"Неужели опять? Неужто серьёзно?" - возмущается мой разум. "Да нет же, нет, - говорит сердце. - У нас очень профессиональные отношения."
Полтора часа репетиции. Ничто не клеится. Концерт через две недели. Зачем я только согласилась на это?!
Ему не нравится моё вступление. Я не подаю достаточного знака. Вызывающе, подкреплённая взглядом вечно молчащей виолончелистки, я заявляю, что вступление должен показать он сам. "Un, deux, trois..." - считает он вслух, после чего слышится громкий вдох, его виола по-пионерски взвивается вверх, и мы с виолончелисткой по какому-то наитию вступаем все вместе. Кажется, он проделал всё так же, как и я, но у него это получилось лучше. Я чувствую, что начинаю краснеть, но не сдаюсь. Мы пробуем, пока у меня не начинает ныть левое плечо.
Впереди трудный пассаж. Я внутренне напрягаюсь, но краем глаза замечаю, что он смотрит в мою сторону и улыбается. Тембр его виолы похож на мужской голос, поющий фальцетом, и мне становится весело от одной мысли о певце-кастрате. Виолончелистка тоже весьма лихо справляется со своим соло, в то время как мы с ним оба сливаемся в длинных, на терцию различных нотах, вибрируя на пол-дыхании.
После этого мы решаем сделать перерыв. Кошки виолончелистки с претенциозными именами Волфи и Станци* откликаются на его французский зов, и мы немного состязаемся в привлечении их внимания. "I adore cats", - говорит он со своим неподражаемым акцентом. - "They are so independent."
"Я тоже!" - хочу воскликнуть я, но прикусываю свой язык. Битва титанов только началась.
Во время второй частии репетиции я делюсь с ними своими идеями. "Это надо играть как море, - величественно, но просто", - говорю я, ожидая аттаки.
"Что ж, попробуем", - говорит он, легко трогая смычком струны. "Море, которое ещё не знает своего потенциала. Как девушка."
Мы с виолончелисткой переглядываемся, но начинаем играть, как мяч перебрасывая друг другу ноты мелодии и переплетая её с аккомпанементом его виолы. Незаметно проходят ещё полтора часа. Вскоре в наших звуках исчезает свежесть, и мы решаем разойтись и поработать над трио самостоятельно.
Мы складываем наши инструменты в футляры, и я краем глаза вижу, как долго и любовно он оттирает канифоль со струн, и как мягко, по-рысьи, поднимается с колен. Мы уговариваемся о дне и часе следующей репетиции, и тепло прощаемся с виолончелисткой.
Когда он и я садимся в машину, я смотрю на него в упор и спрашиваю, что он думает о репетиции. "Неплохо для первого раза", - говорит он. И вдруг добавляет неожиданно: "Пожалуйста, не обижайся на мою критику. Я совершенно забываюсь, когда играю, и всегда жажду совершенства. У тебя прекрасная техника, но тебе нужно больше выражать себя."
Его глаза поблескивают в полусумерках машины. Я беру его руку в свои. "Спасибо!" - вырывается из меня, прежде чем я успеваю дать себе в этом отчёт. Его пальцы слегка сжимают мои.
"Кажется, мы сыграемся", - думаю я и завожу мотор.
14 января 2004
_______________
*Волфи и Станци - уменьшительно-ласкательные клички Моцарта и его жены Констанцы.