В Телецентре в тот вечер вовсю шла работа. Марат Вернашевич сидел перед зеркалом в гримерке, а стилист Ира Илонен добавляла последние штрихи к его безупречному образу.
- Ну вот, готово, - сказала она и обдула большую кисть, которой наносила пудру на лицо Марата. - Посмотри.
Вернашевич нащупал на столе очки, надел их и покрутил мордой перед зеркалом, рассматривая лицо при разном освещении.
- Угу, - промычал он, дописывая текст к программе.
- Слушай, Марат, - Ирина побросала косметику в сумку, - я сегодня пораньше уйду, ладно?
- Угу, - опять промычал он.
Илонен не выдержала и прыснула.
- Давай дуй в студию. Без десяти девять.
Он поставил точку и поднял голову.
- Все! Где планшет?
- Да вот он, на тебя смотрит! - кивнул в сторону стола Кирилл Томашевский, первый зам Марата.
- А-а, точно, - Вернашевич прицепил бумаги к черному плотному куску картона. Он не выдержал и снова заглянул в зеркало. - Ир, ну я прям лет на десять моложе теперь кажусь.
- Ну а ты что думал? - Ирина подхватила сумку и чмокнула Марата и Кирилла. - Ну все, покедова.
- Все, готов? - спросил Томашевский, поднимаясь со стула.
В ту же секунду Марат улыбнулся своей неповторимой улыбкой, приосанился, и, выйдя из-за угла, летящей походкой пошел по зеркальному коридору. В этот момент его снимали более десяти телекамер и транслировали все мониторы в монтажных первого канала. О том, сколько телевизоров в разных уголках России сейчас показывали заставку "Времени", Вернашевич старался не думать. Он грациозно ступил на подиум, сел за стол, и профессионально улыбнулся.
- Добрый вечер. Это программа "Время", и с вами я, Марат Вернашевич, - его звучный голос, усиленный микрофоном, перекрывал все посторонние звуки в студии. - В ближайшие полчаса я и мои коллеги расскажем вам о главных событиях сегодняшнего дня.
Марату всегда казалось, что он вдыхает на приветствии, а выдыхает уже на прощании. Вот и сегодня он не заметил, как пролетели отведенные на итоговый выпуск новостей полчаса.
- Что будет завтра, покажет "Время". Приятного вам вечера. Оставайтесь с нами, - он ослепительно улыбнулся под конец.
Камера погасла. Вернашевич поднялся из-за стеклянного стола, взял ноутбук и мобильный телефон.
Вернувшись в свой кабинет, он сбросил пиджак, расслабил петлю галстука и закатал рукава белоснежной шелковой сорочки. Постоял посреди коврового покрытия, устилающего пол в кабинете, задумчиво колупая ворс ботинком. Глубоко вдохнул, откинул жесткие полоски жалюзи и распахнул окно. С улицы пахнуло холодом. Марат обессилено опустился в кресло с высокой спинкой и прикрыл глаза.
- Привет, пап, - сказал он, усаживаясь напротив Марата.
- Привет, - проскрипел Вернашевич-старший. На него вдруг навалилась чугунная усталость. Но он знал, что это мерзкое ощущение надо просто переждать, и тогда оно отступит.
- Володь, - жалобно попросил он. - Свари кофе, а?
Владимир вздохнул.
- Опять кофе?
- Угу.
- Пап, ну тебе нельзя так много! Или ты думаешь, что я не видел грязную чашку в гримерке?
- Если нельзя, но очень хочется, значит, можно.
- Нельзя значит нельзя. Ясно?
- Ну Во-о-ов...
- Не канючь, - отрезал сын.
- Ну и хрен с тобой, - обиженно буркнул Марат. Усталость наконец-то упилила восвояси. Он достал из шкафчика любимую полулитровую чашку, засыпал зерна из пакета в кофеварку, сунул вилку в розетку. Кофеварка радостно чихнула и бодренько зафырчала.
Владимир тоже чихнул.
- Ты бы окно закрыл, - он шмыгнул носом. - Простудишься же.
Марат закрыл.
- Пап, а насчет чего совещание-то завтра?
- С правлением.
- А можно я свинчу? - Владимир заискивающе заглянул Марату в глаза.
- Я тебе свинчу, - пригрозил тот.
Володя удрученно вздохнул. Номер не прошел. Попытка номер два.
- Ну пап, - попросил он. - Я себя так плохо чувствую... - он демонстративно шмыгнул носом.
Марат протянул ему платок и пощупал лоб.
- Температуры нет вроде, - пробормотал он. - Домой приедешь, "Терафлю" выпей.
Владимир решил идти до последнего.
- Сейчас будет, - пообещал он. Повалившись на диван, Владимир застонал. - У-у-у, плохо мне... Мне плохо... Голова раскалывается, - собрав в кучу все свои актерские способности, Вернашевич-младший изображал смертельно простуженного. Приоткрыв правый глаз, Владимир с возмущением отметил, что отцу до его "предсмертных" воплей нет дела. Марат спокойно просматривал документы, привезенные им же самим этим утром из "Интерфакса".
Володя опять вздохнул и перестал завывать. В конце концов, у него есть и гораздо более важные темы для разговора с отцом.
- Пап.
- Чего? - не отрываясь от бумаг спросил тот.
- Тебе не кажется, что с Колькой... - он замялся, - ну... Ну что-то происходит?
Марат вздрогнул и снял очки.
- Тебе виднее, - осторожно заметил отец. - Ты же живешь с ним.
- Он странный какой-то...
Марат пожал плечами.
- У него бывает. Кризис жанра.
Сын помотал головой.
- Мне кажется, серьезнее.
Марат подпер подбородок рукой и потер его.
- Может, обострение?
Владимир дернулся. Ему было удобнее не вспоминать о том, что его родной брат страдает вялотекущей шизофренией.
- Но ведь... Зима... Уже... - проквакал он.
- Ну и что?
- Ну и то. Его к врачу надо тащить. А он не пойдет. Опять начнутся сопли-слюни-слезы. Ему же еще доказать надо, что он больной. А он орет, что нет, здоровый. Ты же знаешь. Сейчас опять будет: я вам не нужен, вы от меня избавиться хотите... - он махнул рукой.
Закурив, Владимир продолжил.
- Я вообще не понимаю, откуда у него эта... фигня.
- Он творческая личность, - Марат пододвинул сыну пепельницу и открыл окно.
- Я тоже, но у меня же ее нет!
- Ты просто не знаешь, что это такое - невостребованность. - Марат нервно щелкал зажигалкой, но та, как назло, не зажигалась.
Николай Вернашевич был режиссером-сценаристом.
- Мне кажется, что он сам создает себе эту самую невостребованность. А что касается меня... - Владимир сглотнул.
- Извини, - зажигалка наконец выплюнула язычок пламени и Марат затянулся. Руки дрожали, в глазах двоилось. Господи, неужели возраст? Все-таки уже не мальчик, шестьдесят два года... Но по нему же не скажешь! Он же выглядит от силы лет на пятьдесят! Да и то с большой натяжкой! Марат гордо вздернул подбородок и осмотрел себя в зеркальной поверхности мобильного телефона. Ну если не красивый, то холеный, это точно. Густые волосы аккуратно подстрижены и ровно прокрашены - какая лысина, это вы о чем? Умело подобранная оправа очков скрывает мелкие морщинки вокруг глаз. И фигура не подкачала. Стройный - никакого пуза! - высокий, метр девяносто семь, спинка ровная, будто шпагу проглотил! Балканская сказка, одним словом.
...- Марат Вольдемарович, к вам Кирилл Андреевич, - затараторила секретарша Оля. - Марат Вольдемарович... - она, наверное, получала изысканное удовольствие, называя своего шефа по имени-отчеству.
- М-да? - протянул Марат.
- Я нужна вам еще сегодня, нет? А то мне уйти надо...
- Вы свободны. До завтра.
- Ага. - она испарилась.
- Здоров, - гаркнул Кирилл, подсаживаясь на диван. - По какому поводу сходняк?
- Сходняк? - выпучил черные глаза Марат.
Кирилл каркнул.
- Марат, ты сам сказал...
- А... Собрание. Завтра. С правлением. Да? - он снова нацепил очки и посмотрел на Томашевского.
- Ну да. Наверное...
- Да, будет. Завтра в два. Чтобы были, ясно? У тебя все? - спросил он у Кирилла.
- Все.
- Тогда до свидания. И тебе тоже, - кивнул он сыну.
Когда за ними закрылась дверь, Марат потянулся, повел плечами и посмотрел на часы - о, только десять часов! Рабочий день в самом разгаре. Он достал с полки пухлую папку "Управление делами". Полистал документы. Так, пожалуй, это он оставит на дом. Папка легла на край стола. Просмотреть верстку к Ночным новостям - тем, что пойдут в одиннадцать. Зазвонил телефон.
- Слушаю.
- Мара, выручай! - затараторили на том конце. - Бодрова скандал устроила, кричит, не буду вести новости, и все!
Через двадцать минут Вернашевич уже пудрил нос в гримерке.
Еще двадцать минут...
- Доброй ночи. Это Ночные новости, и с вами я, Марат Вернашевич...
Домой Марат ушел только в пятом часу утра.
Осторожно поворачивая ключ в замке, он покосился на дверь соседней квартиры. Та вдруг приоткрылась, и из-за нее высунулся Вольдемар Вернашевич.
- А чего ко мне не заходишь? - обиженно спросил Марата отец.
- Сейчас приду, - пообещал Марат.
Он прошмыгнул внутрь и устало опустился прямо на пол. Квартира встретила его мертвенным холодом одиночества. Ну почему, ну за что, за что ему такое? К горлу подкатил колючий ком, и Марат почувствовал, что задыхается. За что?!!!
... Ника погибла полгода назад. Ее расстреляли с близкого расстояния прямо у редакции газеты, в которой она работала в последнее время. Никто и не сомневался, что смерть Вероники Алексеевской связана с ее профессиональной деятельностью.
Марат и Вероника знались около пятнадцати лет - они познакомились на журфаке МГУ, еще в бытность Марата университетским преподавателем. Год назад они расписались. Для Вернашевича это был уже второй брак.
Элина, первая супруга Вернашевича, умерла меньше чем через год после свадьбы. Такая нелепая смерть, подумал Марат... Уколола палец иголкой, и за месяц сгорела от заражения крови...
Он оперся об ледяной пол. Влажные ладони заскользили по натертому паркету.
Неимоверным усилием воли Вернашевич заставил себя встать и, держась за стену, побрел в ванную. Совсем без сил он присел на край ванны. Ледяная вода словно обожгла ему ладонь. Умывшись, Марат почувствовал себя немного лучше.
Все, хватит. Перестань. Ну, соберись!..
Он быстро переоделся, вытащил из портфеля пакет с дорогим кофе, купленный еще днем, и пошел к отцу.
Вольдемар Вернашевич еще даже и не думал ложиться спать. Он предпочитал совиный образ жизни - утром и днем спал, как сурок, а вечером и ночью занимался своими делами. В принципе, в восемьдесят лет можно себе такое позволить. Марат подпер подбородок кулаком и внимательно посмотрел на отца. Стройный, грациозный, высокий - метр девяносто четыре, шут возьми! - лицо ухоженное, довольно длинные, густые иссиня-черные волосы аккуратно подстрижены и уложены, несмотря на половину пятого утра. Марат не выдержал и обнял отца со спины, потершись носом о его шею. От Вольдемара исходил легкий аромат дорогой туалетной воды. Пако Робанн, "XL", определил про себя Марат.
Вольдемар мягко отстранился и достал из посудного шкафчика, висящего на стене, две кофейные чашки.
- Тебе с сахаром, без? - спросил он.
- Давай с сахаром, - ответил Марат.
Вольдемар насыпал песок в чашки и разлил горячий, густой кофе.
- Тебе завтра с утра ехать куда-нибудь? - спросил отец.
- Конечно, - пожал плечами Марат, отпивая из чашки. - Сначала в редакцию, потом в Телецентр. Завтра совещание.
- Случилось что-нибудь?
- Да нет... Чего там у нас могло случиться? Для профилактики, я думаю.
Вольдемар подпер голову узкой изящной ладонью и с тоской посмотрел на Марата.
- Марат, что у тебя случилось? - тихо спросил он.
- Ничего.
- Не ври мне...
- Ни в одном глазу.
- Ты будто не знаешь, что я тебя насквозь вижу! - в голосе Вольдемара зазвенели истеричные нотки.
Марат со стуком поставил чашку на стол.
- Так, закрыли эту тему.
- Почему? Давай откроем.
Марат вцепился руками в крышку стола. Костяшки длинных музыкальных пальцев побелели.
- Папа, если ты забыл, то я еще раз скажу тебе о том, что полгода назад я овдовел. Во второй раз за свои шестьдесят два года. А еще у Николая обострение.
Вольдемар поднялся со стула и медленно убрал посуду со стола. Потом долго и методично мыл чашки. Марат затушил окурок в хрустальной пепельнице.
- Спокойной ночи, - сказал он.
- Спокойной ночи, - эхом отозвался отец.
Около двери Вернашевич замялся. Словно услышав его мысли, Вольдемар вышел на лестничную площадку.
- Прости меня, - произнес он, не глядя на сына.
- Прощаю, - ответил Марат. Он покосился на отца. Вольдемар и вправду был очень расстроен. Марат обнял его за плечи и коснулся сухими губами впалой щеки.
- Ладно, я пойду...
Вернувшись в квартиру, Марат завел будильник на девять утра и прилег. Стрелки часов, вытянувшись в одну линию, показывали шесть часов утра.
Через три часа он встал, выпил кофе, привел себя в порядок и уехал на работу. Новый день начался. Дома Марат появился только в половине второго ночи.
***
... Ему опять снился этот сон. Ему снилось, что он поднимается по лестнице, по той самой лестнице в Телецентре, по которой он ходит много раз каждый день. И вдруг на середине пути ему становится сначала не по себе, потом страшно, а затем его слово затапливает волной ужаса. Как правило, ужас был таким сильным, что Марат просыпался практически мгновенно. И неприятное ощущение ноющей тяжести в груди сопровождало его весь последующий день.
Его вообще на протяжении всей жизни преследовало несколько сновидений. Один из самых нелепых - белка, бегущая в колесе. Само собой, это был намек Марату со стороны его воспаленного и задавленного непомерной усталостью подсознания. Так вот, белочка бежала, бежала, и вдруг - брык! - лапками кверху. Вернашевич никогда не придавал особого значения этому навязчивому бреду, ровно до тех пор, пока после вышеизложенного сна, увиденного ночью накануне, у него неожиданно не случился инфаркт прямо на работе. Конечно, не доказано, что сон про белку был вещим, но тем не менее, Марат начал относится к своим видениям несколько серьезнее.
Вот и сегодня Вернашевич выпал из объятий Морфея, так уютно пленивших его, практически мгновенно. Он нашарил на прикроватной тумбочке мобильный телефон и, взглянув на дисплей, застонал сквозь сцепленные зубы - половина третьего ночи! Нет, это уже издевательство... Он повернулся на живот и постарался заснуть, но куда там... Обыкновенная лестница из обыкновенного серого бетона, коих в Телецентре десятки, настойчиво возникала перед его глазами вновь и вновь.
Решительно плюнув на безуспешные попытки заснуть, Марат встал, замотался в длинный шелковый халат и пошел на кухню. Гулко шаркая убитыми тапочками по паркету, он засыпал в турку кофе, сахар, плеснул воды и плюхнул емкость на конфорку. Какая-то часть воды выплеснулась, но Мару было все равно. До феньки, как говорит его внук Славка.
Голова кружилась. Это недосып, успокоил себя Марат. Это недосып...
Но по-другому он уже не может. Привык.
Марат не относил себя к трудоголикам. Те работают за идею, работают "ради работы", а он всегда работал ради денег. Как начал работать в семнадцать лет, тогда еще в Загребе, так по сей день и работает.
Но тогда в деньгах была острая необходимость - было нужно кормить двух маленьких детей, да и им самим с отцом тоже надо было что-то кушать. Сейчас же такой потребности нет. В рейтинге ста богатейших бизнесменов России, ежегодно составляемым всем известным журналом на букву "Ф", Вернашевич уже занимал определенную позицию с состоянием в... ну ладно, не будем об этом. И все-таки продолжал пахать от зари до зари, словно раб на галерах.
Сидя в три часа ночи на собственной кухне и прихлебывая густой, дурманящий кофе, Марат медленно разворачивал длинный свиток собственной жизни...
***
... Марату было семнадцать, когда он стал отцом. Сыновей, сразу двоих, родила ему его любимая девушка, бывшая одноклассница. Еще во время беременности она сначала всячески намекала ему, а потом уже говорила открытым текстом, что дети ей не нужны, да и что сам Марат тоже... Вернашевич молча слушал, и списывал эти высказывания на ее состояние. Он не знал, что будет завтра, не говоря уже о послезавтра. Да он сам еще был ребенком в семнадцать лет!.. Пока он думал, прошли все сроки. Хотя речь об аборте даже не заводилась.
Тогда Марат предложил ей выйти за него замуж.
Она лишь хмыкнула и покрутила тонким пальчиком у виска.
- Ты что, совсем? Какое замужество? Рожу, а дальше твои проблемы. Делай, что хочешь.
- А как же я? - обалдело спросил Вернашевич.
- Ты мне надоел.
Она благополучно разрешилась от бремени через пару месяцев после вышеописанного разговора. Марат все надеялся, что их отношения наладятся. Но этого не произошло. Она сунула ему в руки на пороге роддома два пищащих кулька и испарилась в неизвестном направлении. И более Марат ее не видел.
Как во сне, он добрел до дома. К счастью, Вольдемар уже вернулся с работы. Проблема была еще и в том, что отец был не в курсе бурной личной жизни сына.
- Это что, наши? - удивленно рассматривая детей, спросил Вольдемар. - Наши, наши, вижу... - ласково произнес он, забирая их у Марата. - Ну что ты мне раньше ничего не говорил? Хоть бы подготовились, что ли... - укорил он сына.
Марат, спотыкаясь, доковылял до старенького продавленного дивана и рухнул на подушки.
- Ути-ути, мои хорошие, - ворковал свежеиспеченный дед, которому самому несколько дней назад исполнилось тридцать шесть лет. - Ты их назвал? - поднял голову от внуков Вольдемар.
- Чего? - прошептал Марат.
- Того! - передразнил отец. - Зовут детей как?
Марат пожал плечами.
- Ладно, это мы подумаем. Давай дуй в магазин.
- Зачем?
- Мар, не тупи!!! Список я тебе напишу. Деньги найдем. Давай, давай, вперед! Ну, чего нос повесил? Радоваться надо, а ты!..
Ночью они по своему обыкновению пили кофе на кухне. Вольдемар с жаром доказывал сыну, что им просто чертовски повезло.
- Марат, подумай головой наконец! Понимаешь, если бы не сейчас, то уже бы и никогда! А то я тебя не знаю!
- Почему? - вяло возражал сын.
- Потому. Сейчас у тебя будет учеба, потом работа, потом еще что-нибудь. Так и закрутился бы. Да перестань ты кукситься, - с досадой сказал отец. - У нас это наследственное, понимаешь? Мне тоже было восемнадцать, когда ты родился. И ничего, вырос, как сам видишь, хоть и рос как трава в поле. И меня тоже твоя мать сразу после того, как родила, бросила. Все нормально будет. Вырастим, не переживай...
... Марату было всего двадцать, когда он овдовел. С Элиной они прожили всего полгода. Она всегда отличалась крепким здоровьем, и погибла из-за такой мелочи, как обычная швейная иголка. И укололась вроде несильно, но, тем не менее, заражение крови развилось ураганно. Через месяц ее не стало.
Они с Вольдемаром стояли на городском кладбище около могилы Элины. Вольдемар судорожно прижимал к себе сына. Он не знал, как можно облегчить его боль. Но отдал бы все, чтобы это случилось.
Марат не выдержал и разрыдался.
- Господи, за что мне это?!! Что я такого сделал?!! Господи, ну за что, скажи мне?!! - он зашелся в бурной истерике.
- Тише, тише, - прошептал отец, целуя Марата в висок.
- Пап, я не могу, не могу! Я не могу поверить, что Эли больше нет, понимаешь? Господи, - он шмыгнул носом и промокнул черное от слез лицо носовым платком. - Я не могу поверить, не могу, папа... Такое впечатление, будто кто-то оттуда, - он посмотрел наверх, - просто протянул руку и забрал все это!..
- Так и есть, Мара, - глухо сказал Вольдемар.
В тот момент у Вольдемара впервые появилась мысль о том, что в жизни его сына что-то не так. Но мысль как возникла, так и исчезла.
После смерти Элины у Марата началась черная депрессия. Но он даже не мог себе позволить отсидеться дома, прийти в себя. К тому же и получение высшего образования отодвинулось на неопределенный срок. Деньги. Надо было зарабатывать деньги. В свои двадцать Марат вел полосу в крупнейшей еженедельной газете Югославии, "Югославия Трибьюн"; был корреспондентом информационной программы на государственном телеканале; его статьи появлялись чуть ли не во всех югославских газетах. Надо сказать, что его имя уже тогда было хорошо известно в мире журналистики. Причем его знали как Марата Вернашевича, а не "Марата, сына Вольдемара Божидаровича Вернашевича". Отец Марата в то время был заместителем главного редактора крупнейшей газеты Югославии и известным политическим телекорреспондентом.
... Марату было тридцать четыре, когда он поступил на вечернее отделение МГУ. Вольдемару тогда предложили работу в Москве, собкором крупного югославского телеканала, и тот не отказался. Все семейство Вернашевичей перекочевало в столицу тогда еще СССР.
Марат поступил в университет в тот же год, что и оба его сына, Николай и Владимир. Володя выбрал Бауманку, Коля - ВГИК. Марата же всегда тянуло в политику. И он поступил на политологическое отделение факультета философии, продолжая при этом заниматься журналистикой.
В свои тридцать четыре он уже, как и его отец, был лауреатом нескольких профессиональных премий, в том числе даже Пулитцеровской, посему проблем с работой на новом месте не возникло. Более того, даже создавалось впечатление, что Марата, того гляди, просто порвут на части - так он всем и всюду нужен!..
Конечно, ему повезло. Шел 1980 год, в Москве проходила летняя Олимпиада. Марат, специалист со знанием английского, французского и хорватского языков шел просто нарасхват. Платили за переводы замечательно, и Марат был несказанно счастлив - он всем нужен, вот, смотрите, его так все любят и ценят!.. Тогда он понял, что Вольдемар, пожалуй, был прав, когда тогда, на кухне, сказал о том, что им несказанно повезло с так неожиданно свалившимся на голову прибавлением в семье. Действительно, работы по уши, какая уж тут личная жизнь!..
... Марату было тридцать восемь лет, когда его впервые послали в командировку в так называемую "горячую точку", в Афганистан. Тогда он впервые увидел, как убивают человека... Шел уже пятый или шестой год афганской войны, Вернашевич точно не помнил. С этого и началась его карьера в военной журналистике. Страшно. Противно. Тяжело. Но затягивает. Он и представить себе не мог, насколько это затягивает. И как это трудно - беспристрастно читать текст под картинку, когда вокруг тебя смерть собственной персоной.
... Марату было сорок два года, когда он пришел на первый канал, в то время еще "Останкино". Его пригласили простым корреспондентом, и на этой должности он просидел пять лет. Как?! Как из обыкновенных корреспондентов становятся Маратами Вернашевичами?!
Этот вопрос ему с горящими глазами миллионы раз задавали журналисты рангом поменьше, юноши и девушки, и все их интересовало только одно - КАК?!
Да обыкновенно, подумал Марат.
Это произошло в дни государственного переворота 1993 года. В общем, так получилось, что вести "Время", итоговый выпуск новостей, было некому. Находящийся на грани нервного срыва руководитель программы увидел случайного пробегавшего мимо Марата (тот уже и не помнил, как случайно оказался в студии - из монтажки, что ли, шел?), и, ткнув в него пальцем, заорал:
- Быстро этому морду напудрить и в кадр!!!
Вернашевич, естественно, сделал попытку втопить деру, но не тут-то было. Марата быстро загримировали, сунули бумажку с текстом и усадили за стол.
- Да не дергайся ты, все нормально будет. Просто читай текст и улыбнись пару раз, и все.
Марат ослепительно улыбнулся в начале программы, прочитал текст, как требовалось, и потом, под конец, улыбнулся еще раз. Камера погасла.
- Все, спасибо. Классно, - похвалил оператор. - И в кадре ты офигенно смотрелся.
Марат скомкано попрощался и сделал ноги. А следующим утром в коммунальной квартире, в которой жили Вернашевичи, раздался звонок, и Марата поставили в известность о том, что он теперь - ведущий "Времени".
Миллион по трамвайному билету. Лучше и не скажешь.
- Повезло, - сказал их единственный сосед по коммуналке, нефтяник из Сибири, тоже Владимир. Он бывал в Москве довольно редко, наездами. Марат сомневался, соглашаться ли на столь заманчивое предложение.
- Даже не думай, - говорил сосед. - Конечно, соглашайся.
- Ты чего, Володь! Как же я буду без своих горячих точек? А? Без командировок... И хочется, блин, и колется.
- А ты будешь со своими точками. Попроси, чтобы тебе замену ставили, если чего.
Марат подумал-подумал и согласился. И не зря, надо сказать.
М-да, вторую такую звездищу на небосклоне российской тележурналистики еще поискать надо. Буквально через неделю Марата начали узнавать на улицах, просить автограф и делать комплименты. Вернашевич четко понимал, что теперь самое главное для него - не зазвездеть. Но на этот случай у него, к счастью, уже была припасена "формула выживания" - относиться к тому, что делаешь, с юмором. Да, так банально. И, кстати говоря, здорово помогает, проверено, и не раз. В первый же раз на Мара обрушилась назойливая слава после получения Пулитцеровской премии. Боже мой, какое это было событие для Загреба! У соседей чуть было не случился коллективный инсульт. Телефон трещал, не переставая. Стоило Марату высунуть нос на улицу, так вокруг него все замирало. Наверное, еще чуть-чуть, и у Мара начались бы, наверное, агорафобия и звездная болезнь чохом. От сих напастей его тогда спас Вольдемар:
- Мар, ну не неужели ты думаешь что то, чем мы с тобой занимаемся, несет ТАКУЮ уж культурную ценность? Ну не думаешь же? Мы с тобой не классики мировой литературы, и никогда ими, наверное, и не будем. - Вольдемар помялся. - Короче, я не знаю, как ты, но я всю свою деятельность называю просто графоманией. Гра-фо-ма-ни-ей!
... Марату было пятьдесят лет, когда тяжело заболел отец. Острый лейкоз, или рак крови. Ни с того ни сего. Врачи разводили руками в ответ на вопрос, откуда же у отца Марата взялась столь страшная болезнь. Сошлись на мнении, что виною всему нервное перенапряжение. Надежды практически не было...
Но Вольдемар все же выкарабкался. Форма белокровия из острой перешла в хроническую, и, благодаря мудреным лекарственным препаратам, которые следует принимать постоянно, он все-таки смог вернуться к более или менее нормальной жизни.
...Сколько же ему было лет, когда он встретил Веронику? Пятьдесят, наверное. Да нет, больше. Точно, пятьдесят четыре. Восемь лет назад...
...Та осень радовала глаз приятной, солнечной погодой. Бабье лето. Марат не торопясь шел по Моховой к старому зданию Московского Университета. Сегодня ему предстояло прочитать на журфаке МГУ три лекции и провести одно семинарное занятие.
Около входа тусовалась группка студентов.
- Здрасьте! - крикнул кто-то из них Марату.
- Добрый день! - крикнул в ответ он.
После второй лекции, в перерыве, Марат достал из портфеля "Очарованную душу" Ромена Роллана и углубился в чтение. Внезапно у него над ухом раздался звонкий голос:
- Вы читаете Роллана?! - с вызовом спросил кто-то
Марат дернулся и недовольно посмотрел на источник шума.
- А почему бы и нет? - вопросом на вопрос он.
- Не сейчас. Время проблем, которые поднимал Роллан, прошло. Он безнадежно устарел, - уверенно ответила девушка.
Марат покачал головой.
- Не согласен. Роллан вечен. И он, между прочим, лауреат Нобелевской премии.
- Я знаю. Ну кому сейчас нужны переживания интеллигенции, скажите мне, а?