Светлая Анна : другие произведения.

Из жизни маленькой девочки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сознание и самоценность человека закладываются в детстве и состоят из тех картинок, что оставили свой след в сердце и памяти. Я посвящаю эти истории всем светлым людям, которые встречались мне в период моего взросления.


0x01 graphic

Сознание проснулось.

   Я проснулась в незнакомом месте. В доме никого нет. Тишина. Вышла из комнатки, попала в помещение с печкой. За печкой был, даже для меня узенький, коридорчик с окном. Я не могла посмотреть в окно, потому что была еще очень мала, и даже не знала о своем возрасте. Около окна стояла зеленая стиральная машина. А вот как она называется - это знала - 'Сибирь'. Эта ценность встречалась часто. Но на нее я взобраться не могла, хотя очень хотелось посмотреть в окно. Вернулась в комнату, нашла табурет. С трудом потащила его по полу к машинке. Придвинула, забралась на нее, потом на стиральную машину. И посмотрела в окно.
   О-о-о! Как там было прекрасно всё! Покрыто белейшим снегом. Вот штакетник, а за ним - дорога, потому что по ней как раз перед окном слева направо проехала грузовая машина - 'грузовик'. Я проводила его взглядом, и увидела, как он скрылся в густом зеленом бору с высоченными соснами. Радость наполнила мою душу.
   Как прекрасен этот мир там за окном!
  

Рождение.

   И вновь меня укладывают спать. И я, как обычно, не хочу. Я боюсь засыпать! Опять мне будет сниться этот бесконечный страшный сон: я ползу как червяк в толще земли, не могу дышать, но знаю, что мне обязательно надо выбраться. Куда? Я не знаю. Но выбраться надо, иначе я задохнусь. Прохода нет, мне приходится своей головой пробивать лаз. Я бьюсь снова и снова в землю головой, земля пытается попасть мне в нос, в рот. Я не дышу, да и дышать нечем. Когда же утро? Я проснусь, и уже ни за что больше постараюсь не заснуть. И вновь вечер, меня пытаются усыпить, а я пытаюсь не заснуть. Опять я пробиваю головой землю. Это будет продолжаться бесконечно. А мне уже два года. Я знаю, что мне уже два года! Закрыла глаза и приказала себе: хочу выбраться на поверхность, я хочу выбраться!
   С надеждой окунаюсь в сон.
   И вот мне снится, что я пробила головой землю и оказалась в какой-то пещере. У меня нет ног, но я двигаюсь. Или это меня несут? Несут к людям, стоящим полукругом около чего-то. Я их вижу со спины. Их немного, может трое. Это черные силуэты на фоне большого серого пятна. Оказываюсь перед ними и вижу огромного черного жука, перевернутого кверху лапами. Это на него смотрят. Непонятная картинка. Но как радостно было моё пробуждение!
   Я появилась! И больше не одна в этом страшном черном плену, я на свободе! Больше мне не снился тот страшный сон. А я поняла, что могу управлять, могу менять себя.
  

Вазочка.

   Мы с мамой жили в сказочном домике на опушке леса. Мама каждый день утром уходила на работу, я же просыпалась в одиночестве. Мама забегала в обеденный перерыв проверить меня. Заняться мне было совсем нечем. Но у меня был собеседник, правда, он не мог слышать меня. Я же его слышала отлично. Это было радио. Как прекрасно, что у меня был хоть какой-то собеседник! По радио целыми днями передавали песни на различных языках. Наверное, всех европейских, китайском и японском. Обязательно объявляли, на каком языке будет исполнена песня. Каждый день, слушая радио, я научилась различать и сама, без объявления, на каком языке пелась песня. Даже чешский и словацкий языки отличаются произношением, португальский и испанский. Было жаль только, что о содержании я не могла догадываться, ведь перевод не передавали.
   Скучая таким образом, решила подсластить свою жизнь комковым сахаром, находящимся в вазочке в буфете. Буфет представлял собой полочки, встроенные в угол кухни. Потянулась рукой до полки, на которой стояла вазочка. Получилось достать только до ее верхнего краешка, но ухватиться - никак. Тогда наклонила ее к себе, она соскользнула с полки и упала на пол. Вдребезги! Остались от нее только мелкие кусочки! Что делать? Задвинула ногой их под буфет, а сахар и мелкие осколки замела туда же метелкой. Как было страшно! Мама придет и увидит во что превратилась ее любимая стеклянная вазочка, огорчится, и будет плакать. Я не должна допустить этого. Никогда мамочка не узнает, что случилось с ее вазочкой!
  

Бычок.

   Стояло жаркое солнечное лето. Мне как раз исполнилось три года, и уже я могла самостоятельно, потихоньку, выбираться из домика на улицу, погулять. Вышла за ворота, вижу: прямо ко мне идет маленький бычок, такой забавный. Подошел ко мне, опустил голову и нюхает меня. Моя рука сама потянулась к его рожкам, чтобы потрогать их и погладить. Но... случилось невероятное! Бычка не стало, а перед моими глазами внезапно предстало синее-синее небо, такое необъятное. И вот я лечу ему навстречу, а потом падаю вниз, опять лечу. Восторг охватил меня. Я смеюсь. Я взлетаю вновь и вновь.
   Меня хватают и ставят на землю неизвестные тети-дяди. А вот и бычок, они гонят его прочь. Но почему? Ведь было так великолепно! Мама меня не могла подкидывать, и уже даже не брала на руки. Какое необыкновенное ощущение испытала я!
  

Мишка.

   У меня был плюшевый медведь. Он был не иначе как просто 'мишка'. Как на фантике от конфет. Я играла с ним, очень любила его. Но услышала по радио, что медведи-то спят в берлогах - это норы, как у мышек, только огромные.
   Разве могла я теперь укладывать его в кроватку? Надо найти ему берлогу. Долго искать не пришлось. Я обнаружила берлогу сбоку в печке. У нее была дверка с защелкой, чтобы мишка не убежал, а внутри темно и тепло. Самая подходящая берлога. Я открыла дверку, положила туда своего медведя. Закрыла и забыла.
   Сижу я дома, посреди кухни на полу и играю. Только что-то не могу дышать, и как-то видеть стала плохо. Вдруг распахивается входная дверь, и со страшным криком врывается мама. Бросается к печке и к той дверке, которую она называет духовкой. Открывает ее и вытаскивает оттуда что-то страшное и дурно-пахнущее. Похожее на моего мишку, только это не мишка. И пахнет так, что сразу хочется это выбросить на улицу.
   А мама говорит, что это мой мишка. Да нет, она ошибается. Мой мишка красивый, блестящий и не воняет. Пойду в комнату, найду своего, и покажу маме. Не нашла. Поняла. Это он. И заплакала. Мама успокаивает: 'Я его помою, заштопаю'.
   - Нет, у него нет уха! Мне не нужен безуший мишка! Выброси его!
   Я разочаровалась в нем. Зачем он так поступил, зачем он стал таким неприятным? Больше никогда не возьму его в руки. И не взяла.
  

Ложка.

   А берлога осталась без медведя. Я взяла большущую столовую ложку и представила, что это кто-то. Нянчила, закутывала в тряпочки. Но однажды она пропала. И я уже долго-долго и не вспоминала про нее. Прошло довольно много времени, мы уезжали из своего милого домика с радио на стене. Мама собирала вещи, складывала их. Заглянула и в духовку. И обнаружила там ложку, всю черную, от высокой температуры почернела вся сталь. Долго эта ложка путешествовала с нами, переезжая с места на место. Она не стала некрасивая, она стала знаменитая! У нее не было неприятного запаха, она осталась ложкой и напоминала мне о нашем маленьком домике на опушке леса и о духовке-берлоге, где стал таким страшным и вонючим мой плюшевый медведь.
  

У проруби.

   Стояла зима. Быстро темнело. Когда мама приходила домой с работы, было уже совсем темно. Надо принести воды. Одела меня мама, взяла коромысло с ведрами, и мы спустились к проруби на реке Таре. Взяла мама ведро и стала зачерпывать воду. И тут, откуда ни возьмись, появился за ее спиной бычок и направил свои рожки ей в спину. А прорубь была довольно большая. Мама не видела бычка, продолжала набирать воду.
   Как я напугалась! Вот сейчас бычок боднет маму в спину, она поскользнется и упадет в ледяную воду, и уже не сможет из нее выбраться. И я увижу, как она утонет у меня на глазах, а я останусь одна. И закричала:
   - Мама, мама! Сзади бык!
   Она вскочила, обернулась и увидела быка. Схватила коромысло и замахнулась на него. Мы были спасены.
  

Платье для куклы.

   Мама дала мне задание: сшить платье для куколки. Вечером она сделала мне заготовку из ткани, объяснила, показала: шов делать с правого бока от подола вверх по краю, дойти до выреза, куда будет вставляться ручка куклы, пропустить это место, потом плечо, оставить нетронутым вырез для головы и дальше по левому краю также все. Вставила мне нитку в иголку, сделала узелок на нитке. Сказала: встанешь утром, я буду уже на работе, и займешься шитьем.
   На следующий день, когда я проснулась и встала, взяла заготовку, села на мою маленькую табуреточку посреди кухни. Разгладила подол своей рубашечки, положила на него будущее платье для куклы. Принялась за шитье. У меня получилось все довольно быстро, и ничего трудного в этом занятии я не увидела. Осталась довольна собой. Мне еще только три года, а я уже шью как взрослая. Сейчас возьму платье и надену его на куклу. Но,... но платье прилипло к моему подолу и не хочет с ним расставаться! Ничего не получается! Обидно до слез.... А вот и слезы, да так много, что приходится просто кричать. Где же мама?! Волшебная дверь открывается и вбегает мама, сразу ко мне.
   - Что такое, что случилось?
   - Мама, мама, оно не отрывается! Я его сшила, а оно не отрывается!
   Это было мое первое разочарование в себе.
  

'Птичка в сетке'.

(Страшное происшествие или потрясение)

   Начало зимы. Морозы еще не нагрянули, на улице подтаивает свежий снежок. Мы с мамой стоим на улице в толпе, за воротами какого-то большущего, по сравнению с нашим, дома. Из ворот выносят какое-то бревно в голубом покрывале, поворачивают направо. Все люди идут в ту сторону. А мы стоим, никуда не идем. Кто это - мы? Я не помню. Помню только свои вопросы:
   - А что это там они несут?
   И ответы:
   - Его жену.
   - Почему?
   - Она умерла, ее хоронят.
   - А почему она умерла?
   - Она ... в сарае.
   Мне четыре года.
   А через некоторое время, уже в разгар зимы и морозов, мы с мамой переехали в тот дом. Квартира была многокомнатная. В одной из комнат, где стояли кровать и шкаф, а с потолка на длинном проводе свисала яркая лампа, мы сбросили свои вещи прямо на пол посреди комнаты.
   Мне предстояло жить в новой семье.
   - А где же я буду спать?
   - Мы тебе поставили кровать в другой комнате.
   Зашли в другую комнату, там стояла кроватка для малыша.
   - Но здесь нет для меня кровати.
   - Как нет? Вот твоя кровать.
   - А как я буду в нее ложиться, ведь тут сетка.
   - Будешь перелазить через нее.
   - А зачем сетка?
   - Чтобы ты не упала с кровати.
   - Но я никогда не падала с кровати. Почему я теперь буду падать?
   -Хорошо, сейчас ложись спать так, а потом мы эту сетку уберем.
  

Переезд.

   Но в этом доме мы жили недолго. Почему-то все в новой семье засобирались уезжать куда-то. По дороге меня завезли к родственникам в Муромцево, к бабе Оре. Я осталась у нее одна. Из школы пришла ее дочь. Она оказалась еще совсем маленькой, всего одиннадцати лет от роду. На шее у нее была повязана красная тряпочка. Звали ее Валя.
   - А что это у тебя такое? - спросила я про красную тряпку.
   - Ты что, не знаешь? Это - пионерский галстук.
   - Нет, не знаю. А зачем он? И почему пионерский?
   Мне было непонятно, зачем на шею что-то повязывать, когда на улице тепло.
   - Пионеры - это юные продолжатели дела Ленина. И красным галстуком они показывают это.
   - А кто это - Ленин?
   - Так ты и этого не знаешь?!
   Я не знала, хотя всегда слушала радио. Там что-то и не говорили про него.
   - Ленин - это наш вождь. Я могу показать тебе его портрет, он есть на октябрятской звездочке. Валя достала из шкатулки значок - красивую пятиконечную звезду, а в центре ее портрет бородатого дедушки.
   - Я тоже хочу такую звезду. Где ты ее взяла?
   - Когда я пошла в первый класс, нас принимали в октябрята, и всем прикрепили такую звезду на грудь.
   - И пионерский галстук тоже?
   - Нет. Его нам повязали в третьем классе, когда принимали в пионеры.
   Ну, допустим, эта красная материя меня совсем не прельстила, зачем она нужна, когда не холодно. А вот звездочка была так заманчиво красива. Я сразу захотела поскорее пойти в первый класс, чтобы мне подарили такую звездочку.
   На следующий день меня уже привезли в город Омск, к старому, совершенно беззубому, дедушке. Интересный был этот дедушка. У него не было не только зубов, а совсем не было эмоций: он не радовался, не грустил. Наверное, так долго жил на этом свете, что устал. Вечером мы сидим с ним в кухне за старым-престарым обшарпанным столом. Он - напротив меня. Я смотрю на него с любопытством: как он жует, ведь у него нет зубов? Он жует, а лицо его при этом строит такие гримасы, что я даже боюсь моргнуть, глядя на это.
   Здесь же появлялись еще какие-то новоявленные родственники, новые лица. Все они относились ко мне благосклонно, но я чувствовала, что они мне совершенно чужие. Погостила у них. А потом меня кто-то забрал и увез на наше новое место жительства, к моей маме.
   Мы поселились в доме, каком-то бывшем клубе со сценой, находящемся на хуторе. Как мне объяснили, хутор - это не деревня, а дома поодаль от деревни. Недалеко текла широкая река Иртыш. Пришло лето. Мне исполнялось пять лет в июне. Отметили мой день рождения. Впервые в моей жизни отмечали мой день рождения! Подарили мне подарки. Впервые в жизни мне дарили подарки. Это были игрушечные: зеленая ванночка и стиральная доска. Совершенно как настоящие! Я почувствовала свою значимость, я - человек. Мне дарят подарки, меня поздравляют, и все рады, что мне исполнилось пять лет.
  

Страх.

   В этот страшный день я была дома одна. Забегает в дом отчим и начинает на меня кричать, потом бежит ко мне, я пугаюсь и убегаю в комнату, залажу под широкую кровать как можно глубже, чтобы он не смог меня достать. Как хорошо, что кровать такая широкая! И стоит у стены. Он встал на колени. Кричит и пытается дотянуться до меня. Кричит: вылезь сейчас же! Мне безумно страшно. Потом он встает с колен и куда-то выходит. Возвращается с молотком в руках, опять наклоняется, заглядывает под кровать, кричит и угрожает мне молотком. Впервые так кто-то ненавидит меня. Только мне непонятно - за что? В конце концов, он уходит. Может быть, когда пришла мама, я так и сидела под кроватью? Скорее всего, это так и было, я не помню.
  

Новый брат.

   В это лето я находилась дома под присмотром сводного брата Коли, ему было одиннадцать лет. У него были каникулы. Он нашел недалеко от дома интересное ветвистое дерево, не так высоко от земли имеющее широкую развилку между ветвями. Можно было залезть туда втроем и прятаться от всех в густой листве. Сидим мы там: брат, я и какой-то мальчик. Брат достает газету, махорку, делает всем самокрутки. Поджигает свою, затягивается. Поджигает следующую, дает другу. И последнюю - мне: на, кури. Фу, какая гадость, я не буду этого делать! А вечером, моя простота все поведала родителям. Ох, и попало названному братишке. Невзлюбил и он меня. А потом подстерег меня и сказал сквозь зубы: еще ябедничать будешь, умрешь. Я хотела жить.
   Мама не должна знать ни о чем. Страшный отчим ударит ее молотком, а потом ее унесут в покрывале. Нет, лучше я буду молчать.
  

Кукла.

   Однажды соседка вдруг решила пригласить меня к себе в гости: у нее дочь моего возраста. Мы поиграем у них во дворе.
   - Возьми с собой все игрушку и твою куклу.
   Кукла у меня была изумительная. Мама привезла ее с востока, когда меня еще и не было на свете. Очень дорогая кукла. У нее были фарфоровыми: голова, ручки и ножки. Сама она была довольно большая, в шикарном наряде. У нас в стране не выпускали таких кукол, это была китайская кукла. В то время все китайское говорило о высочайшем качестве. Подобие той куклы я увидела только через сорок лет в центральном магазине.
   Я взяла эту куклу и пришла к девочке. Мы стали играть у нее во дворе на каком-то столе, который почему-то оказался тут, похоже недавно. День был солнечный, теплый. Но, совсем скоро, ее мама позвала нас обедать в дом. Я взяла куклу и собралась идти в дом. Но она сказала:
   - Оставь куклу, куда она денется. Пусть тут лежит.
   Я положила куклу, а на сердце было неспокойно. Зашли в дом, сели кушать. Но я не могла есть, все переживала. И все же решила пойти за куклой. На что эта женщина возразила и ответила, что сходит и сама посмотрит.
   - Успокойся и кушай. Я схожу и посмотрю.
   Мы пообедали и выбежали во двор. Куклы не было. Я побежала в дом, сказала, что куклы нет. Соседка выбежала, всплеснула руками:
   - Ах, правда!
   - Где кукла? Кто мог ее взять?
   - Наверное, цыгане.
   - Откуда тут цыгане? Я их не видела.
   - Да вон там, видишь дом зеленый.
   И показывает на красивый добротный дом на краю ближайшей деревни. Цыгане в таких не живут. Я маленькая, но понимаю, что за такое короткое время нельзя незамеченным пробежать до этого дома по открытому полю и успеть спрятаться. Тем более, для того, чтобы взять одну только куклу из всех игрушек, надо знать, что она там есть заранее.
   - Я пойду к ним и скажу, чтобы они вернули мою куклу!
   - Нет, что ты? Не ходи. Это же цыгане! Они и тебя украдут, и увезут далеко.
   Я вернулась домой в слезах и без куклы. Никому я не сказала про свою пропажу, а никто и не поинтересовался.
  

Зоопарк.

   Прошел слух, что по Иртышу идет баржа-зоопарк с животными из Большеречья. Не знала я: что такое - Большеречье, что такое - зоопарк? Но он будет останавливаться у причала, и можно будет сходить в него.
   Он причалил! Нам дали денег на билеты, и мы побежали на берег к причалу. Вижу, стоит огромная баржа, вся заставлена клетками различной величины: от маленьких до огромных. Зашли. Вот лисы, волки, огромная черепаха, слон, змеи и много других животных. Я остановилась и не могла оторвать взгляда, когда увидела маленьких волосатых людей с хвостами, скачущих по ветвям развешенных коряг. Ах! Это мартышки! Какое чудо, какое непредсказуемое чудо! Такие самовлюбленные существа, которых просто обязаны кормить конфетками. Вот одна берет конфетку, предложенную ей посетителем, разворачивает фантик и шмыг.... Конфета моментально исчезает у нее во рту. Берет еще одну. Только собирается развернуть фантик, подскакивает другая, нагло выхватывает конфету и побыстрее удирает.
   - Вы что делаете? Нельзя кормить обезьян конфетами!
   - А чем можно? Что они едят?
   - Бананы.
   А что это такое - бананы? Я никогда не видела таких продуктов даже на картинках.
  

Лагерь.

   Лето было в самом разгаре, июль. Меня, сводного брата и среднюю сводную сестру привезли в пионерский лагерь до конца июля. Мне-то было только пять лет. А в лагерь брали уже школьников. Меня поместили в отряд с самыми младшими девочками. Но им было уже по 8-9 лет.
   Самая первая ночь мне хорошо запомнилась. Посреди ночи я проснулась, потому что захотела в туалет. Было очень темно, вокруг все спали, тишина. Спускаю с кровати ногу и вдруг вижу, что под соседней кроватью лежит змея, такая же, какую я видела в Большереченском зоопарке на барже. 'Змеи-то, они же ядовитые, укусят, и ты умрешь'.
   Мигом задернула ногу обратно на кровать. Лежу, и смотрю под кровать. Жду, когда змея уползет. Но она устроилась там спать и уползать не собирается. Ждала-ждала и заснула.
   Утром проснулась от голосов надо мной. Лежу, глаза не открываю, слушаю.
   - И зачем же такую маленькую девочку отдали в лагерь? Куда только директор смотрел? Здесь нет няни, и каждый день никто не будет менять постель.
   - Это дочь главного бухгалтера. Он и не смог отказать.
   Я поняла, что разговор обо мне и открыла глаза.
   - Ты что, мочишься в кровать?
   - Нет.
   - А почему мокрая?
   - Я проснулась ночью и хотела пойти в туалет. Но вон там под кроватью была змея.
   - Под какой кроватью?
   - Вон под той.
   Женщина наклонилась и вытащила из-под кровати ремешок.
   - Это же не змея. Здесь нет змей, и никогда не было. Я за всю свою жизнь не видела здесь ни одной змеи. Не бойся.
   Я успокоилась, и больше таких казусов со мной не происходило.
  

Мед и соты. 

   Как-то ко мне в отряд пришел брат.
   - Завтра я буду дежурным по кухне. Приходи утром на кухонную веранду, я тебя угощу чем-нибудь.
   На следующий день, как только я вспомнила, сразу побежала на веранду: такое зарешеченное летнее строение зеленого цвета. На возвышении веранды стоял широкий и длинный дощатый стол. Вокруг стояли лавки. Брат увидел меня, сказал: 'я сейчас', и скрылся. Принес две глиняные плошки, поставил на стол. В маленькой что-то лежало, похожее на брикетики. Потом опять ушел и принес большущую банку со свежим золотистым медом. Налил в большую плошку до краев. Дал огромную ложку и сказал: ешь. Я наелась меда и спрашиваю: а это что? Показываю на брикетики.
   - А это - соты. Попробуй, вкусно.
   Я откусила и попала в сказку. Кисло-сладкое чудо, которое унесло меня в сказочную страну. И мне показалось даже, что я съела крохотную сладкую пчелку. Это было первое необыкновенное вкусовое ощущение, которое преследовало меня всю жизнь.
   Когда я уходила с веранды, брат крикнул:
   - Приходи в мое следующее дежурство!
  

Кукольный театр.

   На улице стояла ненастная погода. В отряде творилось что-то невероятное: все бегали по летнему дому, что-то искали, находили, собирали, обсуждали. Потом принесли очень много стульев, поставили рядами в комнате напротив дверного проема. В дверном проеме натянули покрывало, закрыв нижнюю половину прохода. Мы сели на стулья и выставились на место поверх покрывала. Несколько девочек спрятались за покрывалом.
   - Начинается представление: кукольный спектакль!
   И вдруг из-под верхнего края покрывала показалась зеленая кукла со светло-зелеными длинными волосами, за ней еще. Они стали говорить между собой, куда-то ходить, уходить, что-то делать. Я заворожено смотрела на это действо. А девчонки в зрительном зале шептали, что этих кукол сделали из початков кукурузы. Но я никак не могла в это поверить, так правдоподобно они выглядели.
  

Портрет.

   Наконец-то, наша семья перебралась с хутора в центр большой деревни Ачаир. Меня оформили в детский сад. Лето шло к своему закату. К нам в гости приехала племянница отчима - Вера, на каникулы, погостить. Ей было уже 12 лет, для меня она была уже взрослая, ведь даже старше брата Коли.
   В наш детский сад пришел фотограф. Его заказывали, все знали, что он придет, заранее обговаривали: какие фотографии будут? Вот он сфотографировал всю группу. Потом стал фотографировать детей по отдельности на большие портреты. Пофотографировал и стал собираться уходить. А меня не сфотографировал.
   Я спросила воспитательницу:
   - А почему меня не фотографируют?
   - Так твоя мама ничего мне не сказала. Я ее спросила, а она промолчала.
   - Нет, мама мне велела сказать вам, чтобы мне делали портрет. Не может быть!
   - Пусть кто-то из взрослых подтвердит.
   Я понимала, что если сейчас мне не сделают портрет, то потом уже никто никогда не сделает. А где взять взрослого? Куда бежать? Кого звать? Как сообщить? Вера! У нас дома гостит Вера! Она взрослая!
   - Я сейчас приведу вам взрослого!
   Дом находился в центре деревни, и детский сад - тоже. Но все же на приличном расстоянии друг от друга. Я побежала. Прибегаю домой, дома никого... Куда пропала Вера? Бегаю по двору, высматриваю. Вижу за забором соседку.
   - А где Вера? Мне она очень нужна.
   - Она на Иртыш пошла, стирать.
   И я что есть мочи побежала к Иртышу. Мне часто снился этот сон как кошмар уже во взрослом возрасте. Все эти улицы, проулки, детский сад... До Иртыша очень далеко, через всю деревню, через пойменный лес. И все же я побежала. Выбрала самый короткий путь и не ошиблась. Невдалеке увидела Веру, подбежала, и так убежденно и скоро объяснила ей, что она бросила все и побежала со мною.
   Благодаря этой доброй девочке у меня есть дорогой мне портрет, на котором я заплаканная, но счастливая! Это была моя первая маленькая победа.
  

Жизнь в Ачаире.

   Просыпаюсь я не на кровати, почему-то, а на 'раскладушке'. Я помню, что засыпала на кровати. Вовсю светит солнышко в окна, уже полдень, а я не в садике.
   - А почему меня не разбудили утром? - спрашиваю кого-то, кто был дома.
   - А ты ничего не помнишь?
   - Нет.
   - У тебя была температура и ты бредила. Ты заболела.
   - Да ну, что ты обманываешь? Чем я заболела?
   - Ветряной оспой.
   Думаю: как я могла заболеть, если у меня и не болит ничего. Попробовала встать, но тело меня не слушалось. И я поняла, что действительно заболела. Так я узнала, что тоже могу болеть. И, что болеть - это очень скучно.
   У нас появились корова, курицы. Родители купили сепаратор. Мы стали делать свои молочные продукты: творог, сметану, сыр. В наш дом шагнуло благополучие. Появлялись все новые и новые вещи, и довольно дорогие: мотороллер, лодка, самый современный телевизор 'Радуга'. Часто стали собираться гости. Мама суетилась, все что-то готовила необыкновенное по книгам. В огороде за сараем поставили коптильню. В ней закоптили мясо нашей первой свинки. Все наслаждались вкусом копченого мяса. Я попробовала его первый раз. Жаль, что мне дали так мало попробовать. А зимой мы лепили пельмени всей семьей. И я уже никогда не была в одиночестве.
   Но чуть раньше у нас появился малыш - мой новорожденный братик, Саша. Перед его появлением в доме, как раз мне подарили огромную кровать для куклы, вернее игрушечную кровать для огромной куклы. Мама заносит малыша в дом, все его рассматривают, а я вижу, что его заносят в комнату, где стоит кукольная кровать. И у меня появилось неприятное подозрение. Я спрашиваю:
   - А где он будет спать?
   - Так на твоей кроватке, которую тебе подарили.
   - Нет! Я не дам вам эту кроватку! Это моя кроватка!
   И почувствовала такую неприязнь к этому маленькому захватчику, который будет теперь жить рядом со мною. Долго еще боялась, что угрозы про кровать осуществятся. Да спрятала кровать так далеко, что забыла о ней. И больше уже никогда ее не видела.
   Еще хочу признаться, что была повинна в смерти живого существа. На мой шестой день рождения подарили мне игрушечную газовую плиту с духовкой - подобие настоящей. И подарили утенка, маленького живого утенка. Я с ним проиграла весь день, чем только не занималась: кормила, поила, выводила гулять, спать укладывала. Но это днем. А на ночь... Куда его девать на ночь? Ведь он убежит. Думала-думала и придумала. Посадила его в духовку игрушечной плиты, закрыла. И со спокойной совестью легла спать. Утром просыпаюсь и бегом к плитке. Открываю дверку, а оттуда вываливается неживой утенок. Вот я огорчилась... И что теперь делать-то? Коля говорит:
   - Надо его похоронить.
   Ничего себе! Мы как взрослые устроим похороны. Взяли утенка, совок, который мне тоже подарили на день рождения (прямо все кстати), и пошли за сарай. Выкопали там ямку, положили утенка, сделали холмик.
   - И все?
   - Нет. Надо крест соорудить.
   Взял брат две веточки, связал их крестом и воткнул в холмик. Мы постояли, помолчали.
   - А теперь надо устроить поминки. Пойдем в дом, попьем киселя.
   И мы пошли в дом пить кисель.
  

Посылка.

   Серый зимний вечер. Мы получили посылку. Поставили коробку на большой круглый стол в зале и распаковываем. Посылка пришла из загадочного города Новосибирска, неизвестно от кого. Вернее, я одна не знаю - от кого. Мне не говорят. Отрыли коробку и достали оттуда чудесное плюшевое зимнее пальто голубого цвета с капюшоном. Я видела такое на открытках: дети на Новогодних открытках были одеты в такие пальто.
   - Что это? - сказал отчим.
   - Какое красивое! Это мне? - восклицаю я.
   - Это не тебе. Оно тебе будет мало.
   - Давай померим, может впору, - говорит мама.
   - Не надо. Мы сами можем купить все, что необходимо! - возмущается он. - Отдай его соседям.
   Какой-то волшебник прознал, как мне тут неуютно, и решил порадовать меня. Но отчим, этот недобрый чужой дядька, не желает моей радости. Он желает делать радости соседям. Сердечко мое сжимается от осознания того, что где-то есть человек, который помнит и думает обо мне, а может даже любит меня, скучает, желает мне добра.
   Мне стали сниться тяжелые сны, похожие на кошмары: я ищу, я зову его, он появляется такой явный, но не видит меня, уходит, исчезает. У него вполне конкретное лицо, я очень хочу быть рядом с ним, хочу, чтобы он нашел меня и увидел. Это - трагедия.
  

Наказания.

   Как я уже говорила, у нас часто собирались гости в выходные дни за нашим знаменитым круглым столом.
   Однажды, когда все сидели за столом, я почему-то сидела под столом. Может пряталась или пыталась что-то поднять с пола. Меня увидел отчим и взбесился.
   - Ты что, крестишься? Кому это ты кланяешься?
   А я даже не поняла, что он имел ввиду. Он стал кричать, выволок меня из-под стола и потащил в кухню. Там он сдернул ремень, который висел на гвозде, и стал бить меня ремнем. Я кричала и пыталась оправдаться, что ничего такого не делала. Впервые я была так сильно наказана, даже не зная: в чем я провинилась?
   В другой раз, когда я вместе с другими убирала со стола посуду и носила ее в кухню, увидела, что в одной из рюмок осталось немного на дне напитка взрослых. Решила попробовать. Когда жидкость коснулась моего языка, я скривилась: фу, гадость. И в этот момент кто-то схватил меня за волосы и начал таскать по кухне. Конечно, это был отчим. Так он мне объяснил о вреде того напитка, которым травят себя взрослые. Впрочем, за такую науку я ему даже благодарна.
  

Панама.

   В садике у всех детей были одинаковые панамы. Такие не продавали в магазине. Их заказали в ателье, недалеко от садика, после того, как у меня на солнцепеке пошла носом кровь. Воспитательница очень испугалась, меня положили на доску качелей вниз головой. Набежали другие взрослые, медсестра спросила несколько раз: у тебя такое часто бывает? Но я не помнила, чтобы такое со мной случалось. Зато у всех детей появились красивые белые панамы, похожие на шляпки грибов. Это были настоящие произведения швейного искусства. Они хорошо держались на голове, не теряли форму после стирки. Воспитатели заставляли нас одевать их перед выходом на улицу, чтобы не напекло голову.
   Но недолго я любовалась своим приобретением. Помню, что сняла ее и положила на те самые качели, благодаря которым эти панамы у нас появились, и заигралась. А когда спохватилась, панамы на месте не было. Все дети искали ее, но так и не нашли. Воспитательница предположила, что ее унес ветер за забор. Она сама сходила за ограду, но и там не нашла. Было очень обидно. Вечером, когда за мной пришла мама, я все ей рассказала. Она сказала, чтобы я не огорчалась, она сошьет мне другую. Но новая панама, сшитая мамой, не затмила красоту предшествующей.
  

Крыса.

   У меня выпали два нижних зуба. Меня это и не беспокоило, только что стало трудно выговаривать некоторые звуки. Я стала шепелявить.
   Однажды, мы гуляли во дворе садика. Летом нам обычно выдавали самокаты, двух и трех колесные велосипеды. Трех колесных велосипедов всем не хватало, а на двух колесном я ездить не умела. Вот сейчас пишу и думаю: а ведь спустя более четырех десятков лет с тех пор у детей в детских садах нет такого инвентаря, - и понимаю, как заботились о детях в то время. Шел 1965-66 год, всего-то двадцать лет после окончания страшной опустошающей войны. А нас и кормили добротно, всякие отборные свежеприготовленные блинчики, пирожки, чего сейчас в садах и не встретишь. Вредная еда ведь. Только мы здоровыми были.
   Я часто каталась на самокате. В глубине двора, за основным зданием, был расположен длинный, углубленный в землю, амбар и погреб одновременно. Края его двускатной крыши лежали почти на земле, только небольшой промежуток был. Вдруг вижу, вдоль амбара с обратной от всех стороны потихоньку крадется крыса. А я-то на самокате сюда закатилась и увидела ее. Никто не видит, а я вижу! Настоящую крысу! Никто не поверит. И я закричала, чтобы привлечь внимание: смотрите, смотрите, крышша под крышей бежит! И все засмеялись: как это - крыша под крышей бежит?
  

Собаки.

   Стояла глубокая зима. Снега выпало много, солнце давно не показывалось. Пришла за мной в садик вечером мама. Я уже оделась, мне было жарко, а мама о чем-то очень долго разговаривала с воспитательницей. Мне надоело ждать, и я попросилась выйти на улицу. Во дворе детского сада тоже было скучно. Вдруг я увидела недалеко стайку собак. Вот я и развлекусь! Побежала к ним и стала их гонять. Они убегали от меня. Меня это веселило. Но недолго. Внезапно, один пес развернулся и оскалил пасть. Я испугалась и побежала от него. Вся стая бросилась за мной. Я ускоряю бег, они еще быстрее. Бегут, лают. Мне страшно. Запнулась за бугорок и упала лицом в снег. Лежу. Собаки подбежали и стали рвать мое пальто. Как хорошо, что пальто было толстое, потому что зимнее! Меня, конечно, мама спасла, отогнав собак. Тогда я и поняла, что собаки - это не игрушки, и стала их остерегаться.
  

Смерть.

   Брат постоянно брал меня рыбачить на Иртыш. С высокого берега, да и с низкого тоже, он научил меня забрасывать так удочку, чтобы не поймать себя на крючок. А мне было-то пять-шесть лет. А когда выпадал снежок и замерзала река, мы ходили ловить раков на мелководье. Прорубали небольшую даже не прорубь, а длинную щель во льду и выжидали ползущего рака. А увидев, быстро хватали прямо руками. Меня воспитывали мальчишки - его друзья, я была среди них своя. Был у него постоянный закадычный друг. Все лето 1966 года мы провели втроем. Я очень сдружилась с другом брата.
   Однажды, я прибегаю домой откуда-то и спрашиваю:
   - Где Коля?
   Мне отвечают:
   - Он ушел на похороны.
   Странно: взрослые дома, а мальчик ушел на похороны старика. Ведь умирают только старые люди.
   - А где похороны? - спросила и побежала на ту улицу, про которую сказали.
   Вижу: идет просто толпа народа, вся улица заполнена. Впереди несут небольшой гроб. Я подбегаю прямо к гробу и вижу в нем... я вижу в гробу нашего друга. Лежит, как будто спит глубоко-глубоко. А на переносице на уровне бровей черно-красное круглое пятнышко. Коля идет рядом.
   - Что это? Почему? - спрашиваю я.
   - Он попал себе прямо в лоб.
   - Чем он попал себе в лоб?
   - Пулей. Мы делали самострел. Он решил его проверить. Он убил сам себя.
   А я вдруг вспомнила солнечный день. Я в туалете, а они меня закрыли на щеколду снаружи. Я кричу: Откройте! Откройте сейчас же!
   А они смеются.
  

Конструктор.

   Слева от нашего дома находился небольшой домик соседей. У них был сын Ромка моего возраста. В садик он не ходил. Может потому, что у Ромки был замечательный деревянный конструктор, из которого можно было строить настоящие дома, только маленькие. В нем был огромный набор всяческих бревнышек разной длины, с выемками по краям, чтобы удобнее было укладывать их друг на друга, красных досточек для покрытия крыши. Был даже настоящий конек на крышу. Если бы у меня был такой конструктор, мне тоже нечего бы было делать в садике, там нет такой игрушки.
   Летом, каждый вечер или в выходные, я обязательно бежала к Ромке. Так и отпрашивалась у взрослых: можно к Ромке? А мне в ответ: ну беги к жениху, наверное, уже соскучился. Я заходила к соседям и Ромка, уже зная, что мне надо, сразу доставал конструктор. И мы начинали строить дома или один большой двухэтажный дом, с комнатами, с чердаком, мансардой - это был настоящий жилой дом. Мебель мне делал брат из пустых спичечных коробков: комод, шкаф, диван. Мы меблировали этот дом.
   Сосед настолько привык к моим посещениям, что, когда у меня появлялись какие-то другие увлечения, и я 'летела' им навстречу подальше от дома, скучал и спрашивал моих домашних обо мне. Все решили, что между нами какие-то особые чувства, и прозвали нас женихом и невестой. Мне это не нравилось, ведь я уже считала своим женихом Вову из своей группы.
  

Первая влюбленность.

   Играли мы с Вовой во дворе детского сада. Я очень хотела, чтобы он играл роль моего мужа. Но он не соглашался быть моим мужем. И причина скоро выяснилась. Как-то мы всей группой пошли в кино. Конечно, я села рядом с Вовочкой, это было так естественно. Сидим и смотрим фильм. Может, там было что-то про нежные отношения, потому что он вдруг мне сказал: 'Света ты не обижайся на меня. Ты хорошая девочка, мне с тобой интересно. Но я люблю другую девочку'.
   А нам было только по шесть лет. Все совершенно по-взрослому. И горькое разочарование пришло, как и положено. Он не может быть мне ни женихом, ни мужем.... Но надежда на изменение ситуации осталась. Не верилось, что меня можно не любить.
  

Первая учительница.

   Не знаю, что произошло, но из Ачаира родители решили уехать. И в начале лета 1967 года мы приехали в какую-то глухую деревеньку Рощино. Очень скоро обнаружилось, что здесь кроме колодца посреди площади напротив нашего дома нет других источников воды для нас. Зато нас поселили в новый двухэтажный, в проекте - благоустроенный, дом. Сначала на первый этаж. Братик был малышом и стал болеть. А через месяц мы обнаружили, что все в квартире покрывается плесенью. Над нами квартира пустовала, и мы переселились на второй этаж. Рядом жила семья Бычковой Людмилы Федоровны. Она и стала моей первой учительницей.
   Меня собирали в первый класс. Мама купила коричневое платье - форму, черный фартук. Поставила меня на табуретку, надела это все на меня, смотрит.
   - Да, придется подшивать прилично. Но отрезать не буду. Потом подрастешь и отпущу.
   Форма готова. А портфель? Сшила мама тряпочную сумку-авоську. Но откуда-то во мне взялась дворянская гордость?
   - Я не буду с этой сумкой ходить!
   - Хотя бы первое время, потом купим портфель.
   Кто-то подсказал:
   - А может чемодан?
   - Какой чемодан?
   Достали из-под кровати крошечный коричневый чемоданчик из дерматина. Крошечным он был для взрослых, для меня - огромным. Я сложила в него все свои учебные принадлежности, подаренные мне накануне в красивой упаковке, и пошла в школу. Когда зашла в класс, положила чемодан на парту и открыла его очень шикарно. Все одноклассники смотрели на меня с завистью. А по дороге из школы взрослые говорили вслед:
   - Да он же больше тебя! Как ты его тащишь?
   А я даже не сразу соображала, что это ко мне относится. Я была гордая и важная.
   Родители уходили на работу рано, а мне в школу надо было позже. Вот они уходят и будят меня. А я сделаю вид, что проснулась, но когда дверь закрывается, снова засыпаю. Очень трудно встать так рано! Моя учительница, вероятно, сказала им, что я в школе не была. Тогда они решили забегать, проверять. Приходит кто-то из них, а я сплю. Быстро будит меня, заставляет встать, и, удостоверившись, уходит. Я неспешно собираюсь и иду в школу.
   Захожу в класс. При том, не помню никаких угрызений совести. Идет урок. Говорю:
   - Здравствуйте, Людмила Федоровна!
   Учительница:
   - Ну что, Петрова, опять опоздала? Ну, садись за Ленинскую парту.
   Представляете? Какие тут могут быть угрызения совести?! Парта покрыта красной материей с фотографией Ленина, стоит у самых дверей и всегда свободна. А к моей парте идти через весь класс, потом сгонять соседку и садиться у окна. Но я этого не понимала, конечно. Я удивлена и спрашиваю:
   - Почему?
   - Ты четверку по письму получила.
   Даже не пятерку! Хотя получить четверку по письму для меня было достижением. Мы писали еще перьевыми ручками, макали их в чернильницу. А соседка по парте сидела с моей правой стороны и, по неосторожности, все время толкала меня именно тогда, когда ручка была над тетрадкой. И я постоянно ставила кляксы в тетрадь.
   Стояла красивая сухая осень. Летела паутина по полям. На это было забавно смотреть. Деревья начинали желтеть и краснеть. У нас урок природоведения. Мы высыпали во двор школы всем классом. Светит солнышко. Людмила Федоровна рассказывает нам о деревьях, листьях, временах года, погоде. Дает задания: вести дневник погоды, собрать гербарий. Я счастлива. Мне впервые так много рассказывают о тех вещах, о которых я не задумывалась. Потом мы пошли в лес за деревней. А когда возвращались по другой дорожке, на нашем пути оказался довольно широкий и глубокий ручей. Девочки были все в новых туфельках, наверное, единственной их нарядной обуви. И учительница сказала:
   - Мальчики, перенесите девочек на горбушке через ручей.
   Всех уже перенесли, но легких и маленьких девочек. Я даже и не надеялась, что кто-то осмелится предложить мне помощь. Но тут подошел ко мне одноклассник ниже меня ростом:
   - Давай я тебя перенесу.
   И перенес. С того дня Людмила Федоровна представлялась мне волшебницей, феей из сказки.
   Один раз мы с мамой пришли к маминой сослуживице. Оказалось, что ее сын Игорь - мой одноклассник. Он показывал мне свои игрушки, пока наши мамы общались. У него оказались удивительные игрушки! Я о таких даже не мечтала! Была такая игрушка: на ручке закреплен диск, он крутится. По краю диска высокий бортик черного цвета, сплошной, но в одном месте есть узкая щель. Игорь вставил в бортик какую-то пленку и раскрутил диск, дал мне посмотреть в щель. И я увидела кино! Движущиеся фигурки! С этого дня я зачастила к нему в гости, как когда-то к соседу Ромке.
   Однажды Игорь не пришел в школу. Тогда Людмила Федоровна собрала ребят после уроков и спросила:
   - Кто знает, где живет Игорь?
   - Я знаю, - крикнула я.
   - Вот ты и сходишь к нему, передашь ему домашние задания.
   Я оторопела. Если все узнают, в каких я отношениях с Игорем, будут обзывать нас женихом и невестой. Я уже проходила такое.
   Учительница:
   - Так ты сходишь к нему?
   - Нет, я не пойду одна.
   И со мной послали еще двух девочек. Дошли мы до ворот и не можем решить: кто пойдет? Каждая боится прослыть его невестой. Но, наконец-то, одна девочка оказалась самой смелой:
   - Ну, надо же проведать! Что мы завтра учительнице скажем?
   И пошла. Нам стало очень стыдно, я думаю: особенно мне. Ведь я ходила к нему запросто, когда мне надо было поиграть в его игрушки.
   В школе после второго урока нам приносили на подносе завтрак. И обязательно в класс заходил какой-то человек и говорил:
   - Запомните дети! Этот завтрак ваши родители не оплачивают, его дает вам наша администрация!
   Завтраки имели только две позиции: первый день - тоненький кусочек серого хлеба с тонким слоем повидла и несладкий чай, второй день - кусочек белого хлеба с карамелькой и, также, несладкий чай. А мне мама рассказывала, что перед войной им тоже бесплатно приносили каждый день в школу завтраки: белая булочка на цветной деревянной палочке, и морс. И это не в городе. Мне, приехавшей из богатого Ачаира, было трудно проглотить этот несладкий чай с простым куском подсохшего хлеба, и восторга я не испытывала. Шел 1967 год....
   Седьмого октября моему маленькому братику исполнялся один год. Он еще не ходил сам, без нашей помощи. Давно уже у нас не собиралось столько гостей. Приехали старшие дети из города. Впервые на моих глазах домашние готовили настоящий торт. Вот появилась в дверях какая-то супружеская пара, позвала братика к себе, приманивая игрушечной машинкой. Мама спустила его на пол, на ножки, он уже умел хорошо стоять. И вдруг, о чудо! Он очень уверенно пошел к ним. Я была поражена: мой братик ходит!
   Когда мы приехали в эту деревушку летом, и обнаружилось, что здесь нет ни пригодного сарая, ни излишков воды и корма, пришлось принять решение о заколе коровы. Мы привезли ее с собой, ведь как детям без молока? Во дворе ее кололи, я была дома. Не хотела смотреть на это.
   Вот уже один из очевидцев события вернулся домой:
   - Зря ты не пошла. Когда корове вскрывали живот, там оказался маленький теленочек.
   Я 'вылетела пулей' во двор. Не вижу нигде гуляющего маленького теленочка.
   - Где теленок?
   - Какой теленок?
   - Который в животе у коровы был?
   - А.... вот смотри.
   И показали мне кусок сырого мяса. Я поняла: они меня обманывают, они его спрятали. Хотят сами играть с крошечным теленочком. Кто откажется от такой игрушки?
   После закола коровы родители договорились брать молоко у каких-то хозяев. Я ходила к ним за молоком. Прихожу к хозяйке и жду, когда она подоит корову и нальет мне в бидон молока. Один раз,когда я пришла, она спросила:
   - Ты есть хочешь?
   Нет, я не хотела. Но она, уходя, оставила мне соленую свиную шкурку, жесткую-прежесткую. Хозяйки не было так долго, что я действительно проголодалась и принялась грызть эту шкурку. Но ничего у меня не получалось, как я ни старалась. Она была вкусная, но совершенно несъедобная. Было обидно.
   Однажды, к нам приехали какие-то люди из города - на охоту, и остановились у нас. Привезли гусарскую шапку - кивер, сказали, что мне. А может не мне? Но она была великолепна: с огромным пером -султаном. Я ходила в ней по квартире и в гости к соседям, всем показывала. Мужчины уехали на охоту, потом вернулись и привезли добычу - небольших птичек, тетеревов. У них хвост был веером. Один такой веер мы повесили на стену, и он висел до самого нашего следующего переезда.
   Перед празднованием Нового года родители приняли решение уезжать в другое место, где нет таких трудностей с водой. Наступила зима и колодец перед домом замерз, приходилось растапливать снег. Совсем стало плохо. Выходной день у взрослых был всего один - воскресенье. Семья большая, и воды надо много. Братик у меня маленький. Ждали начала зимних каникул.
   Моя учительница заходила к нам каждый день и спрашивала:
   - Не передумали?
   - Нет, не передумаем, уже списались с новым местом, там река.
   Закончилось учебное полугодие, всем выставили оценки, раздали табели, а мне - нет. Я спрашиваю:
   - Людмила Федоровна, а почему мне ничего не дали?
   - Я приду к вам домой.
   Наступил последний день перед отъездом, собираем вещи. Заходит моя учительница и подает мне табель. Я открываю и .... От удивления теряю дар речи. Там все пятерки, по всем предметам, даже по письму, по которому могла быть тройка - за грязь в тетрадях. Сколько слез я хотела пролить над этими кляксами, но боялась, что их тогда станет еще больше. Она уже без надежды спрашивает:
   - Может быть все же останетесь?
   И вдруг целует меня, а из глаз у нее льются градом слезы. Разворачивается и быстро уходит. Я ждала, что моя необыкновенная учительница выйдет нас проводить, но она не вышла. А мы поехали в далекую красивейшую деревню Завьялово, расположенную на реке Аев в тайге.
   Всю жизнь меня преследует вопрос: почему заплакала моя учительница? Ведь она была эвакуированным в 1942 году из блокадного Ленинграда ребенком, осталась сиротой. Встретила в жизни много лишений. У меня не укладывалось это в голове.
  

Первая любовь.

   Меня на время приютила семья, у которой была девочка моего возраста, моя будущая одноклассница - Люда Гротен. Были зимние каникулы, стоял лютый мороз, все время было темно. Мы почти не выходили на улицу. Спали мы с Людой на простой узкой кровати. Приходилось ложиться 'валетом', чтобы как-то влезть в нее вдвоем. Но зато на кровати лежала настоящая пухлая деревенская перина. Это была даже и не спальня, а отгороженный занавеской закуток за печкой. Всегда было жарко натоплено. А мои родители, возможно, подготавливали новое жилище.
   Закончились каникулы, я перебралась в новую квартиру. До школы было очень далеко, она находилась совсем на другом конце протянувшейся вдоль реки деревни. Здание школы было большое, дощатое, одноэтажное, буквой П, добротное и ухоженное. В классе меня встретили хорошо. А особенно было замечательно, что для начальных классов была 'продленка', и у нас, кроме учительницы, была еще и воспитательница, как в детском саду. После уроков мы дружно одевались и выходили на улицу. Строились и шли вдоль дороги в сторону столовой. Там нас вкусно кормили. Потом возвращались в школу на продленку.
   Один раз я задержалась и пришла в столовую одна, без других детей. Взяла свой обед, села за столик. Столовая была пустой, уже притушили свет. Но вдруг я почувствовала, что на меня кто-то смотрит с интересом, и даже вызывающе. Подняла голову и увидела: соседний столик у столба, а за ним сидящего лицом ко мне мальчика. Полумрак вокруг него вдруг расступился, и я ясно увидела его черные волосы и ярко-голубые глаза. Он, заметив мое смущение, подмигнул мне левым глазом. И мое сердечко екнуло. Как же я удивилась в классе, когда увидела, что этот мальчик уже давно сидит прямо передо мной, и зовут его - Сережа. Он - сын нашей учительницы.
   Учительница сказала нам в конце урока чтения, что теперь мы умеем читать и можем идти в школьную библиотеку выбирать книги для чтения. Мне стало интересно посмотреть, что же такое - библиотека? Робко захожу в помещение школьной библиотеки и не знаю, что спросить у женщины, которая там сидит за столом. А она сразу заметила меня, и спрашивает:
   - Хочешь взять что-то почитать?
   - Да.
   - А ты в каком классе учишься?
   - В первом.
   - Я тебе дам книжечку.
   Опускает руку под стол и достает оттуда красивую новую книгу. Я взяла эту книгу. Это была моя первая в моей жизни книга. Ее содержание поразило меня настолько, что я всю жизнь пытаюсь вспомнить автора и название. Уже тогда, будучи ребенком, я вдруг поняла, что такие книги не бывают в свободном доступе в библиотеках. В ней вся наша действительность брежневских времен была узнаваема и доведена до абсурда, до кульминации. Взять хотя бы пример соревнования в скорости при сдаче нормативов: первое место получает тот, кто последним доползет до финиша. Позже я узнала, что такие книги запрещены в нашей стране, и поняла, как рисковала библиотекарь.
   Наступала весна. В этой деревне она пахла по-особенному: талым снегом, набухающими почками, хвоей. Всему классу объявили, что мы пойдем на похороны девочки-второклассницы. Она долго болела и умерла. Не верилось, что такое возможно здесь: вокруг тайга, чистейший воздух, оживает природа, хочется жить, а тут умирает маленькая незнакомая мне девочка, и вся деревня идет с ней прощаться, как с великим много значащим для страны человеком.
   Близился май и его известные праздники. Нашему классу дали задание: посадить около школы цветы. Земля на клумбах была перекопана, очищена от сорняков, нам осталось только посадить. Нам выдали семена и рассаду. Воспитательница показала, как сажать. Земля на ощупь была мягкая, рассыпчатая. Прикосновение к ней вызвало тихую радость. Рядом со мною работал Сережа, мы с ним делились своими впечатлениями. Посадили цветы, потом с любовью и надеждой полили их. Я ощущала себя совершенно счастливой. А Сережа говорит:
   - Света, мне очень нравится одна девочка - Аня из нашего класса.
   Почему не я? А зачем тогда он мне подмигивал в столовой? И Аня, она же плохо учится и такая крошечная, как Дюймовочка. У нее белые волосы и белые ресницы, правда, голубые глаза, а у меня только серые.
   В конце учебного года нам объявили, что у нас будут длительные летние каникулы - целых три месяца. Вот огорчение-то.... Целых три месяца нового одиночества, без своих друзей и подруг, целых три месяца я не буду узнавать ничего нового об этом мире. Не будет математики, чтения, русского языка, труда. Меня такая перспектива не радовала. Но и в школу уже таскать тяжеленный портфель не было никаких сил. К концу первого класса он стал невыносимо тяжелым и в него не влазили ни тетрадки, ни учебники. Мучение - одним словом. Взяла как-то его мама и очень удивилась:
   - У тебя там кирпичи?
   - Да, вот такой тяжелый.
   Вытряхнула мама все из портфеля. И чего только там не было: половина - фантиков, камешки, стеклышки и другие замечательные вещички.
   Потянулись летние каникулы. Где-то вдали от меня существовали: Сережа со своей Аней, Люда Гротен. Ничего другого не оставалось, как знакомиться со своими соседями. И у нас начались дни, полные приключений! Во-первых, обнаружилось, что наша улица - новая, все дома на ней построены недавно и только с одной стороны улицы. С другой стороны простиралось большое, уже засаженное чем-то, поле. За полем вдали проходил трак, по которому иногда мчался с гулом, отдававшимся от наших домов эхом, какой-нибудь грузовик. За траком стояла сплошной стеной тайга. Лишь в одном месте в ней, если смотреть из дома, то слева, задумывалась стройка новых домов. Их было уже недостроенных штуки три. Их строили из готовых блоков, в некоторых даже оконные рамы были вставлены. Но, похоже, стройка кипела задолго до нашего приезда. Блоки лежали стопкой друг на друге, так, что образовывали оконными проемами неглубокие колодца. Там можно было прятаться. У недостроенного дома не было только крыши, рядом стояли леса. Мы забирались на них и прыгали почти со второго этажа в кучу песка. То есть, прыгали смельчаки, я не решалась.
   Совершенно по соседству со мной, через штакетник, виднелся двор моего одноклассника - Витьки. У него было много сестер и братьев, крупная полная мама и вечно пьяный папа. По двору бегала разная домашняя живность. А за ними жила девочка Вика. Она уже окончила четвертый класс. Были еще какие-то ребята. Нам понравилось играть в войну: мальчики против девочек. Девочки придумывали пароль, а мальчики ловили 'языка' и пытали его, чтобы выведать пароль. Чаще всего они пытались поймать Вику. Когда они ее 'пытали', я смотрела на это издали и очень переживала за пароль. Никто не выдерживал 'пыток', одна я была 'кремень'. Ни разу не выдала пароль. И меня перестали брать в качестве 'языка'. Было обидно, я так хотела показать всем какая я героиня. А чаще брали в плен Вику. И я стала подозревать, что это потому, что она - красавица: ярко рыжие густые и вьющиеся волосы, нежного цвета кожа. Как-то она пригласила меня к себе в гости. Дома у нее стояла дорогая и невиданная мною до тех пор мебель. Вика показала мне свой набор фантиков от такого количества неизвестных мне конфет, шахматную доску с фигурками из кости, раковины морских животных, и много других необычных вещей. Она оказалась очень добрым и интересным человеком, мы с ней очень сдружились. Я так ее полюбила, что дала себе слово назвать свою дочь ее именем. Откуда я знала наверняка, что у меня обязательно будет дочь?
   И все же я решила найти ту улицу, где живет Сережа. Хотелось увидеть его. У Коли, который общался и виделся с Сережиным старшим братом, я разузнала, как пройти на ту улицу: это там, позади двора, за огородом, за глубокими оврагами, далеко. Решилась я и пошла. Вышла на незнакомую улицу, а куда дальше? Направо или налево? Пойду налево. Иду и вижу впереди себя идущего в том же направлении незнакомого мальчика: у него красивая стрижка, волосы темные, а на затылке пятно из белых волос. Как необычно, как будто он поседел. Догоняю его и знакомлюсь:
   - Тебя как зовут?
   - Андрей. А тебя?
   - Света. Я тебя ни разу не видела. Ты учишься в школе?
   - Да. Я уже второй класс закончил. Я из Омска приехал к бабушке, погостить.
   Мне понравилось, что он был аккуратно одет, чистенький.
   - А где ты живешь?
   - Вот здесь, - и показал мне дом бабушки.
   Иногда он стал участвовать в наших играх, не так часто, так как жил вдалеке. Мы стали общаться. Он познакомился с моим старшим братом Колей. Они с ним виделись, когда Коля ходил на ту улицу к своему другу, и Андрей все время передавал мне приветы.
   Приближался мой восьмой день рождения - 22 июня 1968 года. Мама обошла всех знакомых и пригласила их детей на праздник. Пришло так много детей, что некоторых я видела впервые. Было солнечно, и вдруг погода изменилась: пошел проливной дождь. Поставили столы в зале, накрыли их. Сыпятся поздравления, подарки. Кто-то все время стучит во входную дверь, а мама бежит встречать:
   - Кто-то пришел!
   Возвращается в зал с открыткой:
   - Это почтальон принес открытку.
   То открытку, то письмо. Почтальон прямо не отходил от наших дверей. А потом она вкатила синюю детскую коляску моего братика и стала доставать оттуда всевозможные подарки и сюрпризы: 'это тоже по почте пришло'. Дети вышли из-за стола, пускали конфетти, бросали серпантин. Это было незабываемо. Даже устали все. И вдруг опять стучат. Все притихли. Стук в окно. Окно находится высоко, не видно: кто это там? Наверное, опять почтальон? Подбегаю к окну и вижу, что под окном стоит Андрей, весь промокший под дождем, что-то говорит и показывает мне детскую машинку. Коля выскакивает в кухню, открывает дверь и впускает Андрея. Они шепчутся. Потом заходят в зал. Андрей подходит ко мне и тихо, проникновенно говорит:
   - Я слышал, что у вас тут праздник - у кого-то день рождения. Я подумал, что у твоего маленького братишки, Коля рассказывал о нем. Прости, я не знал, что это у тебя.
   И подает мне машинку:
   - Отдай это братику. Не обижайся, я ведь пришел.
   Когда Андрей уезжал домой в Омск, сказал, что на следующее лето опять приедет, и чтобы я его ждала. Но не могли мы знать, что не суждено нам будет увидеться больше: моих родителей звали новые края, и на следующее лето я была уже в другом месте.
  

Яичница.

   Уже вовсю стояло лето, жара.
   Просыпаюсь утром, дома никого. Знаю, что родители с маленьким братиком уехали в районный центр. Думаю: подожду старшего брата, куда-то он вышел. А время идёт, тянется. Чувствую, что хочу есть. Поискала что-нибудь съестное, не нашла, есть только сырые яйца и молоко. Мне не разрешали есть сырые яйца. Хожу вокруг газовой плиты, знаю, что она опасна. Никто мне не показывал, как ею пользоваться. Но есть еще электрическая плитка. Поставила маленькую сковородку с ручкой, почти детскую, разбила в неё яйцо, включила плитку, жду. Время идёт. Белок не белеет. Как он лежал прозрачный на сковороде, так и лежит. Чувствую, что если он не побелеет через минуту, я умру от голода. Просто невыносимо уже терпеть. Ведь я прождала уже часа четыре, а так никто и не пришёл домой. Тогда я подумала: наверное, белок потому белый, что в него наливают молока. Достала молоко и стала лить на белок. Удивительно, и, правда, белок побелел. Скорее сняла сковороду, и просто "проглотила" глазунью. Такая была голодная. Через некоторое время приходит брат.
   - Ты где так долго был?
   - На рыбалке? Сейчас уху варить будем.
   - А мне не надо. Я уже сытая. Я теперь сама умею глазунью жарить.
   И рассказала, как я ее жарила. Только брат сказал, что яичный белок сам белеет от высокой температуры, а не от молока.
  

Про разное.

   В июле приехали старшие сестры на каникулы. Вечерами я сидела на улице рядом с ними, не отходила от них ни на шаг. Во дворе ставили ведро с соломой, которую поджигали, и она дымила. Чтобы отпугивать комаров. Много их было в этом краю.
   Очень я любила старшую сестру Таню, считала ее писанной красавицей и хотела походить на нее. Таня отвечала мне взаимностью. К сестрам приехали парни из города, и мы все пошли на речку купаться и загорать. На этом берегу был неважный пляж, решили переплыть на другой берег. Все переплыли, а как быть со мной? Лодки нет. Один парень вызвался помочь мне переплыть: я буду грести, а он держать меня. Я оказалась такой трусихой! Или у меня просто был хорошо развит инстинкт самосохранения? Все время, пока мы плыли на другой берег, я гребла и орала так громко, что всех напугала. Стыдно мне было очень долго, решила настойчиво учиться плавать. Взяла обычный мяч, и каждый день ходила на речку, плавала с ним в заливе. А когда мяч, однажды, выскочил у меня из рук, я поняла, что плыву сама. Так я перестала бояться воды.
   За такие долгие каникулы я все же изучила все окрестности. С подругой мы стали ходить по грибы в сосновый лес, который находился по другую сторону реки. Сами обнаружили или нам кто-то подсказал нехитрый деревянный мост на в западной части деревни. Берем с собой корзиночки, по мостику через речку, и в лес. Страха заблудиться не было, не помню такого. А грибов там было всегда много: боровики, маслята, все чистенькие и аккуратненькие. Без грибов домой не приходили.
  

Второй класс.

   Теперь я ходила со школы домой одна. Коля уже не жил с нами, учился в райцентре. В деревне было только семь классов. Дорога была длинная, и был особенно опасный участок: проулок при переходе на другую улицу. В этом проулке меня всегда поджидал какой-то хулиган, для того чтобы пристать ко мне и обидеть. Я была очень спокойной, доброй девочкой, мне ведь не приходилось себя защищать, рядом был старший брат. А тут, хоть плачь, стала бояться ходить в школу. Пожаловалась домашним, и мне посоветовали дать ему сдачи. Как-то я даже не помню, дала я ему сдачи или нет, но вскоре меня уже никто не трогал.
   В классе же тоже был задиристый мальчик - второгодник Витя, сидевший на последней парте. Постоянно он, проходя мимо меня между рядами парт, резко толкал меня. Мне было больно и обидно. Но у нас появился новенький мальчик с редким в то время именем - Дима. Он как раз был рядом, когда Витя в очередной раз толкнул меня и я хотела заплакать.
   - Не плачь. Он не будет больше, - сказал Дима.
   За такую настоящую мужскую поддержку я прониклась к нему таким уважением, что подумала: своего сына я назову Димой. Откуда я знала, что у меня будет обязательно сын? А Витя больше не обижал меня.
   Прихожу из школы, а мне говорят, что наши соседи уехали. Моя дорогая подруга Вика уехала вместе со своими фантиками и шахматной доской. Я очень огорчилась. А на следующий день отчим приносит ящик от письменного стола, в котором лежит все, чего я думала: лишилась.
   - Они так торопились, что не закрепили как следует мебель. И по дороге этот ящик со всем содержимым потеряли. Но у меня есть их адрес, мы напишем им письмо.
   Недели через две от них пришел ответ. В нем они написали, чтобы мы оставили все это себе на память. А Вика прислала мне красивую открытку с изображением Дюймовочки в сказочном саду. И мы с ней стали переписываться, посылать друг другу открытки на праздники, дни рождения. Вика стала моей первой подругой по переписке. Они уже жили в Казахстане, в большом красивом городе. А фантики пополнили мою коллекцию. Для открыток от подруги я выделила небольшой альбом под фотографии, который мне подарили на мой скромный день девятилетия. Больше никогда уже мой день рождения не напоминал того праздника, который искрил в 1968 году. А шахматная доска до сих пор есть у меня. Я ее хранила пуще глаз, и детям своим наказывала быть с нею аккуратной.
  
   =========================================================================
   Неопубликованные истории (в разработке)
   =========================================================================
  

Как я поступала в институт сервиса в 1977 году в городе Омске.

  
Он только что открылся, это был первый прием.
   Математику я знала отлично. Экзамен предстоял письменный, у меня не вызывал никаких опасений. Я была совершенно уверена в своих силах, в моих знаниях по этому предмету не было пробелов. Зашли в аудиторию, расселись по местам. Я села на средний ряд. После того, как мы получили задание, начала выполнять его. Но успела только первое.
   Вдруг в аудиторию заваливает куча каких-то людей, с кинокамерой, с лампами на стойках. Громко кричат, что будут снимать сюжет про новый институт. Но в основном все завертелось вокруг кого-то, кто сидел через стол позади меня. Они без конца переставляли лампы, громко говорили, не считаясь с тем, что абитуриентам надо сосредоточиться. Все это продолжалось почти до окончания времени экзамена. Над моей головой постоянно кто-то мелькал, кричал в ухо. Думаю, что и не только над моей. В итоге, я не смогла почти ничего выполнить из заданий.
   Это для меня было полнейшим потрясением. Но на этом оно не кончилось.
   На экзамене по химии я села за первый стол около дверей. Почти рядом, напротив, сидел экзаменатор. К нему подсела девушка с чистым листом. Экзаменатор удивилась. Стала задавать вопросы по заданиям билета. Девушка только хитро улыбалась, и ничего не отвечала. Я к тому времени была уже готова к ответу и, ожидая своей очереди, молча участвовала в их диалоге. Говорила только экзаменатор, девушка продолжала не отвечать на вопросы. Тогда экзаменатор громко сказала:
   - Идите! Вы не ответили ни на один вопрос! Я ставлю Вам двойку!
   Девушка спокойно вышла.
   Я хорошо запомнила фамилию и имя этой девушки, а она, похоже, хорошо запомнила меня, свидетельницу ее провала. Когда я не нашла себя в списках поступивших и уже выходила из здания, она шла навстречу. Увидев меня, подошла и спросила:
   - Ну что? Поступила?
   - Нет.
   - А я поступила!
   Сказано это было жестоко, со смешком. Я не поверила, вернулась, и увидела ее фамилию в списке. Мне было 17 лет, рядом не было ни мамы, ни папы. Пожаловаться мне было некому, и, что делать в таком случае я не знала. Сейчас-то, конечно, знаю. Но что это может изменить?
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"