Старик сидел на маленьком балкончике и смотрел на бушующее море. Волны яростно атаковали стены маяка каждую осень, и сейчас, ощущая мелкие брызги на лице и сморщенных грубых руках, он думал о ещё одном годе, проведённом на суше. Мысли текли медленно и настойчиво, как вода, обрушивающаяся на стены.
"Ещё один год, ещё одна загубленная жизнь. Зачем они приходят сюда? Тьма ещё никого не отпускала по доброй воле, она и меня не отпустила, хоть они и думают иначе. Пора уходить, холодает". Он неловко встал, свернул влажный плед, глубоко вдохнул и шагнул в чёрный дверной проём. Холод обжёг кожу, Тьма залепила глаза, но это было неважно, каждый камень, провал, ступенька, подоконник были изучены, хотя последние являлись скорее помехой, ведь с тех пор как он поселился здесь, в окна не мог пробиться ни один лучик. Старик старался двигаться быстрее, а выдыхать медленнее, но воздуха не хватило. Снова. Грудная клетка предательски расправилась, засасывая в себя ледяной ужас. Гранитная ступень перед самым входом в зал кинулась в едва зажившие рёбра, но человек этого уже не почувствовал.
В его голове бушевало море, раздавались крики матросов, щелчки отсчитывали лопнувшие ванты, отчетливо различался скрип разрываемого на части корабля. Только звуки вокруг, вода заливает уши, рот и нос, нечем дышать, руки отчаянно загребают вязкий холод, толкая тело куда-то. Он не знал, куда - может быть, в пучину - но он плыл, потому что выше его сил было смириться с этим Ужасом, с невозможностью бегства от него, с неизбежностью смерти уже сегодня, сейчас.
Старик очнулся на полу в светлом зале, единственном помещении маяка, куда не мог проникнуть Ужас, его ноги всё ещё были за порогом и онемели от холода. Он втащил их внутрь. Это потребовало больших усилий, за которые он расплатился сильной болью во вновь сломанных рёбрах.
Второе пробуждение было легче. Шар в центре зала светился теплом и силой, которые жадно впитывало искалеченное тело. С трудом, но он смог доползти до тюфяка и лечь, чтобы спокойно уснуть.
Он был на первом столкнувшимся с Тьмой корабле. Целое утро в тумане при полном штиле. Никогда и нигде больше ему не доводилось слышать такой тишины, как будто сама пустота проникала в уши. Затем в считанные минуты зрение оказалось бесполезно, темнота словно выткалась из солёного воздуха и набросилась на матросов. С ней пришёл ураганный ветер, которого никак нельзя было ожидать в тот день. Почти сразу юношу выкинуло за борт. Через несколько дней его нашли в небольшой рыбацкой деревеньке, поседевшего, с мутными глазами старика. Каждую ночь его мучили кошмары. Сырость, вблизи воды неизбежно проникавшая в дома, возвращала его в маленькую каюту, ему чудились штиль и следующий за ним шторм, снова и снова, только спастись до пробуждения не удавалось, а проснуться было непросто. Каждую ночь он видел перепуганные глаза мальчишки, в комнате которого ему предложили ночевать, затем отворялась дверь, и он понимал, что снова перебудил весь дом, а то и не один. Однажды он проснулся и обнаружил, что двое крепких парней пытаются и не могут оторвать его руки от шеи его соседа, несколько секунд смотрел на белое, искажённое страхом и удивлением лицо ребёнка, да ребёнка, хоть он и был всего на пару лет старше этого мальчишки. Усилий парней хватало только на то, чтобы удержать его руки на месте, но не на то, чтобы разжать их. Наутро он ушёл. Тогда начался долгий путь в поисках уединённого места, где он никого не сможет убить.
Люди постепенно уходили от веющих ужасом берегов, в море перестали выходить корабли. В миле от берега стало уже невозможно отличить Тьму от отражающей её воды, ветер теперь всегда дул с моря и был пронизывающим независимо от времени суток или года. Через пару лет люди свыклись с тем, что солёная вода больше не их стихия, но начали появляться смельчаки или дураки - это как посмотреть - отправлявшиеся за рыбой к самой границе. Ни один не вернулся прежним: большинство пропало без вести, нескольких вышвырнуло на берег седыми, слепыми и немыми от страха.
Затем расползлись слухи о мужчине, живущем в старом маяке. Говорили, что он выжил и вернулся нормальным, что Тьма отпустила его и живёт с ним. Тогда эти смельчаки стали приходить и проситься на обучение. Они умирали от страха перед Тьмой, но уже видели себя грозой новых морей. Поначалу он гнал их, прослыв своенравным, вредным и жадным, что только прибавляло людей у его порога. Потом он пустил всех сразу - их было двенадцать в тот вечер.
Осенние шторма уже начинались, в стены билась вода. Внутри казалось, что великан топит тебя в каменном коробке и сюда вот-вот хлынет вода, но все взгляды были прикованы к нему.
- Уже поздно, ложитесь спать.
Все начали укладываться, только ода девочка с ярко-рыжими растрёпанными кудряшками протянула ладошки к тогда ещё небольшому шарику в центре зала: "А что это?" - и не дожидаясь ответа схватила его обеими руками. Юноша потерял сознание.
Когда он очнулся, на него смотрело одиннадцать пар испуганных глаз. Девочки не было. Только на границе тёмного провала остался клок ярко-рыжих волос. Позднее все они погибли пытаясь войти в Тьму и вернуться, а может быть, стали её частью, чтобы мучить хозяина маяка ещё и чувством вины. Много раз он порывался уйти из тех мест, но стоило ступить за порог, из лампы маяка вырывался чёрный вихрь и обрушивался на какой-нибудь дом. Пришлось смириться с тем, что остаток жизни он проведёт тут. Последующие несколько лет к его дверям не приходили.
Однако людская память не вечна, а самомнение растёт от года к году. Вскоре к его порогу снова начали приходить люди, вчерашние дети. Он гнал их, а затем смирился - начал впускать по одному. К тому времени он уже мог доходить до балкончика ярусом выше, чтобы увидеть небо и подышать ветром, и ему хватало воздуха вернуться обратно. Не хватало тепла. Простого человеческого тепла. Женщин Тьма забирала сразу, поэтому со временем он стал искать себе не супругу, но сына. Все приходящие были самоуверенны, нетерпеливы в той или иной мере. Кого-то забирала темнота, кого-то холод, кто-то уходил из маяка в море и погибал там.
Мужчина старел. Шар в зале становился больше, взрослея вместе с ним, Тьма остального маяка - изощрённее и изобретательнее в пытках. Тело старело, теперь уже не хватало вдоха, чтобы дойти от балкона до зала. Он стал выходить всё реже, пока не решил делать это только в осенние шторма - тогда ветер пах особенно ярко, терпко, свободно. Вскоре его выходы стали воспринимать как знак того, что можно попытать счастье в море. Конечно же, никто не возвращался.
- Проснись!
Старик открыл глаза. В зале было непривычно сумрачно, рядом с ним стояла рыжеволосая девочка, та самая.
- Ты умерла много лет назад, Тьма забрала тебя, - проговорил он дрожащими губами.
- Да, ты разозлился, когда она дотронулась до света в твоей душе, и твоя тьма поглотила её.
- Ты - Тьма.
- Твоя тьма. Ты умираешь, старик. Твой свет гаснет, я становлюсь теплее. Скоро мы исчезнем, а ты так и не признал, что я это тоже ты. Так яростно и тихо ненавидел море, что выпустил меня в мир, когда по приказу отца возглавил команду своего первого корабля. Так ненавидел тех мальчиков, которые могли бы стать ему лучшими сыновьями, чем ты, и женщин, смотрящих на тебя с жалостью и заботой, но не помогающих тебе.
Старик задыхался, его сердце бешено колотилось в груди, в глазах плясали цветные круги, он уже почти не слышал голоса девочки за барабаном собственного пульса.
- Ну вот и всё, - она отвернулась, подошла к центру зала, протянула ладони вперёд и исчезла.
С маленького балкончика открывался изумительный вид на бушующее море. Волны яростно атаковали стены маяка каждую осень, мелкие брызги росой ложились на забытый плед и отполированное дерево подлокотников уютного кресла-качалки. Медленно поднималось холодное осеннее солнце, бросая жёлтые блики на голубую воду.