Ей казалось, что жизнь медленно, словно нехотя, покидала ее тело...
Боли она уже не чувствовала, в мозгу тяжело ворочались мысли:
- Зачем я жила?.. За что со мной так?.. Слава Богу, конец, отмучилась...
Материнский инстинкт еще заставил ее оторвать полу ветхого халата и сунуть ее под себя. Эти неимоверные усилия забрали остатки сил и сознания и все смешалось: мысли, видения, лица... , закружились в бешеном танце, а потом все быстрей и быстрей... И наступила темнота, словно одеялом накрыли... До потухающего сознания еще долетали слабые звуки - где-то тоненько пищал ребенок...
Так думала, что заканчивает свое существование на грешной земле полонянка Настенька семнадцати годков от роду...
К еще теплому телу медленно подошел огромный черный пес, лизнул мокрое от слез помертвевшее лицо и, не почувствовав ответного движения девушки, ткнул носом комок у ее ног, откуда опять раздался слабый писк. Комок зашевелился - это был крошечный ребенок. Пес начал быстро облизывать его, заставляя кричать все сильней и сильней. Какая-то неведомая сила заставила пса перегрызть пуповину, связывающую живую жизнь с почти мертвой.
Псу очень хотелось сесть и завыть, но что-то подсказывало ему быстрее убираться отсюда. Очень осторожно взял он в свою огромную зубастую пасть ребенка и медленно потрусил в сторону бескрайней степи...
Очень долго пес тащил свою ношу, время от времени опуская ее на землю, облизывал, заставляя малютку шевелиться, снова бережно брал ребенка, продолжая свой путь... Пес устал, ему хотелось есть и пить, но он упорно шел вперед. День сменялся ночью, а ночь днем, но никаких признаков жизни в степи он не находил.
Звериное чутье подсказывало псу, что надо искать пищу, ребенок долго не протянет, ведь он уже совсем слабо шевелился в клыкастой пасти, да и голоса его уже почти не слышно... Ребенок слабел на глазах...
Вдруг пес резко остановился, будто наткнулся на невидимую преграду: по степи разливался плач раненого зверя - где-то недалеко выводил свою заунывную песнь волк. Пес осторожно положил живой комочек на сухую траву и жадно втянул носом воздух, по запаху ища то место, где схоронился зверь. Он неслышно подкрался к краю пологой балки и пополз на стойкий запах крови: где-то здесь произошло убийство, и пес это чуял. Через некоторое время он поднял голову и увидел жуткую картину: возле развороченного логова, среди дюжины побитых и раздавленных волчат бродила молодая серая волчица. Щелкая зубами, поднимала детенышей и пыталась ставить их безжизненные тельца на ноги. Желание вдохнуть жизнь в щенков перегоняло ее от одного волчонка к другому, но все ее попытки оказывались неудачными, а она упорно, снова и снова, начинала свой круг от одного волчонка к другому...
Учуяв постороннее присутствие, волчица грозно ощерилась, издав глухой рык, больше походивший на короткий стон. С ее разбухших сосков капало молоко, и она не могла понять, почему всегда голодные и ненасытные дети сейчас не хотят есть. Она мучилась от распирающего ее вымя молока, от безысходности из-за потери любимых щенков...
Волчица твердо решила защищать детенышей от нежданно вторгшегося противника: она загородила собой трупики волчат и, широко расставив передние лапы, слегка присела на задние, готовая каждую секунду ринуться в битву.
Пес заскулил, но вовсе не страх услышала в нем волчица, а сострадание и желание помочь. Она недоверчиво уставилась усталыми глазами на этого огромного черного волка и, вдруг, в наступившей тишине услыхала детское попискивание. и волчица, и пес быстро выпрямились, сторожко поводя ушами. Серая волчица вопросительно взглянула на пса, будто спрашивая его:
- А что это было?
Пес приблизился к ней, заскулил, нежно лизнул в мокрый нос и подтолкнул ее в направлении оставленного им дитя.
Волчица осторожно приблизилась к ребенку, а, увидев живое тельце и жадно ищущий ротик, быстро улеглась рядом с ним. Подошедший за ней пес стал бережно тыкать свой нос в детский животик, заставляя малыша шевелиться и перекатываться. Ребенок, словно понял, что от него хотят, неловко перевернулся на бок и сразу же уткнулся в горячий сосок с молочными каплями на нем. Он быстро схватил пересохшими губками волчье вымя и стал инстинктивно сосать.
В единое целое сплелись звуки радостного причмокивания ребенка, удовлетворенного урчания волчицы и счастливый лай пса. Он будто говорил всему этому миру, окутанному черным звездным плащом, о победе над смертью: " Ура! Ура! Да здравствует жизнь!" - его радостный голос слышала степь и согласно кивала пожухлыми стеблями трав...
2
Всю оставшуюся часть ночи они втроем спали тихим и спокойным сном. Изредка, то волчица, то пес, поднимали голову, прислушиваясь к чему-то, но потом опять засыпали. Только крошка-ребенок не просыпался: наконец насытившись, он мирно посапывал на теплой от дневного зноя земле, заботливо укрытый от ночного степного ветра телами своих друзей и спасителей. Одной ручкой он крепко вцепился в один из оттянутых сосков волчицы, будто боясь его потерять, а другая рука медленно блуждала по черной голове пса, часто попадая ему в пасть, будто пыталась спрятаться в этом укромном уголке. Тогда пес открывал глаза, тихонько сжимал клыки, не давая детской ручке проникнуть в горло, потом кашлял, выплевывая эту настырную ручонку и опять закрывал глаза. Но через некоторое время все повторялось сначала...
Лишь только забрезжил рассвет, волчица встала, лениво потянулась всем телом и, подхватив ребенка, хотела тащить его в свое логово. Но вопль малютки разбудил пса и он, вскочив, грубо оттолкнул волчицу, в испуге положившую ребенка назад. Он грозно рыкнул на нее, и, взяв свою необычную ношу, снова отправился в одном ему известном направлении.
Волчица еще некоторое время недоуменно взирала вслед уходящему псу, затем переводила взгляд в сторону разоренного логова, жалобно повизгивая и, наконец, приняв решение, потрусила за ним.
Так и двигалась по степи эта процессия: впереди черный пес с живым комочком в зубах, а позади него - приемная мать-кормилица - серая волчица.
Сколько времени прошли они так, никто не знает. Иногда пес оставлял малютку под присмотром волчицы, когда та кормила его, и уходил на охоту. Заботливый пес всегда приносил еду и серой волчице. Это были или степные кролики, или птенцы перепелов и куропаток. Он ловил все, что двигалось, насытившись, делился пищей с волчицей.
3
К вечеру, неизвестно какого дня пути, пес остановился на пригорке у сожженного села. Он положил свою драгоценную ношу на землю и присел над слабо шевелящимся комочком. Настороженно и долго нюхал пропахший гарью воздух, не веря собственным глазам: ведь здесь было его родное село, а сейчас его нет... Нет избы деда Михайлы, где они так счастливо жили втроем: дед, Настенька и он, Буян. Настенька осталась лежать в степи, а Буян нес ее частичку деду, но и деда тоже нет... Неизбывное горе затопило верное собачье сердце, и тишину наступающей ночи разрезал заунывный собачий вой. Сколько боли переливалось в этой звериной заупокойной песне! Тоска по потерянным друзьям наконец-то выплеснулась наружу, заполнила все естество животного и, изливаясь все новыми и новыми протяжными нотами, катилась над мертвым селом, пугая уцелевших собак, заставляя их плотнее прижиматься к земле тихонько, с оглядкой, поскуливая. Волчий вой вторил ему...
Дед Михайла, согнувшись, выполз из землянки, прислушался, что-то знакомое чудилось ему в этом зверином вое.
- Никак Буян вернулся, - сказал сам себе дед.
Закатившееся за горизонт солнце, вырисовало на пригорке огромного пса, неподвижно застывшего в своем горе, а его вой, исходивший, казалось, из самого сердца, леденил кровь.
- Буян, Буян! - позвал дед.
Вой прервался, но пес не двинулся с места, чутко прислушиваясь к наступившей тишине. Дед увидел, как в сторону степи метнулось какое-то животное, то серая волчица, услыхав человеческий голос, постаралась убраться подальше. И тут раздался детский плач, больше похожий на комариный писк. Дед ужаснулся:
- Неужто Буян в стае с волками?! А плачет кто? Они что, дитя сожрать хотят?!- вихрем пронеслось в мозгу старика.
- Буян, ко мне! - еще раз крикнул дед, выискивая сук поувесистее, чтобы расправиться с волками и с одичавшим псом. Но Буян не двигался с места, хотя он уже узнал Михайлу и возвестил о своей радости задорным лаем. Дед медленно приближался к нему, сторожко озираясь по сторонам в поисках затаившихся волков. Пес прекратил лай и стал нетерпеливо повизгивать и лизать шершавым языком ребенка, которому это, видно, не очень-то нравилось, и он снова стал недовольно пищать.
- Буян, пошел прочь! - грозно крикнул дед, для острастки замахиваясь на собаку палкой. Но пес совсем не испугался, а прилег рядом с ребенком, будто приглашая деда рассмотреть его получше. Дед подошел совсем близко, ему было немного боязно:
- Одичал, поди, Буянушко? - осторожно и заискивающе ласково спросил старик, - сколько времени прошло-то, как исчез ты из села? Откуда ты дитя принес? Чей он?
Буян поднял косматую голову и из его груди вырвался почти человеческий вздох, он носом потрогал ребенка и опять заскулил.
Дед нагнулся, поднимая дитя. Развернув тряпку на нем, сказал:
- Э, да это девица! Живая душа, есть просит, ишь, как кулачок сосет! Пойдем, Буян! - и направился к землянке.
Очень медленно шли они, дед с трудом передвигал старческие ноги и неторопливо говорил собаке:
- Настенька пропала, увели ее проклятые половцы. Думал, помирать пора пришла, ан, нет, Богу угодно еще мне дни продлить. Вишь ты, Буян, дитя приволок, жить надо, без меня, поди, пропадет девчонка...
Дед осторожно спустился в землянку, и Буян проворно прыгнул за ним. В темной норе на земле лежала груда тряпья, служившая деду постелью, из которой Михайла выбрал тряпицы почище, бережно и неумело обмотал ими ребенка. Пожевав беззубым ртом черствую краюху хлеба, размоченную в ключевой воде, стоявшей в деревянной бадье в углу, дед завернул ее в лоскуток и сунул ребенку в рот.
- Смотри, Буян, как причмокивает! Видать, ей нравится! Чем мы ее с тобой кормить-то будем? Эх, молочка бы раздобыть!
Буян смотрел на ребенка и деду казалось, что пес плачет.
- Откуда ты принес ее? Где ты был? Эх-хе-хе, если бы ты мог ответить, что бы ты мне рассказал... А так и не узнать! Эх, судьба-судьбинушка! - дед тоже уставился невидящим взором на ребенка, а перед глазами проплывали совсем другие картины...
4
- Сбирайтесь, мужики, в Змеином распадке, в аккурат, трава подошла! - зычным голосом произнес кузнец Антип, обращаясь к мужикам-сельчанам, как обычно собравшимся возле избы деда Михайлы.
- Пускай еще пару деньков постоит, чай, не убежит трава-то! - ответил ему сельский балагур Стенька.
- Неча ждать, можем потерять все сено! Через день трава поляжет, надо брать сегодня! - недовольно зыркнув на Стеньку, сказал Антип. - Кто не хочет, пусть на печи сидит, а я пойду и выкошу все, тогда не сетуйте на меня, что оставил вас без сена на зиму! - и широко зашагал к своей избе.
Мужики, как бы нехотя, стали расходиться, подбадриваемые дедом Михайлой:
- Антип прав, от зноя трава пожелтеет и от ветра поляжет, надо брать, пока она в соку!
Мало-помалу из дворов стали выкатываться подводы, бабы быстро бросали в них грабли да косы, собрав нехитрую снедь, заботливо укладывали узелки и кринки с молоком и водой.
В Змеиный распадок с давних пор на сенокос женщин не брали: там почти на каждом пригорке, на каждой кочке грелись на солнце змеи, завидев которых бабы дружно визжали и бросались врассыпную, а мужики не зло матерились, успокаивая и подсмеиваясь над ними:
- Какие с вас работники, только пищите здесь! Лучше дома сидите!
С тех пор так и повелось, что в дни покоса в Змеином распадке в селе оставались только бабы, да старики с малыми ребятами.
Еще не улеглась пыль за уехавшими мужиками, как с другой стороны надвинулась новая грозовая туча:
- Половцы, половцы идут! - с ужасом кричали ребятишки, топоча босыми пятками по мягкой от пыли земле и разбегаясь по своим избам.
В один миг село прогрузилось в зловещую тишину, через некоторое время разорвавшуюся диким гиканьем наскочивших кочевников.
За селом они двигались единым отрядом, но только въехав в село, будто по сигналу, разом рассыпались по дворам... И заголосили, запричитали бабы, хватаясь за стремена всадников, хлеставших их плетками. Всех жителей сгоняли на луг, а тех, кто пытался убегать или сопротивляться, тут же рубили саблями, не разбирая, старик это, дитя малое или женщина...
Дед Михайла, подхватив вилы, стоял, заслоняя собой единственную внучку Настеньку, невесту молодого ловчего князя Федора. Соседние избы уже занялись огнем, отовсюду слышались стоны и крики. Дед пытался достать вилами бочину здоровенного половца, смеявшегося ему в лицо из-под мохнатой шапки. Рослый детина развлекался: уже не раз он мог убить деда, но потом, словно передумав, опускал свой меч и опять насмехался над тщетным желанием старика нанести ему удар. Не обращая на Михайлу внимания, половец ловко бросил аркан, захлестнувший тонкий стан Настеньки и не удержался в седле, пронзенный вилами. Дед даже не успел вытащить своего орудия мести из обмякшего тела противника, как был сбит спешащим на подмогу соплеменнику, другим степным разбойником. Удар меча пришелся плашмя по голове и, если бы не это, то деда уже не было бы в живых. Падая, Михайла еще слышал крики и плач женщин и детей, видел горящие, словно свечки, соломенные стрехи изб, дым и всеобщий стон над землей...
Опять вздохнул дед тяжело и протяжно. Буян положил ему на колени свою лохматую голову и преданно заглянул в глаза.
- Тоска, тоска смертная..., чего я не умер от руки половецкой...? - тяжело и глухо прошамкал дед.
После страшного набега кочевников дед Михайла очнулся среди трупов стариков, убитых за попытку оказать сопротивление захватчикам. Село догорало, вокруг ни одной живой души: всех угнали в полон проклятые половцы...
- Жива ли Настенька? Кто скажет..., - помнит только дед, как дикий половец перекинул ее через седло своего коня и помчался в степь, а за ним стрелой летел Буян...
- Нашел ли ты Настеньку, звездочку нашу? Не нашел, иначе ты бы не вернулся один..., - не знал дед, и его подслеповатые глаза не различали, что лежащий перед ним живой комочек - плоть и кровь его Настеньки...
5
Пригнали половецкие воины пленных в свое становище и стали делить награбленное. Половецкий хан Котян ходил между рядами пленников, высматривая красивые лица девушек; поднимал жирный палец, указывая своим слугам, которую из полонянок выхватить из толпы. Он давно заметил Настеньку, но что-то сдерживало его просто ткнуть в ее сторону пальцем: от этой девушки исходила какая-то тайная опасность. Тревога, зародившаяся глубоко в груди, заставляла его мысленно поеживаться от взгляда этих синих глаз, с открытой ненавистью пронизывающих его насквозь. Ему хотелось подольше полюбоваться этой необыкновенной девушкой, сурово сдвинутыми бровями над бездонными озерами глаз, оттененными длинными черными ресницами. Эти глаза, казалось, метали молнии, Котян чувствовал их кожей... Крылья слегка курносого носика полонянки подрагивали от едва сдерживаемого негодования, плотно сжатые губы говорили о непокорности.
В развращенном мозгу Котяна уже проносились любовные сценки с участием этой юной красавицы: он видел ее изнемогавшую в его объятиях, ее синие глаза просили о продолжении ласк... Душа Котяна таяла в предвкушении наслаждения...
Наконец, хан отобрал достаточное количество женщин и, проходя еще раз мимо Настеньки, больно ущипнул ее за щеку:
- Пойдешь со мной, красавица? - елейным голоском спросил ее Котян, а его похотливые глазки уже блуждали по ее точеному телу.
Ответом была увесистая оплеуха, которой хан никак не ожидал, и которая чуть не сбила его с ног. Откуда взялась такая сила в этой удивительно тонкой ручке? Голова Котяна мотнулась в сторону и на его щеке четко отпечатались пальчики Настеньки. По взмаху руки Котяна ханские слуги выхватили Настеньку из-за спин женщин, пытавшихся закрыть девушку от разъяренного хана, быстро скрутили ей руки и ловко поставили на колени. Не опустила взгляда полонянка, радостью светились ее глаза, из которых опять метнулась синяя молния, поражая сердце хана.
Настенька была уверена, что сейчас ее убьют и не будет позора, на который были обречены все угнанные женщины. Котян нагнулся, накручивая длинную косу Настеньки на руку. Хотел изо всей силы дернуть, чтобы голова этой непокорной рабыни склонилась перед ним, но опять наткнулся на синий взор и рука сама собой медленно отпустила косу. Половецкий хан как-то сразу понял, что этот орешек ему не по зубам, не сможет он ее сломить, только убить... Хан рассердился на себя, отвернулся от быстро поднявшейся с колен Настеньки и прошипел:
- Не будь нужны мне красивые девушки, болтаться бы тебе на аркане за хвостом моего коня!
- Вор! Разбойник! Красивых девушек ему захотелось! Стервятник! Ты, как коршун, налетел на мирное село, пожег, разграбил его, погубил беззащитных людей. Ты - трус, Котян! Дождался, когда мужики уедут, и пришел воевать с бабами и детьми! - бросала обидные слова в спину хана девушка.
Резко повернувшись к Настеньке, Котян успел перехватить руку воина, занесшего нагайку над ее головой:
- Нет! - властно остановил он воина, - она нарочно хочет заставить убить ее! Эти русские непредсказуемые, сумасшедшие! Я накажу ее по-своему: она пойдет подарком Хорезм-шаху! Что, не ожидала? Ты смерти хотела? - изгалялся над Настенькой рассвирепевший хан. - Ты ее получишь! - увидев смятение в глазах девушки, злорадно произнес Котян, - Шах сумеет по достоинству оценить твои прелести! Будешь ублажать его своими ласками, а он раздавит твое хрупкое тело своей жирной тушей! - еще что-то собирался сказать хан, но Настенькин плевок остановил его на полуслове. Связанные руки не дали возможности наказать обидчика и она плюнула в противное, лоснящееся от жира и пота лицо хана, в его свинячьи глазки, горевшие злобой и похотью.
- В обоз ее! Пойдет подарком в Хорезм! - вытирая лицо рукавом богатого, но грязного халата, прошипел Котян.
6
Хорезм-шах Мухаммед уже имел триста жен, но никогда еще не отказался от красивой девушки, называя ее триста первой... Сколько их, несчастных, бесследно исчезло в закоулках шахского дворца?!
Караван с подарками от хана Котяна прибыл в Хорезм накануне похода Мухаммеда на взбунтовавшийся Самарканд.
- Я покажу им восстание! - кричал шах, я раздавлю это змеиное гнездо бунтовщиков! В Самарканде не хватит деревьев и веревок, чтобы перевешать всех, поднявших руку на тень Аллаха на земле!
Сердитый и грозный шах направился в один из самых отдаленных покоев дворца. Подозрительный и недоверчивый Мухаммед говорил:
- И стены имеют уши, но в этой комнате, затянутой коврами, не было окон и каких-либо ниш, где могли спрятаться нежелательные свидетели тайных разговоров. Эта комната походила больше на глубокий колодец, потому что свет в нее проникал только через отверстие в потолке. Это была приемная комната шаха, где он принимал с докладами и доносами главного советника, лазутчиков и соглядатаев, приносивших ему последние новости и дворцовые сплетни, здесь часто бывал и главный палач. Его визиты сюда всегда заканчивались чьей-либо смертью и черные воды стремительного Джейхуна (Аму-Дарьи) тихо принимали безмолвное тело, завернутое в ковер...
Сейчас шах хотел выслушать своего лазутчика, прибывшего вместе с караваном хана Котяна...
Невеселые думы одолевали шахскую голову: не нравилось шаху, что его подданные перестали трепетать перед ним, да к тому же стал он подозревать измену со стороны своего сына Джелаль-Эд-Дина. Сын был наполовину туркмен и вокруг него стали часто собираться отчаянные туркменские молодцы, не желающие подчиняться Хорезм-шаху.
- Что делать, что делать? - сверлила мозг мысль. - Отправить сына подальше от столицы, чтоб не видеть его и не слышать о нем? Но там. вдали от меня, он станет еще смелее и соберет вокруг себя всех недовольных и мятежных ханов и тогда великий Хорезм развалится , как рассеченный надвое арбуз... Нет, пусть уж лучше он будет здесь, у меня на глазах, тогда я вовремя смогу принять меры, чтобы укротить непокорных! - к такому решению пришел шах и, слегка успокоенный, вошел в тайную комнату.
- Ну, что интересного узнал ты? Какие вести принес от кипчакского хана Котяна? Чего он хочет от нас, ведь неспроста он прислал обоз с подарками, - медленно говорил шах, поудобнее усаживаясь на подушках.
- Страх перед нашествием какого-то Чингиса, монгольского хана, гонит Котяна с насиженных мест, - почтительно склонившись перед шахом, произнес лазутчик. - Котян уверяет, что Чингис имеет страшную силу и что скоро эта сила двинется на Хорезм, а по пути раздавит кипчаков (половцев). Он просит разрешения пересечь границы Хорезма и укрыться в степях возле вечно беспокойного Хорезмского (Аральского) моря. За эту услугу хан обещает свою помощь в войне с Чингисом, сказал он. Повисшая на некоторое время тишина, заставила лазутчика украдкой взглянуть на Мухаммеда, и, подняв глаза на шаха, он не на шутку испугался: шах стал багроветь на глазах, приподнимаясь с подушек.
- Помощь мне?! В войне?! Да как он смеет предлагать мне такое?! - вскричал шах. - Мне ли бояться какого-то дикаря-степняка?! В своем ли уме Котян? Я - тень Аллаха на земле, хранитель веры, непобедимый и всемогущий Хорезм-шах одним взглядом развею этот сброд! Котян старый и жирный дурак, если осмеливается даже думать так! И воины его уже не сидят в седлах, и не ищут богатую добычу! - бушевал разгневанный шах, пиная ногами распростертое на полу тело доносчика.
- Говори, видел ли ты сам этого Чингиса? - хватая за бороду и приподнимая таким образом голову обезумевшего от страха и ужаса лазутчика, кричал ему в самое ухо шах.
- О, всемогущий! Чингис маленький и злобный старикашка, недостойный даже праха с твоих ног! И воины его маленькие и никчемные, ездят на лохматых лошадках, которых и близко нельзя сравнить со скакунами великого Хорезм-шаха! Прости неразумного раба твоего за столь дерзновенные речи! Это от слабоумия и недомыслия я позволил себе произнести недостойные слуха величайшего из великих слова! - витиевато причитал, лобызая ковер у ног шаха, лазутчик, про себя думая: - Кой черт меня дернул говорить правду тому, кто ее не хочет слышать?! Говорил же мне Тимур-Мелик быть осторожным в разговоре с шахом!
Пытаясь отвести негодование шаха от своей головы, он попробовал перевести разговор на более приятную тему и в безопасное русло:
- Хан Котян прислал тебе, о всемилостивейший, богатые подарки, а среди них одна сверкающая жемчужина, красавица, какой еще не было в шахском дворце! Это уруска с голубыми молниями в глазах. Хан обещает, что она зажжет твою кровь и заставит ее быстрее бежать по жилам великого хана, развеет плохое настроение и принесет удачу и много приятных минут!
По начавшему добреть лицу шаха лазутчик понял, что гроза миновала, поэтому больше не рискнул возвращаться к прежней теме разговора и распространяться об опасности, грозящей всему народу Хорезма. Он не сказал шаху, что дикий варвар Чингисхан огнем и мечом покоряющий целые страны и народы, завоевывал их вовсе не для того, чтобы пользоваться плодами труда покоренных, а чтобы просто уничтожить их, стереть с лица земли... Промолчал он и о том, что помощники Чингисхана тоже под стать ему: Джебэ, Хубилай, Чжелмэ и Субудай - четыре разъяренных цепных пса с окровавленными клыками и железными сердцами, не знающими пощады. Они пьют росу, ездят на ветре, вместо конской плети у них кривые сабли. Псы уже спущены с цепи, у них текут слюни, они радуются предстоящей кровавой бойне... Не сказал лазутчик и о том, что узнал о войске Чингисхана:
что в нем жесточайший порядок и закон, написанный самим Чингисханом: что если в бою из десятка воинов отступит и побежит от врага хоть один, то казнь ждет всю десятку; если в сотне побежит десяток, то казнят всю сотню; если в тысяче сотня откроет брешь в обороне, казнят всю тысячу... Не поведал он и о том, что монгольский воин самой жизнью приготавливается к военному делу: он с малолетства в седле, в руках всегда лук и стрелы, копье и меч. Кочевая жизнь и охота "загоном" приучала их к взаимодействию и взаимовыручке, к жесткой дисциплине, а выпадавшие на их долю трудности закаляли как тело, так и характер. Они не страшились смерти, а смело смотрели ей в глаза.
Но ничего из этого не услышал шах, так как не хотел слышать, а потому не мог оценить по достоинству противника, нацелившегося на Хорезм. Самоуверенный шах считал, что кочевые племена не смогут ни противостоять его войскам, ни штурмовать его крепости. Запутавшись во внутригосударственных противоречиях и дворцовых интригах, он больше боялся своих подданных, чем кочевников...
Судьба ворожила удачу Чингисхану и его верным псам...
А пока шах не без удовольствия слушал медоточивые речи лазутчика, а его губы кривились в похотливой ухмылке. Ну, что поделаешь, любил Мухаммед лесть и подарки!..
- Жемчужина, говоришь? Поди, врет Котян. Но я все-равно хочу взглянуть на нее, - сказал шах и негромко хлопнул в ладоши.
В ту же минуту на пороге выросла согнутая пополам фигура векиля.
- Займись немедленно подарком для меня от Котяна. Я хочу видеть ее как можно скорее, - сказал Хорезм-шах, взмахом руки отпуская лазутчика, который с радостью покинул тайную комнату, вознося благодарственные молитвы Аллаху за то, что остался жив...
7
Невольницы долго натирали чисто вымытое тело Настеньки благовониями. Сначала она сопротивлялась, а потом удовольствием отдалась на волю мягким и нежным рукам: очень уж она устала за последние дни. И теплая ванна была очень кстати после долгой и изнурительной дороги. Она испытывала наслаждение, когда девушки растирали ее затекшие от тугих веревок руки и ноги, и закрыла глаза. Караван-баши связал ей не только руки, но и ноги, после того, как она пыталась убежать. Настенька не боялась потеряться в бескрайней степи, если бы ее замысел удался. Она давно заметила черного верного пса, ее любимого Буяна, который неотступно следовал за ней сначала в стан Котяна, а потом и за караваном в Хорезм. Буян чуял опасность и не приближался к Настеньке, только по ночам давал о себе знать призывным воем. Он обязательно вывел бы Настеньку, нашел бы дорогу домой, если бы только ей удалось обмануть стражников, но... Большую часть дороги в Хорезм Настенька, как поверженная березка, тряслась в повозке среди сундуков и бурдюков, наполненных драгоценностями. Она не понимала, почему ее не убили, как других пленников, пытавшихся оторваться от каравана и сбежать. Не приняла Настенька всерьез слова Котяна о драгоценном подарке Хорезм-шаху. А Котян возлагал на нее большие надежды, думая, что строптивая и непокорная наложница внесет разнообразие в скучную жизнь шахского гарема и зажжет сердце увядающего шаха любовью к себе и милостью к тому, кто преподнес столь приятный подарок...
Вдруг Настенька почувствовала какое-то постороннее присутствие и, открыв глаза, увидела торопливо упорхнувших невольниц, а возле нее оказался очень красивый молодой мужчина, бесцеремонно разглядывающий ее обнаженное тело. Настенька вскочила, схватив одной рукой простыню, а другой баночку с благовониями и запустила в бесстыдные глаза мужчины. Лицо ее пылало краской стыда и негодования, а рука уже нащупала следующую баночку с розовым маслом, которая тоже полетела в уже известном направлении. Мужчина ловко поймал первую баночку и, поставив ее на место, непринужденно увернулся от второй. А в руках Настеньки уже был новый сосуд с благовониями, но метнуть его она не успела, мужчина вовремя успел перехватить ее руки. Лицо его было серьезным и бесстрастным, но глаза весело смеялись.
- Не бойся, красавица, я - евнух, приставленный к тебе, - сказал он, опуская ее руки и забирая сосуд.
- Мне поручено обучить тебя правилам поведения в гареме, хорошим манерам и искусству любви. Мы подберем тебе неповторимый наряд, в котором ты будешь пленять и очаровывать великого Хорезм-шаха, - зажегшиеся было искорки веселья в глазах евнуха после выходки Настеньки, начали гаснуть по мере того, как он подробно объяснял для чего ее привезли сюда.
- Ты предназначена для услады великого шаха и должна быть покорной и покладистой, выполняя все его прихоти и самые невероятные желания, - говорил он.
До сознания Настеньки, наконец, стал доходить смысл сказанного только после того, как евнух попытался не словами, а руками объяснить правила поведения наложницы в присутствии шаха, какие сладострастные позы должна она принимать, чтобы быть приятной и желанной ему. Звонкая пощечина прекратила поток слов лишь на мгновение, а потом евнух продолжил опять, потирая щеку:
- Ничего тебе не поможет, все-равно ты станешь наложницей шаха, - грустно сказал он и вышел.
8
Почти целую неделю шла открытая война между Настенькой и евнухом. Лишь только он входил в ее комнату, она набрасывалась на него с кулаками и криками:
- Вон! Пошел вон отсюда! Блюдолиз проклятый!
Давно надо было поставить на место эту зарвавшуюся гордячку. Стоило только сказать главному векилю, как ее тут же высекли бы, выбили бы дурь из ее головы, и она стала бы покорной, как все. Но что-то удерживало евнуха от такого шага. Сила, которую чувствовал евнух в этой необузданной юной девушке, вызывала у него чувство восхищения и ему становилось до боли жаль ее, лишь только он представлял себе ее, привязанную к столбу и исполосованную плетью. Мало помалу и Настенька стала успокаиваться, привыкая к евнуху, ведь к ней больше никто не приходил, кроме него. Евнух больше не заводил разговоров о шахской постели, но все чаще они разговаривали о жизни за стенами дворца и в самом дворце. Потихоньку евнух пытался внушить Настеньке мысль о смирении, уверяя ее, что так проще жить.
Главный векиль, подстегиваемый недовольством шаха, стал требовать от евнуха скорейшего завершения обучения новой наложницы. Стремясь ублажить грозного, но сластолюбивого шаха, он уже придумал новую игру с участием этой новенькой.
- Я преподнесу ему ее, как сладкий шербет на прекрасном блюде в обрамлении не менее обворожительных наложниц, - думал он.
Любовные игры стали неотъемлемой частью шахской жизни, отвлекая его от нерадостных мыслей. И все это, благодаря французскому посланнику, прибывшему год назад в Хорезм. Его фантазии были неистощимы, и векиль часто пользовался его услугами, чтобы развлечь шаха Мухаммеда. Каждая новая игра сначала опробовалась посланником и векилем, а потом уже преподносилась шаху с обязательным присутствием в его игре девственницы, чтобы шах ничего не заподозрил. Если бы шах узнал о проводимых репетициях, не сносить бы векилю головы, но пока всю жизнь шахского дворца он умело держал под своим жестоким контролем: векиль узнавал все новости раньше шаха и сортировал их. Одни он разрешал донести до слуха шаха, а другие обещал сообщить шаху сам или просто уничтожал источник новостей с помощью палача.
На этот раз готовилась темная комната, в которой старый шах не смущаясь, будет ловить бегающих вокруг обнаженных наложниц, те будут пугаться и визжать чем раззадорят увядающий шахский дух. Когда шах будет готов к любовной битве, по знаку незримо присутствующего векиля, одна из девушек быстро введет Мухаммеда в хорошо освещенную комнату, где на благоухающих подушках будет красиво разложено тело новой жертвы. Шах должен по достоинству оценить новую игру и, естественно, осыпать векиля золотом. А потому надо быстрее готовить эту новенькую, она должна ублажить шаха, чтобы золота у векиля стало намного больше, а шах на время забыл о государственных делах. Поэтому векиль отдал распоряжение евнуху о быстрейшем завершении соответствующего обучения следующей наложницы. И, подгоняемый недовольством векиля, евнух возобновил свои уроки...
9
Настенька все это время так и ходила в простыне: одежды ей не давали специально, приучая ее к обнаженности. И простыню евнух должен был забрать, но все не решался. Настенька обернула ее вокруг своей груди и ходила так, будто на ней был сарафан, только без плечиков.
Лишь только руки евнуха коснулись обнаженных плеч девушки, краска стыда залила ее щеки, а ее глаза метнули молнии, и она грозно произнесла:
- Ты опять взялся за старое?!
- Ты должна стать любимой наложницей шаха, иначе тебе здесь не выжить, - будто извиняясь, произнес евнух. - Ты не представляешь, в какое змеиное гнездо ты попала! Здесь наложницы исчезают, как по мановению волшебной палочки! И только особо замеченные шахом остаются жить, обласканные его милостью. Ты должна так ублажить его, чтобы мысли шаха были заняты только тобой, твоим телом, потому что здесь ценятся только тела, никого не интересует, что ты думаешь, как переживешь, что ты чувствуешь. Только телом ты можешь добиться хорошей жизни здесь.
- Никогда! Слышишь, ты, проклятый скопец, никогда этого не будет! Никогда я не сделаю этого! - стыда не осталось на лице Настеньки, только гнев и ярость сменяли на нем друг друга. Она носилась по комнате, переворачивая все на своем пути, что попадалось под руку, сейчас же летело в голову евнуха, который устало опустился на пол и виновато закрыл голову руками. Настенька, как фурия, подлетела к нему с кувшином в руках:
- Я убью каждого, кто приблизится ко мне! - и занесла кувшин над головой евнуха, но, вдруг, остановилась. Она увидела в поднятых на нее глазах столько боли, что ее собственная беда отступила, стала совсем маленькой по сравнению с той рекой скорби, что лилась из лучистых глаз евнуха... Гнев Настеньки сразу пропал, и она сказала:
- Не бойся, я не убью тебя, скопец. Ты ведь даже не мужчина...
- Лучше бы мне умереть, чем слышать и видеть все это! - едва сдерживая рыдания, сказал евнух. - Ты разбудила в моей душе то, что, казалось, навсегда похоронено и забыто! Я ведь тоже русский... Семи лет от роду я попал в Хорезм рабом и был продан на невольничьем рынке злой и коварной царице Туркан-хатун, матери нашего шаха. Красота детского личика пленила ее, а еще более поразил ее мой голосок, переливавшийся, как ручеек. Ей захотелось иметь в услужении такого мальчика, а чтобы дольше наслаждаться моим пением, она оскопила меня...
- Так ты русский?! А почему ты мне об этом не говорил? Почему ты позволил сделать с собой то, что возможно только со слабым? Почему ты не убил себя, чтобы избежать позора? - засыпала евнуха вопросами без ответов Настенька.
- А почему ты здесь? Почему ты еще жива? Почему нежишься в руках невольниц? - гневно бросил ей в ответ обиженный евнух.
Настенька опустила голову:
- Ты прав... Но мне не дали возможности убить себя... Помоги мне в этом, ведь мы с тобой одной крови! Не допусти, чтобы надо мной надругались!
Евнух печально покачал головой:
- Как я тебе помогу? Да и что я могу? Правду ты сказала, я - проклятый скопец, призванный обучать шахских наложниц премудростям любовной игры, хотя сам ни разу не испытавший этой самой любви... Здесь вокруг только грязь и порок, ложь и недоверие. Медоточивые уста произносят хвалебные речи, а рука под полой халата сжимает кинжал...
- Кинжал! Вот что мне нужно! Достань мне кинжал! Дай мне его, чтобы я могла сразу покончить и с шахом, и с собой! - взмолилась Настенька, сидя на полу рядом с евнухом.
- Нет! Ты с ума сошла, такое говоришь! - замахал на нее руками евнух, а потом, подумав, произнес: - Ты не умрешь, я помогу тебе бежать! Ведь я знаю все ходы и выходы во дворце. Пусть это будет последний день в моей жизни, но я не отдам тебя на поругание! - сжимая кулаки, сказал он.
- Бежим вместе, - произнесла Настенька, опуская свою голову на плечо мужчины.
- Нет, кто-то должен будет подольше скрывать твое исчезновение из дворца, а потом пустить шахских ищеек по ложному следу, - гладя Настеньку по волосам, говорил евнух.
- В городе у меня есть друзья и когда ты выберешься за пределы этой тюрьмы, беги на базар, там найдешь лавку с большой подковой над дверью. Там торгуют конской сбруей. Спросишь деда Славка, это наш, русский, он тебе поможет, за этим он и сидит на базаре, чтобы вызволять и переправлять попавших в беду наших соплеменников. Ты только держись, не раскисай. Я все подготовлю и выведу тебя отсюда, - шептал евнух Настеньке.
- А чего ты сам не бежишь отсюда? - спросила она, поднимая голову и заглядывая ему в глаза.
- А куда мне бежать? Я никого не помню, даже не знаю, откуда я родом. И здесь я на своем месте, а там кому нужен евнух? - снова загрустил он.
- Ты вселил в меня надежду, я даже не знаю, как тебя благодарить! Как зовут-то тебя, за кого Богу молиться? - тихо сказала Настенька.
- Родные называли меня Глуздырем (Птенцом), а какое имя было у меня при крещении, то мне не ведомо, - горько усмехнувшись, сказал евнух, вытирая рукавом снова наполнившиеся влагой глаза.
- Хочу тебя предупредить, что как только я объявлю векилю, что ты готова к встрече с шахом, за тобой станут очень тщательно наблюдать. Поэтому будь очень осторожна, в этом дворце и стены имеют уши! Да поможет нам Бог! - произнес он и вышел прочь.
10
Очень долго тянулось время в ожидании свободы... Настенька металась по комнате, пытаясь выглянуть в окно, но у нее ничего не получалось: окна были расположены так, что было видно только небо и бегущие по нему облака...
Наконец настал долгожданный час... Вошедший в комнату Глуздырь нес на вытянутых руках облако одежды из голубого шелка. Настенька недоуменно уставилась на прозрачное платье: - Разве можно ЭТО надевать, ведь оно подобно паутине, - пронеслось в ее возбужденном мозгу.
Глуздырь подошел к постели и, наклонившись, разложил наряд. Это были легкие шаровары с широким поясом из такой же ткани и накидка, больше похожая на повязку, предназначенная для девичьей груди.
- Надень это, - сказал евнух Настеньке, - сегодня ты отправишься к нашему высокочтимому шаху Мухаммеду, - и добавил еле слышно, - сегодня, после вечерней молитвы. - Глуздырь опять повернулся к постели и повторил:
- Надень это.
- Ты что, с ума сошел? - гневно сверкая глазами вскричала Настенька, - сам надевай эту пакость! - и, сложив руки на груди, величественно отвернулась.
Глуздырь подошел к ней, властно взял за плечи, повернул лицом к бесстыдным одеждам и подтолкнул легонько: - Надевай! - громко сказал, а на ухо шепотом добавил: - только осторожно!
Настенька нерешительно взяла в руки повязку и чуть не вскрикнула от радости: под ней, прикрытый поясом, лежал тонкий туркменский кинжал. Она тут же опустила повязку на место и сказала: - Спасибо, - и хотела еще что-то добавить, но увидела, что евнух как-то неестественно заморгал, словно пытался ее остановить.
- Одеться тебе помогут невольницы, - сказал и направился к выходу Глуздырь.
Только за ним закрылась дверь, как Настенька выхватила кинжал и, вместо того, чтобы незаметно спрятать его в подушках, быстро поцеловала, прижала к груди, потом несколько раз взмахнула, будто целясь в грудь невидимого противника, зло произнесла: - Ну, шах, теперь посмотрим, кто кого!
Она совсем забыла предупреждение Глуздыря об осторожности...
А в это время за ней внимательно наблюдал главный советник-векиль... Отвернувшись от стены, в которой было совсем незаметное отверстие для подглядывания и подслушивания за происходящим в комнате для избранных пленниц, он хлопнул в ладоши. Два здоровенных охранника тут же выросли перед ним, как из-под земли.
- Евнуха - на кол, - отведите его к главному палачу, - и опять повернулся к стене, заглядывая в комнату Настеньки...
А Настенька едва успела спрятать кинжал под подушки, как в комнату впорхнули невольницы, они передвигались совсем неслышно, будто и не касались земли. Они стали суетиться возле нее, надевали на Настеньку массу украшений, причесывая и расправляя складки на одежде, делая все это одновременно.
Трижды прокричал муэдзин, призывая всех на вечернюю молитву...
Невольницы, словно стайка испуганных птиц, исчезли из комнаты, лишь только векиль появился на пороге. Он немного постоял, любуясь игрой красок на лице Настеньки, на ее полуобнаженное тело, прикрытое только для соблазна прозрачной одеждой, и решительно подошел к ней. Так же молча дернул за пояс, но под ним кинжала не было, он оттолкнул Настеньку и стал разбрасывать подушки в поисках оружия.
11
- Я своих распоряжений не меняю! - гневно сказал Мухаммед, - я увижу эту дерзкую девку, чтобы самому наказать ее по заслугам! В назначенный час приведешь ее в ковровую комнату! А евнуха немедля посадить на кол! И чтобы эта негодница видела его смерть!
Волосы на голове Настеньки зашевелились, когда она увидела насаженного на кол Глуздыря. Кинулась бы к нему:
- Это я виновата, меня казните! - но ее крепко держал векиль.
Глуздырь вымученно крикнул:
- Прости меня, Настенька, что не смог тебя спасти из когтей этих хищников! - Душераздирающий вопль был продолжением его речи, - помолись за меня!
Словно горлица в силках забилась Настенька в руках векиля, сникла, как подкошенная березка, ватные ноги совсем отказывались служить ей, и стояла она только благодаря державшему ее мучителю...
Очнулась Настенька, когда ее почти тащили куда-то, сопротивляться не было сил, и она отдалась на волю случая. Ее втолкнули в узкую и длинную комнату сплошь затянутую коврами. Настенька упала лицом вниз, полежала, съежившись, словно ожидая удара, потом перевернулась на спину, огляделась. Высоко в стене увидела небольшое окошко, на противоположной стене - такое же с узорчатой решеткой, которое вскоре осветилось, там, видно, поставили свечу.
- Оттуда за мной наблюдают "глаза и уши" шаха, - безразлично подумала она. Очень высокий потолок терялся в темноте наступающей ночи.
Настенька отползла от двери в дальний угол и настороженно прислушалась в томительном ожидании чего-то страшного. Неизвестность пугала пуще смерти. Она и не подозревала, что уже стала участницей новой шахской игры...
Вдруг зашевелился ковер на двери и из-под него показалась звериная голова. В тусклом сумраке комнаты круглые глаза животного мерцали злым желтым огнем.
Настенька вскочила, прижалась к мягкой стене: огромная пятнистая кошка по-хозяйски вошла в комнату, лениво потянулась, огляделась и неторопливо двинулась к Настеньке. Плавно двигаясь, кошка будто бы подчеркивала: смотрите и любуйтесь красотой моего сильного и мускулистого тела, его могучей грацией и прекрасной гибкостью! Животное будто выставляло себя на показ перед зрителями, зная, что не может не нравиться им. Ковровая комната жадно впитывала в себя любой звук, любой шорох, поэтому каждое бесшумное движение зверя казалось потусторонним... Кошка бестелесной тенью грациозно скользила по коврам и неотвратимо приближалась к Настеньке, неся с собой ужас, от которого шевелились волосы на голове...
Каждой клеточкой своего враз окаменевшего тела Настенька чувствовала опасность, которую несла ей встреча со зверем... Кошка неторопливо прошла до середины комнаты и, вдруг, остановилась. Она лениво лизнула свою лапу и сначала присела, а затем и вовсе прилегла, положив морду на пол, стала разглядывать свою жертву, будто размышляя, с какой стороны лучше ее схватить. Настенька завороженно следила за каждым ее движением, особенно за ее пастью, которая стала щериться острыми желтыми клыками. Зверь еще лежал, а его длинный хвост стал сильно извиваться, ударяя по полу. Барс, а это был именно барс, сначала перекатился несколько раз с боку на бок, а потом начал снова медленно приближаться к Настеньке...
Шах специально держал при себе барса-людоеда, чтобы с его помощью наказывать своих уличенных в неверности жен и для острастки непокорных. Он просто бросал их барсу, наблюдая, как зверь разрывает свою добычу. Иногда, для разнообразия, палач душил их здесь, а шах наблюдал за происходящим через окошко, иногда жертве просто отрубали голову, но это было не интересно. Гораздо с большим удовольствием шах наблюдал за игрой барса с человеком, обреченным на смерть. Потом жертву заворачивали в один из лежащих здесь ковров и уносили прочь из дворца.
Шах, лениво развалившись на подушках, с удовольствием наблюдал за происходившим в нижней комнате. А в это время с десяток специально обученных девушек разминали и ласкали каждую складочку на его теле, подготавливая шаха к любовной игре. А он только молча шлепал их, когда кто-нибудь из них нечаянно загораживал ему окно. Мухаммед хотел видеть все, до мельчайших подробностей, хотел видеть ужас в глазах непокорной пленницы, слышать ее мольбы о пощаде.
- Жаль, что света внизу маловато, не видно выражения ее лица, - думал шах. - Надо было бы перенести забаву на утро, но сильно невтерпеж, ни одна из невольниц еще не позволяла себе подобных выходок, поэтому нельзя откладывать наказание. Может, я ее и не накажу вовсе. А почему она не кричит и не просит о прощении? Зверь ведь может ее растерзать, а как же тогда я, и все эти приготовления? Что же все это зря? - уже сердился шах, боясь потерять возможность насладиться новой игрой да еще с такой необычайно красивой и непокорной девушкой.
Инстинкт самосохранения заставил Настеньку медленно поднять за край один из ковров, закрываясь им от хищника. А барс, сыто урча, подползал все ближе и ближе...
- Вот она какая, смерть моя! - подумала Настенька, сжимаясь и прячась под ковром.
Сильный неожиданный прыжок - и зверь опрокинул ее на спину. Ударяя лапами, барс старался разодрать толстую ткань ковра, чтобы добраться до жертвы.
- Последний час мой пришел! - мелькнуло и погасло в сознании бедной девушки. Она уже не чувствовала, как зверь катал ее по полу, завернувшуюся в ковер, пытался прокусить его, все более раздражаясь от бесполезных усилий.
Шах разочарованно смотрел через окно, ожидая криков о спасении, но так ничего и не услышал.
- Мне не нравится эта игра! - крикнул он векилю, - она умерла, наверное, от страха! Это все ты виноват! Уберите барса! - властно скомандовал шах и направился в нижнюю комнату.
12
Настенька очнулась от нежных прикосновений ко лбу чего-то приятно прохладного. Шах держал ее на руках и проводил по лицу смоченным в душистом настое благовоний утиральником. Еще ничего не соображая, Настенька благодарно улыбнулась ему и вдруг заметила, что она лежит совершенно обнаженная перед этим стариком, на котором тоже ничего нет из одежды. Резко дернувшись в поисках привычной простыни, она почувствовала тянущую боль внизу живота и увидела кровь...
- Я ранена? Где зверь? Что ты здесь делаешь, старик? Это ты меня спас? Кто ты? - засыпала шаха вопросами Настенька, прикрываясь руками от его неприятного взгляда.
- Я - твой муж и повелитель, несравненная моя, - ответил самодовольно шах...
Белый свет померк в глазах Настеньки. Больше никогда она не увидит своего любимого Ратибора, никогда не будет перебирать его локоны цвета спелой ржи, никогда не прильнет к его богатырской груди, не заглянет в бездонно-голубые глаза, никогда... Жизнь закончилась...
Еще несколько раз Настеньку отводили в шахские покои для услады развращенного сластолюбца. Она уже не сопротивлялась его домогательствам, а молча лежала без движения, как холодная каменная статуя, и смотрела в потолок. Шах Мухаммед предпринимал много попыток, чтобы расшевелить это роскошное тело, прибегал даже к помощи опытных невольниц, но и у них ничего не получалось. Душа Настеньки витала где-то далеко за стенами дворца, а ее тело не откликалось ни на какие ласки...
- Это не жемчужина, а жалкое подобие ее! - гневался шах, но почему-то не решался отдать распоряжение об удалении Настеньки из дворца навсегда...
А тут подоспела и новая придуманная французом и векилем игра, которая увлекла и отвлекла его от мысли о растоптанной, но непокоренной пленнице...
13
Наконец все было готово для похода на Самарканд... Шах выступил во главе своего войска для усмирения и наказания взбунтовавшейся черни...
Прошел месяц... Всегда задумчивая, со взглядом, устремленным куда-то вглубь себя, Настенька была никому не нужной в этом огромном дворце, гудящем, как улей, с вечно снующими туда-сюда людьми, подчиняющимся каким-то неведомым ей законам...
Оцепенение спало, и проснулась лютая ненависть в сердце Настеньки, когда она стала замечать изменения в своем состоянии: у нее стала болеть и наливаться грудь, к горлу часто подкатывала тошнота. Это ее и шаха плоть жила и развивалась в ней! Настенька ненавидела не только шаха, но и его будущего ребенка! Как от него избавиться, пока шахские блюдолизы не заметили и не известили всех еще об одном шахском отпрыске?! Что делать? Как быть?
Упала Настенька на колени и обратилась к Богу с горячей молитвой, впервые за последний месяц:
- Отче наш, иже еси на небеси, да святится Имя Твое, да придет царствие Твое... Помоги, Боже...!
Сколько прошло еще времени, Настенька не знала, потому что постоянно ее взгляд был обращен во внутрь себя: она не замечала пинков, щипков и оскорблений, которым подвергали ее шахские жены. Ее мысли были заняты одним вопросом: как выбраться из постылого дворца? Сам векиль был в раздумье, куда определить эту наложницу, ведь шах не отдал никаких распоряжений на ее счет. А с шахом шутить опасно: убрать ее из дворца легко, но только вдруг шах вспомнит о ней?! А тогда не сносить головы векилю! Нет, уж пусть лучше бродит пока тенью по дворцу, а вернется великий шах, станет ясно, что с ней делать: то ли рассказывать шаху о том, как холил и лелеял в его отсутствие любимую наложницу, то ли подарить ее, как обещал, французскому посланнику. Настенька спала там, где заставала ее ночь, ела то, что давали ей тайком добрые служанки шахских жен. Она все время пребывала в состоянии ожидания чего-то, что должно было случиться не сегодня, так завтра...
Однажды вечером она забрела в какую-то дальнюю комнату и, вдруг, узнала ее. Это была ковровая комната, в которой Настеньку травили ужасным зверем. В памяти отчетливо всплыли воспоминания того страшного дня... Непроизвольно попятившись, Настенька споткнулась о свернутый ковер, лежащий прямо перед ней, и упала. Поспешив подняться, она оперлась о ковер и увидела, что из него торчат чьи-то ноги. Дрожь, пробежавшая по телу, заставила ее плотно сомкнуть губы и закрыть рот руками. Возникло желание немедленно покинуть эту роковую комнату, но что-то ее остановило.
В голове зазвучали слова Глуздыря: "А ночью трупы убиенных выносят из дворца завернутыми в ковер и топят в реке...".
- Это путь к освобождению! - решила Настенька, - Или я умру, не сумев выпутаться из ковра, или я буду свободна!
Быстро раскатав завернутый ковер, она оттащила уже окоченевшее тело лежавшей в нем удушенной девушки в дальний угол и, накрыв его ковром, закидала подушками. Сама Настенька улеглась на освободившееся место и, ухватив край ковра, быстро закрутилась в него. Мысленно она обратилась к убитой, с просьбой простить ее и обещанием обязательно прочесть заупокойную молитву, если сумеет выбраться из дворца...
Ковер имел неприятный запах, сладковато-приторный запах крови. Дышать стало страшно тяжело, Настеньку чуть не вырвало и она подумала, что если сейчас что-либо не изменится, она не выдержит и выдаст себя. Но тогда ее ждет такая же участь, как и той несчастной, лежащей в дальнем углу под подушками...
Раздались приглушенные шаги, и Настенька затаила дыхание. Тихие голоса о чем-то говорили, но слов было не разобрать, ее подняли и понесли...
Ночь укрыла своим черным покрывалом уставший от дневного зноя город. Долгожданной прохладой, повеяло от близкой реки, сонно плескавшейся за стенами дворца.
Настенька услышала более отчетливые голоса:
- Давай хоть ковер заберем, а к телу привяжем камень, - сказал один.
Настенька мысленно сжалась, боясь пошевелиться и ожидая скорого разоблачения, но другой голос возразил первому:
- Нет, он весь в крови, перед этой женщиной на нем палач обезглавил мятежного хана по приказу царицы Туркан-хатун. Я видел, как его голова скатилась с плеч, хан даже вскрикнуть не успел! Если бы не ужасные струи крови, все походило бы на захватывающую игру в фокусы. У меня до сих пор мурашки по спине бегают при одном воспоминании об увиденном! Не жалей за ковром! Радуйся, что не твое тело в нем! - уже весело добавил тот же голос. До слуха Настеньки донесся плеск весел, а через некоторое время при тусклом свете луны в темные воды реки был сброшен ковер с привязанным к нему камнем. Затем над широким простором Джейхуна пронеслась- прошелестела песня:
Весной в твоих садах распевают соловьи,
В цветниках свешиваются алые розы,
О, прекрасный Хорезм!
14
Настенька выплыла только благодаря тому, что выросла на берегу реки и с детства плавала, как рыба. С трудом удалось ей выпутаться из сразу ставшего тесным ковра, она почти захлебнулась, когда ее голова появилась над поверхностью воды. Настенька тихо перевела дыхание, вздохнула поглубже и опять ушла под воду, потому что лодка была совсем недалеко. Отплыв под водой в сторону, она вынырнула опять, огляделась и поняла, что течением ее сносит к городу. Распластавшись на воде, Настенька отдалась на волю волн и вскоре была на берегу.
- Свобода! Я - свободна! - радость плескалась в сердце Настеньки. Но первое опьянение от воли прошло очень быстро, уступив место озабоченности:
- Где базар, о котором говорил Глуздырь? Как туда пройти? Как найти указанную лавчонку?
Настенька сидела на берегу, обняв мокрые коленки, не зная, в какую сторону направиться. С наступлением ночи стало прохладно, она стала замерзать, надо было двигаться, но куда? Да ведь и одежда на ней была совсем не подходящей для прогулок по городу...
Крепко задумалась Настенька и не заметила, как к ней подкрался сон и уложил ее голову прямо на согнутые колени. Это был сон человека уставшего от невзгод и, наконец, освободившегося от них. Ей снилась родная деревня, но не сгоревшая дотла, а с красивыми чистенькими избами, с зелеными садиками вокруг них и морем цветов. По этому цветочному полю к ней плыл ее жених Ратибор. Он громко и заливисто смеялся, запрокидывая голову, и манил Настеньку к себе рукой. Вдруг сзади него появилась огромная лохматая медведица и, встав на задние лапы, замахнулась, чтобы мощным толчком сбить его с ног...
- Ратибор! - пыталась крикнуть ему Настенька, чтобы предостеречь, но не могла издать ни звука, у нее пропал голос...
Проснулась она от повизгивания и прикосновения холодного звериного носа к своему лицу. Ей показалось, что она все еще в ковровой комнате и зверь с желтыми глазами наконец-то добрался до нее и приготовился растерзать. Настенька отпрянула и упала на песок. Быстро собравшись в тугой комок, вскочила на ноги и только сейчас узнала испугавшего ее зверя: это был ее пес, ее Буян!
- Буянушко, родненький, как ты меня нашел? - пес радостно лизал лицо и руки Настеньки, крутился и прыгал возле нее так, что чуть опять не сбил ее с ног. Собачьи бока были до того запавшими, что можно было считать ребра на его спине, а черная шерсть висела клочьями на нем. Настенька присела, нежно гладя пса по голове, заглянула в преданные собачьи глаза:
- Ты выведешь меня из города, Буян? - спросила она.
Пес замер, сторожко повел ушами и зарычал. Настенька обернулась и увидела, что по берегу медленно брела нищенка с котомкой за плечами, а за ней, держась за юбку, шел мальчик лет семи.
Который день, одетая в тряпье из котомки нищенки, Настенька брела по степи вслед за караваном, направляющимся в Самарканд. Буян был все время рядом, чутко прислушиваясь и принюхиваясь к каждому, кто находился рядом с Настенькой, будто проверял их на надежность. Очень не нравилась ему нищенка Фатима, взявшая их с собой в Самарканд.
Караван состоял в основном из мародеров, двигавшихся вслед за войском Хорезм-шаха в надежде на поживу. Они всю дорогу роптали на жадность шаха и его воинов, так как после их "победного шествия" по мятежным владениям поживиться им было уже почти нечем. Войско шаха Мухаммеда было беспощадным и не оставляло камня на камне от оказывавших сопротивление поселений...
Настенька очень устала и ей позволили держаться за одну из телег, чтобы двигаться быстрее. Свое лицо она нарочно вымазала грязью, длинную косу спрятала под тряпкой на голове, тонкие, точеные руки, хоть и перепачканные, но все равно могущие выдать ее молодость и красоту, она не вынимала из-под рваной кофты. Когда уже не было сил передвигать ноги, только тогда она хваталась за край телеги и тащилась за ней. Так они и добрались до Самарканда...
Здесь Настенька немного отдохнула и решилась двигаться дальше, на родину, в свою родную рязанскую деревеньку, назад к деду Михайле, от которого ее так грубо и бесцеремонно забрали.
Разгромленный и разграбленный Самарканд шах сделал своей временной столицей. Здесь был заложен новый большой дворец Хорезм-шахов, а в ознаменование своей победы Мухаммед решил выстроить еще и высокую мечеть. Слушая льстивые хвалебные речи о своей непобедимости и величии, он совсем забыл об опасности, грозившей ему и его государству...
Наконец ханы, прибывшие в Самарканд вместе с шахом, потребовали исполнить его обещание и направить свои войска в кипчакские степи, чтобы расправиться с кочевыми племенами меркитов, потеснивших их кипчакские кочевья.
Неспроста хан Котян бросился искать защиты у Хорезм-шаха: он прекрасно знал, что окружение Мухаммеда на три четверти состоит из кипчакских ханов. Ведь сама царица-мать Туркан-хатун была кипчакской принцессой и всегда благожелательно смотрела в сторону степи... Она всячески поощряла сына на то, чтобы он приблизил к себе как можно больше ее соплеменников, уверяя, что преданнее шаху и смелее в бою никого нет. И она добилась своего: кипчакские ханы уже могли своей многочисленностью заставить шаха принять нужное им решение. А это, в свою очередь, стало сильно пугать подозрительного Хорезм-шаха...
Ранней весной шахское войско выступило в новый поход...
Нищенка Фатима, пригревшая Настеньку, была приторно ласковой с ней, все время пыталась погладить ее, даже подкормить, грубо отбирая кусок у своего малыша. Настенька отказывалась, да и Буян не подпускал Фатиму близко к Настеньке. Лишь только нищенка приближалась к ней, шерсть на спине Буяна поднималась дыбом и он издавал грозное рычание, обнажающиеся клыки в его пасти говорили о том, что пес совсем не шутит. Не действовали на Буяна и уговоры Настеньки: он твердо стоял на своем и всегда находился между ними, будто ожидая подвоха от Фатимы.
- Буян, ну как тебе не стыдно? За что ты так не любишь Фатиму? Ведь она моя спасительница, мы должны быть ей благодарны, а ты набрасываешься на нее, как на врага! - увещевала друга Настенька.
Буян опускал косматую голову, часто и виновато моргал глазами, но снова и снова вырастал между ними, лишь только нищенка собиралась приблизиться к Настеньке.
Обычно Фатима с мальчонкой уходила на рассвете, чуть только взойдет солнце, чтобы занять получше место у мечети. Буян оставлял Настеньку вслед за ней. Он был для Настеньки основным источником пищи, где и как он доставал еду, она не знала, но неизменно, часа через два после ухода, он появлялся с куском мяса или колбасы в зубах и Настенька честно делила все пополам.
Нет, Буян не воровал, он просто сидел и ждал платы за то, чтобы он, огромный исхудавший пес с облезлой шерстью, ушел от лавки мясника или колбасника. Лавочники быстро поняли, почему их лавки покупатели обходят стороной и сначала просто пытались прогнать его прочь, но он опять возвращался и тогда они стали бросать Буяну, сидящему напротив входа в лавку, куски пищи. Получив плату, Буян тут же нес ее Настеньке и, подкрепившись, отправлялся к следующей лавке...