Вечером следующего дня сел на поезд и поехал в деревню. Рано-рано утром сошёл на перрон и побрёл с рюкзаком на перевес, по пути купил у какой-то старушонки букет тюльпанов... Прошёл мимо пятиэтажки, местного рынка, где рылись в коробках таджики, дальше 3х этажный дом, в котором жили тётка с мужем, а дальше по дороге домики, но туда я решил пойти немного позднее, навестив сперва Светлану Николаевну...
Тётя Света жила на 1м этаже бывшего общежития. Потом многие съехали, а оставшиеся за копейки выкупили остальные комнаты и стали обитать практически в полноценных квартирах, двух и трёхкомнатных. Открыв дверь подъезда, почуял смешанный запах перегара, грязи и специфический запах домов, в которых живут старые, пожилые люди... В деревянном полу виднелись прогрызенные мышами дыры, не стесняясь, бегали здоровенные тараканы, в углу валялись какие-то тряпки, смердело отвратительно. Влево и вправо расходились по две квартиры, Светка жила во второй по правую сторону. Дверь была прикрыта, я без стука зашёл. Пройдя на кухню, застал тётку с мужем Сергеем за столом, на котором стояла одинокая бутылка водки... Светка вскочила, пьяно заулыбалась, схватила меня шершавыми руками за шею и слюняво лабызнула щёку. Сергей пожал руку, мы все сели за стол и завели толки о том, о сём... От предложенного кушанья я предпочёл отказаться - себе дороже... Полуразбитые окна были заклеены пожелтевшими газетами, а раковине валялась жестяная немытая посуда, с ржавой батареи капала вода... Через часок пришёл Петя - сын Светки и дяди Серёжи. В детстве дружили с ним, шалаши строили, с местными мальчишками дрались, потом девок кадрили, по дискотекам шныряли... И так пока мои родители не переехали и не спасли меня от этого кошмара, который поглотил всех обитателей этого посёлка. С Петькой мы поговорили более подробно... Он недавно "откинулся" с зоны, что здесь в порядке вещей, работает на мясной фабрике, потихоньку спивается, не женился. Ещё пока не женился, как выразился он сам. Посидели ещё часок, он пригубил немного и повёл меня в бар, который находился в пятиэтажке вот уже лет 20 наверно. Единственное место, которого никакие кризисы, смена поколений, политического строя не касаются... Пока шли, Петя рассказывал о соседях, о наших старых знакомых... Вся обитель была пропитана угнетением и безысходностью... Обшарпанные стены домов, бродячие собаки, запах отходов канализации, грязная речка, куда сваливала отходы фабрика...
-- А вон там, помнишь, Сашка Куралёв жил? Года 3 назад ножом пырнули, чмень вытащили и оставили. Утром - труп. Жена, Лиля, через год повесилась... Ну, детей там бабке отправили, а эта карга, самое главное, квартиру не отдаёт никому - цену ломит и говорит, внукам в наследство... Какое к чертям наследство?!..
Шли мимо остановки, пытались прилепиться шалавы какие-то, я глянул - каждой не дал бы больше 16, это максимально... Мерзко...
-- Чё молчишь? Не унывай, щас развеемся, выпьем, а там и девочки нормальные!
Я промолчал... Давний друг подошёл к какому-то бомжу, подпирающему стену одного из домов, поздоровался, всучил десятку, побрели дальше.
-- Славик, ты чего? Я тебя не узнаю, это Александр Владимирович. Не помнишь? Ну! Биология!- хлопнул меня Петька по плечу, когда на несколько шагов отошли.
По мне мурашки пробежали... Даже страшно стало - я боялся того, что увижу дальше... Здесь когда-то было детство, начало юности, и то, что творится, могло случиться со мной...
Александр Владимирович вёл у нас уроки биологии...
-- Его выгнали потом из школы, уже когда я её закончил, может, года через 2; он слух потерял, по губам научился читать. Бывшая жена у него умерла, а квартира была на неё оформлена. Вот 2й муж и продал, выставив его на улицу...
Чем дальше, тем "веселей"...
Из некогда добротных, покрашенных весёлок краской домов через дыры отбитых кирпичей вытекал летучий гной заброшенности десятилетий и разлетался по округе, заражая всё - не только дышащее, но и неживое; спесивость живших крыс в человеческом обличии, выглядывавших из прохудившихся окон и разъедающих каждый сантиметр всей территории разлагающегося болота, в котором они родились, волокли своё существование и продолжают осквернять хранящуюся память прошлого...
Я не видел в у проходящих мимо лиц, вместо них отражались вывернутые души, исполосованные язвами бездыханной вытекающей жизни, или же была пустота, при том зеркальная, сбивающая столку меня, так как в пустоте отражался я сам...
Всё это проникало, выбивало стержень уже через несколько мгновений. И другого выбора у обитателей не было... Что драматично, это тоже жизнь...
Наконец дошли до кабака. При входе звякнул колокольчик над дверью, привёдший меня в сознание из грузного транса трясины переулков и подъездов... За столиками сидело человек 10, гоготали слитые дамы в порванных чулках... К горлу подступила тошнота. По заведению плавали клубы дыма, валялись стулья, меня облетели потерянные сквозные взгляды... Атмосфера высосала всё из посетителей, а посетители высасывали всё из вновь пришедших, как в моём случаи, или из вновь появившихся... Больше всего я хотел, чтоб меня никто не узнал. Подошла одна из откровенных шлюшек, резко ударила по столу и накинулась на Петю! Дальше крики, я оттащил бабёнку в сторону, она брыкалась ногами, вырывалась... Потом успокоилась, презрительно на меня посмотрела, обозвала, плюнула в ноги и отошла на место. Не стал выяснять у Петьки, кто это... Подбежала официантка, в юбочке чёрной, достаточно откровенная фиолетовая кофта, знакомые черты лица... Меня передёрнуло.
-- Маш, ну как обычно, на двоих нам принеси,- перекошено улыбнувшись, что больше было похоже на гримасу, попросил Петя.
-- Маша, это ты?.. Саровская?- я боялся услышать ответ, хотя сам всё видел...
Это была она. Она принесла водки и села с нами...
Видно было, что ночь она провела никак не дома... Тушь размыта, волосы убраны неаккуратно, на лице грязь непонятного происхождения. Стала рассказывать про своё бытие после того, как я выдал пару незначительных фактов о себе и ушёл от разговора.
Она говорила, вернее из неё выпадали фразы, дёргалось веко и губа, чувствовались предпосылки к приученному, вынужденному и отвратительно-личному кокетству, но глаза... Как будто их не было вовсе, а вместо них мертвая печаль, пережитки отчаяния, страха и безвыходности...
-- Я ж медсестричкой работала, а там... ну это, не прокормишься ж... Ну меня потом сюда взяли... вот... Потом, вон, сейчас с Васей, ты его не знаешь... Ну, живём, типа... вот...
Да, эта та самая первая любовь... Светлая и незабываемая... На запястьях следы от ножа, вены синие, истыканные иглой...
Я не выдержал, вышел на минутку и застрял минут на 5... Меня чуть не блевануло, я долго смотрел в зеркало, начинало трясти... За дверью послышался недовольный голос, тогда успокоился и вышел. За столом продолжалась беседа, только руки Петьки были на ногах, почти под юбкой у Маши...
Маша... Машуня... Мы любили по полю гулять, где сейчас свалка... Она в красном сарафане, который ей мать сшила, убегала, падала на землю, в море ромашек, я ложился рядом, гладил за бархатные руки, потом за плечи, она, порхая, вскакивала, бежала к роще, пряталась за берёзами, дразнилась... У неё были милые косички, глаза и тело манили первозданною дерзкой непорочностью, играла солнечными зайчиками, пускавших зеркалом... Робко целовала дрожащими губами...
Сейчас у ней дрожали руки, а не губы... Исходил дешёвый гонор, через слово - мат, за который она каждый раз извинялась.
Маша сходила ещё за одной бутылкой... Я пил, но не много.
Потом перед глазами всплывали размытые картины её молодой груди, тонкий голосок, безгрешные воздыхания, веснушки... Она умела восхищаться всем, грацией какой-нибудь облезлой кошки, закатами, восходами, цветами, птицами, она писала стихи, о любви, о верности... Она мечтала! Она умела мечтать! Ночью на сеновале она рассказывала, как мы будем жить в нашем домике с зелёными занавесками, у нас будет трое прекрасных детей - 2 мальчика и девочка Алёнка, а мы будем забирать их из школы, помогать с домашним заданием; как мы будем каждое лето ездить на море, как она вечером будет готовить вкусный ужин, мы будем вместе засыпать, вместе просыпаться, а наши руки будут лежать сплетёнными... Мы вообще всегда будем вместе...
Машуня очень любила Гюго, насколько я помню... Цитировала Пушкина... Вышивала...
Пробыв ещё минут 20 там, я с... девушкой её назвать у меня язык не поворачивался... С ней я пошёл к её дому - она пригласила погостить, а Петя отправился по своим делам.
Маша жила там же, на краю посёлка. Пока шли, рассказала, что мать умерла, когда ей около 17 было, и Машуня осталась с дядей по маминой линии Толей. Когда про мать повествовала, пустила слезу... Мимо ехал автобус, чтобы было быстрее, добрались на нём...
Она попросила не разуваться.
-- Потаскуха! Где ты шлялась всю ночь!? Кого ты привела?!- встретил нас дядька Толя, как только я повесил куртку на дряхлый крючок,- где твой хахаль?! У тебя сын, сучка ты такая!
Он стоял на костыле... У него не было ноги, одной руки, а на второй не было запястья...
-- Работала я!- Машка сунула ему в карман рублей 500 и повела меня в комнату,- это знакомый мой, из ***** приехал!
В комнатёнке вздулся пол, на котором стоял хлипкий стол с 3мя табуретками, бумажные обои отклеились местами, на подоконниках лежали дохлые мухи, у стенки драный диван и колыбелька детская... Машка куда-то убежала, а я осмотрелся и подошёл к ребёнку. Ребёнок был достаточно взрослый, чтобы тут спать... Он лежал с открытыми глазами, но практически не шевелился, голова была большая...
-- Чего смотришь?- заставил меня дёрнуться голос мужчины.
-- Как зовут?..
-- Митя... Третий год пошёл, церебральный паралич, глухота и что-то с головой... Зачем она его оставила, не понятно. Так СПИДованный ещё... Поскорее бы умер что ли...- шёпотом добавил он и отошёл, проведя остатками руки по щеке.
-- Выпить у тебя есть?- не выдержал я и сам спросил у Анатолия...
Тот быстро принёс стакан, я разом махнул половину... Это было всё невыносимо...
Маша принесла чайник с печеньем, разлила по кружкам, помогла дядьке взял ребёнка, и тот ушёл с ним в другую комнату... Освещение давала одинокая лампа под потолком, завитая в паутине... Только мы сели за стол, как у "девушки" хлынула кровь из носа, и она побежала в ванную. Кровь пошла по понятным причинам... Пока она отсутствовала я загляделся на соседние "пейзажи" через окно с облупившейся краской. Мало что изменилось с тех пор... К дому напротив подъехала белая "копейка", из неё вылезли 3 нацмена, позднее из дома вышел какой-то паренёк, лет 25ти, они недовольно с руганью и размахиваниями руками обменялись пакетом и деньгами и разошлись...
Машка уткнулась подбородком мне в плечо...
-- Почему ты его оставила?..
-- Кого?- не понимающе или делая вид, что не понимает, спросила она.
-- Ребёнка...
-- А что, мне надо было убить его?! Моя мать, если бы была жива, не позволила бы... И я ж его люблю, он моё ж...
-- А этот?..
-- Дядя Толя?- хриплым, осевшим, но местами визжащим голосом перебила она,- он живёт тут, давно уже... и это... за Митей ухаживает... Я работаю ж... А он ж ещё и по дому там... полы помоет, отремонтирует...
Её руки спустились ниже и быстрыми движениями расстегнули штаны.
-- Маш, ты что делаешь?..
-- А ты не видишь?- она резко перекинула ногу и уселась на колени лицом ко мне, задрав немного юбку.
-- Маш, нет, не надо... Не трогай меня!
Но она цепко ухватила меня за руки и потянула их под юбку, где уже было мокро...
-- Заткнись.
А она сунула ладонь мне в трусы, другой тянула мою всё глубже. Сглотнула слюну, запрокинув голову... Расстегнула молнию кофты...
Я очухался немного - палёная водка давала о себе знать - скинул её с себя, встал со стула.
-- Маш, отвали, я не хочу! Ты больная!
-- Я проверялась, никакая я не больная,- сказав, с силой усадила меня на диван, раздвинула ноги и опять полезла в штаны.
-- Ты на голову больная! Не надо, а!
Она стояла на коленях, держал ей руки. Противно и гадко... Сука... Которую я запомнил другой, а она стремительно скатывалась вниз...
Внимательно посмотрел на неё, пытаясь вдолбить и донести до неё свои слова, но взгляд у неё был невразумительный и захлёбывающе-возбуждённый, помрачённый... На теле виднелись синяки, ссадины и гематомы.
Она застыла... Потом по нарастающей начала смеяться, изгибаясь всем телом... Упала на пол, и тут уже потекли слёзы, припадок истерики. Попытался её поднять на ноги, похлопал по щекам... Она вдруг отскочила, схватила чашку и метнула об стенку, дальше полетело всё, что попадало под руку. Из соседней комнаты выглянул Анатолий, устало вздохнул и закрыл дверь...
-- Почему?!- орала она на весь дом, взмахивая руками,- Боже! Когда это всё кончится! Мама! Мама! Зачем ты меня оставила?! Во что я превратилась?! Это по этому, да?!- она посмотрела на меня,- ненавижу! Всех вас ненавижу! Ублюдки! Суки! Это из-за вас! Это вы меня такой сделали!- опрокинула стол, я не мог ничего поделать и решил ждать, пока перебесится,- мама! Что, что не так?! Да я такая же, как и остальные! Такие же потаскухи, да!- села на корточки и стала царапать лицо, я подошёл, схватил её, вывернув руки.
-- Дура, ты что делаешь?! Хорош уже!..
Машка утихла, повиснув на моих руках. Решив, что успокоилась, отпустил... Она молча стояла, но потом ринулась к соседней комнате, где был дядя Толя с Митей. Бешено дёргала за ручку двери, но безуспешно - дверь была заперта.
-- Открой! Я сама его придушу! Своими руками! Я родила это чудовище, это не человек даже! Ненавижу его!- она продолжала колотить дверь руками и ногами,- открой!- с жаром шарахнула кулаком ещё раз,- тварь! Почему я должна с ним мучиться?! Это из-за него! Каждый день видеть его! За что мне это наказание?! И ты тоже! Давно бы петлю на шею намотал бы или вон, крысиный яд на кухне! Нет, я сама тебя травану! Суки! Вы оба не люди даже! Что ты смотришь?- изнеможённо, с яростью, но мимо крикнула она мне,- пошёл вон! Что, что во мне такого?! Я здорова! Я могла быть здоровой, если бы ты был здесь и не уехал! Ты кинул меня! Вас полчища приходят и ебут мою плоть! Как с этим можно?..- Маша медленно скатилась на пол под дверью комнаты,- мама!- это был её последний надрывной, разрывающий сознание стон, после которого она ещё минут 5 всхлипывала...
Ничего в такой ситуации не поделаешь, видно было, что это не в первый раз, и оставалось только ждать... Тёмное пятно медленно раскрутилось, и тихо постучалось в закрытую дверь... Я помог ей встать, её всю трясло. Анатолий отпёр дверь, а Машка взяла сына на руки и пошла в гостиную. Мужчина смотрел на это всё с привычной тоской... Может, несколько лет назад у него ещё и наворачивались слёзы, но сейчас он был совершенно спокоен...
-- Митенька, прости, прости меня,- шептала Маша, качаясь на диване взад-вперёд,- маленький мой... хорошо всё... Это я, да, мамочка твоя, да... прости, прости, Митенька...
Анатолий пихнул меня и кивнул на кухню, где мы ещё пол стакана заглотили... Аура прекрасного не возрождалась...
-- Часто так?..
-- Через день, может два... Только обычно ей по морде даст или этот... Вася, или другой какой-нибудь. А тут не поделаешь ничего, скоро крышу снесёт у неё, или таблеток наглотается, или утопится... Я ничего не смогу поделать. И никто не сможет...
-- Но я же с родителями тут жил как-то!.. И скандалы были, и отец с матерью на работе пропадали, но жили... Да пошла она!..
Мы постояли немного, потом Анатолий сказал, что постелет мне в комнате своей, но я отказался и сказал, что сегодня в ночь уеду. Или на вокзале перекантуюсь... Он ушёл, а я заглянул в гостиную, Машка всё ещё сидела с ребёнком на руках. Если бы сейчас вернуться назад на несколько лет, то взгляд у неё был бы молящий, может унижающийся... Сейчас её вовсе не было...
Я немного отошёл, несмотря на то, что шарахнуть её об стол ещё хотелось...
Ещё около часа я пробыл в комнате... Когда ясность стала проявляться в глазах "девушки", я написал номер телефона на оторванном клочке жёлто-коричневых обоев и отдал дяде Толику, смотрящему телевизор, вместе с 3 тысячами рублей - всё, что было, остальное на билет...
Но она не была ни в чём виновата...
На свежем воздухе немного протрезвел и быстрыми шагами, почти бегом, пробирался до вокзала... Благо, не очень поздно было, солнце ещё даже не до конца село. А значит, успею сегодня уехать... Поскорее бы... от этих цепляющихся лап кристально-выпиющей жути...