...Устроившись за столом, Ассоль впилась зубами в желтую, исходящую соком дыню. Я тоже все время что-то жевал. Затем пил и снова жевал. Оливки, козий сыр, финики, белый, пухлый край лепешки, намазанной медом...
- Мне не дает покоя один момент... - вдруг сказал Кидальчик. - Вот когда мы с вами бежали из крепости... Я дал вам кубик. Что вы с ним сделали? Вы же воспользовались им, я так себе понимаю? Что вы сделали, друг мой?
- А почему вас беспокоит именно это? Почему не дрейдл?
- Потому, что я знаю, как бывает, когда запускают дрейдл. Это не то. Вы, мой дорогой - прирожденный жонглер... Как вы бросили кости?
- Я затер одну сторону. Сделал её пустой, как в домино.
- И сколько точек вы убрали?
- Шесть.
- Азохн"вэй! А почему не единицу? Это было бы логично!
- Понимаете, я не знал, какое это будет значение. Только потом проверил...
- Дайте сюда! - он требовательно протянул ладонь.
- Не могу. Кубик сгинул где-то наверху... Не было времени подбирать.
Я кривил душой. Хотелось иметь при себе какую-то заначку, а не клянчить каждый раз у старика.
- Жаль. Он мог бы стать артефактом Нового времени.
- Не понял...
- Грядут последние времена. Вы - чудесник, юноша. Мир прогнется под давлением вашей воли.
Я? Изменю мир? Всегда хотел лишь одного: спокойно жить, и никому не доставлять неприятностей. Только и всего...
***
После выяснения отношений с пограничниками нас с почетом повезли дальше на машине. Подумать только! Они знали старика! Ну, не его самого, а о нем. Оказывается, наш дядя Саша - известный борец Сопротивления, глава организации мирного урегулирования "Менора", и вообще живая легенда.
Очень хотелось спросить: - а что вы на самом деле забыли в крепости Ашарванов, с той стороны границы, Александр Наумович Кацман, по прозвищу Кидальчик? Боюсь, не ответит...
...Когда израильские пограничники увидели старика, - как он идет по минному полю, во весь голос выкрикивая Предание, они решили, что лицезреют пришествие Мессии. Ни больше, ни меньше...
На заставе Кидальчик что-то рассказывал на иврите, размахивая руками и иногда оглядываясь на нас с Ассоль. Мы жались в сторонке, под присмотром двух грозных женщин в бронежилетах и касках...
Нам выделили машину, сопровождающих, и повезли вниз, в деревню. С этой стороны Голанский хребет напоминал не иссушенный раскаленными ветрами ад, а, скорее, рай на земле.
По цветущей, утопающей в садах долине катил изумрудные воды Иордан, - Ярдэйн, поправил Кидальчик; тут и там виднелись крыши небольших селений, над пышными рощами возвышались живописные башенки и ветряки... И самое главное: не раздавалось никаких взрывов и не пахло порохом.
Место, куда нас привезли, называлось кибуц. Религиозная община - так объяснил старик. Ассоль куда-то увели женщины, а нам выделили небольшой домик, в котором были душевая кабина, кухня и комната с двумя кроватями.
Когда мы, вымытые, в дареной одежде, вышли в сад, там ждал накрытый стол. Пришла Ассоль, в простом длинном платье, с косынкой на очень кудрявых, огненных волосах. Я правда не мог оторвать от неё глаз. Кидальчик улыбался, как добрый дедушка.
...Пусть всё идет своим чередом. Маленькая передышка, а затем я исчезну. "Вы страшный человек, Алекс Мерфи"... Согласен. Не нужно, чтобы рядом со мной кто-то был.
После той вспышки страсти в крепости, лихорадочных признаний, я всё время думал об Ассоль. О том, как замечательно было её целовать, чувствовать её тело, и... О том, с какой легкостью она убивала. Я так и не спросил, кто она.
***
...Почувствовал, как по телу шарят руками. Пальцы жесткие, умелые. Усилием воли сдержал крик. Показалось - я снова в душегубке, и это охранники... Чужие руки убрались, я перевел дыхание, но остался неподвижен. Только чуть приоткрыл глаза. Над стариком склонилась хищная тень. Если он проснется - скорее всего, погибнет. Я прыгнул.
Упав на пол, мы заворочались в тесном пространстве между кроватей. Высвободив одну руку, я врезал чужаку в челюсть, тот обмяк. Пахло от него потом и чем-то пряным, похожим на шафран. Я взглянул на старика. Тот успокаивающе махнул рукой.
Кивнув, я поискал, чем бы связать пленника... В конце концов, заткнули рот полотенцем, руки и ноги обмотали поясами от халатов, висевших в душевой. Закончив, запихали его под кровать. Я шепнул старику:
- Скроемся по-тихому.
На улице благодать. Поют соловьи, стрекочут цикады, где-то далеко лениво гавкнула собака... Ни одного огонька: деревня спит.
Порыв ветра принес еле заметный запах шафрана... Толкнув Кидальчика, я бросился на землю. Плечо обожгло. Лежа под столом, за которым мы еще недавно так вкусно ужинали, я пытался понять, откуда прилетел нож.
Вдруг со всех сторон полетел захлебывающийся лай, затем - пронзительный вой сирен, крики людей, затрещали выстрелы... Вспыхнули прожектора.
Прижимая рукой пульсирующее кровью плечо, я горько усмехался. Есть такая поговорка: "Если хочешь, чтобы Господь посмеялся, расскажи ему о своих планах"...
- Дядь Саш, вы как?
- Жив. К несчастью.
- Почему же к несчастью? - дыхание спирало от боли.
- Устал я. Только расслабился, подумал: - всё, отбегался, пора на покой... Почему у вас такой сдавленный голос?
- Меня зацепило. Ножом.
- Азохн"вэй! Куда?
- В мякоть. Ничего страшного.
Он уже был рядом и ощупывал мою руку твердыми пальцами.
- Встать можете? А идти? Сознание не теряете?
- Разве что от страха... Плохой из меня чудесник. Так легко попасться!
- Пхе! Целились-то, поди, в сердце! А всего-навсего мышцы порезало.
- Ой, вы меня так успокоили... Как там Ассоль?
- Очень надеюсь, спит. - неуверенно предположил старик.
- С чего бы мне спать, когда здесь такая развлекуха?
- Дитя моё! С вами всё в порядке? - Кидальчик, смешно оттопырив тощий зад, пополз к ней.
- Да. Можете вставать. Всё кончилось.
- Что это было? - я с трудом сел, прислонившись к ножке стола. Плечо болело всё сильнее.
- Эй, тебя что, ранили? - сколько удивления и страха было в её голосе...
- Всё нормально.
Она уже была рядом, с беспокойством заглядывая мне в лицо.
- Ты же - неубиваемый! Мы же по минному полю шли! Как же так?
- Вот и я говорю...
Я повалился на бок, виском в черную, рыхлую землю. Перед глазами колыхались темные травинки. Пение цикад становилось всё оглушительнее, в голове нарастал шум. Прикрыл глаза, всего на минутку... но тут где-то над ухом загрохотало.
Оцепенение сняло как рукой. Я попытался вскочить. Взрыв! На фоне черных веток деревьев полыхнуло огненно-оранжевое, Ассоль пригнула мою голову. Рядом, молитвенно прижавшись лбом к земле, скорчился Кидальчик.
Когда схлынула взрывная волна, Ассоль вскочила, и потянула меня за собой.
- Куда? - прохрипел я.
- Подальше отсюда!
Здоровой рукой подцепив за шиворот старика, я поднялся на ноги, голова закружилась. Черт... Плечо бы перевязать. Понемногу цветные пятна перед глазами рассеялись, я выпрямился, но тут раздался еще один взрыв - немного дальше. Не удержавшись, я снова упал, Ассоль присела рядом. У Кидальчика глаза были совершенно белые. Он что-то бормотал на иврите, комкая в кулаке ворот белой рубахи.
Ассоль подползла к нему, встряхнула и заглянула в лицо. Старик слегка улыбнулся, провел рукой по волосам девушки. Не иначе, помирать собрался...
- Нападение! - казалось, он был в панике. - Немыслимо! Чтобы здесь, в самом сердце...
- Нужно это остановить! - закричала Ассоль.
- Они могут быть уже далеко... Бомбы с дистанционными взрывателями... - Кидальчик сел, привалившись к стволу дерева. - Лишь бы никто не пострадал! Тут же дети... Это я виноват...
Скрипнув зубами, я отвернулся. Рукав полностью промок, рубашка противно липла к коже. Я совершенно не представлял, что делать, куда бежать - да и есть ли в этом смысл... В чужой стране, вместе с выбившимся из сил стариком и девчонкой-киллером...
Тарахтели автоматы, надрывались сирены, деревня то и дело озарялась вспышками света. Но на нашем пятачке почему-то сохранилась спасительная темнота.
Ассоль присела рядом и стала на ощупь исследовать мое плечо. Я сжался в ожидании новой боли, но её прикосновения были легки, как крылья бабочки. Через минуту боль отступила. Острый крюк, терзавший внутренности, тоже исчез и стало легче дышать. Я немного расслабился.
- Как ты это сделала? - она только улыбнулась.
Оторвав от платья длинный лоскут, перевязала мне рану. Затем наклонилась, и поцеловала. Глаза - два колодца, в них отражаются звезды... Замерла на мгновение, оттолкнулась, и исчезла за деревьями. Я не успел ничего сказать.
С трудом поднялся на ноги и протянул здоровую руку старику. Выстрелы как будто стихли. То и дело из дыма появлялись фигуры с автоматами, патрулирующие окрестности. К нам приблизилась одна, человек прокричал вопрос на иврите. Кидальчик ответил. Был он смертельно бледен, на шее вздулись черные вены, глаза запали. Сквозь морщинистые щеки проступила седая щетина.
- Вы не ранены?
- Вроде нет. - он закашлялся. - Старый я уже для всего этого.
Я усмехнулся, и прислонился к камню. Рука больше не болела.
- Знаете, Александр Наумович, я вот моложе вас. Но с удовольствием отказался бы от... "всего этого".
- Привыкнете, со временем.
- Хорошо вам говорить...
- А чего вы, мой дорогой, хотели? - старик поморщился. - Вы так искренне недоумеваете, когда Господь вас испытывает! Запомните: никогда Он не дает больше, чем вы способны выдержать. Никогда... Но и не меньше. Вы понимаете, Алёшенька? Хотите вы того или нет, придется идти до конца. Вопрос вот в чем: будете ли вы влечься по тропе скорби, проклиная судьбу, или встанете перед ликом Бога с открытой душой, смело принимая всё, Им уготованное...
Я вздохнул.
- Никогда не думал об этом с... вашей позиции. Мне всегда казалось, человек должен сам принимать решения. - старик усмехнулся.
- И много вы напринимали? Карл Юнг, который посвятил себя исследованию человеческих душ, был ученым. Но, тем не менее, над дверью своего дома, начертал такой девиз: "Vocatus atque non vocatus, deus aderit". "Бог придет, даже если его не звали"... Поверьте старому еврею, много повидавшему в жизни: только Он, и никто более. Только Он... Весь мир - проявление Воли Его.
- И моя хромая удача - тоже?
- В высшей степени. Будь вы верующим, давно бы поняли. И приняли бы намного легче...
Я огляделся. Тишина, только где-то в траве, рядом с нами, стрекочет сверчок.
- Как вы думаете, куда исчезла Ассоль? Может, нужно её найти?
Мистические откровения старика больше пугали, чем объясняли. Не хотелось думать, что вся моя жизнь предопределена...
- Давайте подождем. Вы - ранены, я - старик... Не будем путаться под ногами.
Ответить я не успел. Вдруг ощутил дикий страх, удушье, и понял, что вот-вот умру. Схватил Кидальчика и вместе с ним повалился на землю, в последний момент успев опрокинуть сверху стол...
Ногу пронзило болью, я чуть не заорал. Как черепаха, подтянул конечности под столешницу, и зажмурился. Кидальчик скорчился рядом, накрыв голову руками. Я слышал, как он что-то бормочет. Хотелось вскочить и бежать, куда глаза глядят, но я сдерживался. Знал: если поддаться панике - будет хуже...
Отовсюду доносился треск автоматных очередей. Потом возник нарастающий вой, за ним - облако белого огня, и ближайший дом осел внутрь себя, как картонная коробка.
- Бежим! - закричал я, отбрасывая стол и хватая Кидальчика за руку.
Старик молча плакал: на фоне рассветного неба горячо и страшно полыхали ветви магнолий. Я вспомнил, как еще вчера ребятишки гоняли мяч на маленькой сельской площади...
ГЛАВА 27
АЛЕКС МЕРФИ, ИЗРАИЛЬ.
Проснувшись, я не понял, где нахожусь. Под головой надувная подушка, пахнущая резиной и хлоркой. Вместо потолка - матерчатое полотнище. Повязка мешала шевелить рукой. Половину лица тоже скрывали бинты... Было сумеречно, только через дырочки в полотне палатки пробивались тонкие, как иголки, лучики света. В них плясали пылинки.
- Рад, что вы пришли в себя.
Повернувшись, чтобы смотреть здоровым глазом, я уставился на незнакомца. Так показалось вначале, но через мгновение я понял, кто это... Не сразу узнал его в кожаной потертой куртке, небритым... От Воронцова явственно несло потом и спиртным. И еще... Эта особенная смесь ружейной смазки, нагретого металла и дизельного топлива. Дежа вю.
Тот самый лощеный офицер, что беседовал со мной на Лубянке! Я инстинктивно попытался вскочить, но в глазах потемнело.
- Лежите. - он легонько пихнул меня в грудь. - У вас контузия.