"Хорошая реклама,- думает Софьюшка,- аттрактивная, с-сука. Надо бы с этой профурой сконнектиться как-нибудь. Уж она-то меня уврачует, болезнь мою исцелит. А то живу, ебёнать, как холощёная мандавошка".
Долго ли, коротко ли, стали Софьюшка с Бабой-Ягой аськаться-сикаться. "А вот как бы мне,- спрашивает Софьюшка, - ребёночка народить?" Бабуська ей обратно семафорит: 'На море-окияне, на острове Буяне, стоит дуб могучий, в нём дупло вонючее..." "Ты мне пургу не гони, старая манда, - Софьюшка ей, - а отвечай чисто конкретно!" "А конкретно, - отвечает Баба-Яга, - есть у тебя золотая рыбка в аквариуме. Так вот. Надобно тебе эту рыбку съесть и сесть куда положено. Небось тогда и обрюхатишься".
Затуганилась, заплакала Софьюшка, да делать нечего. Испекла поскорей свою любимицу в духовке, полила майонезом "Кальвэ", да и схавала. Вместе с камнями, язвой желудка и еврейскими печальными глазами. Таки фиш в конце концов всё же был приготовлен. Хотя, конечно, разве это фиш был? Это же о-ё-ёй что такое получилось, а не фиш. Впрочем, не играет значения. И роли не имеет.
Хасбанда своего она быстренько под это дело в тёмную отъюзила. Устроила ему небольшое секс-пати со стриптизом. Он вернулся с работы, типа, а она тут вся из себя, в кружевных колготках: И вышло всё, как говорится, фак оф. Славненько вышло. Безо всякого, бля, силикона. И безо всякой, бля, долбаной виагры. А Софьюшка, выполнив бабкины рекомендейшенз стала ждать чего ей жизнь теперь преподнесёт.
И та преподнесла! Ещё как преподнесла! Нет, то есть поначалу-то Софьюшку просто пронесло. Но потом, она и вправду понесла. Во чреве... Несла-несла... Несла-несла: Да и снесла. Не простое яичко, а золочёное. То есть принесла, как говорится, замечательный приплод. А уж отчего оно в ней там, бля, завелось, того на всякий случай никому не сказала. Особенно мужу. Как он её, падла, ни колол. А где, мол, рыбка-то, делась? Где - где?! В Караганде!
Ровно через десять месяцев, примерно, родился у Софьюшки сыночек. И уж такой хороший да пригожий, ни в сказке сказать, ни пером описать... Во лбу - солнце, на затылке - месяц, а попочка вся - золотыми звёздами усеяна. И вот такой вот... Богатырь, одним словом.
Стали думать да гадать, как младенчика назвать. Думали-думали и придумали. "А вот назовём-ка мы его Хираньягарбхой",- отец говорит.
Матери тоже понравилось. А что? Хорошее имя. Малобляраспространённое...
* * *
Но едва домой младенчика принесли, в колыбель положили, стал он расти не по дням, а по часам. :Как тесто в опаре прибывает. Месяца не прошло, как вырос. Красивый стал да смышлёный.
Кудри - золотые. Глаза - голубые. Руки - сильные. И косая сажень в плечах. :Короче, натуральный ариец, без балды.
...Только: Один у мальчика незначительный недочёт оказался. Страдал Хираньягарбха селективным мутизмом. То есть ни с кем, кроме отца и матери говорить бедняга не мог, а когда волновался, то и с ними молчал как рыба об лёд.
И ещё у него была астазия-абазия. Это болезнь такая, при которой человек ни стоять, ни ходить не может, а может только на печке сидеть-пердеть да в носу ковыряться. Типа, как Илья Муромец. Вот пацан тридцать три года там и просидел.
За это время Хираньягарбха с помощью своего глухого отца, Интернета и заочного отделения НГУ им. Н.Нестеровой все науки превзошёл. И точные, и приблизительные. Изучил все языки. И живые, и мёртвые. И компьютерные вдобавок. ...Ну и ещё немного читал на эсперанто.
Искушён был Хираньягарбха также в знании боевых слонов, верблюдов, коней и колесниц. Изрядно разбирался в разного рода оружии и воинских искусствах. Был тонким ценителем каллиграфии эпохи Хэй Ан, греческой коропластики, знаменного пения, хороших трубочных табаков и эзотерического секса.
Ибо ещё в детстве дни и ночи напролёт проводил старательный юноша в разного рода полезных и развивающих занятиях. И в результате - знал практически всё. Ну вот просто всё! Особенно о сексе. Единственное, чего он не знал, а и на хера оно ему это всё упало? Знание-то это:
В остальном же - весьма большие надежды подавал парень. Ещё в раннем отрочестве, между прочим, пристрастился он сочинять грустные стихи на шумерском языке. Потом - и на других. А в конце концов стал и русскими словами свою грусть версифицировать. Особенно верлибры ему удавались и белые стихи:
луна и её отраженье -
гвозди в моих ладонях
сердце - рана зимы
а небо - сухой колодец
где шуршат опавшие звёзды
мешая мне умирать
Так вот они и жили. Дружно, но весело. Иван с Софьюшкой тем временем состарились, однако вкалывали и любили друг друга по-прежнему. Сын-то ведь им был не помощник.
Он на печи сидел, и вся его забота была - чтение да фантазии эротические. А в свободное время думал он о смысле жизни и писал кандидатскую диссертацию на тему: 'Постмодерн, как зеркало Schizophrenie hebephrene". Собирался её потом защитить. В Сорбонне, например. Заочно. Или на худой конец опубликовать в издательстве "Ad marginem". Правда, ничего из этого не получилось...
* * *
Вот как-то раз поехала Софьюшка на ярмарку. Да и забурилась там куда-то аж на целых две недели, ну вот как последняя какая-нибудь прошмандовка.
А Иван тогда на радостях как запьёт! Он ведь дурак был, Иван-то. И поэтому любил это дело. Ну то есть выпить и куртуазно отдохнуть.
...Любил в отсутствие жены, и вопреки осеннему возрасту, учудить с друзьями-рифмоплётами и нетрезвыми рокайльными поселянками какую-нибудь неподобную пастораль. Буколику какую-нибудь гривуазную отчубучить. А хоть бы и на охраняемом кладбище...
...Любил вкусив бутылочку-другую старого доброго "Агдама" почитать народу с могильного холмика нараспев свои гениальные строфы. И хоть силы его были не те, что когда-то, но в рыло дать кой-кому он как и прежде любил. Особенно после мелодекламации.
День дурак пьёт. Другой - гуляет. А на третий - до такой степени изволил назюзюкаться, что ночью, мало, всю постель заблевал, так ещё и сверзился с неё. С постели. При этом ему-то показалось, как когда-то Ли Бо, что это он с неба упал. А головушкой своей буйной так изрядно приложился о тесовый пол, что у него даже слух прорезался. Чего, впрочем, при таком диагнозе быть не может. О, чудны дела Твои, Господи!
Утром будит Иван Хираньягарбху и спрашивает: 'Что это ты сынок ночью-то? ...То плачешь, то смеёшься, то плачешь, то смеёшься? Интересно, какой такой сон тебе привиделся? Ну ка поведай тятеньке!"
А Хираньягарбха и рад бы поведать, да, во-первых, разволновался так, что слова вымолвить не может, а, во-вторых, забыл всё начисто. Заспал, короче. Хотел как-то объяснить это отцу, но от волнения не получилось у него ничего. Мычит будто Герасим, своё "му-му" да как браток пальцы растопыривает. И всё.
Дураку обидно показалось. Говорит: "Не расскажешь к вечеру, пеняй на себя! Чем я тебя породил, - тем и убью!" Пошутил вот так вот остроумно и отправился своих покойников обратно караулить. Да спиртными напитками злоупотреблять.
Остался Хираньягарбха один. Стрёмно ему, от страха дрожит весь так, что кирпичи из печки вываливаются. Читает наизусть "Апологию Сократа" по древнегречески. "Совсем я пропал", - думает.
Вечером папанька с работы заявился. Пьяный в дребезину. "Ну что, - спрашивает, - созрел?" Тот опять своё, "му" да "му"...
А Иван, дурак был, когда выпьет. Не долго думая схватил своё семя в беремя да и отнёс его в сортир. Там бросил в выгребную яму и крышкой привалил. "Кто молчит,- говорит, - тот в говне торчит!"
Вот так вот обидел мальчонку, а сам в избу пошёл. От злости ещё больше водки напился, а потом взял да и помер, чудило. Алкогольная интоксикация с летальным исходом. А тут и луна как раз взошла. Звёзды на небо высыпали. Соловьи поют-заливаются... Благорастворение воздухов, короче говоря:
* * *
...Соловьи поют, а Хираньягарбха свет Иванович в говне лежит, помирает потихоньку. И очень ему это как-то не в кайф.
Тёмно там, в яме-то, и страшно. Как в гробу практически. Только сквозь очко немного света просачивается. То ли лунного, то ли какого. :И капает что-то.
Хираньягарбха помирать-то помирает, а сам при этом думает думу невесёлую и последние вопросы сам себе задаёт. Мысленно.
"Уж коли так поступает со мной родный батюшка, чего ж мне от чужих людей-то дожидаться? И зачем я только на свет народился такой бедный, такой разнесчастный?
Вот сейчас помру, и никогда уже этого не узнаю.
Ещё в толк никак мне не возьмётся, почему отец стихов моих не любит? И отчего у меня ноженьки не ходят? И язык болтается как penis canina? Ну за что вот мне такая участь? Перед кем я горемычный провинился?
Вот сейчас помру, и никогда уже этого не узнаю.
И ещё последний вопрос. Вот досталось мне мужское достоинство преизрядное. А зачем? Ведь женщины-то мне так ни разу и не досталось. Какой-то в этом смысл должен быть? Или что?
Вот сейчас...
Да!! Самое главное забыл! Чем же она всё-таки отличается от мастурбации? Женщина-то эта, чёрт её побери...
Вот сейчас как помру..."
Только подумал - чу! - голос. Отец-то его, как мы знаем, уже помер. И наладился, бедолага, на тот свет. А перед дальней дорогой захотел хлопчика своего попроведать. Мысленно. В астрале, так сказать. Дать юноше на посошок последний свой отцовский наказ.
И решил он с Хираньягарбхой побазарить телепатическим образом. И телепает ему:
"Отвечу я на все твои вопросы, сынку. Значит так... ...Чужих людей не бойся, они тебе не будут опасны. Поскольку ты и до утра-то навряд ли доживёшь.
...А родился ты, сынок, чтобы папке с мамкой удовольствие доставить. И чтобы в старости их уважать, содержать и ублажать. Правда, ничего из этого, увы, не получилось. А вышло всё совершенно наоборот.
...А стихи твои мне вот почему не нравятся. Потому, они мне не нравятся, что обладаю я безукоризненным художественным вкусом и замечательной литературной интуицией. Оттого-то они мне и не нравятся. То есть вот просто ненавижу их, стихи твои! Особенно спохмелья.
...А что родился ты, сынок, уродом, в том никакой твоей вины нет. А виноват здесь согрешивший праотец наш Адам, земля ему пухом, засранцу. С него, если сможешь, и взыскивай.
...Да запомни вот ещё что. Кого Бог сильнее любит, того больше и казнит. ...Забыл как это в теологии называется... Слово какое-то древнегреческое... Ну, не важно. Короче, когда у тебя беды да напасти - радуйся и веселись! Не оставил тебя милосердный Господь!
...И насчёт женщины, не печалуйся. Лично я считаю, что от неё одни только лишние хлопоты да убытки. А удовольствия, между прочим, никакого. Ну, то есть, есть конечно, но очень посредственное. Так, что не много ты без неё и потерял. Без женщины.
...Насчёт же мужского твоего достоинства, сам посуди. Разве лучше было бы наоборот? Когда баба есть, а достоинства никакого? Вот и думай теперь о божественной мудрости...
...Это говорю тебе я. Твой отец. А теперь, сынок, прощай. Отправляюсь я дорогой предков. Может ещё и свидимся когда".
Хираньягарбха сразу понял, что отец-то его помер. Сперва обрадовался даже. Потом разозлился. Потом как-то опечалился. А в конце-концов подумал:
"Ну вот куда его, дурака, понесло? Какой такой дорогой предков? А вдруг там и дороги-то никакой нет? И вообще ничего нет? Вот и будет тебе 'свидимся', пиндюра гарабучий.
Ах, батько, батько! Ты ведь в стихах-то разбираешься как свинья в апельсинах. А ещё профессиональный переводчик! ИСАА кончал! А триштубх от джагати отличить не умеешь! Одни у тебя на уме понты да глупости. Только про свою литературную интуицию гнать и можешь!
Да и где тебе в стихах-то разбираться, если ты глухой, как пень и опух от водки. А я тебя всё равно люблю и почитаю, хоть ты и выбросил меня, собака, на помойку.
И вечно буду за тебя Бога молить..."
Подумал так Хираньягарбха и тихо-тихо заплакал. От кенотического самоумиления. А потом по-быстренькому умер. От асфиксии. И вдруг...
* * *
...И вдруг глядь, прямо над ним фигура какая-то из сумрака образовалась. "Это, наверное, чёрт с рогами за мной явился", - соображает Хираньягарбха.
Присмотрелся повнимательнее и видит: ни рогов ни копыт нету, и пятачок тоже в наличии отсутствует. А вместо этого всего - мужественный профиль и ямочка на квадратном подбородке. Короче, завис над фекальной поверхностью как бы вроде мужик. Да не просто мужик, а интересный такой мужчина. И физиономия у него, надо заметить, - очень знакомая.
"Кто это? - думает Хираньягарбха. - Где я его видеть мог? ...Мама дорогая! Да ведь это же ...Джеймс Бонд!"
И точно! Парит над Хираньягарбхой вылитый Шон О'Коннери. И форма одежды на нём - парадная, милицейская. Притом с генеральскими погонами. Фуражка с красным околышем. Лампасы казацкие, галуны. Пуговицы золотые с гербами. Всё путём. Ну то есть мент и мент конкретно.
Не простой, конечно, мент, а как бы большая ментовская шишка. Весь из себя навороченный. Крутой-прекрутой! Супер-пупер! Одно слово, 'супер-мент'! А Хираньягарбха, хоть и умер, но каким-то краешком сознания вспоминает, что слово "super-ment" в переводе с латыни значит. И...
...И увидел я другого человека, гордого и непреклонного. Он ходил по городам и селениям и собирая вокруг себя народ произносил богохульные речи. Он утверждал, что лишь один бог есть на свете, имя которому - Свобода. И нет иного бога ни на небе ни на земле. В грозу он бегал под дождём и воздев руки горе кричал:"Порази меня громом, если Ты есть! Испепели меня! Ну, что же Ты медлишь? Значит нету Тебя! Нету!"
...И следовали за ним толпы людей, и почитали его своим учителем. И жгли по ночам огни, и напившись вина плясали нагие вокруг костров. Он же глядел на звёзды и плакал.
...А утром снова шёл впереди по пыльным дорогам и выкрикивал свои богохульные речи. Враги же преследовали его, заковывали в цепи и пытались убить. Но он каждый раз ускользал из рук их, собирал разбежавшихся учеников своих и двигался дальше.
...Так прошло много лет. И вот однажды подстерёг его самый опасный и неумолимый враг, имя которому Смерть. И спросила его Смерть:"Ну что, боишься? Жалеешь о том как прожил? Ведь отправишься сейчас во тьму внешнюю на муку вечную." "Нет во мне страха. И ни о чём я не жалею, - твёрдо ответил он. - Если я и ошибался, то уж точно ни рабом, ни лицемером никогда не был. И не буду!" Сказал так и умер.
...Умер и предстал перед Господом. И сказал ему Господь:"Праведно ты прожил, чадо. Вот тебе за это жизнь вечная и неизреченное блаженство."
...И распахнулись пред ним алмазные врата. И заструился изнутри золотой свет. И вошел человек в Царство Небесное. И благословил Господа...