Этот старинный, пожелтевший от времени манускрипт можно всегда увидеть под стеклом в витрине Старой Ратуши Альтбурга. Он сохранился до нашего времени, может быть, потому, что запись велась на пергаменте - тонкой, особым образом выделанной телячьей коже (хотя в те времена уже вовсю пользовались бумагой), а отчасти и благодаря тому обстоятельству, что был замурован в стену.
Его нашли в стене старого замка, название которого - Нахолме - дошло до нас из хроник города Альтбурга. Кусок стены ветхого, полуразрушенного временем замка отвалился и упал. А ударившись о скалу, развалился на куски. Выпавшие же из тайника в стене вещи оказались настолько удивительными, что, конечно же, тут же привлекли внимание археологов и историков.
Не будем делать тайны из того, что всем и так известно: вместе со старинным манускриптом в стене столетиями были замурованы ещё три десятка человеческих черепов и непонятного назначения стеклянный сосуд с плотной крышкой.
О том, откуда взялись черепа и каково назначение сосуда, мы гадали бы и по сию пору, если бы не вышеупомянутый манускрипт. Исписанный красивым витиеватым почерком и снабжённый собственноручными картинками автора, он был тщательно замурован в стену вместе с пустым сосудом и тремя десятками... нет, не черепов, конечно. На момент замуровывания то были настоящие человеческие головы.
Мы не станем приводить здесь текст самого манускрипта. Написанный старинным языком и украшенный цветистыми выражениями того времени, он был бы во многом непонятен нашему читателю и быстро отвратил бы его от дальнейшего чтения. Но постараемся своими словами, вспомнив мелодию той эпохи, рассказать о приключениях, записанных столетия назад - волнующих приключениях маленькой девочки, владелицы замка - и о мрачной фигуре её постоянного сопровождающего, Монстра Без Головы.
Смеем надеяться, что, используя текст манускрипта с картинками автора, кое-какие сведения из хроники города Альтбурга, а также сохранившиеся в старой части городcкого собора фрески с изображением "святой Эвелины", нам удастся более или менее достоверно воспроизвести события, описывающиеся в манускрипте, и сорвать покров с ужасной, прикрытой столетиями тайны - тайны графа Эдельмута.
ЧАСТЬ 1
ПОГРЕБЁННАЯ ЗАЖИВО
"То была маленького росточка хрупкая девочка с бледным лицом и большими, доверчиво распахнутыми на мир глазами. Казалось, она всегда готова была ожидать чуда. И чудо явилось..."
Из найденного манускрипта.
ГЛАВА 1
про сто сребренников, фамильный замок и монстра, которого нет
В слабом свете свечи на медном блюдце искрилась горстка порошка. Красивого. Зелёного, как изумруд.
Жуткое снадобье. Достаточно одной щепотки - и человека больше нет.
Узловатые пальцы взяли щепотку.
- Сколько девчонке лет - одиннадцать? Для такой крохи щепотки будет более чем достаточно.
Пламя свечи всколыхнулось - рука выудила из темноты перстень. Тцык! - отскочила крышечка, открыв в перстне полость. Щепотка просыпалась внутрь.
- Скоро всё встанет на свои места. Да, скоро. Это ошибка, что девчонка существует!
*
Эвелина стояла на крыльце сиротского приюта, что при монастыре Святых Пигалиц и, вся дрожа от волнения, смотрела в сторону ворот. Прохладный ветерок раздувал полы алого платья.
Алое бархатное платье и расшитая жемчугом шляпка... Её первая светская одежда. Сама настоятельница, матушка Молотильник, помогала ей в это утро надевать обновки.
"Жемчуг вам очень к лицу, - говорила она, улыбаясь и пожирая её глазами. - А красный - ваш цвет, носите его всегда. Вы должны понравиться вашему отцу."
Отец... Тот сказочный герой, о котором она всегда мечтала. Высокий, красивый и сильный. Он придёт к ней однажды ясным утром и заберёт навсегда из сиротского приюта. Невероятно, но мечта сбылась...
Конский топот раздался за увитой плющом оградой. Сердце девочки отчаянно забилось в груди.
В ворота монастырской ограды въехал некий господин. Он был важный и представительный, у него был длинный нос и шапочка с пёрышками, и весь он сиял - от раззолоченного пояса до шпор на сапогах.
- Это вы, господин управляющий? - помахала с крыльца дородная настоятельница.
О, нет, не отец - всего лишь "господин управляющий"... Девочка медленно перевела дыхание.
А всадник соскочил с коня. Передал поводья слуге. Взбежал по пыльным ступеням сиротского приюта. Приблизившись к настоятельнице, почтительно поцеловал её руку.
И тотчас перевёл взгляд на Эвелину.
- Это она?
Сияя улыбкой, настоятельница кивнула.
Опустившись перед девочкой на одно колено, "господин управляющий" взял её худенькую обветренную руку.
- Большая честь для меня - служить вашему сиятельству. Я ваш слуга, вы моя госпожа. По велению графа Шлавино я должен увезти вас из этого монастыря.
Губы управляющего коснулись руки девочки...
Вот так. Не больше и не меньше. Это выяснилось совсем недавно. О том, что Эвелина - не просто девочка. И отнюдь не безвестная сирота. А дочь графа Шлавино, похищенная десять лет назад.
Граф искал её долго - все десять лет. Но никак - ну никак не мог найти. И вот один старик, бывший графский слуга, умирая, признался, что украл господского младенца и подкинул его на порог сиротского дома.
Зачем украл? Просто так украл? Нет, не просто. Дело было так. Явился некий злодей в маске и сказал: "Вот тебе тридцать сребренников, за них украдёшь ребёнка." "За тридцать сребрянников не продаюсь", - гордо ответствовал слуга.
Итак, за сто сребренников маленькую Эвелину похитили. Нехорошее было дело, плохое. Перед смертью старый слуга не забыл покаяться, указав место, где оставил ребёнка. Оказалось, графу не надо было далеко искать: в ближайшем городе, на первой же улице поверни за угол и жила все эти десять лет его дочь.
...Музыка, солнце, монастырский двор увешан ленточками. Хор воспитанниц сиротского дома исполнял "Боже, храни Эвелину". Матушка Молотильник подпевала:
"Как великодушно было бы со стороны вашего сиятельства пожертвовать маленькую хорошенькую кругленькую сумму дому, в котором её взрастили с такой любовью, с такой..."
Тут настоятельница замолкла и принялась искать платок, чтобы вытереть слёзы. Но никак не могла найти. А слёзы текли и текли - и капали на подкованные железом боты.
Глядя на эту часть туалета матушки, Эвелина невольно вспомнила, с какой именно любовью её растили. Как с воспитательной целью запирали в комнате, если не успевала вовремя одеться. Как справедливо привязывали к койке в то утро, когда не проснулась по свистку. Как секли розгами за дурную привычку разговаривать со старшими вызывающе-тихим голосом. Самое последнее проявление любви Эвелина испытала совсем недавно - на прошлой неделе: кусая губы от избытка чувств, матушка Молотильник приковывала её цепью к стене в комнате, где обедали воспитанницы. А в руки сунула отшлифованную сотнями рук дощечку "Самая испорченная девица недели".
...Конечно же, Эвелина не прочь пожертвовать что-то в пользу сиротского приюта. Поскольку денег ей пока не дали, она сняла с себя большую сапфировую брошку. И протянула матушке Молотильник. Благодарно сияя, настоятельница нацепила брошь себе на воротничок.
Под звуки рожков и рукоплескания девочек в одинаковых серых платках Эвелина села на коня. В бархатное седло, украшенное золотыми геральдическими ящерами.
На другого коня вскочил управляющий графского замка. Рукой в жёлтой кожаной перчатке он взял её лошадь за поводья и заставил идти рядышком со своей. И слава Богу, потому что Эвелина боялась пошевелиться, ибо в жизни никогда не сидела в седле.
Управляющий пришпорил лошадь - вороные тронули с места. Впереди двое слуг, сзади - четверо. Кавалькада с грохотом пронеслась по мостовой.
Потом промчалась по дороге среди зелёных лужков и маленьких домиков.
По лесу вокруг холма.
И наконец остановилась перед графским замком.
Замок... Он был огромный. Тёмный и величавый - ну прямо как из сказки про рыцарей. Нет, быть не может, чтобы это был...
- Фамильный замок вашего сиятельства, - объявил управляющий. Он спрыгнул с лошади и повёл за уздечку её коня.
- Замок пустует уже десять лет, - сказал он на пути к воротам. - Потому прошу ваше сиятельство простить за некоторую пустынность, может быть, мрачность, может быть, запущенность, общую запыленность... и почти полное отсутствие слуг.
Эвелина хотела заверить, что она, конечно же, не сердится, нет-нет! А что замок пуст - это так таинственно! И просто здорово, что нет слуг и...
Но от волнения проглотила язык.
Между ними и замком протянулся широкий ров, заполненный водой. А через ров к ногам лошадей перекинули мост без перил.
Страшно ехать, и чтобы не упасть, Эвелина схватилась за рукав управляющего.
Тот повернул к ней свой длинный нос, поймал её жалобный взгляд... И неожиданно улыбнулся и приятельски подмигнул.
Далее пересекли первый замковый дворик - он пустынен.
Второй... Здесь из конюшни раздалось ржание лошади, на которое весело ответила лошадь управляющего, опрометью промчалась девочка-служанка, низко присела перед Эвелиной и исчезла за низкой сводчатой дверью.
Ступеньки высокого крыльца... они поднялись к парадной двери.
Отец... Тот сказочный герой, которого она ждала всю жизнь. Сейчас она увидит его. Он высокий, красивый и сильный...
- Граф ждёт ваше сиятельство к обеду, - сказал управляющий. - А пока позвольте проводить вас в вашу опочивальню.
Опочивальня была великолепна. Широкая, как... ну, да: как комната, в которой воспитанницы приюта каждое утро съедали свою кашу. А из узкого высокого окна... ах, что за вид открывался из окна! Сразу за зубцами замковой стены шли зелёные островки леса, меж ними блестела речка, а дальше - домики. Домики, домики... и лес вокруг. Как замечательно, наверное, гулять в лесу целый-прецелый день! А потом возвращаться, насобирав кучу цветов, обратно в...
- ...замок. Называется замок Нахолме, потому что стоит на холме. Да, а пустует со времени смерти моего первого хозяина - графа Эдельмут. Он погиб на войне...
Пока Эвелина любовалась видом из окна, управляющий рассказывал. Эвелина слушала невнимательно. Тем более что речь шла о прежнем владельце замка. Гораздо интереснее было наблюдать за самим рассказчиком. Он стоял в почтительной позе у камина - прямой, невозмутимый - и отутюженным в складочку голосом повествовал:
- ...да, погиб на войне. Супруга его - ваша матушка - обвенчалась с нынешним... графом. Вскоре после этого произошло несчастье. Ваше сиятельство похитили во время прогулки вон из того лесочка, не успела нянька чихнуть. Итак, нянька отвернулась, чтобы чихнуть, повернулась - вас уже не было. После несчастья их сиятельства переехали... да, уехали из этого грустного места в свой замок Наводе. Супруга графа, ваша матушка, скончалась. И сейчас граф живёт как затворник, как я уже говорил, в замке Наводе.
Солнце зашло за тучу, в комнате разом стемнело. В волнении прижав руки к груди, Эвелина призналась:
- Ах, мне так страшно! Оттого, что уже сегодня, уже сейчас увижу моего отца!
- Отца?.. - Управляющий скользнул взглядом. - О нет, ваше сиятельство, вы, наверное, ещё не до конца осведомлены. Существует одна небольшая деталь во всей этой истории...
Тут дверь приотворилась и управляющего громко окликнули:
- Бартоломеус!
Извинившись, тот вышел.
*
В высоком кресле сидел граф: гордая осанка, сверкающие перстни, золотая цепь на груди.
- Дочь моя! - поднялся он ей навстречу. - После стольких лет я снова вижу тебя. Ты выросла и стала похожа на мать. - Он смотрел, не скрывая любопытства. - Да, на мать.
Обедали за длинным столом, покрытом белой скатертью. Блестели канделябры, звенели ножи. Прислуживал господин управляющий собственной персоной.
- ...Ты видишь, дочь моя, Бог послал нам радость так неожиданно, что мы не успели подготовиться. В замке нет слуг, одни бестолочи. И потому Бартоломеусу приходится самому, собственнолично...
Граф безостановочно болтал. У него были странно водянистые глаза и необычайно подвижные черты лица. Говорил он быстро, не забывая при этом улыбаться двумя рядами белых зубов. И выглядел при этом... Нет, не сказочным принцем. Стыдно признаться, но Эвелине вспомнилась зубастая лиса из басни.
Шуршали салфетки, позвякивала посуда, играли тени на стене - Бартоломеус двигался бесшумно. Непонятно, прислушивался ли он к беседе своих хозяев или же пребывал в сонном полузабытьи - так бесстрастно было его лицо и механичны движения.
- ...Чего только не рассказывают про старые замки, - говорил меж тем граф, разделывая зайчатину под белым соусом. - А вот про этот болтают, что... Бартоломеус! Что за зайцы водятся у вас тут в окрестностях? - Вилка его сиятельства зло боролась с ножом. - Тощие, как... А жёсткие, как... Что же касается слухов: от двоих... нет, троих... а то и четверых... - Граф на миг задумался. - Если не сразу от шестерых... так вот, по дороге в замок я слыхал одно и то же... Бартоломеус, вы мотаете на ус?
- Какие слухи коснулись ушей вашего сиятельства? - Бартоломеус с салфеткой в руках подошёл ближе.
- Жуткие слухи. - Граф поднял глаза. - Болтают, что каждую ночь в полнолуние в этом замке появляется... монстр.
- Монстр, ваше сиятельство? - переспросил Бартоломеус. И звучало это примерно так же, как "ещё зайчатины, ваше сиятельство?"
- Да, монстр. Монстр - и без головы. Какого мнения вы об этом? Ведь вы живёте в замке столько лет. Встречали вы тут монстра?
Монстр! В ожидании ответа Эвелина затаила дыхание. Граф не сводил с управляющего любопытного взгляда.
Но Бартоломеус остался невозмутим, как холодная гладь зеркала.
- Нет поводов для беспокойства, ваше сиятельство. В замке нет монстра.
Уверенный ответ управляющего поставил интересной теме точку. Беседа приостановилась. Граф погрузился в задумчивое молчание. Почти весь остаток обеда Эвелина ощущала на себе пристальный взгляд его водянистых глаз. Краснея и бледнея, она возила вилкой по тарелке, но от волнения не могла съесть ни кусочка.
- Почему на столе нет цветов? - спросил граф. - Велите принести из сада розы.
- Белые или розовые, ваше сиятельство?
- На ваше усмотрение, Бартоломеус, на ваше усмотрение. Цвета, какой вам более приятен.
Звенела посуда, мигали свечи. Перед глазами уставшей от впечатлений девочки мелькали то длинные унизанные перстнями пальцы графа, то длинноносый профиль управляющего, то круглая луна, всходящая из-за угловой башни замка...
Вошёл слуга с ветками роз, поставил в вазу. Они были пышные, нежно-нежно-розовые и источали сладкий аромат.
Наконец обед закончился. Выслушав пожелания спокойной ночи, девочка с облегчением выскользнула из столовой.
*
Стоя перед зеркалом, Эвелина примеряла маленькую шляпку голубого бархата. Вообще ей следовало страшно радоваться. В мгновение ока она стала богатой и знатной. Вся эта сказочная роскошь вокруг: и высокая кровать в кружевах и с балдахином, и большая кукла в пышном шёлковом платье, и весь дом, и сад за окном - всё принадлежало ей.
Кукла! Забыв про шляпу, Эвелина подбежала к кукле.
Она была очень большая, ростом почти с Эвелину. Лицо у неё было - лепная восковая маска, волосы настоящие, и оттого кукла смотрелась, как живая девочка. На щеках играл румянец, дорогой шёлк шуршал, а на шляпочной ленте вышито крупными золотыми буквами: "От любящего папочки".
Ах, какая прелесть! "Изабель" - тут же нарекла её Эвелина.
Тук-тук-тук! - постучались.
- Да! - воскликнула Эвелина, обернувшись.
Дверь приоткрылась, в дверную щель просунулись поочерёдно: два голубых глаза, курносый нос, потом худая шея. Внизу под ними несмело колыхалась синяя юбка и белый передник...
Но вот глаза два раза громко хлопнули. Белобрысые брови над ними решительно сдвинулись...
- Я в полном распоряжениии вашего сиятельства! - доложила служанка, окончательно объявляясь в комнате.
Служанку звали Марион. Ростом она была ничуть не выше Эвелины. По стройности могла соперничать с метёлкой для вытирания пыли. А бледная была...
- Как лебедь, - скромно похвалилась она, мельком глянув на себя в графское зеркало.
Лет Марион было столько же, сколько и её госпоже - одиннадцать. Более того: она тоже была сирота.
- Если не считать злой мачехи и её подлого сынка, - рассказывала Марион, примостившись по настоянию Эвелины на кресле рядом с куклой.
Со времени смерти любимого отца и до вчерашнего утра Марион видела свою жизнь сломанной, а судьбу - несчастной. Вы спросите: почему до вчерашнего утра? Потому что именно вчера она узнала про найденную дочь графа.
Вот он, может быть, где перст судьбы, заподозрила бедная сирота. И обрадовав мачеху сообщением, что, возможно, та больше её никогда не увидит, собрала котомку и без колебаний отправилась к графскому замку.
Расчёт был верный. Поглядев на Марион, а потом на остальных жаждущих служить его дочери, граф понял: у этой худенькой и лёгонькой две добродетели - она не сможет много съесть и будет легка на помине.
- И вот мы здесь, - закончила свой маленький рассказ новоиспечённая служанка.
Кто - "мы", выяснилось тут же. Из-за синей юбки выглянуло ухо, два зелёных глаза, а потом и вся пушистая морда большого рыжего кота.
- Фауль просто не мог оставаться, - пояснила Марион. - Он был, также как и я, глубоко нелюбим мачехой.
...Марион оказалась толковой служанкой. Застучали тарелочки, зазвенели чашечки - по графской опочивальне пронёсся пленительный запах горячих гренок. Макали в мёд, запивали молоком. Порядочно проголодавшись за обедом, Эвелина уплетала гренку за гренкой. Марион - о, ужас, если б увидел граф! - ела так, что за ушами трещало. Кот тоже не отставал. А наевшись гренок и напившись молока, свернулся уютным калачиком прямо посерёдке высокой кровати в кружевах и с балдахином.
До самой темноты играли с куклой Изабель, изображая из неё то мачеху, то матушку Молотильник, то "испорченную девчонку". Потом вздумали обследовать весь графский замок. О, это была замечательная идея! Замок был такой большой и весь такой таинственный!..
*
Шли длинными извилистыми коридорами. Всё дальше и дальше... направо, через комнаты налево... Открывая всё новые и новые двери. Поднимаясь по лестницам... всё выше и выше. Заглядывая в громадные резные комоды. Проскальзывая мимо строгих рыцарских статуй. Заныривая в просторные кресла с высокими спинками.
Да, он был очень-очень большой, её собственный замок, с гордостью думалось Эвелине. Пожалуй, тут поместилось бы три... пять... а то и дюжина сиротских приютов, что при монастыре Святых Пигалиц.
В одной из комнаток, покрытый паутиной, висел большой портрет. На нём были изображены трое: дама с большими грустными глазами, пухлощёкий младенец у неё на руках и рыцарь с орлиным носом и золотой цепью на груди.
- Клянусь Пресвятой Девой! - прошептала Марион, оглядываясь на портрет. - Эта дама - ваша покойная матушка! Те же глаза, тот же овал лица...
Да, пожалуй, не признать этого было нельзя. И в таком случае младенец на коленях должен быть ни кем иным как самой Эвелиной. Большеглазая малышка в платье с пышными оборками забавлялась блестящей цепью на груди рыцаря.
Но портрет точно так же пристально воззрился на Эвелину. Чёрные глаза изображённого рыцаря смотрели прямо на девочку. И куда бы она не двинулись, взгляд следовал за ней.
Стало жутко и как-то не по себе. В конце концов, смутившись, девочки выскользнули из комнаты вон.
Дальше, дальше. Коридор за коридором. Дверь за дверью. В какой-то момент обе пожалели, что не прихватили свечи. В замке было интересно, но пустынно. И давно заброшенные комнаты ничем не освещались. А вечерняя тьма быстро заполняла замок.
...Возвращались уже наощупь. Ни зги не видя в темноте. Где же лестница, по которой они поднимались?
Девочки долго - может быть, час, а может, три - блуждали по комнатам: из одной во вторую, из второй в десятую... из десятой в двадцать пятую - путаясь в портьерах и налетая в темноте на столы и стулья.
- Ах, как нехорошо, что мы заблудились, - вздыхала Эвелина. - Может быть, граф волнуется и ищет нас повсюду?
А Марион некстати выглянула в окно. Оно было узкое, стрельчатое, это окно, располагалось высоко, и в него вообще можно было не выглядывать. Но Марион всё ж таки привстала на цыпочки, потянулась и выглянула. И увидала круглую луну, сиявшую в ночном небе. И конечно, тут же вспомнила про монстра.
- Полнолуние! Все знают, что монстр появляется в замке в полнолуние - когда луна круглая, как тыква. Он снимает голову - и ходит из комнаты в комнату. А если кого встретит - отдаёт бедняге свою голову и приказывает носить попятам...
Вот так она сказала.
И конечно же, стало очень страшно. Ещё страшнее, чем прежде.
Правда, Эвелина попыталась было опровергнуть ложные слухи.
- Нет никаких поводов для беспокойства, - повторила она слова Бартоломеуса. - В замке нет монстра!
Но Марион это не убедило.
- Самое главное в этом деле, - наставляла она, - упаси вас, ваше сиятельство, взглянуть на него, на монстра. Кто взглянет - тут же потеряет разум...
- А придёт в себя - пожалеет, что сразу не отдал Богу душу. Потому что монстр затащит его в свою конуру...
- Боже мой... - шептала Эвелина.
- ...и снесёт его голову напрочь! - в экстазе продолжала Марион. - И поставит её к себе на полочку в свою коллекцию... да-да... где уже красуется много других человеческих голов!
Такое жуткое утверждение опровергнуть было тяжело. Почти невозможно. Стиснув зубы, чтобы не стучали слишком громко, и подозрительно вглядываясь в каждый тёмный угол - о, Пресвятая Дева, страшно! - девочки в отчаянии искали лестницу - ту самую, по которой поднимались час назад.
- Где же она, боже мой, где же она?! - со слезами вопрошала Марион.
- Кажется, кажется, - дрожащим голосом отвечала Эвелина, - она была где-то тут...
- Нашла! - торжествующе вскричала Марион, загремев по ступенькам.
Цепляясь за перила, спускались вниз. Вниз и вниз...
Внезапно лестница кончилась. И обе упёрлись в закрытую дверь.
Рраз! - нажали они на ручку - и оказались в ярко освещённой комнате.
- Боже, благодарю тебя! - всхлипнула Марион. И без сил опустилась на диванчик.
- Это, должно быть, кабинет графа, - догадалась Эвелина. - Э-э... моего отца, - поправилась она.
Да, несомненно, то был кабинет графа Шлавино. Размышляя так, Эвелина увидала вторую дверь - маленькую и узкую - ведшую из кабинета в соседнюю комнату.
Всё ясно: там спальня, и граф почивает. Взять канделябр со свечой - и уйти? Или сначала попросить разрешения?
Измерив шагами ковёр на полу, вытерев пальцем пыль с каминной полки и полюбовавшись узором на двери, Эвелина набралась-таки смелости и постучалась.
На стук никто не ответил, а дверь оказалась незаперта. И поскольку никто не пригласил, пришлось войти самим.
В спальне никого не было. И вообще - была ли то спальня?
То есть, наверное... конечно... это могла быть и спальня. Если предположить, что графу нравилось спать на столе, уставленном стеклянными колбами: большими, маленькими, худыми и пузатыми, с зелёным, жёлтым и синим содержимым. Красиво. Загадочно и...
А на столике у окна стояла весёлая круглая коробочка. И весёлой она смотрелась оттого, что доверху была полна разноцветных конфет: красных, зелёных, синих...
- Ах, какая красота! - умилилась Эвелина. И подошла поближе.
- Чудные конфетки, - облизнулась Марион. - И, наверное, вкусные.
В этом сомневаться не приходилось. Они были такие кругленькие, нарядненькие, сверху обсыпанные сахаром...
Дело в том, что в те далёкие времена девочки не каждый день ели конфеты. И даже не каждую неделю и не каждый год. А если уж говорить об Эвелине и Марион, то не забудьте, что ещё вчера одна жила в приюте, а другая - у злой мачехи. Сами подумайте: какие могли быть тут конфеты?
Хотя, если честно, то Эвелина однажды попробовала настоящую конфету. Да-да, это было в тот день, когда в город приезжала принцесса Розалия. Со своей роскошной свитой она посетила монастырь и каждой девочке вручила по конфете. Ах, какая она была вкусная, эта конфета! Вкуснее, наверное, чем все конфеты на свете!
Но вот девочки ходили вокруг стола - так и эдак, чтобы получше разглядеть нарядную коробочку - и похоже было... Да, ничего не попишешь: похоже было на то, что вот эти самые конфетки были ещё вкуснее, чем те, которыми принцесса угощала приютских девочек.
Кроме того, разглядев хорошенько коробочку, девочки, представьте, обнаружили, что конфет - неравное количество. То есть, например, жёлтеньких было две, красненьких - две, а вот зелёненьких... целых три! Выходило, что одна зелёненькая - лишняя.
Дальше - хуже. Потоптавшись ещё немного вокруг стола, девочки с тревогой установили, что не только зелёненьких было три. Но также и голубеньких!
Крути не крути, но выходило, что две конфетки были лишние.
Что было делать? Как быть?
- Граф, наверное, очень расстроется, если вздумает подсчитать, - взволновалась Эвелина.
- Но, может быть, мы сможем как-то помочь? Как-то исправить положение? - задалась вопросом Марион.
Они задумались. Крепко-крепко. И наверняка бы до чего-нибудь додумались, не сомневайтесь, если бы...
Если бы в кабинете за дверью не раздались тяжёлые шаги. В том самом, из которого они только что вышли.
Бимм! - стукнулся со звоном канделябр за стеной.
От неожиданности обе замерли.
- ...И как я тебе уже говорил, действуй бесшумно.
То был голос графа.
Эвелина хотела было выйти и извиниться, что забрела не туда, и рассказать о том, как ей понравился её замок, и кукла, и попросить свечу... И она как раз обдумывала, что сказать сначала, а что потом, когда из соседней комнаты проскрипел незнакомый голос:
- Да девчонка спит как сурок. Я нарочно постучался в её комнату. Никто не ответил.
- Тем не менее, - ответил граф. - Мне не хватало ещё визгов и криков о помощи. Замок, правда, пустынен - это хорошо. Но есть управляющий, сторож... и прочая бестолочь. Лучше всего - действуй, пока она не проснулась. Раз, раз - и... Да, это самое верное: убей её прямо во сне.
Чего-то они ещё говорили: деловито и довольно громко. Но ни Эвелина ни Марион не слышали. Они стояли за дверью "графской спальни" - ни живы ни мертвы от страха. О к-какой т-такой "девчонке" шёл разговор?.. Обе одновременно поглядели друг на друга.
"Бедняжка её сиятельство!" - навернулись слёзы на глаза Марион.
"Бедная славная Марион!" - сжалось сердце у Эвелины.
- ...а не жалко ли вашему сиятельству убивать собственную дочь?
Вот! Вот что расслышали они из графского кабинета!
В ответ раздался жуткий хохот.
- "Собственную дочь"? - Скрипели стулья - так граф умирал со смеху. - "Собственную дочь"? Ха-ха-ха-ха... Друг мой, у меня никогда не было собственной дочери!
ГЛАВА 2
про графа-проходимца, невинного кота Фауля и кукольную шляпку
Больше всего на свете им хотелось убежать. Сейчас же, немедленно, далеко-далеко - в объятия мачехи или в сиротский приют при монастыре Пигалиц. Но чтобы убежать, нужно было пройти через кабинет. А в кабинете сидели: во-первых, страшный-престрашный граф Шлавино, а во-вторых... Эвелина глянула в щелку...
Боже, что это был за мерзкий тип! Не тип - а расплывшийся в кресле кусок жира. Широкое как шар лицо... а зубы!.. Они были длиннющие и острые, как у сатаны с монастырской фрески - и торчали изо рта наподобие сабель!
- Упырь! - прошептала Марион. - Ей-богу, упырь!
- ...И вот что, Упырь, - сказал граф, перестав смеяться. - Чтоб никаких там ваших упырских штучек: с нападением из-за угла, питьём крови и прочее. Мне это глубоко противно. Всё должно быть прилично. Скажем... э-э...
Поднявшись со стула, он задумчиво прошёлся взад-вперёд.
- Скажем, так: не пережив выпавшего на её долю счастья, девчонка скончалась от сердечного удара. - Граф радостно потёр руки: - Да, это очень логично.
- Жаль, - вздохнул Упырь. - А я, по-правде, надеялся. Кровь ребёнка, как известно, омолаживает на десять лет. И была у меня мыслишка, - похлопал он себя по колышащемуся животу, - чуток подмолодеть. Однакож в толк не возьму, чем же она не угодила вашему сиятельству, эта кроха?
Не ответив, граф подошёл к окну.
- Какая полная сегодня луна, - молвил он. - Круглая, как блюдо... Как то блюдо, на котором я смешал утром два порошка - синий и жёлтый. И что получилось, как ты думаешь? - обернулся он к Упырю.
- Вовек не догадаться!
- Зелёный. Зелёный порошок. Такой зелёный, как трава, на которую упал отец этой девчонки. Раненый моим мечом десять лет назад.
- Нет, чести тут не было. Я напал на него из-за угла и удар пришёлся в спину.
- Ага, месть! - догадался Упырь.
- Месть? Нет. За что мне мстить графу? Он ничего мне не сделал. Нет, то была не месть, то была мечта. Я страстно мечтал жениться на его супруге, матери Эвелины.
- Ну, теперь всё ясно, - заулыбался Упырь, обнажив длинные зубищи. - Несчастная любовь. Она была красива? Хороша собой?
- Не так чтобы красива. И не больно хороша. Но она была богата!
Стоя у окна, граф разглядывал маленькую красную звёздочку в тёмном-претёмном небе.
- Ты знаешь меня с детских лет, Упырь. Мой отец был жалкий, совсем нечестолюбивый колдун. Жил в лесу, водил дружбу с лешими, любезничал с русалками. Такая жизнь ему нравилась. Мне - нет. Я всегда думал: мы, колдуны, обладая магическим даром, можем достичь многого. Большего, чем обычный человек. Я чувствовал себя полным сил, я готов был свернуть горы. Всю жизнь провести в хижинке? Нет, ни за что. Потому, едва достигнув взрослых лет, я тут же надел шляпу, сказал "адью" - и покинул отцовскую хижину.
Граф опёрся ладонями о подоконник и так напряжённо воззрился на красную звёздочку, что та стала тускнеть.
- Итак, я пришёл в человеческий город и поселился среди людей. Пылая желанием выковать своё счастье собственными руками, я взялся за дело, засучив рукава. Прежде всего, нужно было чем-то платить за чердак, что я снимал. Я устроился ловить бродячих кошек. Это было для меня совсем нетрудно. Ты же знаешь, я чую кошек за версту. Я стал грозой кошек. У-у, как они меня боялись! Наловив их с дюжину и обменяв на деньги, парочку-другую я уносил к себе домой. Для опытов. Потому что вечерами упражнялся в магии.
Отвернувшись от окна, к облегчению красной звёздочки, граф сложил руки на груди.
- Ты думаешь, колдунами рождаются? Нет, колдуны - это просто талантливые люди. Надо трудиться до седьмого пота, чтобы достигнуть чего-то. Я трудился до восьмого. Ты меня знаешь, я отмечен особой звездой. Я талантлив и удачлив, моя воля твёрже алмаза. Если я поставлю себе цель, то добьюсь во что бы то ни стало. Ничто меня не остановит: ни человеческие жизни, ни божьи законы. Я трудился днями и ночами, я упражнялся во многих областях - в астрологии, в алхимии - и кое-чего твёрдо добился. Но лучше всего у меня выходило готовить волшебные порошки. На то у меня открылся дар. Я стал яро изучать это дело и даже поступил на медицинский факультет университета в Салерно.
Для учёбы мне нужны были деньги. Больше, чем приносила ловля кошек. И я быстро нашёл их источник. Я пробавлялся тем, что заходил иными вечерами на постоялый двор, где останавливались состоятельные путешественники. Подсаживался к ним - и незаметно, за беседой, подсыпал им в вино мой "соглашательный порошок". Ты знаешь: кто проглотит этот порошок, начинает со всем соглашаться. Так вот, я подсыпал порошок, а потом требовал у бедняги денег. Много требовал, - ухмыльнулся колдун, - бесстыдно много...
Ну а днём я изучал медицину. О, это было страшно интересно. Ты знаешь, я открыл, что если захочу, могу увидеть внутренности любого человека. Я вижу, что у него и где болит. Я знаю ту травку, из которой можно сделать нужный порошок. Откуда знаю? Это загадка. Но я иду и нахожу её. Тёмной ночной порой... Так вылечил я домовладельца, сдававшего мне чердак, от ужасной болезни, изгрызшей его внутренности. Он умирал. Дни его были сочтены. Было страшно смотреть, что творилось в его в чреве. Будто гигантский рак забрался внутрь - и пожирал, пожирал, пожирал... В то время я был ещё юн и мягок душой. Не выдержав зрелища, я пошёл ночью в лес и нашёл там нужную травку. Я долго над ней колдовал - а утром отнёс ему порошок.
Граф улыбнулся, вспоминая.
- Он и сейчас живёт, этот толстяк - розовощёкий и весёлый... Тогда, в благодарность, он перестал брать с меня плату за чердак.
![[]](/img/m/melkumowa_a/graf/2girls.jpg)