Старая-старая яблоня так и склонялась над крыльцом. Яблок на ней почти не было - а те, что все-таки уродились - стали мелки. Отец Михаил - хозяин дома и садика с ягодами и цветами - не позволял ее срубать. Из окон лился приветный свет, падал клином на крылечко, усыпанное зелено-бурыми листьями, на кусочек земляной дорожки среди зарослей золотых шаров. Кошка Мурыся вышла погулять и села на ступеньке. - Что-то тревожно мне нынче... - верно, говорила она яблоне, и та соглашалась шепотом: "Да, да... Слышишь... Слышишь..."
Звякнула щеколда, кто-то пробежал к дому и дотянулся, застучал пальцем в стекло: "Батюшка, выйди, беда!"
Отец Михаил поставил бледно-розовую кузнецовскую чашку.
- Вот и до нас докатилось - негромко сказал он. Высокий и немного сутулый, он отодвинул венский гнутый стул с выпадающим круглым сиденьем и отомкнул двери в сени и на улицу. На пороге переминалась тетка Ирина, уборщица в правлении колхоза. Она с плачем стала у косяка. На непокрытой голове бурые листочки с яблони.
- "Уходи, батюшка, уезжай куда... Завтра придут!"
Она сказала еще много лишних и горестных слов, но священник понял главное: храм закроют, утварь и ценности - "драгмет" - свезут - корзины припасли переносить...
- Иди с миром, Бог с тобой! - отец Михаил ласково улыбнулся женщине. Круглым красным лицом она вдруг показалась ему похожей на куколку-держалку для сапожных щеток из обшитой картонки с карманчиками...
Матушка тихо сидела, склонив голову. Что скажет он - то и будет. Проснулся от беды, что глядела во все окна, восьмилетний Алеша. Прижал к себе собаку из овчины (ни у кого такой нет!) и сел на кровати, стал вертеть железные шарики на спинке-грядушке. Вторая собачка - деревянная, на колесиках, смирно стояла под кроваткой, таращила пуговишные глаза.
По велению отца Михаила Антонина и Алеша - жена и сын - в ночь уходили пешком на станцию - не свою- следующую. Из одежды - узелок, из еды - другой.
"Я не могу уйти. Велика честь пострадать за веру. А даст Бог - и свидимся. Уезжай в Калугу, к родне. Про меня не сказывай."
Сыну в руку сунул тетрадь - они писали туда с милым батюшкой считалочки, стишки, сказки.
"Береги тетрадь; найди пятую страницу и затверди. Вырастешь - поймешь. Сменятся времена - найдешь!"
Широким движением он благословил ненаглядную свою семью. Тихо и сурово прощались они - словно первые христиане...
До утра священник успел забрать из храма малый, но ценности небывалой образ Богородицы - редкий список иконы Боголюбской, дар храму от графа Шереметьева - в драгоценном окладе, в каменьях. Богородица во славе своей стоит в полный рост и поклоняется ей Святая Церковь... И дароносицу золотую работы тонкой и нездешней тоже взял. Достал Алешину деревянную собачку и ушел в лес. Вернулся к утру, тихонько улыбаясь чему-то; отдал Мурысю плачущей соседке.
Потом он стоял на паперти и ждал. Подошли люди. Они молча смотрели, как красноармейцы в двурушных корзинах выносили церковную утварь. Из кармана комиссара торчал крест, свешивалась тяжелая цепь. Батюшка улыбался растерянной и застенчивой улыбкой, когда его в толчки гнали к машине. Таким его запомнили последние прихожане церкви Бориса и Глеба в большом селе Борисоглебское. Никто отца Михаила боле не видел.
Антонину остановили за 30 верст от села, но ничего не нашли в убогих пожитках. После тяжелой "работы" никому не хотелось возиться с арестованными, и матушку отпустили.
"В тетрадке что?" - в последний момент спросил энкавэдэшник. Алеша звонко ответил: "Сказочки, считалки - батюшка писал!"
"Во глухом бору на синем бугру, на самом на юру ковчежец зарыт - пес сторожит..." - начал читать по складам белобрысый человек в кожаной странной одежде.
- На, попенок! - добродушно сунул он тетрадку. И страшные люди ушли.
................................................................................................... Через 11 лет Алеша погиб при взятии Будапешта, через 20 - умерла Антонина. В семье ее сестры хранилась тетрадочка как память дорогая...
Глава 1. "Слепая принцесса". В конце репетиции.
Семьдесят лет спустя.
-...Ну, какая же ты слепая принцесса, если головой крутишь во все стороны!" - в сердцах прикрикнула Странница в синем мамином плаще.
- А я, может, слушаю! - сердито отозвалась Муся, она же Принцесса.
- "И потом, я говорю - воротник тугой. Как только принцессы в таких ходили..."
Отец Александр - духовник Борисоглебской православной гимназии - быстро подошел к Принцессе.
"Кто у нас за костюмы отвечает?" - строго спросил он.
-...А я говорю тебе: ты исцелишься, прикоснувшись ко Гробу Господню... - убеждала Принцессу Странница. Служанка топала ножкой и отговаривала свою госпожу от странствия в Иерусалим. Над сценой уже висел этот чудесный сказочный град. Из трех рулонов обоев склеенное полотно, над которым трудилось пять лучших художников из 9 и 10 класса. Гуаши не пожалели для синего неба, желтого песка, белых стен. Разбойнику было еще рано выходить, и он рассматривал Иерусалим, ширму с зелеными ветками, изображавшими лес, и мечтал. Ах, как будут свистеть и топать все мальчишки, когда он лихо ворвется на сцену! И костюм ему не Федька безрукий шил, а мать наладила: кепка, ремень широкий, разбойничьи зеленые штаны в сапоги заправлены, а на сапогах - отвороты с зубцами из бархатной бумаги...
- Опять замечтался!!
Разбойник подпрыгнул и бросился вперед.
-А-а-а-а... - завел он особенно грозно (из-за того, что проспал!)
- Я Разбойник! Я отберу ваши драгоценности, а вас продам в рабство...
Неожиданно раздались тихие всхлипывания. Совсем старенькая Иринушка (девяносто четыре года - вон сколько), еще недавно подававшая звонки, сидела на третьем ряду... Отец Александр погладил старушку по голове, Странница дала водички.
Это же не по-правдашнему! - неловко выдавил Разбойник, стащив с головы разбойничью кепку.
-Ах, милый, я и по-правдашнему видала.
И она рассказала гимназистам почти все, что вы уже знаете.
- ... А вот образ драгоценный так и не сыскал никто. Сохранил батюшка тайну
- А мы - найдем! - решительно сказала Странница - Татьянка. - Бог поможет!
- Долго не мог отец Александр закончить репетицию "Слепой принцессы".
Глава 2. "К Господу дорога". Вишневый голос.
Из приоткрытых окон музыкального зала слышались музыка и пение. Ребята, не занятые на уроках, невольно останавливались. Легко и светло неслось к апрельскому небу: "Летит душа к Тебе, Спаситель, как стая белых голубей...." Старшие, правда, небрежно роняли: "А мы вовсе в церкви на клиросе поем. Регент по имени здоровается. А они пока - на два голоса только и умеют..." "Они" - это шестиклашки. Среди них - все наши знакомые. Муся любила петь с хором. Душа - и верно - уносится куда-то. Наверно, Богу тоже нравится. На первую Седмицу Пасхи - большой гимназический праздник. Но они не подведут! Вон под окнами народ собрался - слушает.
" Ищите к Господу дорогу..." - звучно начала Аня. Эти стихи - большие, и девочки прочтут их втроем: Муся, Татьянка и Анюта. Мусе вдруг представилась эта дорога - золотом по синему, а кругом цветы, как огромные деревья. А под деревьями-цветами - скамеечки. Кто старенький, как баба Иринушка, устал - пусть отдохнет.
Отец Александр во все вникал, на всех репетициях сидел. Муся неожиданно для себя подошла к нему и рассказала про дорогу к Господу, которая ей привиделась.
- Нет - серьезно сказал батюшка - это красиво (картину вышей - маме подари). Но дорога к Господу трудна. Кто-то и не найдет, и не увидит ее. Надо помочь ближнему на этом пути...
- Как это? - Растерялась Муся.
- А ты, дитятко, пока подумай сама об этом - весело улыбнулся отец Александр.
Жаль - кончились уроки и репетиции. Мусе нравилось в гимназии. Она помахала с горки Анюте и спустилась к узкому мостику-лаве. Речка проснулась, но воду на плотине еще не спустили, и она была тихая, смирная, узенькая совсем.
- Что, Веша, боятся, кабы ты огороды с погребами не потопила? Набедокурила в прошлую весну-то!
Речка грустно и глухо булькала посерединке пустого почти русла. - Ладно, Вешенька, не грусти! Скоро отпустят тебя на волю.
Муся дошла до середины мостика и запрыгала - уж очень денек хорош был, уж очень ловко досочки пружинили... И вдруг к ней подскочила стриженая девочка ростиком чуть пониже и тоже стала прыгать, схватив Мусю за обе руки.
-Ты откуда взялась? - весело и растерянно спросила Муся.
- Я - Кутя! Из интерната. - сообщила странная девочка.
-А почему - "Кутя"?
Муся говорила и пыталась понять: на лице взрослой девочки, ее ровесницы, светились глаза четырех-пятилетнего ребенка.
-... А потому - Кутя, что дурочка она! Кутя-Кутенок, малый ребенок! - заорал с берега Пахомка из параллельного класса. Славился он тем, что один, наверно, во всей гимназии не любил "введение во греческий", и еще: противный он был парень.
Девочка сразу померкла - словно лампочку какую выключили внутри. Руки упали так печально, как будто не она прыгала только что. Муся погрозила кулаком вредине, увлекая Кутю на другой бережок.
-Меня зовут Муся - я в гимназии православной учусь - спокойно сказала Муся, как будто ничего не случилось - Давай-ка посидим.
- Давай - весело отозвалась Кутя. - Всех на выходные забрали, а мамка запила небось... Меня погулять отпустили.
Она легко вздохнула. Мусе стало страшно жаль эту Кутю - такую заброшенную. Но сама Кутя, похоже, не умела грустить больше одной минуты.
- Слушай, а ты в церкви с большими поешь, я знаю... (это была чистая правда: единственная изо всех шестиклассников!) Так... как ангелы поют. Меня повариха берет послушать, когда домой не забирают. И Кутя, к великому изумлению гимназистки, вдруг пропела: "Богородице, дево, возрадуйся!..." - Ах, что за голос! Он был легкий, но глубокий, теплый какой-то -"вишневый", а еще был похож на голос виолончели, а еще... Этот голос ну никак не подходил для девочки. Такими голосами пели в оперном театре в Верхнегороде! Муся схватила узенькую руку в цыпках:
А где поешь ты?! Вот это классно, я понимаю...
- А вот тебе пою. На скамеечке.
Наверное, добрый ангел подсказал Мусе, как говорить с этой девочкой.
- Кутенька, а другим ребятам ты поешь? На уроке музыки, может?
Кутя помотала головой: "Я не умею петь. Это я про тебя пела"
Муся резко встала, подхватила пестрый школьный рюкзак и сменку в пакете.
- Меня бабанька ждет. Придешь завтра на скамеечку? Часа в два... Ну, пока!
"Надо так сделать, чтобы все узнали про вишневый голос. А завтра приведу ее к бабаньке моей пообедать. А рукава у куртки какие короткие ... Ничего себе мамка у ней!" - Муся быстро шла, сердито сжав губы, и все думала, думала...
Глава 3. Бабушка и внучка. Снова Федька. Опасная игра.
По пятницам Муся частенько приходила к бабушке на субботу и воскресенье, даже если в субботу были уроки - подумаешь, - ноги свои! Баба Олюшка жила на совсем деревенской улице. И не скажешь, что через мостик пятиэтажки выстроились и Дворец культуры, как сказочный терем красуется, и даже свои городские маршрутки бегают, а не только мимоезжие автобусы. Даже три светофора поставили! А здесь, на окраине города Борисоглебска, все по- иному. Улица Зеленая - и вправду зеленая, а в колдобинки ботву выкидывают. Гуляют козы, а у Кошелевых - гуси. Вот они бы лучше дома сидели... Муся опасливо оглянулась и прибавила ходу. Ни за что бы она не созналась, что боится гусей (и вы никому не говорите!) - а кустик прошлогодней полыни выдернула и ухватила половчее.
- Мусечка, Марусечка моя! - Бабушка шла из "маркета". Вообще-то "маркет" был похож на курятник, только в голубой цвет покрашен, и
весь убирался между двумя березами -сестрицами, но "зеленые" магазинчиком этим гордились. Пусть теперь другие за два километра на велосипедах шуруют! - Муся хотела взять сумку у бабы Олюшки, но та сама ловко выхватила у нее рюкзак. Обе расхохотались и обнялись. Дружные они были. Вы, небось, думаете, что бабанька у Муси совсем как Иринушка. А вот и нет! Было ей пятьдесят четыре года, носила она брюки со свитерками, а еще водила мотоцикл "Иж" с коляской. Кто не знал - думал: вот мама с дочкой хохотушки какие...
-Ну что, артистка-гимназистка? - Ну что, бабушка-старушка?.. -Отсмеявшись, они как раз подошли к воротам. На водосточной трубе сверху вырезные жестяные лилии. На крыше флюгер - ангел с трубой - беззвучно и радостно трубил и трубил Благую весть... А над крышей - апрель, солнце, радость... Как-то в первом классе Муся сказала: "Солнышко про каникулы светит", и это стало семейной поговоркой. Вот и сейчас бабанька дернула Мусю за ее короткую толстую косичку и поинтересовалась: "Про каникулы светит? А про лук-севок ничего не светит? Кто-то, вроде, помочь подряжался, а потом ушел к Веруньке видик смотреть..."
-Это, бабанька, Карлсон был. Наобещал - и улетел себе! А я - сразу, как покушаю...
Они вошли в горницу и угомонились.
- Слушай, Марья, - объявила бабушка - давай пообещаем друг другу не гоготать каждую минуту, как твои любимые гуси.
Муся осторожно присмотрелась к бабушке - нет, она похоже так просто про "любимых" гусей помянула. - С той недели глухой пост начнется, а мы про что веселимся?"
- Да я просто рада, что к тебе пришла... - пробормотала Муся. - Давай, бабаня, пообедаем.
За обедом Муся сидела чинно и старалась не болтать. А уж потом отвела душу! Мыла посуду (водопровод осенью подвели - супер!) и говорила без умолку. Другая бы и не поняла ее: что ты тараторишь, какая принцесса, какая Кутя, почему голос - и вишневый... А Ольга Андревна сидела строгая и важная и медленно кивала. Муся не боялась ее такую - просто бабаня работала заведующей в садике и привыкла слушать именно так - она же там самая главная!
- Что сказать, Мусенька, у девочки Божья искорка, да только с матерью не повезло. Она, может, не в интернате бы училась, а у вас - да отличницей... У нас каждый год такие ребятишки приходят - один-два... Давай попробуем ее показать вашему хоровику. Хочешь, я записку напишу?
Муся вздохнула.
- У нас, бабанька, кантор в гимназии, а меня и без записки послушают, я зря не сболтну.
Муся достала из школьного рюкзачка наклейку: "Барби-фотограф" и стала аккуратно налеплять ее на газовый баллон. Она его тоже побаивалась и наперекор своему страху сама зажигала и конфорки, и духовку - и плиту чистила около него. А наклейки - это чтобы он не задавался! Когда баллоны меняли, кому-то в городке обязательно попадались Мусины обклеенные... Бабушка с уважением посмотрела на свою Мусю-Марусю: Ольга Андреевна сама всю жизнь перешагивала через страхи, смеялась над ними - и Муся в нее пошла.
-Муся, я про лук-то пошутила, сидит в грядке давно. Иди погуляй - в гимназии уж и насиделась, и напелась...
И Муся побежала в сад. Тюльпаны уже проклюнулись - желто-зеленые росточки вовсю торчали из темной мокрой земли. А у лилии тигровой - совсем белые еще листочки-перышки. Как хорошо, что снег уже весь ушел... Розы-капризницы тоже не спят. Их только-только раскутали, раздели после зимы. - Грейтесь, барыни, на солнышке, грейтесь! Проспали морозы под соломкой, под корзинками...
Муся не любила как дурочка болтаться - она увидела, что бабушка немножко не закончила грядку с луком и принялась за работу - благо, оделась в старенькое и резиновые башмаки-калошки свои отыскала в крытом дворе.
- О, Принцесса гуляет в королевском саду! Исцелилась и лук сажает!
Муся вздрогнула от неожиданности. Через забор перевесился Федька - у него на Зеленой дружок был...
- Ах, мы разгневались! - продолжал веселиться Федька. - А уж улица - точно королевская. На вашей Зеленой крокодилы развелись - в каждой луже по штуке!
- Так это мы их сами развели, чтоб таких гостей поменьше было! - отрезала Муся, и Федька сразу не нашелся что ответить.
-Да уж, асфальт нам ни к чему... - пробурчал он - наши гусиные лапки любят по грязи да по воде...
- Да! - крикнула Муся, потеряв терпение - не нужен ваш асфальт! Чтоб дураки на мопедах не летали! Кое-кому и трехколесного велосипеда хватит. Кое-кто с материной "Камы" носом навернулся! (Федька слегка смутился. Мопед был у его двоюродного брата, и Федька любил повыпендриваться, пролетая на железном коне почти по ногам знакомых. А с велосипеда он, действительно падал - было дело)
- Ну-ка, подойдите ко мне, чада. - раздался страшно знакомый голос. Муся глянула в длинную щель - ой, правда, отец Александр... и на мопеде... Девочка вышла из калитки и быстро подошла к нему. Федька топтался в сторонке.
- Отец Александр, простите Христа ради, я не про вас говорила, а про мопед, то есть не про ваш мопед...а про...
- Маруся, - сказал батюшка - дело не в мопеде. Что за празднословие такое - вот для игры, для шутки вроде - говорят люди слова обидные, злые - а они как камни бьют. У Федора - я знаю - шрам за ухом, швы накладывали - что ж ты ему про историю эту поминаешь? А ты - Федь, парень не глупый и не вредный - чего пристал к девчонке? Она к тебе не лезла - бабушке помогала. А на Зеленой улице все борисоглебцы рады бы поселиться и не уезжать. Вот здесь все весной пахнет, а на Советской? - автобусами и мусорными ящиками. - Ладно, не огорчайтесь, только поразмышляйте на досуге о моих словах.
Батюшка легко оттолкнулся и укатил себе. Длинные волосы в хвостик собраны, куртка веселая, трехцветная, совсем молодой... (И такой умный - заключила Муся)
Федька торжественно изрек: "Ладно, проехали".
- Это батюшка проехал, а мне в саду работать. - огрызнулась было Муся и тут же спохватилась - А ты к Диману?
Федька понял, что это - мир и важно кивнул на прощанье. Но у Димана Федька забыл еще один любимый совет батюшки мальчишкам. Берешься за что - подумай хоть минутку - а дело ты делаешь или беды ищешь? Димка согнул отличный арбалетик с крючками, резинкой, а стрелочки - загляденье. Короче, затеяли мальчишки огромную глупость: стали стрелки поджигать (ватки со спиртом цеплять) и из арбалета выстреливать. Хоть и маленькие - летят далеко, красиво.
- Прям как в кино про Трою - довольно сказал Федька.
- И потом, вода кругом - что мы, по крышам что ли пуляем! - подхватил Диман. В тот же момент одна золотая стрелка попала на крышу курятника Ольги Андревны (выходил он к забору на улицу). Был он дощатый, а сверху еще -толь -картон такой просмоленный.
- Ух, блин!!! - Заорал Федор. Но стрелочка упала в лужу, скатилась. Все было в порядке. В закатных лучах ребята просто не увидели, как крохотное волоконце пакли под крышей потемнело, скрутилось и начало тлеть, нагревая исподтишка доски.
В это время бабушка и внучка обсуждали рецепты творожной пасхи, а потом просто сидели в саду и глядели, как солнышко садится. Куры в вольерке на краю огорода тоже не спешили в сарайчик. - Разговаривали, гуляли, а то и ссорились. К драчуньям бросался петух Султан. Он всегда разнимал безобразниц, а то и тумаков давал каждой. Правда, если находил что-нибудь вкусненькое, никогда не ел сам, а звал: "Клук-клук-клук!" - И курицы бежали со всех ног.
- Ладно, Мусенька, пошли в дом - нагулялись.
Глава 5. Ночное происшествие
Муся легла очень поздно. Она дочитывала "Таинственный остров" Жюля Верна. А потом что-то не спалось. Она то считала треугольнички с цветами на обоях, то вспоминала уроки и репетиции, то мечтала о светлом Христовом Воскресенье. - Она уже почти закончила подарки для родителей, Анюты и бабы Оли. А вот бисерное яичко отцу Александру надо доплести поскорей. Пока медленно дело спорится - сплести сеточку вроде и нехитро - да уж очень работа мелкая. Даже днем с настольной лампой надо сидеть. А деревянное яйцо уж давно раскрашено... лаком для ногтей - только обтянуть сеткой - и все! Муся хихикнула - она давно покупала на дешевом прилавке и красный лак, и зеленый, и фиолетовый. Анюта увидела: "Ах, модница-негодница!" - вот как получит чудесное фиолетовое яичко в розовой сеточке с серебряными цветочками!
Мусе показалось, что розовые и серебряные цветочки нежно промелькнули по потолку у окна... - Все, спать надо, уже мерещится - проворчала Муся и повернулась на другой бок. Неожиданно девочка резко села в постели. Нет, это не мерещится. Господи Иисусе! На потолке плясали красивые, слабые и такие страшные блики - от окна наискосок что-то горело - только не видать.
- Баба!!! Бабань, вставай уже! - Бабушка не просыпалась. Муся поняла, что нельзя терять времени. Внутри все как-то отвратительно переворачивалось и обмирало. Перед глазами так и виделся баллон, который может пол-улицы снести - и весь в огне уже... Больше всего хотелось убежать в глубину сада, зарыться куда-нибудь - пусть умные и сильные взрослые сами что-нибудь делают... Никто не понял бы, о чем она думает, если бы увидел сейчас. Ей самой показалось, что кроме Муси-трусишки вдруг появилась вторая девочка - умная, сильная и бесстрашная.
Вторая Муся бегом влетела в крытый двор, сунула ноги в калошки, сдернула большую ватную стеганку с крючка, схватила лопату и бросилась в сад. Справа было светло и розово, метались тени. Какие жалобные и испуганные крики неслись из сарайчика, который полыхал с одного бока! Девочка дрожащими пальцами повернула вертушку и распахнула дверь. Оттуда пахнуло жаром, как из духовки - куры веером вылетали, разбрасывая помет и перья - все были живы. Султан лежал под насестом. Долю секунды она замешкалась, но вторая прикрикнула: "Стыдись! Тебе его не жалко?!"
Прикрывая голову локтем (никто ее не учил, а так и делают на пожаре!), Муся, пригнувшись, пробежала к насесту. Сверху на голую руку упало что-то невыносимо горячее. Дышать было уже нельзя - вовремя куры спаслись. Жалобно и сердито изогнув сжатые губы, Муся схватила петуха - он повис как тряпка - и рванулась обратно. Она сунула Султанку в лужу, и бросилась к горящей стене. Стеганка хорошо сбивала огонь, но наверх добраться было невозможно. Муся стала поддавать лопатой сырую липкую землю, но она была тяжела и получалось плохо. Тогда Муся стала ломать забор к дому, отчаянно крича людей.
Звякнуло окно напротив, кто-то охнул, хлопнуло через дом - и вот уже к ней бегут соседи - дядя Гриня, дед Арсентий, Петр, Костик-дембель, еще мужики... Они оттеснили Мусю и стали валить курятник и гасить пламя у земли.
...Пожарные подъехали, когда уже все почти закончилось.
- Вот так с электричеством самодельным и бывает, - сурово заключил брандмайор.
- Нет у нас света в курятнике! - хрипло сказала Муся. - Хотели - да не успели.
Пожарный изумленно уставился на девочку лет двенадцати в ночной рубашке и калошках - с перепачканным лицом, спаленными ресницами - вроде и волосы подпалила - в руках обгорелый ватник, и, похоже, сильный ожог на левой руке.
- Вы, барышня, - хозяйка будете? - он не решился сказать "ты" такой отчаянной - небось, сама тушила до людей...
- Хозяйка - Ольга Андреевна Чечеватова, моя бабушка. Сейчас разбужу ее, погодите.
Люди подходили - всех переполошила ночная беда. Анна Марковна - это она пожарных вызвала - обняла Мусю: "Манечка, пошли, пошли в дом! Простудишься -и руку надо обработать срочно. Завтра ко мне с утра, без отговорок!" (Она работала в поликлинике по Мусиному участку как раз!) - Муся неожиданно вырвалась и повернулась к соседям.
- Спасибо, спасибо, простите, что дали мы вам мороки - перебудили улицу... Дай Бог здоровья всем...
Муся не знала, как надо говорить в таких случаях и неожиданно поклонилась в пояс -красиво и неспешно - так столетиями кланялись женщины на Руси. И дед Арсентий Юрьевич понял ее и поклонился так же величаво:"И тебе спасибо на добром слове. Иди, детынька, Христос с тобой..." Люди одобрительно и сочувственно заулыбались и стали расходиться.
- Вот есть же дети... - проворчал кто-то (не Димкин ли отец...)
Позади взрослых воровато съежились двое мальчишек (Федька у Димы остался, мать позволила) - Они-то уж знали, какое "электричество" наделало переполоху.
Глава 6. Необычное утро. Покаялись.
Ольга Андреевна не проснулась, потому что была нездорова: артроз одолел. Натерла коленку, выпила "сонных таблеток", еще и "беруши" вставила - если Костик - сосед с утра музыку врубит - она все равно выспится. Поэтому бабушка долго не могла понять, что происходит. А когда окончательно проснулась, охнула от ужаса и прижала к себе Мусю. О чем баба Оля говорила с пожарным и соседкой - Муся уже не узнала - она заснула, сидя на полу в калошах и рубашке, прижимая к себе дымящийся ватник и не чувствовала, как ей бинтуют руку, обтирают, переодевают...
Проснулась она поздно и подскочила в кровати: "Баба Олюшка, сколько времени? Что ж не разбудила-то!" Тут она заметила, что одета в красную пижамку в клеточку и еще почувствовала, что плохо открывается глаз - веко распухло. А что на руке - бинт? Почему? И руку печет, печет, терпения нету... Муся все вспомнила и содрогнулась. Хорошо, что кончилась эта ночь.
-Ну, вот и проснулась! - вошла бабаня. Она заговорила таким веселым и уверенным голосом, что девочка поняла: бабушка волнуется и расстраивается.
- Да не переживай ты так, лучше скажи - Султанка живой? Я его выносила - он как из тряпки был...
Бабушка схватилась за сердце: "Так ты в горящий курятник входила?"
- Да нет, бабань, он только сбоку и наверху горел, там просто жарко было - и все!"
-Жив наш Султанка - я всю компанию в дровяной чуланчик отправила. На улицу не просятся, приходят в себя после передряги, ведро воды выпили. А ты чаю хочешь?
- Какой чай! Мне в гимназию - четыре урока и репетиция... И девочка вдруг ждать будет. - Ну, Кутя... Ой, напиши записку, я уже на первый урок опоздала. Как нехорошо...
- Все хорошо, Муся. И на уроки сегодня не надо тебе.
Девочка так и подпрыгнула на кровати - в дверях стоял отец Александр.
- Завтракай, я тебя к хирургу отвезу.
- На мопеде?! Я хотела сказать - здравствуйте, батюшка...
Батюшка расхохотался
- Здравствуй, Муся, то есть я хотел сказать - на машине - на служебной нашей... Твоя мама подъедет прямо в больницу.
Потом они все вместе пили чай. Муся слегка робела - такой гость у них! А потом расхрабрилась и спросила: "Отец Александр, а вот Иринушка рассказывала - все правда так было?" - Он молча кивнул, потом добавил: "Вот такими людьми и сильна Россия..."
В дверь постучали, и на пороге появились Федя и Димка. Они увидели батюшку и отшатнулись. Потом Федька посмотрел на Мусю - на скуле синяк, сбоку ссадина, вокруг глаза ожог - все распухло и ресниц нет, и брови подпаленные, а на темной косе жуткая полоса серо-рыжих закурчавленных волосков... Лицо мальчика как-то жалко дрогнуло. Он решительно подошел к столу и молча положил на него обгоревшую стрелку от арбалета. И ждал, не поднимая головы. Димка длинно завез носом, но тоже подошел и стал рядом. Тишину нарушила Ольга Андреевна:
"Так и будем стоять?"
Муся подумала: как трудно было им прийти и признаться. А Муся с бабушкой на пьяницу с окурком подумали...
- Федька, Диман, ладно вам убиваться - вы же не нарочно.
- Она упала с крыши в лужу - там ничего не было... Правда - мы посмотрели... - прошептал Федька.
- Наверное, пакля затлела, ее и не увидишь при дневном свете - заметил отец Александр. Раздались тяжелые шаги, и вошел Димкин отец.
- Благословите, Батюшка... Простите великодушно, Ольга Андревна, сделаю курятник еще почище чем был. Как они с Федькой пришипились, я сразу задумался.
- Это вы их послали? - Спросил батюшка.
- Да нет же! Как вот они к вам пошли - я уж понял. Эх, выпорю обоих - и своего, и этого балбеса!
Отец Александр сделал протестующий жест и встал, но бабушка опередила его и "надела" свое самое строгое "рабочее" лицо:
"Нет, Петр Васильич, я вам не позволю, как педагог. У вас отличный сын. Это кто бы еще стал каяться?! Да ни за что бы и не подумали на них... А вот за курятник спасибо - я не гордая, не отказываюсь. Доски я свои дам."
- Нет-нет... - Торопливо забубнил сосед. Отец Александр тихонько сделал детям знак, и они вышли из комнаты.
- За дурное баловство - тоже ругаю, а что покаялись - молодцы. Идите с миром, не волнуйте Мусю. И на занятия -марш!
Он ласково перекрестил детей и они, счастливые, запрыгали через лужи "с крокодилами"...
Глава Љ7. Анюта. В гимназии. Гости.
Анюта стояла в коротком халатике и гладила форму. Ей сегодня ко второму уроку: реферат сдала и зачеты - от контрольной по истории освободили. (Муся-то все равно хотела и контрольную сделать) Всегда чуточку растрепанная из-за страшно упрямых - коротких и прямых - волос, Аня Лапина была зато самая аккуратная и подтянутая девочка в классе. ("Утюг - Аньке друг, товарищ и брат" - пошучивал Антошка.) Светло-серый фартук на широком поясе - пышный, как юбочка - самый непослушный. Погладь-ка мелкую сборочку наверху!. От пояса шла грудка с защипками и широкими бретелями-крылышками, но там гладить уже легко. Вот так... А теперь намочить еще разок капроновый воротник-пелеринку. - Ш-ш-ш... - привычно зашипел воротничок под утюгом. Вот какой красивый получается. Кому нравится мятое - пусть всухую утюгом пилит... Девочка полностью погрузилась в свое занятие - даже язык высунула немножко. Телефонный звонок заставил ее подскочить с утюгом. Она слушала и менялась в лице. Мама вовремя выхватила капроновое великолепие и выдернула шнур из розетки.
"...Ой! ...А сейчас где?... Перевязку?... Совсем не придет?..." - Анюта смотрела на мать круглыми напуганными глазами.
"С Мусей что?" - сразу поняла мама (девчонки были "не разлей вода"). Она молча кивнула.
- Пропустить-то сегодня нельзя, уж после репити... Ах! А как же "Слепая принцесса"...
С утра вся гимназия обсуждала события на Зеленой улице. Отец Александр коротко и строго сообщил Мусиным одноклассникам, что Муся не придет на уроки, она молодец - тушила пожар - птиц спасла из курятника; петуха - так из огня вынесла - и людей подняла. А на улице- то балонный газ у всех, так что она просто великое дело сделала. Ожоги получила, но неопасные. Сейчас у бабушки - там воздух полезный.
- И все. А гимназистам хотелось большего. По другим классам поползли слухи.
Слух 1. Муся по очереди вынесла всех кур из горящего курятника - кажется, сто, ну, может - пятьдесят...
Слух 2. Муся спасла бабушку, и ей дали пожарную медаль прямо на руинах сгоревшего дотла дома.
Слух 3. Муся устроила пожар, потому что готовила курицу в духовке и забыла ее выключить. А бабушки дома не было - она уезжала на птичник выбирать петуха.
После уроков ребят-артистов (гимназический театр назывался "Вифлеемская звезда") отпустили с репетиции ("Принцессу" играл только шестой "А"). - Муси не будет. А на ней весь спектакль, и песни она запевает - про "Град Святой" и "Будто Божьим дуновеньем..." Татьянка (она, кстати, в музыкальной школе еще училась, даже два раза концертмейстера заменяла) - так вот, Татьянка сказала: "Она ведь скучает там, а?"
Антон - "Разбойник" (шутник невозможный!) не выдержал:
"Как это скучает? - Ей теперь петух вместо соловья поет. Вот так вскочит на яблоню и..." - И он весьма похоже изобразил соловьиные трели.
- Эй, Соловей-Разбойник, слушай сюда... - прошипел Федька. - Вот словечко про Муську пикнешь - и лучше я из гимназии вылечу - а тебя...
- Храбрый портняжка Ганс! Пошутить нельзя... - быстро пошел на попятную Антон с настолько приветливой и милой улыбкой, что дураку было ясно - парень струхнул. Струхнешь тут - Федьку редко видели в такой ярости. Татьянка взяла Аню за руку и молча погладила - девочка прямо на глазах осунулась за это утро:
-Я знаю, что делать. Слушайте!!!
Ольга Андреевна выпросила Мусю у матери - воздух деревенский, даже на улице что-то к урокам почитать можно. Договорились, что дальше занятия пропускать Муся не будет. Уколы баба сама сделает. А на физиопроцедуры и перевязки - уже в больницу. Кто сможет - будет отвозить. Туда - не ближний свет - за железнодорожный переезд. На руке проявились гадкого вида волдыри, кожа под повязкой мокла, и Муся теперь постоянно терпела боль. Даже температура поднялась.
Вернулись домой, и бабаня стала укладывать свою бедную внучку в постель, накормив всякими таблетками из длинного списка... Но не тут-то было! Муся оделась теплее (ее знобило) и села делать вперед задания по греческому. Характер у нее был бабушкин.
Ольга Андревна вздохнула и пошла возиться на кухню. Достала пакет муки и затеяла постное печенье, слазила в кладовку за пыльными банками с самыми вкусными осенними припасами, какие только остались.
"Бабаня, что, - придет кто-то ?" - крикнула Муся из комнаты.
"Да уж, полагаю..." - мрачно и загадочно отозвалась та. Действительность превзошла все ее ожидания.
Прямо под окнами раздалась мелодичная музыка (немножко со спотыкушками, правда) - играли на детском синтезаторе. А через мгновение красиво и стройно запели юные голоса - люди в окрестных домах так и бросились к окнам. "Это гимназисты православные!" - с уважением узнавали жители Зеленой, замечая строгие серые куртки с форменными пуговицами и длинные платья с фартуками.
Вот она, эта песня.
"Будто Божьим дуновеньем
Все печали унесло.
Мы молились со смиреньем-
И вокруг опять светло.
Припев: Божий свет, Божий свет - это горний ответ!
Кто не дрогнет душой на дороге большой -
Встретит Божий привет!
Мы молились и страдали,
Мы дорогой долгой шли....
И за веру нам воздали -
Прямо к свету привели.
Припев.
Божий свет! Сияй же вечно-
- Ведь в светильнике - любовь!
Жизнь трудна и быстротечна,
Но душа всегда с Тобой!
Припев: Божий свет, Божий свет - это горний ответ
Кто не дрогнет душой на дороге большой -
Встретит Божий привет!
Пение смолкло, и никто не смел потревожить тишину; кричали вдалеке птицы, смеялось солнце... Неожиданно из соседних ворот выскочила согнутая старушка с тазиком, полным моченых яблок. Она стала молча совать холодные, пахнущие подполом яблоки гимназистам. Говорить она не могла: дрожащие губы выдавали ее. Все как очнулись: разом заговорили, засмеялись. Анюта поцеловала бабушку в темную щеку. Кто-то положил в пустой тазик конфету - негоже пустое отдавать, примета есть...
Забор у дома был весь разворочен, а сбоку топорщились вкривь и вкось страшные обугленные доски. Постучаться не успели - ворота открыла Муся, в длинной теплой юбке и темно-красной водолазке, совсем как бабушка Оля.
- Привет! Да, рановато нынче яблочный Спас настал... - Все-таки Муся была немножко суровой. - Не хотела показывать, как тронули и взволновали сердце нежданные гости с пением ангельским.
Баба Оля сердито крикнула из дома:
"Входите, артисты! Разувайтесь в сенях..." - Ребята побросали верхнюю одежку на лавку, скинули обувку. В крытом дворе было так чисто, как будто это уже горница. - Полосатые половички по дощатому настилу. Старая мебель покрашена вся в зелененькое, веселое. Только жутковатый привкус пожарного дыма, который набился из сада ночью, портил впечатление и будил смутную тревогу. Многие подумали снова: "Муся молодец!"
Ребята вошли толпой в большую горницу, закрестились разом на икону. Ольга Андревна высморкалась последний раз, запудрила лицо - может, и не заметят детишки - совсем нервы никудышные стали... и с улыбкой появилась в дверях.
- За стол, за стол...
- Ой, у вас гости?! - испуганно пискнула Татьянка, чуть не выронив свою "музыку".
- А как же? Ну-ка, Муся, посчитай, сколько гостей-то? Не принести ли еще к лавке да стульям табуреток с кухни...
Старинный дубовый стол был разложен на две доски - чуть не во всю комнату. На трех больших блюдах громоздилось "монастырское" печенье. На двух концах стола уже дымились чайник и электрический самоварчик. В вазочках краснели и желтели цукаты из апельсинных корок, арбуза и даже морковки, сухое киевское варенье (Сколько люди ни учились у бабушки - так вкусно ни у кого не получалось.) Огромный хохломской поднос делили по-братски две горки свежего хлеба: черного и белого. Ох, какие перцы, какое лечо... И кабачковая икра в глиняной плошке с добрую кастрюлю... - Короче, гимназисты недолго стояли и любовались - с грохотом задвигались стулья, лавка... - На минуту воцарились шум и суматоха, как всегда, когда сажают кучу народу за стол. А после баба Олюшка громко прочла молитву перед трапезой.
- А мы, вообще-то, порепетировать пришли... - раздался после чей-то слегка смущенный голос - А то нас Марина Николаевна отпустила без тебя.
- А что! - Откликнулась Муся - И порепетируем! Только перекусим немножко. Анюта, раздай чашки на тот конец...
Чашки получились разношерстные. Такого большого сервиза у бабушки не было. Шесть очень красивых - с золотыми цветами по фиолетовому полю (их все отдали девчонкам), три бокала с красно-белыми боками, громадная кружка с каким-то мультяшным зверьем, две небольших белых чашки с синими японками и еще две какие-то похожие...
- Руки, руки давайте... - Бабушка, не спрашивая разрешения, вытерла всем ладошки сырым кухонным полотенцем ("Мне вас умывать не с руки!")
- ... А батюшке мы не сказали - еще бы не пустил... - сообщил Антон. - Это Татьянка у нас придумала - во, голова!
Кое-кто ехидно улыбнулся. Все знали, что кудрявая Татьянка - музыкантка и фантазерка - страшно ему нравится. Дети украдкой бросали взгляды на Мусины увечья.
- Муся, - не выдержала Лариса Поспелова (отличница) - ну расскажи ты нам, Христа ради, сама про все!
- Муся не была врединой: она вздохнула и снова вызвала в памяти страшную ночь...
В самом начале истории ее изумленно перебила Олеся Гринько (приехала из Новокузнецка в том году): "Так це красиво, когда?.."
- Да, почему-то красиво. Розовое такое по потолку... -
Бабушка закрыла глаза рукой... Лелеяла внучку, лелеяла - и так проспать... Никогда она себе не простит.
После рассказа гимназисты некоторое время молчали. Каждый прикидывал на себя: "Я смог бы так? - вбежать, где горит, где страшно, а потом махать лопатой около самых языков пламени..."
Между тем позвякивали тарелки, пустели плошки. Домашней икры бабаня уж два раза подкладывала...- Вдруг Муся вскрикнула:
"Ой, я забыла про девочку, уже два часа! А вдруг ждет там..."
- Какая девочка? Где? - И Муся сбивчиво рассказала про девочку с удивительным голосом.
- А давайте кто-нибудь позовет ее сюда - раздалось сразу несколько голосов. Федька опередил всех: "Я схожу, я... Я самый ходкий! Щас, Муся, сей секунд!" И парень исчез как не бывало. Каждый про себя отметил - у Муси теперь - верный друг. Если уж Федька зауважал кого - это всерьез. Год назад Диман с Федькой вздумали перейти через овраг по трубе теплосети. На самой серединке Федька вдруг струсил, вцепился в трубу ногами и руками - и все. Димка ему приказал зажмуриться и перевел, как маленького, хотя тот его чуть не уронил два раза - это метров с пятнадцати! С тех пор только попробуй кто Димке слово поперек сказать - Федор за него - в огонь и в воду. Вот так и с Мусей теперь, - как будто она не петуха, а Федьку из курятника спасла. Ребята еще не знали про арбалеты и Мусино прощение.
Бабушка украдкой любовалась на оживленные искренние лица ребят, которые снова и снова обсуждали происшествие. Кто-то в конце концов неизбежно спросил: "А отчего же загорелось?" - Димка понял, что промолчать сейчас нельзя - конечно, его не выдадут, но быть трусом Димка боялся больше всего на свете. И этот страх страха приводил его то на край строительного котлована, то на крышу, то... В общем, маме и папе спокойной жизни не было никогда. Но сейчас встать и сказать несколько простых слов оказалось труднее, чем шагнуть в пропасть. Мальчишка резко встал, одернул куртку:
"Мы с Федькой играли и нечаянно подожгли - стрела улетела с огнем, а загорелось только после. А днем не видать. Мы уж покаялись, и батюшка знает... - Голос мальчика звучал почти грубо. Он помедлил - Я вот перед иконой Богородицы Пречистой Девы обещаю - не делать людям беды, а делать помощь - то есть, помогать... И курятник новый с батей буду вместе строить"
Димитрий широко перекрестился, не спуская глаз с образа в красном углу. Все молчали, немного смущенные, бабушка одобрительно улыбнулась.
- "Ты чего стоишь-то! - негромко и участливо сказала Татьянка - Чай, не в суде!"
- Дети как-то облегченно засмеялись, снова чайник пошел по кругу. "Ясно все... Проехали... Смотри ж ты - сознался..." - доносилось с разных концов стола. Никто не осудил мальчишку. И еще: ребята поняли, что никогда они не узнают - чья же стрела принесла беду. И грех свой, и вину друзья пополам делили.
- Постойте, - сказала вдруг Муся - чего-то Федора нет долго. - Отпрашиваться пошли? Ищет девочку? А вдруг... - И почему-то стало ясно: что-то произошло.
- Ну, Федька, ну, Димка - что тот, что другой - вот не соскучишься с ними... Бабушка пошла к телефону.
Глава 8. В интернате. В милиции. Неожиданная встреча.
Жанна, дежурный воспитатель, скучала над учебниками. Тяжело идет у нее Выготский - и Роджерс не читается. Не то... Она вообще-то охотнее почитала бы Устинову. Вот еще год - и будет просить направление в Москву, на дефектологическое отделение... Продержаться еще немножко... Жанна Станиславна потянулась и вытянула ноги на маленьком детском стульчике. Она сидела на пороге - и солнышко, и не озябнешь совсем... Будет после педуниверситета не с психами в провинции работать, а каким-нибудь психоаналитиком для детей миллионеров.
Девушка вытянула руку с растопыренными пальцами. На каждом ногте - целая композиция (она трудилась над ногтями по пять часов!) - Да, - и косметику будет не китайскую и не польскую покупать. А "Ланком" какой-нибудь... Жанна лениво перелистнула еще несколько страниц - Хорошо, что сегодня опять только один "воскресный" ребенок - смирная, как мышь, и не лезет к ней. Вон она, на скамеечке - гулять пустили - и то села, как дурочка, и сидит. - Жанна с раздражением отвела глаза от маленькой фигурки внизу. Интернат стоял на высоком берегу, и куда приятнее было смотреть вдаль - виден край горизонта с полями и перелесками далеко за чертой Борисоглебска. Ей хотелось туда - за горизонт, в большой город, в какую-то другую жизнь...
Говоря честно - в интернате Жанна Станиславовна была одна такая. Но откуда же знать, что отличница Верхнегородского педколледжа, скромная и сдержанная девушка, - детей не любит совсем, особенно больных, и мечтает вырваться из интерната и из родного города?!
Она не увидела, как под горой возле одной фигурки возникла другая, и некоторое время отчаянно размахивала руками - видимо, что-то объясняя. Потом первая фигурка встала со скамеечки и...
А - батюшки, а - батюшки!!! - раздался жуткий вопль. Жанна сердито посмотрела на старуху, которая бежала к ней (вот все здесь безумные - и дети, и взрослые!) по крутой улице снизу.
- Ты чего стоишь, девка! Увели девчонку-то, дурочку-то вашу... А -батюшки! - снова запричитала она с подвыванием. Стали останавливаться люди. Кто-то торопливо вытаскивал мобильник.
- Такой хлипкий и рожа страшная... Маньяк или террорист...