
   - А мы обтяпаем все тихо и без скандала, - пояснил верзила. Изложив свой план, он выпрямился и залпом влил в себя половину кружки темного пива.
   - Двигай, Филя, - приказал он, - да не забудь прицепить к груди бляху извозчика...
   Разговор злоумышленников происходил в темном углу пивной, куда зашел репортер отдела хроники газеты "Русское слово".
  
  
   ...Павел очнулся на влажном дощатом полу. Обнаружив, что лежит связанным в темном сарае, попытался вспомнить, каким образом он здесь оказался.
   За стеной послышалось лошадиное ржание - и в сознании, словно отрывок сна, всплыло видение: он безвольно полулежит на сиденье пролетки, впереди маячит спина извозчика... Затем увиделось лицо склонившегося к нему усатого человека. Усач чтото сказал и ткнул ему в нос платок с резким и неприятным запахом.
   Скрипнула дверь. Павел почувствовал дуновение ветерка, затем темноту рассеял неяркий свет масляного фонаря в руке вошедшего невысокого человека.
   Сделав пару шагов, человек поднял фонарь, и Павел смог рассмотреть окаймленное темной бородкой худое лицо. Извозчик! Тот самый тип, который подошел к нему в пивном зале.
   Теперь Павел отчетливо вспомнил, как он просматривал утренний выпуск газеты, прихлебывая из бокала пиво, когда к его столику подошел мужичонка с черной бородкой и робко спросил, не понадобятся ли господину газетчику в скором времени услуги извозчика. Услышав отказ, извозчик не стушевался, наоборот, нахально присел к столу и стал нести чушь о том, что у него имеется интересная информация. При этом он сильно нервничал, наконец, предложил показать господину газетчику хранящуюся у него древнюю книгу, которую недавно забыл в пролетке один из его клиентов.
   Что было потом, помнилось смутно. Он скорее почувствовал, чем услышал, что за спиной у него оказался еще один человек. Не успел обернуться. Чья-то мощная лапа обхватила шею, и последнее, что он почувствовал - резкий запах, внезапно ударивший в нос.
   Тем временем, вошедший в сарай извозчик поставил на пол фонарь, подошел к Павлу и попытался его приподнять.
   - Что ты возишься? - послышался голос заглянувшего в дверь верзилы.
   - Тяжелый черт, - пожаловался извозчик. - Помоги мне посадить его на скамейку.
   Вдвоем они быстро справились с этим делом. Лицо второго мужчины тоже оказалось знакомым. Он признал человека с усами, ехавшего с ними в пролетке.
   - Что вам нужно? - мрачно спросил Балуев. - Зачем притащили меня сюда?
   - Сейчас, милок, все узнаешь, - пообещал высоченный усач и подтолкнул своего напарника к выходу. В дверях обернулся: - Не вздумай кричать, все равно никто не услышит.
   - Дайте пить, - прохрипел Павел вдогонку усатому. В горле нестерпимо першило и пересохло, будто очнулся после долгого пьянства.
   Некоторое время спустя вернулся низкорослый извозчик. Прикладывая к губам Павла жестяную кружку с водой, приговаривал:
   - Ты, парень, не дрейфь. Ничего страшного с тобой не случится. Расскажешь, как на духу, все что знаешь, глядишь, и отпустят с миром.
   Оторвавшись от кружки, Павел насмешливо произнес:
   - А потом поедем к тебе и посмотрим старинную книгу.
   Извозчик приоткрыл рот, обнажив подгнившие зубы.
   - Умничаешь! А я дело советую. С нашим хозяином шутки плохи. Будешь хитрить или скрытничать, вмиг снесет тебе голову.
   После этого предупреждения Павлу невольно вспомнились убиенная Дарья Романовна и бедная курочка со свернутой на бок головкой.
   Не прошло и пары минут, как он смог убедиться в правильности мелькнувшей догадки. Появившийся в сарае кряжистый средних лет человек присел на подставленный извозчиком стул и задал вопрос:
   - Что известно тебе об убийстве Хворостиной?
   Словно обухом по голове ударил. Что именно хотят от него узнать? Почему этот мрачного вида мужик (может, тот самый хозяин) интересуется убийством миллионерши?
   - Ты оглох или не понял, о чем я спросил? - Человек в коричневом сюртуке качнулся на стуле и уставился в переносицу Павла злобным тяжелым взглядом.
   - Понял, чего же тут непонятного. - Павел секунду помедлил. - Почему я должен вам отвечать?
   - Потому что, если будешь упрямиться, никогда не увидишь родную маму.
   - Вы не верите в загробную жизнь?
   Павел поперхнулся на полуслове, получив хлесткий удар кулаком. Перевел дух и продолжил:
   - Моя мать умерла много лет назад.
   - Тебя же просили не умничать, - подал голос извозчик.
   - Говори, - приказал ударивший его человек, потирая костяшки левого кулака.
   Павел примерился, не достать ли связанными ногами до стула, на котором сидел обидчик. Передумал. Лучше вступить в словесную перепалку и попытаться что-нибудь выведать об этих людях. Почему интересуются убийством Хворостиной? Бросив презрительный взгляд на бандита, процедил сквозь зубы:
   - В драке я разделал бы тебя под орех. Но сейчас, стоит ли упираться? Тем более, что об убийстве Хворостиной мне известно не больше, чем любому другому квартиранту нашего дома...
   Он намеренно начал издалека (с тех времен, как поселился в доме Хворостиной), чтобы успеть все обдумать, и не ляпнуть лишнего.
   Вариант, сочиненный следователем Чуйко, в данном случае не годится. Нужно выбрать чтото другое. Эти люди смахивают на бандитов и, скорее всего, не связаны с петербуржцем Войтесом. Может, их интересует наследство Дарьи Романовны или драгоценности, исчезнувшие из ее квартиры? Как бы то ни было, относительно странных обстоятельств смерти Хворостинной бандитам не следует знать.
   Второй раз за сегодняшний день он рассказывал о событиях воскресного вечера. Но сейчас это была уже другая редакция по сравнению с тем, о чем он поведал Войтесу. Умолчал о курице и о завещании Хворостиной. В целом, у него получилось складно и почти не отличалось от того, что произошло с ним в день смерти его "благодетельницы".
   Человек на стуле покачал головой и спросил, продолжая сверлить его взглядом:
   - Больше ничего не знаешь?
   Мысленно чертыхнувшись, Павел наморщил лоб, изображая готовность вспомнить что-то упущенное. Что еще хотят от него услышать? Небольшой пробный камушек не помешает.
   - Вспомнил! Следователь спрашивал о драгоценностях Дарьи Романовны. Она хранила их в яхонтовой шкатулке, которая пропала вместе со своим содержимом после смерти хозяйки. Но о драгоценностях Хворостиной я больше ничего не знаю.
   Удар в скулу свалил Павла на пол. Склонившись над ним, крепыш прошипел:
   - Господина Войтеса тоже не знаешь?
   Сплюнув, Павел, с трудом ворочая языком, пробурчал:
   - Знаком с ним, да только он с газетчиками дружбы не водит.
   - О чем же тогда вы шептались на кладбище?
   Значит, все-таки Войтес! Их тоже интересует наследник Хворостиной. Павел приподнял с пола голову и объяснил:
   - Он расспрашивал меня, не было ли в последнее время чегонибудь необычного в поведении Хворостиной.
   - Ну, и что ты ему рассказал?
   - Сказал, что она страдала животным страхом потерять свое состояние. А в последнее время этот страх приобрел форму близкую к помешательству. - Изложив эту выдумку, Павел добавил: - Может, шкатулку не стибрили, а она сама ее кудато спрятала?
   - Ты о Войтесе говори, - потребовал любитель рукоприкладства.
   Будь по-вашему, злорадно подумал Павел. Он уже понял, что на кладбище за ним и Войтесом наблюдал не только следователь Чуйко.
   - Как только Войтес услышал от меня о страхе своей партнерши, он вцепился в меня и, словно припадочный, стал трясти, умоляя никому не рассказывать о неладах с психикой Хворостиной.
   - Больше он ни о чем не спрашивал? - голос коренастого крепыша звучал угрожающе.
   - Он ушел, сразу после того, как я согласился выполнить его просьбу помалкивать. - Павел сплюнул кровь из рассеченной губы. - Я не выполнил свое обещание, потому лишь, что мне до лампочки дела Войтеса и Дарьи Романовны.
   - Развяжи его, - приказал извозчику человек, которого Павел мысленно называл "крепышом", а затем, обращаясь к пленнику, сообщил: - Сейчас тебя доставят в надежное место, там продолжим с тобой разговор.
   Его подвели к пролетке. Усадив на продавленное сиденье, снова связали ноги и засунули в рот
   обрывок шарфа.
   На дворе стояла тихая, по-летнему теплая ночь. В вышине бездонного неба поблескивали яркие звездочки, напоминая о вечности мироздания и бренности человеческого бытия.
   Куда и зачем повезут его по ночному городу? Павел вздохнул, понимая, что добром это путешествие не закончится.
  
  
  
   4. Рискованное поручение.
  
  
   Уже светало, когда Павел очнулся от беспокойного забытья. Жалкий, дрожащий от промозглой сырости комок плоти, брошенный злодеями ночью на обочине узкой лесной дороги.
   Пошевелив связанными за спиной руками, он попробовал перевернуться на бок. Наконец ему удалось это сделать. Словно змея, извиваясь туловищем по влажной траве, он медленно стал выползать на проезжую часть дороги.
   Спустя час работник молочной фермы, направляясь в город на повозке с бидонами, обнаружил лежащее поперек дороги тело связанного человека.
  
   - Ну вот, дружище, теперь вы из свидетеля превратились в жертву, - произнес Тарас Андреевич, выслушав Павла.
   - Не думаю, что меня собирались убить. - Павел всматривался в дождевые струйки, стекавшие по стеклу окна. - Спасибо конным стражникам из ночного дозора. Если бы не они, меня не выбросили бы из пролетки
   - Стражники, погнавшись за подозрительным экипажем, возможно, спасли вам жизнь. Что будем делать? Может, попробуем отыскать сарай, в котором вас подвергли допросу?
   - Готов отправиться хоть сейчас. Но шансов на успех почти нет. Когда мы выехали со двора, кругом была кромешная тьма; бандиты долго плутали незнакомыми мне проулками, пока не выехали к парковой зоне Сокольников.
   - Сейчас принесут чай с пирожками, - следователь позвонил в колокольчик. - Перекусите, и вперед. Начнем поиски с той дороги, где вас обнаружил молочник.
   Как и думалось Павлу, место его ночного допроса обнаружить не удалось. Пока бродили по улицам и переулкам городской окраины, Чуйко и Балуев вели разговоры на разные темы, но каждый раз возвращались к основному вопросу: убийству Хворостиной.
   Следователь не сомневался, что данное преступление как-то связано с похищением Павла, совершенным вчера в центре города на глазах у многих людей.
   - Смотрите, что у нас получается, - продолжал рассуждать Чуйко, провожая Павла домой на Петровку. - Все упирается в наследника Хворостиной - господина Войтеса. У него имелась причина желать смерти своей партнерше. Далее - его реакция, когда он услышал о мертвой курице. После этого, он срочно уходит с кладбища, а на поминках и в гостинице не появляется. Где сейчас находится петербуржец пока неизвестно. По итогам допроса, который вам учинили бандиты, можно не сомневаться, что их тоже интересует Войтес. Может, подозревают его в убийстве Хворостиной?
   - Или в убийстве курицы, после того, как убили хозяйку квартиры и украли ее драгоценности, - выдвинул версию Павел.
   Он безумно устал. В мыслях было одно - поскорее попасть домой, переодеться и завалиться спать. Говоря по правде, его совсем не мучил вопрос, кто именно свернул шею Дарье Романовне, а заодно и какой-то курице. Другое дело, люди, которые увезли его из пивного зала, и человек, задававший ему вопросы. К последнему у него имелся особый счет. Неплохо бы отыскать его, побеседовать с ним по- мужски, один на один.
   Он так и не смог уснуть. Снова вышел на улицу, заглянул в ближайшую забегаловку и направился в редакцию "Русского слова".
   В те годы это была одна из самых популярных московских газет - издание, рассчитанное на разные социальные слои общества. Павла устраивала работа в газете, которую называли "фабрикой новостей". Здесь он обрел пристанище в качестве штатного репортера. В разделах искусства, культуры и спорта появлялись его короткие репортажи, изредка более обширные обозрения. Гонорары были скромными, но данная сторона вопроса не очень смущала. Его рисунки и комментарии к ним печатали в разных газетных изданиях и даже в толстых журналах.
   Начальник отдела хроники встретил Балуева неприветливо. Бросив взгляд на часы, пробурчал, что свободный день у Павла был вчера, а сегодня нужно сдать в номер материал о пожаре в здании Сберегательной кассы ("Ты ведь живешь в двух шагах от кассы"), а в воскресный день Балуев должен быть на Ширяевом поле, где состоится футбольный матч.
   Павел собрался кое-что уточнить, но затюканный делами начальник, сверкнув очечками, остановил его:
   - Погоди! Будешь в Сокольниках, поговори с председателем Замоскворецкого спортивного клуба. Я обещал ему прислать толкового репортера, который разбирается в спорте и в футбольной игре. Кстати, твою просьбу выполнил: редактор согласился взять на работу парня, за которого ты хлопотал. Пусть зайдет в канцелярию, а с понедельника приступает к обязанностям курьера.
   У порога комнаты, где обычно работал Павел, топтался, поджидая его, мрачный Витек.
   Сообщив Виктору приятную новость, Павел отвел его в канцелярию, а затем к бухгалтеру.
   У выхода из редакции Виктор, стесняясь, торопливо глотая слова, стал благодарить за помощь.
   - Давай сделаем так, - Павел окинул взглядом ошалевшего от радости парня. - Ты пока погуляй, через час-другой я вернусь в редакцию, и мы отправимся с тобой в баню. А вечером, по случаю твоего приобщения к клану газетчиков, устроим ужин в приличной харчевне. Расскажешь мне про свое житье-бытье, а я посвящу тебя в хитрости ремесла городского курьера.
   Неплохой паренек, подумал Павел о Викторе, направляясь в Рахмановский переулок. Вроде бы честный и совестливый. В наше лихое время - это уже немало.
   В жизни ему довелось повидать парней, приехавших из деревни в Москву на заработок. На стройках им обычно поручали самую тяжелую тягловую работу. Лишь немногим удавалось выбиться в мастера, получить профессию, а тем более - образование.
   Надо помочь Витьку Прохорову, решил он, стараясь не думать о том, сколько раз благие намерения оборачивались репортеру Балуеву боком, принося очередные разочарования.
  
   У здания пострадавшей от пожара сберегательной кассы собралась толпа людей, наблюдавших, как выносят и грузят в телеги уцелевшую мебель и другое имущество казенного учреждения. Подойдя ближе, Павел стал прислушиваться к разговорам.
   - Деньжищто целая прорва сгорела, - охала полнотелая женщина.
   - Там ремонт делали. Так строители и учинили пожар. С пьяных глаз оно чаще всего случается, - поделился мнением пожилой мужчина в толстовке.
   - Воруют! - со знанием дела заявил старик в шляпе. - Особенно те, кто рядом с казной. Нахапают денег, а потом поджоги устраивают.
   Злые слова, подумал Балуев, но, с другой стороны, старик высказал возможную версию. В городе ни для кого не являлось секретом, что воровство и взятничество процветают в самых разных чиновных кругах.
  
   Утром воскресного дня Павел и Виктор отправились на трамвае в Сокольники. Выйдя на остановке, рядом с пожарной частью, они углубились в парк и вскоре оказались на огромной поляне, сохранившей в народе название "Ширяево поле".
   Это место, облюбованное горожанами для воскресных гуляний, Павлу было хорошо известно. Юношей он приходил сюда с товарищами по гимназии. Затем стал бывать здесь, как репортер, наблюдая за разными состязаниями, чаще всего в лаун-теннис. Только в этом сезоне он побывал на Ширяевом поле несколько раз, готовя репортажи о запуске воздушного шара и о первенстве города по гиревому спорту. И сегодня здесь проводился спортивный праздник, в завершении которого должен был состояться футбольный матч.
   Месяц май пока что не радовал москвичей хорошей погодой, но воскресный день неожиданно выдался теплым, и в небе - не единого облачка. По краям обширного поля, живописными группами расположились зрители и те, кто пришли сюда просто для отдыха.
   Павел присел в тени высокой березы. Витек сноровисто расстелил скатерку, разложил продукты и прохладительные напитки. В поведении деревенского парня и в помине не было прежней скованности. Теперь он сотрудник солидной газеты, а со вчерашнего дня стал компаньоном репортера Балуева, разделив с ним жилье в мансарде трехэтажного дома.
   Пообещав скоро вернуться, Павел отправился на поиски председателя спортивного клуба. Господина Берсеньева он нашел на другой стороне поля. Это был высокий мужчина с залысинами по сторонам широкого лба. Сложив на груди мускулистые руки, он наблюдал за разминкой спортсменов перед началом кросса по пересеченной местности парка.
   Представившись, Павел попросил его рассказать о себе и о клубе, который он возглавляет на протяжении многих лет. Оказалось, что Берсеньев в прошлом был капитаном дальнего плаванья. Приехав из Одессы лет пятнадцать назад, он посвятил себя приобщению молодежи к спорту. Любимым детищем бывшего капитана стала футбольная команда Замоскворецкого клуба, а в настоящее время Берсеньев ратовал за создание московской футбольной лиги. Команда Замоскворечья была одним из лидеров футбольных соревнований. Сегодня ей предстояло встретиться с не менее сильной командой из поселка Быково.
   С неподдельным интересом Павел выслушал лекцию, посвященную достоинствам и премудростям футбольной игры. Энтузиазм пожилого тренера был столь заразителен, что Павел невольно уверовал: в скором времени футбол станет любимой спортивной игрой москвичей.
   Вернувшись к лежащему под березой Виктору, он стал набрасывать тезисы очерка о футболе, но так и не успел их закончить. Увидел направлявшегося к ним Берсеньева в сопровождении неизвестного господина. Издали указав спутнику на Балуева, бывший моряк помахал рукой и ушел. А мужчина в темной костюмной паре быстрым шагом направился в указанном ему направлении. Угадав в нем полицейского в штатской одежде, Павел вздохнул и поднялся с земли.
   - Господин Балуев? - поинтересовался человек в котелке. - Я должен доставить вас к следователю Чуйко.
  
   Тарас Андреевич в этот день пребывал в расстроенных чувствах.
   Утром ему устроил разнос начальник.
   - Занимайтесь своим делом, Тарас Андреевич, - выговаривал седоусый полковник, - а поиском Войтеса займутся другие. Скорее всего, он уже в Петербурге. Вам же следует раскрыть убийство Хворостиной. Обычная уголовщина, с целью похищения драгоценностей. И оставьте вы эти бредни о курице, найденной в квартире убитой домовладелицы.
   Конечно, причиной расстройства являлся не разговор с начальством. Он давно перестал раздражаться на косность мышления своего руководства. Дело в другом. Его мучили подозрения, что Карл Иосифович отправился не в Петербург, а совсем в другие края, откуда не возвращаются. Наследник Хворостиной нужен был позарез, причем живой и способный дать объяснения, почему им интересуются бандитского вида люди и что известно ему о белой курице.
   Это главное! Он пришел к убеждению, что убитая курица - ключ к разгадке смерти Дарьи Романовны. Что поделаешь. Следователь хмурил брови, теребил рыжеватого цвета усы. Людей для активного поиска исчезнувшего наследника нет, поэтому надо придумать чтото другое. Вспомнив недавние приключения репортера Балуева, решил подойти к разгадке с другой стороны. Почему не попробовать? Но для этого нужно согласие Павла Петровича.
   Разговор с репортером проходил в кофейне, расположенной в начале Тверской.
   - Как удалось вам меня разыскать? - Павел с интересом смотрел на следователя.
   -Зашел в редакцию и узнал, что репортер Балуев должен быть в Сокольниках на Ширяевом поле, готовя материал о спортсменах Замоскворецкого клуба.
   Следователь вглядывался в лицо Балуева, размышляя, стоит ли втягивать журналиста в эту историю. Да и согласится ли он после того, как недавно попал в передрягу с бандитами?
   - Понимаете, Павел Петрович, хочу опять попросить вас о помощи, - наконец решился Чуйко, понимая, что другого выхода нет.
   - Такое же пустяковое дело, как и в прошлый раз? - насмешливо спросил Павел. - Тогда это стоило мне разбитой физиономии и ночи, проведенной в лесу.
   - Готов еще раз принести извинения за доставленные неприятности. Трудно было предположить, что беседа с Войтесом приведет к столь печальным последствиям. - Чуйко на миг призадумался. - Не буду скрывать: сейчас все обстоит по-другому. Я заранее знаю, что дело, которое вам предлагаю, опасное и рискованное.
   - Таак, - протянул Балуев, отставил в сторону кофейную чашку и закурил папиросу.
   Тарас Андреевич не спешил излагать суть своей просьбы. Достав из кармана табачный кисет, закурил короткую трубочку.
   - Мне обязательно надо найти людей, которые вас похитили.
   - Я тоже не прочь побеседовать с ними. Только не со связанными руками.
   - Для этого надо, чтобы они захотели снова встретиться с вами. Имеется верный способ, как вызвать у них такое желание, но я уже говорил, что это дело рискованное.
   - Да что вы об одном и том же, - проворчал Балуев. - Говорите прямо, что нужно сделать?
   Вздохнув, Тарас Андреевич стал объяснять:
   - Войтес пропал. Возможно, что его уже нет в живых. В любом случае, реальная нить к раскрытию убийства Хворостиной для нас утеряна. Но, кроме полиции, убийством Дарьи Романовны интересуются люди, готовые применять грубые методы. Кто они, мы не знаем, но я уверен, что им известна судьба пропавшего Войтеса и что они както связаны с убийством Хворостиной. Остается вычислить этих людей. Очень рассчитываю сделать это с вашей помощью, Павел Петрович.
   - Каким образом? Дадим объявление, приглашая бандитов встретиться с нами?
   - Почти угадали. Поместим в газете статейку о расследовании убийства богатой московской предпринимательницы. Из текста будет следовать, что автору известно о смерти Хворостиной гораздо больше, чем до этого сообщали газеты. Статья будет напечатана в "Русском слове" за вашей подписью. Редактор уже дал согласие. - Чуйко протянул Павлу несколько листочков бумаги: - Стиль изложения можете отредактировать.
   Пробежав глазами напечатанный на машинке текст, Павел хмыкнул:
   - Лихо закручено. Не хватает лишь приглашения на панихиду по убиенному автору этих строк. Те, кто отправил Дарью Романовну к праотцам, обязательно постараются грохнуть меня в какой-нибудь подворотне.
   - Риск имеется, - кивнул Чуйко, - но не думаю, что им нужна ваша смерть. Наоборот, такой поворот для них нежелателен. А вот встретиться с вами и выяснить, что вам известно - такой вариант наиболее вероятен. Вот тутто мы и сможем их вычислить.
   Призадумавшись, репортер спросил:
   - Как на практике будет осуществляться ловля хищника на живца?
   - Жизнь подскажет, - ответил следователь. - Хорошо бы выйти на их главаря. А те трое, которых вы уже знаете - исполнители и не смогут нам многое рассказать. Если кто-то из них снова объявится, проследим за ними по всем правилам сыскного искусства. С понедельника организуем у вашего дома круглосуточное наблюдение.
   Выбив пепел из трубки, Чуйко деликатно кашлянул в кулачок.
   - Так вы согласны?
   Павел кивнул и загасил в пепельнице недокуренную папиросу.
  
   В понедельник в газете "Русское слово" появилась небольшая статья с интригующим заголовком: "Загадочное убийство". Автор с праведным гневом сетовал на беспомощность полиции в раскрытии совершенного неделю назад убийства Дарьи Романовны Хворостиной - владелицы крупной недвижимости и акций промышленных предприятий. В статье сообщались некоторые странные обстоятельства смерти Хворостиной. В завершение, автор заверял читателей, что имеются основания надеяться на скорое раскрытие преступления, так как установлена группа людей, имеющих отношение к таинственному исчезновению наследника Хворостиной - господина Войтеса.
  
  
  
  
   5. Исчезнувший экипаж.
  
  
   В конце мая в театральной жизни города наступило затишье. Часть театров отъехала на гастроли в провинцию, а другие доигрывали старый репертуар, не радуя москвичей новыми постановками.
   Получив задание взять интервью у известного режиссера, Павел с легким сердцем отправился на трамвае в Таганку
   Не так уж часто ему приходилось писать на театральную тему. Общение с представителями мира театра доставляло ему удовольствие, но каждый раз к радости примешивались чувства грусти и боли, вызванные воспоминаниями об актрисе Ольге Уваровой.
   Ольга была особой песней в жизни Павла Балуева. Любовь к ней вошла в сердце вместе с щемящей болью, словно от накрепко засевшей занозы. Они постоянно ссорились, снова мирились, признаваясь друг другу в любви. Взаимные мучения продолжались до тех пор, пока Ольга не заявила ему, что покидает Москву, уезжает в Саратов, получив приглашение играть ведущие роли в местном театре.
   Потом были письма, много писем, нежных и грустных. Он сжег их, все до единого, когда узнал, что в Саратове Ольга вышла замуж и покинула театральную сцену.
   Вот такая история произошла с ним два года назад. Подходя к театральному зданию, Павел вздохнул, отгоняя печальные воспоминания. Нет, не справился он до конца со своей бедой. До сих пор в глубине души ожидает, что Ольга вернется к нему. По сей день замирает сердце, если чудится, что в толпе мелькнуло ее лицо.
   - Павел Петрович! - окликнул его звонкий девичий голос.
   Обернувшись, он увидел барышню в шляпе с рассыпанными по плечам иссиня-черными волосами. Она сделала к нему несколько порывистых быстрых шажков и приподняла лицо, скрытое до тех пор под полями шляпы.
   - Ася, - узнал он девушку, поразившую его своим пением в ресторане. - Что вы здесь делаете?
   - Работаю в труппе Милявского, - с гордостью сообщила девушка. - Игорь Сергеевич доверяет мне небольшие роли. Через полчаса начнется утренняя репетиция. Хотите посмотреть? Спектакль старый, но замечательный.
   Милявский считался одним из самых маститых театральных режиссеров Москвы. Именно к нему направлялся Павел с целью взять интервью для журнала. Сообщив о своем задании Асе, он подхватил девушку под локоток, и они поспешили к двухэтажному зданию на краю необъятной Таганской площади.
   Три часа, проведенные Павлом в театре, пронеслись для него, как мгновение. Он закончил дела и собирался уже уходить, когда снова увидел Асю. Улыбнувшись юной актрисе, он спросил, не может ли быть ей чем-то полезен?
   - Помнится, вы обещали написать мой портрет? - девушка вскинула голову и с вызовом на него посмотрела: - Можете сделать это сегодня, я не занята в вечернем спектакле.
   Рассмеявшись, он протянул ей руку:
   - Я к вашим услугам, очаровательная сеньорита, но сначала приглашаю вас отобедать со мной.
   Ася выбрала небольшое кафе на открытой террасе с видом на панораму древнего монастыря. За обедом она в основном молчала, с аппетитом сражаясь с внушительной порцией фрикасе. На десерт они заказали кофе с пирожными. Павел курил, развлекал девушку рассказами из жизни репортеров московских газет. Узнав, что Павел обучался в Германии архитектуре, девушка сообщила, что ее два брата тоже являются архитекторами, но сейчас они живут и работают в Петербурге.
   - А в Москве я живу вместе с тетей - старшей сестрой отца. Других родственников у меня не осталось, - пояснила она, заметив удивленный взгляд Павла.
   Мысленно посочувствовав симпатичной девушке, он деловито спросил:
   - Где вы хотели бы мне позировать? Понимаете, не совсем удобно приглашать вас в жилище холостяка, отнюдь, не похожее на ателье художника.
   - Если вам все равно, - смуглые щеки Аси зарделись румянцем, - можем поехать к моей подруге. Она живет у Никитских ворот в доме, где имеется очень уютный садик.
  
   Они ехали в открытой коляске вдоль бульваров, любуясь буйной зеленью лип и кленов за низкой чугунной оградой и пушистыми облачками, скользящими в небе, словно сказочные кораблики. Подъезжая к Никитским воротам, извозчик стал притормаживать, прижимая коляску к обочине мостовой, и Павлу вспомнилось, как он провожал сюда седовласую даму, а потом вляпался в отвратительную историю. Несомненно, что за ним следили от самого дома, где он присутствовал на поминках, и устроили ему ловушку в пивной. Тогда посчастливилось вырваться на свободу. А теперь надо быть вдвойне осторожным. Впрочем, следователь уверял, что за всеми его передвижениями будут вести наблюдение опытные агенты. Помогая Асе выйти из экипажа, он оглядел окрестности, но ничего подозрительного не заметил.
  
   Асина подруга проживала в красивом особняке, выходящим одним из фасадов на улицу. Окинув восторженным взглядом здание, Павел мысленно отметил некоторую перегруженность фасада деталями, нарушавшими чистоту форм стиля модерн. (Он любил этот стиль, считая, что модерн еще долгие годы будет определять стилевые особенности русской архитектуры).
   Александра, или Шура, как называла Ася свою подругу, провела их в тенистый садик, расположенный между двумя флигелями. В одном из них находилась ее жилье (она являлась домашним секретарем у хозяина особняка - одного из известных московских банкиров). Оставив гостей в саду, она ушла в дом приготовить чай, а Павел, усадив Асю на скамью рядом с кустом сирени, приступил к работе. В течении получаса он сделал массу карандашных набросков лица девушки в разных ракурсах, пояснив, что портрет углем на немецком картоне он сделает дома по этим эскизам.
   Ася с Шурой восторженно ахали, разглядывая его рисунки.
   - Вам надо учиться живописи, - решительно заявила Шура, прищурив на репортера глаза зеленоватого цвета.
   - Не мое это, - досадливо махнул рукой Павел. - Талантливым живописцем надо родиться. А у меня лишь способности к рисованию, помогающие в моей репортерской работе.
  
   На следующий день, правя текст газетной статьи, Павел, время от времени, возвращался к мысли о том, что труппа Милявского в середине лета собирается на гастроли в Саратов. Режиссер предлагал ему отправиться вместе с труппой в город на Волге, чтобы написать для местных и столичных газет серию очерков, а заодно отдохнуть на саратовских пляжах. Предложение заманчивое. Отдохнуть ему не мешает. Но, в конце концов, он честно признался себе, что поездка в Саратов манит его совсем по другой причине. После слов режиссера в памяти сразу всплыло лицо Ольги Уваровой.
   Он не знает, живет ли она сейчас в Саратове. Прошло целых два года с тех пор, как они расстались. Возможно, что у нее любящий муж и большая семья. Пусть будет счастлива! Может, и он когда-нибудь обзаведется семьей. Но большая любовь, как говорится, не забывается до самого смертного часа.
   С этой не самой веселой мыслью он собрался зайти в кабинет редактора, но его остановила заглянувшая в дверь машинистка, попросив подойти к телефонному аппарату.
   В телефонной трубке послышался слабый треск, затем мужской голос грубо спросил: "Балуев?" Павел ответил, что репортер Балуев внимательно слушает, и спросил, с кем имеет честь разговаривать?
   Не ответив, голос вкрадчиво сообщил: "Послушай, писака, ели будешь болтать о Войтесе и совать нос в дело Хворостиной, то случится несчастье. Сначала с барышней, с которой вчера прогуливался, а затем и с тобой". Голос в трубке прервался, затем послышался отбой телефонного вызова.
   Он скривился, осмысливая то, что услышал. Вот тебе и реакция на статью в газете. Но при чем же здесь Асенька? С другими барышнями он вчера по городу не прогуливался.
   Не отходя от аппарата, он попросил соединить его с номером, который оставил ему следователь Чуйко.
   Выслушав Павла, Тарас Андреевич заверил, что все предусмотрено, события развиваются по намеченному полицией плану.
  
   Однако, предусмотреть все шаги и поступки противника практически невозможно. Спустя два дня, как только Павел пришел в редакцию, в тесные помещения "Русского слова" ворвалась статная зеленоглазая девушка. Рухнув на стул рядом с Балуевым, Шура Сазонова, с трудом сдерживая рыдания, сообщила, что Ася пропала, что она второй день не появляется дома и в театре отсутствует. Знакомые и сослуживцы Аси не знают, где она может быть. Тетушка Аси в панике обратилась в полицейский участок, но там ее "успокоили", сказав, что подобные случаи иногда происходят с барышнями, особенно с молоденькими актрисами.
   Сжав в ладонях Шурины пальчики, Павел стал названивать следователю.
   Тарас Андреевич, выслушав Павла, коротко бросив в трубку:
   - Приезжайте ко мне вместе с девушкой.
  
   В кабинете следователя их усадили на стоящие вдоль стены жесткие стулья и попросили сообщить все, что им известно об Асе Голотовой. Правда, рассказывать в основном пришлось Александре Сазоновой, хорошо знавшей свою подругу.
   Поблагодарив зеленоглазую Шуру, Чуйко стал расхаживать по кабинету, рассуждая вслух:
   - Итак, друзья, из ваших слов следует, что молодая актриса Анастасия Голотова весьма решительная и смелая барышня. Так что можно надеяться, что ничего плохого с ней не случится...
   Тарас Андреевич присел рядом с ними на стул и сообщил, что исчезновение Аси для него не новость, так как ему стало известно об этом на следующий день после того, как Балуеву позвонили с угрозами.
   - Мы невольно втянули девушку в наши дела, - сокрушенно вздохнул Чуйко. - Кто мог знать, что объектом угроз станет она, а не Павел Петрович или ктото другой из его знакомых? Как только вы сообщили мне о телефонном звонке, я распорядился установить наблюдение за домом Голотовых на Воздвиженке и за театром, что на Таганке. Кроме того, двое агентов должны были сопровождать Асю во всех ее передвижениях по городу.
   - Как же это могло случиться? - Павел даже привстал со стула.
   Склонив голову с рыжеватым зачесом, следователь, молча рассматривал кисти рук, сложенных на коленях. Наконец стал рассказывать:
   - Поздним вечером Ася вышла поле спектакля на Верхнюю Таганскую площадь и села в пролетку извозчика. Двое агентов последовали за ними в экипаже сыскного отделения. И тут начались странные вещи. Извозчик, в пролетке которого находилась девушка, направился в противоположную от дома Голотовых сторону, пересек мост и поехал вдоль набережной. В это время уже стемнело, начался мелкий и сильный дождь. Ехавшая впереди агентов пролетка прибавила скорость и вдруг словно растворилась в пелене дождя. Должно быть, незаметно свернула в один из выходящих на набережную переулков. В общем, - Чуйко с досадой махнул рукой, - упустили пролетку с девушкой.
   - Вряд ли Ася уехала по доброй воле, рассудительно заметила Шура. - Вероятно, в той пролетке был человек, который ее обманул или принудил ехать куда ему надо.
   Чуйко встал и прижал к сердцу ладонь:
   - Весьма признателен вам, Александра Васильевна, что согласились приехать. Мы непременно отыщем Голотову. А сейчас мне надо кое-что обсудить с господином Балуевым наедине.
   В дверях Шура Сазонова, быстро глянув в глаза провожавшего ее Павла, спросила:
   - Можно я обожду вас на улице?
   Когда за девушкой затворилась дверь, Чуйко снова уселся за стол и вздохнул:
   - Красивая барышня, чем-то напоминает мою супругу. Царствие ей небесное. Она была из театральной семьи, и мечтала играть на сцене.
   - Соболезную вашему горю, - слова Павла звучали искренне. Ему жаль было симпатичного следователя, ставшего вдовцом в самом расцвете сил.
   - Вернемся к делу, - встрепенулся Тарас Андреевич. - Подруга Голотовой права, говоря о третьем человеке в исчезнувшем экипаже. Несомненно, что девушка была похищена. После того, как вы сообщили мне об угрозах звонившего по телефону мужчины, я понял, что охота на вас началась. Статейка сыграла отведенную ей роль приманки, вот только, никак я не мог предвидеть такого ответного хода. Мне искренне жаль, что удар пришелся на девушку. Хитрые бестии! Они уверены, что теперь вы у них на крючке.
   - А пошли они со своими угрозами к японской бабушке, - не удержался от брани Павел. - Надо девушку выручать! Что вы намерены делать? Имеется у вас какойто план?
   - Будем искать, куда увезли Асю Голотову. Честно скажу вам: думаю, что они просто так не отпустят девушку.
   Запустив пальцы в густую, словно сплетенную из медных проволочек, шевелюру, следователь сообщил:
   - Имеется одна, крохотная зацепочка. Дежурившие у театра агенты запомнили внешность извозчика, в пролетку которого села девушка. Судя по их описанию, он похож на извозчика, который подошел к вам в пивной, а затем вез вас по городу. Возможно, и пролетка была та же самая.
   - Легко проверить. - Павел торопливо достал из кармана блокнот, нашел нужный рисунок с лицом темнобородого мужичка и протянул его следователю. - Если этот, то Асю увезли те же люди, что участвовали в моем похищении. Но что это нам дает?
   - Немного, но достаточно, чтобы продолжить поиск в районе, расположенном за заставой в Сокольниках. Дорога, где вас оставили связанным, ведет в поселок Васильево, расположенный рядом с текстильной фабрикой. Возможно, там и находится логово этой банды. С вашего рисуночка сделаем фотографические отпечатки, раздадим их агентам, а также осведомителям, обитающим в данной местности. Может, и получится какой результат.
   - Знаю я этот поселок! - обрадовался Балуев. - Летом не раз наезжал туда, потому что эта фабрика принадлежала моему отцу, только потом она перешла в собственность Хворостиной.
   - Хворостиной, - задумчиво повторил Чуйко. - Послушайте, а господин Войтес бывал на этой текстильной фабрике?
   - Конечно. Я слышал от Дарьи Романовны, что она едет на фабрику вместе со своим партнером из Петербурга.
   - Вот что, - Тарас Андреевич решительно прихлопнул ладошками, - давайте наведаемся с вами на в этот поселок. Часика через два, если это не затруднит вас. Заодно покажу агентам, упустившим пролетку, ваш портретик извозчика...
  
   Проводив Шуру к ее дому и по дороге выпив с ней чаю в булочной, Балуев поплелся в редакцию. Начальник отдела хроники на этот раз встретил милостиво и намекнул, что читателям "Русского слова" было бы интересно узнать, как идет расследование загадочной смерти Хворостиной. Ему удалось отделаться заверениями, что он посвящает данному делу все свое время и надеется на р е з у л ь т а т.
   Взглянув на часы, он убедился, что пора идти на встречу с напористым рыжеволосым следователем. Они договорились, что Чуйко будет ждать его на Тверской у входа в огромный пассаж, где имелось несколько выходов, на тот случай, если Павел заметит за собой слежку.
   Вскоре они катили в закрытом экипаже по широкому тракту, идущему от заставы в Сокольниках к пригородному поселку Васильево. По сторонам дороги стояли домики с палисадниками, а вдоль зеленых обочин неспешно расхаживали гуси и курицы.
   - Вы прекрасно рисуете, - произнес Чуйко, доставая из кармана листок, на котором Павел изобразил лицо бородатого мужика. - Кстати, это очень похоже на шаржи, которые печатают в театральных журналах на известных актеров. Уж не вы ли их автор?
   Павел промолчал (его шаржи всегда печатались под псевдонимом), затем рассеянно поинтересовался:
   - Вы любите театр? Эти журналы обычно листают только актеры, да завзятые театралы.
   - Отец моей супруги был хорошим актером, - буркнул Чуйко. - Он и привил мне любовь к театру. Стараюсь, по мере возможности, не пропускать премьеры.
   - Честно говоря, я тоже не представляю себя без этого праздника жизни, - признался Павел.
   На этом и закончилась их беседа на театральную тему, но каждый из них почувствовал доверительное расположение к собеседнику.
   Такое случается между людьми, имеющими общее любимое увлечение.
  
  
  
   6. Вопросы дотошного следователя.
  
  
  На одной из дальних окраин города, в поселке Васильево, царили тишина и благодатный покой. По сторонам пыльной улицы располагались утопающие в зелени здания барачного типа. За ними тянулись огороды с сараями, а еще дальше, у края березового перелеска, виднелись дачные домики. В центре поселка, перед зданием фабричной конторы, росли огромные старые вязы; под их сенью укрылся пруд с камышовыми зарослями и полосатая будка околоточного городового.
   - Мальчишкой я купался в этом пруду, - сообщил Павел и приподнялся с сиденья пролетки: - А вон в той рощице мы всегда собирали грибы и лесные ягоды.
   - Симпатичное место, - согласился Чуйко и втянул носом воздух, - но откуда этот неприятный душок?
   - Должно быть, от фабрики, но раньше здесь ничего подобного не было.
   Дорога свернула, и взору открылись приземистые кирпичные корпуса с высокой трубой котельной. Чем ближе они подъезжали к фабрике, тем сильнее ощущался неприятный запах. Зловоние исходило от заполненных черной водой старых карьеров, опоясывающих с трех сторон фабричную территорию.
   - Результат развития заводской индустрии, - пробурчал Чуйко. - Объедем поскорее это чудовище и вернемся в контору фабрики.
   Управляющий фабрикой был в отъезде, поэтому посетителей встретил его помощник по фамилии Тюрин - любезный молодой человек в полотняном костюме. Павел назвался корреспондентом газеты и представил Чуйко, как своего коллегу, согласившегося помочь ему в написании очерка о промышленных предприятиях окрестностей города. Тюрин стал собирать со стола бумаги, обещая проводить господ репортеров к инженеру фабрики, но Тарас Андреевич прервал его рвение, сказав, что, в первую очередь, их интересует быт рабочих и служащих предприятия.
   - Осмотрим поселок, поговорим с людьми, а в следующий раз приедем с фотографом, - объяснил он конторскому служащему. - Расскажите нам коротенько о фабрике и ее владельцах. По ходу дела, мы будем задавать интересующие нас вопросы. - Тарас Андреевич достал карандашик и приготовился делать записи.
   Как заправский газетчик, подумал Павел о следователе и тоже достал из сумки большой блокнот. Пока Чуйко осторожно выяснял у помощника, что известно ему о владельце фабрики, Павел сделал быстрый набросок лица рассказчика, а затем на оставшемся свободном месте листа изобразил по памяти лица еще двух людей - Войтеса и извозчика, в пролетке которого уехала Ася. Наклонившись к Тарасу Андреевичу, он показал ему свой рисунок и кивком указал на Тюрина. Чуйко, соглашаясь с ним, кивнул в ответ.
   При первой же паузе, репортер положил рисунок на стол перед Тюриным со словами:
   - Кажется, получилось неплохо. Как вы находите?
   Молодой человек вгляделся в рисунок и хихикнул:
   - Похоже. Не знал, что выгляжу столь серьезным. - Еще раз всмотрелся в листок и воскликнул: - Вот это лицо, что нарисовано сверху, очень похоже на господина Войтеса. Разве вы его знаете?
   Сделав вид, что не понял вопроса, Павел потянулся, мельком взглянув на Чуйко. Этого взгляда оказалось достаточно.
   - Простите. Это вы о Карле Иосифовиче? Ну, конечно, я с ним знаком. Этот набросок сделан недавно, когда я встретил его случайно в городе. - Павел запнулся, опасаясь сказать что-нибудь лишнее.
   Чуйко тут же пришел на помощь:
   - Войтес! Не тот ли это предприниматель из Петербурга, у которого я так и не взял интервью, потому что он внезапно куда-то уехал? Вот уж не знал, что вы знакомы, - обратился он к Павлу, а затем сходу атаковал помощника управляющего вопросами о господине Войтесе.
   В результате, удалось выяснить следующее: Карл Иосифович бывает здесь часто, и не только с Дарьей Романовной. Зачем именно он приезжает на фабрику, Тюрин точно не знает, но, очевидно, по важным делам, потому что хозяйка и управляющий господин Минихин всегда лично сопровождают его на фабрику. А последний раз Карл Иосифович был здесь пару недель назад; тогда он приехал один и долго о чем-то беседовал с Минихиным.
   На последний вопрос, молодой человек уверенно сообщил, что друзей или знакомых у Войтеса здесь не имеется, и он никогда не оставался в поселке на ночь.
   Затем Чуйко стал расспрашивать об отсутствующем управляющем и выяснил, что Минихин служит на фабрике уже лет пять и ввел в текстильное производство много новшеств. Некоторые считают его человеком грубым и прямолинейным, но, в целом, работники и служащие его уважают за деловую хватку и умный расчет: платить за хорошую работу очень приличные деньги.
   Наконец Трас Андреевич спрятал в карман свои записи и сказал, что отправляется побеседовать со свободными в это время работниками, а его коллега, - кивок в сторону Павла, - с удовольствием выслушает мнение специалиста, - полупоклон в сторону Тюрина, - о проблемах и перспективах текстильного производства. Проходя мимо, Чуйко сказал "коллеге", чтобы тот ожидал в конторе его возвращения.
   Отказавшись от провожатых, Чуйко удалился. Павел вздохнул и снова открыл блокнот.
  
   Битый час он выслушивал рассуждения Тюрина, рассеянно рисовал зверюшек и птичек, а мысли были заняты только одним: как найти Асеньку, в исчезновении которой считал себя виноватым. Почему-то вспомнилась их беседа, когда он делал эскизы и они болтали о всякой всячине. Сначала Ася выглядела смущенной, но вскоре разговорилась. А потом они вместе с Шурой пили чай, и подруги заливались хохотом, слушая его байки о немецких бюргерах, о том, какой чай пьют в Германии и какими тощими бутербродами потчуют там гостей. Он давно не чувствовал себя так легко и весело, как в беззаботном общении с Асей и Шурой. До чего же симпатичные барышни. Обе умненькие, по-своему привлекательные, и, все же, разные. И на Ольгу, уехавшую в Саратов, совсем непохожие.
   Он нахмурился и вздохнул, с отчаяньем понимая, что шансы разыскать похитителей Аси у них минимальные. Разве могут сыщики, даже очень способные и энергичные, отыскать в огромном городе трех человек, известных ему только в лицо? Он поверил в чутье милого и умного Тараса Андреевича, предложившего поехать в этот поселок. Но, похоже, что ничего путного из этого не получится. Правда, удалось узнать любопытные вещи о Войтесе, которым так активно интересовался крепко сбитый мужчина в коричневом сюртуке.
   За спиной скрипнула дверь. Обернувшись, он увидел застывшего на пороге комнаты одного из своих обидчиков.
   Нижнюю часть лица высокого роста мужчины скрывали усы, а на лоб был надвинут щегольской картуз с лаковым козырьком - тот самый усатый верзила, что присутствовал при ночном допросе в сарае.
   Пару секунд они смотрели в лицо друг другу. Павел приподнялся со стула, но вошедший стремительно развернулся и скрылся за дверью. Выскочив за ним в коридор, он толчком распахнул выходящую на улицу дверь. Никого. Лишь у будки городового зашлась лаем дворовая собачонка.
   Словно призрак исчез, с досадой подумал он, возвращаясь в комнату управляющего. Молодой помощник, приоткрыв рот, собирался что-то сказать.
   - Кто это был? - спросил Павел, указывая на дверь.
   - Наш служащий, Перт Рыбин, - недоуменно пожал плечами Тюрин. - Он заведует складом на фабрике.
   - Из конторы есть другой выход?
   - Да, через комнаты, где архив, можно выйти в расположенный за домом сад. Почему вы интересуетесь Рыбиным?
   Павел ляпнул первое, что пришло в голову:
   - Недавно меня пытались ограбить. Ваш Рыбин - точная копия одного из грабителей. Видели, как он испугался, увидев меня?
   Не дав собеседнику опомниться, Павел стал отдавать приказания:
   - Надо сообщить о случившемся моему товарищу. Второе: пошлите за местным исправником. А вы отведите меня к дому, где живет этот Рыбин. Попытаемся задержать его, пока он не скрылся.
   Поиски кладовщика не увенчались успехом. Обыскали фабрику и поселок, но усатый Рыбин словно в воду канул.
   - Упустили шельму, - посетовал огорченный Чуйко. - И все-таки, Павел Петрович, не зря мы сюда приехали. Установлен один из людей, причастных к вашему похищению. Возможно, что и к похищению Аси Голотовой. Нам известны паспортные сведения и круг знакомых кладовщика. Никуда он от нас не денется. Совсем неплохой результат.
   Результаты в тот день на том не закончились. Опросив соседей и людей, знавших Рыбина, удалось выяснить, что у последнего имеется родственница, проживающая рядом с садом Олимпия у городской заставы.
   - Надо проверить, - сказал Чуйко, устало растирая виски. - Возможно, Рыбин спрятался у родственницы. Все равно возвращаться в город будем мимо заставы.
   Следуя указанным им приметам, они разыскали домик, в котором жила одинокая пожилая женщина. Своего племянника она не видела несколько дней и ничего полезного для его розыска сообщить не смогла. Разочарованный следователь стал рассматривать развешанные по стенам горницы фотографии, но старушка сказала, что фото Петра у нее нет, а на тех, что висят на стенах, изображен ее покойный супруг.
   И тут Павлу пришла в голову, как потом оказалось, удачная мысль. Он показал старушке рисунок лица извозчика с редкой темной бородкой. К удивлению следователя старушка сразу признала его и сказала, что это давний приятель Петра, с которым племянник знается с мальчишеских лет. Зовут приятеля Васькой, по фамилии он Филимонов, и Петр кличет приятеля Филей. Поднапрягшись, старушка вспомнила, что Филя живет в районе Зарядья и зарабатывает на хлеб извозным промыслом.
   Отыскать в городе с почти миллионом жителей конкретного извозчика, не зная его личного номера, - дело совсем не простое. Но Тарас Андреевич был уверен в успехе. Он заставит служащих сорока полицейских участков города просмотреть все толстенные регистрационные книги и найти нужную запись с упоминанием извозчика Василия Филимонова.
  
   Прошел день прежде, чем следователь позвонил Балуеву.
   - Нашли Филимонова, - не скрывая радости, сообщил Чуйко. - Скоро доставят ко мне. Если желаете, приезжайте часика через полтора. Вместе послушаем, где вашу актрису прячут.
   Ну, наконец-то! Он почувствовал, как тяжесть тревожного ожидания перестала давить на сердце. Правда, неизвестно, что расскажет извозчик. Можно только надеяться, как говорит Чуйко, на положительный результат. Еще полтора часа ожидания. Но надежда все-таки лучше, чем беспросветная неизвестность.
   Он подумал о Шуре Сазоновой и снова взял в руки телефонную трубку. В особняке на Никитской у финансиста Амосова был телефон, и Шура просила позвонить ей, как только что-нибудь выяснится...
  
   Они подошли к кабинету Чуйко намного раньше, чем требовалось. На голове Александры Васильевны красовалась изящная шляпка с вуалью, но даже сквозь завесу вуали было видно, как от волнения пылают жаром высокие скулы девушки. Перед тем, как войти, Павел ободряюще сжал ее руку.
   Спустя четверть часа они ехали в служебном экипаже полиции, направляясь в нищенские кварталы Зарядья, чтобы выручить из заточения Асю Голотову. Впереди них двигался рыдван с тремя сыщиками и полицейским доктором.
   - Почему они так медленно тащатся! Ведь дорога уже свободна, - дергалась Шура, теребя за рукав сидящего рядом Павла.
   Павел тоже нервничал, но старался, чтобы девушка этого не заметила. Он взглянул на часы:
   - Не волнуйтесь, Шура. Скоро уже приедем.
   Промелькнула нарядная Казанская церковь с толпой прихожан у паперти, остались позади корпуса Новых торговых рядов, и вот они въезжают в Зарядье. До встречи с Асей оставались считанные минуты.
   Павлу приходилось бывать здесь по разным делам, обычно связанным с благотворительностью. Старинный район Зарядье к началу ХХ века превратился в нищенские трущобы. Конные экипажи на его улицах и проулках вынуждено тормозили, объезжая лужи и непролазные кучи мусора. Кругом царили запустенье и грязь, говорящие об убогой жизни обитателей этих кварталов.
   Потянулись убогие дома и лачуги по сторонам длинного переулка, сбегавшего к Китайгородской стене и набережной реки. Рыдван с сыщиками остановился у кирпичного четырехэтажного дома с унылым, неказистого вида фасадом.
  
   * * *
  
   - А теперь расскажите все снова, - попросил Чуйко, вглядываясь в лицо Филимонова. Тот поерзал на стуле и, прежде чем повторить свой рассказ, виновато взглянул на Балуева (Павел только что вернулся из Зарядья, сообщив, что Ася освобождена, и Александра повезла ее домой на Воздвиженку).
   - С Петром Рыбиным я знаком с детских лет, - уныло начал рассказ извозчик. - Родители наши родом из одного села. Как исполнилось нам по пятнадцать, подались мы с Петькой в Москву на заработки. Ну, как мы поначалу работали, вам, наверное, неинтересно...
   - Ты рассказывай, а мы сами решим, что интересно, - произнес Чуйко, не отрывая глаз от бумаг, лежащих перед ним на столе.
   - Я рабочим устроился к одному подрядчику, - продолжал Филимонов, - вынимать мусор из выгребных ям в Лефортово. А Петрухе такая работа не по нутру показалась, он на стройку подался, благо, что здоровый был как бугай. Ему, считай, лет двадцать было, когда он мастера своего отдубасил, и его в тюрьму посадили. После этого мы долго не виделись, а когда снова встретились, понял, что дружок мой промышляет делами сомнительными. Я тогда уже возчиком у подрядчика стал работать и копил деньги, чтобы собственным делом заняться. В следующий раз мы с Петром свиделись года три опосля той встречи. Выпили, поговорили. Оказалось, что друг мой взялся за ум и работает на текстильной фабрике. С тех пор мы с Петром виделись часто. Он навещал меня в Китай-городе, ну а я, по праздникам наведывался вместе с ним к его тетке, которая устроила его на ту фабрику. А потом Петр отрастил усы...
   При чем здесь усы? - не удержался от реплики Павел.
   - А как же? - удивился извозчик. - После того, как Петр обзавелся столь видной внешностью, его дела сразу пошли в гору. Сначала стал на фабрике подмастерьем, а затем его назначили заведовать складом. Приоделся, совсем другим человеком стал. У него появились деньжата, вот и дал он мне под расписку недостающую сумму на приобретение собственного экипажа. Я теперь ни от кого не завишу...
   - Довольно! - прихлопнул рукой по столу Чуйко. - Переходи к главному: как ты вляпался в историю с похищением людей?
   - Я и рассказываю. Доходы у извозчика, сами знаете, невеликие, а должок Петру возвращать требуется. Потому и согласился помочь ему доставить репортера к Хозяину. Это Петр так называл человека, которому понадобился газетчик. Сам я Хозяина в глаза не видел. Ну, а дальше, вы и сами все знаете. А насчет барышни Петр сказал, что дело и вовсе плевое. Хозяин, мол, приказал подержать ее несколько дней в подвале, а потом отпустить, ни о чем не расспрашивая.
   Из дальнейшего рассказа Василия Филимонова ничего существенного выяснить не удалось. О загадочном Хозяине извозчик только слышал со слов Петра Рыбина и третьего участника похищения. Последний был знакомым Рыбина и работал мастером на той же фабрике. Усатый Рыбин называл его непонятным именем - Ларик.
   - Ларик, - повторил Павел. - По умению махать кулаками, он не фабричных, а заплечных дел мастер.
   - Кто из вас звонил с угрозами репортеру Балуеву? - под конец разговора спросил Чуйко.
   Филимонов, выпучив глазки, принялся клятвенно заверять, что об этом ему ничего неизвестно. Извозчика увели, а Балуева следователь попросил задержаться. Некоторое время он молчал, перебирая бумаги. Наконец, подняв от стола глаза, спросил:
   - И что же, Павел Петрович, вы обо всем этом думаете?
   Стараясь быть кратким и, в то же время, точным в изложении фактов, Павел принялся излагать свою версию:
   - Начнем с того, что убийство Хворостиной вызвало странную реакцию некоторых лиц. Во-первых, со стороны ее наследника, а во-вторых, со стороны людей, организовавших мое похищение. Цель похищения и последовавшего допроса - вполне очевидна. Кому-то нужно было узнать, что мне известно о наследнике Хворостиной и о чем мы с ним говорили на кладбище.
   Тарас Андреевич одобрительно хмыкнул, и Павел продолжил более уверенным голосом:
   - В похищении участвовало три человека, двое из них нам известны, а третий, по имени или кличке Ларик, работает на той же фабрике, что и Рыбин. Установить личность этого человека вам не составит труда. Все трое - исполнители воли некоего Хозяина. Кто он? На данный момент это вопрос номер один, до тех пор, пока не поймаете Рыбина или Ларика. А сейчас, могу уверено заявить, что Хозяина следует искать на той же фабрике или в ее окрестностях. Вспомните, что на допрос к нему меня везли по дороге, ведущей в фабричный поселок. А теперь - самое главное. Думаю, что этим Хозяином и одновременно лицом, повинным в убийстве Хворостиной, является управляющий фабрикой господин Минихин, с которым мы не смогли познакомиться. Почему именно он? Да потому что больше некому. На фабрике только он достаточно близко общался и с Дарьей Романовной, и с ее наследником Войтесом. Обычная криминальная история: управляющий чтото не поделил с владелицей фабрики, произошел конфликт, и Хворостину убрали с дороги. Уверен, что ваши люди не дождутся управляющего в поселке Васильево.
   Хмуря белесые, с рыжеватым отливом брови, Тарас Андреевич задумчиво произнес:
   - Такой вариант возможен. Но уж слишком просто все получается. К тому же, остается много неясного. - Заметив по выражению глаз Балуева, что тот не согласен, спросил: - Вы могли бы ответить хотя бы на один из следующих вопросов:
   Что не поделили преступники с Войтесом?
   Почему он так испугался, когда узнал подробности убийства своей партнерши?
   И причем, здесь курица, найденная рядом с телом убитой Хворостиной?
  
  
  
  
   7. Пикник.
  
  
   С завершением прохладного мая наконец наступило лето. По многим приметам, бытующим среди местного населения, летние месяцы ожидались теплыми и с обильными ливнями. Знающие старики предсказывали, что к осени в подмосковных садах будет неплохой урожай. А пока что город жил в предвкушении многочисленных летних радостей: теплых солнечных дней, предстоящих каникул и, конечно же, праздников с шумными играми и застольями на лоне природы.
   В первых числах июня 1910 года, накануне праздника Святой Троицы, на улицах города царило необычайное оживление. В магазинах и торговых рядах шла предпраздничная торговля, залы трактиров и рестораций ломились от посетителей, у входов в бани и парикмахерские выстроились небольшие очереди. Горожане торопились закончить свои дела, успеть сделать покупки и подготовиться к празднику (по сложившейся традиции и согласно указу градоначальника в праздничное воскресение будут закрыты все торговые и обслуживающие население заведения).
   Пробираясь сквозь толпу перед зданием цирка, Павел клял себя за мягкотелость, в результате которой не смог отказать приятелю, согласился подменить загулявшего репортера, который должен был написать репортаж о состязаниях в цирке. Ничего страшного, если бы в кармане имелись деньги, необходимые для завтрашнего пикника. Он рассчитывал сегодня получить гонорары в двух журналах, но теперь ему надо быть в цирке, и возможность получения денег в предпраздничный день превращалась в несбыточную мечту. Он прикинул, когда сможет освободиться. Нет, никак не получится успеть к строгим редакционным кассирам. Значит, придется искать, где занять рублей десять-пятнадцать.
   У парадного входа в цирк он задержался, решив выкурить папиросу. Рассеянно наблюдая за оживленными лицами спешащих к цирку людей, подумал, что с удовольствием посмотрит предстоящее состязание, хотя никогда не увлекался борьбой и вообще тяжелой атлетикой. Нужно отвлечься от мыслей, где достать денег. Цирковое зрелище требует особого приподнятого настроения. Иначе все зря - не почувствуешь атмосферы, царящей во время представления под куполом цирка. Взять, к примеру, ту же борьбу. Выступающие на арене борцы - спортсмены, но борцовские схватки в цирке чудесным образом превращаются в нечто большее, чем состязание...
   Размышления о цирке и спорте неожиданно были прерваны появлением у служебного входа знакомой широкоплечей фигуры, на которой с трудом сходился твидовый пиджачок. Он сразу узнал Терентия Глухова, вместе с которым в былые годы трудился на постройке семиэтажного доходного дома.
   - Павлуша! - радостно забасил Терентий, прижимая его к своей необъятной груди. - Сколько лет, сколько зим! Как, дружище, дела? По-прежнему занимаешься писаниной?
   Они не виделись с тех самых пор, как Павел занялся репортерской работой, и сейчас он искренне рад был, встретив Терентия здоровым и энергичным.
   Павел часто вспоминал о Глухове и других друзьях, которых приобрел за время работы техническим специалистом в дружной артели строителей. Терентий был первоклассным каменщиком. В его огромных руках кирпичи летали словно пушинки, но мастерство и сноровка в работе были не единственными достоинствами с виду простецкого силача. Он отличался умом и смекалкой во всем, что касается техники. В общении с окружающими всегда был покладист и добродушен, а в дружбе надежен, как стальной лебедочный трос. Ему бы подучиться, получить техническое образование, и из парня вышел бы талантливый инженер. Но Терентий по натуре своей был бродягой, которого манит все неизведанное. Обладая недюжинной силой, он увлекся спортивной борьбой и в последнее время с группой профессиональных борцов разъезжал по городам России.
   Терентий спешил - ему предстояло участвовать в состязаниях - и предложил Павлу встретиться после завершения цирковой программы.
   - Выручай, дружище, - попросил Балуев. - Понимаешь, мне нужно сделать коротенький репортаж в газету о сегодняшних состязаниях по борьбе, но срочно надо быть в другом месте, а потом успеть заскочить в продуктовые лавки, пока они не закрылись. Давай вместе подготовим отчет о финальных схватках. Запиши результаты и особенности каждого поединка, а вечером мне все опишешь. С твоих слов получится даже более интересно, чем я написал бы, увидев борцов своими глазами.
   - Попробуем, - весело согласился Глухов. - Может, из меня получится неплохой газетчик.
   Вечером, когда с делами было закончено, Павел пригласил Терентия к накрытому белой скатеркой столу, где Васек Прохоров усердно нарезал и раскладывал по тарелкам закуску. (Курьер прочно обосновался в мансарде, и Павел был этому только рад).
   Поставив на стол бутыль вина и бокалы, Балуев вопросительно посмотрел на борца, но тот отрицательно покачал головой:
   - Давно уже не употребляю спиртное, - и протянул Павлу кружку: - Вот кваску отведаю
   с превеликим моим удовольствием.
   - А тебе, Васек, надо бы брать пример со спортсменов, - сказал Павел, заметив, что его подопечный пододвинул к себе бокал.
   - Мое слово кремень, - отозвался Васек. - На работе ни капли, а дома в канун праздника, - не грех и выпить. - Поднявшись на ноги, он поднял бокал: - За лучшего репортера нашей газеты и за вас, Терентий Лукич, с пожеланием стать чемпионом России.
   Борец с удивлением приподнял брови и посмотрел на Павла.
   - Это он у меня научился подначивать собеседников, - пояснил Павел. - Витек - парень способный, налету все схватывает, - добавил он, подмигнув курьеру.
   - Без хорошей шутки невесело жить, - философски изрек Терентий и рассказал анекдот о старой цирковой кляче и нерадивом хозяине цирка. Отсмеявшись, борец сообщил:
   - Я, друзья мои, полюбил цирк, словно красная девица пригожего парня. А что касается успехов в борьбе, то мне далеко до чемпионского титула. Понимаете, силушка и ловкость имеются, а борцовской техники еще не хватает. - Посмотрел на Витька: - Видел бы ты на арене Ивана Поддубного. Вот это истинный мастер и чемпион. По сравнению с ним я неумелый подручный...
   В это время послышался стук в дверь. На пороге объявился мужик средних лет в длинном дворницком фартуке. Пожелав хлеба-соли, попросил Павла выйти на пару слов.
   Вернувшись, Павел прислушался к разговору: Терентий рассказывал о своем поединке с борцом из Одессы. Павел уже слышал эту историю, а Васек, положив локти на стол, заворожено смотрел в рот рассказчику.
   Сделав пару глотков вина, репортер призадумался. Может, зря он обратился за помощью к дворнику? Да и стоит ли вообще заниматься убийством Хворостиной? Какая разница, кто свернул шею хозяйке дома, это дело полиции. К тому же, сыщики, наверняка, с пристрастием проверили всех жильцов дома...
   Симпатичный Тарас Андреевич больше не обращается к нему за содействием. Но слова следователя (вернее, заданный им вопрос) о белой курице запали в душу, не давая покоя. Несомненно, что кто-то принес в квартиру Дарьи Романовны живую курицу. Не могла же она появиться из воздуха. С этого очевидного факта он решил начать свое собственное расследование.
   Пронести в дом, а затем в квартиру Хворостиной, живую, довольно крупную, птицу, будучи не замеченным, почти невозможно. Скорее всего, это сделал один из жильцов, последовал первый вывод Балуева. Какой смысл убийце или грабителям отправляться на дело с курицей.
   Он обратился за помощью к дворнику дома, которого все жильцы запросто называли Ильей. Дворник должен был выяснить, кто из жильцов дома в день убийства или незадолго до этого наведывался в лавки Охотного ряда, где торговали дичью и домашними птицами.
   Размышляя над заданными следователем вопросами, Павел подумал, что обстоятельства, которые поначалу кажутся нам загадочными, часто имеют простое житейское объяснение, и сделал другой важный вывод: "Белая курица может быть обыденным подношением домовладелице, а даритель, судя по ценности подношения - человек небогатый и чемто обязанный Хворостиной".
   Последовало еще одно задание дворнику. Спустя несколько дней Илья постучался в дверь мансарды и вызвал Павла на лестницу для секретного рапорта. Насчет посещения лавок Охотного ряда кем-либо из проживающих в доме людей ничего выяснить не удалось. Но зато, дворник передал листок, на котором значились имена одиннадцати жильцов. Каждый из них заискивал перед хозяйкой дома, по причине своей неуверенной платежеспособности.
   Он снова взглянул на этот листок. Одиннадцать человек. Вероятно, один из них принес курицу в апартаменты хозяйки, случайно увидел убийцу, бросил в испуге курицу и убежал. Почему он не сообщил об этом полиции? Кто знает? Но, если его предположение верно, эту версию должны разрабатывать профессионалы.
   Спрятав в карман листок, он решил сообщить о своих догадках Тарасу Андреевичу. Тем более, что уже завтра он вместе с ним и с двумя милыми барышнями отправится за город на воскресный пикник.
   Эта мысль вернула хорошее настроение, и он прислушался к застольному разговору. Терентий рассказывал о Волге и Астрахани, откуда недавно вернулся в Москву.
   - Вы и представить себе не можете, - борец мечтательно закатил глаза, - какую рыбу я там ловил. Сердце заходится от восторга. В конце лета обязательно снова поеду на Волгу.
   Павел вспомнил про город Саратов и предложение поехать туда с труппой актеров. Он прислушался к биению сердца - ничего не почувствовал и улыбнулся. Кажется, мысли об Ольге Уваровой перестали его волновать. Но на волжские пляжи в Саратове съездить неплохо. Да и дел особых в июле у него не предвидится. Он поежился, представив, что встреча с Ольгой снова пробудит в груди боль и отчаянье, и подумал, что, может быть, рисковать не стоит.
   Тем временем, Терентий неожиданно предложил:
   - А не рвануть ли нам завтра с утра на рыбалку? Я знаю местечко, верст двадцать от города будет. Там деревенька махонькая, а рядом озеро, из которого я окуней таскал с лапоть размером. Поехали? Троицын день на природе встретим, - загорелся своей идеей борец.
   - Я бы с радостью, - отозвался Павел, - но договорился поехать за город с приятелем и двумя молодыми особами.
   - В чем же дело! Возьмем их с собой, - продолжал наседать Терентий. - У меня лимузин системы Томас выпуска 1909 года. В него как раз шесть персон помещается.
   Павел удивленно взглянул на приятеля. Бывший каменщик и владелец роскошного автомобиля! Это как-то не укладывалось в сознании.
   Терентий тут же все объяснил:
   - Помог одному знакомому "оживить" мотор принадлежащего ему лимузина. Пару дней назад завершил работу, и хозяин машины попросил меня испытать авто в деле, покататься в нем несколько дней.
   Отдых на берегу озера с названием "Будниково" удался, как нельзя лучше, оставив у всех участников пикника самые приятные воспоминания.
   Выехав за черту города ранним утром, они спустя час подъезжали к деревне из полутора десятка домов, стоящих на вершине холма, у подножия которого распласталось тихое озеро. День был теплый безветренный, что для успешной рыбалки, по словам Терентия, имело большое значение. Не откладывая важное дело, он собрал рыболовную снасть и уплыл вместе с Виктором на лодке к середине озера.
   Ася и Шура выразили желание посидеть с удочками на берегу живописного озера. Проводив их к деревянным мосткам, Павел и Тарас Андреевич устроились у подножия дуба.
   Первым делом, Павел поделился своими выводами насчет появления в кабинете Хворостиной белой курицы. Чуйко выслушал, потер платочком слегка покрасневший от солнца нос.
   - Твоя версия мне кажется убедительной, - медленно, как бы еще сомневаясь, произнес он, не глядя на Павла (перед отъездом, они договорились обращаться друг к другу на "ты").
   С довольной ухмылкой Павел протяну Чуйко листок с фамилиями:
   - Здесь имена жильцов, которых можно заподозрить в подношении хозяйке дома столь необычного дара. А как обстоят дела на фабрике? Удалось разыскать управляющего и схватить злоумышленников?
   Покачав отрицательно головой, Чуйко произнес:
   - Долго скрываться и бегать от нас им не удастся.
   - А что слышно о Войтесе?
   - С этим господином все не так просто. Ума не приложу, куда он мог подеваться. В Петербург он не вернулся, мы проверили. Может, наследника Хворостиной уже нет в живых?
   Заметив в глазах репортера разочарование, Чуйко хмыкнул и сообщил:
   - Расследование стронулось с места, и имеются некоторые результаты. Однако, дело оказалось гораздо серьезнее, чем грабеж или даже убийство Хворостиной. - Чуйко помолчал, вглядываясь в фигурки девушек на мостках у озера. - Должен просить тебя, Павел Петрович, держать пока в тайне то, что ты от меня услышишь.
   Тарас Андреевич оперся спиной о ствол дерева и обстоятельно стал рассказывать:
   - Как ты уже догадался, Минихин Сергей Владимирович в поселок при фабрике не вернулся. Проживал управляющий в отдельном доме на краю поселка вместе с сестрой, Минихиной Ириной Владимировной. По словам соседей, они уехали утром того самого дня, когда мы появились в поселке под видом газетчиков. Петр Рыбин, увидев тебя, всполошился и дал деру из поселка вместе со своим дружком Лариком. Последний оказался любопытной личностью. Документы его на имя Иллариона Котова оказались липовыми, наши сотрудники выяснили, что это известный в криминальном мире вор по кличке Купец, специалист по взлому сейфов.
   - Мне бы встретиться с этим Купцом, - мечтательно произнес Балуев. - Кстати, мой редактор ждет продолжения репортажа об убийстве Хворостиной.
   Чуйко нахмурился и еще раз напомнил, что сведения обо все фигурантах этого дела является пока что закрытой темой.
   - Выяснилось, - продолжил он, - что Хворостина оказалась не только жертвой. Судя по тому, что нам сало известно, она участвовала в делах, которые расцениваются, как государственное преступление. На фабрике и в поселке мы перевернули все вверх дном. Особое внимание уделили помещениям, где работали Котов и Рыбин, и наши старания увенчались успехом. В старом кирпичном корпусе находились две небольшие залы, двери в которые всегда были заперты. Ключи от них имелись только у Котова и управляющего. Взломали дверные замки, но ничего подозрительного не обнаружили. Стали простукивать стены и пол и отыскали каменную плиту, закрывающую вход в расположенное под землей помещение. Там мы нашли германского производства оборудование для изготовления фальшивых бумажных денег...
   Когда закончили обсуждать события, связанные с находкой на фабрике, Тарас Андреевич глянул на Павла и задал неожиданный для репортера вопрос:
   - Скажи мне по правде: тебе нравится Ася? - До Павла не сразу дошло, чем вызван такой интерес Чуйко, и он замешкался перед тем, как ответить:
   - Нравится. Но, если хочешь знать, не питаю ли я к ней нежных чувств, могу заверить, что она не моя дама сердца.
  
   После рыбалки все собрались у костра. Терентий с Васей Прохоровым колдовали над котелком, в котором дымилась уха. Тарас Андреевич не отходил от Аси, словно приклеился к юной актрисе, которая благосклонно внимала его речам. Павел с улыбкой на них поглядывал. И простаку было ясно, что дело не только в общей для них любви к театру.
   Шура тоже с интересом наблюдала за действиями рыжеволосого джентльмена и, кажется, что такой поворот событий ее только радовал.
   Вернувшись домой, Тарас Андреевич около часа сидел над бумагами, сводя воедино все ниточки по делу Хворостиной и банды фальшивомонетчиков. Была уже глубокая ночь, когда он улегся в постель и долго ворочался, вспоминая пикник на берегу озера.
   Прекрасный был день. И друзья у Павла Балуева хорошие люди. И такого красивого озера он до этого никогда не видел. Но было чтото еще, гораздо более важное, наполнявшее все его существо восторгом. До чего же чудесная девушка Ася Голотова!
   С этой мыслью Чуйко уснул.
  
  
  
   8. Авгиевы конюшни.
  
  
   По дороге на службу Тарас Андреевич не спешил, хотелось все хорошенько обдумать, перед тем, как попасть на прием к начальству в Канцелярии московского градоначальника (ныне так именовался глава городской полиции).
   Несколько дней назад он доложил руководству свои соображения по делу об убийстве Хворостиной и обнаруженного на территории ее фабрики оборудования для изготовления фальшивых денег. А вчера поступило распоряжение прибыть с докладом к Андрею Филипповичу Ильину - одному из помощников градоначальника.
   Помощник был относительно молод, получил назначение на столь ответственный пост недавно и пока ничем не успел себя проявить. Он имел полковничий чин, и в его ведении находилось сыскное отделение городской полиции. Этим и ограничивались сведения о полковнике, к которому Чуйко направлялся с докладом. Но особых надежд на этот визит Тарас Андреевич не возлагал.
   "Докладывать о продвижении дела не взялся ни один из руководителей сыска, - рассуждал сам с собой Чуйко. - Мои начальники отлично усвоили, когда именно можно предстать перед глазами высокого руководства".
   Ему вспомнился его прежний начальник - легендарный Лебедев, руководивший сыском, когда Чуйко начинал службу в полиции. Тот всегда брал на себя всю ответственность в расследовании наиболее сложных и запутанных преступлений. Да и сыщиком Лебедев был первостатейным, и в развитие сыскного дела внес значительный вклад. Не то, что нынешние начальники - служаки рьяные, но осторожные. Жаль, что Лебедева перевели в Петербург...
   Опасения Тараса Андреевича оправдались. Разговор с Ильиным получился тяжелым и неприятным. Полковник даже слушать не захотел его доводов. С первых минут беседы, не повышая голоса, категорически заявил, что не видит оснований связывать убийство Хворостиной с бандой фальшивомонетчиков. А затем добавил, что не позволит порочить память погибшей предпринимательницы, тем более, что первые лица города отзываются о ее деятельности лестным образом.
   Дальнейшие речи полковника Чуйко слушал в пол уха, а в одну из пауз попытался изложить доводы, указывающие на то, что искать связи фальшивомонетчиков следует в окружении Дарьи Романовны. Полковник прервал его, постучав по краю стола карандашиком, и нетерпящим возражения тоном, заявил, что Чуйко ищет не там, где следует. Убийство Хворостиной будет раскрыто, как только "всплывут", похищенные у нее драгоценности. В завершение Андрей Филиппович сообщил, что дело о фальшивомонетчиках будет передано в Отделение специальных расследований, которым руководит человек, рекомендованный на эту должность самим министром.
   Вернувшись на службу, Чуйко узнал, что дело Хворостиной уже передано одному из его коллег, а ему поручено расследовать убийство лавочника в Охотном ряду. Передав материалы по преступлению в доме Хворостиной пожилому следователю (этот точно будет следовать всем указаниям сверху), Чуйко с сожалением наблюдал за папками, исчезающими в недрах чужого сейфа.
   Только сдвинулось с места следствие, обещая интересные результаты, как приходится с ним расставаться. Но дело не в этом. Пускай кто-то другой завершает расследование, но почему начальники не желают внять голосу разума, не обращают внимания на очевидные факты.
   Он уверен был, что ключ к раскрытию столь серьезного преступления, как изготовление фальшивых денег, находится рядом с именами последней владелицы фабрики и ее наследника Войтеса.
   Но служба есть служба. Чуйко уже собирался отправиться к месту совершения убийства в Охотном ряду, когда дежурный позвал его к телефонному аппарату. Звонил Павел Балуев, предложивший встретиться по неотложному делу. Назначив Павлу свидание в Охотном ряду, Чуйко вышел на улицу и снова направился к зданию, где размещалась Канцелярия московского градоначальника.
   Нет, не такой Тарас Андреевич человек, чтобы сдаться, отступив перед косностью некоторых из своих начальников. Тем более, что после воскресного пикника он чувствовал прилив сил, пребывал в состоянии, напоминавшим свободное парение в воздухе, и ему казалось, что не существует препятствий, с которыми невозможно было бы справиться. А дело Хворостиной, от которого его отстранили, было слишком серьезным, чтобы взять и забыть о нем в угоду начальству, пусть даже самого высокого ранга.
  
   * * *
  
   К трем часам пополудни Павел подошел к синематографу "Континенталь", расположенному в начале Охотного ряда, напротив улицы Большая Дмитровка. Ожидая появления Чуйко, он прохаживался вдоль лотков, заполненных привозными фруктами, овощами и зеленью.
   Обычно пунктуальный Чуйко на этот раз почемуто задерживался. Купив спелое яблоко, Павел вытер его платком и впился в сочную мякоть зубами. Особых причин волноваться не было. И Чуйко никуда не денется. Раз сказал, что должен быть в Охотном ряду, обязательно вскоре объявится. Хорошо бы уговорить его посидеть часок в ресторации, попить чайку и обсудить без спешки ход расследования дела Хворостиной, тем более что имеется интересная новость, полученная от одного из жильцов дома.
   Накануне он, задав компаньону (то есть Василию Прохорову) письменное задание по грамматике, вышел во двор покурить. В последнее время он выходил во двор почти каждый вечер, высматривая кого-нибудь из жильцов, обозначенных в списке дворника. Надеялся завести разговор и выведать чтонибудь "интересное" об отношениях данного жильца с Дарьей Романовной.
   В этот вечер ему довелось побеседовать с жильцом из полуподвального этажа - Назаром Степановичем, тихим и почти незаметным канцеляристом из городской Управы. Канцелярист курил едкие дешевые папиросы "Пальмира" и охотно вступил в беседу с репортером известной газеты. Слово за слово, и он поведал Павлу о трудностях своей жизни, а на вопрос об условиях найма полутемной квартирки, долго жаловался на слишком высокую плату за свое дрянное жилье. В заключение он сказал, что, может быть, новый владелец дома будет не столь жесток к съемщикам из малоимущих людей, и поведал, что недавно приходили два господина, которые долго расспрашивали жильцов о покойнице, о ее наследниках и о том, с кем в последнее время общалась хозяйка дома. "Не иначе, как положили глаз на домовладение Хворостиной", - заявил словоохотливый канцелярист. Павел равнодушно заметил, что, скорее всего, это были сотрудники полицейского сыска. Назар Степанович возразил, что встречал обоих в Управе и знает этих господ как чиновников, занимающихся проведением аукционов на различные городские подряды.
   Новость заслуживала внимания, Павел решил рассказать Чуйко о визите чиновников из хозяйственного департамента городской Управы.
   Тарас Андреевич неожиданно вынырнул из-за проезжающей мимо повозки с азиатскими дынями и арбузами. Подойдя к Павлу, озабоченно взглянул на часы:
   - Извини, дружище, обстоятельства задержали.
   Выглядел следователь неважно: одет, как всегда, с иголочки (модный костюм, летняя шляпа, начищенные до блеска штиблеты), но лицо усталое, а в глазах озабоченность и непривычная для него непонятная злость.
   - Что случилось, Тарас Андреевич?
   - Дело новое поручили. Лавочника в Охотном ряду прямо среди бела дня зарезали. Думал, дело сложное, раз местный пристав не может справиться. На поверку же оказалась примитивная пьяная поножовщина.
   - А как же, - Павел хотел спросить о деле Хворостиной, но Чуйко только рукой махнул:
   - Потом о делах, - и предложил перекусить в одном из трактиров Охотного ряда.
   Прижимая к лицу носовой платок, Чуйко медленно продвигался по узким, словно щели, проходам между торговыми лавками. Павел шел следом за ним, удивляясь тому, что даже походка Тараса Андреевича утратила былую упругость и энергичность. Однако раздумывать было некогда. Кругом стоял рыночный гвалт, в проходах валялись отбросы, под ногами то и дело плескались лужицы непонятной жидкости, а в воздухе витала гамма отвратительных гнилостных запахов.
   Каждый раз, попадая в захламленные проходы Охотного ряда, Павел удивлялся нерадивости отцов города. Сколько лет гласные думы вели разговоры о необходимости реконструировать территорию расположенного в центре Москвы продуктового рынка. Но воз и поныне там. Охотный ряд продолжал свое привычное существование, словно язва, от которой никак не избавиться.
   Чуть было не поскользнувшись, Павел с досадой сплюнул, подумав, что в ближайшее время вряд ли увидит, как это скопище кособоких построек исчезнет с лица земли.
   Остановившись перед входом в ветхое здание с невзрачным фасадом, Чуйко спрятал в карман платок и жестом пригласил репортера войти в трактир.
   Вопреки своему внешнему виду, заведение оказалось вполне приличным, с просторным чисто прибранным залом и услужливым персоналом. Чуйко сообщил, что здесь готовят неповторимого вкуса блины с большим выбором разных приправ, солений и сладостей.
   За едой Павел дословно воспроизвел рассказ канцеляриста о странном визите в домовладение Хворостиной господ из городской Управы.
   - Любопытный факт, - хмуро изрек Чуйко, дожевывая блин с малосольной селедочкой. - Передам эти сведения следователю, который будет вести расследование убийства Хворостиной.
   - А как же ты? - поперхнулся едой Балуев. - Отстранили от дела? Но почему?
   - Видно не угодил начальству, - буркнул Тарас Андреевич, не вдаваясь в подробности.
   Все же Павлу удалось растормошить расстроенного собеседника. Да и Тарасу Андреевичу видно, надо было кому-то излить душу. Уступив настойчивым просьбам, Чуйко стал рассказывать:
   - Видишь ли, в смерти Хворостиной слишком много странностей. А тут еще оказалось, что на одном из ее предприятий изготавливают фальшивые деньги. Конечно, теоретически, Дарья Романовна могла об этом не знать. Но вряд ли. На фабрике из посторонних лиц, кроме Войтеса, никто больше замечен не был. К тому же, для производства фальшивых ценных бумаг необходимы большие средства, а Хворостина, как известно, была миллионщицей. К сожалению, Дарья Романовна уже мертва. Управляющего Минихина мы упустили, и сейчас он, скорее всего, уже за границей. Господин Войтес бесследно исчез. Петр Рыбин и вор по кличке Купец, несомненно, простые пешки, которые мало что могут знать. Вот и спрашивается, где и как найти ответы на невыясненные вопросы по данному делу? - Чуйко замолчал, словно давая возможность осмыслить сказанное.
   - Чем же ты не угодил начальству? В твоих рассуждениях кажется все логичным.
   - Своими выводами. Большие деньги должны быть в деле, тем более, если речь идет о фальшивых деньгах. Отсюда следует, что у главарей этой банды имеются способы сбыта фальшивок в крупных размерах. Это, во-первых. А вовторых, вырученные за фальшивки средства надо куда-то вкладывать: в недвижимость, золото, драгоценности и так далее. Невольно приходишь к мысли, что у Дарьи Романовны были сообщники или, если так можно выразиться, деловые партнеры, помимо известного нам господина Войтеса. Я предложил очертить круг состоятельных и влиятельных лиц, с которыми Хворостина поддерживала отношения. В этом круге и надо искать ее подельников, имеющих прямое или косвенное отношение к подпольному цеху на фабрике Хворостиной. Мои соображения по ведению данного дела были доложены заместителю градоначальника. Последовало распоряжение передать дело об убийстве Хворостиной другому следователю.
   - Узнаю методы нашей полицию, - усмехнулся Павел.
   - Одновременно с этим мне сообщили, что дело по факту изготовления фальшивых денег будет вести созданное при градоначальнике Отделение специальных расследований, - упавшим голосом произнес Чуйко.
   Павел сочувственно посмотрел на него. Нет ничего удивительного, что долдоны из полицейского руководства уели интеллигентного следователя.
   Словно услышав его, Чуйко встрепенулся:
   - Попытался попасть к руководителю Специального отделения, но мне отказали, сославшись на его занятость. Но я своего добьюсь.
   - Зачем тебе это?
   - Я обязан сообщить свои выводы человеку, в руках которого будет дело о фальшивомонетчиках. Может, этот Савелов - толковый сыщик, и проделанная мной работа поможет ему раскрыть преступление.
   - Савелов, - переспросил Павел. - А зовут его не Василий Платонович?
   - Откуда ты знаешь? Впрочем, репортеры с кем только не водят знакомства.
   - Дело не в том, что я газетчик, - рассмеялся Павел. - Расплатимся за обед, и едем к твоему Савелову, который доводится мне двоюродным братцем. Не знал, что Василий вернулся из Петербурга в Москву...
  
   В приемной руководителя Отделения специальных расследований молоденький подпоручик, предложив им присесть, скрылся за дверью. Вернувшись, сообщил, что Василий Платонович разговаривает по телефонной связи, приносит извинения и просит несколько минут подождать. Кивнув на Тараса Андреевича, вежливо поинтересовался у Павла:
   - Этот господин тоже родственник?
   - У нас большая семья, - обворожительно улыбнулся Балуев, разводя руками.
   Спустя минуту, из распахнувшейся двери появился высокий русоволосый мужчина. При виде Павла лицо Савелова расплылось в улыбке:
   - Здравствуй, Павлуша, а я гадал, что за родственник явился ко мне на службу? Да еще в сопровождении следователя из сыска.
   - Разве вы меня знаете? опешил Чуйко.
   - Земля слухами полнится, - туманно пробормотал Савелов, посторонившись и пропуская гостей в кабинет.
   Пока Павел с кузеном обменивались новостями и обычными для родственников расспросами, Тарас Андреевич с любопытством присматривался к Савелову. Внешнего сходства между двоюродными братьями не наблюдалось. Один - брюнет, другой - блондин. Павел среднего роста и широк в плечах, а Савелов на голову выше, сухощав и строен как юноша, хотя лет на шесть-семь старше Балуева. Черты лица у репортера более тонкие по сравнению с крупным носом и высоким лбом его братца. Взгляд у господина Савелова цепкий, уверенный, видно, что он человек волевой и упорный, из тех, кто не боится трудностей и может за себя постоять.
   Тем временем, Савелов, закончив расспросы, стал извиняться:
   - Не обижайся, Павлуша. Только неделя, как прибыл в Москву, получив новое назначение. Сам понимаешь, закрутился так, что не было времени связаться с тобой. На днях обязательно встретимся и отметим мое возвращение в Первопрестольную. Извини, дружище, но сейчас нам с господином Чуйко надо поговорить о служебных делах.
   Прощаясь с Василием, Павел дружески ткнул брата в грудь:
   - Ты Тараса Андреевича не обижай. Все, что он расскажет - сущая правда, а его соображения о фальшивомонетчиках заслуживают внимания.
   - Такого обидишь, - проворчал Савелов, присаживаясь напротив Чуйко.
   Разговор длился более часа. В первую очередь Чуйко рассказывал об убийстве домовладелицы Хворостиной. Савелов слушал его, не перебивая и только, когда следователь упомянул о двух чиновниках из городской Управы, попросил рассказать о данном эпизоде подробнее.
   Рассказ о событиях на фабрике Хворостиной и предположения Чуйко о связях Дарьи Романовны (и ее возможных партнеров) с фальшивомонетчиками Савелов выслушал молча. Когда рассказчик умолк, задал, один за другим, два вопроса:
   - Как думаете искать убийцу Хворостиной? И какой у преступника мог быть мотив?
   Чуйко много дней ломал голову, ища ответы на эти вопросы, поэтому ответил честно, не раздумывая над этим:
   - Мотив убийства пока не ясен. Больше всего похоже на месть, хотя мое начальство настаивает на бытовом грабеже. Вести дальше расследование мне не придется, дело передано другому следователю...
   - Уверены, что убийство Хворостиной и фальшивые деньги на ее фабрике - две сторону одной и той же медали?
   И опять же, Чуйко не покривил душой:
   - Существует некая мизерная вероятность, что оба дела могут оказаться, не связанными между собой. Но я убежден, что это не так.
   Савелов кивнул и стал расхаживать по кабинету. Тарас Андреевич, следя за его променадом, подумал, что теперь вот от этого человека зависит судьба и характер дальнейшего ведения дела.
   - Интересное дело, - хозяин кабинета остановился рядом с окном и повернулся лицом к Чуйко. Хочу кое-что рассказать вам. Почему, поймете несколько позже.
   Он снова уселся на стул, скрестив на полу длинные ноги, и, к удивлению Тараса Андреевича, принялся рассказывать о себе:
   - Раньше я служил в Москве. Потом перебрался в столицу, где мне довелось поработать вместе с известным вам Лебедевым, который отзывался о вас весьма похвально. Дело вот в чем, Тарас Андреевич. Около года назад в Департаменте Министерства, где я имею честь служить, была создана специальная группа следователей и сыщиков для раскрытия преступлений, связанных с нанесением финансового ущерба казне в особо крупных размерах. Речь идет не только о фальшивомонетчиках. Страну захлестнула волна казнокрадов, включая чиновников самого высокого ранга. Ущерб исчисляется сотнями миллионов рублей. Не меньший урон экономике и престижу державы, наносят должностные лица, отдающие за изрядную мзду казенные подряды в руки мошенников и проходимцев.
   Помолчав, Савелов спросил, как говорится, в лоб:
   - Хотите принять участие в борьбе с этой нечистью? Решением министра в Москве создано подразделение, подобное петербургскому спецотделу. С вашим досье я уже знаком.
  
   В конце дня небо низвергло на землю непродолжительный ливень. Город сразу затих, притаился, но вскоре опять встрепенулся, согретый лучами закатного солнца. Тверская - главная транспортная артерия города - вновь заполнилась, звуками, движением, красками. О недавнем ливне напоминали лишь лужицы, да легкая дымка над асфальтовым покрытием улицы.
   Чуйко, рассеянно всматриваясь в лица прохожих, шел вдоль Тверской к Охотному ряду, чтобы закончить формальности дела о смерти лавочника, погибшего в пьяной драке.
   "Завтра, - радостно думал он, - начинается новая служба. Жизнь продолжается, и будем надеяться, что она движется к лучшему. Вот и Тверская с каждым годом все хорошеет, стала просторнее, красочней, появились электрическое освещение и асфальт, вместо прежних булыжников..."
   Он любил этот город, но, если бы ктото спросил, за что именно, он не смог бы ответить. Слишком многое вбирало в себя это чувство, схожее с сыновней привязанностью.
   Впереди уже начинались кварталы Охотного ряда. Проходя мимо церкви Параскевы Пятницы, Тарас Андреевич остановился, пораженный пришедшим на ум сравнением: "Геракл в одиночку, без чьей либо помощи, смог очистить знаменитые Авгиевы конюшни. Почему бы не повторить в Москве подвиг героя античности. Вокруг нас столько хороших людей, на чью помощь можно рассчитывать. Должен же кто-то взяться за это дело. Савелов не поскупился на черные краски, живописуя картину трудностей, с которыми предстояло столкнуться".
   - Да, поможет нам Бог, - прошептал Чуйко, входя в лабиринт темных и вечно грязных проулков Охотного ряда.
  
  
  
  
   9. Банкир и вор.
  
  
   Закончив телефонный разговор, Балуев в отличном расположении духа направился к выходу из редакции. В коридоре ему повстречался Витек, в руках которого был портфель, когда-то роскошный, а ныне потрепанный и давно утративший свой первородный цвет.
   - В какую сторону направляемся? - бодро спросил Витек, явно рассчитывая на бесплатный проезд за счет попутчика.
   - К губернатору. Может, нам по пути, Виктор Григорьевич? (Витек обожал, когда в редакции его величали по имени отчеству).
   - Все шутите, - не обиделся редакционный курьер, - а вас, между прочим, ищет фотограф, чтобы договориться о завтрашнем репортаже.
   - Спасибо, дружище. Сегодня вернусь домой поздно. Ася с Шурой пригласили в театр, так хотя бы отдохну от твоей болтовни.
   - Счастливый. - Витек потупился, отставив в сторону левую ногу, чтобы полюбоваться новым ботинком. - Придется мне в одиночестве весь вечер зубрить заданные вами уроки.
   - Придется, - Павел похлопал его по плечу. - Иначе всю жизнь просидишь в курьерах.
   Помахав на прощанье рукой, Виктор ушел, а Балуев пошел к Петровичу - фотографу, с которым завтра должен отправиться к месту старта автомобильной гонки. Мысленно Павел уже прикидывал канву будущего репортажа.
   Ничего не скажешь, задание актуальное. Все, что касается автомобилей, вызывает у читателей интерес. Первые авто появились в России лет пятнадцать назад, а точнее, - в 1896 году, когда по улицам Одессы гордо проехался на купленном за границей автомобиле редактор "Одесского листка". С каждым годом новый вид транспорта не без труда упрочнял позиции и постепенно завоевывал популярность у жителей больших городов, а сейчас по московским улицам ездило уже несколько сотен автомобилей. Автомобильные гонки и вовсе - дело новое и необычное для москвичей. Завтра на старте автопробега на расстояние в десять верст соберется много людей, можно будет собрать отзывы и суждения жителей город на автомобильную тему. Чем не сюжет для злободневной серии очерков и репортажей?
   Одно смущало Павла Балуева - в моторах и технических возможностях автомобилей он ничего не смыслил, а репортер, готовящий репортаж, обязан разбираться в том, о чем пишет. Учиться хорошему делу никогда не поздно, подумал он и отправился к Терентию Глухову.
   Несмотря на свою видную внешность и уживчивый добродушный характер Терентий Лукич до сих пор не был женат и жил вместе с матерью на Покровке. В разгар рабочего дня Терентия, конечно же, не оказалось дома, но его матушка - рослая и полнотелая Евдокия Марковна - сообщила, что сын к двум часам пополудни обязательно будет в гимнастическом зале на Цветном бульваре, где он обучает борьбе подростков и юношей.
   Евдокия Марковна и слышать не захотела, чтобы отпустить друга сына, не напоив его чаем. Легко передвигаясь по уютной гостиной, она быстро сервировала стол и одновременно расспрашивала гостя о его холостяцкой жизни.
   - Вот и Терентий мой никак не женится, хотя от поклонниц у него отбоя нет, - говорила она, расставляя на столе вазочки с вареньями, баранками и другими неизменными атрибутами московского чаепития. - Я ему прожужжала уши, что женитьба - дело серьезное, но все надо делать во время, а он лишь отшучивается. Полгода его не было дома, думала, может, из провинции привезет невесту. Да куда там, - расстроено махнула рукой хозяйка дома. Испытующе посмотрела на Павла и спросила: - А что за барышни ездили с вами за город? Одна из них, ну та, что выступает в театре, Терентию очень понравилась. Хотя из него лишнего слова не вытащишь, но мать не обманешь, я же вижу и сердцем чувствую, что девушка эта ему в душу запала...
   Евдокия Марковна еще долго не оставляла тему, которая ее волновала, а под конец, провожая Павла, взяла с него слово, что он не расскажет Терентию о переживаниях матери.
   "Ай, да Терентий, - думал Балуев, направляясь к Цветному Бульвару, - за все время поездки на озеро, даже вида не показал, что ему нравится Асенька. А за девушку можно только порадоваться. Чем больше вокруг нее будет хороших людей, тем увереннее она будет чувствовать себя в непростой театральной среде".
   У входа в одноэтажное здание спортивной школы росло несколько чахлых вишен - все, что осталось от некогда стоявшей на этом месте барской усадьбы. Узнав, что занятия юных борцов близятся к завершению, Павел решил обождать Терентия на лавочке перед входом. Закурив папиросу, задумался. Из головы не шли слова Евдокии Марковны о нежных чувствах ее сына к молодой актрисе. Не повезло Терентию. Успел обойти его следователь Чуйко, продолжавший ухаживать за Асей со дня их совместной поездки на озеро. Вот и сегодня Ася и Шура пригласили Павла вместе с Чуйко в сад Эрмитаж на спектакль "Мамзель Парагвай" в исполнении варшавской труппы актеров. Он уже видел эту незатейливую оперетку, но Шура столь умоляюще смотрела ему в глаза, протягивая билет, что он согласился поддержать компанию.
   Наконец в дверях показался Глухов. Увидев Павла, борец улыбнулся и, подойдя, присел рядом с ним на затрещавшую под его телом скамейку. Поведав о своих проблемах с моторами, Павел попросил просветить его, насколько это возможно, в вопросах современного автомобильного дела.
   - Поможем, чем можем, - пообещал Терентий, - да только на пальцах такие вещи не объяснишь. Вечером отвезу тебя в одно место. Это гараж, где можно взять в наем авто. Там и прочту тебе лекцию.
   Павел сокрушенно покачал головой:
   - Сегодня никак не могу. Сделаем это в ближайшие дни, когда у тебя будет свободное время.
   - Договорились, - расплылся в улыбке Терентий. - Я вот что подумал: лучше будет, если мы вместе отправимся к старту автогонки. Завтра у меня день свободный.
   Павел с признательностью посмотрел на друга. Повинуясь нахлынувшим на него неуловимым душевным движениям, спросил у Терентия, не хочет ли он вечером посетить театр вместе с Асей, Шурой и Тарасом Чуйко?
   - А как же ты? - произнес борец, рассматривая театральный билетик.
   - Я же сказал, что сегодня занят. Да и в театрах я бываю, чуть ли не семь раз в неделю...
  
  
   * * *
  
   Автомобили, которым предстояло участвовать в гонке, расположились в одну линию поперек Старой Триумфальной площади. До старта оставалось около часа. Терентий водил Павла от одной машины к другой и просвещал своего спутника на предмет особенностей каждого автомобиля. Петрович едва поспевал за ними, перетаскивая с места на место треногу с фотокамерой. Павел сочувственно поглядывал на него - с неба палило солнце и по лбу фотографа стекали капельки пота. Заметив, что их спутник устал, Терентий играючи подхватил тяжелый штатив и водрузил его на плечо. На возражения фотографа только махнул рукой и попросил снять его с Павлом на фоне одного из авто.
   Павлу нравилось работать с Петровичем. Несмотря на свой возраст, фотограф с энтузиазмом брался за любое задание, полагая, что не бывает неинтересной или скучной натуры. Его преданность делу поражала Павла и не раз поддерживала его в минуты сомнения, когда начинало казаться, что журналистика не его призвание. Петрович был милейшим во всех отношениях человеком. Любил посидеть в компании, поговорить за жизнь, и к доброй дозе вина или казенной водки относился с большим пиететом, но никогда не позволял себе перебарщивать с выпивкой.
   Вот и в данный момент Петрович, сделав снимок, направился вместе с коллегами из других газет к буфетной палатке рядом со зданием цирка. Проводив его взглядом, Павел решил, что теперь надо послушать мнение москвичей об автомобиле как средстве передвижения по улицам города, и предложил Терентию потолкаться среди зрителей, собравшихся в ожидании старта на площади.
   Когда до старта оставалось совсем мало времени, Павел стать искать глазами Петровича. Наконец увидел, как он устанавливает камеру впереди выстроившихся в ряд машин, и стал пробираться к нему поближе. Петрович выбрал удачную точку для съемки: перед крайним в ряду авто, так что в объектив камеры должны попасть сразу несколько из шеренги автомобилей.
   Внезапно лимузин, находившийся напротив фотографа, изверг из себя клубы дыма, его мотор взвыл, а затем замолк. Водитель, покинув кузов, принялся ковыряться в моторе. Обернувшись к Терентию, Павел спросил его, что происходит, но борец лишь пожал плечами и вдруг бросился мимо Павла к машине с заглохшим мотором.
   Павел не поверил глазам, увидев, как лимузин медленно движется на Петровича, а последний, пытаясь убежать от железного зверя, сгреб в охапку штатив и споткнулся, растянувшись во весь рост на асфальте.
   Что было потом, Павлу помнилось смутно: свой отчаянный бег, искаженное страхом лицо Петровича и его рука, поднятая в надежде на помощь. Он успел ухватить руку лежащего на земле фотографа и, что было сил, дернуть ее на себя. А затем был тупой удар и острая боль в плече, от которой он на миг потерял сознание.
   Могло быть хуже, если бы не Терентий. Вскочив на подножку кузова, он сумел отвести колеса автомобиля в сторону.
  
   На следующий день Павел собирался быть дома, лелея ноющую боль в плече. Врач заверил, что вывих плечевого сустава уже устранен, а боль от ушиба пройдет через несколько дней. Но пока что ушибленное плечо доставляло определенное беспокойство, особенно когда надо было писать правой рукой.
   Потом явился Витек, чтобы забрать и отнести в редакцию текст репортажа о вчерашнем состязании автомобилей. Радостно сообщил, что в редакции все восторгаются поступком Павла, а Петрович с утра колдует в своей мастерской, проявляя стеклышки негативов, и обещал сегодня же вручить Павлу готовые фотографии.
   После ухода Виктора один за другим пошли гости. Сначала Ася и Шура. Извинившись, что не смог пойти с ними на "Мамзель Парагвай", Павел с удивлением для себя отметил, что только Шура по этому поводу выразила сожаление. "Кажется, у Терентия все-таки имеется шанс, - подумал он. - Не зря я отдал ему свой билет. Пусть Ася сама решает, кому отдать предпочтение - следователю или борцу?"
   Следующим визитером был Петрович, облаченный в мятые брюки и свободную блузу, выдававшие в нем человека, склонного к творчеству. Выслушав от него поток благодарственных слов, Павел с интересом стал рассматривать принесенные фотокарточки, стараясь припомнить названия запечатленных на них авто. Но Петрович, выудив из сумки бутылку шампанского, предложил выпить за счастливое избавление от неприятностей. Просто грех было не пригубить вина по такому немаловажному поводу. За приятной беседой о перспективах художественной фотографии, они опорожнили две бутылки "Клико", прежде чем Петрович начал прощаться с Павлом.
   Не прошло и четверти часа, как в мансарде появился Терентий.
   Просто мистика, подумалось Павлу, потому что именно в этот момент он разглядывал фотокарточку, на которой он и Глухов красовались на фоне черного Мерседеса (именно эта машина победила в той гонке).
   Они вместе стали рассматривать сделанные Петровичем снимки, а затем Терентий уговорил Павла выйти на улицу.
   - Нельзя весь день киснуть в этом скворечнике, - веско сказал он и предложил пройтись по бульварам, благо погода располагала к прогулкам.
   Поднимаясь в гору вдоль Рождественского бульвара, рядом с другом (надежным, как лебедочный трос), Павел испытывал редкостную для себя душевную умиротворенность. Может, от выпитого шампанского, или это благостная погода таким образом повлияла на его состояние?
   Уютные домики с красочными фасадами, мимо которых они проходили, провожали их дружелюбными взглядами: вот идут себе два человека, никуда не спешат, не терзаются обыденными неурядицами или другими мелочными проблемами.
   Усмехнувшись, Павел мысленно предположил, что, жизнь, кажется, потихоньку налаживается, если окружающий мир доставляет ему удовольствие и хочется долго и счастливо жить, находясь с этим миром в обоюдном согласии.
   Так бывает, когда человек выздоравливает, постепенно приходит в себя после тяжелой и долгой болезни, открывая заново для себя радостные стороны бытия.
   Они заглянули в прохладный подвальчик, где клиентам предлагали восхитительный кофе и разные сладости. Зная пристрастие друга к сладкому, Павел заказал его любимый клубничный пирог и кофе со сливками. Терентий, наслаждаясь десертом, неторопливо рассказывал о своей борцовской карьере и о том, что скоро ему предстоят гастроли, он уже дал согласие принять участие в турне по городам сибирской части России.
   Расправившись с последним куском пирога, борец сообщил, что в субботу в цирке состоится заключительное представление, на которое он собирается пригласить всех друзей.
   - Ася с Шурой и Тарас Андреевич уже согласились, - сообщил он. - Надеюсь, и ты к субботе поправишься.
   - Конечно, приду, если только мне не отрежут правую руку. - Достав папиросу, Павел задал другу деликатный вопрос: - Вот скажи мне, почему ты, человек храбрый, не дурак и далеко не урод, никак не осмелишься пригласить Асю поужинать или покататься на автомобиле вдвоем, а не вместе с друзьями?
   - Попробую, - отводя, глаза промямлил Терентий. - Откуда ты знаешь, что она мне нравится?
   - Профессия такая: подмечать, что надо и что не надо - на всякий случай, а вдруг когда-нибудь пригодится...
   Вернувшись в мансарду, Павел снова почувствовал боль в плече. Ну, что тут поделаешь, сетовал он. Видно, еще одну ночь придется провести без сна. Одна надежда, что вечером Васек принесет какую-то обещанную им чудесную мазь, которая, по словам одной из подружек курьера, снимает любую боль в костях и в суставах.
   Промаявшись около часа, Павел отложил в сторону книгу. Это был сборник рассказов писателей, работавших в те годы в Москве. Бунин, Андреев, Зайцев - признанные виртуозы в жанре небольшого рассказа. Если бы только знать, как достичь подобного совершенства! С некоторых пор он и сам стал пробовать свои силы в этом жанре, придя к выводу, что одной журналистики для него недостаточно. Одному Богу известно, что из этого выйдет. Пока что он никому не показывал несколько небольших рассказов, написанных им в часы досуга.
   Ему припомнилось предсказание Аси о том, что вскоре его жизнь круто изменится. Покачав в сомнении головой, он присел к столу и снова стал рассматривать снимки, сделанные Петровичем на Триумфальной площади. Неожиданно на одной из дюжины фотографий глаз наткнулся на изображение трех мужчин, стоящих рядом с автомобилем, и лицо одного из них показалось ему знакомым.
   Зрительная память была отменная. Пристально вглядываясь в лицо коренастого человека, он убедился в правильности промелькнувшей догадки: рядом с двумя солидного вида мужчинами находился Илларион, по кличке Купец. Тот самый драчун, который допрашивал Павла, после того, как его подлым способом увезли из пивного зала. Сомнений быть не могло. Но как отпетый преступник, взломщик сейфов и фальшивомонетчик оказался рядом с почтенного вида людьми? Мало того, подбоченившись, он чтото говорит одному из них - невысокого роста мужчине в дорогом сюртуке и с орденской лентой в петлице. И кто эти люди, беседующие с Купцом, Илларионом Котовым, Лариком, или как там еще прозывается этот вор?
   Вопросов много, но факт остается фактом - Купец в Москве и есть возможность его найти. Надо только узнать, кто эти два господина на фотокарточке.
   Спустя час Павел подходил к воротам особняка у Никитских ворот. Он надеялся, что к этому времени Шура Сазонова уже будет дома и сможет ему помочь. Ему повезло, потому что Александра Васильевна, держа в руках зонтик от солнца, встретила его на пороге флигеля, собираясь отправиться на прогулку по городу. При виде Павла она охнула, глаза засветились радостным изумлением:
   - Не ожидала, Павел Петрович, что еще раз сегодня увижу вас.
   - Шурочка, я и сам не надеялся, - извиняющимся тоном произнес Балуев. - Честно признаюсь, меня привело к вам важное дело. Сейчас я все объясню.
  
  
   Легко коснувшись его руки, она повела его к садовой скамейке, где с вниманием выслушала необычную просьбу Павла. Потом с минуту сосредоточенно рассматривала принесенную им фотографию и с сожалением отрицательно качнула головкой:
   - Обидно, но никого из этих господ я не знаю. Только лицо вот этого невысокого и важного господина кажется мне знакомым.
   - Постарайтесь, Шурочка. Может, припомните, где и с кем вы могли его видеть? Вам же приходится часто общаться с людьми из делового мира Москвы.
   Она снова взглянула на фотокарточку, приблизив ее к глазам, смешно наморщила носик и решительно заявила:
   - Нет, не помню, наверное, видела этого человека мельком, - и протянула фотокарточку Павлу, но тут же опомнилась: - Подождите. Я покажу фото Николаю Ивановичу.
   Упомянутый господин, у которого Шура работала домашним секретарем, являлся владельцем особняка и был одним из самых богатых людей России. Его имя часто мелькало на страницах газет: Николай Иванович Амосов, возглавляя известную торговую и промышленную компанию, пользовался славой защитника интересов города и щедрого мецената. В Москве вряд ли нашелся бы крупный предприниматель, политик или просто влиятельный человек, с которым Амосов не был знаком.
   "Умница Александра Васильевна, - подумал Павел, глядя вслед девушке, скрывшейся за парадной дверью особняка. - Мне бы и в голову не пришло, что можно обратиться за помощью к этому человеку?"
   Вскоре, минут через пять, Шура выглянула из двери и помахала Павлу рукой, приглашая его зайти в дом. Худощавый, среднего роста хозяин дома встретил Павла на пороге гостиной и пригласил его к столику, на котором лежали газета и принесенная Балуевым фотокарточка. Оглаживая аккуратно подстриженную бородку, Амосов сообщил, что знаком с редактором "Русского слова", но предпочитает ежедневно читать "Русские ведомости", которые не угождают вкусам толпы и, кроме того, внимательно следят за деятельностью московской думы.
   Водрузив на кончик носа очки, он подвинул фотокарточку к Павлу и указал на стоящего рядом с автомобилем важного вида мужчину:
   - Это Ломов Матвей Фролович. Двое других мне незнакомы.
   - Что вам известно о господине Ломове? - взмолился Павел.
   - Ведете расследование для газеты? - хитровато прищурил глаза Амосов. - Ладно, мне до этого дела нет и утаивать что-то от вас нет резона. Однако с Ломовым я едва знаком. Он владеет банкирской конторой, что на Мясницкой. Общих дел с ним я никогда не имел, а от нескольких наших встреч остался неприятный осадок. Он показался мне человеком грубым и мнительным.
   Пожимая на прощание руку Балуева, хозяин роскошного особняка пожелал репортеру удачи и с добродушной улыбкой сказал, что всегда рад помочь друзьям Александры Сазоновой. Довольно обычная прощальная фраза хорошо воспитанного человека. Но уже в недалеком будущем Павел и Шура убедятся, что знакомство с Амосовым многого стоит.
   Выйдя из дома, Павел направился к поджидавшей его на скамейке Шуре.
   - Ну как? Удалось чтото узнать? - взгляд у девушки был серьезный и немного тревожный.
   Он кивнул, продолжая смотреть ей в глаза, удивляясь, что раньше не замечал, какие они глубокие и безумно красивые.
  
  
   * * *
  
  
   Утро для банкира Ломова началось с неприятных известий, которые едва не привели его в бешенство. Слишком часто в последнее время приходилось выслушивать о сбоях в хорошо отлаженной системе финансовых операций. Человек из Петербурга, приезда которого он с нетерпением ждал, по непонятной причине задерживался, а еще из Варшавы пришло письменное уведомление, что контора одного из его партнеров прекратила существование.
   Выслушивая проклятия разгневанного Матвея Фроловича, управляющий, доложивший неприятные вести, испуганно жался у двери. Когда Ломов утих, сообщил, что его ожидает репортер, который интересуется вопросами кредитования и желающий побеседовать с владельцем конторы на данную тему лично.
   - Гони его прочь, - отмахнулся банкир. - Впрочем, поговори с ним сам, с газетами не стоит вступать в конфликт.
   Разговор Балуева с управляющим продлился не более четверти часа, причем говорил в основном банковский служащий, а Павел небрежно чиркал чтото в большом блокноте, с которым не расставался. Завершив беседу с газетчиком, управляющий спешно покинул контору, но репортер уходить не спешил, попросил разрешения позвонить в редакцию, а затем подошел к рыжеволосой девушке, склонившей голову над учетными книгами. Представившись, он вручил ей сделанный им в блокноте набросок ее лица с твердым намерением познакомиться с девушкой и пригласить ее пообедать.
   Рыжеволосая барышня по имени Вера оказалась неоценимой находкой. Скучная работа в конторе и отсутствие достойных внимания женихов способствовали ее живейшему интересу к обходительному репортеру.
   Во время обеда, состоявшегося в погребке на Мясницкой улице, Вера, кокетливо улыбалась и охотно отвечала на вопросы Павла Петровича. Постепенно выяснялись некоторые подробности к портрету владельца банкирской конторы. Но Павла интересовало другое. Решив не тянуть, он достал фотокарточку и показал ее Вере, спросив, не знает ли она собеседников Матвея Фроловича?
   К его радости, девушка уверенно указала пальчиком на человека, носящего воровскую кличку Купец, и заявила, что это один из служащих Ломова по имени Илларион. Кто он по должности ей неизвестно, в конторе на Мясницкой он появляется редко и общается только с начальством. Но однажды она слышала, как бухгалтер обмолвился, что Илларион выполняет особые поручения хозяина. Позже бухгалтер рассказывал своему помощнику, что этот неразговорчивый человек обеспечивал доставку крупной денежной суммы в Варшаву.
  
   Только к вечеру Павлу удалось связаться по телефону с Чуйко. Направляясь на встречу с ним, он с сожалением думал, что вот и закачивается сотрудничество с симпатичным следователем. И что убийство Хворостиной, в расследовании которого он невольно принял участие, имеет хорошие шансы завершиться крупным скандалом.
  
  
  
  
  
   10. В старом московском сквере.
  
  
   После душной и беспокойной ночи Павел чувствовал себя скверно. Стоя у распахнутого окна в начальственном кабинете, рассеянно смотрел на пустынный бульвар, не прислушиваясь к разговору между Чуйко и Савеловым.
   Только что он повторил им свой рассказ о Ломове и человеке по кличке Купец, и теперь приходиться ждать, пока сыщики совещаются. Непонятно, зачем попросили его задержаться? Может, просто из вежливости, дабы не обижать человека, сообщившего ценные сведения. Кто их знает, этих сыщиков, что они могут придумать? Однако же, Чуйко и Василий быстро сработались. Даже постороннему видно, что между ними установились дружеские отношения.
   Подошедший к Павлу Чуйко стал вглядываться в пышущее жаром окно. Близился полдень, и городом завладела напоминающая адское пекло жара. В тени 35 градусов по термометру Реомюра. Ни малейшего дуновения освежающего ветерка. Марево прогретого воздуха неподвижно зависло над крышами зданий, а беспощадные солнечные лучи, проникая в самые дальние закоулки, изгнали прохожих с улиц. На бульваре несколько стариков прятались в скудной тени деревьев.
   Промокнув платком лоб, Чуйко вздохнул:
   - Ну как в такую жару работать? Пойдем, Павел, к столу: Василий Платонович просит принять участие в нашей беседе.
   Савелов дружелюбно взглянул на Павла.
   - Мы тут с Тарасом Андреевичем наметили некоторые действия, - сказал он, приглаживая на затылке волосы. - Сегодня же устанавливаем за Ломовым наблюдение и пытаемся выйти на его помощника Иллариона. Думаю, сделать это будет не так уж сложно, поскольку известно, что сейчас он в Москве и служит у Ломова. Этот Илларион, он же Купец, занимает особое место в нашем расследовании, но, прежде всего, нас интересует владелец банкирской конторы.
   "Почему именно Ломов? Надо схватить Купца и вытрясти из него все нужные сведения. Это так очевидно!"
   Но Савелов не стал объяснять причину внимания к личности Ломова и продолжал:
   - Нас интересует абсолютно все, что имеет отношение к владельцу банкирской конторы. В этом смысле возможности наружного наблюдения ограничены. Нужен свой человек в окружении Ломова.
   Савелов чуть наклонился в сторону Павла и неожиданно предложил ему помочь в решении данной проблемы.
   - Я понимаю, - пояснил он, - что вовлекать в расследование представителя прессы, это не лучший способ. Но другого выхода у нас нет.
   В смущении Павел пожал плечами:
   - Не знаю, что и сказать. Как ты себе представляешь мой выход на сцену? И в каком амплуа, я должен выступить?
   - Естественно, в роли любовника. Продолжай ухаживать за девушкой Верой, стань привычным человеком в конторе, и собирай любые сведения о банкире и его окружении.
   Потирая ушибленное плечо, репортер представил себя в роли влюбленного ухажера и сам себе не понравился. Дело не в ханжестве: после разрыва с Ольгой ему приходилось флиртовать с девушками, но в этом не было ничего обидного или нечестного по отношению к очередной его пассии. А как быть с рыжеволосой Верой, если для пользы дела придется лукавить, заронив в ее сердце несбыточную надежду? Это же непорядочно.
   Не стесняясь, он и высказал эти сомнения морального толка братцу-сыщику. Но Савелов лишь усмехнулся и посоветовал:
   - Ухаживай за девицей, не переступая допустимую грань. А еще лучше, поплачься ей о своей неразделенной любви к уехавшей в Саратов актрисе. Барышням нравится выслушивать подобные откровенности.
   - А как быть, если я натолкнусь на Купца? Он узнает меня и сразу же заподозрит неладное.
   Савелов с довольным видом покашлял и уверенно заявил:
   - Насчет этого не беспокойся. Прежде, чем ты объявишься на Мясницкой, человек по имени Илларион будет лишен возможности передвигаться по городу. Значит, мы на тебя рассчитываем? Вот и прекрасно! Отдыхай, набирайся сил, а чуть позже Тарас Андреевич посвятит тебя в детали нашего плана.
   Вот так дела, думал Павел, покидая кабинет Савелова. Никак не отвяжешься от этого криминального дела. А, может, оно и к лучшему. Нечего киснуть в редакции в ожидании злободневной темы для репортажа, не зная, куда приложить свои силы, и получится ли из тебя писатель? Предстоит интересное дело, связанное с криминальным расследованием, необычное и, возможно, даже опасное. К тому же, имеется шанс поквитаться с Илларионом по кличке Купец. За себя, за Асеньку, за переживания Шуры...
   А тем временем, в кабинете Савелова продолжали обсуждать конкретные вещи.
   - Не прощу себе, если с Павлом случится какая-нибудь неприятность, - говорил Василий, расхаживая по кабинету. - Надо подстраховать его.
   - Я уже думал об этом, мы примем необходимые меры.
   Савелов присел на стул у окна, расстегнув ворот рубашки, сказал:
   - Теперь о Купце. Как только он попадет в поле зрения наших агентов, мы его изолируем. Выполним это так, чтобы ни у кого не возникло даже легкого подозрения, что он оказался в руках полиции. Иначе вся компания, связанная с фальшивомонетчиками, мгновенно попрячется.
   Вытянув длинные ноги в сторону комнаты, Василий Платонович помолчал, прежде чем заговорил о том, чего Чуйко с нетерпением ожидал:
   - А тебе, Тарас, надо продолжать заниматься окружением Хворостиной. Пожилая дама имела знакомства среди самых влиятельных персон города.
  
   * * *
  
   В редакции Павла поджидала записка, оставленная для него Чуйко. Следователь предлагал встретиться в два часа пополудни у входа в Нарышкинский сквер со стороны Путинковского проезда.
   Павел зашел к редактору, вычитал гранки последнего репортажа и отправился на встречу с Чуйко. Времени в его распоряжении было достаточно, поэтому и решил заглянуть по дороге в автомобильный гараж, где с легкой руки Терентия Глухова, свел знакомство с двумя механиками. За скромную плату они согласились обучить его разбираться в устройстве разных моторов, а также управлению автомобилем. Первые три занятия прошли с несомненной пользой для начинающего автомобилиста, и ему хотелось выразить учителям свою признательность. Договорившись с простецкого вида механиками о следующих занятиях, он направился вверх по Большой Дмитровке к месту встречи с Тарасом Андреевичем.
   Было жарко, солнце слепило глаза, и фасады зданий, мимо которых он проходил, казались белесыми пятнами с темными дырами распахнутых окон.
   Он вырос на этой тихой широкой улице, знал каждый ее изгиб и каждый дом. Вот в этом красивом доме с пилястрами на фасаде жил Володя Велин - закадычный приятель в годы их учебы в гимназии. Сама гимназия - унылое трехэтажное здание - до сих пор стоит в глубине кварталов между Дмитровкой и Петровкой. А вот к этому дому на углу с переулком, он наведывался в детстве особенно часто. Тогда в этом здании размещался магазин "Заграничные новости", где продавались игрушки и разные затейливые предметы для шутливых розыгрышей друзей и знакомых.
   Он шел вдоль залитой солнечным светом улице, погруженный в воспоминания детства и размышляя о том, как странно распорядилась судьба.
   Разве мог он в детские годы представить, что именно так сложится жизнь? Сначала займется архитектурой, затем строительством зданий и, наконец, хлопотливой работой газетного репортера. Он ни разу не пожалел, что так и не стал архитектором. Не лежит у него душа к современному градостроительству, особенно в его родном городе. Понатыкали там и сям многоэтажных контор и доходных домов, силуэты которых напоминают поставленные на попа утюги, обезобразив панораму древнего центра города. Будь его воля, вообще запретил бы возводить в черте городского центра многоэтажные здания. Да куда там! Отцов города и домовладельцев волнует другое. Доход от вложенных в строительство домов капиталов. А в остальном им - хоть трава не расти.
   "Власть денег, - с горечью думал он, - испортила многих предпринимателей и руководителей города. Раньше московские толстосумы, набивая свои кошельки, даже мечтать не могли о той власти, которую заимели теперь обладатели больших капиталов. Большие деньги - большая власть! В этом суть "нового взгляда на жизнь", благодаря которому в городской думе чаще всего голосуют за то, что выгодно миллионщикам, а чиновники городского хозяйства жиреют от взяток. В погоне за легкой прибылью предприниматели рвутся к власти, словно с цепи сорвались, почувствовав вкус к наживе. Не все, конечно, есть и честные деловые люди, наподобие финансиста Амосова - пример, как можно избежать этой напасти. Секрет прост: соблюдение Божьих заповедей и моральных устоев, выработанных нашими предками. Раньше считалось, что честь дороже любого злата, а благородство и милосердие - самое ценное в отношениях между людьми. Но сейчас эти принципы не в почете. А жаль, мудрость предков не подлежит сомнению".
   В конце улицы показалось желтое здание старинной городской типографии, принадлежавшей Московскому Университету. Миновав его, Павел вышел к скверу, который еще с прошлого века именовался Нарышкинским.
  
   Название сквера имело свою историю, услышанную им в детстве от привратника дома, где квартировала семья Балуевых.
   В стародавние времена на месте сквера располагалась Сенная площадь. Круглый год там торговали сеном, необходимым для прокорма огромного количества обитавших в городе лошадей; а в дни больших праздников на площади проходили гуляния, устанавливали ярмарочные балаганы, карусель и огромный шатер, где бесплатно поили сбитнем, а в морозные дни угощали чаркой казенной водки.
   Территорию Сенной площади в девятнадцатом веке выкупила московская барыня из знатного рода Нарышкиных и разбила на этом месте огромный сквер с множеством разных пород деревьев. Незадолго до смерти барыня подарила городу сквер, который с того времени стал официально называться Нарышкинским, войдя в кольцо московских бульваров.
   Совсем недавно, в начале ХХ века, городские власти переименовали сквер в Страстной бульвар. Да, разве в названии дело, подумал Павел. Сквер, разбитый Нарышкиной, продолжает радовать москвичей. Недаром местные жители упорно продолжают называть его Нарышкинским.
  
   Мысленная прогулка в историю города и реальная встреча с местами, где прошло его детство, настроили Павла на меланхолический лад. Однако это душевное состояние моментально исчезло при виде распаренного и взволнованного лица Тараса Андреевича, поджидавшего на скамеечке в сквере. Он собирался спросить, что случилось, но Чуйко опередил его. Сморщив лицо и кривя пересохшие губы, прохрипел еле слышно:
   - Только что убили одного из моих агентов. Будь любезен, принеси водички. Объясню потом.
   Выпив полбутылки минеральной воды, он выплеснул остатки на запрокинутое вверх лицо, ожесточенно растер уши ладонями и помотал головой.
   - Ну вот, вроде легче стало, - пробормотал он, глядя в сторону.
   Сильный мужик, с уважением подумалось Павлу. Ему приходилось видеть, как люди теряют присутствие духа, столкнувшись с внезапной гибелью близкого или просто знакомого человека.
   - Его звали Григорием, - склонив голову, проговорил Чуйко. Помолчав, снова растер лицо. - Должны были встретиться с ним в этом сквере в полдень, но он не пришел. Прождав с полчаса, я стал волноваться: Григорий - обязательный человек, не мог он не явиться на встречу без серьезной причины. Поэтому и решил навестить его дома, благо, что живет он рядом со сквером. Я нашел его лежащим на лестнице, недалеко от уличной двери. Очевидно, направлялся на встречу со мной, когда на него напали. Внезапно и сзади. Его убили ударом ножа под лопатку. Смерть наступила мгновенно, как утверждает прибывший на место убийства доктор.
   - За что? - выдохнул Павел. - Зачем понадобилось его убивать?
   - Кто это сделал, можно только догадываться, - медленно проговорил Чуйко. - А за что, более или менее, ясно. Убийство Григория связано с тем, что он был старшим в группе агентов, наблюдавших за домом Ломова. Вчера Григорий передал дежурному, что будет ждать меня в этом сквере по срочному делу. - Чуйко в ярости помотал головой: - Возможно, Григорий узнал что-то важное.
   Когда следователь перевел дух, Павел деликатно напомнил:
   - Ты хотел поговорить со мной.
   - Ах, да! - встрепенулся Тарас Андреевич - Все о том же Купце. Пока он гуляет на воле, тебе не следует появляться в конторе Ломова или вблизи нее на Мясницкой. Савелов просил напомнить об этом. Видишь, как получается. Убили Гришу, а он, в отличие от тебя, был профессором в деле сыска.
   - Так, может, Купец больше не появится на Мясницкой, - высказал предположение Павел.
   Чуйко отрицательно покачал головой:
   - Это прожженная бестия. Дважды его засекали во время встреч с Ломовым, но ему каждый раз удавалось уйти от слежки.
   Павлу вспомнились прищуренный взгляд и хищный оскал лица человека в коричневом сюртуке. Той ночью в полутемном сарае он не смог рассмотреть, какого цвета у бандита глаза, но был уверен, что при встрече узнает их даже спустя много лет.
   Чуйко призадумался. Глядя поверх рядов подстриженного кустарника, торжественно произнес, будто поклялся:
   - Из-под земли достану убийцу Гриши!
   - Думаешь, что убийца Купец?
   - Больше некому. Если не он, то кто-то из его подручных, - скрежетнул зубами Чуйко.
   Он вытер платком лицо и неожиданно попросил:
   - Будь другом, Павлуша, не оставляй меня сейчас одного. Знаешь, на Петровке, рядом с монастырем, имеется тихий трактирчик. Заглянем туда, помянем Григория...
   Подхватив Чуйко под руку, Павел медленно шел по аллее старого московского сквера. Под ногами шуршали камешки, мимо них проходили люди, впереди заливались смехом мальчишки, раскачиваясь на качелях. Ну, никак не укладывалось в голове то, что случилось совсем недавно.
   Трудная служба у Тараса Чуйко, думал Павел, поглядывая на идущего рядом следователя. Интересный он человек. Влюблен в театр, а занимается розыском грабителей и убийц. Почему он выбрал такую профессию?
   Про себя он тоже не мог объяснить, почему занимается журналистикой.
   Чуйко вдруг замедлил шаги и спросил:
   - У тебя нет на примете надежного человека, умеющего водить авто?
  
   * * *
  
   Надежный человек - в лице Терентия Глухова - согласился оказать содействие сыщикам, и вскоре председатель Московского клуба автомобилистов рекомендовал Терентия в качестве механика и водителя господину Ломову, задумавшему обзавестись автомобилем немецкого производства.
   На третий день службы у Ломова Терентий пришел вечером в мансарду Балуева и, первым делом, стал хлопотать у обеденного стола, ссылаясь на волчий голод.
   - Вот они, преимущества новой работы, - говорил он, доставая из сумки мясные закуски, зелень и разные сладости к чаю, - ездишь себе на колесах вместе с супругой банкира по самым дорогим магазинам, ну и себе заодно прикупишь чего-нибудь вкусненького.
   - Лучше бы ты отнес все это домой, - промямлил Павел, заранее зная, что услышит в ответ. - Ну, и как тебе в роли разведчика, засланного во вражеский стан?
   - Погоди, - отмахнулся Терентий. - Будем ужинать, тогда и дам отчет в том, что происходит в доме у Ломовых.
   "Мой заботливый и безотказный товарищ, - растроганно думал Павел, наблюдая за Глуховым. - Другой не стал бы связываться с сыщицкими делами, сославшись на занятость, а он всего лишь оговорил, что должен через три недели уехать в турне по стране. Правда, Чуйко и братец Василий, если им очень надо, могут уговорить и черта, не говоря уже про меня. Правда, на этот раз я только приятель Терентия, выступающий в роли его связного".
   За едой Терентий не спешил начать разговор о делах. Поинтересовался успехами Витька Прохорова в учебе и, наконец, смущенно осведомился, давно ли Павел видел Асю и Шуру?
   Глянув на друга, Павел грозно спросил:
   - Значит, до сих пор не отважился пригласить Асю на рандеву?
   - Вот собираюсь предложить ей поехать со мной в Измайловский парк. Через пару дней у меня выходной. Как ты думаешь, она согласится? Может, вместе с тобой прогуляемся? И Шуру, конечно же, пригласим.
   - Александру я приглашу обязательно. А ее подругу, будь любезен, пригласи сам, как и положено галантному кавалеру.
   Он не стал подтрунивать и развивать чувствительную для Терентия тему. Шутки шутками, а другу надо помочь. Может, и сладятся у Терентия отношения с Асей Голотовой. А какая славная из них получится пара! То-то счастлива будет Евдокия Марковна.
   Расправившись с бутербродами, Глухов налил в огромную кружку чай и стал рассказывать Павлу о людях, в услужение к которым он негаданно для себя попал:
   - Глава семьи, Матвей Фролович, приобрел роскошный Лорэн-Дитрих выпуска 1909 года просто как дорогую игрушку, которой можно похвастаться перед соседями и другими банкирами. Сам он автомобилем пока не пользуется, разъезжает по городу в одноконном экипаже с кучером Игнатом, который служит у Ломова с давних пор. Кроме Ломова и его супруги Софьи Алексеевны, в доме проживает сестра хозяйки - Виолета. Вот онито в основном и катаются на авто. Вчера весь день возил дамочек по магазинам и антикварным лавкам. О самом Ломове ничего интересного выяснить не удалось. Утром он отправляется по делам и домой возвращается только к вечеру, иногда очень поздно. Так что, с кем он общается, с кем ведет дела в городе - неизвестно. Может, в воскресные дни что-нибудь прояснится.
   Вот незадача, мысленно чертыхнулся Павел. Похоже, что затея Тараса Чуйко может не принести желаемого результата, на который он так надеется.
   - А что за люди хозяйка с сестрой? - спросил Павел, по опыту зная, что обнаружить нужные сведения можно в самом что ни на есть неожиданном месте.
   - Да, вроде бы, обыкновенные женщины, - пожал плечами Терентий - Старшей сестре лет под тридцать, а Виолета выглядит совсем, как девчонка, хотя ей за двадцать и давно пора замуж. Софья Алексеевна женщина умная и привлекательная; с мужем у нее отношения ровные, но особой любви к нему она, кажется, не испытывает. Что еще? Да, чуть не забыл. Пока возил их по магазинам, удивлялся тому, что хозяйку интересуют не столько наряды или женские украшения, как разные предметы искусства: старинная мебель, фарфор, картины, ну и так далее. А потом выяснилось, что отец ее антиквар и владеет в провинции небольшим магазинчиком. Что касается Виолеты, то это очень серьезная барышня. Во всем слушается сестру и, как показалось мне, ненавидит Ломова.
   - И на чем же основано это твое впечатление?
   - Просто видел выражение ее лица, когда речь заходила о супруге старшей сестры.
   - Интересно. Скажи, как давно Софья Алексеевна замужем за банкиром?
   - Если надо - узнаю. По словам кухарки, Ломовы въехали в новый дом около года назад. И еще: как-то хозяйка обмолвилась, что перебралась жить в Москву после того, как Виолета окончила курс гимназии в городишке Великие Луки.
   Павел чуть было не подскочил на стуле. Недавно Шура в разговоре с ним рассказала о своих родителях, проживающих в небольшом имении под Великими Луками.
   Вот удача! Шура примерно одних лет с Виолетой, значит, могла учиться вместе с ней в одной и той же гимназии. Если так, то почему бы не встретиться двум однокашницам из захолустного городка, расположенного гдето между Петербургом и Псковом?
   Он не стал посвящать Терентия в суть только что возникшего плана, а попросил о малой услуге: привести в нужный день Виолету к Никитским воротам, взглянуть на чудесный садик во дворе особняка Амосова.
   Если не получилось стать своим человеком в конторе Ломова, почему не стать своим для некоторых членов его семейства?
  
   Прошло два месяца со дня загадочной смерти Хворостиной. След взят, есть версии, имеются подозреваемые и три не подлежащих сомнению факта: два убийства и подпольная мастерская фальшивомонетчиков. Все остальное - предположения. Агенты полиции сбились с ног, разыскивая Купца. Тарас Чуйко продолжал собирать по крупицам сведения о людях из окружения Дарьи Романовны и искать подходы к банкиру Ломову. При этом ему не давала покоя мысль о трагической смерти Григория. Он должен найти убийцу, выполнив свое обещание в старом московском сквере.
  
  
  
  
   11. Сальтомортале.
  
  
   Спланированное знакомство с Виолетой состоялось спустя неделю и прошло, благодаря Шуре Сазоновой, без осложнений. Девушки быстро выяснили, что раньше жили в одном и том же уездном городе, и почувствовали друг к другу взаимное расположение.
   Сияя улыбкой, Павел рассказывал об этом событии Тарасу Чуйко, не забывая при этом о превосходных блинах, горка которых возвышалась перед ними на блюде. (Беседа проходила в том самом трактире, откуда Павел повез Чуйко знакомиться со своим двоюродным братом).
   - Ну, ты даешь! - Воскликнул Тарас Андреевич, выслушав Павла. - Ты понимаешь, какой опасности подвергаешься, собираясь войти в контакт с Ломовым и его семьей?
   - Если ты опять о Купце, то риск минимальный, - стал объяснять Балуев: - С Виолетой можно будет встречаться в доме Амосова, на концертах, в театрах или же во время прогулок по городу, да где угодно, кроме Мясницкой и Рыбникова переулка около дома Ломовых.
   Тарас Андреевич вздохнул, затем энергично махнул рукой:
   - Факт знакомства уже состоялся, глупо не использовать такую возможность. Только будь осторожен. никаких самостоятельных действий, а тем более подвигов, с твоей стороны.
   - Это само собой, - снова заулыбался Павел и стал рассказывать, какое впечатление произвела на него Виолета:
   - Она показалась мне скромной девушкой, только слишком замкнутой. Барышня увлекается историей и вопросами происхождения человека. Сейчас ее особенно интересуют музеи и все, что связано с историей города. У нее миловидное личико, но, в целом, она смотрится скучновато, чего не скажешь, когда она чемто взволнована.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Сейчас поймешь. Я намеренно стал расспрашивать ее, чем занимается муж ее старшей сестры? Хотел проверить, прав ли Терентий, который уверен, что она ненавидит Ломова. И знаешь, Терентий, кажется, не ошибся. Она так презрительно отозвалась о работе Матвея Фроловича, что Шурочка от удивления рот приоткрыла. А когда я высказался в защиту банковского капитала, она кинула на меня взгляд волчонка и сказала, что Ломов мерзавец и кровосос, обирающий бедных людей в принадлежащих ему ссудных кассах.
   - Может, она начиталась анархических бредней?
   - Скорее это юношеский максимализм. А сущность Ломова она уловила благодаря особой душевной чуткости, свойственной многим пылким подросткам.
   Отложив в сторону вилку, следователь насмешливо посмотрел на Павла:
   - Уж не запал ли ты на эту барышню? А как же Шурочка, которая краснеет в присутствии симпатичного репортера?
   - Ну что ты! С Шурой мы просто друзья, - поспешно ответил он, понимая, что лукавит. С некоторых пор он стал подмечать, что с нетерпением ожидает каждую встречу с умницей Шурой, и что девушка в смущении опускает глаза, когда он, забывшись, слишком долго заглядывается на нее.
   - Ну, хорошо, поговорим о делах. С Виолетой надо действовать осторожно, не вызывая ее подозрений в отношении нашего интереса к Ломову. Будет лучше, если эту миссию возьмет на себя Шура, а ты будешь ей только подыгрывать. Далее - передай Терентию, чтобы попытался войти в доверие к Ломову. Как это сделать, я пока что не знаю, но Василий Платонович сказал, что на этот счет у него имеются кое-какие соображения. Обещал, что скоро зайдет к тебе.
   Павел вытер губы салфеткой и спросил, как обстоят дела с поиском Иллариона по кличке Купец?
   - Ищем, - коротко ответил Чуйко и подал официанту знак. Пора, мол, расплачиваться.
  
  
   * * *
  
   В тот день ему определенно везло. После обеда с Чуйко он заглянул в редакцию и получил заманчивое задание, сулящее дальнюю дорогу и массу неожиданных впечатлений.
   - Автопробег Москва Петербург стартует через две недели, - сообщил начальник отдела хроники. - Найди способ принять в нем участие. Уговори, заплати кому надо, но ты должен оказаться пассажиром одного из тех экипажей, которые отправятся в путь. Когда вернешься, напечатаем репортаж о твоем путешествии. Вот список участников автопробега, - он протянул Павлу список, в котором значилось около дюжины машин разных систем: "Гаггенау", три "Бенца", "Томас", "Дерак", два "Мерседеса", два фаэтона "Ланзоле" и еще несколько авто, предназначенных для путешествий. Рядом с каждой машиной указан водитель, а в скобках - владелец автомобиля.
   Павел помахал в воздухе списком и вкрадчивым голосом предложил:
   - Может, свяжетесь с Обществом автомобилистов, чтобы оказали содействие репортеру нашей газеты? Иначе я могу оказаться в ауте - вряд ли водители автомобилей горят желанием взять с собой в путь незнакомого человека.
   Начальник поморщился и пообещал уладить этот вопрос.
   Вот и славно, подумал Павел, в свою очередь, не горевший желанием потратить уйму времени на уговоры водителей и владельцев автомобилей. Он бодро направился к выходу, но его попросили подойти к телефону. Звонил Савелов, предложивший вечером встретиться и поужинать в ресторанчике на Тверском бульваре.
   День бесплатной кормежки, подумалось Павлу. Но, конечно же, дело не в этом. "С такими людьми, как Тарас или Василий, одно удовольствие поболтать за едой. К тому же, Васек Прохоров замучил сосисками с тушеной капустой, которые до смерти надоели еще во времена учебы в Германии".
  
   Вечером, выслушав рассказ Павла об удачно прошедшем знакомстве с Виолетой - славной девушкой и близкой родственницей Матвея Ломова, Савелов одобрительно хмыкнул и сказал, словно вылил на голову ушат холодной воды:
   - Девчонка вряд ли в курсе махинаций и воровских дел своего деверя. Другое дело, если сделать ее нашей союзницей.
   - И я о том же! Вопервых, она кажется мне порядочным человеком, а, вовторых, - ненавидит Ломова. Правда, причина ее ненависти пока не совсем ясна.
   - Вот и выясните это в первую очередь, - посоветовал брат, отправляя в рот соленый огурчик. Сморщился и предложил: - Давай, выпьем. Просто тошно становится, думая о мерзавцах, вроде Ломова и его подельников.
   Глядя на осунувшееся лицо брата, Павел невольно вздохнул и покачал головой. Василию не позавидуешь. Кто же захочет выступать в роли чистильщика городских нечистот? Усмехнулся, вспомнив прочитанную в газете заметку о повозке ассенизатора, провалившейся в подземную яму на Малой Дмитровке. Даже земля не выдерживает груз дерьма. А о людях, которые его разгребают, и говорить не приходится. Но кто-то должен очищать Москву от распоясавшихся ворюг и взяточников.
   Выпив по рюмке, они ударились в воспоминания. Василий был сыном старшей сестры матери Павла. В детстве они виделись почти каждое воскресенье и, несмотря на разницу в возрасте, отлично ладили между собой. Потом вспоминали общих друзей и знакомых и, конечно, своих родственников. Павел знал, что Василий, как и он, в молодые годы лишился родителей и воспитывался в семье дяди.
   - Как хорошо, Павлуша, что ты оказался в Москве, - задумчиво произнес Василий. - Кроме тебя, у меня нет здесь близких друзей.
   - Помнится, у тебя был друг, к которому ты был очень привязан.
   - Алекс Манин! - воскликнул Савелов. - Он уже несколько лет живет и работает за границей.
   Лицо Савелова оживилось, на щеках появился румянец, а светло-голубые глаза то туманились грустью, то искрилось весельем.
   "Трудно тебе приходится в жизни, братец, - размышлял Павел, поглядывая на Василия. - Ну, да к трудностям ему с детства не привыкать. А одиночество - дело не совсем безнадежное. Будут еще и друзья, и семья, в которой он обретет покой и счастье. Очень хочется, чтобы именно так и было!"
  
   К концу ужина разговор вернулся к делам, связанным с обнаружением подземного логова фальшивомонетчиков. Пользуясь случаем, Павел задал не дающий ему покоя вопрос:
   - Почему ты уверен, что Матвей Ломов является главарем?
   - Хороший вопрос. Видишь ли, зачинщиков и главарей в этом деле, вероятно, несколько, но пока что нам известны лишь двое: Хворостина и Ломов. Роль Хворостиной - владелицы фабрики, где изготовляли фальшивки, - не вызывает сомнения. В отношении Ломова гораздо сложнее. Кроме связи с преступником Котовым и некоторых незаконных финансовых операций, на причастность Матвея Фроловича к этому делу ничто не указывает. Слишком мало, чтобы предъявить ему обвинение, но достаточно, чтобы заподозрить его в организации изготовления и сбыта фальшивых денег. К тому же, твой приятель Тарас Чуйко расстарался. Занимаясь расследованием убийства Хворостиной, выяснил круг людей, с которыми Дарья Романовна в последние годы тесно общалась. Перечень небольшой, но весьма любопытный. Все, кто в нем значится, - люди очень богатые или же занимают высокие должности в управлении городским хозяйством. В этом списке не более десятка имен, и среди них - Ломов Матвей Фролович. Догадываешься, к чему я клоню?
   - Этих людей связывает нечто большее, чем простое знакомство.
   - Правильно понимаешь. Их объединяет преступный промысел, и продолжает объединять после смерти Хворостиной. За каждым из них ведется наружное наблюдение, но пока что ясно только одно - сейчас они общаются крайне редко. Все кроме Ломова, который после убийства Дарьи Романовны является чем-то вроде связующего звена между членами этой группы людей. Вот за это звено нам следует ухватиться, чтобы разоблачить всю банду.
   - Выходит, что моя "благодетельница" возглавляла преступную организацию?
   - Вот именно.
   - Тогда, кто же ее убил? И зачем?
   Савелов пожал плечами, давая понять, что ответы на эти вопросы ему неизвестны.
   - Тогда скажи мне, - не унимался Павел, - почему она завещала все свое состояние Войтесу?
   - Ну, и настырный же ты человек, - улыбнулся Василий. - Откуда мне знать, что побудило к этому Хворостину? Вот найдем Войтеса, он и расскажет, чем так обязана ему была Дарья Романовна.
   - Чуйко думает, что петербуржца убили.
   - Это вряд ли, - покачал головой Савелов. - Со дня его загадочного исчезновения прошло два месяца, а трупа-то нет. Скорее всего, Войтес после смерти Хворостиной покинул Москву, и до сих пор прячется.
   Покрутив в тонких пальцах длинную папиросу, Василий Платонович прикурил и с видимым наслаждением затянулся табачным дымом.
   - Около года назад, - продолжил он, - в Петербурге была раскрыта группа дельцов и чиновников, запускавших руки в государственную казну и наживших огромные капиталы на поставках в армию низкосортного и бракованного обмундирования. Характерно, что мошенники действовали не в одиночку, а по сговору, объединившись в сплоченную организацию. К сожалению, тогда удалось привлечь к ответственности только часть верхушки этого преступного объединения. - Василий умолк, рассматривая огонек на кончике папиросы.
   - Думаешь, что в Москве мы столкнулись с подобной историей? В городе только и разговоров о казнокрадстве чиновников и людей, стоящих у власти.
   - Думаю, Павлуша. Очень похожие случаи. В Петербурге преступники, о которых я говорил, тоже пыталась наладить изготовление фальшивых ценных бумаг. А Войтес, как мне доложили, приезжая из Петербурга, частенько бывал вместе с Хворостиной на фабрике, где обнаружили мастерскую фальшивомонетчиков. Вряд ли, все это случайные совпадения. Так что надо бы мне наведаться в Петербург, да все некогда.
   Упоминание о поездке в столичный город вызвало у Балуева приятные мысли о предстоящем участии в автопробеге. Он давно уже собирался съездить в столицу, а тут такая оказия: отправиться туда по заданию редакции, да не поездом, а по старинному ямщицкому тракту, останавливаясь по пути в древних селах и городках.
   Он поделился с Василием радостью и увидел, как в глазах его засветились огоньки страстного путешественника.
   - Везет тебе! С удовольствием поехал бы вместе с тобой. Ты хотя бы пару удочек с собой прихвати. На обратном пути сможете порыбачить на берегу какой-нибудь тихой речушки. - Василий мечтательно закатил глаза, взлохматил на голове копну светлых волос и, словно вспомнив что-то, на мгновенье умолк, озадаченно глядя на Павла: - Послушай, может Ломов любит охоту или рыбалку? Чего ради, мы пристроили к нему Глухова? Пусть предложит банкиру отвезти его куда-нибудь поохотиться или посидеть у озера с удочкой. Такие вылазки обычно располагают к общению, а твой приятель умеет расположить к себе собеседников.
   - Неплохая мысль, - отозвался Павел, о чем-то раздумывая. - Но есть идея лучше. Только что ты говорил о возможных связях Хворостиной с группой столичных мошенников. Почему бы Терентию не предложить своему хозяину отвезти его в Петербург на собственном автомобиле? Вдруг банкир согласится...
  
   Матвей Ломов, к радости Глухова, услышав о возможности посетить столицу на колесах роскошного "Лорен-Дитриха", сказал, что подумает, а спустя день дал согласие на поездку в столичный город.
   - Как тебе удалось уговорить Ломова присоединиться к автопробегу? - выпытывал Павел у друга.
   - Очень просто. Я сослался, что так гораздо удобнее, а главное - безопасней. Более того, Ломов не стал возражать, когда я сказал, что надо взять с собой запасного водителя и автомеханика. А когда я заикнулся насчет охоты или рыбалки, он грубо меня оборвал, сказав, что не знает занятия более глупого. Это, мол, бессмысленная трата времени. Чудной человек. Как будто банкиры не могут испытывать человеческих радостей. Да, ну его к лешему. Лучше давай обсудим, что нам с тобой взять в дорогу.
   Проводив Глухова до дверей мансарды, Павел, не зажигая света, прилег на диван, размышляя над тем, какие дела надо завершить до отъезда. Вопервых, закончить статью с обзором театральной жизни Москвы, чтобы, будучи в Петербурге, предложить ее редактору питерского журнала "Театр и искусство". Не забыть оставить Ваську задания, дней на десять, иначе он даже пальцем не пошевелит, позабыв, что осенью у него экзамены. Обязательно увидеться с Шурой и Асей. Шура умница, но следует предупредить ее, чтобы была осторожнее в общении с Виолетой. А еще надо рассказать ей о человеке по имени Илларион. Купец до сих пор на свободе. Когда же закончится эта катавасия с ворами, фальшивомонетчиками и казнокрадами? Увяз в этой истории с головой, даже ни разу не вспомнил, что в июле собирался поехать в Саратов, чтобы проверить свои чувства к Ольге Уваровой.
   Может, это и к лучшему, думал он, засыпая на мягком диване.
  
   Может, и к лучшему! Впереди была целая жизнь, полная неясных пока надежд и желаний.
   Он безмятежно спал.
   До старта автопробега Москва - Петербург оставалось чуть больше недели.
  
   * * *
  
   В солнечное воскресное утро с площадки перед зданием городского манежа, под приветственные возгласы жителей города, отъезжала вереница украшенных цветами автомобилей. Автопробег стартовал. Конечная точка маршрута - здание Гостиного двора в Петербурге.
   Задолго до старта участников автопробега ознакомили с условиями состязания. Цель не в скорости, а в надежности передвижения пассажирских автомашин на большие расстояния по далеким от совершенства российским дорогам. Маршрут разбит на шесть отрезков пути, в конце каждого из которых находился контрольный пункт. По условиям состязания автомашины должны прибыть в каждый из них не позднее определенного часа времени и выехать из него через тридцать минут после прибытия. Кроме третьего по счету населенного пункта, где должна быть ночевка. Участники, нарушившие график и правила, будут считаться выбывшими из дальнейшего состязания.
  
   "ЛоренДитрих" отъехал от здания Манежа последним в кортеже автомобилей. В отдельной кабинке за рулем сидел Глухов, позади него на двух пассажирских местах с откидным верхом, разместились Ломов и его служащий Захарий Иванович; а за ними, возвышаясь над всем экипажем, пристроился Павел Балуев в съемном сиденье над багажником.
   Захарий Иванович оказался для Глухова и Балуева неожиданным, но приятным попутчиком. Неожиданным, потому что Лобов сообщил о нем только за день до старта. А приятным и обходительным человеком Захарий зарекомендовал себя с первых минут их знакомства: предложил Терентию, чтобы он, не стесняясь, обращался к нему в пути за помощью, если таковая понадобится Он охотно и учтиво поддерживал совместные разговоры, но с банкиром почти не общался. (ненароком сообщил, что работает у него недавно, а до этого служил в Петербурге).
   Что касается Ломова, то он делал вид, что не замечает Балуева, а в общении с Терентием и Захарием был заносчив и груб.
   На первой же остановке, когда кортеж автомобилей, выехав за пределы города, растянулся на несколько верст, Ломов вылез из автомобиля, оттолкнув протянутую ему для помощи руку Захария.
   - Что это с ним? - удивился Павел.
   - Не обращай внимания. Это его обычное поведение, - ответил Глухов и повернулся к Захарию: - Будьте любезны сообщить Матвею Фроловичу, что следующая остановка будет не раньше, чем через два часа.
   Павел проводил взглядом ладно скроенную фигуру Захария. По первому впечатлению, воспитанный человек, примерно их возраста. Но, что на самом деле кроется под его внешностью, предстоит еще выяснить. Впереди два дня пути и ночевка в провинциальном городе.
   Достав дорожную сумку, Павел вынул из нее бинокль, большой блокнот и набор оточенных карандашей. Погода прекрасная, и дорожные впечатления обещают быть интересными.
   К вечеру управляемый Глуховым автомобиль добрался до городка, где им предстояло заночевать. Участников автопробега разместили на постоялом дворе, распорядившись оставить автомобили под навесами вдоль тыльной стены провинциальной гостиницы.
   После ужина в местном трактире Ломов удалился в свой номер, Глухов решил осмотреть и очистить от дорожной пыли машину, а услужливый Захарий Иванович вызвался ему помогать. Оставшись в одиночестве, Павел отправился на прогулку в город.
   Выйдя на центральную площадь, он как бы перенесся в мир ушедшего в прошлое девятнадцатого столетия. Аркады старинных, вросших в землю торговых рядов. В центре площади - водозаборный фонтан. Невысокая пожарная каланча, приземистые каменные лабазы и схожие с ними дома, закрытые к концу дня на кованые засовы и массивные навесные замки...
  
   Он бродил по уютным улочкам города, пока не стало смеркаться. В гостиницу вернулся в начале одиннадцатого и у входа столкнулся с Терентием.
   - С Захарием беда приключилась, - взволновано сообщил он Павлу. - Только что его увезли в больничку. Местный доктор сказал, что у него отравление, и что завтра он не сможет вместе с нами продолжить путь.
   Павел нахмурился. Жаль. Захарий Иванович выглядит человеком общительным. Завязав с ним знакомство, можно было бы проследить за делами Ломова в Петербурге.
   - Ломов знает?
   - Конечно. Пришлось его разбудить, так он минут двадцать не мог успокоиться, что его обеспокоили по пустякам. А насчет Захария он сказал, что тот сам виноват, нечего, мол, в дороге угощаться немытыми ягодами.
   - Жаль, - повторил сокрушенно Павел. - Завтра встанем пораньше и навестим больного. Пожелаем ему быстрей выздоравливать.
  
  
   Утром участники автопробега продолжили путь. Впереди лежали три последних отрезка маршрута, которые нужно преодолеть не более, чем за семь часов. "Лорен-Дитрих" на этот раз стартовал девятым. Пассажирское место рядом с Ломовым пустовало. Так захотелось банкиру, и Павел был этому только рад. Сидеть рядом с хамоватым банкиром - удовольствие невеликое, а находясь у него за спиной, можно спокойно любоваться пейзажными видами и делать зарисовки в блокноте.
   Именно этим Павел собирался заняться, как только машина миновала городскую заставу. Он открыл блокнот в твердом коленкоровом переплете на странице с последним рисунком, на котором изобразил помощника Ломова и сельскую девушку, предлагающую купить у нее лесную малину.
   Жаль Захария. Досадно, что все так нелепо случилось. Утром, после ночи, проведенной в больнице, выглядел он неважно. Вряд ли доведется с ним скоро увидеться.
   Зря он так думал!
   Потому что уже через пару минут судьба или чей-то коварный умысел распорядились иначе.
   Павел закрыл блокнот и отложил его в сторону, заметив, что в открытой кабине водителя происходит чтото неладное. Терентий, яростно дергая рычаги управления, прокричал: "Тормоза отказали" и выдал отборный мат, которого Павел от него в жизни не слышал. Впереди показался мост через реку. Дорога шла под уклон, и машина с каждой секундой двигалась все быстрее.
   - Прыгайте! - махал им рукой Терентий. Обернувшись, он увидел искаженное страхом лицо Ломова, выругался и снова крикнул: - Прыгайте. Помоги ему, Павел.
   Перекинувшись через спинку сидения, Павел распахнул дверцу машины. Медлить, выбирая место, удобное для прыжка, не было времени. Оторвав руки банкира от поручня, он обхватил его талию, поднатужился и рывком выбросил Ломова на обочину, заросшую мелким кустарником.
  
  
   - Пры-ы-гай! - зашелся в истошном крике Терентий. Но сделать это было не просто. Павел встал на сиденье, вглядываясь в летящую навстречу дорогу. Он напружинил ноги, чувствуя, как страх сковал мышцы. Сейчас? Нет, лучше в воду.
   Машина влетела на дощатый настил моста. На такой скорости Терентий вряд ли проскочит мост до конца.
   В уши снова ворвался похожий на рев крик Терентия.
   Павел неплохо плавал, но сейчас чувствовал неуверенность. Неизвестно, какая там глубина. Можно запросто сломать себе шею.
   Машина задела бортом перила моста и резко вильнула в сторону. Потеряв равновесие, Павел успел оттолкнуться ногами и полетел вниз: в пустоту, в неизвестность, в рай или в ад...
   "Только не вниз головой", - мелькнуло в сознание.
   Он сумел все-таки перевернуться в воздухе и ударился о водную гладь коленями. И тут же в лицо рванулись желтоватые потоки воды. Он отчаянно заработал руками-ногами и, когда вынырнул на поверхность, то первое, что увидел: голубизна высокого неба с безмятежно скользящими по нему перистыми облаками.
   Потом он увидел на берегу фигуру Терентия, и волна счастья заполнила все его существо, и он снова с головой погрузился в воду.
  
   Терентий помог ему выбраться на берег реки. Держась за руки, они подошли к разбитому автомобилю.
   "Лорэн-Дитрих", словно раненый зверь, лежал на боку, колеса машины, подрагивая, продолжали еще крутиться...
  
  
   Спустя пару часов они сидели в трактире, где накануне ужинали после прибытия в злосчастный для них городок.
   - Что будем делать с автомобилем? Может, сможешь его починить?
   - Если только в Москве. - грустно ответил Терентий, а затем взорвался: - Какая сволочь испортила ночью тормозное устройство? Таким хитрым образом, что я не сразу заметил это.
   Покачав недоверчиво головой, Павел спросил:
   - Можно будет отбуксировать автомобиль в Москву?
   - Я спросил об этом у Лобова. Представляешь, этот поганец, не получивший даже царапины, заявил, что я виновен в аварии и должен возместить ему все убытки.
   - Это у него вряд ли получится. Я слышал, что он сегодня же собирается отправиться поездом в Петербург.
   - Пускай катится, куда ему хочется, - улыбнулся Терентий. - Он порядком мне надоел. Главное, что никто не угробился. Надо бы выяснить, кто подстроил эту аварию.
  
  
  
   12. Теплый дождь.
  
   После того, как разбитый "Лорен-Дитрих" был доставлен в Москву, произошло несколько важных и неожиданных для Павла событий. Тогда он даже подумать не мог, что некоторые из них станут для него судьбоносными.
   Вернувшись к повседневной работе в газете, он задумал вместо несостоявшегося репортажа об автопробеге Москва-Петербург написать новеллу о путешествии в девятнадцатый век. О маленьком провинциальном городе, в котором жизнь, застряв где-то в минувшем столетии, еще не вступила в конфликт с днем насущным и балансирует на гребне между старым привычным миром и неистребимой потребностью двигаться в будущее.
   По сути, жанр новеллы ничем не отличается от рассказа или небольшой повести. Но ему почему-то казалось, что в новеллах содержание должно быть навеяно раздумьями о неких обыденных ситуациях и отличаться острыми, почти гротескными, наблюдениями, наподобие зарисовок, которые он делал в своем блокноте. Почти неделю он старался воплотить свой замысел на бумаге: и в словах, и в рисунках. Наконец произведение было закончено, получив название "Дырявая лодка".
   Перепечатав текст и вклеив в него выполненные пером и тушью рисунки, он несколько раз перечитал свой опус. Вроде бы, получилось. Но что делать дальше с новеллой, получившей законченный вид?
   Показать ее коллегам по цеху представлялось ему не совсем удобным. Он и сам был заядлым насмешником, и совсем не хотелось стать объектом подшучивания. Потому и решил обратиться за советом к знакомому критику, работавшему в газете "Московские новости". Нестор Александрович Феоктистов славился великолепным литературным вкусом и чутьем на нераскрытые возможности авторов.
   Пригласив Феоктистова пообедать в корчме на Страстном бульваре, он ни на что особенно не рассчитывал. Ну, укажет критик ему на какие-нибудь огрехи в тексте, посоветует, на что следует обратить внимание, или просто выскажет мнение, стоит ли Павлу и дальше пробовать силы в художественной литературе. Однако результат встречи с мэтром превзошел все его ожидания.
   Прежде, чем отведать закуски, Нестор Александрович проворчал:
   - Ну-тес, голубчик, показывайте ваше творение.
   Он в стремительном темпе пробежал глазами страницы текста (несколько раз со смешком задерживал взгляд на том или ином рисунке), а затем, отложив в сторону стопку страничек, изрек вердикт:
   - Неплохо, весьма неплохо, молодой человек. Если не возражаете, можем включить ваш рассказ вместе с рисунками в альманах, который готовит наша редакция...
   Небольшой рассказ о жизни в провинции и разговор с Феоктистовым предопределили будущую стезю Павла Балуева.
   Это был указующий перст судьбы, за которым последовали не менее важные для Павла события.
  
  
   * * *
  
   В помещении гаража на Большой Дмитровке было тесно от собравшихся там людей. Банкир Ломов расхаживал вокруг "Лорэн-Дитриха", выглядевшего после ремонта почти новеньким. Представитель фирмы, поставляющей в Россию авто германского производства, обеспокоено поглядывая на заносчивого клиента, а двое экспертов, приглашенных по настоянию Ломова, беседовали между собой у стола с деталями автомобильного двигателя. Кроме перечисленных лиц, в помещении присутствовали хозяин гаража со своим компаньоном (в роли последнего выступал Чуйко), а также Глухов с Павлом Балуевым.
   - Мне все это не нравится, - высокомерно проговорил банкир. - Допустим, вы правы: кто-то пытался подстроить аварию. Но я не нуждаюсь больше в этом транспорте и требую вернуть назад свои деньги.
   Представитель фирмы испуганно вжал голову в плечи:
   - Это невозможно! Господин Ломов, мы продали вам надежную, лишенную дефектов машину.
   - А кто мне заплатит? - Ломов пожевал губами. - Во всем виноват водитель, пусть продает авто и вернет мне его стоимость.
   Чуйко выдвинулся вперед. Подтолкнув в бок хозяина гаража, произнес, обращаясь к Ломову:
   - Мы могли бы купить "ЛорэнДитрих", разумеется, за вычетом стоимости ремонта.
   - Это его заботы, - Ломов ткнул пальцем в сторону Глухова. - Он теперь у меня не работает.
   Вскинув лысоватую голову, банкир направился к выходу.
   - Ну и гад! - возмутился Терентий, когда Ломов скрылся за дверью.
   - Не волнуйся. Он свое скоро получит, ответит за делишки, которыми занимается, - заверил Павел, положив руку на плечо друга. Говоря о скорой расплате с Ломовым, Павел имел на то основания.
  
   За день до описанной сцены позвонил Савелов и попросил Павла зайти к нему на Тверской бульвар, если в данный момент он не очень занят.
   Занятость - понятие относительное, подумал Павел, откладывая скучнейшую из статей, текст которой он только что правил. Все дело в том, каким делом ты занимаешься, и от степени собственной заинтересованности данной работой. В последнее время он все чаще мысленно отмечал, что в профессии репортера много рутинной работы. А после первого успеха на литературном поприще стало гораздо труднее заставлять себя писать, порой очень скучные, газетные репортажи.
   Но дело есть дело. Он добросовестно выполнял все задания, но уже без прежнего рвения. Вот и сейчас просьба Савелова - удобный предлог, чтобы прервать правку корявой статьи одесского корреспондента "Русского слова".
   Василия он застал, склонившимся над грудой бумаг, и ехидно подумал, что героическая работа сыщиков не обходится без разного рода отчетов, согласований и прочей занудливой писанины.
   Поговорив немного о пустяках, Василий сообщил, что расследование преступной деятельности банкира Ломова близится к завершению. На расспросы Павла довольно расплывчато объяснил, что негласная проверка деятельности конторы Ломова дала возможность предъявить ему обвинение в финансовых махинациях и подлогах, что основные связи Ломова выявлены, и каждый из его возможных сообщников находится в разработке сыщиков.
   - Так что, дружище, спасибо за помощь, больше она не понадобится, - доверительно говорил Василий, заложив руки за голову, откинутую на спинку кресла. - Занимайся своими делами, пиши, ухаживай за красивыми барышнями, ну, а мы, с Божьей помощью, скоро прихлопнем банду Хворостиной и Ломова. Передай, пожалуйста, мою благодарность Терентию Глухову. Надеюсь, мы с ним увидимся до его отъезда в турне по провинции.
   Что-то темнит мой любезный братец, думал Павел, покидая кабинет Савелова. О чем-то не договаривает, но ему, как говорится, виднее. Значит, так надо.
   После ухода Павла Савелов долго сидел неподвижно, прислушиваясь к биению сердца и к тревожной щемящей боли в груди. Выпив стакан воды с сердечными каплями, заглянул в приемную и распорядился вызвать к нему Чуйко.
   Тарас Андреевич зашел в кабинет спустя минут пять, глянул в лицо начальника и покачал головой:
   - Не бережете себя, Василий Платонович. Предлагаю в воскресный день отправиться на рыбалку. Глухов такие места в Подмосковье знает, что без улова никто не останется.
   Лицо Савелова прояснилось, расстегнув ворот сорочки, он мечтательно произнес:
   - Хорошо бы выехать с вечера, чтобы с ночевкой, да у костра, а потом наварить ухи.
   - Так, зачем дело стало?
   - За Ломовым и его компанией. Сам знаешь, что нельзя тянуть с их арестами. Совсем распоясались эти охотники за большими деньгами. Только утром получил сводную справку, из которой следует, что они получили почти все ремонтные и строительные подряды по военному округу. Сговор, подкупы, подставные подрядчики и подложные документы - способы действий этой компании. Но сейчас это не самое главное. Почему, думаешь, ктото убил Хворостину, а недавно покушался на жизнь ее друга Ломова? Это знаки, свидетельствующие, что началась война между преступными объединениями.
   - Я пришел к тем же выводам, - без ложной скромности заявил Чуйко. - Скоро может начаться настоящая бойня.
   - Ну вот. И что нам делать в сложившейся ситуации?
   - Может, оставим пока все, как есть. Пускай себе душат друг друга, - осторожно высказался Тарас Андреевич. - Только надо вывести из игры Балуева с Глуховым и девушек, которые им помогают.
   - Будь любезен, проследи за этим. Павлу я сообщил, что расследование подходит к концу и поблагодарил за помощь. Однако нам вряд ли удастся предотвратить грызню хищников. Не представляю, как это можно сделать. Если только упрятать за решетку всех известных нам фигурантов дела. Но рано, понимаешь, рано еще переходить к арестам. Получим примерно такой же итог, как в Петербурге, когда в сети попалось несколько крупных рыбин, а остальные ушли на дно. Кстати, о Петербурге. Захарий сообщил, что Лобов опять собирается ехать с ним в Петербург. Может, на этот раз Захарию удастся прояснить ситуацию.
   - Как его самочувствие?
   - Выглядит он неплохо, однако отравление было сильным. До сих пор не ясно, кто подсыпал ему в пищу яд? И зачем кому-то это понадобилось?
   - Возможны две версии, - сказал Чуйко, энергично расхаживая по кабинету...
  
  
  
   * * *
  
   За окном постепенно сгущались сумерки, размывая очертания песчаных дорожек и чахлой растительности во дворе трехэтажного доходного дома. Оторвавшись от чтения, Павел долго вглядывался в темнеющий небосвод над крышами расположенных вдали зданий. Затем зажег настольную лампу, и в мансарде сразу стало уютно. Замкнутое пространство жилища обособилось от всего остального мира.
   Он вернулся к чтению своих первых рассказов, стараясь понять, чем они отличаются от "Дырявой лодки". Чего не хватает в них, чтобы стать в один ряд с последним опусом? Все - то же самое: и манера, и стиль изложения. Но что-то ему не нравилось. Может, переписать их заново. Или выбросить в корзину для мусора, потому что их невозможно исправить, как ни старайся. Неспроста Феоктистов талдычил ему, что талант писателя заключается в достижении гармонии между формой и содержанием создаваемого произведения. Как в воду смотрел старик. Конечно же, в его первых рассказиках даже намека нет на гармонию между мыслью и способом ее изложения. Потому как, когда писал их, больше думал, чем чувствовал, или же, наоборот, - увлекаясь образом, забывал о сути излагаемого предмета. А может, у него и вовсе нет литературного дарования, и "Дырявая лодка" - случайный успех? Ну, уж дудки. В искусстве случайных удач не бывает, а бывают несостоявшиеся или загубленные таланты. Но это уже иная песня.
   Сомнения, обуревающие начинающего писателя, были прерваны приходом Витька с продуктовой сумкой в руках.
   - Все пишешь, - философски изрек он, возясь с продуктами у небольшой плиты. - Когда-нибудь я тоже буду писать для газеты. Надо только набраться опыта и разных жизненных наблюдений. Благороднейшее и нужное дело - обличать зло и пороки с газетной трибуны. Сосиски будете кушать, Павел Петрович?
   - Отвяжись, - вяло отреагировал Павел. - Сколько раз тебе говорил, чтобы не забивал себе голову услышанными в редакции словесными штампами. Лучше место оставь в мозгах для грамматики, истории и географии.
   - Я стараюсь. - Виктор ненадолго умолк, возясь у плиты. - Даже с барышнями прогуляться не остается времени. А насчет еды, зря отказываетесь. Будь у нас нормальная печь, можно было бы разные блюда готовить. А на этой уродине даже воду согреть замучаешься, - ворчал паренек, выкладывая на сковородку пару сосисок.
   Павел убрал листы с текстами в ящик. Наскоро выпив чаю, решил выйти на улицу. Не так часто у него находилось время для прогулок по вечернему городу.
   Он дошел до Страстного бульвара и побрел между лип и кленов, овеваемый волнами теплого воздуха. На бульваре ни одной свободной скамейки, все заняты. После душного дня так приятно отдохнуть в таком сквере, поглазеть на публику, пообщаться с друзьями или же пройтись по аллеям, наслаждаясь покоем и ароматами, исходящими от цветочных клумб.
   Миновав Страстной монастырь, Павел задержался в начале следующего бульвара у памятника поэту и отправился дальше по широкой аллее, ведущей к Никитским воротам. Слева, за чугунной оградой, проглядывали сквозь ветви деревьев разноцветные фасады домов, в один из которых он заходил, посещая Савелова или Чуйко.
   Отыскав глазами окно служебного кабинета Василия, он почувствовал грусть, понимая, что теперь вряд ли часто будет видеться с братом и с Тарасом Чуйко. "Все-таки жаль, что расследование убийства Хворостиной и темных дел Ломова заканчиваются без моего участия".
   Ему вспомнилось, как вместе с Чуйко искал Асю Голотову, как пытался на пару с Терентием войти в доверие к преступнику Ломову и свой смертельно опасный прыжок с моста. И о том, что бандит по кличке Купец до сих пор разгуливает на свободе.
  
   В конце Тверского бульвара он машинально свернул направо и понял, что ноги ведут его к дому Амосова, где живет и работает Александра Сазонова. Ноги знают, что делают, решил он, убыстряя шаги. Разве приказ Чуйко, запретившего общаться с кем-либо из окружения Ломова, не повод увидеться с Шурочкой? Надо передать ей указание сыщика, а затем, как истинному джентльмену, предложить прогулку по волшебно красивым в этот вечер бульварам.
   Во дворе особняка к ногам Павла с лаем бросился черно-белый сеттер. Невдалеке послышался строгий окрик, и пес послушно умолк, продолжая семенить рядом, пока к ним не приблизился хозяин усадьбы.
   - Рад видеть вас, Павел Петрович, - Амосов приветливо щурил глаза на гостя. - Александра сейчас разбирает бумаги, но скоро освободится. Давайте присядем, - он подвел Павла к плетеным креслам у садового столика.
   Усевшись в одно из них, Николай Иванович сцепил на жилете пальцы и продолжил:
   - У меня к вам просьба. Не откажите, Павел Петрович, выслушать и оказать содействие. Если, конечно, посчитаете это возможным. Дело в том, что я вынужден в скором времени отправиться в Прагу. Путешествие продлится недолго - дней десять, или чуть больше...
   Всматриваясь в худощавое лицо Амосова с ухоженной бородой и улыбчивыми глазами, Павел с интересом ждал продолжения, недоумевая, к чему это клонит его собеседник?
   - Вечер просто чудесный? - Николай Иванович улыбнулся: - В вашем возрасте такие вечера обычно навевают романтическое настроение. Поговорите с Шурой. Может, вам удастся уговорить ее поехать со мной в Прагу.
   Ничего себе просьба, озадачился Павел, с удивлением рассматривая финансиста.
   - Вы меня не так поняли, - расхохотался Амосов. - Шура нужна мне в поездке как секретарь и опытный стенографист, владеющий европейскими языками. К тому же с нами поедет моя супруга. Но Шура просит оставить ее в Москве, ссылаясь на какие-то совместные с вами дела очень важного свойства, - финансист вопросительно посмотрел на Павла.
   "Это она из-за встреч с Виолетой. А может, это изза меня?" Он почувствовал, как волна жара ударила в голову, захотелось вскочить и немедленно, сейчас же, увидеть Шуру. Но сдержался, придав лицу серьезное выражение, невнятно выдавил из себя несколько слов:
   - Попытаюсь, Николай Иванович, уладить этот вопрос.
   Как только он остался наедине с Александрой Васильевной, он сразу же приступил к выполнению своего обещания, рассказав ей о разговоре с Савеловым и о приказе Тараса Чуйко прекратить общение с людьми из окружения Ломова, а значит, и с Виолетой.
   - Как жаль! - опечалилась Шура. - Виолета славная девушка. Я сразу почувствовала, что ей тяжело жить в доме Ломова и что, больше всего, ей не хватает друга.
   Павел ласково заглянул ей в глаза:
   - Все обойдется, Шурочка. Очень скоро все образуется: негодяя Ломова арестуют, и вы сможете с Виолетой общаться, сколько душе угодно. А пока вам лучше уехать из города. Николай Иванович рассказал, что собирается в Прагу. Пркраснейший из городов. Поезжайте вместе с ним и с его супругой - всего-то на одну неделю.
   - А вы? - отвернувшись, она замолчала, но Павел догадался, о чем она хотела его спросить.
   - Я буду ждать вашего возвращения. Даже близко не подойду к дому Ломовых или к Мясницкой улице. Буду считать каждый день, проклиная тот час, когда согласился на неделю разлуки с самой чудесной на свете девушкой...
  
   Некоторое время спустя они брели, держась за руки, вдоль бульвара, между кленов и лип, овеваемых теплым ветром, не замечая улыбок и понимающих взглядов, которыми провожали их сердобольные старики и старушки.
   Дойдя до реки, они повернули обратно, и уже подходили к Никитским воротам, когда на дорожки бульвара упали первые дождевые капли.
   - В детстве я любила гулять под теплым дождем, - сказала Шура.
   - Я тоже, - со счастливой улыбкой признался он, подставляя лицо дождю и сжимая в руке тонкие девичьи пальики.
  
  
  
  
   13. Убить человека.
  
  
   После отъезда Шуры за границу Павел, словно изголодавшийся пес, набросился на работу. Дни текли в хлопотах и делах, мало отличаясь один от другого. Коллеги и знакомые большую часть времени проводили на дачах или разъехались в отпуска. Стояла жара - москвичи, при каждом удобном случае, стремились вырваться за пределы города.
   Ася уехала с труппой Милявского на гастроли. Терентий в ближайшее время собирался отправиться в турне по стране. А Павел Балуев жил работой, надеждами и ожиданиями.
   "Все хорошо, - думал он, засыпая после насыщенного делами дня. - Служи, казак, и время станет тебе помощником. Шура скоро вернется, впереди у нас много теплых дождей. А до ее возвращения есть возможность вплотную заняться творчеством".
   В его планах на предстоящий в скором времени отпуск не последнее место занимали мысли о Шуре, о совместных с ней прогулках по городу и по древним московским паркам в Царицыно, Измайлово и Лефортово.
   И никаких воспоминаний об актрисе, вышедшей замуж в Саратове. Никаких криминальных историй, в расследовании которых он невольно принял участие.
   Пропади они пропадом, все эти Ломовы и Хворостины.
  
   В половине седьмого утра (для горожан час вовсе не ранний) на Петровке, рядом с уличной подворотней, остановилась пролетка, из которой вышла девушка в серой накидке. Спешным шагом, миновав проезд сводчатой подворотни, она так же быстро пересекла двор, направляясь к расположенному в глубине его трехэтажному зданию. Справившись у привратницы, где проживает господин Балуев, девушка стремительно застучала каблуками туфелек по ступеням лестницы, ведущей в верхние этажи.
   Дверь мансардного помещения была приоткрыта. Постучав в нее, быстроногая девушка заглянула в прихожую и увидела белобрысого парня, начищающего сапожной щеткой ботинки.
   - Простите, могу я увидеть Павла Петровича? - в голосе девушки слышалась неуверенность.
   Стрельнув взглядом на незнакомку, Витек, он же Виктор Григорьевич Прохоров, не спеша разогнулся и с улыбкой предложил ей пройти в комнату, всем видом давая понять, что появление здесь хорошеньких барышень является обыденным делом.
   - Виолета! - удивленно воскликнул Павел, увидев девушку. - Что случилось?
   Одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы понять, что она взволнована и чем-то напугана. Он помог ей снять накидку и усадил на свободный стул.
   - Успокойся, милая Вета (она сама просила так ее называть), рассказывай, что случилось, и как ты меня разыскала?
   - Я пошла к Шуре, но мне сказали, что она уехала. Как-то, во время прогулки, она показала мне ваш дом, - Виолета негромко шмыгнула носиком и просительно посмотрела на Павла. - Мне нужен совет. Дело срочное, и я не знаю, что мне делать. Вчера я случайно подслушала разговор, - на щеках девушки от смущения проступил румянец. - Случайно, но это неважно... Понимаете, Ломов собирается кого-то убить!
   - Что? Ты ничего не путаешь?
   Понурив голову, она несколько раз повторила, что Ломов с двумя незнакомыми ей людьми собираются убить человека. Кого именно, неизвестно, но это должно произойти скоро, и поэтому надо срочно предупредить полицию.
   Выслушав сумбурные объяснения девушки, Павел уяснил, что вчера она долго не могла уснуть и решила спуститься на первый этаж, чтобы взять что-нибудь почитать, и случайно услышала часть разговора находящихся в библиотеке людей.
   - Мне послышались негромкие голоса, когда я вышла на галерею, откуда можно спуститься по лесенке прямо в библиотеку. Свет был погашен, но разговор вели именно там. Подойдя к балюстраде обходной галереи, я увидела внизу силуэты людей и хотела уйти, чтобы не подслушивать чужой разговор, но в это время незнакомый голос произнес слова, приведшие меня в ужас, - всхлипнув, она спрятала в ладонях лицо.
   Некоторое время спустя он привез испуганную девушку к Тарасу Андреевичу, и Виолета начала рассказывать все с начала о том, как она не могла уснуть и так далее. Павел вслушивался в ее тихий голос, и перед глазами, словно на экране синематографа, появлялись одна за другой живые картинки, озвученные Виолетой.
  
   ...Убить просто, - произнес мужчина, расположившийся на диване. - Мы придумали простой и выгодный для нас план, а исполнение - дело Иллариона.
   - Может, попробуем договориться, - подал реплику Ломов из кресла в глубине неосвещенной библиотечной комнаты.
   - Никаких компромиссов. Око за око! Только так можно спасти наши шкуры, - решительно сказал человек на диване.
   - Нас было пятеро. А осталось трое, - проскрипела женщина. Склонив голову, она неподвижно сидела в кресле, наподобие темного изваяния.
   Человек, расположившийся на диване, неторопливо встал, подошел к столу и, чиркнув спичкой, зажег в канделябре свечи:
   - Ненавижу эту чертову конспирацию. В доме все спят, незачем сидеть в темноте.
   Язычки пламени, отражаясь в зеркалах и в стеклах книжных шкафов, высветили очертания трех разговаривающих в библиотеке людей, но лица их скрадывал царивший в помещении полумрак. Мужчина, зажегший свечи, отличался полным телосложением и седой шевелюрой. Ломов, обхватив руками голову, беззвучно что-то шептал, а женщина продолжала неподвижно сидеть, склонив голову в шляпке, под которой виднелась копна темно-рыжих волос.
   - Значит, договорились, - сказал седовласый мужчина, снова присаживаясь на диван. - Дело за вами, Матвей Фролович. Назначайте встречу. Для отвода глаз, соглашайтесь со всеми условиями. Спустя несколько дней произойдет банальный несчастный случай с коммерсантом, приехавшим из Петербурга. Все, господа, пора расходиться.
   Вскочив на ноги, Ломов забегал по комнате. Вместе с ним заметалась по стенам его огромная дрожащая тень.
   - Меня могут убить! - произнес он срывающимся от волнения голосом. - Они пытались уже это сделать.
   - Чушь, - проскрипела рыжеволосая дама. - Вас просто запугивают. Нет смысла резать курицу, несущую золотые яйца.
   Ломов ткнул в ее сторону пальцем и прошипел:
   - Вамто нечего волноваться. О вашем участии в деле никто не знает. - Словно подкошенный, он рухнул в кресло и устало махнул рукой: - Впрочем, вы правы. Это единственный выход. Важное известно только двум петербуржцам...
  
   Чуйко невозмутимо записывал, переспрашивал и уточнял диалоги и реплики разговора, услышанного Виолетой, а Павел с нетерпением ожидал, когда Тарас выскажет свое мнение о ночной встрече в доме банкира Ломова.
   Наконец Чуйко, перечитав записи, ободряюще улыбнулся девушке и, на всякий случай, спросил:
   - Вы уверены, что ничего не забыли?
   - Что вы, у меня отличная память, - серьезно ответила Виолета. - Жаль, что не удалось рассмотреть лиц толстяка с седой головой и рыжеволосой дамы.
   Тарас Андреевич, наклонившись к девушке, взял в руки ее ладошки и попросил:
   - Вспомните, может, упоминались еще какие-то имена? Помимо названного Иллариона.
   Виолета энергично покачала головкой:
   - Нет, я бы запомнила.
   - А двое собеседников Ломова никого вам не напоминают?
   - Уверена, что не видела раньше этих людей. Слишком запоминающаяся у них внешность.
   - Приметная внешность - вещь обманчивая, - со вздохом резюмировал следователь. - Особенно, цвет волос, хромота или другие бросающиеся в глаза детали.
   - Думаете, они намеренно изменили внешность? - живо спросила девушка, внешний вид которой не был ничем примечателен. - А зачем? Чтобы их не узнали, если увидят вместе с Ломовым? Ну, конечно! Они ведь задумали ужасное дело...
   - Ну, это еще не доказано, - усмехнулся в усы Чуйко. - Скажите, милая Виолета, как эти люди могли попасть, а затем покинуть, ваш дом?
   Отличный вопрос, подумалось Павлу, знавшему, что дом находится под наблюдением агентов сыскной полиции.
   - Конечно, не через парадный вход со стороны переулка, - пожала плечами девушка. - Наверное, их впустили и выпустили в дверь, выходящую на задний двор, откуда можно попасть на улицу.
   - А можно еще каким-либо способом незаметно проникнуть в дом? - продолжал расспрашивать следователь.
   Виолета задумалась.
   - Да, через соседний дом. Его Ломов купил месяца три назад. Пока что дом занят и освободится лишь осенью, но у него такой же, как у нас, задний двор с большим садом. Из сада в сад можно попасть через калитку в заборе, устроенную по распоряжению Ломова.
   Тарас Чуйко победно глянул на Павла и стал хвалить Виолету за то, что она не усомнилась в необходимости сообщить о ночном разговоре в полицию.
   - Я боюсь возвращаться домой, - глядя в пол, призналась она.
   - Виолета! - ласково произнес Чуйко. - Неужели вы думаете, что мы бросим вас на произвол судьбы?
   Павел с сочувствием посмотрел на Вету. Она больше похожа на девочку, чем на девушку, которой уже за двадцать.
   "Ах ты, деточка-веточка. Как удается тебе уживаться рядом с таким мерзким типом, как Ломов?"
   - У меня имеется просьба, - продолжал Чуйко, обращаясь к девушке. Вы можете отказаться, если это покажется вам неудобным. Одним словом, могли бы вы, под видом своей подруги или знакомой, провести в дом нашу сотрудницу, чтобы она побыла рядом с вами несколько дней? Так и вам будет спокойней и, честно признаюсь, поможет нам вывести Ломова на чистую воду.
   Ну и хитрец, подумал Павел и решил, что пора вмешаться.
   - Думаю, что не стоит впутывать Виолету в ваши дела, - прервал он Чуйко. - Я могу предложить ей провести несколько дней в доме матушки Терентия Глухова. Евдокия Марковна - добрейшей души человек, а ее сын поживет пока у меня, - пояснил он девушке.
   - Ну, что вы, - заволновалась она. - Я буду рада, если чемто смогу помочь отвести беду. А вам, Павел Петрович, спасибо за то, что беспокоитесь за меня.
   Полагая, что решение девушкой принято, Тарас Андреевич попросил ее обождать минут десять в скверике перед домом, а Павлу предложил задержаться. Когда Вета скрылась за дверью, Чуйко, присев рядом с Павлом, стал убеждать:
   - Ты, Павлуша, о девочке не беспокойся. Посидит пару дней дома вместе с нашей сотрудницей, ничего плохого с ней не случится. Марья Павловна человек надежный, ее недавно перевели к нам на службу из Петербурге, и то, что она секретный агент, в городе мало кому известно.
  
  
  
   * * *
  
   Состоявшийся разговор происходил утром воскресного дня в квартире Тараса Андреевича, проживавшего на богатой Пречистенке.
   Проводив взглядом пролетку, в которой Чуйко увозил Виолету, Павел пересек улицу и пыльным проулком вышел к реке. Он побрел вдоль облицованной камнем набережной, направляясь в сторону центра. Из головы не шел ночной разговор Ломова с двумя сообщниками. Из тех фраз, которыми они обменялись, следует, что заговорщики решились пойти на убийство опасного для них человека. Исполнение плана поручается Иллариону, уголовнику по кличке Купец. Что еще нам известно? Ах, да! Намеченная жертва - человек, приехавший из Петербурга. Вот, пожалуй, и все, что явствует из краткой беседы троих людей. Однако, каждая фраза их разговора - повод для размышления. Ломов думает, что его могут убить и что на его жизнь уже покушались, очевидно, имея в виду аварию во время автопробега. Спрашивается, кому и зачем понадобилось убивать банкира? Вероятно, имеются две враждующие группы людей, готовые перегрызть друг друга. Савелов рассказывал, что в Петербурге орудовала сплоченная группа высокопоставленных мошенников и казнокрадов. А Ломов за последнее время два раза уже побывал в столице. Человек, которого намереваются убить, тоже из Петербурга. А еще - упоминание о двух петербуржцах, которым известна некая важная информация.
   Не многовато ли для одной и той же истории упоминаний о Петербурге?
   Пожалуй, это, все-таки, напоминает смертельную схватку между злодеями. Причина кровавых разборок пока не известна. Возможно, просто не поделили добытые нечестным путем богатства или сферы деятельности своего преступного промысла. Что именно не подлили эти твари, вопрос второй. Важно, чтобы сыщики обезвредили главарей враждующих групп, а с причинами их вражды следствие разберется позже.
   Он даже остановился, пораженный внезапной мыслью. Карл Иосифович Войтес - напарник и наследник Хворостиной - тоже был жителем Петербурга и приезжал к Дарье Романовне не в гости, а по каким-то делам...
   Еще вчера он пытался выбросить из головы все, что связано с убийством Хворостиной и с темными делами банкира Ломова, а сегодня эти мысли опять не дают покоя.
   Он ни разу не был в доме Ломовых в Рыбниковым переулке, но отчетливо представлял расположение комнат и то, как выглядит библиотека с галереей вдоль окон на втором этаже. Ночная встреча трех заговорщиков запечатлелась в сознании так отчетливо, словно он видел ее собственными глазами, а не представил согласно рассказу девушки.
   Маленькая, хрупкая Виолета. Не каждый отважится провести несколько дней рядом с убийцей.
   Только не случилось бы с ней беды!
  
   Ветер с реки, обвивая лицо прохладой, предвещал, что день предстоит не столь жаркий. "Вот и, слава Богу, - подумал он, - наконец-то изнуряющая жара поубавится, а то мечешься целый день по раскаленному городу, словно взмыленный конь. Вечером уже ни на что не способен, напоминая выжатый до конца лимон". Он имел в виду, что после работы у него обычно уже не хватает сил заниматься полюбившимся ему сочинительством. А сегодня, когда у него выходной и можно спокойно поработать над задуманной повестью, погода, как на грех, располагает к прогулкам.
   Возвращаться в душную мансарду никак не хотелось. Вот и Виктор спозаранку ушел из дома, не сказав, куда именно его понесло.
   В последнее время он стал замечать, что Витек, как только выпадает свободное время, норовит ускользнуть из дома. Вырядится в костюм, начистит ботинки и, под предлогом каких-то дел, исчезает на неопределенное время. Он, конечно, догадывался о причине этих отлучек. Не иначе, как парень обзавелся подружкой и бегает на свидания. Ничего плохого в этом нет - дело-то молодое.
   "Да и я еще не старик. Почему бы не заняться полезным делом, совмещая его с приятной прогулкой? Это лучше, чем провести в одиночестве день в мансарде", - уговаривал себя начинающий писатель Балуев, направляясь в сторону книжного рынка. Он намеривался поискать в книжных развалах описания знаменитого Анненгофского сада в Лефортово, созданного без малого двести лет назад по велению императрицы Анны. Рассчитывать на случайную находку не приходилось, но он знал одну лавку, где имелось немало книг о московских древностях. Причиной же интереса к ансамблю в Лефортово, названному в старину "Версалем на Яузе", а также к древним московским паркам в Царицыно и в Измайлово, послужило следующее.
   Не так давно в газете был напечатан его очерк о старых московских садах и парках. Вот тогда и задумал он написать повесть, используя материалы, собранные им для очерка. Уж больно пленительна была красота заброшенных ныне старинных московских парков. Прогуливаясь по ним, он отдыхал душой, любуясь пейзажами, творениями зодчих и ваятелей прошлых эпох. В голове возникали образы, всплывали мысли и обрывки воспоминаний разных людей... Но о чем именно будет рассказано в повести, он еще не имел отчетливого представления. Пока замысел не созрел окончательно, собирал сведения о трех знаменитых московских парках, насажденных по велению правителей российского государства.
  
   Книжный рынок представлял собой сохранившийся кусочек некогда огромного Толкучего рынка на Старой площади. Со временем барахолку жуткого вида с площади удалили, а вдоль Китайгородской стены сохранились, доживая свой век, лавчонки, где торговали старой утварью: подсвечниками, шкатулками, стульями, граммофонами и всякой всячиной, оставшейся от прошлых времен. В этих убогого вида лавках велась торговля и старыми книгами, по большей части религиозного содержания. Среди книжников на рынке попадались серьезные букинисты, к их числу принадлежал владелец неказистого, но просторного книжного магазина, к которому и направлялся сейчас Балуев.
   У порога его встретил приказчик - молодой человек в жилете с поддевкой и с длинными светлыми волосами.
   - Доброго здравия, Павел Петрович, - заулыбался приказчик.
   - Здравствуй, Ваня. Как торговля? - Павел много лет был знаком и с приказчиком, и с хозяином книжной лавки. - Надеюсь, Данила Акимович не в отсутствии?
   - Отдыхают в задней комнате. Проходите, сегодня вы один из первых наших клиентов.
   В небольшой комнатке хозяин лавки чтото писал, сдвинув очки на кончик мясистого носа. Всклокоченная седеющая борода и покрытое оспинками лицо, делали его похожим на бандита с большой дороги.
   Но Павел знал, что живший в одиночестве букинист - человек добрейший и по натуре своей жизнелюб и философ.
   - Как поживаете, Данила Акимович?
   - Живу помаленьку. Вернее сказать, доживаю. И, при этом, не о чем не жалею.
   - Так уж, ни о чем?
   Старик приосанился и, словно прикидывая чтото в уме, посмотрел в глаза собеседника.
   - Это я просто к слову сказал. Конечно, есть о чем пожалеть. К примеру, что так и не доведется
  увидеть мне, как любовь будет править миром.
   - Думаете, что такое возможно? - подзадорил он старика, усаживаясь на колченогий стул.
   Старик снова взглянул на него, будто оценивая серьезность заданного вопроса:
   - Любовь должна править миром. Потому что она изначальна. Злодеями не рождаются - ими становятся. В каждом из нас от рождения заложено чувство любви. В одних больше - в других меньше. И даже в душе самого закоренелого из преступников можно обнаружить не затухающие искорки чувства любви.
   - Ну, тут вы хватили лишку. В жизни столько подонков: душегубов, убийц. Как нам жить в таком окружении?
   - Мудрейший Лесков писал, что надо жить, уважая в себе человека. Тогда и другие будут тебя уважать, захотят стать на тебя похожими. Это подобно расходящимся по воде кругам от брошенного в воду камня.
   - Зло тоже не дремлет, распространяется, словно чума.
   - Согласен. Однако зло и людские пороки - свойства приобретенные. А добро и любовь - сама суть человеческого естества. Потому и верю, что любовь должна править миром...
  
   Разговор с книжником оказался для Павла Балуева знаменательным. Обдумывая рассуждения Данилы Акимовича, он наконец понял, что должно стать стержнем будущей повести о старинных царских садах. Все люди смертны. Но человек рождается не для смерти, а для любви. Вот об этом и следует написать. А пленительная красота старых парков - будет прекрасным фоном для выбранного им сюжета. Простого и всегда современного.
   Три старинных, полных волшебного очарования парка Москвы, и три истории о любви, зародившейся под сенью этих древних садов.
  
   Он был молод и полон сил и, к тому же, - влюблен в чудесную зеленоглазую девушку. Чему же, как не любви, он должен посвятить свою первую повесть?
   Все правильно. О мире, который жесток и грязен, он обязательно тоже напишет, чуть позже. Разве не повод задуматься: почему люди, подобные Ломову, полагают, что им дозволено убить человека?
  
  
  
   14 . Александровский сад.
  
  
   В прокуренном кабинете заместителя редактора "Русского слова" Павел, сам того не желая, стал свидетелем спора двух матерых газетчиков. Хозяин кабинета Антон Сергеевич, пристукнув по столу кулаком, раздраженно выпалил:
   - Чушь! Полнейшая чушь! Как это наша газета не имеет собственного лица? Почему же тогда полмиллиона людей ежедневно ее читает?
   - Дело не в тираже, а в позиции, которую занимает газета, - ехидно возразил Самуил Яковлевич - известный фельетонист, пишущий под псевдонимами. - Пресса не имеет права быть безликой в политическом отношении. В наше время это преступно. Массовая газета должна быть рупором, через который передовые люди призывают к демократическим преобразованиям.
   - Демагогия! - задохнулся от волнения пожилой редактор. - Ваши вопли: "Не мешайте завершить революцию" и другие подобного рода призывы только вносят разлад и морочат голову людям. Крупные партии уже имеют свои газеты, проповедующие их идеи. Однако народу нужна пресса, беспристрастная и обращенная к разным слоям общества. Информация и просветительство - это и есть "лицо" нашей газеты.
   - "Русское слово" напоминает пресную кашу, и читают ее лишь ради того, чтобы узнать последние новости. А в стране, тем временем, творится, черт знает что! - фельетонист выдернул из кармана и бросил на стол газетный листок. - Вот, полюбуйтесь, "Ведомости Градоначальства" публикуют список еврейских семей, которым позволено жить в Москве. Вопиющий факт. Плевок в сторону всех евреев.
   Усмехнувшись, редактор пожал плечами.
   - Столыпин обещает отменить для евреев черту оседлости. А насчет проживания их в Москве - это мера вынужденная, а не прихоть московского градоначальника. Не столь давние кровавые события в городе были спровоцированы господами революционерами, большинство из которых - люди еврейского происхождения.
   - Клевета, придуманная жандармами! - возопил мастер фельетонного жанра. - Я сам из еврейской семьи, но не смутьян, призывающий к революции. Я лишь ратую за радикальные политические преобразования.
   - А я за то, чтобы читатели могли быть уверены, что мы не вкручиваем им мозги, не агитируем, а сообщаем достоверные факты, оценивать которые должны сами люди.
   - Не надо! Глупо переоценивать интеллектуальные возможности народа в целом. Нужны вожди, которые поведут за собой массы, и нужны газеты, которые станут глашатаями активных политических сил. Только так можно вытянуть из дерьма забитый народ и создать, наконец-то, цивилизованное государство.
   - До чего же упертый ты человек! - возмутился Антон Сергеевич. - Какими это путями вы собираетесь двигаться к цивилизации? Сметая все, что мешает победному шествию?
   - Да, хотя бы и так!
   - А каковы последствия? - заорал редактор. - Опять кровь, безвинные жертвы! Революции и столкновения враждующих сил! Это крах. Или тупик, из которого не имеется выхода. И придется все начинать сначала. Цивилизация общества возможна только в результате развития экономики, достижения благосостояния и просвещения народа в целом.
   - Для этого нужны будут десятки, если не сотни, лет. Ничего себе перспектива, особенно для тех, кто сегодня влачит жалкое существование. Надо действовать, милостивый государь. Действовать быстро и решительным образом. - Затушив папиросу, фельетонист стряхнул с колен пепел и направился к двери.
   - Быстро только котята рождаются, - запальчиво крикнул ему вдогонку редактор.
   Он обернулся к Павлу и, печально вздохнув, пожаловался:
   - Заблуждения подобного рода, к сожалению, бытуют сейчас во многих кругах. Просто беда! Увы, но наша интеллигенция или пребывает в растерянности, или огалтело приветствует бредовые идеи социалистов и радикалов. Это модно и выглядит современно. Сам-то, что по этому поводу думаешь?
   - Я далек от политики. - Павел дурашливо постучал по голове костяшкам пальцев. - Мозгов на все не хватает, но одну истину из вашего спора я уяснил: дети не становятся сразу же взрослыми. Нужен период взросления, через который нельзя перепрыгнуть. Точно так же и в отношении всей страны - нельзя перескочить в одночасье из гнусного существования в счастливую жизнь. Правильно я понимаю?
   - Правильно. - Антон Сергеевич шутливо погрозил Павлу пальцем: - А придуриваться тебе передо мной не стоит. Кстати, наш главный редактор тобой доволен и просил перед своим отъездом поручить тебе серьезное дело.
   Озабоченно взглянув на часы, он спрятал очки в футляр и предложил вместе попить чайку в ближайшем трактире.
   Выпив первую чашечку зеленого китайского чая, Антон Сергеевич от удовольствия блаженно сощурился и стал вспоминать как в молодости, работая в русскоязычной газете в Харбине, приохотился к зеленому чаю и к непривычной для русского человека китайской кухне. После третьей чашки чая, закурив папиросу, он перешел к изложению задания, на выполнение которого Павлу отводилось несколько дней.
   - В конце июля в Москве скончался Собашников - потомственный и почетный гражданин, человек незаурядный, собравший уникальную коллекцию живописи и рисунков, - начал рассказывать пожилой редактор, выпуская в воздух струйки табачного дыма. - Свою коллекцию Иван Петрович по духовной оставил в дар Кабинету искусства Московского университета, оговорив условие, что лучшие произведения из коллекции будут доступны бесплатному обозрению в одном из помещений Университета.
   - Прекрасная мысль, - подал реплику Павел.
   - Вот и главный наш думает так же. Он хочет, чтобы в газете появилась статья о Собашникове и о других собирателях произведений искусства, считающих, что их коллекции должны стать достоянием города и быть доступны народу. Статья должна появиться по горячему следу после кончины Ивана Петровича.
   - Будет сделано, - заверил Павел, предвкушая, с каким удовольствием займется этим заданием. - Но хотелось бы знать, почему выбор пал на меня?
   - Потому что ты лучше других сотрудников разбираешься в вопросах искусства. Смотри, рисовальщик, не подведи и не вздумай отвлекаться на работу в других изданиях.
  
   "В Москве не так уж много коллекционеров, подобных Собашникову, - мысленно прикидывал Павел после беседы с Антоном Сергеевичем. - И, все же, в одной статье о каждом из них не напишешь. Нужно остановиться на двух-трех, об остальных упомянуть благодарственным словом за их щедрые вклады в музеи страны. На ком же остановиться? Мамонтов, Третьяков, Морозов, Бахрушин... "
   Так и не решив для себя этот вопрос, он поехал в гимнастический зал на Цветном бульваре. Прежде, чем приступить к полученному заданию, нужно срочно увидеться с Глуховым.
  
  
  
   * * *
  
   Выслушав Павла, Терентий в тот же день отправился к дому Ломова в Рыбников переулок. Просьба была пустяковая. Нужно увидеться с Виолетой, узнать все ли в порядке с девчонкой, и напомнить ей, что она, если захочет, может погостить несколько дней у его матери. Всегото и дел, но Павел объяснил, что в доме Глухова затевается что-то недоброе, девушка знает об этом и может наделать глупостей.
   Вспомнив о Ломове, Терентий нахмурился. Время полуденное, вряд ли он встретится с Ломовым. Но, если такое случится, есть причина, объясняющая внезапный приход уволенного с работы водителя.
   Он взглянул на небо, по которому плыли почти прозрачные облака. Скоро он уедет в долгое путешествие, будет перебираться из города в город, выступать в разных цирках, тренироваться, встречаться с новыми для него людьми - и время потечет, заскользит мимо него в неспешном движении, словно эти вот невесомые облака в приветливом летнем небе.
   А еще он подумал, что жаль расставаться с Павлом, оставляя его в Москве, и о том, что третьим по счету городом, в котором ему предстоит выступать, будет Саратов, где сейчас находится на гастролях Ася Голотова...
  
   Матвей Фролович Ломов оказался дома. Терентий поморщился, увидев в гостиной сидящего за столом банкира. Вот уж с кем ему не хотелось встречаться. Век бы глаза не видели этого человека. Но раз встретились, надо блюсти приличие.
   Поздоровавшись, он сразу же сообщил, что заглянул на пару минут по делу, но больше не успел ничего сказать, так как Ломов, бросив на него злобный взгляд, процедил сквозь зубы, что общих дел у них быть не может. Однако, узнав, что речь идет о деньгах, снизошел до того, чтобы выслушать бывшего своего водителя.
   Объяснив, что Лорен-Дитрих удалось продать и что деньги находятся в банке, Глухов не стал ожидать ответа, решив сразу решить все вопросы.
   - Я уезжаю в турне по стране, - сообщил он, не глядя на Ломова, - и поэтому, если желаете получить деньги сейчас, мы должны с вами поехать в банк на Лубянку и оформить передачу денег.
   Видно было, что Ломову очень хочется ответить ему грубым отказом, выгнать гостя и грязно выругаться.
   Но Ломов сдался. Буркнув, чтобы Глухов ждал его перед домом, направился к выходу из гостиной. Столкнувшись в дверях с супругой, чертыхнулся и прошипел что-то злобное, отчего лицо у нее побледнело. Пропустив мужа, она молча кивнула Глухову и быстро пересекла гостиную, направляясь к другим дверям.
   - Софья Алексеевна, - окликнул ее Терентий. - На днях я покину Москву, мне хотелось бы попрощаться с вашей сестрой. Вы позволите сказать ей несколько слов?
   - Она у себя наверху, - махнула рукой супруга Ломова и скрылась за дверью.
   Он успел выполнить поручение друга и в ожидании Ломова прохаживался по переулку, рассматривая от нечего делать фасад скромного двухэтажного особняка. Скряга Ломов по своим капиталам мог бы купить дом побогаче, да, видно, и тут не смог справиться с собственной скупостью. До сих пор непонятно, как он решился в свое время купить ЛоренДитрих. Впрочем, Терентию нет до этого дела, и он вряд ли когда-нибудь снова попадет в этот дом. Ломов, конечно, мерзавец, а вот Софья и Вета - симпатичные люди. Неизвестно, как еще сложится жизнь у сестричек, когда Ломов наконец попадет за решетку.
   Из дверей дома вышла Мария Павловна, с которой его только что познакомила Виолета, и бегом направилась к стоящей в конце переулка пролетке. Снова хлопнула входная дверь - появился Ломов. Почти сразу же к дому подкатил в двухместной коляске кучер Игнат. Банкир молча занял правое место в коляске, оперся руками на трость и застыл в этой позе, не обращая внимания на Терентия.
   "Ну и черт с ним, с индюком надутым, - думал Глухов, занимая свое место в коляске. - Слава Богу, все это скоро кончится".
   Он ничуть не жалел, что потратил свой отпуск, выполняя поручение следователя Чуйко. Хороший человек Тарас Андреевич, и неважно, что они соперничают, ухаживая за одной и той же девушкой. Ася сама решит, кому из них отдать предпочтение, хотя может случиться и так, что ее избранником окажется кто-то третий.
   Вероятность подобного варианта Терентия не устраивала. Узнав о предстоящем выступлении борцов в Саратовском цирке, обрадовался, словно мальчишка, решив, что это знак свыше, что в Саратове он непременно встретится с Асей и признается ей в своих чувствах.
   Мысль об этом преследовала его последние дни. Осталось завершить несколько дел, и можно собираться в дорогу.
  
  
   Извозчик Игнат лихо подогнал коляску к помпезному зданию страхового общества "Россия" на Лубянке. Ломов, ворча под нос, проследовал во второй этаж, где размещалась нужная им банковская контора.
   Спустя час, завершив все формальности, Терентий облегченно вздохнул.
   - Все, Матвей Фролович, - сказал он, не глядя на Ломова, - теперь я ничего вам не должен. Надеюсь, больше не свидимся.
   Презрительно фыркнув, Ломов убрал пачку кредитных билетов во внутренний карман сюртука и отвел в сторону одного из клерков. Терентий стал пробираться к выходу и вдруг услышал, как его кто-то окликнул. Обернувшись, увидел рослого паренька лет пятнадцати; размахивая руками, он отчаянно старался обратить на себя внимание. Это был один из мальчишек, которых он обучал приемам греко-римской борьбы в гимнастическом зале при цирке.
   -Это же я, Алексей, - подойдя к Глухову, напомнил ему паренек. - А это мой папенька - Фома Дементьевич, - указал он на толстяка с квадратной фигурой и выдающимся животом, обтянутым дорогой жилеткой. - Терентий Лукич, будьте добры, скажите папеньке, что заниматься спортивной борьбой полезно, как вы сами нам об этом рассказывали. Что вовсе не обязательно выступать в цирке, что главное - умение за себя постоять, - волнуясь и торопясь, протараторил парнишка.
   Потрепав по плечу Алексея, Терентий повернулся к его родителю:
   - Давайте, сударь, присядем, и объясните толком, что смущает вас в увлечении сына спортом.
   Слушая речи "папеньки", Терентий поглядывал на появившегося в поле зрения Ломова. Матвей Фролович, сидя на диванчике рядом с другим посетителем банка, сердито что-то ему втолковывал, но лицо этого человека было скрыто за развернутым газетным листом.
   - Вы, я вижу, человек почтенный, - обратился Терентий к умолкнувшему гостинодворцу.- Приехали, должно быть, из провинции и добились в Москве завидного положения, благодаря труду и настойчивости.
   - Да уж куда, как верней, - согласился "папенька", оглаживая жесткую бороду с проседью. - Род наш происходит из крестьян Тульской губернии. Все, что имеем, достигли своими трудами.
   - Вот что, уважаемый. Если хотите сохранить в сыне вашу породу, то всячески поощряйте его увлечение спортом. Молодая поросль должна быть такой же сильной и жизнестойкой, как и старый корень. А если из парня вырастит маменькин сын, то он пустит по ветру капиталы, нажитые предками.
   Пожимая на прощание руку отца Алексея, Глухов увидел, как Ломов поднялся с дивана и, не глядя по сторонам, направился к выходу. А что же его собеседник? Человек, делавший вид, что читает газету, был на месте, аккуратно сворачивая газетный лист. Терентий вгляделся в его лицо и почувствовал, как в груди ухнуло сердце. Он не мог обознаться...
   Павел вручил ему рисунок с портретом Иллариона Котова перед тем, как Терентий нанялся в услужение в дом банкира, предупредив, что это один из помощников Ломова, фальшивомонетчик и опасный бандит. Не довелось борцу увидеть этого человека, хотя Чуйко был уверен, что Ломов держит с ним связь, и они иногда встречаются. От дотошного Тараса Чуйко он узнал, что бандит по кличке Купец подозревается в убийстве агента полиции и полицейская служба города безуспешно его разыскивает.
   А Купец, между тем, надвинув на лоб английское кепи, стал бочком продвигаться к выходу. Терентий окинул взглядом конторский зал. Как назло, ни одного полицейского или охранника. Илларион был уже у дверей, ведущих на лестничную площадку.
   Никуда он не денется, успокоился вдруг Терентий. Надо выйти на улицу и успеть взять извозчика. Не пойдет же Купец пешком по Лубянской площади, где на каждом шагу рискует наткнуться на полицейского.
   Выскочив из подъезда здания, он увидел, как Илларион садится в один из стоящих у здания экипажей. Взмахом руки Терентий подозвал ближайшего из извозчиков и велел ему следовать за пересекающей площадь пролеткой.
   Спустя пару минут свернули на Рождественку. Миновав ее, экипаж с Купцом выехал на Трубную площадь и в начале Цветного бульвара остановился на углу с переулком. У Терентия не было времени хорошенько обдумать возникшую ситуацию. Что делать и как лучше ему поступить? Попытаться самому повязать Купца, но для этого надо вплотную к нему приблизиться. У бандита, наверняка, есть оружие, и он может начать стрелять почем зря и задеть кого-нибудь из прохожих. Может, выждать, узнать, куда или к кому он идет, и тогда уже сообщить ближайшему городовому...
   "Буду действовать по обстоятельствам, - решил он, наблюдая за Илларионом, который расплачивался с извозчиком. - Дальше пойдем пешком, посмотрим, куда он меня приведет".
   Купец пошел переулками. Терентий раньше здесь не бывал, но слышал от цирковых артистов, что в Колобах (то есть в переулках, расположенных в кварталах за цирком) с наступлением темноты открываются двери публичных домов и притонов для любителей азартных игр. Днем здесь было пустынно, что в сочетании с мрачными полунищенскими домами придавало местности неприглядный трущобный вид.
   Стараясь быть незамеченным, он следовал за плотной фигурой Иллариона. Изредка попадались молчаливые люди, плетущиеся вдоль домов или застывшие около подворотен. Илларион продвигался вперед уверенно, как человек, знающий, куда он идет. Несколько раз он оглядывался, и Терентий едва успевал укрыться, прижимаясь к стене или ныряя в ближайшую нишу. Долго продолжаться так не могло, но бандит, наконецто, остановился перед каменной лестницей, ведущей в подвал кирпичного здания, и спустился вниз.
   Терентий заглянул в проем лестницы и убедился, что ступени ведут к плотно закрытой двери. Распрямившись, осмотрелся вокруг. Теперь можно передохнуть, обдумать создавшееся положение. На другой стороне переулка, он приметил забегаловку с заляпанными грязью оконцами.
   В забегаловке не было ни одного посетителя, только буфетчик с тусклым лицом испуганно глянул на внушительную фигуру борца и снова уткнулся носом в газету. Подвинув к окошку столик, Терентий уселся на шаткий стул и попросил принести ему крепкого чая с баранками. (Закуски и сладости, выставленные на витрине, показались ему несъедобными).
   Сколько же ждать ему в этом засиженном мухами помещении? Всматриваясь сквозь мутные стекла в безлюдную часть переулка, он терзался сомнениями. Может, стоит пойти в ближайший участок и рассказать местным сыщикам, где находится в данный момент Купец. Пусть уж сами сидят в засаде у дома, где скрылся бандит. Или утраивают на него облаву.
  
   Терентий, Терентий! Как же так получилось, дорогой ты наш человек? Почему не прислушался к доводам разума, не позвал на помощь полицию, повстречав бандита-убийцу? Поступи ты именно так, может, все сложилось бы по-другому. И поехал бы ты в путешествие по России, выступая в цирке и надеясь на встречу с любимой девушкой...
  
   Из подвала Илларион появился спустя минут сорок, неся в руке небольшой саквояж, и направился прежней дорогой, возвращаясь к Цветному бульвару. Шел быстро и не оглядывался.
   Предвидя, что у бульвара, Илларион может взять извозчика, Терентий постарался от него не отстать и отъехал от тротуара минуту спустя после своего "подопечного".
   Не прошло и четверти часа, как пролетка с Илларионом остановилась у здания городского манежа. Купец выскочил из нее, пересек узкий проезд и скрылся в проходе на территорию сада, расположенного вдоль Кремлевской стены. Наблюдая за пособником Ломова, Терентий остановился у чугунной ограды. Как обычно, здесь толпились люди, рассматривая журналы и старые книги, разложенные букинистами вдоль ограды. Но в саду в будний день народу было немного.
   Александровский сад (творение самого Бове!) принадлежал городу и являлся местом отдыха, открытым для всех желающих. В летнее время сад наполнялся гомоном детворы - нянюшки и гувернантки приводили сюда детей даже из отдаленных районов города. В погожие дни в саду прогуливались представители всех сословий, но чаще других здесь мелькали лица и слышались голоса студентов расположенного по другую сторону от манежа Университета.
   В юные годы Терентий часто наведывался в Александровский сад. Любопытно было послушать, о чем говорится на шумных студенческих сборищах. С тех времен и полюбился ему этот огромный тенистый сад. Старинные сооружения в обрамлении пышной зелени и величавые кремлевские башни, и мощные крепостные стены - все создавало впечатляющую иллюзию облика древнерусского града.
  
   Илларион, выбрав скамеечку подальше от входа, вроде бы отдыхал, не обращая внимания на посетителей сада. Терентий, пристроившись шагах в ста от него под развесистым деревом, поглядывал в сторону Иллариона и обдумывал, что ему делать дальше. Сначала надо выяснить, с кем он тут собирается встретиться? Не зря же он ехал сюда с Цветного бульвара. И саквояж появился в руках у него после выхода из подвала не случайно.
   По поводу саквояжа вопрос вскоре отпал. Илларион встрепенулся, поставил саквояж на колени, и, достав из него бинокль, стал разглядывать в него чтото в направлении грота "Руины". Проследив за его взглядом, Терентий понял, что предметом внимания Иллариона являются трое мужчин, сидящих рядком на скамейке. Спустя секунды с удивлением обнаружил, что крайний слева из этих троих мужчин похож на банкира Ломова.
   "Ну, и дела! Не встречаться с кем-то приехал сюда Купец, а вести наблюдение. Или, может, чтобы подстраховать своего хозяина во время важной для Ломова встречи? Вероятно, об этом и разговаривал Ломов с Илларионом, назначив ему встречу в банке по телефону. Это пока я ждал его в переулке".
   Бинокля у Терентия не было. Чтобы рассмотреть лица собеседников Ломова, он, делая вид, что прогуливается, отошел в сторону, а затем уже стал приближаться к нужной ему скамейке. Когда до объекта оставалось шагов двадцатьтридцать, присел на большой валун и, будто любуясь портиком грота, впился взглядом в лица людей, сидящих сбоку от Ломова.
   - Выследил все-таки нас, сучонок, - раздался за спиной хрипловатый голос. - Сиди и не дергайся, а то пулю схлопочешь. Я тебя еще на Лубянке засек.
   Терентий застыл, упершись руками в колени. Подурацки все получилось: хотел повязать бандита, и сам оказался в ловушке. Впрочем, Котов вряд ли будет стрелять среди бела дня в таком людном месте...
   Додумать он не успел. Жало клинка вонзилось ему под лопатку, но не сразу свалило борца на землю. Еще с минуту он неподвижно сидел, удивленно взирая на руины грота и на внезапно померкшее небо.
   А потом он медленно падал на землю с запоздалой, отчаянно горькой мыслью о том, что не смог, не успел признаться Асе в любви.
  
  
  
   15. Неглинный проезд.
  
  
   О несчастье Павел узнал, заскочив в редакцию после повторного посещения дома Собашникова. В коридоре ему встретился репортер Дубрович из отдела криминальной хроники.
   - Сандро, - окликнул его Балуев и слегка придержал за рукав, - у меня к тебе дело. Пойдем в буфет, кое-что расскажу.
   В небольшом помещении умещалось полдюжины столиков, покрытых протертыми и прожженными во многих местах клеенками. Этот буфетный зал еще со времен Сытина (одного из основателей "Русского слова") являлся для сотрудников редакции клубом, где обсуждали новости, строили планы, наскоро отмечали праздники и памятные события. Здесь же всегда можно выпить чайку и отведать пирожков тетушки Нюры - буфетчицы и стряпухи.
   Усевшись за столик, Павел стал рассказывать о своем посещении дома Собашникова и о том, что из его коллекции, завещанной Университету, пропала редкая гравюра ХУП столетия.
   - Понимаешь, это может вызвать скандал, не каждый день в Москве похищают шедевры искусства, - Павел испытующе посмотрел в глаза криминального репортера и отметил вспыхнувший в них интерес.
   Сандро Дубрович был любимцем редакции. Потомок эмигрантов из Сербии, с орлиным профилем и стройной спортивной фигурой, он был заводилой и душой всех устраиваемых в редакции вечеринок. Его любили за веселый нрав, необидчевость и готовность придти на помощь товарищам. Такой характер обычно встречается у людей, довольных жизнью и ни на что особенное не претендующих. Но Павел знал, что в работе Дубрович отличается не просто рвением, а мертвой бульдожьей хваткой.
   - Шедевр, говоришь, украли? - переспросил репортер. - Я в искусстве профан, но, если это шедевр, то стоит заняться. Давай подробности, - Он достал из кармана блокнот и приготовился слушать.
   - Вдова Собашникова призналась мне, что подозревает в краже одного человека, но не сказала, кого именно, ссылаясь на то, что уже рассказала о своих подозрениях надзирателю сыскной полиции по фамилии Шишкин, которому поручено расследовать это дело.
   - Шишкин? - оживился Сандро. - Знаю такого сыщика. С ним можно договориться. Допустим, расскажет он об интересных деталях расследования, а что дальше? От меня что требуется?
   - Напишешь репортаж о краже ценного произведения из коллекции Собашникова. Представляешь, как здорово может выйти: почти одновременно в газете появятся твой репортаж и моя статья о Собашникове и его даре городу. Ну как, согласен?
   - Еще бы! Сегодня же встречусь с Шишкиным, буду держать тебя в курсе. А сейчас, извини, надо ехать в больницу к жертве жуткого преступления. - Дубрович сунул в рот пирожок и невнятно стал объяснять, что среди белого дня, в центре города, попытались убить известного борца Глухова.
   Павла словно током ударило. Схватив за грудки репортера, хрипло переспросил:
   - Ты ничего не путаешь?
   Спустя пару минут они мчались на лихаче к Екатерининской городской больнице.
   На ступенях перед входом в больничный корпус они встретили Тараса Андреевича. Увидев Павла, Чуйко, сморщив лицо, протянул ему руку.
   - Уже знаешь? Только что говорил с врачами и собирался ехать к тебе.
   - Как он? Ты видел Терентия?
   Нахлобучив на голову шляпу, следователь потащил Павла к ближайшей скамейке:
   - Присядем. Хорошо, что мы встретились. Жив Терентий, но очень плох... Хирург сказал, что кровь попала в левое легкое. Если продержится несколько суток, его будут оперировать снова, и тогда у Терентия появится хоть какой-то шанс выкарабкаться. А это кто? - Чуйко кивнул на подошедшего к ним Дубровича.
   - Наш сотрудник из криминальной хроники, - Павел представил репортера и извинился: - Не серчай, Сандро, позже встретимся. Мне со следователем поговорить надо.
   Наклонившись к Павлу, репортер прошептал:
   - Ты мне о покушении на борца расскажешь, а я тебе - все, что узнаю о краже гравюры. - Хлопнув по спине Павла, он удалился, заложив руки в карманы модного пиджака.
   Начал накрапывать дождь, и они забежали в расположенную через дорогу кофейную. Чуйко, заказав кофе, закурил трубочку и, поглядывая искоса на молчавшего Павла, думал о том, как тяжело ему, должно быть, сейчас. Успокаивать или выражать сожаления показалось напрасным делом. Заговорил о другом:
   - Каким ветром занесло Терентия в Александровский сад? Он был там приблизительно в половине третьего.
   Тряхнув головой, пытаясь избавиться от тяжких мыслей, в которые ни за что не хотелось верить, Павел медленно выговорил:
   - Вчера мы виделись с ним в гимнастическом зале... Потом он собирался зайти к Ломовым, узнать, как дела с Виолетой... - Затем через силу спросил: - Матери Терентия уже сообщили?
   - Вечером я привез Евдокию Марковну в больницу, а потом Виолета поехала к ней домой.
   - Молодец Веточка. - Павел потер кулаками глаза. - Расскажи, там, в саду... Как все это случилось?
   Выбив из трубки пепел, Тарас стал рассказывать:
   - Жуткая и пока не совсем понятная нам история. Коечто, все же, известно. Вчера, около полудня, Терентий пришел в Рыбников переулок к Ломовым. Сотрудники, ведущие наблюдение за домом банкира, доложили, что Ломов с Терентием отправились в банк на Лубянке. Спустя час Ломов вышел из банка один и отправился в своем экипаже в Китайгород на деловую встречу в Городскую Управу, где он пробыл еще часа полтора. Потом он подъехал к Охотному ряду, отпустил извозчика и стал плутать без видимой цели по закоулкам рынка, очевидно, на случай возможной слежки. В конце концов, агенты проследили его до входа в Александровский сад, было уже начало третьего часа. Как ты думаешь, мог ли Терентий случайно оказаться там же, спустя два часа? - Чуйко посмотрел на Павла и сам же дал ответ на вопрос: - Это практически исключено. Но вернемся к банкиру. Придя в сад, он стал прогуливаться, оглядываясь по сторонам, словно поджидая когото. Вскоре Ломов подошел к двум незнакомым для нас мужчинам и присел вместе с ними на свободную лавку. Мы не знаем, о чем они разговаривали, но беседа между ними протекала миролюбиво, без проявлений неудовольствия или вражды. Наши агенты заметили появление в саду Глухова, но не придали данному факту значения; их, в первую очередь, интересовали два незнакомца, с которыми встретился и вел беседу банкир. Потому и прозевали момент, когда кто-то подошел к Терентию сзади и ударил его ножом в спину. Они услышали женский крик и увидели барышню, склонившуюся над телом Терентия. Барышня рассказала, что находилась невдалеке и приметила сидящего на валуне красивого молодого мужчину. По ее словам, за минуту до того, как Терентий упал на землю, к нему подходил человек с саквояжем в руке. Она описала, как выглядел этот человек. Вот и все. А Ломов с двумя незнакомцами сразу же разошлись, как только в саду раздались крики, что человека убили.
   Павел курил, продолжал смотреть на Тараса, словно требуя от него продолжения.
   - По описанию девушки, - сдался Чуйко, - человек, подходивший к Терентию, похож на известного тебе Иллариона Котова. Ей запомнились его широкие плечи, английское кепи и сверкающий злобой взгляд.
   Сжав кулаки, Павел медленно выговорил:
   - Не смогу жить спокойно, пока не сведу с ним счеты.
   - И думать не смей об этом. Я не меньше тебя хотел бы поквитаться с бандитом. Вероятно, именно он убил Григория.
   Печальные воспоминания исказили лицо Тараса. Сжав руку Павла, потребовал:
   - Обещай, что даже в мыслях не приблизишься к дому Ломовых или к его конторе. - Помедлив, стал объяснять: - Потерпи немного, дружище. Буквально на днях Ломову будут предъявлены обвинения в финансовых махинациях. Жаль, что не удалось выявить всех его связей, но арест банкира, сейчас единственный способ предотвратить тяжкие преступления. Возможно, это поможет нам схватить Купца.
   - А если нет? Этот зверь так и будет гулять на свободе? - спросил Павел, чувствуя, как волна гнева туманит голову. - Что Василий по этому поводу думает?
   Чуйко с досадой крякнул и стал извиняться:
   - Прости, запамятовал сразу сказать, что Василий Платонович захворал, сердце у него прихватило. Врачи запретили тревожить больного делами, так он сам по несколько раз на дню звонит из дома на службу. Пришлось рассказать ему о вчерашних событиях, и он одобрил арест Ломова.
  
  
   * * *
  
   Конечно, он не выкинул из головы мысли о находящемся на свободе убийце. Даже, если бы захотел, он не смог бы этого сделать.
   Потому что душа не могла успокоиться, требуя возмездия для преступника.
   Потому что нельзя позволить Иллариону - Купцу быть на свободе.
   Да просто по той причине, что Терентий сейчас находится между жизнью и смертью.
   Следуя этим душевным движениям, Павел отправился на Неглинку (то есть, в Неглинный проезд), решив предпринять шаги к поиску Иллариона Котова по кличке Купец.
   Одна крохотная зацепка для этого у него имелась. Но даст ли она какой-нибудь результат?
   Подходя к массивному зданию Сандуновских бань, напоминавшему издали массивный комод в псевдорусском стиле, он вспомнил, что собирался сходить в баню, да так и не выкроил для этого время. Что за жизнь? Даже в бане помыться некогда. Даже, когда у всех выходной, приходиться бегать по городу, занимаясь поиском малознакомых людей.
   Ему вовсе не грела сердце идея заниматься поиском рыжеволосой девушки Веры, служащей в банке Ломова, и еще одного человека, работавшего в той же конторе. Но какое это имеет значение, если речь идет о Купце. Правда, нет никаких гарантий, что люди, с которыми он ищет встречи, смогут ему помочь.
   Он старался об этом не думать. Надо использовать любую возможность. Любую, даже кажущуюся невероятной.
   Прежде, чем отправиться дальше, Павел прошел в Мавританский дворик здания бань и присел на лавку, закурив папиросу. Глядя на распаренные лица людей, выходящих из подъезда банного корпуса, рассеянно думал, что в городе не так много общественных бань, не уступающих по комфорту прославленным Сандунам. Пока докуривал папиросу, вспомнилась услышанная в актерской среде история, связанная с именем основателя Сандуновских бань.
  
   Сила Сандунов был незаурядной личностью. Потомок обедневших грузинских аристократов по фамилии Сандукели жил в Москве во времена Екатерины Великой и прославился на сценическом поприще, став одним из самых популярных в стране театральных комиков. Его пригласили выступать в Петербург, и там он влюбился в актрису Лизу Федорову. Красоте и таланту этой актрисы восторгалась вся светская молодежь столицы. Но Лиза предпочла приехавшего из Москвы Сандунова и согласилась стать спутницей его жизни. Однако их браку воспрепятствовал влюбленный в Лизу всесильный граф Безбородко, по воли которого Сандунова уволили из театра. Тогда Лиза обратилась к присутствовавшей на ее спектакле императрице с прошением оградить ее от домогательств вельможи и благословить на брак с Сандуновым. Неизвестно, что именно повлияло на решение Екатерины, но она выразила желание стать посаженной матерью на свадьбе влюбленных друг в друга артистов, дала Лизе приданное и подарила молодоженам к свадьбе значительную сумму денег.
   Так ли все было на самом деле, никто в точности уж и не знает. Но на деньги, полученные от царицы, Сила Сандунов, вернувшись в Москву, купил на берегу реки Неглинки участок земли и построил на нем незадолго до нашествия Наполеона каменные бани, которые с тех самых пор и называются Сандуновскими.
   Сандуновские бани много раз перестраивались, меняли владельцев, однако неизменной оставалась их слава самого известного и роскошного банного заведения города, в котором, со времен Грибоедова, перебывали все московские знаменитости.
  
   Выйдя на Неглинную, носящую титул не улицы, а проезда, Павел пошел вдоль бульвара, проходящего над руслом протекающей под землей реки. В конце бульвара, у выхода к Трубной площади, находился дом с дешевыми меблированными комнатами, в которых и проживала Вера.
   Не так уж давно он надеялся при содействии этой девушки стать своим человеком в конторе Ломова, но тогда надобность в этом отпала. А вчера, размышляя, как отыскать в городе Иллариона, он вспомнил о Вере и о том, что она обмолвилась о кассире, объяснившем ей, что Илларион выполняет какието поручения Ломова. Тогда он не придал значения личности упомянутого вскользь кассира. Но чем черт не шутит, может, этому человеку чтото еще известно об Илларионе Котове?
   Узнав у привратницы, в каком номере проживает Вера, он поднялся в третий этаж и пошел по длинному коридору с выходящими в него однотипными крохотными квартирами. Все двери закрыты. Затертая ковровая дорожка заглушала его шаги. Казалось, что он оказался в совершенно безлюдном здании. Ну, да! Сегодня же воскресенье, и жители дома еще не проснулись. Какого рожна, его понесло сюда в столь ранний час. Однако отступать поздно. Можно только надеяться, что девушка на него не разгневается.
   Постучав в нужную дверь, он прислушался. Наконец услышал шарканье ног, дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина с бледным помятым лицом и в длинном халате. Извинившись, он представился и спросил о Вере. Женщина, оказавшаяся тетей девушки, позевывая, сообщила, что племянница еще не проснулась, и спросила, что за спешное дело привело его в столь неурочный час? Павел сказал, что дело, хотя и пустячное, но безотлагательное - нужно срочно найти кассира конторы, в которой работает Вера, а его домашнего адреса он не знает. Тетушка взмахнула рукой и томным голосом сообщила, что Евсей Нилович замечательный человек и семьянин, а проживает он отсюда близехонько, по другую сторону от Неглинки в Крапивенском переулке. Квартира его в доходном доме, что рядом с храмом Сергия Радонежского, и что они с племянницей на Троицын день были в гостях у Евсея Ниловича на праздничном чаепитии.
   - Надеюсь, еще заглянете к нам, - тетушка кокетливо повела плечами. - Мы с Верочкой будем ждать.
   - Если дела позволят, - пробормотал он и спешно ретировался.
   Выйдя на улицу, он облегченно выдохнул воздух. Первый этап оказался успешным. Теперь он знает имя кассира и место, где он живет.
   Он легко отыскал дом, построенный лет десять назад недалеко от древнего храма, и решил осмотреться. Час ранний, и незнакомый ему Евсей Нилович, возможно, еще отдыхает. Неизвестно, с какого бока лучше к нему подъехать, а то упрется как бык, не захочет отвечать ни на какие вопросы. Хорошо бы выяснить, что он за человек. Надо спросить у дворника или же у соседей.
   Обойдя здание с тыла, он обнаружил во дворе компанию мужичков, расположившихся на длинной самодельной лавке. Наметанный репортерский глаз определил, что члены сидячего братства маются от похмелья. Мужички явно местные, из тех работяг, с которыми можно найти общий язык, если проявить к их страданиям должное понимание. Он присел рядом с ними, достал папиросы. После нескольких фраз о погоде и о том, что лето уже скоро закончится, он, попыхивая папироской, сообщил ближайшему к нему "мученику", что хорошо бы для поправки здоровья принять пару чарок вина.
   Спустя час он знал подноготную сторону незатейливой жизни Евсея Ниловича. Когда в третий раз сгоняли в шланбой за вином (разумеется, за счет Павла), решили пригласить к застолью Евсея Ниловича. К радости Павла, банковский клерк не отказался, вышел во двор в сорочке без воротничка, в ладных брючках на широких подтяжках и повел себя с загулявшими мужиками самым простецким образом. Пригубив вина, с любопытством взглянул на Павла и спросил, не ему ли он обязан приглашением к столу во дворе?
   Павел кивнул и сразу же предложил:
   - Может, позавтракаете со мной, Евсей Нилович, в трактире на Трубной. Разговор у меня к вам имеется.
   Хорошим человеком оказался кассир - содержатель семьи из восьми душ, оптимист и труженик. Не пришлось ни стращать его, ни упрашивать. Выслушав Павла, он степенно допил налитый в блюдце обжигающий губы чай и предложил, прямо сейчас отправиться на Мясницкую.
   - Поищу в конторских папках бумажку, которая может оказаться для вас полезной. Я давно подозреваю хозяина и бухгалтера в темных делах, да не мне об этом судить. Я всего лишь кассир, мне семью кормить надо.
   Из дальнейшей беседы с кассиром выяснилось, что человека по имени Илларион он видел всего несколько раз, а в последнее время тот и вовсе в конторе не появляется.
   Утирая платком лоб, кассир объяснил, что для него так и остались неясными отношения между хозяином и человеком, которым интересуется Павел. Лишь однажды он лично имел дело с Илларионом Котовым, выдавая ему крупную сумму денег для передачи их в Варшаве одному из партнеров Ломова.
   - В тот раз я выдал из кассы около трех тысяч рублей, - рассказывал разомлевший кассир. - Сделал, как полагается, запись в расходную книгу о назначении выданных денег и отнес на подпись хозяину. В нашем деле требуется скрупулезность, поэтому я напомнил Котову, чтобы не забыл привезти из Варшавы документы, подтверждающие получение денег. Я и Котова заставил написать мне расписку, которая должна сохраниться. Может, она поможет вам отыскать этого человека.
   Увидев на лице Павла разочарование, кассир пояснил:
   Сами увидите. В расписке, кроме имени и фамилии, адресок имеется, по которому Котов в Москве проживает.
   Спустя час Павел внимательно изучал переданную ему кассиром расписку - листок бумаги и несколько строк, начертанных фиолетовыми чернилами: имя, фамилия, адрес, сумма полученных денег и дата с подписью.
   Илларион, скорее всего, указал липовый адрес, первый, который пришел ему в голову, когда скрупулезный кассир, потребовал указать местожительство получателя денег. Но проверить указанный адресок, на всякий случай, обязательно надо.
   Не откладывая дела, он пешком добрался до Маросейки, свернул в Колпачный переулок и легко отыскал указанный в расписке Иллариона дом. Деревянный домик с тремя окошками, выходящими в палисадник. В прошлом веке такими строениями была застроена чуть ли не половина Москвы, а теперь в центре города их осталось не так уж и много. Один из осколков старой Москвы приютился между высокими зданиями, недалеко от древних палат, принадлежавших когдато гетману Ивану Мазепе. Снаружи дом, указанный в расписке, казался необитаемым: грязные окна давно не мылись и, несмотря на солнечный день, были завешаны плотными шторами.
   Павел направился к проходу между домами, надеясь, что, взглянув на дворовый фасад, обнаружит в домике признаки жизни. Но его ожидало разочарование - на дверях красовались два висячих замка. Сокрушенно покачав головой, он пошел искать местного дворника. Надо проверить все до конца. Закрытый наглухо дом - еще не повод считать, что в нем никто не бывает.
   Дворник, обнаруженный Павлом, около подъезда нового здания, рассказал, что ветхий деревянный домик находился во владении вдовы коллежского регистратора, умершей около года назад. С тех пор в нем никто не живет, так как наследники вдовы никак не могут договориться о разделе имущества.
   Ну, вот и все, думал Павел, пересекая проезжую часть Колпачного переулка. Илларион в этом доме никогда не бывал и в расписке, датированной июнем, указал ложный адрес. Напрасными оказались старания добрейшего Евсея Ниловича, пытавшегося помочь разыскать бандита. Ни к чему не привели все сегодняшние его хождения и мытарства.
   Зайдя в ближайший трактир, он съел тарелку мясных щей, выпил кваса, выкурил три папиросы. За всем этим огорчение поутихло, в голову стали приходить дельные мысли. Адресок, хотя и липовый, всетаки может оказаться полезным. Нельзя исключить возможность, что Илларион назвал его не случайно. Может, он часто ходит по Колпачному переулку, вот и запомнился ему номер деревянного домика. А зачем ему часто бывать в этом районе? Вероятно, где-то здесь расположено его логово, в котором он скрывается после того, как была обнаружена фальшивомонетная мастерская.
   Последующие часы он утюжил Колпачный переулок и прилегающие к нему дворы, расспрашивая местных жителей. Безрезультатно. Но он не отчаивался. Продолжал поиски с упорством охотника, идущего по следу матерого зверя.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   16. Она будет рядом.
  
  
   Погожие летние дни миновали. В начале августа все чаще дули холодные ветры, и по утрам над остывшей за ночь землей стелились туманы.
   Ну, что же, всему свое время, думали горожане, глядя на хмурое небо или поеживаясь от прохладного воздуха. Не все коту масленица, и лето красное не может длиться до бесконечности.
   Приближался православный праздник Преображения, прозванный в народе Яблочным Спасом, - время сбора яблок и груш.
   Выходя на улицу из квартиры захворавшего брата, Павел зябко передернул плечами и поднял воротник пиджака. Самочувствие - хуже некуда, хотя он абсолютно здоров. Так бывает, когда пребываешь в растерянности, не зная, чем помочь близкому тебе человеку. Он глянул на унылое небо и решил не идти в редакцию, а посидеть за чашкой горячего чая в тихой теплой кофейне. Захотелось побыть одному, обдумать то, что случилось за последнее время.
   Утром он проснулся с радостной мыслью, что сегодня возвращается Шура, и ближе к вечеру он пойдет встречать ее на вокзал. На душе потеплело, и он с удовольствием стал прикидывать, что надо сделать к приезду Александры Васильевны.
   А потом приподнятое настроение улетучилось. В десять утра он встретился у входа в больницу с Чуйко. Они долго ждали врача, но ничего утешительного от него не узнали: состояние Терентия оставалось тяжелым. В больнице Павел рассказал Чуйко о поисках в районе Колпачного переулка и запальчиво заявил, что никто не запретит ему гулять там, где ему хочется. В ответ Тарас пожал плечами, посоветовал не тратить попусту время, так как он с часу на час ожидает прокурорское постановление об аресте Ломова, и тогда уж он вытрясет из банкира, где скрывается Илларион.
   Услышав, что Павел собирается навестить Савелова, Тарас не попросил, а потребовал:
   - Ты Василия Платоновича делами не напрягай и о сегодняшнем разговоре с врачом о Терентии не распространяйся.
   Тоже мне, воспитатель нашелся, незлобно подумал он, вспоминая слова Чуйко. А Василий, и в самом деле, занедужил серьезно. Вероятно, нескоро сможет вернуться на службу, раз врачи настаивают, чтобы он лег в больницу. Вот несчастье. Сначала Терентий, а теперь вот Василий. Недаром говорят, что беда к беде лепится.
   Расположившись в кофейне (в той самой, где однажды вместе с Терентием пил кофе с яблочным тортом), он старался привести в порядок сумбурные мысли, сознавая, что ничем не может помочь ни Терентию, ни Василию. Он задумался, помешивая чай в фаянсовой чашке. Продолжать поиски Иллариона? Но для этого почти нет свободного времени. Да и много ли может сделать один человек, без помощи друзей и помощников?
   Мысль о помощниках показалась ему интересной. Спустя некоторое время он додумал ее, превратив в осуществимый план. По дороге в редакцию решил, что первым делом поговорит с Витьком. Парень он пронырливый и наблюдательный, пусть походит по дворам Колпачного и примыкающих к нему других переулков, пообщается с местными пацанами и бабушками, расспрашивая о человеке в приметном английском кепи. Тем же самым займутся еще несколько надежных людей. Если Купец обитает в кварталах 2го участка полиции Мясницкой части, его обязательно должны отыскать.
   Виктора он застал в редакционном буфете. Склонившись над столиком, курьер жевал пирожки и читал книгу. Павел присел рядом, постучал ложечкой по стакану, чтобы привлечь внимание незаменимого в редакции человека.
   Оторвав от книги затуманенный взор, Витек произнес:
   - Это надо же так здорово про людей сочинять...
   Павел всмотрелся в текст книжного разворота. Витек читал Чехова.
   - Ты можешь помочь мне в трудном деле?
   Виктор кивнул, поерзал на стуле и приготовился слушать. Кроме них, в помещении буфета не было ни одного человека. Тишину нарушали лишь звуки капель, падающих на поднос из носика самовара, водруженного на буфетную стойку.
   - Да я этого гада порву! - заявил курьер, выслушав просьбу Павла.
   - Охолонись, вояка. Запомни, нужно только его найти, выяснить, где он скрывается. И, не дай Бог, чтобы он заподозрил, что им кто-то интересуется. Приступай к делу, как только освободишься. Вот, возьми рисунок с изображением Иллариона, но не показывай его всем подряд, а только в случае, если почувствуешь, что напал на след.
   Заложив рисунок между страницами книги, Виктор, шмыгая носом, заверил:
   - Все будет в ажуре, начальник - Он внимательно посмотрел на Павла и стал утешать: - Да не переживайте вы так. Вот увидите, Терентий Лукич поправятся. Не такой они человек, чтобы помереть на радость своим врагам.
   - Тьфу, на тебя, - рассердился Павел. - Сколько раз говорил тебе, не применяй жаргонные выражения. Скажи, ты не видел сегодня Петровича?
   - С утра раннего возится с фотографиями для иллюстрированного приложения к газете, - сообщил курьер, бывший в курсе всех событий, происходящих в стенах редакции.
   - Прекрасно. Заглянем к нему. Он может оказаться полезным в поисках Иллариона.
   Фоторепортера Льва Петровича Штейна они застали в комнатке рядом с лабораторией. Петрович стоял у стола, задумчиво рассматривая фотокарточки, разложенные, наподобие карточного пасьянса.
   Увидев Павла с Виктором, он обрадовался, и стал предлагать им взглянуть на свою работу.
   - Посмотрите, что получается, - говорил он, подталкивая их в спину к столу. - Фоторепортаж с юбилейных торжеств по случаю 100летия основания Шереметьевым знаменитого Странноприимного дома на Сухаревке. Вот здесь, на переднем плане, репродукция старой гравюры с видом Шереметьевской богадельни. Слева жанровые картинки праздника на площади перед зданием богадельни, справа - банкет с участием отцов города, а рядом благотворительный обед для бедных людей на 200 персон. Ну как?
   - Впечатляет, - искренне похвалил фотографа Павел. Лицо Петровича просияло улыбкой. Он заботливо усадил Павла на единственный в комнате стул, предложил Витьку круглую табуретку и принялся рассуждать о тонкостях монтажа сюжетов, снятых в разном освещении.
   Слушая его, Павлу вспомнились события на Триумфальной площади, когда Петрович чуть не попал под колеса автомобиля. С того дня фотограф относится к Павлу с отцовской заботой, считая своим спасителем.
   - Петрович, ты на Маросейке живешь и, конечно, знаешь расположенные вблизи переулки, - приступил к делу Павел, как только фотограф умолк.
   Одинокий в личной жизни Петрович, узнав суть дела, загорелся и с юношеским пылом принялся излагать свои измышления:
   - Человека, которого вы разыскиваете, вероятней всего, можно встретить на улице по утрам или же в конце рабочего дня, то есть когда люди выходят из дома или возвращаются с работы домой. Приблизительно в это время я обычно выгуливаю во дворах собаку - мою Ласточку. Так что поиски Иллариона особых хлопот мне не доставят.
   - Надо действовать по системе, а не просто шататься по улице, - с важным видом заявил Виктор Прохоров.
   Павел с интересом взглянул на курьера, но промолчал. Пусть Витек выскажется, инициатива, проявляемая помощниками, только подхлестнет их в поисках Котова.
   - Разобьем территорию на участки, - продолжал Витек, - и каждый из нас будет прочесывать свой кусок. Иначе мы будем мешать друг другу, вызовем подозрения у местных жителей.
   Спустя час, обойдя вместе с Петровичем и Виктором дворы, примыкающие к Колпачному переулку, Павел распрощался с ними у выхода на Моросейку и поспешил в редакцию, где должен был встретиться с редактором Кашиным. Разговор с ним занял не более десяти минут, но пришлось задержаться в редакции.
   Сандро Дубрович перехватил его на пороге редакторского кабинета и сообщил, что кража из коллекции Собашникова раскрыта.
   - Сейчас я все расскажу, - заявил он, затаскивая Павла в один из пустующих кабинетов.
   До прибытия поезда, которым должны приехать Шура и супруги Амосовы, оставалось менее двух часов, а ему еще надо успеть в парикмахерскую, купить цветы и добраться до Александровского виадука. Времени оставалось в обрез, но обижать коллегу не следовало.
   К счастью, рассказ Дубровича не был пространным, напоминая газетное сообщение из рубрики "Происшествия".
   - Старинную гравюру, - рассказывал он, - похитил студент-филолог, который делал опись коллекции. Именно этого человека подозревала в краже вдова Сабашникова. Шишкин - надзиратель сыскной полиции, допросив студента, вынудил его сознаться в краже. Дело, как видишь, оказалось не сложным, но в этой истории упоминается еще один персонаж, имя которого тебя, возможно, заинтересует.
   Наморщив высокий лоб, Дубрович, словно заправский актер, продолжал трагическим тоном:
   - Студенту позарез нужна была крупная сумма денег, поэтому он и решился на преступление. Когда Собашников слег в постель и казалось, что дни его сочтены, студент, достав из папки дорогую гравюру, заменил ее рядовым ничем не примечательным оттиском, а старинный рисунок спрятал в доме коллекционера, выжидая, что будет дальше. После кончины Собашникова вор решил, что можно действовать, и продал гравюру антиквару средней руки. Слушай дальше, сейчас будет самое интересное, - Сандро сглотнул воздух и усмехнулся. - Шишкин сразу же взял в оборот антиквара. Тот признался, что купил у студента гравюру, заподозрив, что она ворованная, хотя студент утверждал, что купил ее у какого-то забулдыги. Антиквар клялся, что хотел заявить на студента в полицию, но, как на грех, объявился постоянный его покупатель и уговорил продать гравюру за хорошую цену. И знаешь, кем оказался этот клиент? - Сандро выдержал паузу. - Это была супруга банкира Ломова, о котором ты мне рассказывал.
   - Софья Алексеевна? - Павел был искренне удивлен. Терентий отзывался о ней как о милой интеллигентной женщине. Виолета тоже не допускала мысли, что ее сестра может быть причастна к махинациям Ломова. Это просто случайное стечение обстоятельств.
   Внезапная мысль заставила его спросить у Дубровича:
   - Шишкин был уже в доме Ломовых?
   - Думаю, что еще не успел. Я разговаривал с ним час назад.
   Павел бросился к телефонному аппарату и стал дозваниваться до Чуйко. Прошло минут десять, прежде чем он услышал в трубке его негромкий вежливый голос. Понимая, что время дорого, Павел в нескольких фразах поведал Чуйко о Шишкине из сыскной полиции, который уже сегодня может нагрянуть в дом Ломовых, и своими расспросами непременно вспугнет банкира. Он закончил свои объяснения и ждал, что скажет Тарас, но следователь почему-то молчал. Наконец Чуйко медленно проговорил:
   - Спасибо. Это важно. Ты не мог бы завтра придти в Рыбников переулок к девяти утра?
   - Арестовали наконец-то банкира, - догадался Павел.
   - Не успели, Павлуша. Его сегодня убили.
  
   * * *
  
   Варшавский поезд прибывал на Брестский вокзал по расписанию. Общество Российских железных дорог отладило механизм движения поездов до ювелирной точности. Но в любом большом деле, как правило, имеются недочеты. На перронах вокзала к концу рабочего дня творилось что-то невообразимое. Люди метались с одного пути на другой, сталкиваясь и обливаясь потом, изнывая под тяжестью баулов и сумок. В большинстве своем это были дачники. Характерный московский типаж, под названием "дачный муж", спешил после работы попасть в свои загородные пенаты.
   Отойдя в сторону от людского водоворота, Павел зажал подмышкой два цветочных букета и закурил папиросу. До прибытия экспресса оставались минуты. Еле успел. Ну, и денечек выдался, даже в суетной жизни газетного репортера такое не часто случается. За весь день и четверти часа не смог выкроить на парикмахерскую, а так хотелось предстать перед Шурой свежевыбритым и причесанным по последней моде.
   К радости ожидания встречи с любимой девушкой примешивалось чувство тревоги. Как сказать ей о бедах, происшедших за время ее отсутствия? Утаить нельзя, этого Шура ему не простит. Надо рассказать, не все и не сразу, чтобы плохие вести не омрачили первых минут свидания после разлуки. А прошло всего около двух недель. Но какими трудными были эти недели...
   Вдали раздался протяжный гудок пассажирского поезда, пробежавшего более тысячи верст. Павлу представилась вдруг карта России, пересеченная во всех направлениях сальными рельсами. Железнодорожная держава! Бесконечная цепь дорог, вокзалов, радостных встреч и горьких разлук. На вокзалах он всегда испытывал толику грусти, вспоминая юношеские мечты о путешествиях в дальние страны.
   Затушив папиросу, Павел стал пробираться в дальний конец перрона. Вагоны экспресса еще скользили, замедляя свой бег, когда он увидел в одном из окошек Шуру, которая всматривалась в лица толпящихся на платформе людей. Он побежал вслед за этим вагонным окошком, радостно думая на ходу: "Спасибо, Держава железных дорог, что доставила мне самый лучший подарок в мире".
   Первым из вагона вышел Амосов, и помог сойти по ступеням жене, а затем и Шуре. Павел скромно стоял в сторонке, держа в каждой руке по букету. Николай Иванович, поздоровавшись с ним, предложил сопроводить их до дома и принять участие в ужине по случаю благополучного возвращения.
   По дороге к Никитским воротам, сидя в пролетке рядышком с Шурой, Павел ощущал исходящее от ее тела тепло, торопливо рассказывал о какихто пустяшных делах и любовался ее профилем. Каждой черточкой милого для него лица. Во время ужина в доме Амосовых Шура почти все время молчала, бросая изредка в сторону Павла озабоченный взгляд. Когда они остались наедине, она заглянула ему в глаза и тревожно спросила, что случилось за время ее отсутствия?
   На следующий день в девять утра Павел шел по Рыбникову переулку. Подходя к дому Ломовых, размышлял о внезапной смерти банкира. Кому понадобилось его убивать? Если вспомнить все предшествующие события, то врагов у Матвея Ломова хоть отбавляй. Кто-то подстроил аварию на пути в Петербург, кто-то грозился ему расправой, а кого-то и сам Ломов намеривался убить, не поделив с подельниками награбленное богатство. В конце концов, возмездие не миновало мошенника. Не успел Тарас упрятать Ломова за решетку. А жаль, потому что банкир теперь уже ничего не расскажет. По телефону Тарас не сообщил подробностей смерти Ломова, пообещав, что расскажет при встрече.
   Он нажал кнопку звонка. Чуйко уже должен быть уже в доме и сейчас объяснит, зачем снова понадобился ему репортер Балуев.
   Тарас Андреевич расположился в просторной библиотеке. Кивнув Павлу в знак приветствия, продолжал листать толстую книгу. Затем захлопнул ее, вздохнул и произнес, обводя глазами библиотечное помещение:
   - Вот здесь состоялось ночное совещание заговорщиков. Как видишь, дурные помыслы, наподобие бумеранга, возвращаются и карают своих хозяев. Я принес с собой запись происходившего здесь разговора. Есть над чем поразмыслить. Ломов уже третья жертва из их воровской компании.
   Пригладив пышную шевелюру, Чуйко улыбнулся и сообщил, что надеется на его помощь в осуществлении душевного разговора с хозяйкой дома.
   - Понимаешь, старик, от этого разговора зависит многое. Вдове наверняка известно кое-что о темных делах своего супруга, но она вряд ли будет откровенна с полицейским чиновником. Вчера я договорился с хозяйкой дома о нашем визите, нас пригласили к завтраку. Дальше, смотри сам, как сложатся обстоятельства. Мотив твоего интереса к делам Ломова - поиски Иллариона Котова, посягнувшего на жизнь Терентия. Можешь начать беседу с гравюры, похищенной из коллекции почившего в Бозе Собашникова. - Взглянув на часы, Тарас продолжил: - Через четверть часа дамы изволят выйти к завтраку. После трапезы приступай к расспросам, а я в это время займусь прислугой. Что еще? - спросил он, заметив на лице Павла невысказанный вопрос.
   - Ты обещал рассказать об убийстве Ломова.
   - Его отравили, подсыпав яд в стакан с чаем. Произошло это чуть позже полудня в помещении его банкирской конторы. Пока неизвестно, кто именно отравил банкира.
   Тарас обескуражено глянул на друга:
   - Знаешь, Павлуша, все это напоминает замкнутый круг, из которого мы никак не выберемся. Смерть Ломова оборвала надежды быстро распутать клубок преступлений.
   Я разыщу Купца, - буркнул Павел.
   - Заодно поищи тех, кто убил Хворостину, банкира Ломова и тех, кто разворовывает казенные миллионы, - ехидно посоветовал следователь.
   После легкого завтрака Софья Алексеевна, отослав сестру помогать следователю в беседе с прислугой, предложила Павлу продолжить беседу в библиотеке.
   Чувствуя симпатию к этой спокойной и неторопливой в движениях женщине, Павел пустился во все тяжкие, стараясь заинтересовать ее тем, о чем он в данный момент рассказывает. По всей видимости, это неплохо ему удавалось: бледные щеки вдовы порозовели, а когда он заговорил о московских коллекционерах, она проявила живейший интерес к предмету их разговора. Она поведала, что выросла в семье антиквара и с юных лет помогала отцу в его магазине. Слово за слово, и она ударилась в воспоминания, рассказав Балуеву о своей жизни в уездном городе и о том, как была вынуждена выйти замуж за Ломова, чтобы спасти антикварный магазинчик отца от банкротства. А затем начались ее мучения, потому что Ломов оказался семейным тираном. Единственное, что ее утешало, это то, что он поощрял ее увлечение антикварным делом, выделял средства на покупку старинных произведений искусства, которые затем отправлял за границу, позволяя оставить дома лишь некоторые из них.
   Услышав от репортера, что приобретенная ею гравюра была похищена из собрания коллекционера Собашникова, Софья Алексеевна разволновалась и заявила, что надо сейчас же вернуть гравюру наследникам мецената.
   Она ничего не знает о проделках супруга, думал Павел, глядя на миловидную молодую женщину. Софья Алексеевна о чемто задумалась. Ее темные, слегка рыжеватые волосы, собранные на затылке в тяжелый узел, заставили вспомнить о рыжеволосой даме, сидевшей в этом же кресле во время ночной беседы Ломова со своими сообщниками. Он спросил, не знает ли она среди знакомых ее супруга немолодую рыжеволосую даму с резким голосом?
   - Клару Павловну! - удивилась она. - Почему вы о ней спросили?
   Стараясь придать голосу как можно больше доброжелательности, он попросил рассказать, что известно ей об этой даме?
   - Мымра старая, - фыркнула Ломова. - Матвей познакомил нас после того, как мы переехали в этот дом; сказал, что она скупает антикварные вещи и покажет мне, где их можно приобрести.
   - А что связывало с ней вашего мужа?
   -Точно не знаю. Думаю, что денежные дела. Клара Павловна одна из самых богатых в городе женщин. Муж рассказывал, что она сколотила свое состояние, ссужая деньги под залог недвижимого имущества. По ее совету муж приобрел наш особняк, но особенно дружными они не были. Клара Павловна у нас никогда не бывала, и к себе в гости не приглашала. Обычно мы встречались где-нибудь в городе.
   Желая убедиться, что они говорят об одном и том же лице, Павел спросил о седом, важной внешности, толстяке (третьем участнике ночной встречи в библиотеке), и Софья сказала, что это, наверное, Петр Кирсанович - один из дальних родственников ее мужа. Она видела его всего пару раз и знает о нем только то, что он занимает большой пост в городской Управе.
   Сведения, сообщенные хозяйкой дома, были важными, но особой радости не доставили. Иллариона Котова Софья Алексеевна не знала и даже имени этого человека среди окружения мужа никогда не слышала. Словно растаял неуловимый убийца. Может, именно Илларион приложил руку и к убийству банкира, чтобы замести все следы? Если так, то теперь он попытается исчезнуть из города.
   Со смертью Ломова шансов схватить убийцу почти не осталось...
   Тарас Чуйко к опасениям Павла отнесся странно. Сказал, что в день убийства банкира Илларион в конторе не появлялся и что это дает некоторую надежду найти его след с помощью Клары Павловны или Петра Кирсановича.
   - Взять за жабры этих акул мы не сможем, - с сожалением произнес Тарас. Затем помолчал, теребя в задумчивости аккуратные усики. - Улик против них у нас, к сожалению, не имеется, но потрепать им нервы попробуем. Вспомни их разговор с Ломовым в библиотеке. У них был план, исполнителем которого должен был стать убийца Илларион...
   Спустя два дня Тарас Андреевич вечером объявился в мансарде Балуева. Присев на край продавленного дивана, скрестил ноги в полосатых брюках и сообщил, что зашел попрощаться перед отъездом в столицу.
   - Начальство вызывает в Департамент полиции, - пояснил он, поправляя брючные складки.
   - От начальства одни хлопоты и неприятности, - посочувствовал Павел и прикрикнул на Виктора, примерявшего новый картуз: - Подожди уходить! Послушай, что Тарас Андреевич скажет. Может, ему помощь понадобится.
   - Спасибо, друзья, но помощь не требуется. Причина вызова, скорее, приятная... Сегодня из Петербурга пришла депеша, в которой мне предписывается явиться к помощнику министра в связи с временным назначением меня на должность Савелова. Это Василий Платонович расстарался.
   - Будем ждать твоего возвращения, - заулыбался Павел. - Надеюсь, ты не задержишься долго в столице
   - Не знаю, - ответил Чуйко. - У меня там еще одно дело имеется. - Он замешкался. - А что слышно от Шуры? Мне сказали, что она поехала к Асе в Саратов.
   - Скоро обе должны быть в Москве.
   Он не стал объяснять Тарасу причину ее отъезда. Узнав, что Терентий находится между жизнью и смертью, Шурка помчалась в Саратов.
   - Он не умрет, - убежденно сказала она Павлу Балуеву. - Обязательно выживет, если Ася будет с ним рядом.
  
  
  
   17. Последний аккорд.
  
  
   В ту ночь он так и не смог уснуть. В голове, словно пчелиный рой, теснились мысли, навеянные событиями последних месяцев. Все началось в конце мая после загадочного убийства Хворостиной. До сих пор остается неясным, кто свернул шею Дарье Романовне. Расследование преступления зашло в тупик, зато вывело сыщиков на банду фальшивомонетчиков, во главе которой стояли Хворостина и Ломов. Ясно, что Тарас Чуйко разобьется в лепешку, а выведет преступников на чистую воду. Но как скоро удастся ему это сделать? Илларион Котов продолжает гулять по городу, все усилия обнаружить его в районе Колпачного переулка остаются пока безуспешными. Очевидно, гдето залег и носа не высовывает из своей норы. Если он прячется в этом районе, возможно, его обнаружат. Витек уверяет, что подружился с главарем ватаги местных мальчишек, и теперь Иллариона ищет не менее дюжины пронырливых пацанов.
   Ему вспомнился тяжелый и мрачный взгляд убийцы, под которым он корчился связанным на полу сарая. Хуже всего, если Купцу удастся уехать из города. Тогда отыскать его будет почти невозможно.
   - Господи, помоги мне найти этого выродка, - прошептал он, скрипнув зубами, вспоминая вчерашний визит в больницу.
   Терентий впервые пришел в сознание и лежал на спине, уставившись неподвижным взглядом в потолок больничной палаты. Глядя на его осунувшееся лицо, он почувствовал, как от жалости к другу перехватило дыхание. Вечером Павел достал большой лист ватмана и стал рисовать портрет Терентия, каким он знал его много лет: полным сил непоседой и балагуром, бродягой, стремящимся ко всему неизведанному.
   Только под утро Павел забылся в беспокойной дреме, терзаемый сомнениями и надеждами. А очнулся от негромкого голоса, бубнящего чтото в прихожей. Прислушавшись, понял, что голос принадлежит Виктору. Павел накинул на плечи халат и поплелся к двери узнать, что заставило его подопечного подняться в такую рань. Витек, примостившись на сундучке, декламировал стихотворные строки, поглядывая в раскрытую книгу.
   - В актеры решил податься, - печально вздохнул Балуев и взглянул на обложку книги: - Тютчев! Надо же? Стихи о любимой. С тобой все ясно, молодой человек. Сейчас будем пить чай, и, если захочешь, расскажешь мне о своей зазнобе.
   Вскоре выяснилось, что зазнобу Виктора зовут Аннушкой и что познакомился он с ней, когда прогуливался в районе Колпачного переулка.
   - Вы даже представить себе не можете, какая это прекрасная девушка, - восторженно говорил он, торопясь выказать свои чувства. - Она особенная. Ну, совсем не похожа на барышень, с которыми я раньше знакомился. Умная, скромная, голосок тихонький и лишнего слова про себя не скажет. Но ято знаю, как тяжело ей и что служит она горничной у старика адвоката и что она любит стихи русских поэтов...
   "Один из портретов молодой горожанки, вынужденной самой обеспечивать свою жизнь, - подумалось Павлу, - А влюбленность Витька столь бесхитростна, что ему можно лишь позавидовать. Надо познакомиться с Аннушкой. Будет жаль, если она окажется не такой, как кажется Виктору".
   Прошло не менее четверти часа, пока Витек, не забывая о чае и сахаре, продолжал рассказывать о своей подружке. Павел слушал его, подбадривая кивками, а мыслями был в далеком Саратове.
   Когда же вернутся Ася и Александра!
  
   Они вернулись в Москву утренним поездом в день, когда должны были оперировать Глухова. Оставив багаж на вокзале, подруги поехали в Екатерининскую больницу, но в палату к Терентию их не пустили, сказав, что уже через час он будет на операционном столе. Александра кудато ушла, Ася осталась сидеть в коридоре, склонив голову, и ее длинные иссиня черные волосы рассыпались, словно занавес, закрывая лицо. Вскоре вернулась Шура и сообщила, что ей удалось пройти в ординаторскую и поговорить с хирургом.
   - Это бородатое чудище, - рассказывала она, - оказался милым и внимательным человеком. Он сказал, что сделает все возможное и что сам он верит в успех операции. И еще: он любезно согласился передать Терентию, что ты здесь и будешь во время операции рядом. Надо, Асенька, ждать и надеяться, уповая на милость Божью. Скоро подъедет Павел вместе с мамой Терентия.
   Ожидание, связанное с неизвестностью, напоминало Павлу изощренную пытку. Пытаясь успокоить девушек и Евдокию Марковну, он предложил им прогуляться в расположенном рядом с больницей сквере. Матушка Терентия отказалась, сказав, что останется ждать известий в больнице. Ася, присев рядом с ней, кивнула Павлу и Шуре:
   - Идите, а мы с Евдокией Марковной здесь побеседуем.
  
   На аллеях сквера было пустынно. Они бродили из конца в конец земляных дорожек, останавливаясь, чтобы полюбоваться лужайками или цветочными клумбами. Искоса поглядывая на лицо девушки, Павел подумал, как славно, что Шура находится рядом. Ему захотелось сказать ей об этом и о том, что он скучал без нее, но удержался. Сейчас это совсем не ко времени.
   Чтобы прервать затянувшееся молчание, он спросил, как удалось ей вытащить из Саратова Асю?
   - Легко, - сказала она, рассматривая куст белой гортензии. - Ася, как только услышала, что Терентий в больнице, сразу засобиралась в дорогу. Правда, пришлось задержаться, так как администратор труппы встал на дыбы, не желая отпускать ее в разгар гастролей. Сказал, что сдерет с нее неустойку за нарушение условий контракта. Аська не стала с ним спорить, продала перстень, доставшийся ей от бабушки, выложила деньги администратору, и мы уехали первым же поездом, на который достали билеты...
   Спустя полчаса они вернулись в больничный корпус, а еще через час невысокого роста бородатый хирург сообщил, что операция прошла без осложнений и появилась надежда, что Глухов справится с кризисным состоянием.
   - Организм у молодого человека отменный, - говорил он, хмуря густые брови, - но ему нужен абсолютный покой. Многое зависит от того, как поведет себя сердце, и от состояния духа больного в послеоперационный период.
  
  
   * * *
  
   Нестор Александрович Феоктистов - критик с тридцатилетним стажем работы в литературном мире, водрузив на нос пенсне, погрузился в чтение текста. Павел сам напечатал эти тридцать страничек, стуча двумя пальцами по круглым клавишам "Ундервуда". Он смущенно поерзал на стуле, ожидая суждения маститого критика. Неудобно, конечно, надоедать старику. Но, при всей своей занятости, он согласился прочесть начало его повести.
   Мнение, высказанное Феоктистовым, было кратким и превзошло все его ожидания.
   - Дерзайте дальше, молодой человек, - заявил он приятным баском. - У вас должно получиться.
   Расстегнув долгополый пиджак с черной шелковой окантовкой, Феоктистов взял в руки остро отточенный карандашик и стал отмечать в тексте места, которые требовали редакционной правки.
   После поучительной часовой беседы с критиком Павел выскочил на улицу, окрыленный его похвалой, и горя желанием продолжить работу. Смеркалось, шел занудливый дождь, барабаня по зонтикам торопливых прохожих. Летние туфли и куртка Павла промокли, но подобные мелочи его вовсе не волновали. Весь недолгий путь до Петровки он перебирал в уме замечания Феоктистова, относящиеся к стилистике текста. Даже попытался дословно припомнить высказанное им суждение о сути писательского труда.
   "Я знаю, что вы хорошо рисуете, - сказал он с лукавым блеском в глазах. - Поэтому вам известно, что художник обязан в совершенстве владеть техникой живописного и рисовального мастерства. То же самое в художественной литературе. Чтобы создавать картины и образы при помощи слов, нужно научиться искусству владения словом. Настоящий писатель постоянно учится мастерству, хотя главное, конечно, в таланте видеть и чувствовать то, о чем пишешь, ощущать предмет изложения каждой клеточкой и каждым нервом своей души. Если нет этого дара, даже самая филигранная техника не поможет стать истинным мастером".
   Дождь понемногу стихал, но порывы ветра продолжали бросать в лицо колючую дождевую пыль. На Петровке зажглись фонари, витрины больших магазинов засияли электрическим светом, отбрасывая разноцветные пятна на темные от влаги каменные тротуары. Впереди, у подворотни дома, к которому он направлялся, замаячила знакомая фигура рослого паренька. Виктор явно кого-то ждал, беспокойно крутя головой и всматриваясь то в одну, то в другую сторону улицы. Увидев Павла, он сорвался с места и подбежал к нему.
   - Ну, где же вы пропадали! - выпалил он на одном дыхании. - Извелся, гадая, когда вернетесь домой?
   - Успокойся. И рассказывай внятно, что случилось. - Он почувствовал вдруг, как в груди прокатилась волна тревоги.
   - Хорошие вести. Илларион объявился, - затараторил Витек. - Уже часа два тому, как его заметил Андрейка, о котором я вам рассказывал. Илларион был без головного убора, но Андрейка признал его по рисунку и уверен, что это тот самый мужик. Он зашел в дом, на стенах которого лепные картинки. Я оставил мальчишку дежурить около этого дома. Что будем делать, Павел Петрович?
   - Поехали. Что к чему, разберемся на месте. Лови извозчика, а я поднимусь домой сменить одежду и обувь.
   До Колпачного переулка они домчались минут за десять. По дороге Павел пытался сообразить, каким способом можно убедиться в том, что замеченный мальчишкой мужчина действительно Илларион, а не просто похожий на него человек. Ничего путного не придумав, стал расспрашивать Виктора о "доме с лепными картинками".
   - Я же говорил: двухэтажный каменный дом, стоит во дворе, стены желтые, а над окнами картинки грязно-белого цвета, - стал объяснять Витек. - В доме два входа: парадная, а с тыльной стороны дома дверь черного хода. Из двора, через узкий проход, можно выйти к зданию нерусской церкви и к Старосадскому переулку. Рядом с этим проходом Андрейка и натолкнулся на Иллариона.
   Извозчик, следуя указанию Виктора, остановил пролетку рядом с древними каменными палатами, Витек повел Павла через проходные дворы к двухэтажному дому, за дверями которого скрылся Илларион. Рядом с парадным входом в дом никого не было. Они обогнули здание и в растерянности стали оглядываться в пустынном дворе. Только свет из окон едва брезжил в сгустившейся темноте. Мальчишка, который должен был дежурить у дома, отсутствовал. Потоптавшись перед дверью черного хода, Виктор в растерянности взмахнул руками:
   - Куда же подевался этот чертенок! Вы обождите, я обегу двор и окрестности. Вон за тем флигелем, в самом углу двора, находится проход, о котором я говорил. Только вы отсюда не уходите.
   В ожидании Павел присел на лавку у дровяного сарая, вглядываясь о освещенные окна дома. Мальчишка мог отойти за какойнибудь надобностью. Но, скорее всего, они опоздали. Купец, пока они добирались, ушел из дома, и неизвестно, вернется ли он сюда.
   Его мысли были прерваны едва слышными звуками чьих-то шагов со стороны прохода к лютеранской церкви. Вскоре из темноты появились фигуры Виктора и чернявого паренька в темной рубахе навыпуск.
   - Это Андрейка, - сказал Виктор, указывая на мальчишку, который с интересом рассматривал Павла. - Все в порядке. Минут двадцать назад Илларион вышел из этого дома с чемоданом в руках, но сейчас он недалеко отсюда: в сторожке, что в саду иноземной церкви, у башни с часами. Андрейка покажет нам это место.
   Стараясь унять волнение, Павел едва поспевал за мальчишкой, уверенно продвигавшимся в темноте. Шустрый паренек, в неожиданной ситуации не растерялся, проследил, куда направился Илларион, а затем вернулся к дому, из которого вышел бандит.
   Миновав узкий проход между старой кирпичной оградой и стеной здания без оконных проемов, они оказались перед дощатым забором. Подведя спутников к отрытым воротам, мальчишка указал в темноту рукой:
   - Здесь начинается территория училища, что при церкви. Ежели идти напрямик, окажешься у выхода к Старосадскому переулку. Этой дорогой пользуются только местные, чтобы сократить себе путь.
   Вскоре они вышли к зданию из темно-красного кирпича.
   - Здесь девчонки учатся, - пояснил Андрейка и презрительно сплюнул на землю. - А нам нужен вон тот бревенчатый домик. Видите, оба окошка светятся - значит, человек, которого вы искали, все еще там.
   Обойдя сторожку со всех сторон, Павел приник глазом к одному из окон. За неплотно задернутой занавеской был виден кусок комнаты с железной печуркой, рядом с которой сидел незнакомый ему человек, что-то говорил и подбрасывал в топку дрова. Павел разочарованно хмыкнул, незнакомец встал и скрылся из поля зрения. И в этот момент Павел увидел его собеседника - приземистого мужчину с мощным торсом, лицо которого он не мог бы забыть и спустя много лет.
  
   Оставив Виктора и Андрейку у деревянного домика, Павел вышел на проезжую часть Старосадского переулка. Первой мыслью было отправиться в местный полицейский участок, но, взглянув на часы, понял несостоятельность этой идеи. Поздним вечером дежурный просто зафиксирует его заявление, заверив, что будут приняты меры. Можно попробовать обратиться в сыскную полицию. Но и там вряд ли быстро отреагируют на его сообщение. В лучшем случае, поручат квартальному надзирателю проверить поступившую информацию. Как назло, Тарас Чуйко в Петербурге, а Савелов в больнице. Надо самому искать выход из положения. Илларион явно собирается смыться из города, подтверждение тому чемодан, который он притащил в домик садовника. Времени у них в обрез, можно только надеяться, что бандит не решиться выйти на улицу прежде, чем станет светать.
   Решение пришло как-то само собой. Остановив проезжающего лихача, он велел ему гнать лошадей к Никитским воротам. К счастью, к моменту приезда Павла промышленник и финансист Амосов еще не спал. Позднего гостя почти сразу пригласили пройти в его кабинет.
   Выслушав Павла, Николай Иванович с сомнением покачал головой:
   - В этот час звонить в канцелярию губернатора бесполезно. - Он призадумался и еще раз взглянул на часы. - Может, удастся соединиться по телефону с градоначальником. На прошедшей неделе я беседовал с ним, и он сам предложил обращаться к нему в случае надобности.
   Павел обрадовано закивал: разговор с начальником московской полиции может помочь разрешить ситуацию. Пока Амосов крутил ручку телефонного аппарата, Павел подсказывал:
   - Не забудьте упомянуть Чуйко и Савелова, которые занимались розыском опаснейшего бандита по кличке Купец.
   Телефонный разговор с московским градоначальником продолжался недолго. Затаив дыхание, Павел вслушивался в спокойную и четкую речь Николая Ивановича, тревожась, что он может забыть чтото важное. Но его опасения оказались напрасными, Амосов слыл в Москве человеком, способным убедить в своей правоте даже телеграфный столб. Закончив разговор с главой городской полиции, он подмигнул репортеру и сообщил:
   - Дело в шляпе. Начальство осознало важность момента и отдаст нужные распоряжения. Через некоторое время мне перезвонят из сыскного отделения, чтобы договориться с вами о предстоящем захвате бандита.
  
   В полночь на углу Старосадского переулка затормозило авто, принадлежащее банкиру Амосову. Поблагодарив водителя, Павел ловко выскочил на тротуар, еще раньше заметив группу людей рядом с порталом церкви Космы и Дамиана.
   - Балуев Павел Петрович, - представился он господину в сдвинутом на затылок засаленном котелке, угадав в нем главного.
   - Багров, пристав второго участка, - буркнул в ответ полицейский, должно быть, вытащенный из постели по требованию градоначальника. - А вот и ребята из сыска, - обрадовано проговорил он при виде двух пролеток, показавшихся на пустынной улице. - Повернувшись к Павлу, пояснил: - Это группа захвата особо опасных преступников.
   Пошептавшись о чем-то с прибывшими сыщиками, пристав подозвал стоявшего в стороне грузного человека в форме городового.
   - Расскажи, Ерофеев, что за человек проживает в деревянной сторожке около лютеранской школы?
   - Так садовник Захар там живет, ваше превосходительство, - отрапортовал околоточный. - Человек он одинокий, непьющий. Директор училища им доволен.
   - Ладно, - махнул рукой пристав. - Веди нас к этой сторожке.
   Растянувшись в цепочку, группа молчаливых людей, один за другим, просочилась на территорию сада, погруженного в безмятежную дрему. Виктор с Андрейкой оказались на месте и доложили, что из дома садовника никто не выходил, а свет в окошках погас с полчаса назад. Потрепав Витька по плечу, пристав велел ему забрать пацана и убираться подальше от сада. Вспомнив что-то, повернулся к Павлу:
   - Вы, молодой человек, понадобитесь нам потом, а пока с Ерофеевым ждите на улице. И смотрите, чтобы ни одна душа не прошла в сад со стороны переулка.
   Проходя меж деревьев, застывших в притихшем саду, Павел подумал, что вот и настал час расплаты с бандитом, но матерый зверь просто так не отдаст себя в руки полиции. Выйдя на проезжую часть переулка, он поделился с Ерофеевым возникшими опасениями.
   - Не волнуйтесь, скоро все кончится, - по отечески стал успокаивать городовой. - Меня дома два мадьца дожидаются, таких же бедовых, как ваш Андрейка. - Помолчав, Ерофеев добавил: - Вы уж за парнишкой приглядывайте, чтобы не связался с местной шпаной.
   Из дальнейших слов степенного городового выяснилось, что он вдовец и нянчится с двумя сыновьями, которые осенью начнут учиться в реальном училище. Завершить разговор им не пришлось. В саду раздались гулкие выстрелы. Ерофеев стал расстегивать кобуру револьвера.
   - Лучше отойти вон к тому дереву, - бормотал он, увлекая Павла к растущему на обочине вязу. - Если бандиту удастся прорваться, он бросится в сторону Маросейки.
   Павел подумал, что Купец, вероятнее, выберет путь к проходу, ведущему к Колпачному переулку. Но промолчал. В это время послышался взрыв, эхо которого прокатилось по всей окрестности.
   - Бомбу бросил, - чертыхнулся городовой и присел на корточки, прижимаясь спиной к стволу дерева.
   В преулке запахло гарью, совсем рядом хлопнуло сразу несколько выстрелов...
  
   - Вот он! - крикнул Павел, заметив выскочившую изза ограды приземистую фигуру в разорванной белой рубахе.
   - Стой! - рявкнул Семен Ерофеев и пальнул из револьвера. Мимо!
   Продолжая бежать в их сторону, Илларион выстрелил всего один раз, и Семен, охнув, повалился на землю. Подхватив выпавший из его руки револьвер, Павел прицелился и нажал курок. Бандит рухнул шагах в десяти от них. Его тело застыло светлым пятном на грязно-серых булыжниках мостовой.
   Приподняв голову Ерофеева, Павел сердцем почувствовал, что рана у городового тяжелая.
   - Потерпите, родной, сейчас отправим вас в госпиталь, - повторял он, судорожно расстегивая ворот его мундира.
   - Ребяток жалко, сиротами станут, - еле слышно прошептал Ерофеев.
   Эти слова, последние в жизни Семена Семеновича Ерофеева, не раз потом вспоминались Балуеву. И спустя много лет в его кабинете, рядом с книгами, которые он написал, стояла старенькая фотокарточка усатого городового, а по бокам ее - фотографии сыновей Ерофеева, выросших в гостеприимном доме писателя.
  
  
   * * *
  
   Тарас Чуйко вернулся из Петербурга солнечным утром в последнее воскресенье августа. Ненадолго заехав на службу, он отправился навестить Савелова. Василий Платонович шел на поправку. Врачи предписали ему отдых на одном из курортов, о чем он поведал Тарасу с нескрываемым раздражением. Затем неугомонный Чуйко направил свои стопы в другую больницу. Узнал, что состояние Терентия Глухова после операции не вызывает у врачей прежней тревоги. Покинув больничное здание, он прошелся вдоль сквера, размышляя о событиях, происшедших в Москве за время его отсутствия. История с поимкой Купца, худо-бедно, но все же закончилась, а могло быть гораздо хуже. (От одной этой мысли по спине пробежали мурашки). А все потому, что затянули с арестом Ломова и его приспешников.
   Мрачные мысли недолго одолевали Тараса Андреевича. Ласковые лучики солнца и веселое щебетание птиц в кустах сквера напомнили ему о счастливых минутах, проведенных в Летнем саду Петербурга...
   В Петербурге все сложилось на редкость удачно. Вспомнив о своем пребывании там, Чуйко расплылся в улыбке. Ох, уж эта столица! Никакая она не чопорная и не бездушно-холодная, как нередко отзываются о ней москвичи. Чудный город, и погода стояла прекрасная. Дни, проведенные им в столице, пролетели, словно сказочный сон.
   Вздохнув, он посмотрел на часы. Только-только, чтобы успеть вернуться на службу. К трем часам на Тверской бульвар должны доставить преступника.
   Ровно в три он сидел за своим столом. Ввели арестованного. Его растерянный и испуганный вид говорил о многом. Не ожидал ареста, не без злорадства подумал о нем Чуйко.
   "Успокоился за время, прошедшее со дня преступления, убедил себя, что в голову никому не придет заподозрить его в убийстве. А сейчас он непременно признается", - думал Тарас Андреевич, приступая к допросу.
   Ближе к вечеру, завершив дела, Чуйко отправился на Петровку к Павлу. "Кто другой, как ни он, заслужил узнать хорошие новости", - мысленно рассуждал он, поднимаясь по лестнице в мансарду Балуева и радуясь предстоящей встрече.
   Павел в это время лежал на диване, уговаривая себя сесть за стол и продолжить работу над рукописью. Приходу Тараса обрадовался, как мальчишка. Разливая по чашкам чай, стал расспрашивать о Петербурге, но Чуйко перебил, сияя беззаботной улыбкой:
   - Сперва расскажи мне о своих подвигах. Как тебе удалось выследить Котова?
   Выслушав друга, Чуйко восхищенно похлопал в ладоши:
   - Браво, Павлуша. Все-таки ты нашел зверюгу и поквитался с ним.
   - Не хотел я его убивать, но так получилось. Возьми мы его живым, наверное, получили бы ответы на многие из вопросов.
   - Не расстраивайся. Расследование можно считать законченным. Какие из вопросов тебя волнуют?
   - Хочешь сказать, что знаешь ответы?
   - Конечно, - приосанился следователь, - не зря же ездил я в Петербург.
   - Тогда скажи, кто убил Дарью Романовну?
   Чуйко спрятал в карман футляр с очками и не спеша стал рассказывать:
   - Я давно догадывался, кто убийца, но сегодня получил этому подтверждение. Понимаешь, улик против преступника никаких, пришлось сделать вид, что мне все известно. Вот тогда он не выдержал и сознался.
   - И кто же он?
   - Ваш дворник Илья Ковальчук. Вот как это случилось. В тот вечер Илья заглянул по какому-то делу в кабинет хозяйки дома и обнаружил ее лежащей в кресле в глубоком обмороке. Тут его и попутал дьявол. Дворник стал распихивать по карманам драгоценности из стоящей на столике открытой шкатулки, но старуха очнулась и подняла крик. А далее довольно банальный финал: Ковальчук попытался заткнуть ей рот, сдавил ручищами голову, да, видно, не рассчитал силы и свернул Дарье Романовне шею. Прихватив шкатулку с оставшимися драгоценностями, Илья собирался уйти, но увидел вдруг на полу кабинета живую курицу. На допросе дворник толком не смог объяснить, зачем он убил эту курицу. Может, в приступе ярости или отчаяния. По дороге в полицию, куда он отправился после совершенного злодеяния, решил сказать, что рядом с телом убиенной хозяйки видел живую курицу, чтобы запутать будущего дознавателя. Это глупейшее рассуждение, оказалось, чуть ли не гениальным. Поначалу я тоже подумал, что преступник, убивший Хворостину, в момент появления дворника спрятался где-то в квартире. Смерть белой курицы сбила с верного следа, потому что мне было ясно, что курица и ее убийство имеют какой-то символический смысл.
   - И какой же? Вообще, откуда она взялась?
   - Это уже относится к преступлениям, которыми занимается наш отдел, - принялся объяснять Чуйко, закуривая короткую трубочку. - Около года назад в Петербурге была арестована группа чиновников и мошенников, вступивших в преступный сговор, наживаясь на казенных подрядах и совершая денежные аферы. До того распоясались, что наладили производство фальшивых ценных бумаг и денежных знаков. Под следствием оказались многие члены этой преступной группы, но несколько их главарей до сих пор на свободе.
   - В Москве мы столкнулись с подобным преступным объединением, - догадался Павел. - Во главе его стояли Хворостина и Ломов?
   - И еще трое. Помнишь ночной разговор, услышанный Виолетой? Пожилая рыжеволосая дама тогда сказала: "Нас было пятеро, а осталось трое". Я стал раздумывать. Понятно, что один из пяти главарей - убитая Хворостина. Еще трое присутствовали при том разговоре. Но кто же пятый, о котором говорят, как о человеке мертвом или выбывшем из игры? По всему выходило, что это пропавший Войтес. Вот с него я и начал разматывать этот клубок. Долго рассказывать, но по моему запросу в Петербурге упорно искали его следы и наконец двое из арестованных раньше мошенников признали его по предъявленной им фотографии. В столице Карл Иосифович проживал под другой фамилией, и только неделю назад его разыскали в одном из пригородов Петербурга. От него я узнал всю подноготную деятельности банды Хворостиной и о конфликте, возникшем между столичными и московскими фальшивомонетчиками. По началу, они сотрудничали, объединяя силы, главным образом, в изготовлении и сбыте фальшивок, но после провала петербургской базы у них начались раздоры на почве раздела прибыли, получаемой от совместных афер. Главари петербургской группы, тесно связанные с бандитским миром столицы, гордо именовали себя ястребами, а новоявленную на московской ниве Хворостину презрительно называли курицей, несущей золотые яички. А теперь о курице в кабинете Хворостиной. Дарья Романовна была дамой с талантом блестящего организатора. Еще до того, как заняться подделкой ценных бумаг, она, по совету того же Войтеса, сумела создать в Москве сеть связанных круговой порукой дельцов и чиновников, наносивших доходам казны огромный ущерб. Когда у их подельников из Петербурга возникли сложности с полицией, она решила, что можно не делиться с ними доходами. Угрозы со стороны петербургских "друзей" ее испугали, и не зря, потому что в Москву вскоре прибыл известный петербургский бандит с заданием уладить с Хворостиной вопрос о прибылях. Он припугнул несговорчивую старуху, пообещав жестоко расправиться с ней в случае ее несогласия. В итоге, она получила от бандита последнее предупреждение в виде живой курицы, означавшей, что, если она не одумается, то жить ей осталось всего три дня. Эти подробности я узнал от Войтеса, хотя и сам предполагал нечто подобное. Вот и все. Как развивались события дальше тебе известно.
   - Ну, не скажи. Мне известна только видимая часть этой истории, а читателям нашей газеты интересно знать, что скрывается за многими фактами. Например, кто подсыпал яд Ломову, что сталось с его сообщниками, как и куда сбывались фальшивки? Объясни, наконец, простой, но загадочный факт: почему моя "благодетельница" завещала свое огромное состояние Войтесу?
   - Ладно-ладно, не горячись и слушай, - заулыбался Тарас Андреевич. - Ломова отравил его кучер Игнат. Он арестован и не отрицает своей вины. Причина убийства - ему хорошо заплатил за это прибывший из Петербурга бандит. Два ближайших сообщника Хворостиной и Ломова - это известная тебе рыжеволосая дама с хриплым голосом - содержательница публичных домов и развлекательных клубов, а также седовласый начальник из городской управы (фамилий я пока что умышленно не называю) в настоящее время находятся под наблюдением сыщиков и скоро им будет предъявлено обвинение. Информация об изготовлении в Москве фальшивых денег и их сбыте пока что не подлежит оглашению. Что еще? Да, о Войтесе. Интересный вопрос. Я тоже поинтересовался этим у Карла Иосифовича, и вот что он мне рассказал. Хворостина жутко боялась своих, так называемых, петербургских друзей. Никому не доверяла, в том числе и Карлу Войтесу. Более того, ее мучили страхи, что партнер предаст ее в угоду их покровителям из Петербурга. Именно поэтому она составила завещание в пользу Войтеса, но одновременно сообщила ему, что хранит у надежного человека письмо, в котором сообщает полиции, что в ее смерти виновны Войтес и его друзья, проживающие в Петербурге. Умным и дальновидным человеком была Дарья Романовна...
  
   Более часа Чуйко отвечал на вопросы Балуева, наконец, не выдержал и с широкой улыбкой предложил прерваться. Бросив в его сторону подозрительный взгляд, Павел не без ехидства спросил:
   - Что с тобой, друг мой? Ты весь вечер сияешь, словно самоварное золото.
   - Я влюбился, - просто ответил Тарас.
   Повременив , он смущенно стал объяснять:
   - Мы познакомились с ней в Петербурге в театре, куда я пошел, чтобы развеяться после работы. Она играла небольшую роль в самом начале спектакля.
   - Опять актриса! - без умысла посетовал Павел.
   Тарас безмолвно развел руками, а затем рассмеялся.
   Павлу вспомнились Ася Голотова, предсказавшая, что его жизнь вскоре в корне изменится, и другая актриса - Ольга Уварова, в которую был когда-то влюблен. Эти мысли не вызвали у него волнений. Что было, то миновало, оставив в сердце несколько затянувшихся ранок. А пророчество Аси, похоже, и впрямь сбывается...
  
   После ухода Чуйко, Павел продолжил работу над повестью. Поставив в тексте очередную точку, он мечтательно улыбнулся.
   Впереди была жизнь, до краев заполненная радостями и печалями. И он будет писать о ней, сознавая всю тяжесть выбранного им пути. Непростая это работа - рисовать окружающий мир словами, пропуская все задуманное через сердце.
   Испытывая нетерпение, он снова склонился над рукописью, возвращаясь к магии слов, к тому бестелесному миру образов, мыслей и чувств, что рождается под пером на бумаге, унося его душу в рай или в ад.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"