Аннотация: Герои тоскуют, но недолго. Двух клоунов ожидает в скором времени неприятный сюрприз. Читатель узнает некоторые подробности уже прошедших событий.
Глава 26
Что такое пожертвовать собой ради кого-то? Часто мы думаем, что жертвуем собой, а на самом деле просто потакаем своей глупости, робости или самонадеянному мнению, будто лучше всех знаем, что самое правильное и благоприятное для другого человека. Ведь очень может быть, что нашим близким от нас и жертва-то никакая не нужна - а только мы и наша поддержка в том, через что они сами готовы пройти. Разумеется, речь здесь не о благородных поступках редких героев и мучеников, которые действительно готовы душу положить за други своя, именно целиком и полностью ради других людей и притом в такой ситуации, когда выхода другого нет.
Сначала Лиза вообще ничего не поняла. Как бы она ни старалась - прочесть записку Джун ей было не под силу, а Костику давать ее не хотелось. Никому она не разрешила бы прикоснуться к письму, которое было адресовано ей. Даже такому. Нет, особенно такому. В этих неровных, нервных строчках все равно видна была душа ее любимого человека. Разве можно их кому-то передоверить? Это почти то же самое, как рассказать всем секрет, который тебе одной сообщили, даже если эта тайна заведомо будет непонятна никому. Нет, это хуже: как будто она подсмотрела набросок чужой картины, скопировала и показывает всем подряд.
Потом кое-что начало доходить до ее сознания: Джун очень торопилась, поэтому и оставила такое послание - просто забылась на мгновенье. Это вполне естественно - так бывает. Да сама Лиза сколько раз пыталась писать кистью в тетрадях для конспектов лекций!
Но главный вопрос оставался без ответа: куда уехала ее соседка? И почему так разволновалась? Ведь все закончилось хорошо - и даже Лапиков своей тетушке ничего не рассказал. Иначе она бы опять включила сирену, наверное. Шутка ли - пожар, который чуть было не случился!
А вдруг... Страшная догадка посетила девушку. Вдруг двое родственников все-таки добились своего и уговорили кореянку на брак по расчету. Похитить они ее явно не сумели бы - она дралась как лев в последнюю их встречу. Но как знать, может, все разъезды ее соседки были связаны именно с этим - она встречалась с родными и поддалась на их убеждения. Ведь как ни надоедают нам члены нашей семьи, все равно повидаться с близкими людьми время от времени хочется, и особенно Джун, которая уже третий год месяцами не бывает дома. Одну загадку Лиза решила - конечно, прекрасная кореянка надолго исчезала в последнее время, чтобы пообщаться с... братьями, наверное.
Вот только невозможно поверить, чтобы кто-то мог так повлиять на эту самоуверенную особу и внушить ей, что она должна делать. Совсем не в ее стиле так поступать.
Лиза все думала, думала, переходила от недоумения к надежде и от злости на непонятную соседку, теперь уже, кажется, бывшую, к страху. Но, как и многие люди, хотя и не все, девушка предпочитала отгонять от себя грустные, пугающие мысли и ожидать лучшего разрешения трудностей.
Может, все не так страшно? Может, Джун просто собрала свои вещи заранее - неважно, что впереди еще около недели, - и погрузила их в машину да поехала, как обычно, кататься. А послание... Да, такого она раньше не делала никогда. Должно быть, все происходящее - это ее очередная шутка, розыгрыш. Она вернется и объяснит, что это за письмо. Конечно, все именно так.
Немного успокоившись, девушка бережно сложила письмо от Джун. Кто знает, может, оно не последнее. Может, они еще не раз обменяются посланиями - не на бумаге, так по электронной почте. Только надо заранее подготовиться к подобным шуточкам. Вот Джун удивится, если однажды Лиза ей ответит в ее манере. Наверное, сразу и не догадается. Ну а что? Ее спрятавшаяся соседка очень талантливая - это несомненно. Но ведь и у Лизы есть свои достоинства - усидчивость, например. Сейчас об этом, конечно, не время думать - да и возможности нет закалять свою трудоспособность. Но вернутся они все в Татринск, Лиза зайдет в парочку крупных книжных магазинов - и раздобудет необходимое для ответного шага. Джун еще придется признать, что второй раз такая шутка у нее не пройдет. Пусть только вернется.
Сидеть и дрожать как заяц, трусливый и жалкий, Федору не хотелось. Глупо это было. Ведь они ему пообещали, что это безопасно. Попросили специально позаботиться о том, чтобы никто не пострадал, и для смеху пригласить любителя сенсаций, паренька-журналиста, который вот уже две недели подряд развлекал общественность маленькими заметками, вывешиваемыми на доске объявлений. Он весьма живописную статью сочинил, посвященную экскурсии, предпринятой студентами, - кучеряво написано было, но привлекательно. Даже другие постояльцы соблазнились - а в результате младшая сестра их директрисы, Илона, обзавелась очередными туристами. Не мог такой ушлый товарищ наплевать на содержание записки. Когда эти двое узнали, какую Лапиков штуку выкинул с фотографиями, которые Федор по собственной инициативе сделал - где Лиза поливает кореянку водичкой, как будто думает, что та еще недостаточно выросла, - очень даже обрадовались. Они-то просто, увидев снимки, попросили разместить их на видном месте, а журналист своим интригующим заголовком придал затее законченность. "Журналист - это просто прекрасно, - переводил тот, что помоложе, восторженные прищелкивания своего товарища по проделкам. - Наша дорогая Джун должна очень-очень любить журналистов".
По какой-то причине Федор был уверен, что после того как Джун рванулась зачем-то вслед за студентами и он сообщил об этом ее знакомым, те больше к нему не обратятся. Но он ошибался. Дня два спустя они опять объявились - подкараулили его вечером, когда он возвращался домой. Он как раз был в отличном настроении: славно поговорил с малышкой Лизой - рассказывал ей, как варить варенье из лепестков роз. Это ее ужасно смешило: как можно есть цветы? Что было еще более забавно - обжора Аллочка наблюдала за ними и ничего не жевала. Странная тоже девица - разве он объект для ее исследований? Впрочем, ее внимание не пугало, в отличие от изучающих взглядов, которые изредка кидала на него корейская девчонка. Всякий раз он чувствовал, что близок к тому, чтобы все рассказать, - ведь было впечатление, что его видят насквозь и потешаются. И тут снова появились эти двое азиатов. Денег у них не меряно, по-видимому. Они заявили, что шутка не закончилась, что Федор не выполнил их последнюю просьбу, не подсыпал Джун снотворного, а значит, должен еще раз им помочь, и опять денег предложили. А набор первоклассных ножей недешево стоит... Ругая себя, повар согласился - ради своего же профессионального роста.
Просьба показалась жутковатой. Тот, что постарше, вручил консервную банку, с одного конца закрытую тонкой бежеватой пленкой. Другой еле понятно объяснил, что с этим делать ("сорвал защитную оболочку, дернул за кольцо и подбросил туда, где надо надымить") и зачем ("наша куколка Джун спросонья такая необычная - сам увидишь!"), уверил, что это совершенно безопасно и очень весело, и попросил позвать Лапикова, чтобы тот сделал фотографии выбегающих из домика в панике девчонок и развлек ими сначала двоих организаторов розыгрыша, а затем и всех гостей "Летней сказки".
Решился он, конечно, не сразу. День взял на раздумья. Злился на себя - за то, что все-таки на всякий случай сделал копию ключей, когда ни одной из обитательниц третьего коттеджа не было на базе. Если бы не эта его предусмотрительность - у него была бы возможность отказаться: сказать, что даже в открытое окно эту штуковину не забросишь, а дверь взламывать - слишком опасное и хлопотное дело. Так нет же: увидел ключи, прикинул, что с таким средством можно подшутить над кореянкой отменно - хоть медузу ей в кровать подложить, хоть туфли к полу приклеить, а ее друзья ему благодарны будут, - и не устоял. И вот поэтому у него не было отговорок от предприятия.
А тут еще эта рыжая девица - перестала заходить к нему, пока он готовил, и, насколько он мог видеть, выглядывая в зал (ее столик как раз был недалеко от двери на кухню), стала меньше есть, даже не верилось: оставляла еду на тарелке. Еду, которую в том числе и он готовил!
И Лиза, хоть и болтали они о готовке, ближе не становилась. Каждый раз, когда он чуть-чуть придвигался, она отодвигалась ровно на столько же. Да и не покидало его ощущение чьего-то тяжелого-тяжелого взгляда, следившего за каждым его действием во время этих их бесед.
В общем было как-то неуютно, и Федор решил отделаться от всех смущающих его вещей одним махом: закончит дела с корейцами и купит себе заветные ножи. Работа и еще раз работа. А с этими девчонками одни только хлопоты.
Вот только пирожков завтра испечет - для Лизы, а то что-то у нее аппетит плохой сегодня.
То письмо написать было непросто. Не потому, что каждое второе слово в нем было выдумкой. Этим как раз Джуну было заниматься легче легкого - богатая была фантазия да и практика длиною в жизнь. Трудно было потому, что каждое слово о Лизе и для Лизы вызывало воспоминания и мечты. Вот он пишет обращение и вспоминает, как познакомился со своей забавной соседкой-Цыпленком. Откладывает карандаш в сторону, потому что на бумаге уже появились не совместимые с его замыслом слова "не бойся", "я вернусь", "на самом деле я...", "мы скоро...", "твой...".
Потом, еще не начав писать второй вариант, он вдруг задумывается, что это его первое письмо, и жалеет, почему оно должно быть именно таким.
Но ведь он все уже решил. Существование Ли Джун - девушки скоро прекратится. Осталось полтора месяца, но эта девица в последнее время успела ему жутко надоесть. Последней каплей была влюбленность его девушки в него-девушку. Глупо, конечно, ревновать к самому себе, но действительность была такова. И самым лучшим решением, убивающим двух зайцев, а то и трех одновременно, было покинуть базу отдыха именно сейчас и не появляться перед Лизой больше ни разу в женском платье и в женском образе. Мало того, надо было сделать так, чтобы Цыпленок и думать забыла об этой гадкой корейской красотке. Необходимо было показать соседку Цыпленка в самом худшем свете. Чтобы Лиза не огорчилась, когда узнает о ее отсутствии. Чтобы она не гадала, куда подевалась эта заносчивая особа, которая иногда все-таки бывала с ней мила. Чтобы рассердилась на злое, жестокое, несправедливое письмо. Джун не хотел его писать - не потому, что это была ложь, а потому, что эта ложь, нацеленная на спасении его милой Лизы, все-таки могла причинить ей боль, заставить ее грустить, может, даже и поплакать. А она не должна плакать, если его нет рядом, чтобы утешить.
И все-таки он должен уехать, чтобы больше не ставить под угрозу жизнь и здоровье Лизы. Кто знает, до какой еще глупости додумаются его драгоценные братья? Он должен уехать, чтобы найти их первым и понять наконец, зачем они все это затеяли. Вероятнее всего, они что-то знали или подозревали. Или не они, а их матушка. Так или иначе, обращались они к нему все еще как к сестре, и что-то не сходилось.
Он должен уехать, чтобы не выдать себя самому, а с каждой минутой рядом со светловолосой художницей сдерживаться было все труднее. Просто невозможно было одеваться как девчонка, двигаться как девчонка, кокетничать с парнями как девчонка, пока Лиза была рядом и смотрела на это все.
Он обязан немедленно уехать, чтобы не вводить любимую в странное заблуждение, будто ей нравятся девушки. Яснее ясного, что раз она заинтересовалась им, то нравятся ей все же парни. А останься он рядом - и Лиза начнет в себе сомневаться, копаться, расстраиваться и мучиться. Ведь говорил же Валя, что она в растерянности. Так не годилось. Лучше уж разрушить тот красивенький образ корейской экзотической красавицы, которые себе нарисовала Лиза.
Должно быть, эта наивная малышка решила, что Джун - просто идеальна: и красива, и поет, и умна, и добра, а в довершение всего, она (именно она - в представлении Цыпленка) спасла Лизе жизнь. Героиня проклятая. И ведь он сам не мог плохо обращаться с Лизой. Больше не мог, поэтому все, что ему оставалось на этой неделе, - избегать ее общества, но и это почти не получалось. Отказаться ей позировать? И лишить себя удовольствия видеть ее вдохновленное лицо, наслаждаться плавными или резкими движениями ее рук? Это было невозможно. Или, может, в столовую не ходить? Ведь там трижды в день можно любоваться ее забавными взглядами в свою сторону, перехватывать их и заставлять краснеть, понимая, что сам, роковой, видите ли, красавец, роет себе могилу, влюбляя все больше Лизу в себя, и все-таки не совсем в себя.
Нет, выход он нашел правильный.
Вещи собраны и отнесены в машину. Оставалось только написать что-нибудь этакое, хлесткое, чтобы Цыпленок сразу поняла: надеяться не на что, ее новая знакомая действительно надменная зазнайка и терпеть не может такую простушку, как Лиза. А потом, через два месяца, никакой корейской соседки Цыпленка по отдыху на море не будет, а будет Ли Джун - красавец-мужчина, бравый и удалой, коротко стриженный. И будет он ухаживать за Елизаветой Самойловой и непременно преуспеет. Других вариантов просто быть не может!
Лиза... Как это они за четыре года, что Самойловы жили в Татринске, ни разу не встретились? Как они не столкнулись в этом году в институте? В буфете или в библиотеке или в спортзале - он бы ей уступил последнюю булочку с маком или разрешил присесть рядом за стол или загородил от шального мяча, упущенного растяпой-баскетболистом. Он бы, скорее всего, ей признался, ведь ему еще не было бы двадцати одного года и он не знал бы особого дедушкиного распоряжения. А значит, это было бы просто. И отца он уговорил бы, что пора разоблачаться. И завоевал бы сердце Лизы в два счета. Ведь она непременно захотела бы его нарисовать. Вот-вот, если бы он встретился с ней вместо этого загадочного Прекрасного принца (о нем как-то зашел разговор во время их посиделок под звездами), то они с Цыпленком уже были бы парой. Или он мог на нее наткнуться во время ее постоянных вылазок с мольбертом на улицы города. Подошел бы - хотя бы из любопытства - и пропал бы, увидев свою фею, волшебницу, Жар-Птицу.
И сейчас они были бы в Сеуле. Он непременно уговорил бы ее поехать с ним, а братьев и Аркадия Ильича уломал бы разрешить им эту поездку. Надо же познакомить свою девушку с родителями!
А потом они бы прогуливались по самым интересным местам города. Они бы зашли в ресторанчик на улице, где Джун непременно поджарил бы для Лизы самые лучшие кусочки мяса и накормил бы ее, завернув сочную говядину в листья салата. А вокруг бы сновали говорливые соотечественники. Они бы непременно забрались вдвоем на телебашню, чтобы посмотреть на его любимый город с высоты птичьего полета. Ей бы, наверное, понравилось в Кёнбоккуне - дворце корейских монархов - прошлись бы по огромным площадям, рассмотрели бы яркие, причудливые для сдержанного вкуса северных народов краски и формы. Дни их были бы и впрямь наполнены сверкающим счастьем. Экскурсовод говорил бы по-корейски, а Джун переводил бы, что-то и приукрасил бы или придумал свою историю - только для них двоих. А может, даже и до Чеджудо добрались бы. И никто бы им не мешал открывать друг в друге что-то новое, узнавать друг друга ближе и ближе.
Сил внести эти волшебные, нереальные картины возможного будущего, которое если и сбудется, то не сейчас и не так, не было.
Юноша быстро, не задумываясь, записал уже придуманные холодные, почти издевательские слова на бумагу и, не перечитывая их больше, свернул. Ему пришло в голову еще раз взглянуть на записку Лапикову от "неизвестного".
Одно было ясно: и писавший, и заказчики гибели им не желали. Если бы и Джун не был так предусмотрителен и чуток, так Лапиков бы все равно прибежал бы и открыл дверь и дым развеялся бы, и...
Джун вздрогнул. Он раз за разом прокручивал момент написания письма. И сейчас, сидя за рулем и направляясь в город по соседству, где и поселились в самой лучшей гостинице у моря его любимые братцы Хван и Чжихван, он также переживал, как же Лиза воспримет этот антишедевр эпистолярного жанра.
Только бы не плакала. Братья, конечно, успокоят, и "буки", и даже, кто ее знает, Куликова подсуетится. Но лучше него никто все равно не справится с утешением Цыпленка.
А эти двое клоунов, совсем не похожих на героя его слезовышибательной истории, придуманной наспех для Лизы (а ведь Джун тогда и не подозревал, что уже влип безвозвратно), - эти двое интриганов поплатятся. И начнет он с очевидного. Позвонит отцу и попросит о маленьком одолжении.
Подъезжая к белоснежному зданию с колоннами и огромными балконами, каким оно выглядело на рекламных щитах чуть ли не по всему городу, Джун увидел какой-то непонятный многоэтажный скворечник. Это и была лучшая гостиница города.
"Даже жалко их. Тут они привычного комфорта европейских отелей, наверное, не найдут. И не потому даже, что его там нет, а просто из предубеждения", - пожав плечами, юноша прошел в холл и быстро зарегистрировался. Все же с деньгами и положением, бросающимся в глаза, если только он намеренно не скрывал своего статуса, некоторые вещи получить до обидного легко.
"Вот и посмотрим, так ли им будет легко какое-то время обойтись без основы своего существования", - усмехнулся примерный сын после разговора со своим влиятельным отцом и начальником.
- Отец, с Ричардом я обо всем договорился. Он в восторге от кровавых подробностей нашей истории в картинках. Бедные львы, он такой кровожадный!
- Праздновать будем, когда будет официальный договор подписан. И избавься от привычки критиковать и высмеивать деловых партнеров
- Конечно, так и сделаю. Буду критиковать и высмеивать только родственников. Кстати, двое клоунов, которых я видел, это определенно наши дорогие Ли Хван и Ли Чжихван. Был с ними весьма оживленный разговор.
- Ты хочешь сказать, что они поехали за тобой? Они не пострадали после оживленной беседы?
- Нет, активный отдых еще никому не повредил, и я хотел бы с Вашей помощью сделать их отдых еще более активным. Скажем, пусть они ощутят все прелести независимость, в том числе и от финансов.
- Ты просишь меня заблокировать на время их карточки?
- Да, смиренно склоняюсь к Вашим стопам и униженно прошу наградить моих кузенов доверием, что они справятся и без денежных помочей.
Теперь можно было и отдохнуть немного. А там они сами к нему придут.
День прошел, обычный теплый, соленый, наполненный для одних радостью, созвучной ясному небу, для других грустью, еще более терзающей сердце оттого, что вокруг такая красота, а печаль не дает забыть о себе.
Бесцельно слоняясь по территории базы, Лиза нащупывала постоянно спрятанный в кармане бриджей листок бумаги, но на свет не доставала. А вдруг эти непонятные письмена сложатся в ясный ответ на вопрос, куда и почему скрылась Джун? Ведь верить в то, что это какой-то затянувшийся розыгрыш, гораздо проще.
Костик, которого она донимала до и после обеда, ничего ей сказать не мог.
- Ну не знаю я, не знаю, где Джун. Эта особа никогда передо мной не отчитывается.
- Может, вчера утром она что-то говорила, как-то по-другому смотрела на тебя? Вспомни, Тин-Тин, пожалуйста!
- Говорить не говорила, а вот смотрела еще как - так бы и наподдал, но нельзя: умеет зараза пользоваться тем, что девчонка!
- Ну что ты такое говоришь! Нельзя людей бить, если они тебя любят.
- Расскажи об этом мазохистам, сестренка, - ухмыльнулся Костя и ойкнул, получив увесистый шлепок от своей ненаглядной.
- Чему ты тут Лизочка учишь, а еще старший брат называется. Да Джуня тебя бы за такое...
- И слышать не хочу о восточных моралистах!
Пока Жизель воспитывала Костика, Лиза гадала, не грубость ли и черствость брата были причиной исчезновения Джун. Неужели, это никакой не розыгрыш, как ей хотелось верить, и ее прекрасная натурщица уехала, не попрощавшись? А вдруг она уехала вообще - и невозможно будет ее увидеть больше никогда?
Костик как-то отбился от притворно сердитой подруги и высказался:
- Как по мне, так правильно она уехала - так и знай, Лиз. И не волнуйся за нее - объявится. Не здесь - так дома. Даже лучше будет всем нам встретиться позже.
Что за безразличный человек у нее брат оказывается!
Через некоторое время выяснилось, что и два других не лучше. Ванечка расстроился, конечно, но больше из-за того, что лекции Джун на тему "Какие парни нравятся девушкам" для него внезапно закончились. Тин-Тин-младший, оторвавшись на секунду от стайки своих красавиц, которую развлекал какими-то забавными историями из жизни танцоров, посмеялся:
- Видать, мой идеал и впрямь недостижим. И все равно, какая стойкость! - и наотрез отказался объяснять свои слова. Почему-то он, как и Костик, был уверен, что никуда Джун не денется и они еще обязательно увидятся. А Лиза все равно беспокоилась.
Как же так? Почему ее нет? Ведь Лиза ничего не делала плохого или неосторожного. Целый день ее нет, целую ночь ее нет, и снова ее нет целый день. Ее лицо, весь ее облик... Было так уютно вслушиваться в ее дыхание. Лизе нравилось уважать ее чрезмерную стыдливость, даже усилившуюся в последнее время, расспрашивать о ее родине и семье и слышать в ответ, должно быть, очередной вымысел, сказку, фантазию - но такие милые, причудливые и забавные, что язык не поворачивался отругать эту лгунью.
Но и попытка нарисовать, скучая, красавицу-кореянку была неудачной.
Вчера, сразу после ужина девушка поспешила назад в номер, почти уверенная, что найдет там Джун и та рассмеется в ответ на расспросы, скажет, что нечего совать цыплячий клювик в дела взрослых людей с огромным жизненным опытом. Но ничего подобного. Номер был также пуст и безжизненен, как и утром, когда Лиза нашла этот каллиграфический изыск у себя под подушкой.
Чтобы скоротать время в ожидании, художница взялась за карандаш, но после пары штрихов, ловко очертивших стройную фигурку на бумаге, недовольно отложила его в сторону.
Это видение было красивой куклой, а не ее живой и сильной Джун. Ее смелой Джун. Ее великолепной Джун. Эта нарисованная фея, эльфийская принцесса, кто бы она ни была, ее любимым человеком быть не могла никак, хоть и похожа была чрезвычайно. Но в чем же было затруднение? Что это? Ни с кем из тех, кого она рисовала, такого не было. Она могла нарисовать не очень аккуратно, не всегда добивалась идеального сходства, но характер-то обычно передать удавалось.
Да о чем она думает-то? Вчера - это вчера. Зато стало ясно окончательно, что никакой это не розыгрыш, что-то не в порядке. Девушка встряхнулась, внутренне собралась и приготовилась действовать. В конце концов не может же она оставить все как есть! Вот только придумает, что делать!
Дверь неожиданно отворилась. Неужели вернулась?
- Что, до сих пор не объявилась? Это, товарищи, несомненно, заговор вражеских сил.
"Буки" вчетвером улеглись на пустующую кровать в унылой комнате. Инна присела на край стола. Как это она оторвалась от безраздельно ее Ромочки? Лиза пожала плечами, прогоняя неожиданно ехидную мысль. Конечно, Инна пришла ее поддержать - увидела, что ей не по себе, хоть и не знает причины, - и как подруга решила отвлечь.
- Да не грусти ты, Лизок, и так со вчерашнего утра смурная ходишь. А еще на ночь настроение портить?
- Девочки, я ничего не понимаю. Почему Джун взяла и просто исчезла? Неужели так расстроилась с этим феном?
- Наверное, ты ей чем-то не угодила, - лениво потянулась Инна.
- А может, наоборот, - задумалась Даша, разглядывая узор на своем новом платке. - Совершенно наоборот.
- Джуня Лизочку чем-то не угодила и сбежала, испугавшись ее гнева? - невольно фыркнула Жизель. - Да ну, брось эти свои теории мирового заговора, Дашка.
- Я имела в виду, что кто-то стал слишком угоден нашему боевому товарищу из Кореи.
- А не путаешь ли ты север с югом, Дарья? - покачала головой Вика. - Товарищи-то на севере, а Джун наша из других мест.
- А фот я ф Дафэй фовлафуфь, - Аллочка опять что-то ела. И с таким аппетитом. Пирожки? Откуда бы? И главное, не спешила никого угощать, а на каждый пирожок смотрела как на любимого котенка или птенчика. Прожевав, рыжая бука продолжила. - Позавчера Джун была какая-то странная. Очень откровенная. Нас утешала, что традиционно. Но и сама тоже пыталась пожаловаться - о своей несчастной любви. Это уже был сюрприз так сюрприз. Мы еще предположили... кое-что... и она отрицать не стала. Так что Даша права: причина ее исчезновения может быть в ее чувствах к... неизвестному.
- И в кого же из троих имеющихся Самойловых она втрескалась? - поинтересовалась Инна. - С ними она чаще всего общается.
- А почему троих? - пожала плечами Дарья. - Их тут четверо таких.
- Ну... Лиза-то не в счет! - вступилась Вика.
- Вот именно, - поддержала Самойлова, которая не в счет.
- А это я так для протокола уточняю, что Самойловых у нас четверо. И со всеми четверыми у пропавшей сложились теплые доверительные отношения.
- Ну ты Дашка и завернула, - Толстушка хихикнула. - Что ж она тогда деру дала, да еще никому ничего не сказала? Если уж влюбилась. И поросеночек мой тут не при чем - так и знайте.
- Это еще почему? - прищурилась Инна, а Лиза мысленно сжалась. Ей очень не хотелось, чтобы кто-то переубеждал Жизель. Ведь Джун не виновата в том, что любит того, кого любит. Если бы можно было выбирать, в кого влюбляться!
- Да ведь Джуня его столько раз била - разве поднимется рука на любимого человека?
- Еще как! - хором воскликнули Аллочка, Вика и Инна, а потом удивленно переглянулись.
- И все-таки почему Джун исчезла, не поведав очередную сказку о том, что она срочно должна разыскать в соседнем городе пропавшего любимого актера ее мамы? Или, например, о том, что ее родственники хотят заставить ее сделать пластическую операцию, потому что им кажется, что она недостаточно красива? - продолжала размышлять Аллочка.
Очень у нее похоже получилось выдумать за Джун одну из ее историй. Лиза даже представила, как кореянка, горестно вздыхая, жалуется на придирчивость родни к ее безупречной внешности.
- А по-моему, сестры, мы выбрали неверную тактику. Пришли поднимать боевой дух нашего товарища, а сами только строим предположения.
- И то верно, - согласилась Вика с командиром-Дарьей. - Чего бы тебе хотелось, Лиза. Мы бы помогли.
- Мне бы... я хочу... мне нужно узнать, где Джун и чтобы она сама все объяснила. - Лиза сначала деловито сжала кулаки, пытаясь раззадориться, но потом опустила руки на покрывало. - Но это ведь невозможно!
- А вот тут ты ошибаешься, - довольно улыбнулась Аллочка.
- Да Лизок, с твоей помощью мы быстро найдем пропащую Джуню. Дашка, давай свой телефон!
- Бесполезно, я ей второй день звоню каждые полчаса - не отвечает, - Лиза совсем приуныла: она ведь надеялась на чудо.
- Для наших людей невозможного нет, запомни, товарищ Самойлова это крепко.
- Скорее уж для современных мобильников нет невозможного, - поправила Вика. - Сама ведь недавно помогла нам покопаться в настройках телефона Ли Джун. А подходящую карту местности мы еще третьего дня скачали.
Он чувствовал кожей ее отсутствие. Было так, будто они были связаны множеством невидимых нитей, а потом эти нити разом порвались, с кровью. Он был человеком, который вышел на раскаленную железную крышу небоскреба в одном кроссовке, и тот был надет не на ту ногу.
Мягкая кровать его номера, который он снял в самой лучшей гостинице города - дорогой, новой, комфортабельной и, как ни странно, элегантной, казалась ему мостовой, на которую он упал в изнеможении, после того как кричал ей вслед, чтобы она не бросала его. Но... если бы это она покинула его - он нашел бы силы продолжать преследовать и уговаривать. К несчастью, своим врагом был он сам. Он сам написал это дурацкое и нечестное письмо. Он сам решил, что должен ее покинуть - ради ее же безопасности, и до сих пор был уверен, что прав.
Стены комнаты, не сравнимо более пышно обставленной, чем скромный домик на базе, казались ему ловушкой, и юноша вышел прогуляться по недлинной набережной, вид которой из окна привлек его маленькими, словно игрушечными ротондами - песочно-желтыми с белыми колоннами, таким наивным намеком на античность.
Широко шагая и не думая о том, чтобы кого-то изображать, он перебирал по одному доводы, иногда сбиваясь на гнев, но снова возвращаясь к логике рассуждений.
Эти мерзавцы заигрались в шпионов. Что бы им ни было нужно от него - как они посмели поднять руку на его Цыпленка! Главное, так подло!
Вчера утром он заслужил, конечно, пару недовольных взглядов - не слов, Цыпленок жаловаться практически не умела, только обиженно выпячивать губки и спрашивала, как она могла оказаться на скамейке и ничего не помнить о том, что сама выбежала вместе с ним из задымленной комнаты. Глядя на ее беззащитное, наивное лицо, он понял, что это последняя капля. Надо было уезжать после того случая.
Все эти странности могли бы привести к одному результату - если бы он не был так умен и талантлив и находчив, если бы ему так не везло, если бы рядом не было Лизы. Его запросто могли бы разоблачить. Дым-то знатный был. Как поступит здравомыслящий человек, если, пока он переодевается, в доме начинается пожар? Наспех накинет что-то и выбежит. А ему наспех нельзя - никак нельзя. Но, разумеется, спасая себя и свою девушку, он о макияже, нарядах и прочем не думал вовсе. И только вчерашний загул с влюбленными буками, после которого он завалился спать одетым и (самому не верится - такой это дурной тон) накрашенным, спас его от полного разоблачения.
Но чего они ждали от него, когда Лиза странным образом стала тонуть? Напросилась же, смелая пташка, сама на неприятности, а им того только и надо было. Воспользовались ее добрым порывом, а потом... И вспоминать-то страшно! А тогда - единственной мыслью было успеть спасти. Она даже не поняла, наивная душа, что ее специально в море столкнули... Чего ждали? Да того же - чтобы он бросился ее вытаскивать и намок, и... если бы не Валентин, сразу почти накрывший его какой-то тряпкой...
Надо же было Цыпленку так не повезти - с ним столкнуться! Знал бы - никогда не разрешил ей поселиться в своей комнате. Нашли бы для нее место - да третьей подселили бы к Жизель и ее подружке-гусыне! Конечно, он тогда думал о своем удобстве и был слишком самоуверен. А наивная Лиза теперь страдает. По его вине. По его "милости".
И ведь, если подумать, выходка с фотографиями, если бы не подпись, на спех прилепленная Лапиковым, тоже могла преследовать ту же цель - разоблачить его перед большим количеством народа. И снотворное... он было решил, что они его хотели похитить и заставить подписать отказ от наследства или от претензий на руководящие должности в корпорации. А они, вероятно, задумали что-то другое.
А это значило, что клоуны действительно знали содержание распоряжения дедушки... Но он никогда не думал, что они могут зайти так далеко.
Мысли у него путались, а его путеводной звезды рядом не было. В присутствии Лизы ему было несравнимо легче. Даже не над кем пошутить! Некому рассказать очередную сказочку. Приобнять, пользуясь наивностью, - ничего больше, разумеется, он себе не позволял, хотя и воображал иногда, как растворяется тонкая стенка между комнатой и ванной, как раз тогда, когда Цыпленок плескается под душем. Но от такой реконструкции помещения он первый пострадал бы... Еще больше ему не хватало ее доверчивых глаз, удивленных и бесхитростных. Он чувствовал, что корейская соседка нравится Лизе, надеялся, что она видит в нем хорошего знакомого, а может даже, друга. "Подругу", - ехидно поправлял он сам себя. "Конечно, мы подруги, - улыбалась Лиза в его воображении. - Подруги и нечто большее".
Да уж, была у него еще одна причина держаться от малышки подальше. К чему бы могли привести их отношения? Он пока выдать себя не может. Так просто с наследством не расстаются. Но и сдерживаться в ее присутствии все сложнее. Он как-то чуть в задумчивости не вышел во вполне мужской одежде - белая майка и джинсы. Во время опомнился. А все потому, что только и думал о том, что идет с Цыпленком смотреть на звезды. Идет смотреть на звезды с девушкой. Со своей девушкой-звездой. Со своей девушкой. Конечно, она была его девушкой. Уже никаких сомнений не оставалось. Просто он долго был слеп и глуп, да и вообще не верил в такое быстрое развитие отношений.
Джун остановился прямо посередине набережной, не заметив, как длинный подол голубого платья, в которое он вырядился на случай встречи с родственничками (не собирался он им так просто сдаваться!), хлопнул по ногам. Все-таки он дурак, хоть и талантов ему не занимать. Ведь тот факт, что Лиза ему дорога и что они сблизились за это время, уже не отменить! Что за мелодраму он тут разыгрывать вздумал! Несмотря на тряпки и раскраску, он же не девчонка. Вздумал тут побег жертвенный устраивать. А о Лизе-то подумал? Ведь она все равно осталась под прицелом. Ведь братья ее всего не знают, а впереди еще почти неделя... Его клоуны не найдут, а к ней могут прийти и спросить. С их чудовищным английским коммуникация получится та еще. Да ведь... он им вообще не нужен, по сути дела, - братцы могут решить, что Лиза в курсе его обстоятельств. И начнут убедительно уговаривать ее выдать его. Надо быть рядом с ней. Неважно, что его записка могла ее рассердить или расстроить. Уж он-то сумеет объяснить все лучшим образом.
"Да, приятель, хороший предлог для того, чтобы вернуться к Цыпленку под крылышко. Сбежал ради нее и возвращаешься тоже ради нее. Ты просто своих чувств боишься. Так и скажи, а не устраивай тут логические цепочки. Ну скажи же: я ее по-настоящему, искренне, безумно..."
По плечу легонько постучали, прервав его признание, и не дожидаясь ответа, его обхватили две знакомые ручки. Стремительно развернувшись, недоумевающий и уже счастливый от несомненной догадки,
- Цыпленок! Ты как меня нашла? - выдохнул он недоверчиво и вместе с тем радостно. Ее маленькая фигурка подсвечивалась солнцем. Его крошка-соседка, его маленькая художница, его драгоценность, его любовь, держащая его сердце в своих полудетских ручках. Что она там говорит?
- Джун! Почему ты убежала, вредная ты корейская мисс? Я что-то не так сделала? А что это за странное письмо ты оставила? Ты же умеешь писать по-русски!
Не дослушав, он приподнял ее и закружил. Вот она - с ним, целиком и полностью. Воздух обнимал их. Казалось, еще чуть-чуть...
- Ты что? Поставь - а то надорвешься! Нам девушкам нельзя тяжесть поднимать! - отбивалась Лиза. - Я тебя тоже рада видеть, но не хватаю же и не таскаю!
- Еще чего не хватало. Тебе нельзя - уронишь мое величество - не расплатишься перед семьей и компанией до конца жизни.
Джун пришел в себя. Конечно, она ведь не знает. Просто его чистая сердцем малышка решила выяснить, чем не угодила своей капризной соседке. А если вспомнить, о чем они недавно беседовали по-дружески с Валентином...
- А что ты говорила о моей записке? Я немного резко выражаюсь в письменной речи.
"Как будто это достаточное объяснение для грубости. Может, она меня разыскивала, чтобы за волосы оттаскать? Нет, это не о Лизе"
Лиза протянула ему его письмо, и юноша, спешно схватив злополучный листок бумаги, на котором он писал, что больше не может находиться в ее обществе. Лист бумаги на солнце был нестерпимо белым и почти слепящим, и все-таки прочитать свое злое обманное письмо он сумел и рассмеялся. Ну он и простофиля! Удачливый простофиля. Или он просто гениален даже в своих оплошностях.
- Джун, ты, конечно, не раз говорила, что оказываешь на меня благотворное влияние, но даже тебе не под силу научить меня читать ваши иероглифы без подготовки, - Цыпленок уже отдышалась и подбоченившись грозно смотрела на него снизу вверх. - Объясни сейчас же, что ты там написала! Почему сбежала?
- Никакие это не иероглифы, Цыпленок, - возмутилась ее дорогая сбежавшая соседка. - У нас, корейцев, самый лучший в мире алфавит, созданный на научной основе.
- Ты от вопроса-то не уходи, Джун, - Лиза и сердилась, и смеялась одновременно. Судя по тому, как ей обрадовалась кореянка, ничего страшного в письме не было. До сих пор сердце стучало, и дышать было трудно. А уж лицо красное было - это точно. И все-таки, хоть соседка и принялась ее обнимать, почему она уехала - было непонятно.
- Ох... начать что ли тебя корейскому учить? - Джун взъерошила свои волосы. - Я ведь в записке и сообщила, что еду развеяться в город на пару дней - пройтись по магазинам, поесть нормальной еды, в клуб сходить. А вы уже панику подняли.
- Да это только я, - Лизе опять было неловко. Она всех переполошила, извела братьев своими вздохами и грустным видом. - А Костик - так вообще обрадовался. Сказал, что ты правильно поступаешь.
- Вот Хрюша неблагодарный тип! - усмехнулась Джун. И Лиза не могла с ней не согласиться. Почему ее брат так предвзято относится к той, кто привел к нему Жизель? Насколько сильно Костя обожает свою Степашку было ясно с первого взгляда даже Лизе.
- И как же ты тогда меня нашла, если не читала письма?
- Ну... только обещай, что не будешь им мстить...
- Кому мстить и за что? - Джун опасно прищурилась, а у Лизы даже дух захватило. Красавица, хищная, пугающая красавица.
- "Букам", - тихо-тихо ответила Лиза и молитвенно сложила руки. - Они не со зла, просто хотели знать, куда ты иногда пропадаешь, вот и поставили тебе на телефон программку такую - которая показывает на карте в телефоне Даши, где ты находишься.
- А как, позволь спросить, у них оказался мой телефон?
Неловкий момент был. Кореянка пристально на нее смотрела, и скрыть от нее ничего было невозможно.
- Они как-то заходили вечером, когда ты в душе была, и рассматривали вроде бы заставку на телефоне. А о программе я только вчера вечером узнала.
- Да уж никакой личной жизни с этими юными барабанщицами, - Джун опять была само добродушие. - А что им мстить-то? Сами со своим характером получат судьбу - и на здоровье. Я-то тут причем?
- Личная жизнь? Так ты с кем-то встречаешься? То-то ты такая нарядная и в платье даже, - Лизе стало даже как-то неприятно. Вдруг она помешала готовящемуся свиданию. Так любящие люди не поступают!
- Ну... можно и так сказать, Цыпленок. Правда, я об этом узнал только сегодня.
- Узнала! - почти автоматически поправила Лиза. Почему-то ей было трудно дышать. С кем же встречается ее прекрасная принцесса? Каким же совершенным должен быть этот человек? - Извини, что я появилась так внезапно, нарушаю твои планы.
Лиза повернулась, чтобы уйти, но крепкая рука легла ей на плечо и задержала.
- Ну-ну, Цыпленок, не надо вешать клюв. Ты не нарушила мои планы, а даже наоборот. Я сейчас вернусь с тобой и буду вновь ближе к человеку, с которым встречаюсь, - Джун повернула ее к себе лицом и быстро обняла и так же быстро отодвинула от себя. - Спасибо, что пришла, Цыпленок.
Сегодня утром Лиза вскочила засветло и все никак не могла дождаться, когда же можно будет идти на остановку автобуса, чтобы скорее добраться в город. Хитроумное устройство ясно дало понять, мигая красным беспокойным кружком, что их пропажа находится в городе по соседству, мало того - увеличивая карту, Дашка и Аллочка сообщили, что искать Джун надо в районе старой набережной, где как раз полно пансионатов, отелей и частных гостевых домов. Чуть ли не подгоняя водителя маршрутки, хотя и мысленно, девушка уже мысленно была там, где была ее соседка.
"Буду ходить хоть три часа подряд - и все-таки дождусь встречи", - решительный настрой помогал не волноваться о том, какой будет эта встреча. И вот ее смелость была вознаграждена: после часа снования туда-сюда по улице среди немногочисленных по случаю дневной жары прохожих, Лиза увидела стремительно меряющую набережную длинными ногами, скрытыми под изумительно красивым бирюзовой шелковой тканью сарафана, а потом внезапно застывшую стройным маяком фигуру, которую так много раз рисовала в эти дни.
И теперь, когда выяснилось, что Джун никуда не сбегала, а просто случайно оставила записку на корейском языке ("Рассеянность, Цыпленок, более заразная штука, чем гениальность, так что ты меня и тут победила"), можно было узнать и о ее делах сердечных.
- Тебе что нравится кто-то с базы? Кто-то из наших? Или из других отдыхающих? А может, Федя? - выпытывала Лиза, теряясь в догадках, и шагая рядом с кореянкой, чья походка заметно замедлилась.
- Только не говори мне, что все-таки Костя выбрал из вас двоих тебя? - вдруг пришло ей в голову. - Ты мне, конечно, очень нравишься, но Толстушка... она для брата особенная. Что на него могло найти, чтобы он выбрал тебя? Поэтому он не волновался - знал, где ты?
- Цыпленок, что ж ты обо мне такого плохого мнения? Это ведь я - оплот морали и нравственности, этическое совершенство и уравновешенность! - махнула рукой смеющаяся Джун. - Так вот что ты себе напридумывала, глупая девчонка! Может, ты еще и с Хрюшей поделилась своими выводами?
- Поделилась, - кивнула Лиза. - Я его вчера отругала, что он тебя мучает. Пристает с тренировками и не дает тебе прийти в себя после несчастной любви.
Джун, казалось, лопнет от смеха. У нее на глазах даже слезы выступили.
- Лиза-Лиза, тебе надо комиксы рисовать с такой фантазией! Не хочешь попробовать себя в жанре манхвы для девочек? Я и Хрюша? Да он мне как брат почти. А теперь... - кореянка немного задумалась и нехотя продолжила. - А теперь, похоже, не просто брат, а старший брат. Вот она судьба.
Лиза ничего не поняла - так и заявила Джун, а та отделалась отговоркой, что, дескать, Лизе пока рано понимать. А что рано? Подумаешь - Джун и Костик всего-то на три года старше.
- Постой, может, тебе Валя понравился все-таки? Он ухаживать умеет...
- А уж как Вале я нравлюсь - это и словами не выразить, - хмыкнула кореянка и деловито добавила. - Ладно, Цыпленок ты мой ненаглядный, поедем-ка назад. Или нет, погоди!
Джун подумал, что уж теперь-то имеет полное право исполнить одно из своих маленьких, скромных желаний.
- Мы с тобой, моя... Цыпленок, займемся тем, чем занимаются все хорошие девочки, когда выбираются в город.
- Пойдем в краеведческий музей и библиотеку? - спросило его наивное чудо в перьях. - А может, лучше сразу назад? А то я всех всполошила - надо же народ успокоить.
Джун показательно закатил глаза, достал телефон и набрал Хрюшу:
- Да, я. Что хочу сказать? Твоя сестра меня нашла. А как - это ты свою Степашку поспрашивай, братец. Нет, пока не собираюсь. В общем, через пять часов мы вернемся. Да не кричи ты так! Я человек чести, между прочим. Как ты вообще это себе представляешь? Пройдемся по магазинам, пообедаем - как хорошие подруги. Сам ты бёнтхэ-сэкки! Конечно, поговорим. Я еще узнаю, почему это у моей... дорогой подруги ни одной приличной вещи в гардеробе нет... Все, братец, хочу, могу и буду.
Закончив эту содержательную беседу, во время которой Константин Аркадьевич Самойлов обвинил его в растлении малолетних, в нехороших намерениях и еще много в чем, Джун зажмурился от предвкушения.
Следующие два часа пролетели незаметно. Он с удовольствием наблюдал за перевоплощениями своей маленькой волшебной девочки.
- Ну хотя бы семь можно, а? А шесть с половиной? - торговался он, но Лиза согласилась только на два. Платья. И это была победа. Ведь сначала упрямица отказалась принимать от него подарки. Конечно, Джун нашел выход. Он притворился грустным-грустным и сказал, что все осознает и ему очень неудобно, что его оплошность с письмом так перепугала добрую Лизу, и прийти в себя он сможет, только если как-то загладит свою вину. Тем более что из-за пожара скудный гардероб Лизы стал меньше еще на одну вещь - и опять-таки по вине соседа-соседки. Разумеется, это наивное дитя с радостью согласилось облегчить муки его совести. Но вот ограничила его свободу покупкой всего двух нарядов. И как так можно? Встретит он еще этих мужчин семейства Самойловых. Они ему ответят за то, что не развили в его драгоценной половине чувство стиля! Он ведь мог проглядеть свою судьбу из-за них!
- Ладно, два, значит, два. Но, чур, тогда с туфлями и... ну сама знаешь - со всем остальным.
- Джун, ты такая милая, когда смущаешься! Наверное, из-за стеснительности и нормальное белье купить не можешь. - Эта мелкая... соблазнительница его еще и подкалывает! А как тут не смущаться, когда с девчонкой о таких деликатных предметах говоришь? Он ведь только начал.
Лиза провела эти два часа как в другом мире. Не потому, что в больших и сверкающих магазинах она никогда не была. Наверное, в Татринске были и более красивые модные лавки. Но главным было то, что она все это время провела с Джун, которая каким-то странным образом за эти два дня в разлуке переменилась. Как будто выросла еще. Как будто... если бы Джун была художницей, Лиза бы решила, что она только что нарисовала свою лучшую картину и ждет, что скажут зрители. Ее соседка была готовой к чему-то важному, а Лизу радовала возможность видеть эту новую, еще более ослепительную Джун. Радовала и пугала. Было очень страшно, ведь девушка ждала чего-то подобного, но не думала, что это произойдет так скоро. Она надеялась, что дома, то есть совсем дома, в Татринске, они с Джун продолжат общаться, может, не ежедневно. Хотя кто помешает Лизе потихоньку приходить на ее факультет и поглядывать из-за угла? Но если прекрасная кореянка все же нашла свою судьбу, то теперь она будет все время проводить с ним даже здесь, на берегу моря.
"Почему меня это совсем не радует? Разве не должна я поддерживать свою новую подругу, ведь на этот раз, я уверена, я и моя подруга влюблены в разных людей. Хотя бы потому, что я вообще ни в кого не влюблена, кроме нее. Только бы не вырвалось ничего неосторожного..."
Эти два платья - солнечно-желтое, какое-то все пушистое, даже с перышками маленькими, и лавандовое - Джун выбрала для нее сама, заявив, что ее вкусу трудно доверять. Джун смотрела на нее почти с восхищением и улыбалась не насмешливо, не иронично, а открыто и солнечно. Ее вода, без которой не возможно творчество, не мыслима живопись, ее звезда, на которую можно смотреть и издалека, ее тайна, самая светлая и самая печальная.
- Ну, ты снял денег, идиот? Или твой жуткий английский опять никто не понял?
- У меня он хотя бы жуткий...
- Что ты там ворчишь, младший?
- Хён, почему-то пишут, что в выдаче отказано.
- Да ты просто не на ту кнопку нажал, а теперь выдумываешь!
- Нет, наверное, в этом банкомате просто нет наличных.
- В десятом подряд? Ну ты и идиот!
- Так родственники все-таки...
- Ты опять бубнишь себе под нос! Поучить тебя уважению к старшим?
- Не надо. Кстати, Хвёдор нам уже не помощник, раз Джун больше не живет в этом... кемпинге. Так что можно денег ему и не давать.
- Я и не собираюсь ему платить - итак у него ничего не вышло. Сами за дело возьмемся. По-родственному и с размахом. Поехали найдем нормальный банкомат или банк.
- Что-то я сильно сомневаюсь...
- Бросай эту привычку, идиот!
Примечания
Кёнбоккун - буквально "дворец сверкающего счастья"
Чеждудо - субтропический остров, любимое место отдыха корейцев.