Шаман племени гуарани Нанка торопился домой. Подходил к концу месяц Змеи, и необходимо было вовремя доставить в свою хижину грибы Тэбепоэтли, необходимые для всех обрядов. Недостаток этих грибов был в том, что они появлялись в сельве всего на день, причем каждый год в разные дни месяца. Поэтому каждый год в месяц Змеи Нанка уходил из племени и жил совершенно один, ожидая появления грибов на промокшей от постоянного дождя земле сельвы.
Мерно топали босые ноги шамана - он не носил обуви, не опасаясь многочисленных насекомых и змей в траве. Обереги племени верно служили ему с тех пор, как он по праву надел маску Уйала, которую никогда потом не снимал. Вот уже и показалось впереди маисовое поле, за которым начинается деревня. Шаман на секунду остановился - что-то в окружающем было не так... Все также шелестел маис на ветру, все также резвились в траве кузнечики, но не было слышно голосов соплеменников Нанки, не плакали грудные дети в женском доме. Безмолвие напугало Нанку, хоть он и не боялся ничего, кроме возможности потерять свое могущество. Остаток пути он преодолел почти бегом, уже не слишком заботясь о сохранности подвешенных на поясе грибов.
Входя в деревню, шаман сначала не поверил своим глазам - мужчины его племени, которые еще недавно охотились и веселились, висели на деревьях вниз головой. У некоторых отсутствовали головы, внутренности других вывешивались из вспоротых животов почти до влажной земли... Жужжали большие мухи-трупоеды, неизменные спутники смерти.
Шаман подбежал к женскому дому, вернее к тому, что от него осталось - обгорелый остов уже угрожающе шатался под слабым дуновением ветерка. Внутри стоял запах, чуть сладковатый, напоминающий шаману о празднике Жизни, когда на огромном шесте жарили целого бизона. Отличие состояло в том, что на этот раз вместо бизона в пламени оказались все женщины и дети гуарани, и шаман опустился на землю, не чуя под собой ног.
Так он сидел возле сгоревшего женского дома, пока не услышал слабый стон откуда-то из мусорной ямы, куда скидывали все отходы пищи, и откуда по весне рыбаки племени набирали больших жирных червей. Заглянув в яму, Нанка увидел старого Эроле, лучшего рассказчика, которого всегда обожали дети племени. Правда, теперь дети с криками разбежались бы от Эроле, приняв его за духа - длинная рваная рана пересекала его лицо, глаза почти вытекли.
--
Кто здесь? - слабым голосом спросил старик.
--
Это я, Нанка - отозвался шаман. - Что случилось, Отец историй?
--
Пришла беда, Разговаривающий с духами. Белые люди пришли с холма... Они требовали с нас какой-то желтый металл, которого отродясь здесь не водилось... А когда мы сказали им это - я сказал, как самый старший в племени - они просто длинными ножами начали резать всех. Их шаман - маленький толстяк в черном - при этом кричал им, что их бог простит им все грехи за наши смерти...
--
Как зовут они своего бога? - задал вопрос шаман. Никто не видел, что было у него на лице, все эмоции скрывала красно-черная маска. Но руки шамана дрожали впервые в жизни.
--
Они называли его Крестос, а поклоняются белые люди его знаку - деревянному кресту, - голос Эроле все ослабевал. - Наших женщин и детей они заперли в женском доме и сожгли заживо.
--
Эти люди, о которых ты говоришь, где они сейчас?
--
Белые люди живут на холмах. Они говорят, что недавно пришли из-за моря на больших лодках. Им нужен этот желтый металл, они сгорают от алчности...и сжигают других. - Эроле вдруг выпрямился в яме.- Нанка, ты слаб, и не отправляйся туда. Твое предназначение - говорить с духами, а не увеличивать их число.
--
Не беспокойся за меня, мудрый старик. Я пойду в другую сторону - в Красную долину.
--
Зачем? Ты хочешь судьбы более ужасной чем смерть? Не надо дразнить свою судьбу, идя в гости к чудовищам... - Эроле опять бессильно упал на спину. - Хотя это твой выбор, шаман. Напоследок прошу тебя об одном - прерви мой путь...
Шаман ничего не ответил. Он достал из сумки костяной нож и бросил его в яму. Затем он развернулся и быстро зашагал, не оборачиваясь на то, что осталось за спиной...
... Через три луны он вошел в Красную долину. Здесь, казалось, никогда не шли дожди, сухой песок шуршал под ногами. Нанка не чувствовал ни голода, ни усталости - он методично шел к единственному месту в мире, достойному его внимания. Он шел к Дому Уйала - огромному валуну, внутри которого жил защитник и покровитель племени.
Сев перед Домом на корточки, шаман достал из сумки три сухих шарика и медленно прожевал их, сплевывая в песок слюну. Затем он снял маску и положил ее между собой и Домом. Поднявшись, Нанка подошел к валуну и трижды стукнул ладонью по его поверхности.
Через некоторое время Уйала вышел из камня, и с высоты своего роста смотрел на стоящего у его огромных ступней человека.
--
Ты разбудил меня, шаман. - Поблескивая двумя дюжинами глаз, он прорычал эти слова так, что не услышать их было невозможно.
--
Да, Уйала. Для этого есть причина. Белые люди из-за моря уничтожили мою деревню. Они говорят, что поклоняются Кресту, мертвой деревяшке.
--
Я знаю этих людей - Уйала открыл рот, обнажив огромные желтые клыки. - Они сильнее тебя, у них есть то, чего ты никогда раньше не видел...Тебе никогда не справиться с ними.
--
Мне - может быть. Но ты силен, Уйала. Ты можешь подарить мне счастье увидеть, как они все сгорают в огне?
--
Твоя просьба, шаман, будет исполнена. Но ты знаешь, что я за это возьму. - Уйала облизнулся. Теперь с его клыков капала слюна, с шипением уходившая в песок. - Я тебя съем.
--
Я согласен, Отец племени. - Шаман бесстрастно взирал на своего покровителя.
--
Тогда посмотри мне в глаза, Нанка. - Уйала взял шамана в ладонь и поднес к своему лицу. - Ты увидишь это сам.
И Нанка увидел. Люди в странных одеждах метались по своему лагерю, крича от боли. Всех охватывали языки почти прозрачного пламени, от которого они превращались в пепел. Дольше всех катался по земле толстяк в черном одеянии, но вот и он рассыпался. Взметнувшийся пепел поднялся в воздух, и ветер унес его вдаль. Затем глаза Уйала подернулись дымкой, и все исчезло...
--
А теперь приготовься, Нанка. Это не больно - почти ласково сказал Уйала, открывая рот.