Как я любил её, мою маленькую Люси! Насколько она не понимала меня, не разделяла мою страсть к орхидеям! К этим нежным, удивительным цветкам которые в одночасье завоевали мои сердце и душу, когда я ещё был маленьким ребёнком, и находились со мной рядом на протяжении всей моей жизни.
Считают, что орхидеи появились на земле около ста двадцати миллионов лет назад, задолго до появления человека, и останутся на ней и после того, как род людской прекратит своё бренное существование. Я верю в это.
Нежно-розовые, малиновые, фиолетовые, алые, марганцевые, желтовато-коричневые, светло-сиреневые, снежно-белые, пурпурные - все оттенки в своём бесконечном многообразии восхищали мои глаза и заставляли биться быстрее сердце, захлёбывающееся восторгом от созерцания прекрасного.
Люси ревновала меня к орхидеям. Ей была невыносима сама мысль, что я отдаю своё время не ей, а каким-то вздорным цветкам. Я пытался терпеливо объяснить, что это моё жизненное призвание, что я люблю это дело и не могу ничего с собой поделать. В конце концов, это одно из самых безобиднейших занятий, которые может придумать себе мужчина. Я практически всё время дома. Да, но ты всё своё время проводишь в этой проклятой оранжерее, вместо того, чтобы быть со мной, - возражала мне Люси. Что, что по-твоему должна делать я, пока ты роешься в земле все эти бесконечные часы?! Я хотел её успокоить, я приносил ей красочные альбомы с великолепными фотографиями орхидей, безуспешно взывая к её чувству прекрасного. Но она лишь раздражённо откидывала альбомы в сторону.
Она не любила цветы, а орхидеи в особенности. Каждая минута, проведённая мной в оранжерее, когда я закапывал луковицы, устанавливал навесные корзины или проверял влажность воздуха, была для неё личным вызовом, невыносимым предательством с моей стороны. Она жаждала абсолютной, неразделимой власти надо мной. Поразительно, она совсем не возражала, когда к нам, вместе с другими посетителями, приходили симпатичные девушки. Она не ревновала меня к существам женского пола, её ненависть была направлена исключительно против невинных цветов. Люси ни разу не казалась недовольной после таких визитов, но её лицо искажалось яростью, лишь только я сообщал ей, что пришло время заняться моими безмолвными подопечными.
Люси устраивала мне скандалы, она заливалась слезами от моего упрямства. Почему она не могла сделать мне шаг навстречу, почему она не могла принять мою тихую страсть?
Я мог часами находиться во влажном и жарком воздухе, под чуть притемнённой крышей, ухаживая за Милтонией или Дендровиумом, измеряя Каттлею или осторожно пересаживая Пафиопедиулум. Мои драгоценные луковицы приходили ко мне со всего света, принося с собой тонкие ароматы Явы и южных морей, Новой Гвинеи и Индии, краски Мексики, Бразилии и Боливии, таинственные оттенки Австралии и Гималаев. Орхидеи распространились практически по всему земному шару, исключая, пожалуй, только его полюса. Трепетные цветки эволюционировали и приспособились привлекать различных насекомых, жить на деревьях, камнях, в земле и даже под ней, в тропических лесах и изумрудных лугах, на вершинах гор и в болотистых низинах. Учёные насчитывают около 35 тысяч подвидов орхидей. Такие хрупкие на вид цветы обладают неукротимым стремлением приспособиться к любым условиям, эволюционируя, приобретая неимоверное в своей бесконечности богатство форм и оттенков.
У меня была масса работы - для каждого нового вида требовались свои особенные условия: степень освещения, влажность воздуха, вид почвы. Я почти всё делал своими руками, прибегая к посторонней помощи лишь в самых крайних случаях.
Люси не могла принять такое положение вещей. Для меня осталось загадкой, почему она не покинула источник своих мучений. Наверное, она по-настоящему меня любила. Но её любовь приняла какой-то нереальный, патологический оттенок ревности и ненависти к неодушевлённым созданиям. Ей завладела обсессивная идея неделимого обладания мною, но она была бессильна, не в силах изменить меня.
Я пропустил тот момент, когда она переступила зыбкую грань, сохраняющую воспалённый рассудок от перехода в неподдающееся контролю безумное состояние. Она так же с ненавистью смотрела на мои перепачканные в земле руки, и в то же время пылко целовала меня. Мы так же страстно занимались любовью, и я смотрел в её лицо с широко раскрытыми глазами, полными невыразимого счастья - она владела мною в этот момент безраздельно. Я не мог даже подумать, что в её хрупкой душе уже произошёл необратимый надлом.
Она покончила жизнь самоубийством.
Я нашёл её безжизненное тело с вонзённым в сердце ножом в своей оранжерее. Кровь стекала по рукоятке и отходила в землю на недавно посаженные луковицы Одонтоглоссума из Южной Америки. На ней нашли также и письмо, в котором она просила никого не винить и клялась в своей любви ко мне.
На её могилу я не принёс цветов - хоть в этом она победила меня. Я долго стоял над новым холодным могильным камнем и не мог поверить в своё горе. Слёзы безвольно лились из моих глаз, и я не останавливал их. Я поменял горячее, полное любви существо на бездушные ростки с недолговечным цветом и запахом.
Почти месяц я не мог подойти к оранжерее, оставив на произвол судьбы своих подопечных. Когда через тридцать дней я ступил на порог своего заброшенного царства, меня встретил сладковатый запах увядания и начинающегося запустения. Вырванные из своей естественной жизни, орхидеи требуют бережливого ухода и скрупулезного воссоздания природных условий. Многие цветы погибли, не вынеся забвения, но я удивился, что добрая половина продолжала радостно цвести, отдавшись на волю автоматической поливки и умным кондиционерам. Медленным шагом направился я на место гибели Люси.
Луковица Одонтоглоссума дала великолепный всход с пятью громадными желтовато-розовыми цветками. С каждого цветка, в этом невозможно было ошибиться, каким-то непостижимым образом, уникальным узором из цветных пятен на меня смотрело лицо Люси.
Она тихо улыбалась всеми пятью лицами, наконец не ревнуя меня к орхидеям.