Моэз по задние лапки влез в свое хранилище, и внимательно обследовал каждый его уголок. Кроме пары заплесневелых крошек там ничего так и не обнаружилось. С печальным вздохом он схватил их, водрузил на импровизированное блюдо, сделанное из куска краски некогда отпавшего от стены, и виртуозно балансируя на двух задних лапах, пошел обратно в общий зал. В оставшихся трех он тащил кучу всякой, к сожалению, несъедобной всячины.
- Моэз, это Моэз! Скажи, Моэз, ты принес еду, ну пожалуйста, скажи!! - как всегда неугомонный Шило первым отреагировал на возникшего в проходе товарища, возбужденно подпрыгивая на всех шести лапках и умудряясь мельтешить у каждого из присутствующих в глазах персонально. Его бы энергию - да в нужное русло.
Когда-то Моэз услышал фразу "Движение - жизнь". Если следовать ей, то получалось, что Шило - наверное, единственный живущий таракан во всем мире. Хотя, положа лапку на сердце, жизнью такое существование назвать было сложно. Еды катастрофически не хватало, и добывать ее приходилось с огромным риском, уходя на верхние ярусы. Да и то, слишком далеко вверх запрещали забираться старейшины. Говорили, что там таится смертельная опасность. Молодняк, конечно, роптал на такой произвол, но подчинялся. Хотя иногда самые отчаянные все же предпринимали безумные вылазки на третий ярус. Иногда они возвращались с кое-какой добычей. Иногда не возвращались вовсе.
Моэз улыбнулся во все жвала, и полным оптимизма голосом возвестил:
- Оооо, сегодня у нас намечается крупномасштабный пир, ведь каждому достанется аж... по пол крошки!
Энтузиазм и предвкушение, активно разгоравшиеся в глазах тараканов в начале фразы мгновенно пропали, стоило услышать о размере сегодняшнего "пайка".
- А я есть хочу... - тоскливо протянул Шило, ради разнообразия даже чуть-чуть замедлившись, чтобы все смогли оценить глубину его печали.
- Мы все есть хотим, но, увы, это все что у нас осталось.
Моэз печально вздохнул, водрузил блюдо с крошками на стол в центре зала, бросая всю свою остальную поклажу на пол.
- Нам нужно снова идти на охоту, иначе мы точно окочуримся с голоду. - Моэз потер передними лапками друг о друга, и приступил к дележу еды.
Шило первым подскочил к раздаче крошек, схватил свою часть и тут же вгрызся в нее по самые усы.
- Рыжый с ребятами только вчера вернулись с верхних ярусов. Они ничего не добыли, говорят там пусто. Думаешь, нам повезет больше? - Бронекрыл наконец прервал свою тренировку, и весомо протопал к столу. Этот таракан внушал уважение, и отнюдь не своими габаритами. Хоть он и был в полтора раза больше любого таракана в колонии, и, по совести, должен бы получать куда больший паек, но всегда делил еду с остальными поровну. Такого товарища и друга еще надо было поискать, и Моэз гордился тем, что он с ними.
- Хех... Рыжий то он ходил, да... Но могу поспорить на свой последний ус, выше второго яруса он не поднимался, кишка тонка.. кхр.. - надсадный кашель прервал речь, доносившуюся из глубокого кресла, и остальные тараканы почтительно замолкли, ожидая, когда говоривший, наконец, прокашляется и продолжит.
- Так о чем это я... ах, да, - продолжил все тот же скрипучий голос. - Не выше второго яруса... А вам надо на четвертый. Там есть еда, много еды.. кхр..
Очередной приступ кашля заставил говорящего прерваться. Тараканы тем временем переваривали заявление. Шило даже перестал жевать, и только шевелил усиками, что-то обдумывая. Как всегда в таких ситуациях, смелость говорить первым взял на себя Моэз.
- Но, дядюшка Тырь, старейшины запретили подниматься выше третьего уровня, там смерть!
- Ха! Да что они знают, эти глупцы! Наши предки жили на четвертом уровне задолго до рождения этих олухов. И процветали! Наша колония была самой обширной среди всех колоний Ярусов! И что? Стоило погоде немного измениться - и они уже в панике разбегаются кто куда! Мы тараканы! Мы обязаны бороться, выживать! А они увели нас в подвал как паршивых крыс! - старый таракан, и откуда только силы взялись, выполз из кресла и теперь воинственно потрясал сухоньким кулачком, опираясь передней лапкой на палочку. Его собственные лапы были уже слабы, и не могли выдержать веса, даже такого ничтожного, как вес дядюшки Тыря.
- И вместо того, чтоб собрать армию, и вернуться на наши законные территории, эти презренные трусы запрещают нам туда ходить! Они просто боятся позора, если откроется правда о том, что там можно жить как раньше!!
На это патетической ноте голос старого таракана не выдержал, и сорвался. Моэз подошел, осторожно подхватил взволнованного своим выступлением дядюшку Тыря под свободную переднюю лапку, и бережно усадил старого таракана обратно в кресло, а затем протянул ему его часть крошки.
- Но даже если мы и пойдем против воли старейшин, и рискнем сунуться на четвертый ярус... Как мы найдем туда дорогу? Ведь у нас нет ни карт, ни хотя бы примерных описаний проходимых путей! Мы можем застрять там и сгинуть навеки.
Бронекрыл буркнул что-то неразборчивое, что можно было трактовать и как выражение согласия со словами приятели, и как неодобрение их же. Шило, уже успевший покончить со своей частью завтрака, нервно сновал туда-сюда за спинкой кресла.
Дядюшка Тырь замолк на пару минут, а затем заговорщицки поманил лапкой молодых тараканов, и, дождавшись, когда они вплотную приблизятся к его креслу, тихо сказал:
- Слушайте, что я вам расскажу...
***
Руки отчаянно тряслись, так что Винсент никак не мог попасть ключом в замочную скважину своей квартиры. Его спутница молча стояла рядом, но было видно, что ее терпение уже на исходе. Наконец, видимо вняв беззвучным мольбам юноши, ключ соизволил воткнуться в замок, и два раза провернулся, тихо щелкнув. Облегченно выдохнув, Винсент распахнул дверь и неуклюже посторонился, пропуская свою спутницу вперед.
Винсент нервничал с самого кафе, ведь он в первый раз в жизни осмелился пригласить девушку к себе домой. И не просто какую-то девушку, а Эмму! Она была воплощением его идеала - высокая, красивая, и от нее всегда так хорошо пахло духами. Винсент давно засматривался на нее, но никак не мог найти повод заговорить, а когда она обращалась к нему, например, с просьбой одолжить скрепки или степлер, он ужасно смущался, краснел, бледнел, и молча протягивал ей искомое, не в силах выдавить из себя ни звука. Поэтому когда остальные сотрудники пригласили Винсента в кафе за компанию, отметить очередной удачно заключенный контракт, он был на седьмом небе от счастья. Ведь он мог целый вечер любоваться своей богиней!
Сначала разговоры вертелись вокруг работы, по новому кругу пересказались все достойные внимания сплетни. Кто-то посетовал, что подлецы-техники никак не хотят починить ксерокс в офисе, и приходится постоянно бегать на нижний этаж к секретаршам и лебезить перед ними, что для таких важных клерков как они просто унизительно. Затем разговоры плавно свернули на более отвлеченные темы и в итоге свелись к обсуждениям новинок кино.
Дженкс, этот местный плейбой, явно красуясь перед Эммой своим красноречием, увлеченно пересказал недавно виденный в кинотеатре фильм об очередном нападении марсиан, старательно живописуя красочные спецэффекты. Девушка внимательно слушала его, попеременно делая от страха круглые глаза или же смеясь в тех местах, где по идее Дженкса должен был быть юмор. Винсенту было не смешно. Он уже видел этот фильм, и даже купил диск с ним. Видео было очень хорошего качества, но кроме этого никаких других достоинств у фильма не было.
И именно в этот момент, видимо, Винсента озарила светом его счастливая звезда. Или же просто выпивка ударила в голову. Но, тем не менее, неожиданно даже для самого себя, и тем более окружающих, он, подал голос:
- Э... Эмма. А... а у меня есть этот фильм. На диске. Он дома. Если тебе хочется, я бы мог тебе его одолжить посмотреть. - Винсент с надеждой посмотрел на Эмму.
На лице девушки нарисовалось удивление, впрочем, быстро сменившееся лучезарной улыбкой.
- Винни, какой ты милый! Большое спасибо, я с удовольствием возьму посмотреть этот фильм! Ты не будешь против, если я сегодня же заберу его? Мы можем зайти к тебе по дороге из кафе! - И повернувшись обратно к Дженксу, и более не обращая внимания на подобострастно кивающего Винсента, она прощебетала, - Ты же составишь мне компанию в выходные? Я боюсь сама смотреть этот фильм, я такая впечатлительная!
Дженкс мужественно, как сам он считал, выпятил подбородок, и покровительственно заявил:
- Не бойся, со мной ты будешь в полной безопасности, никакие марсиане тебя не достанут, а если попытаются, я их...
Парень угрожающе потряс в воздухе кулаком, показывая всем марсианам, которым могло прийти в голову сейчас за ним наблюдать, что с ним шутки плохи.
***
- Я ведь не всегда был такой развалиной. Когда-то я был большим, и сильным!
Моэз скептически посмотрел на дядюшку. Даже малышам известно, что с возрастом таракан только растет, и уж никак не уменьшается. Дядюшка Тырь немного смутился.
-Ну, не совсем большим. Но сильным!
Под недоверчивыми взглядами трех тараканов дядюшка Тырь окончательно сник.
- Эээ, да что уж там. Ладно. Я никогда не был особо большим. По правде, я был самым мелким тараканом из всей колонии. Да и силой не отличался. Зато я был самым отчаянным из всех! Да и прозвище свое я получил не просто так. А вы что, думали, дядюшкой Тырем меня родители нарекли? Хех! - старый таракан довольно ухмыльнулся, глядя на озадаченные физиономии юного поколения. - Нееет. Меня так прозвали за то, что в самый яркий час ночи, когда эти огромные человеки активнее всего, я мог стащить еду прямо у них из-под усиков, да так ловко, что они ничего не замечали! О, эти славные деньки.
Старый таракан вздохнул, и погрузился в свои воспоминания. Прошла минута, другая, а он не спешил продолжать рассказ.
- И что, что там дальше было? - нетерпеливо подпрыгивая, осведомился Шило.
- А? Что? Где? - дядюшка Тырь вынырнул из закоулков памяти, и непонимающе уставился на склонившихся над ним тараканов.
- Ну, Вы начали рассказывать о своей молодости, - неуверенно протянул Моэз.
- Молодость, молодость, все бы вам спешить да торопиться. И что я там говорил... Да, точно, я был самым ловким тараканом, знал все входы и выходы нашего яруса, да и троп тайных топтал немало. И частенько любил подглядывать за соседними колониями. Мало ли чего интересного углядеть можно. Тогда-то я и заметил одну странную штуку. Бывало, что целая колония исчезала, утром еще была, а следующими нет никого. И только некоторые полубезумные уцелевшие рассказывали ужасные истории о Карающем Тумане. Естественно, их бредням никто не верил, где это видано, чтоб на ярусе появлялся туман. Он же только и бывает, что снаружи. Но, вот что занятно, каждый раз перед приходом этого Тумана с яруса исчезали люди. В одну ночь собирались, и исчезали. Я сначала не придал этому значения. Но оно повторилось раз, потом второй. И когда одной яркой ночью из нашего яруса пропали люди, я испугался. Я кричал во всех проходах и перекрестках, что близится Карающий Туман, призывал тараканов укрыться на следующую ночь где-нибудь подальше. Но меня почти никто не слушал. Тогда я махнул на них лапой, и стал собирать свои пожитки.
И я почти успел. Почти. Когда я уже готов был выступать, я услышал топот, и ужасные крики. Я выбежал из своей норы, и увидел Его. Это был Карающий Туман, и он волнами подступал к тому месту, где находился я. Я еще успел рассмотреть, что туман из длинного уса выпускало какое-то огромное, страшное существо, но тут первые частички Тумана долетели до меня, и осели на моих крыльях. О, как я бежал, мои лапки до сих пор подрагивают от одних воспоминаний. И я успевал уйти. Но тут я увидел ребенка. Девочка потерялась в этой суматохе, и отчаянно звала родителей. Она не успела бы убежать, слишком мала была. Мне стало жаль ее, я подхватил ее на лапки, и побежал уже вместе с ней. Мы все-таки успели добежать к проходам, ведущим в подвал. Там я и обнаружил, что не все сочли мое предупреждение бредом. Многие поверили, и теперь благодарили меня за то, что успели спастись. Но нас осталось так мало. Мы выбрали новых старейшин, и они решили, что назад нам возврата нет. Под их предводительством мы долго спускались вниз, пока не нашли сухое местечко в подвале. Здесь мы и обосновались. А малышка... Да, Жужжалка оказалась очаровательным ребенком. Жаль, ее родителей мы так и не нашли.
Дядюшка Тырь замолчал, переживая очередную порцию нахлынувших воспоминаний. Ошарашенные таким рассказом тараканы также молча изучали дядюшку, пока в голову Моэза все таки не пробилась настойчиво толкавшаяся туда последние пять минут мысль.
- Жужжалка? Но так ведь звали мою бабушку. Ничего не понимаю. - Моэз даже головой потряс в надежде, что от этого мысли улягутся в нечто не такое невероятное. Не помогло.
- Хех, а вы думали все мои рассказы о Карающем Тумане - просто байки выжившего из ума старика? Я своими глазами видел то, о чем говорю! Я старейшин этих еще личинками помню. - Дядюшка Тырь посмотрел в квадратные от удивления глаза молодежи, и пояснил. - Да знаю я, что тараканы столько не живут. А я вот живу. Толку то. Наверное, это Туман как-то повлиял на меня, не знаю. Но что я знаю - так это то, что Туман не вечен. И что можно попытать счастья, и пойти на четвертый ярус. Было там пару местечек, где всегда была еда. Может, она и сейчас есть. Жаль, сам я туда сходить не могу, лапки уже не те, да и сил все меньше. А вот вам это дело - одной лапкой растереть!
Старый таракан жуликовато улыбнулся, пощелкал жвалами, и вытащил из-под обломанного крыла потрепанную бумажку.
- Было время, я на досуге рисунками баловался, все туннели и проходы, что помнил, сюда наносил. Но-но, осторожнее, это единственный экземпляр! Да и за соответствие не поручусь, мало ли что там могло случиться за столько лет.
Но дядюшку Тыря уже никто не слушал. Выхватив из его лапки карту, Моэз радостно кружился с ней по комнате. Вместе с ним то и дело путаясь под ногами с радостными воплями скакал Шило.
- Ура! Еда! Мы отправляемся за едой!!!
Даже всегда спокойный Бронекрыл поддался всеобщему ликованию, и радостно притопывал на одном месте. Тем временем Моэз вскочил на стол, и, благоговейно воздев карту вверх, как величайшую реликвию, провозгласил на всю пещерку:
- Мы идем на четвертый ярус, и мы вернемся с добычей и славой, или я не Моэз Капро дель Торес!
- Да, малыш, говорил я твоим родителям, что не надо называть ребенка всякими странными словами. Эх, своевольные тараканы были, - тихо пробормотал дядюшка Тырь, подергивая единственным целым усиком.
***
До самого окончания вечера Винсент тихо сидел за столиком, и нервно потел в ожидании того, когда все начнут расходиться. Он никак не мог поверить в то, что сделал, и что Эмма (Эмма!) согласилась зайти к нему домой. Сегодня вечером решится все!
По дороге домой Винсент старательно пытался развлечь девушку непринужденной беседой, но постоянно запинался, и нес невозможнейшую чушь. Он сам это понимал, поэтому обрывал себя на полуслове, и мучительно выискивал новую тему для разговора. Эмма даже не сталась поддержать видимость общения. Она быстрым шагом шла вперед, и Винсенту невольно приходилось поторапливаться, чтобы указывать верное направление к своему жилищу.
И вот, он дома.
Неловко закрыв дверь, он жестами показал Эмме пройти в гостиную, а сам побежал к бару, доставать бутылку вина, чудом оказавшуюся в его запасах. Эмма тем временем с интересом изучала квартиру.
- Ого, сколько у тебя дисков! Ты собираешь коллекцию, Винни? - Она остановилась напротив большого стеллажа, доверху заставленного дисками со всевозможными фильмами. - Я еще ни у кого не видела столько.
- Да. Я эээ.. покупаю диски... И смотрю фильмы.
Эмма пальцами пробежалась по корешкам выставленных на полке дисков, и двинулась дальше, обследуя квартиру.
- О, а это твоя спальня? Ничего себе, это же настоящий антиквариат! Он же стоит уйму денег! Ой, извини, я не знала, что у тебя есть девушка.
Винсент недоуменно застыл, а затем бросился в соседнюю комнату. Как и ожидалось, никаких признаков "своей девушки" он там не нашел. Поэтому юноша вопросительно посмотрел на Эмму, и переспросил:
- Девушка?
- Ну, это же ее ночная рубашка, - Эмма указала на аккуратно сложенную на краю кровати ночную рубашку с высоким воротом в оборках, сверху которой так же аккуратно лежал чепчик.
- Нет, это мое...
Тонкие изящные брови Эммы удивленно взметнулись вверх, а за тем по квартире разнесся ее мелодичный заливистый хохот. Винсент мучительно покраснел, и поспешно ретировался из спальни. Отсмеявшись, Эмма последовала за ним.
- Может, вина? - Винсенту удалось кое-как взять себя в руки, но, тем не менее, тягуче красную жидкость в прозрачных бокалах основательно штормило.
- Нет, спасибо. Лучше дай мне диск, и я пойду домой. Уже поздно. - Эмма поджала губы, и требовательно посмотрела на Винсента. Под взглядом ее холодных голубых глаз по спине Винсента пополз табун мурашек, а желудок немилосердно скрутило. Он осторожно поставил бокалы на стол, подошел к стеллажу с дисками, и, вытащив необходимый, протянул его девушке.
- Большое спасибо! Всего хорошего, Винни. - Эмма взбила рукой роскошные золотые волосы, улыбнулась своему отражению в зеркале, и вышла из квартиры.
Винсент стоял в центре гостиной безвольно опустив голову, и изо всех сил пытался не разрыдаться. Мама говорила, что мужчины не плачут, и он не должен. Без мамы было так тяжело, но Винсент верил, что священник тогда сказал правду, и маме хорошо там, на небе. И что она смотрит оттуда, наблюдает за своим сыном. А значит, ему надо делать так, чтоб маме не было там за него стыдно.
Слезы досады все же прорвались сквозь плотно зажмуренные веки. Быстро вытерев влагу тыльной стороной ладони, Винсент подошел к столу, и один за другим осушил оба бокала с вином. Затем он налил из бутылки еще, и еще.
Сознание решило покинуть Винсента, когда на дне оставалось не больше пары глотков. Подмяв под себя диванную подушку, Винсент отчалил в царство Морфея, впервые в жизни не переодевшись как положено для сна.