1.

То было немало столетий назад -
а сколько, никто не сумеет сказать.
Стояла зима, и Свея спала,
метель хороводы над нею вела,
и только один Океан лишь седой
на скалы бросал за прибоем прибой,
тоскуя по бегу лодей по волнам,
по скрипу снастей и по грозным боям.
...Разбужен дремавший в снегах Треннелаг
ударами гонга и лаем собак:
несут в небеса весть колокола,
что конунг Харальд принял веру в Христа.
Он Сигурда - ярла тот час же призвал
и к дочери Сигурда свататься стал,
к Раннвейг, знаменитой своей красотой:
"Что, дочке твоей будет плохо со мной?"
Но ярл отвечал ему: "Конунг Харальд!
Быть может, я браку сам был бы и рад,
но выпало дочери жрицею быть
и в роще священной обряды творить.
И прежде, чем будет знаменье дано
Раннвейг, чтоб сменила своей ремесло
на дом, на замужество и на детей -
нет воли и власти отцовской над ней!"
Но лишь рассмеялся на это Харальд:
"На душу Раннвейг покушается Ад!
Коль ты, ярл, покорствуешь лживым Богам,
то я твою дочь в рабство им не отдам,
не будет она зейд творить средь снегов -
со мною она вступит в брак во Христов!
А коль мне противиться будешь, так знай -
от Бога дан людям любой государь,
и коль непокорством себя осквернишь,
от стали падешь там, где ныне стоишь!"
Сверкнули у ярла седого глаза:
"Раннвейг ты позоришь, позоря отца -
в тебе не любовь, но лишь похоть живет:
я дочь не отдам тому, сердце чье - лед!
Меня твои воины могут пленить,
а коль пожелаешь - и вовсе убить,
но бойся же скорого гнева Богов:
они не привыкли щадить подлецов.
Ты их оскорбляешь - и горе тебе!
Задумайся, конунг - ведь Йоль на дворе...
Сам Один со свитой несется в полях,
и знает он все, что творится в сердцах!"
Нахмурился конунг, глаза он отвел...
Но в это мгновенье епископ вошел,
который крестил и Харальда, и хирд:
"Язычеством, конунг, в сем зале смердит!
Еще за дверями я слышал, как ярл
тебе гневом бесов своих угрожал -
потерпишь ли ты нечестивую речь?
Ведь снять за нее мало голову с плеч!"
"Заморская мразь!" - крикнул Сигурд тогда -
"Всю Свею уже ваша ложь оплела - 
посмотрим как ты защищаешься сам,
а дочь вам свою никогда не отдам!"
Рванулся к епископу ярл, и клинок
его пред священником воздух рассек,
но тот отшатнулся. Со всех же сторон
уж слышался лат и оружия звон:
то стража сбегалась. Ярл понял, что здесь,
в неравном бою, встретит он свою смерть,
и к Одину, к Тору и к Тюру воззвав,
он меч свой тяжелый сжал тверже в руках.
Рубился он долго, и многих убил,
но вот и его вражий выпад сразил -
упал Сигурд-ярл, и жестокий Харальд
к нему подошел: "Убирайся же в ад,
отродье языческой тьмы и греха!
Твой Один со свитой прискачет когда,
ему обеспечу такой же прием,
и будет тогда Сатана посрамлен -
ему ль устоять против веры в Христа?
А дочь твоя нынче же станет моя!"

		2.

Раннвейг Златовласой прекраснее нет -
хоть Свею объедь, хоть объедь и весь свет:
Ее синих глаз светозарный костер
подобен лишь глади финнмаркских озер,
а волосы - будто бы Солнца лучи,
светло рядом с девицей даже в ночи.
А стан ее тонок, как стан у берез,
а кожа чиста, как дыхание гроз,
своей белизною подобна снегам,
слегка розовеющим по утрам...
По Йольскому снегу она босиком
бежит, за собою оставив свой дом,
зарубленных братьев, дружину отца,
что приняла смерть, как велели сердца -
должно быть, Харальд уже мчится за ней!
Хотя как найти след в такую метель?..
Ее же по снегу лишь сердце вело,
и путь выбирало одно лишь оно -
туда, где жил средь неприветливых скал
Ральф Кнутсон, прославленный хевдинг и ярл.
В свои двадцать лет много он повидал:
не раз он водил через море драккар,
в бою бился он лишь в передних рядах,
и в сердце отважном не знал, что есть "страх".
Ярл обнял Раннвейг, усадил к очагу...
"Харальд поступил, как прилично врагу,
а вовсе не конунгу. Смерть и позор
предателю, что затуманил твой взор
слезами о братьях, о смерти отца!
Заставлю его заплатить до конца -
дружину свою подниму и народ:
а там мы посмотрим уже, чья возьмет!"
"Любимый!" - вновь слезы в глазах у Раннвейг -
"Ты храбр и могучь, но ведь ты - человек.
Коль пасть предначертано в битве тебе,
одна я останусь на этой земле!"
Вновь обнял любимую Ральф и сказал:
"Держал бы в объятьях и целовал
тебя я всю жизнь, обо всем позабыв...
Но тот не мужчина, страшится кто битв!
Лишь тот, кто способен врагу отомстить -
имеет он право красавиц любить,
защитою быть им в опасности час,
чтоб слезы вовек не лились из их глаз!
И я... Слишком сильно люблю тебя я.
Седлай же коней, о дружина моя!"
И вскоре вдали сгинул топот копыт:
умчался за Ральфом вослед его хирд.
Раннвейг же плеснула меда в очаг,
и стала за знаком чертить она знак
пальцами в воздухе перед собой,
к древним Богам обращаясь с мольбой:
"Враны и волки, вас я скликаю - 
тем отнесите, к кому я взываю,
горькие слезы мои и мольбу,
ненависть к веры исконной врагу,
к лживому гаду, к убийце людей,
место которому - мрачная Хель!
Вас заклинаю, древние Боги
ночью, в которой брела без дороги,
кровью отца, кровью братьев моих
и честною кровью воинов их,
к Ральфу любовью, похожей на боль,
Свеей - родною моею землей,
морем, лесами, скалами, небом,
сталью и бронзой, златом и хлебом,
телом Имира, кровью Борея -
Ральфу на помощь идите скорее,
пусть его меч будет в битве могуч,
конь будет быстр, словно солнечный луч,
щит будет крепок и крепок доспех,
пусть его ждет в этой битве успех,
пусть он вернется снова ко мне,
Харальда же кровь пусть течет по земле,
чтобы увидела Свея моя
Одина силу и слабость Христа!"

		3.

Знаки недобрые ждали в пути
Харальда, что с войском решился идти
навстречу восставшим, которых вел Ральф -
впрочем, уверовал конунг, что прав,
и потому даже не посмотрел,
что им в лицо дует ветер с морей,
словно не слышал он воя волков,
что из-за дальних был слышен снегов...
Трижды споткнулся конунгов конь,
но ненавистник древних Богов,
веруя в силу и милость Христа,
принял решенье идти до конца.
Встали два войска на поля краях -
многим остаться придется в снегах.
Битва нелегкая воинов ждет:
следом за Ральфом идет весь народ,
но у Харальда, по конунга праву,
воинам хирда на свете нет равных -
трудно заранее будет сказать,
кто победит и кому отступать!
Ветер вдруг стих, и жестокий Харальд
кривнул врагам: "Всех отправлю вас в Ад!
Пасть вам за бабу, за Ральфову страсть -
вот для чего он вас вел умирать!
Да за поганых за идолов он
вас вел, бесовством своим ослеплен!
Где ваши Боги! Я видеть хочу,
кто из них вызов бросит мечу,
что за Христа я сжимаю в руке?
Кто же из них?.."
                          ...Дрожь пошла по земле,
встали стеною от ветра снега,
землю покрыла полночная тьма,
взвыла поземка, и средь зимних туч
гром раскатился, суров и могуч.
Всякого дрогнула в миг тот душа:
конного войска поступь слышна!
И из клубящейся снежной стены
двинулись рысью свободной полки
в черных плащах, в вороненой броне,
в призрачном, зеленоватом огне.
Сразу готовы вступить они в бой!
Вел за собою их конунг седой,
ехал он на восьминогом коне,
отблеск зарницы играл на копье.
Дрогнул Харальд, ужаснувшись тогда -
глаз лишь один у того старика!
Плащ его реял, как знамя побед -
и мертвые воины ехали вслед.
Встали они из курганов своих,
чтобы их землю не взяли враги,
чтобы не пели предкам в хулу
заморскому Богу в Свее хвалу!
Грозно вскричал седовласый вожак:
"Ты ль вызывал меня, Истины враг?
Вот - я пришел, и дружина - со мной:
пусть грянет бой - и безжалостный бой!
Видишь, Харальд, кто за мною идет?
Воины прошлого: там и твой род -
ныне они отреклись от тебя,
ныне им смерть твоя только нужна!
Там и погубленный Сигурд - смотри:
ты его бросил собакам в крови,
но ты сгубил только тело, не дух -
Сигурд со мною, как витязь и друг!
Так защищайся, конунг Харальд:
жил ты как раб - хоть умри, не как гад.
Нету пощады пришедшим с тобой:
многим несли они гибель и боль.
Скоро слетится на пир воронье...
Знай же, Харальд - Один имя мое!"
Сотни копыт взрыли снег, как песок,
вслед за клинком к небу взмылся клинок,
павших героев загробная рать
к войску Харальда неслась - убивать.
Йоля метелица вновь поднялась,
снег превратился в кровавую грязь,
и повалился Харальд из седла,
насмерть сраженный ударом копья...
Битва закончилась быстро, как сон,
стихли лязг стали, удары и звон.
Один приблизился к Ральфу и рек:
"Время, как видно, меняет свой бег.
Будешь ты счастлив с женою своей - 
много в семье твоей будет детей!
Если же сердце твое жаждет битв - 
к Свену Форкбьерду ступай, в его хирд:
верен он предкам и древним Богам,
грозен он их вековечным врагам - 
там ты стяжаешь и славу, и честь!"
И не успел Ральф еще произнесть
слова в ответ, как пропали из глаз
Один и воинство мертвых тотчас,
словно не шел здесь безжалостный бой...
Так в Треннелаге закончился Йоль.