Аннотация: Записки о самой обычной московской жизни с конца 60-х до конца СССР - времени, на которое пришлись детство и юность автора
"БЫЛА В ДРЕВНОСТИ ТАКАЯ СТРАНА..."
Зарисовки по памяти из обрушившегося нерушимого
Один человек, сыгравший определенную роль в моей жизни, как-то привел слова своего 8- или 10-летнего сына, родившегося уже в постсоветское время: "Была в древности такая страна - Советский Союз".
Многим из нас довелось в этой "древней" стране жить, эта советская древность пустила в нас корни. Более того, она пустила корни и в тех, кто родился после. А что в нас укоренилось и растет, нам стоит знать и понимать.
Время, когда в булочных аппетитно пахло хлебом, а на кухнях сушились полиэтиленовые пакеты - и на эти два штриха, как и на многие другие, не всегда смотрят в их взаимосвязи. Но видеть взаимосвязи черт времени - это самопознание, которого нам не хватает.
Эти записки не содержат каких-то особо захватывающих приключений, как сейчас модно говорить англицизмами, "экшна", который выпадает иным. Но кое-какие сюжеты из своего советского московского детства и юношества я бы хотел изобразить - как запомнил, по возможности максимально близко к тогдашнему, детскому и юношескому, восприятию, не злоупотребляя историософствованием. От которого, впрочем, тоже на 100% никуда не деться.
Хотя это и не жесткое правило, а тенденция, я по возможности старался соблюдать: подбирать истории, которые могли случиться только в СССР. Это истории обо мне, моих родных и знакомых, но хорошо, если они будут прежде всего историями об эпохе. Пусть это будет хоть маленьким, но вкладом в память об этом времени, которое в нас изнутри и которое потому нам так трудно изучать и осмыслять, как изучаем и осмысляем мы разные сторонние объекты.
БАБУШКИНА СКАЗКА
Кому из вас рассказывали в детстве такие сказки?
"Жил был котик-марготик, пошел он на гаротик*.). Там он покакал. И стал валить пар. А он подумал, земля-небо горит. Испугался и побежал прочь. Бежит, а навстречу ему зайчик-побегайчик.
- Куда, котик-марготик, бежишь?
- Да там пар валит, земля-небо горит, не пришлось бы и нам гореть!
Испугался зайчик и побежал с котиком вместе. Бегут, а навстречу им петушок - золотой гребешок.
- Куда бежите?
- Да там пар валит, земля-небо горит, не пришлось бы и нам гореть!
Испугался петушок и побежал вместе с ними..."
Записал ли эту сказку, перекликающуюся и с "Теремком", и с "Зимовьем зверей" (или её версию), какой-нибудь собиратель русского народного творчества? Нигде на просторах интернета я её не нашёл. А ведь это и есть тот самородок или сырой, неограненный камень, какие ищут фольклористы.
Более полувека прошло. По малолетству я не постарался тогда запомнить всю сказку, даже то, чем она кончается. В общих чертах, к беглецам снежным комом наросли еще звери, включая личиску-сестричку, которая всех "братцев"-зверей потом в типичной лисьей манере успещно обманывала. Помнится, в какой-то момент они нашли там телегу, запряженную лошадью и поехали на ней. С этим тоже связан какой-то лисий обман, в связи с которым она поет песню:
- Ай-той, постой!
Хомут не свой!
Сани краденые,
Вожжи даденные,
Дуга унесенная...
Не съела ли часом она там в какой-то момент лошадь? В упор не помню.
Так что если кто-то из причастных к фольклористике забредет - welcome, вот хотя бы обломки самородка.
Бабушка по материнской линии была у меня из Смоленской области. Застал я и прабабушку: звали ее Мальгинова Дарья Леонтьевна, она родилась еще в XIX в. и прожила до 1980 г. Насколько понимаю, была из старообрядцев, причем практикующих: с ней всегда был старообрядческий церковный календарь.
История прабабушки, бабушки и мамы такова. Во время войны немцы погнали ("немец погнал" - говорила прабабушка и все они за ней) их вместе с другими смоленскими крестьянами в Германию как рабочую силу. С ними был прадед Семен (которого я не помню), а мама была совсем маленькой, 1941 года рождения. Но когда догнали их до Латвии, "немец" уже начал отступать, их бросили, и они обосновались среди латышей-хуторян. Вместе с ними занимались сельским хозяйством. Мама и бабушка знали на свой манер некоторые латышские слова. "Пузденить" значит обедать. Пузо набивать" - объясняла бабушка. "Кунза, лузду пузденить!" - "Барышня, пожалуйста, обедать!"
В Латвии они прожили несколько лет, до подросткового возраста мамы. Потом прадед с прабабушкой вернулись в родное смоленское Темкино, а бабушка с мамой попали в Москву.
_________________________________
* Огородик.
НЕ НАДО МЕНЯ В КОСМОНАВТЫ
"Вырастешь - космонавтом станешь!" - говорили мне, дошколенышу. Так, наверное, говорили всем детям страны в 60-е годы.
Но дошколеныш уже был приземленным циником и тем дивил взрослых: "Не хочу! Разбиться можно!"
Как я понимаю, это я подслушал разговоры взрослых о том, что разбился Гагарин. И не один, а с каким-то Серёгиным.
"Гагарин разбился, а Серёгин небось где-то ещё бродит" - впечатались в мой мозжечок рассуждения за каким-то застольем, где собрались бабушка, прабабушка и их родственницы. В числе возникших тогда мифов о событии, видимо, ходил и такой. Урок я усвоил: космонавтам свойственно разбиваться.
СТУКАЧАМИ РОЖДАЮТСЯ
Дошкольником я подолгу жил у бабушки. У нее была просторная комната в коммуналке (неплохой по тогдашним меркам) в доме на Ленинградском проспекте, рядом с метро "Аэропорт". Многие детские воспоминания у меня довольно отчетливые, поделюсь одним из этого времени.
В той же квартире примерно в такой же комнате жила семья из трех человек. . Они носили сравительно распространенную фамилию, с какой я знаю нескольких людей интеллигентных профессий. И эта семья, насколько я могу судить, была довольно интеллигентная. У них в комнате стояло даже пианино, мимо которого я никогда не мог пройти, чтоб не потыкать в клавиши. Мальчика я знал как Арсюшу - значит, он был Арсений. Мы с ним много играли. Он был где-то на год старше меня и чаще всего был в этих играх ведущим звеном, а я - ведомым. Даже при том, что я был довольно развитым мальчиком и уже к 5 годам умел читать и писать, а на описываемый момент мне точно было уже 6 (что важно для дальнейшего повествования). А Арсюша, видимо, уже ходил в школу.
Играли мы то у нас в комнате, то у них. Однажды, в отсутствие бабушки, он пришел к нам, и мы стали играть в самую простую на свете карточную игру: в "пьяницу". Если кто из читателей вдруг настолько чужд карточных игр, что надо объяснять, суть ее в том, что колода карт разделяется надвое, и делаются ходы, в которых каждый выкладывает по карте. Чья карта старше, тот забирает карту противника. Если встретились две одинаковые карты, это "спор": тогда надо выкладывать по следующей карте до тех пор, пока не возникла разница, и тот, у кого карта старше, забирает всё выложенное. У кого в результате не останется ни одной карты, тот проиграл, "пропился". Самыми старшими картами в колоде являются тузы, их в колоде, как и всех прочих карт, четыре штуки, поскольку все карты делятся на четыре масти, в народе называвшиеся винни, крести, буби и черви.
После некоторого времени этой довольно монотонной игры Арсюше стало скучно, и он принялся словотворить, выдумывая названия карт:
- А у меня белиберда! А белиберда берет туза!
- И у меня белиберда! - подхватил я.
- А у меня улюк!
- А у меня улюкс!
- А у меня кримбамс!
- А у меня... лапупс!..
- А у меня - ...! И тут он выпалил слово, поразившее меня как громом. В свои шесть лет я уже точно знал, что говорить это слово нельзя. (Хотя, надо сказать, и почему именно, тоже не знал.)
Товарищ ушел, пришла бабушка, и я тут же сообщил ей, что Арсюша сказал неприличное слово. В ответ на хрестоматийный вопрос, какое, я попросил ее взять бумагу и карандаш и записать, и, дабы не согрешить, стал диктовать ей все буквы слова, которых, скажем для определенности, было больше трех. (Вот какой я был развитый мальчик в свои 6 лет!) Она так же осторожно их записывала, оставляя между буквами большие промежутки и, кажется, даже точки, видимо, тоже не желая, чтобы они слиплись в это страшное слово.
- А откуда ты это слово знаешь? - задала, записав мои показания, вполне резонный вопрос бабушка
- Маринка (троюродная сестра) в деревне, когда её спать укладывали, вырывалась и так кричала.
- Вот, наверно, и его такая же Маринка научила - изрекла бабушка слова мудрости.
Вечером бабушка позвала меня в комнату Лещинеров на суд: было решено сделать его показательным. Суд происходил примерно так.
- Я тебя убью! Голову отверну и в помойку выкину! - кричала на заплаканного Арсюшу его мама. Все молчали. Арсюша всхлипывал.
Жизнь после этого, кажется, никак не изменилась, и мы с Арсюшей продолжали играть как ни в чем не бывало. Никаких последствий я не помню. А уже взрослым, вспоминая этот эпизод, думал ту думу, что и вынесена в заголовок этого рассказа. Ведь у меня и в мыслях не было, что можно как-то по-другому. Не положено же. Похоже, не было этого в мыслях и у Арсюши, и у его родителей, и у моей бабушки. Откуда же в человеке берется нестукачество?
ВОЛШЕБНАЯ ЛОЖКА
Дедушка мой, уже по отцовской линии, до выхода на пенсию много лет был начальником цеха ширпотреба на заводе "Серп и Молот".
На войну деда не взяли как ценного сотрудника: московский завод делал оружие и боеприпасы для фронта. Но нервная работа (война, сталинские порядки) взяла свое: у него довольно рано начались проблемы с сердцем. Я, как позже и младший брат, часто гостил у него по нескольку дней.
Дед обладал многими чертами жизни и навыками, которые сейчас, наверное, исчезают. Наизусть цитировал стихи - например, известную шуточную притчу в стихах "а-ля Индия" о происхождении мужчин (про бога Магадеву и женщину, вопреки Библии созданную вперед мужчины). Играл на семиструнной (пожалуй, после Высоцкого практически сошедшей у нас на нет) гитаре. Правда, не подбирал на слух, а разучивал по какой-то тогдашней адаптированной, упрощенной цифровой системе - заменителю нотной. "Русскую", "Цыганочку", какие-то романсы... Прекрасно работал с деревом, с лакировкой, наделал нам с братом много игрушек по нашему заказу. Его рациональный дизайн развески книжных полок - в шахматном порядке, чтобы между полками образовывались дополнительные пространства - воспроизводил впоследствии и отец, и я сам: до сих пор полки висят так в двух квартирах...
Были у него хорошие книги, в том числе Библия (наверное, фамильная) в роскошном дореволюционном издании, с иллюстрациями. Было и два фотоальбома, от которых я "тащился". Один - коллекционный, с репродукциями картин русских художников. Я с ними, собственно, благодаря этому альбому и познакомился. Там, кажется, было все основное: Репин, Айвазовский, Верещагин, Васнецов, "Пан" Врубеля... Второй альбом был личной и семейной фотоисторией: от дореволюционных фото с родителями (дед был 1912 г. рождения) до текущего момента. Страшно интересно.
Там были и вырезки из газет в качестве значимых исторических вех. Дед рассказывал мне историю по альбому как по пособию.
- Вот, война началась.
- Вот, война закончилась.
- А это Берию, предателя, поймали.
Сталин здесь был, конечно, положительный герой...
Уже в 1989 г., в последние месяцы жизни деда у нас с ним зашел разговор о сталинских репрессиях, тема которых тогда была на первом плане. Он не противился этим разговорам. Не ударился ни в отрицание, ни в оправдание, как многие из людей его времени. Просто сказал:
- А мы этого не знали. Не говорили нам.
Видимо, и правда не знал, но и чувствовал внутренне, что здесь не ложь.
В самом деле, то, что официально сказали советским людям в связи с ХХ съездом и разоблачением "культа личности", не идет ни в какое сравнение с тем, что вскрыла для многих перестройка. Солженицына, не говоря о Шаламове, до нее читали единицы. А родных, угодивших в лагеря, не говоря о худшем, у нас вроде не было...
Но вернемся к временам, когда я гостил у него . Однажды дедушка подозвал меня на кухню. На кухонном столе "хлебалом" вниз лежала обычная столовая ложка...
Продолжение следует.
Поддержать публикацию: карта Сбер 4276 3801 9409 8989
(от 100 р.)