Все, что я вижу - это нестерпимо яркий свет, который прямо-таки вонзается в меня, врывается в меня одновременно через все органы чувств, и мгновенно пронизывает все мое существо.
И я спешу закрыть свои глаза снова.
Приятно все же с первого взгляда, узнавать то, что тебя окружает. Только что я первый раз увидел свет, и твердо знаю, что это именно свет. И понимаю, что свет этот - яркий.
Лежа с закрытыми глазами, я обнаруживаю, что в окружающем меня мире существует еще кое-что, кроме нестерпимо яркого света. Какие-то шорохи слышатся мне, и вроде бы даже некие голоса. Я стараюсь прислушаться к ним, но этого мне не удается. Звуки слишком невнятны, чтобы окончательно поверить в их реальность.
Я вновь открываю глаза, уже гораздо осторожнее, чтобы свет не смог ослепить меня, как в первый раз. И действительно, на этот раз он уже не травмирует мои органы чувств и психику - то ли он стал мягче и бережнее ко мне, то ли я терпимее к нему. И теперь я имею возможность рассмотреть еще что-нибудь, кроме света.
Первое, что я вижу - это меня,лежащего на кровати, с широко открытыми глазами, смотрящими прямо вверх, прямо мне в глаза. В глазах этих - интерес и любопытство, как будто я видит меня в первый раз в своей жизни. И все-таки я точно знаю, что я, на кого я сейчас смотрю- это я сам.
Мне кажется, это очень интересно - смотреть на себя со стороны. С удовлетворением отмечаю, что мне принадлежит, кроме вполне приятного, на мой взгляд, лица, еще и тело. И тело это обладает, по крайней мере, парой рук, парой ног, а, возможно, и еще чем-нибудь. Это открытие, как я чувствую, сулит мне самые заманчивые перспективы. Какие перспективы? Этого я еще не знаю, но твердо убежден, что они есть.
Мне хочется поприветствовать меня, и я пробую шевельнуть своей рукой. В тот же самый момент я делает в точности такое же движение, которое мыслилось мне.
Все сразу становится мне понятным. На самом деле это не тот я, которого я вижу, лежит на кровати, это я сам на ней лежу. Я лежу на кровати, лицом вверх, и смотрю вверх - на потолок. На зеркальный потолок. И на гладкой зеркальной поверхности потолка я вижу свое собственное отражение, и пытаюсь общаться с ним.
Я еще раз осторожно двигаю руками, и мое отражение в точности копирует все мои движения. Потом я поднимаю свои руки к своим глазам, и впервые рассматриваю их в непосредственной близи.
Да, я помню эти руки - это мои собственные руки! Откуда бы я мог их помнить? Вот это мне и неизвестно... Впрочем, сейчас это не так уж и важно. Главное - я их действительно помню!
Я пробую двигать ногами, и мне это удается! Потрясающе! Мое тело послушно моим мыслям и желаниям, и это вдохновляет! Очень хорошо!
Время перейти к еще более смелым экспериментам.
Я пытаюсь осторожно повернуть свою голову набок. Как и ожидалось, это движение тоже мне вполне удается. Потолок съезжает вбок моего поля зрения, и в пределах моей видимости вдруг оказывается сначала стена, а потом...
Потом я вижу дверной проем, с распахнутой настежь дверью. И в проеме этом я замечаю людей - других людей! Их несколько человек, они стоят тесной группой, на некотором почтительном от меня отдалении, и с живейшим любопытством меня рассматривают.
А я пытаюсь рассмотреть их. Я знаю, что сейчас мне следовало бы испытать какие-то чувства. Но я еще не знаю - какие, и поэтому не в состоянии что-либо испытать. Я совершенно не знаю этих людей, не знаю, откуда они взялись. Не знаю, что они испытывают по отношению ко мне, и что я должен испытывать по отношению к ним.
Я просто смотрю на этих людей, смотрю совершенно бесстрастно и безмысленно. И отмечаю, что они с явным интересом, с каким-то любопытством и удивлением наблюдают за мной. Что они как-то перемигиваются и перешептываются там между собой. Я пытаюсь прислушаться к их речам, но снова слышу только какой-то невнятный шелест и гомон. Я ничего не могу разобрать из того, что они говорят. Впрочем, надо полагать, они не со мной разговаривают, а друг с другом. Но разговаривают, вне всяких сомнений, обо мне. О чем же еще?
Даже эта мысль не вызывает у меня никаких эмоциональных реакций. Единственное, что я чувствую сейчас - это большую усталость. Она наваливается на мое сознание, вытесняя все прочие, подобающие моменту переживания и ощущения. Почему-то действия мои, а особенно рождающиеся в моей голове мысли, очень быстро меня утомили. И теперь остатки своих сил я трачу исключительно на то, чтобы снова закрыть свои глаза.
Я чувствую большую, тягучую усталость, и каждая мысль в моей голове движется с огромным трудом. Но я все же пытаюсь думать. За этот короткий период времени я уже успел совершить несколько грандиозных открытий. Мне срочно надо их систематизировать.
Я выяснил, что я существую.
Я выяснил, что мир вокруг меня существует тоже.
Я почти наверняка выяснил, что этот мир обитаем.
Что здесь существуют и другие люди, кроме меня.
А еще...
Но как раз тут я начинаю проваливаться в глубокий сон.
- Все, он спит, - произносит кто-то извне. Слова эти эхом отзываются в моей опустевшей голове, и еще до того, как последние отзвуки этого эха затихают, я проваливаюсь окончательно.
Теперь я вижу сон. Он такой яркий и реалистичный, что у меня не возникает и тени сомнения в том, что все это происходит со мной в действительности. Как будто все это возможно на самом деле!
Вроде бы, ощущаю я себя сидящим на каком-то длинном и узком, не слишком удобном сиденье. В каком-то странном, тоже весьма узком и длинном помещении. В помещении этом полно таких же мест для сидения, и они выстроились в два ряда, напротив друг друга, вдоль протяженных стен, оставляя между собой только небольшие проемы. В стенах, прямо над сидениями, располагаются почти прямоугольные окна, затянутые прозрачным стеклом, но за стеклами этими ничего нет - одна сплошная темнота. И единственное, что можно рассмотреть в этих стеклах - это неясное, неверное отражение противоположных стен помещения в приглушенном, неярком свете.
Никого нет здесь больше - в этом странном помещении я один.
И еще я ощущаю какое-то движение. Кажется мне, что помещение, в котором я нахожусь, как будто сотрясается некоей мелкой дрожью, вроде бы движется куда-то. И чернота за стеклами, если приглядеться к ней повнимательнее, обнаруживает все-таки это движение. Как будто что-то там, в этой темноте, мелькает. Хотя, может быть, это не помещение движется, а внешнее пространство?
Казалось бы, тут есть чему изумиться. Но во сне своем я не удивляюсь ничему происходящему, а напротив, мне почему-то все это почти что безразлично. И больше всего мне хочется спать. Вот так вот сплю, и вижу, как я засыпаю в своем собственном сне. И уже сквозь этот свой сон, совсем неотчетливо, я слышу чей-то приятный голос, раздающийся из ниоткуда: "Осторожно, двери закрываются, следующая станция..." И все вдруг начинает плыть перед глазами, все окружающее меня пространство начинает медленно кружиться в каком-то странном хороводе, то ли изменяясь, то ли искажаясь до неузнаваемости. Вплоть до того момента, когда прямо в сознании моем не возникает четкая, яркая, белая, просто пронзительная надпись: "НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ". И больше - ничего.
Я просыпаюсь от ужаса, и с трудом могу обнаружить, где я, и что со мной. Я не могу разглядеть ничего из окружающего меня. Только спустя огромное паническое мгновение я понимаю, что лежу в полной темноте. Ощупываю руками свое лицо, убеждаясь, что я - вот он, тут, совсем рядом. И осознание этого факта меня хотя бы частично успокаивает.
Но еще долго я не могу окончательно придти в себя, а о том, чтобы снова уснуть, не может быть и речи. Так и лежу с открытыми глазами, немигающим взором уставившись в окружающую меня темноту, даже не пытаясь собрать в голове все куда-то вдруг разбежавшиеся от страха мысли.
Я не могу понять смысла своего сна, и не могу постигнуть его значения. И даже не знаю - нужно ли мне это?
И вот я вновь открываю глаза.
Надо же, после пережитого кошмара я и не думал, что мне удастся когда-нибудь заснуть, а вот ведь - заснул, и сам не заметил, когда и как. А теперь снова проснулся, и с удовлетворением отмечаю, что никаких кошмаров вроде бы не видел.
Вокруг меня снова яркий свет, и снова я вижу над собой зеркальный потолок, и снова наблюдаю на нем свое собственное отражение. И еще замечаю, что рядом с моей кроватью вроде бы находится кто-то.
И тут же ощущаю, как этот кто-то берет меня за руку. Я поворачиваю свою голову набок и вижу, что рядом с моей кроватью сидит некий человек, в странной, как мне кажется на первый взгляд, одежде зеленого цвета. У человека этого довольно приятое, доброе лицо. Седые волосы его коротко стрижены, и посредством потолочного отражения я могу наблюдать на его голове довольно внушительных размеров лысину. У меня сразу же складывается впечатление, что человек этот значительно меня старше.
С первого же взгляда, он вызывает у меня безотчетную симпатию. Возможно, из-за глаз, вернее, из-за их выражения. Эти глаза глядят на меня внимательным, добрым, каким-то участливым взглядом. И в то же время как-то выжидательно.
- Ну что, проснулся? - спрашивает меня человек, и я радостью осознаю, что понимаю, о чем он меня спрашивает. И утвердительно киваю головой в ответ.
- Добро пожаловать в мир! - сообщает он мне радостно. И улыбается мне - приветливо так!
В мир! Я - в мире! И я, как видно, только что в этот мир "пожаловал".
Я испытываю потребность сказать что-нибудь в ответ, и даже открываю для этой цели рот. Но вдруг обнаруживается, что я не способен произнести ни одного членораздельного слова - из моей гортани вырываются только какие-то отдельные, абсолютно невнятные и совершенно бессмысленные звуки.
- Ты не спеши, не спеши, - заботливо увещевает меня человек. - Ты пока просто лежи, тебе пока рано ходить, и рано разговаривать. Ты, лучше, вот так вот подними свою голову...
И он осторожно приподнимает мою голову, а в другой его руке я замечаю стакан, почти доверху наполненный какой-то белой жидкостью.
- Это - молоко, - поясняет мне человек. - Сейчас тебе надо выпить молока.
Он подносит стакан вплотную к моему рту. Я, доверившись каким-то внутренним своим инстинктам, открываю рот, закрываю глаза, и ощущаю, как внутрь меня начинает проникать что-то холодное и текучее. Я медленно глотаю это, и чувствую, как жидкость, именуемая "молоком", совершает свое неспешное путешествие внутрь моего организма. Приятно! Вкусно! Я глотаю и глотаю молоко, и только сейчас понимаю, что больше всего на свете сейчас мне хотелось именно молока! Какое блаженство!
- Вот и славненько! - приговаривает человек, убирая опустевший стакан в сторону. Он явно заботится обо мне. Вот ведь - и молоко принес, и напоил меня им, а сейчас осторожно вытирает мои губы чем-то мягким.
- А сейчас тебе полезно спать, - мягко говорит он мне, закончив эту процедуру. - Ты спи пока. Смотри свои сны. Снится ведь тебе что-нибудь?
Он смотрит на меня, ожидая моего ответа. Я не знаю, что ему ответить. Он ждет еще некоторое время, а потом продолжает:
- Вот, значит... Буду я приходить к тебе, и все тебе постепенно расскажу. Всему тебя научу. И ты мне расскажешь - о своих снах. Все-все, что тебе снилось. Договорились?
Я согласно киваю головой ему в ответ.
- Ну, вот и славно! - снова говорит он мне весьма ласково, и, продолжая держать меня за руку, начинает гладить меня по голове.
- Давай, давай, спи, - повторяет он мне тихим шепотом, и даже начинает мурлыкать что-то мелодичное себе под нос. И я, действительно, чувствую почти непреодолимое желание закрыть глаза и снова провалиться в звенящую тишину.
На этот раз я снова вижу сон.
Мне снится Женщина. Ее лицо видится мне настолько четко, что все остальные детали мое восприятие уже не может вместить. Детали размываются и пропадают. Я совсем не вижу ее фигуры, и только где-то интуитивно ощущаю, что, кажется, одежда ее белого цвета.
Женщина смотрит мне прямо в глаза, и я смотрю в глаза ей, и не в силах отвести от них свой взгляд. Глаза эти поразительные - оливкового цвета, большие и пронзительные, и взгляд этих глаз - пристальный и немигающий. Проникновенный взгляд. И чувство от этого взгляда просто какое-то непередаваемое. Магнитное какое-то чувство.
Я не знаю, что происходит со мной. Мне кажется, само время в этот момент остановилось. Только что оно шло, только что я куда-то стремился, куда-то бежал. И вот - я встретил этот взгляд, и все пропало. Пропало желание куда-то бежать. Пропало понятие о том, куда же я стремился до этого. Я просто стою и смотрю в эти глаза, и чувствую, как их взгляд вонзается прямо мне в душу, проникает куда-то сквозь нее, и не дает возможности ни двигаться, ни ощущать, ни мыслить. Мир начинает пропадать, и последнее, что в нем остается достоверным и вещественным - это невозможные оливковые глаза этой Женщины...
Есть ли в этом чувстве страх? Есть.
Есть ли в этом чувстве спокойствие? Есть.
Именно - больше всего в этом странном чувстве, пронизывающем все мое существо, именно этого - страха и спокойствия.
Вновь я открываю глаза, и вновь рядом со своей кроватью наблюдаю того же самого человека, с внимательным и доброжелательным взором. Он смотрит на меня, едва заметно улыбаясь. Он явно рад, что я проснулся, и тут же спешит продемонстрировать мне все свое дружелюбие.
- Добрый день! - говорит он мне, как можно более четко, наверное, для того, чтобы я его лучше понял. И я понимаю его.
- Как спалось? - спрашивает он меня участливо, и я начинаю лихорадочно соображать, что же можно ответить на этот вопрос.
Но он и не ждет от меня никакого определенного ответа. Хотя кое-каких слов он от меня все-таки ожидает.
- Ну-ка, произнеси хоть что-нибудь! - просит он меня, и взгляд его лучится предвосхищением знаменательного события.
Я открываю рот, и силюсь произнести что-нибудь. К примеру: "Я умею говорить". Это совсем не так просто, как могло бы показаться! Снова лишь какие-то нечленораздельные звуки извлекаю я из недр своего организма. В недоумении смотрю на своего собеседника. Он тут же спешит меня успокоить:
- Ничего, ничего! У тебя все получится! Попробуй, для начала, произнести какое-нибудь простое слово. Например: "мама". Давай, повтори!
- "Мама!" - повторяю я за ним, и слово это с легкостью выскальзывает из моих уст. И, одновременно, я с большим интересом прислушиваюсь к звучанию своего голоса. Да, это мой голос! Я узнаю его, хотя и слышу впервые!
- Молодец! - восхищению моего собеседника нет предела. И он тут же жестами своими и мимикой пытается побудить меня к дальнейшему развитию моих речевых способностей.
- Я... умею... говорить, - произношу я. У меня получилось!
Собеседник мой удовлетворенно кивает головой - он весьма доволен моим прогрессом.
- А теперь попробуй встать со своей кровати, - предлагает он мне, и, подавая наглядный пример, сам проворно вскакивает на ноги.
Я и сам ощущаю насущную потребность встать. Мне действительно хочется освоить этот новый для меня навык, которым, без сомнения, в совершенстве владеет этот человек. Лежать на кровати, может быть, и удобнее, чем ходить, но ходить - интереснее.
Я еще раз смотрю на свое отражение в зеркальном потолке. Еще раз экспериментально шевелю своими конечностями. Кажется, все готово для свершения беспримерного деяния.
Осторожно, не совершая никаких поспешных движений, я поднимаю свое тело над плоскостью своего лежбища, приводя свой торс в вертикальное положение. Теперь я уже не лежу, а сижу.
Только теперь я имею возможность по-настоящему оглядеться вокруг себя, и составить свои первые более-менее систематизированные представления об окружающем меня мире. И я с любопытством оглядываюсь по сторонам.
Я сижу на кровати, а кровать эта находится в некотором почти квадратном помещении, с длинной каждой из стен примерно метров пять. Стены этой комнаты частично выкрашены в приятный для глаза светло-зеленый цвет, а частично - такие же зеркальные, как и потолок. И в этих зеркалах я снова имею возможность наблюдать самого себя, причем в разных ракурсах. Как и своего посетителя, стоящего в данный момент в самом центре помещения.
- Ну, давай же, вставай! - тем временем призывает он меня на подвиг.
Я осторожно спускаю свои ноги на пол, и ощущаю ступнями прикосновение ворсинок какого-то мягкого покрытия, устилающего пол. Приятное ощущение!
Человек, стоя посреди комнаты, в это время совершает своими руками, и даже всем телом своим, ободряющие жесты - мол, давай же, вставай!
Я, честно говоря, немного сомневаюсь в своей способности встать в полный свой рост, но моральная поддержка седовласого человека придает мне дополнительной уверенности. И даже собственное тело мое спешит сообщить, что все у нас с ним получится, надо только решиться, и надо только попробовать. И я пробую.
Мое тело, действительно, не подвело меня! И выполнило это сложнейшее, с теоретической точки зрения, действие с изумительной легкостью. Как будто оно всегда умело это делать, как будто никогда и не забывало об этих своих умениях!
Удивительно! Мне удалось встать! Правда, почти тут же я ощущаю предательскую слабость в ногах, колени мои дрожат, и я, во избежание каких-нибудь неприятных последствий, осторожно опускаюсь обратно на кровать.
Человек, тем не менее, не вполне удовлетворен результатами произведенного мною эксперимента.
- Попробуй еще раз!- почти требует он.
Почему бы не попробовать? И я - вернее тело мое - вновь встает с кровати в полный свой рост.
- А теперь попробуй сделать шаг! - вновь напутствует меня человек, и даже, приблизившись ко мне вплотную, берет меня заботливо под локоть. - Не бойся!
Я пытаюсь сделать шаг вперед, и это мне вновь удается! Делаю второй шаг, потом третий, постепенно удаляясь от своей такой уютной кровати, перемещаясь на самую середину комнаты.
- А теперь - разворот! - объявляет человек, и помогает мне совершить поворот вокруг собственной оси и оказаться лицом к кровати.
- Идем обратно! - торжественно провозглашает человек, и в этот самый момент отпускает мой локоть, предоставив меня самому себе. Впрочем, он все так же находится рядом и, кажется, в любую секунду готов прийти на помощь, если это потребуется.
Обратные три шага до кровати я делаю самостоятельно, под его ободряющие и восхищенные возгласы.
- Вот молодец! - восклицает седой человек, когда я, наконец, достигаю цели и вновь опускаюсь на свою кровать. И взгляд его излучает неподдельную радость по поводу моих выдающихся успехов.
- Завтра ты вообще у нас человеком себя почувствуешь! - заявляет он мне бодро. - А сейчас ложись. Устал, наверное?
Я прислушиваюсь к своим внутренним ощущениям. Да, я действительно очень устал. Очень тяжело дались мне эти физические упражнения, и тело мое жаждет покоя и отдыха. Впрочем, спать мне теперь не хочется. И я просто ложусь на спину, и лежу так, глядя на своего незнакомого посетителя, который, в свою очередь, уже снова устроился на стуле возле моей кровати, и неотрывно смотрит на меня.
- Не хочешь спать? - спрашивает он меня весьма участливо.
Я отрицательно качаю головой, а потом, просто для того, чтобы еще раз продемонстрировать, в первую очередь самому себе, способность выражать свои мысли вслух, произношу:
- Не хочу.
Человек кивает головой, в знак того, что понял меня. И тут же заговаривает сам:
- Тогда просто лежи, и слушай меня. Сейчас я тебе все потихоньку начну рассказывать. Расскажу, кто ты, и где ты. Ты ведь хочешь это знать?
Я, конечно, соглашаюсь. Честно сказать, меня уже давно интересует - кто я, и где я. И я был бы благодарен любому, кто развеет густой туман недоумения, царящий сейчас в моей голове.
- Во-первых, - начинает человек. - Я представлюсь сам. Зовут меня Барон Бривгольд. Можно просто - Барон.
То-то я недоумевал, чего недостает мне в общении с ним. Оказывается, именно этого - его имени! Теперь я знаю, как мне обращаться к своему собеседнику. Это, конечно, прекрасно, но..., но я до сих пор не знаю, как мне называть себя самого! У каждого человека, я почти в этом убежден, должно быть собственное имя. А как зовут меня? В какой-то неизъяснимой душевной панике я лихорадочно стараюсь сообразить, стараюсь вспомнить свое имя, и вдруг отчетливо осознаю, что я просто не знаю его!
Зато, оказывается, Барон знает это гораздо лучше меня.
- А тебя зовут Рыцарь Макмагон! - объявляет он мне.
Лицо мое, по-видимому, самым явным образом выражает всю степень моего недоумения.
- Что, - спрашивает меня Барон. - Удивлен?
Удивлен! Не то слово! Я просто поражен таким его сообщением! Я не верю тому, что слышу.
- Как?.. меня зовут? - переспрашиваю я недоверчиво.
- Твое имя - Рыцарь Макмагон! - с готовностью, и, на всякий случай, весьма и весьма отчетливо повторяет Барон.
Нет... Не может быть... Пусть я и не могу вспомнить, кто я такой, но то, что я никакой не Рыцарь, и никакой не Макмагон - это я знаю почти достоверно... Или же?..
- А другое имя? - спрашиваю я у Барона.
Теперь уже он удивленно смотрит на меня.
- Другого имени у меня нет? - формулирую я свой вопрос более толково.
Он отрицательно качает головой. Оказывается, нет у меня никакого другого имени. Однако, мне хочется выяснить это наверняка.
- Мне кажется, - говорю я. - У меня должно быть какое-то другое имя...
- Нет, - весьма предупредительно, но категорично заявляет мне Барон. - Уверяю тебя, это тебе только кажется. У тебя одно имя. Как и у меня, как и у всех остальных.
- Это мне кажется странным, - говорю я, прислушиваясь к какому-то своему неясному внутреннему голосу.
А Барон сидит, крепко держит меня за руку, и как-то очень убедительно, хотя и печально, качает своей седой головой - да, мол, можешь мне поверить, это так и есть! А потом осторожно интересуется у меня:
- Тебе что, не нравится твое имя?
Я неопределенно пожимаю плечами. Я не знаю, что ему на это ответить. Я еще не до конца успел свыкнуться с тем, что мое имя - действительно мое, а уж о том, нравится ли оно мне, попросту пока еще не думал.
Барон решительно подводит итог моим сомнениям:
- Впрочем, так, или иначе, ты - Рыцарь Макмагон, и ничего с этим поделать уже нельзя. Так что - привыкай! Вживайся! И... Добро пожаловать в Пьесу!
Последнюю фразу он произносит с такой великой торжественностью в голосе, что меня это даже немного пугает.
- Куда? - спрашиваю я удивленно. Правильно ли я расслышал, верно ли понял своего собеседника?
Видя мое все нарастающее изумление, Барон тут же старается меня успокоить.
- Ты не волнуйся так, - увещевает он меня. - Ты просто лежи, и слушай. А я постараюсь постепенно и доходчиво все тебе объяснить.
Наверное, так, действительно, будет лучше. Барон, по всему видно, желает мне добра. И мне стоит прислушаться к любому его совету. Действительно, чего мне волноваться? Пусть он говорит дальше, пусть расскажет мне об окружающем меня мире, пусть поведает обо мне самом. А я пока буду просто лежать и слушать. Все свои вопросы можно будет задать потом.
Барон еще раз внимательнейшим взором оценивает мое душевное состояние, и, признав его вполне приемлемым для продолжения беседы, начинает свой рассказ:
- Только что ты, выражаясь фигурально, совершил первый шаг в своей жизни. Ты вступил в мир, в котором отныне тебе и предстоит обитать. Предстоит принять самое активнее участие в грандиозном процессе бытия этого мира. Тебе выпала уникальная честь творчески проявить себя в достижении великой, грандиозной цели!
Во время своего выступления Барон тщательно отслеживает мою реакцию на свои слова. Впрочем, пока мне нечего продемонстрировать, кроме недоумения. Это не смущает моего собеседника, и он продолжает:
- Наш мир, - продолжает он, - существует не просто так, не ради факта своего существования. У этого существования есть цель, и эта цель грандиозна! Величайшим смыслом жизни всякого обитателя нашего мира является активное участие в процессе стремления к этой цели. И уже очень скоро ты сам сможешь включиться в этот процесс, и сможешь лично убедиться в его увлекательности!
Барон опять делает небольшую паузу, чтобы его сообщения постепенно усваивались моим сознанием.
- Тебе предстоит большая работа, которая потребует от тебя проявления всех имеющихся у тебя талантов и способностей, всего присущего тебе трудолюбия и терпения. Но эта работа стоит того, и ее результаты способны окупить потраченные усилия! Ты еще убедишься, какое внутреннее моральное удовольствие способна будет доставить она тебе, и как сможет вознаградить за усердие!
Это звучит многообещающе, но несколько неопределенно. Барон, по-видимому, и сам это понимает, поэтому переходит к конкретике:
- Смысл существования этого мира - это Пьеса. И все в нашем мире подчинено одной цели - созиданию и воплощению Пьесы. Той самой Пьесы, идея которой однажды родилась в гениальных умах наших далеких предшественников. В написании Сценария которой проявили и продолжают проявлять себя величайшие драматурги. В постановке которой принимали и принимают участие великие режиссеры. В воплощении которой на Сцене блистали и продолжают блистать талантливые актеры! Принять участие в этом грандиозном действе - это, одновременно, и долг, и великая честь для всякого обитателя нашего мира!
Барон не забывает обращать внимание на мои ответные реакции. Заметив мое нарастающее недоумение, он меняет тон своего выступления:
- Иными словами, твое появление в нашем мире означает то, что и тебе, в самом скором времени, предстоит принять в нашей Пьесе самое непосредственное участие! Теперь ты - актер, которому доверена почетная обязанность исполнять в Пьесе роль одноименного персонажа. Вот меня, к примеру, зовут - Барон Бривгольд, и моей прямой обязанностью является сценическое воплощение роли Барона Бривгольда. Твое имя - Рыцарь Макмагон, и у твоего сценического персонажа - то же самое имя. Понятно тебе?
Осторожным кивком головы я даю Барону знак, что понятно. Хотя, признаться честно, до настоящего понимания мне пока еще далеко. Я просто надеюсь, что последующие разъяснения помогут мне в этом.
- Знай же, - торжественно провозглашает Барон, - что с этого самого момента у тебя возникает масса обязанностей самого серьезного свойства. Теперь ты тоже - участник Пьесы, и главнейшей твоей жизненной задачей отныне является забота о ее надлежащем течении. Ты просто обязан будешь добросовестно и прилежно исполнять свою роль - в этом состоит твоя ответственность перед миром, который доверил тебе это почетное право, и перед всем нашим актерским сообществом.
Вот это да! Стоило ли поздравлять меня с тем, что я, не успев еще до конца осознать самого себя, уже вынужден принять на себя еще даже неведомые мне обязательства и ответственность? И это при том, что я даже не знаю, в чем же заключается моя роль, и появится ли у меня вообще желание исполнять ее? Барон, глядя мне в глаза, просто читает мои мысли.
- Не волнуйся ты так! - снова спешит он меня успокоить. - Обязанности эти самого приятного свойства! Принять участие в величайшей театральной постановке - что может быть увлекательнее для актера? И - какое участие! Ты пока что даже представить себе не можешь, какие возможности предоставляются здесь творческому человеку! Ведь речь совершенно не идет о каком-то пассивном исполнении роли. Исполнять написанную кем-то роль, какой бы значительной она ни была - это, без сомнения, было бы довольно скучным занятием. Но ведь на самом деле все совсем не так, все гораздо интереснее и увлекательнее! Ведь именно мы, актеры, сами и являемся творцами Пьесы, творцами сценической судьбы своих персонажей! Мы сами создаем драматический облик, сценический характер своих героев! Каждому из участников Пьесы предоставлена полная возможность задумать и реализовать на Сцене сценический образ, согласно своему собственному представлению о нем! И именно в этом наиболее ярко и проявляется творческая сущность нашего человеческого существования. Понимаешь?
Это звучит гораздо интереснее! Вот теперь, кажется, в моем сознании начинает складываться какая-то более-менее цельная картина. И картина эта выглядит довольно привлекательно!
- Да! - подтверждает все мои догадки Барон. - Таким образом, сама Пьеса является продуктом нашей совместной творческой деятельности! Наших общих усилий по созданию индивидуальных сценических образов!
Мне кажется, что я начинаю понимать! И я мысленно пытаюсь составить обобщенную картину мироздания.
Итак, я - Рыцарь Макмагон. Это мое имя и, одновременно, имя некоторого персонажа в некоей Пьесе. Того самого персонажа, роль которого мне предстоит исполнить. Персонажа, основные черты которого я имею возможность сформировать самостоятельно. В обмен на ответственность надлежащим, и самым добросовестным образом представлять его в Пьесе. Заманчивая перспектива!
Вероятно, все мои эмоции просто написаны у меня на лице. Барон читает все мои мысли, как открытую книгу.
- Согласись, это чрезвычайно увлекательно! По сути, вся жизнь человека представляет собой один непрерывный и нескончаемый творческий процесс. Процесс созидания своего индивидуального сценического образа, и артистического его воплощения. Здорово, правда?
Я готов согласиться с ним - все это выглядит довольно интересно. Необычно как-то! Хотя, что такое "обычно", я не знаю.
Но в следующий же миг меня вдруг посещает некоторое сомнение - а именно, сомнение в своих силах. Все, о чем только что рассказал мне Барон, сулит, без сомнения, самые заманчивые перспективы всякому индивиду, наделенному творческими способностями и желанием их реализовать. Но я - способен ли на это? Имеются ли у меня надлежащие задатки? Сумею ли я воспользоваться предоставленными возможностями? Получится ли у меня? Мне совершенно неизвестно, чего я могу ожидать от себя самого!
Барон опять оказывается в курсе всех моих душевных метаний.
- Если ты сомневаешься, что у тебя получится, - говорит он мне. - То совершенно зря. Впрочем, всякому человеку, который никогда еще в своей жизни не пробовал заняться творчеством, присущи такого рода сомнения. Но, уверяю тебя, стоит только попробовать, стоит только раскрыть свою душу и сознание, стоит только пробудить дремлющую внутри тебя силу... В общем, не сомневайся, твои творческие способности сами проявят себя, и настоятельно заявят о необходимости своей реализации. И тогда ты в полной мере сможешь вкусить все прелести этого увлекательного процесса. Можешь мне поверить, так оно и произойдет!
Его спокойная уверенность в моих способностях немедленно передается и мне.
- Давай для начала проверим некоторые твои технические навыки, - тем временем предлагает мне Барон. - Напиши что-нибудь!
Барон подает мне листок бумаги, и какой-то огрызок карандаша. Я поудобнее устраиваюсь на кровати, и в нерешительности принимаю все эти письменные принадлежности из его рук. Знакомые ощущения, я определенно держал в руках подобного рода предметы раньше. Вот только - когда это было? Где это было? Было ли вообще какое-нибудь "раньше"? Почему Барон мне об этом ничего не говорит?
- А... - подаю я голос, все еще не до конца оформив в своем сознании такой важный, но очень непростой вопрос. - Откуда я взялся?
И, подняв взгляд на Барона, с замиранием сердца жду от него ответа. Очень важен для меня этот ответ. Он, я думаю, способен прояснить для меня гораздо больше, чем все то, что мне только что сообщили.
Но, прежде чем дать ответ, Барон вдруг отводит куда-то свой взгляд, в беспорядке блуждая им по окружающему пространству, и начинает проявлять заметную нервозность.
- Ты хочешь знать, как ты тут появился? - переиначивает он мой вопрос. - Ну... так же, как и все мы. Тебя ввели в Сценарий Пьесы. В Пьесе нашей появился новый персонаж - Рыцарь Макмагон. Персонажа этого кто-то должен исполнять, вот ты и появился!
Эта информация по-своему интересна, однако оно совершенно не способна ничего для меня прояснить. Но я вижу, что настаивать на своем вопросе бессмысленно - Барон и сам не знает на него ответа. Я лишь смутил его своим вопросом, и мне не следует настаивать на дальнейших разъяснениях.
"Откуда я взялся!" Да кто же может знать это лучше меня самого? Кто может мне ответить на это лучше, чем я сам? Следовательно, ответ на этот вопрос я смогу найти только внутри себя. Внутри своих воспоминаний.
Пока мои воспоминания о прошлой жизни очень ограничены, и вряд ли достоверны.
На лежащем передо мной листе бумаги я начинаю старательно выводить крупные буквы. Через минуту надпись готова.
"НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ".
Барон долго, и весьма задумчиво смотрит на произведенную мною надпись.
- Умеешь... - констатирует он, наконец. Но по выражению его лица видно, что мысли его не ограничиваются признанием этого очевидного факта, а блуждают где-то глубже. И озадачила его не моя несомненная способность писать, а сама начертанная мною фраза.
Я смотрю на Барона, и смиренно ожидаю, когда он оторвется от созерцания этого не вполне понятного даже мне словосочетания. Наконец, Барон медленно поднимает на меня свои глаза, и смотрит внимательно, с каким-то новым оттенком любопытства. А потом вдруг и спрашивает меня:
- Слушай, а тебе ничего такого во сне не виделось? Видишь же ты какие-нибудь сны?
Странный вопрос! Откуда он знает? Зачем ему что-то знать о моих снах?
Что ему ответить?
А он все так же сидит на краю моей кровати и внимательно, выжидательно смотрит мне прямо в глаза.
- Ты хоть что-нибудь помнишь? - спрашивает. Тихо так спрашивает, проникновенно.
И я опускаю глаза, прячась от его пытливого взгляда.
Нет, абсолютно не хочу я сейчас говорить на эту тему. Я не хочу снова возвращаться в воспоминаниях к своим странным и нелепым переживаниям. Да, я вижу сны, я помню их, но я не могу понять этих снов, и не могу их объяснить. Да и рассказать о них толково, судя по всему, не в состоянии. Если бы даже и хотел, я не смог бы найти слов для описания своих видений. Барон вряд ли сможет меня понять.
Поэтому в ответ на его такой настойчивый вопрос я просто отрицательно мотаю головой.
Он больше ни о чем меня не спрашивает. Просто сидит рядом, и смотрит на меня, теперь уже как-то жалостливо, тихо вздыхает, и произносит вполголоса:
- Такой же, как и все мы. Табула раса!
Я не понимаю этих его слов, да и не хочу понимать.
- А я когда-то видел сны, - мечтательно говорит Барон. - Странные сны, необычные... Вот только потом я их видеть перестал. И сейчас даже вспомнить не могу - что же именно я видел? Хочу вспомнить - а не могу. Не получается! Я думал, ты мне сможешь помочь...
И, помолчав задумчиво еще некоторое время, снова обращается ко мне:
- Ну, ладно. Мне уже пора идти. А ты сейчас просто лежи. Хочешь спать - спи. Не хочешь - не спи. Скоро я к тебе снова приду. Молока принесу. Договорились?
Я согласно киваю ему в ответ.
И он уходит. Закрывает за собой дверь, и я снова остаюсь в комнате один.
И вновь я начинаю ощущать большую усталость. Мне хотелось бы сейчас немного поразмыслить обо всем, что я узнал только что, но на это нет сил - ни физических, ни душевных. Я чувствую сильное утомление, и меня снова неудержимо тянет в сон. И даже воспоминание о недавно пережитом во сне кошмаре, вместе со страхом вновь очутиться в его объятиях, способно отогнать это вязкое чувство сонливости только на несколько мгновений.
Снова реальность расплывается, не давая возможности за нее зацепиться. Я снова проваливаюсь куда-то в забытье.
Глава 2.
Пробудившись ото сна, я обнаруживаю, что на этот раз Барона со мною рядом нет, и я предоставлен самому себе.
Я осторожно поднимаюсь с кровати и бережно встаю на ноги. Оглядываюсь по сторонам. Сейчас мне представилась возможность более подробно изучить свое жизненное пространство.
Комната моя представляет собой четырехугольное помещение размерами где-то пять на пять метров, или что-то около того. Зеркальный потолок. Четыре стены, две из которых выкрашены в светло-зеленый цвет, а две другие - почти полностью, от пола до потолка, затянуты зеркальными поверхностями.
Предметов мебели в комнате немного. Имеется достаточно просторная кровать, письменный стол внушительных размеров, четыре стула, тумбочка какая-то, рядом с кроватью. Изящный низенький столик, загадочный с функциональной точки зрения.
Но самый поразительный элемент обстановки занимает скромное место в самом углу комнаты. Это - рыцарские доспехи, во всем своем великолепии, включая роскошный плюмаж на макушке шлема.
Тут я вспоминаю, что я - не кто иной, как Рыцарь Макмагон. Очевидно, доспехи - это мой сценический костюм.
Пол устлан каким-то ковровым покрытием, и если ходить по нему босиком, можно ощущать, как его ворсинки приятно щекочут твои пятки. Я медленно расхаживаю по комнате, пытаясь одновременно отслеживать ощущения пяточного массажа и заниматься исследованием.
Почти сразу выясняю, что свет лучится из стеклянных матовых квадратных окошечек, располагающихся непрерывным рядом почти под самым потолком, по всему периметру помещения. Занятно!
Но самое удивительное в комнате - обилие зеркал. Более всего поражает, конечно, зеркальный потолок. Запрокинув голову вверх, ты имеешь возможность наблюдать не только себя самого, в перевернутом состоянии, но и всю свою комнату, как будто вывернутую наизнанку. И от этой неестественной вывернутости пространства тут же начинает кружиться голова.
Стены комнаты тоже чуть ли не наполовину заняты зеркальными поверхностями. Поэтому создается иллюзия, что комната моя гораздо просторнее, чем на самом деле. И еще одна иллюзия - что в комнате много тебя самого. Взглянешь направо - а там ты! Взглянешь налево - опять ты же! И прямо перед собою стоишь ты сам, внимательно вглядываясь себе прямо в глаза.
Немного погодя я обнаруживаю, что почти все стенные зеркала - это раздвижные двери, за которыми находятся сокрытые доселе недра моего жилища. Особенно кстати обнаруживается помещение санузла.
Еще в комнате моей оказывается несколько встроенных шкафов, в нишах которых имеется много чего интересного. На вешалках висит одежда, довольно странного покроя и расцветки. Обувь какая-то, в основном тоже весьма причудливых фасонов, аккуратным рядком стоит внизу. Еще что-то там находится в этих шкафах, но я решаю более подробно изучить все это немного позже.
Потому что, кроме зеркальных раздвижных дверей, в моей комнате имеется еще одна. И, в отличие от них, это самая простая, вполне нормальная дверь. Но мне уже известно ее особое предназначение. Именно эта дверь и ведет из моей комнаты во внешний мир.
Сейчас, когда мое собственное жилище вполне удовлетворило мои самые насущные порывы любопытства, именно эта дверь вызывает мой самый живой интерес. Вернее, тот мир, что скрывается за нею. Неизведанный и таинственный мир. Если уже в своем маленьком мирке я встретил столько странного и удивительного, что же может ожидать меня ТАМ?
Не лучше ли пока не соваться туда, не лучше ли сначала обжить свой собственный мирок, привыкнуть к нему? Но после минутной нерешительности я все-таки берусь за дверную ручку, и поворачиваю ее. Дверь открывается вовнутрь, предоставляя мне полную возможность покинуть пределы комнаты.
Однако, я не спешу этого сделать. Для начала я просто прислушиваюсь к внешнему миру. Тишина!
Осторожно высовываю в дверной проем голову, и так же аккуратно оглядываюсь по сторонам.
Прямо напротив дверного проема, на расстоянии в три шага - стена. Такого же нежно-зеленого цвета, в какой окрашены стены моей комнаты. Стена, уходящая влево, и так же уходящая вправо. Я пытаюсь проследить взглядом по ее направлению сначала в одну сторону, а потом и в другую.
Мир, находящийся за пределами моей комнаты, представляет собой длинный коридор, уходящий в обе стороны. В нем - такой же зеркальный потолок, а вот ковровое покрытие отсутствует.
Я высовываю в коридор свою ногу, осторожно прикасаюсь к коридорному полу пальцами своей ноги. Напольное покрытие в коридоре более жесткое, и более холодное, чем комнатный ковер.
Вот и еще одно полезное открытие - для путешествия за пределы комнаты надо что-то обуть на ноги.
Я аккуратно закрываю дверь в коридор, и снова подхожу к шкафу, в котором я чуть ранее обнаружил обувь. Вот она, в полном моем распоряжении, стоит рядком. Шесть пар различных видов обуви. В первую очередь на себя обращают внимание высокие красные сапоги с щегольскими отворотами, какими-то сверкающими бляхами и шпорами. Помпезная вещь! Далее - тоже сапоги, но не в пример попроще, зеленого цвета и без лишних изысков и вычурностей. Потом - какие-то туфли на высоком каблуке, с блестящими пряжками. Тут же примостились весьма уютные на вид тапки-шлепанцы.
Интересно, посещает меня мысль, а придется ли впору мне эта обувь? Беру, для примера, зеленые сапоги, и, усевшись на один из стульев, пытаюсь надеть их на ногу. Мои сомнения сразу же рассеиваются - сапоги весьма ловко надеваются, и моя нога чувствует себя в них достаточно уютно.
Ну, что же, вроде бы, самое время дерзнуть совершить вылазку за пределы своей комнаты, расширять свои знания об окружающем меня мире.
Сделав пару шагов по направлению к двери, я на ходу поневоле обращаю внимание на собственное отражение, сопровождающее все мои перемещения - как оно там, в сапогах? И только сейчас вдруг осознаю разительное несоответствие между своей обувью и одеждой!
Прямо скажем, одет я как-то нелепо: какие-то светло-серые подштанники до колена, какая-то такого же неопределенного цвета и фасона рубаха. И при этом - сапоги! Да, когда я дефилировал по комнате босиком, мой собственный внешний вид не вызывал во мне никакого чувства протеста. Нормальный был вид, и на одежду свою я почти не обращал внимания. Мне вполне достаточно было того, что она совсем не стесняла движений. А вот теперь, при сапогах... При сапогах - совсем другое дело!
Пока эти мысли проносятся в моей голове, раздается стук в дверь.
- Войдите! - говорю я, гадая, кого еще, кроме Барона, я могу увидеть.
Догадки не понадобились - на пороге моей комнаты возникает именно Барон. И в руках у него - стакан молока, что весьма кстати.
- Ого! - приветствует он меня. - Уже на ногах! Уже примеряешь свои сценические костюмы?
Я развожу руками - мол, что-то вроде этого. Он одобрительно кивает головой. Говорит мне:
- Рад лицезреть твою активность! Я как раз хотел тебе предложить совершить небольшую экскурсию по близлежащим окрестностям. Тебе ведь интересно увидеть мир, в котором ты очутился?
- Конечно! - отзываюсь я.
На всякий случай я решил не сообщать ему, что только что готов был предпринять самостоятельную вылазку.
У Барона, как видно, чрезвычайно приподнятое настроение, он не хочет стоять или сидеть на одном месте, и поэтому степенно вышагивает по комнате.
- Прежде чем мы с тобой отправимся на экскурсию, тебе следует уяснить себе следующее, - наставительно вещает он мне, - Мир наш сложен, и в нем существует много разных правил и порядков, тебе пока что неведомых. Среди них имеются правила простые, а есть и многосложные, но все они, без исключения, весьма древние, и весьма мудрые. И уже сейчас ты должен осознавать, что заведены эти порядки и правила не просто так, а по глубоко обоснованным причинам. Что, собственно, доказывается самим фактом их существования. И, хотя смысл некоторых из них и может показаться тебе не совсем ясным, даже это не избавит тебя от необходимости строжайшего их соблюдения. Запомни - порядки и правила существуют именно затем, чтобы свято блюстись!
Малопонятное слово "блюстись" показалось мне, тем не менее, наиболее убедительным. Со смиренным видом я выражаю свою полную готовность познавать сложные законы окружающего меня мира, с тем, чтобы привести свое существование в полное с ними соответствие.
- Перед таким мероприятием, как прогулка по миру, надо одеться соответствующим образом, - продолжает наставительно вещать Барон. - Выход в мир - это, понимаешь ли, очень ответственный шаг! А тем более - первый выход. Очень много будет зависеть от того, в каком виде ты предстанешь перед местными обитателями!
Я внимательно его слушаю. А он продолжает:
- Первый шаг во внешний мир во многом способен будет определить твое место в нем, а то и всю твою дальнейшую судьбу. Будем помнить об этом! Ведь не только ты будешь знакомиться с окружающим миром - мир тоже будет знакомиться с тобой! Мы с тобой выйдем в свет, вольемся в общество, и при этом просто необходимо будет в полной мере проявить всю свою куртуазность, а значит, соответствовать принятым в нем правилам и нормам поведения. И первейшее из этих правил - это одежда! По одежде твоей будет складываться первое впечатление о тебе. А первое впечатление, как правило, формирует и все последующие. Запомни это правило! Будь аккуратен в одежде, и половина успеха в общении с людьми тебе обеспечена! Как говориться, "так будет до скончанья века - всегда по виду судят человека!"
Вот оно что! Как хорошо, что Барон предупредил меня о таком важном обстоятельстве! И очень здорово, что не успел я решиться на самостоятельную вылазку во внешний мир! Со своей инициативой и самодеятельностью я, оказывается, рисковал непоправимо испортить все первое впечатление обитателей внешнего мира о себе! И вообще, теперь я уже точно в этом убежден, осваивать мир нужно непременно под чьим-нибудь мудрым руководством.
- Какой же костюм мне надеть? - спрашиваю я у Барона.
- Давай выберем что-нибудь!- Барон деловито суется в шкаф с одеждой. - Что-нибудь нарядное, но не слишком броское. Что на тебе за сапоги? Да, вполне сгодятся для такого случая. Вот и подберем что-нибудь им в компанию!
По-хозяйски копаясь в моем платяном шкафу, он извлекает из него, один за другим, все элементы одежды, необходимые для моего облачения.
Под бдительным присмотром Барона я начинаю осваивать предложенные мне предметы одеяния, причем для этого мне приходится сначала снять сапоги. Барон, наблюдая за моими не слишком ловкими манипуляциями, то и дело дает мне руководящие указания. С его помощью дело продвигается быстрее, но ненамного. Какая она все-таки неудобная, эта одежда! Сколько всего нужно нацепить на себя, причем строго определенным образом и в надлежащем порядке! Я чувствую, что меня это начинает несколько раздражать. Но, памятуя о строгости существующих мировых правил, я стараюсь обуздать такое неуместное внутреннее чувство.
Когда почти уже все готово, я окидываю взглядом свое отражение в зеркале. И, честное слово, мой собственный вид кажется мне весьма нелепым! Барон тут же спешит меня успокоить - ничего, мол, вполне даже прилично. А что до удобства - это с непривычки. Со временем приноровишься!
- Ну что, вроде готов? - бодро спрашивает он, последний раз оглядывая меня со всех сторон.
- Готов! - отвечаю я, стараясь подражать его бодрости.