Алексис, дрожа всем телом, заглотила целую горсть таблеток и запила несколькими большими глотками воды.
Эта история сведет ее в могилу...
Началось всё с того, что около месяца назад, как добросовестная служительница музея, она проводила обход экспозиционных залов. Ей оставалось осмотреть последнюю галерею, но дверь оказалась запечатана изнутри. Когда она сообщила об этом руководству, ее попросили сказать о проблеме сторожу - но сторожа не было на вахте. Тогда директор музея, желая как можно скорее отвязаться от этой мелкой проблемы, сказал подойти к гардеробщику, чтобы тот дернул дверь посильнее - наверное, просто заклинило замок. Однако и гардеробщика не оказалось на месте.
Только после этого Алексис заподозрила неладное и настояла на том, чтобы директор приехал в музей вместе с кем-нибудь из полиции. Когда дверь в картинную галерею наконец отперли, оказалось, что запечатана она была двумя сшитыми вместе половинками освежеванных лиц - сторожа и гардеробщика.
И пока служительница, будучи девушкой не слишком мужественной, валялась в обмороке, шилось дело так называемого "Скульптора" - поборов страх и отвращение, можно было заметить, что два разных лица так прекрасно подходили друг другу, так мастерски были сшиты между собой, что совмещенные черты казались идеальной маской, принадлежавшей какому-то сверхчеловеку.
Освежеванных мужчин нашли тут же со следами удушения. Было совершенно не ясно, как сумел скрыться маньяк - ведь из галереи не было иного выхода кроме того, что был запечатан, так что несмотря на явную невозможность причастности Алексис к преступлению следователь отвез девушку в участок и провел "беседу" - хотя та, конечно же, понимала, что это самый настоящий допрос.
Но, будучи совершенно бесхитростной и свято верившей в то, что в конечном счете восторжествует справедливость и ей совершенно нечего бояться, Алексис отвечала, не задумываясь о последствиях своих ответов.
Следователь - довольно симпатичный молодой мужчина, как отметила служительница - обращался с ней хорошо. Усадил в кресло напротив, предложил чаю и, раскрыв блокнот, начал с самого простого вопроса:
- Что вы можете сказать об убитых?
- Ничего из того, что нельзя было бы сказать о любых других людях, - стараясь унять дрожь в пальцах, ответила Алексис. - Они оба проработали в музее больше десяти лет, в то время как я пришла совсем недавно.
- Когда?
- Полгода назад, после окончания колледжа.
- Коллектив хорошо вас принял?
- Да, вполне...
- Вы не замечали какой-нибудь неприязни между своими коллегами?
- Ни один человек не защищен от конфликтов, - пожала плечами девушка, - но в нашем музее работают приличные люди. Мы никогда не переходим границ.
- Почему из всего штата сотрудников были выбраны именно сторож и гардеробщик - у вас есть какие-нибудь догадки?
- Признаться, никаких. А у вас?
Следователь нахмурился. Стоило бы одернуть девушку, напомнив, что вопросы здесь задает он, но смотрительница выглядела такой робкой и растерянной, что он ответил:
- Только то, что пропорции их лиц на удивление одинаковы.
- Я никогда этого не замечала, - отгоняя от себя воспоминания о запечатавшем галерею лике, помотала головой Алексис.
- Почему?
- Моя работа касается экспонатов, а не сотрудников.
- Может, вы все же замечали что-нибудь необычное, что связывало бы этих двух людей?
- Скорее то, что их разъединяло. Они были совершенно не похожи друг на друга - Джордж... то есть, сторож... мог не произнести ни слова за всю свою смену, а гардеробщик - Кевин - очень словоохотлив... был...
Она вытерла набежавшие на глаза слезы.
Следователь подался вперед:
- Что-нибудь еще?
- Джордж был иногда так сварлив, что к нему боялись подойти, а что до Кевина - посетители иногда подтрунивали над ним... Ох...
Алексис закрыла глаза рукой, обнаружив лежавшую на поверхности закономерность.
- Это слишком очевидно, - прошептала она. - Да и кому какое дело до недостатков других людей?
- Видимо, Скульптору, - кивнул следователь, сделав в блокноте пометку опросить каждого из сотрудников музея, особенно старожилов. - Постарайтесь вспомнить, какое событие предшествовало случившемуся несчастью?
Алексис нахмурила лоб, уставив взгляд уставших глаз в одну точку. Она молчала.
- Может, какая-нибудь ссора? Или слишком оживленная дискуссия?
- Готовясь к одной из модернистских выставок, мы проводили семинар на тему объективной и субъективной реальности, - подумав, сказала служительница. - Кевина и Джорджа это не касалось - они причислены исключительно к обслуживающему персоналу - но тема, кажется, обсуждалась всеми сотрудниками еще несколько дней. Может, они участвовали в разговоре.
- А что именно так заинтересовало весь штат сотрудников в этой теме?
- Один из кураторов той выставки выдвинул предположение о том, что объективная реальность - то есть, совершенно не зависящая от нас, - являясь полной противоположностью субъективной реальности - той, в которой в общем-то все мы живем - должна быть устроена так, как... надо.
- Не могли бы вы выражаться яснее? - попросил детектив. - Я не силен в философии.
- Думаю, он имел в виду, что объективность - это недостижимый идеал, - объяснила Алексис. - Мы не можем соответствовать идеалу, мы можем только к нему стремиться, выбрать его прообразом любых наших действий.
- И та выставка была посвящена?..
- Новому взгляду на мир, в котором мы живем. Что, если бы он был... объективнее? Совершеннее? На открытие выставки пришло немало посетителей - отзывы об экспозиции были полярными, однако практически все отмечали, что выставка поспособствовала развитию их суждений о том, что может считаться идеалом.
Следователь сделал в блокноте пару записей.
- А какие экспонаты находились в той галерее, что была запечатана Скульптором?
Алексис вздрогнула:
- Те... самые... картины...
- Вы знаете их автора?
- Нет, кураторы сказали, что он пожелал остаться анонимным.
Оплатив девушке такси до дома, детектив узнал адрес одного из кураторов выставки и решил незамедлительно его навестить, однако на многочисленные звонки никто не ответил, и входную дверь пришлось выбить.
А вместе со сломанным замком он обнаружил разорванное напополам лицо, сшитое из нескольких ошметков. Помимо этого, в квартире было найдено несколько трупов, в том числе освежеванное тело куратора. Впоследствии узналось, что это был человек столь же восторженный, сколь и вспыльчивый. Неудивительно, что его половина лица была мастерски сшита с парой других, принадлежавших его творческим оппонентам и близким друзьям, чьи родственники дали им совершенно противоположные личностные характеристики.
Как сумел скрыться убийца с места преступления - оставалось непонятным.
***
После того как дело Скульптора попало в газеты, музей начали обходить стороной. На зарплате самой Алексис это никак не отразилось, ведь выплаты сотрудникам поступали из городского бюджета, зато директор, любивший присвоить себе выручку, выл волком. Она не осуждала его - не потому, что оправдывала казнокрадство, а потому, что свято чтила Божьи заветы и не осмеливалась даже дурно о ком-либо подумать, тем более - завидовать или осуждать.
Хоть служительница и всецело уповала на милосердие Всевышнего, вскоре она научилась безошибочно предугадывать, кого следующим постигнет возмездие, обретшее форму Скульптора - стоило только проявить немножко проницательности. Убийца умел расчленять личность любого человека на то, что с точки зрения нравственности считалось добродетелью, и на то, что считалось грехом. К сожалению, этот мстительный посланник, возникавший из ниоткуда и уходивший в никуда, умел преображать в совершенство только омертвленную материю.
Она не побоялась рассказать об этом следователю, но тот, обладая исключительно светским сознанием, преобразовал ее теорию в свою, более приземленную.
Скульптор хорошо знал людей - как тех, кто когда-либо работал в музее, так и тех, кто был непосредственно связан с первыми. Для вычленения из огромного круга подозреваемых того, кто способен так верно подметить чьи-то достоинства и недостатки и так умело сделать из двух, трех - в недавнем случае целых четырех - лиц совершенную с точки зрения пропорций маску, пришлось привлечь к работе нескольких психологов и математиков.
Мотивы стали очевидны - Скульптор был одержим совершенством внешним и внутренним и избрал городской музей маленьким макетом той объективной реальности, которую стремился построить.
Его технику тоже удалось воссоздать - на примере посмертных слепков лица следователю продемонстрировали, как можно из нескольких ассиметричных, далеких от пропорционального совершенства лиц сделать - посредством множества вычислений и хирургически безукоризненной работы - одно, в котором учтены правила золотого и серебряного сечений.
Непонятно только, как Скульптор умудрялся смыться с места преступления, опечатывая помещения изнутри, и как ему удавалось понять, кого следователь хочет опросить следующим. Дергая за многочисленные ниточки и подключая к работе все новых специалистов, детективу удалось узнать личность художника, анонимно передавшего музею свои работы. Будучи уверенным, что разгадка близка, следователь нашел адрес его мастерской, но, когда полиция вломилась внутрь, они увидели только полуразложившийся труп и лицо, прибитое гвоздями к одной из незаконченных картин. Ситуация стала слишком запутанной.
Чем больше было выявлено случаев работы Скульптора, тем больше следователь уверялся в непричастности Алексис. Она была страшно далека от людей, которые пали жертвами маньяка, да и как можно было в этой глуповатой, набожной девушке заподозрить такую жестокость?
Тем не менее она оставалась единственным живым свидетелем и каждую неделю приходила в участок. По прошествии месяца детектив так привык к ее мелодичному голосу и почти всегда опущенным долу робким глазам, что сам не заметил, как позвал девушку на ужин.
Алексис согласилась, но на деле ей было не до свиданий. Ее постоянным спутником стала тревога, и даже горсть успокоительных не могла надолго угомонить ужасные предчувствия, которые посещали ее.
Он был в опасности. Она знала, что в тот самый момент, когда он позвал ее на ужин, следователь подписал себе смертный приговор.
Детектив не поверил бы, если бы она сказала ему об этом - мужчины, на свою беду, бывают очень самоуверенны.
Служительница зажгла несколько ламп и потянулась к книжной полке. Он должен был заехать за ней ближе к вечеру, еще есть время на чтение, а чтение всегда упорядочивало мысли Алексис.
В последнее время ее очень заинтересовали эгрегоры - "ментальные конденсаты", порождаемые мыслями и эмоциями какой-либо социальной группы и обретающие самостоятельное бытие.
Вот кем является Скульптор - это не человек, это коллективное порождение мыслей всех тех людей, что осмелились мечтать об объективной реальности, плод неизгладимых впечатлений и взбалмошных надежд на лучший мир!
Боже, неужели она тоже причастна к созданию Скульптора?..
- Ты и так идеальна, - произнес хриплый голос за ее спиной. Алексис замерла, боясь обернуться. Ноги налились свинцом, а сердце, казалось, перестало биться.
Девушка отбросила от себя книжку и метнулась к двери - но та была запечатана.
Запечатано валентинкой, сшитой из двух половинок лиц, первое из которых - она узнала - принадлежало детективу.
А второе?
Свет потух, Алексис вскрикнула, сложила ладони вместе и запричитала молитву.
Но вот чужие, холодные ладони сжали ее запястья и поднесли к... Служительница замолкла - подушечками пальцев, касавшимися незнакомца, она нащупала оголенные мышцы наполовину освежеванного лица.
- Скульптор, - сдавленно прошептала музейная служительница, - зачем ты это делаешь?
- Всего лишь стремлюсь к идеалу, - ответил хриплый голос. - Как изменился бы мир, если бы всё в нем было так же совершенно, как ты?
- А как, - пораженная мелькнувшей беглой мыслью, спросила девушка, - ты это делаешь?
В ее ладонь лег тонкий, остро заточенный нож - и темную комнату огласил инфернальный вопль, на секунду разорвавший реальность надвое. Но вот вопль стих, и тревога покинула Алексис. Порядок, казалось, восстановлен. В ушах звенела кристально чистая тишина.
***
Первым, что увидели прибежавшие на шум соседи, была умиротворенная улыбка Алексис, окропленная кровью. Взгляд ее обычно затравленных, боязливых глаз сиял покоем, а в горле по рукоять засел наградной кортик - пропавший месяц назад музейный экспонат.
Ничего, кроме трупа душевнобольной девушки, полиция в квартире не нашла.