... Тот день, ни числа, ни месяца которого Она не помнила, а помнила лишь тяжелый дождь с пронзительным ветром и мелкими царапающими кожу градинами - тот день, вероятно июля (в июне листья бледнее, а в августе дождь по-другому пахнет), стал началом ее новой жизни.
Зонта у нее не оказалось, как и плаща, и присутствие туфель на ногах уже не имело никакого смысла - они утонули в неожиданно образовавшемся водоеме. В такую погоду крыша над головой - лучшее спасение. Район был малознакомый, решетки между арками дома, к которому она притиснулась, закрыты кодовыми замками. Она ждала такси, такси не было.
Когда Ее автобус с забрызганными дождем стеклами показался из-за поворота, Она судорожно дернула замочек своей сумочки в надежде вытащить кошелек с мелочью. Застежка не поддалась, что-то там заклинило. Автобус, моргая фарами, безжалостно удалился. Несколько минут спустя Она готова была прыгнуть в автобус и без денег - бывают же добрые водители. Да и пассажиры не дали бы в обиду - холодно же, и вид у нее такой жалкий. Но автобус ушел, другого не было. О такси уже не мечталось: кто ж бесплатно повезет мокрую беспомощную девушку...
Ее платье (красное) в несколько мгновений превратилось в прилипшую к коже материю, леденящую тело при каждом движении ветра; ноги немели в потоке холодной воды.
Громыхало, яркие молнии терзали небо; холод, усталость, и нелепость ситуации раздражали ужасно - Она готова была зарыдать вместе с дождем, но пожалеть ее было некому: улицы совсем опустели. Ни машин, ни людей - неприятное одиночество, очень даже неприятное. В серых помрачневших сталинках одно за другим гасли окна.
Вдруг ей показалось, что дождь кончился - стало теплее, холодные капли перестали стекать за шиворот. Подняв голову вверх, Она увидела купол зонта, потом мужскую руку, сжимавшую его. Потом - лицо, улыбку... Глаза были очень добрыми. И спокойными. Почему-то лицо показалось ей очень знакомым. Но Она не знала ни имени этого человека, ни причины, по которой незнакомец был ей так близок.
Они шли сначала по асфальту, потом по мокрой хлюпающей траве, потом дождь утих, потом ей стало страшно.
"Маньяк, - поняла Она, - приятная улыбка, внешность располагающая - конечно маньяк - все они такие! Куда мы идем? Куда я с ним иду? Дура я, дура. Наверное, я иду по траве последний раз в жизни".
В следующее мгновение ничего не изменилось - трава, тощие влажные березки, посвежевшее небо - все было точно таким же, только Она этого уже не видела. И стаю черных ворон Она не видела тоже.
Разбуженная утренним светом, едва открыв глаза, моргая и прищуриваясь, в надежде связать свое присутствие в незнакомом месте с чем-то ускользнувшим из памяти, Она переводила взгляд со стеллажа на стол, на тикающие часы, на полураспустившийся цветок гибискуса на окне, открытом настежь. "Наверное, меня занесло сюда ветром", - решила она и успокоилась. Ни о чем серьезном думать не хотелось, да и вообще не хотелось думать. Она вновь закрыла глаза, потянулась под теплым шерстяным одеялом - райское шерстяное наслаждение - и заснула. Под стрекот невидимых кузнечиков и баюкающее тиканье часов, незаметно и безжалостно уносящих время.
Проснулась Она около трех часов дня дома, укрытая пледом, на диване. Трюмо отразило ее сонные глаза и вытянутые в улыбку губы, но в ту же секунду лицо приобрело удивленное выражение. На ее груди, вернее на синей майке - чужой и не по размеру - красовалась надпись "reebock". Свое уже высохшее красное платье она обнаружила висящим на балконе. Прежде, чем вернуться к мыслям о вчерашнем дне, она приблизилась к холодильнику - очень хотелось есть. Заедая черничный йогурт мякишем белого хлеба, Она вспомнила, невольно вздрогнув, ужасный дождь и симпатичного незнакомца. Освоившись в новой реальности и приструнив разбредающиеся мысли, Она решила поделиться некоторыми из своих догадок с подругой.
- Але, Валя? Валя, привет. Слушай, тут такие новости...
Из кухни донесся грохот расколотой чашки и жалобное мяуканье.
- Валюнчик, прости, через минуту я перезвоню.
Собрала осколки, выгнала на лестничную клетку обожженного, смазанного мазью, кота и делиться сокровенным с подругой передумала.
- Валь, я под такой ливень вчера попала, такой ливень! Чуть туфли мои не уплыли. На маршрутке до дома добралась кое-как. Чудом не простудилась, чай вот пью сейчас из мяты с лимоном. Ты-то как?
2.
- Да зачем мне белое платье? Эти рюшечки-оборочки-ленточки?
Двое молодых людей кружили по залам свадебного салона. Зеркала множили фигуры жизнерадостных посетителей, концентрация парфюма и нежности в воздухе достигала предела. Ну, если не считать некоторых невыразительных споров. (Салон обещал исполнение любых дамских капризов, женихи расставались с содержимым своих кошельков не без сожаления).
Ничего не выбрав, они выпорхнули на улицу.
Город жизнерадостно бурлил, наполнившись солнечной энергией и улыбками полураздетых граждан. Возле перекрестка двух улиц струился фонтан, шелестя и подмигивая, разбрызгивая свежие прохладные капли.
Двое молодых людей подошли к нему, встали возле, защебетав о чем-то, но вскоре перестали слышать друг друга - по другую сторону от фонтана громкоголосый уличный певец в окружении ватаги юнцов захрипел что-то страстное и надрывное.
От ватаги отделилось юное создание со светло-голубыми глазами и загорелым лицом, бережно неся перед собой пеструю кепочку, перевернутую донышком вверх. Девочка предлагала кепочку и голубые глаза всем присутствующим, вернее каждому из присутствующих при этом зрелище, ласково улыбаясь. Кепочка потихоньку заполнялась монетами и купюрами, девочка пританцовывала вокруг фонтана, миннезингер ловил минуты славы и краем глаза пытался оценить величину гонорара. Когда девочка во второй раз подошла к паре молодых людей, им пришлось удалиться с облюбованного места.
Жара стояла такая, что некоторые из кружочков на асфальте, представляющие собой выплюнутые и расплющенные жевательные резинки, начали таять и приклеиваться к подошвам туфель. Отпуск вкупе с медовым месяцем виделся молодым людям в разных - один другого слаще - вариантах. Обсуждая перспективы его проведения, споря и веселясь, парочка плюхнулась в белые пластмассовые кресла уличного кафе. Глотая большие куски холодного мороженого и прикладывая баночки с кока-колой к покрасневшим участкам кожи, они беззаботно улыбались друг другу. Красное платье от стекающего по телу пота начало приклеиваться к спине - это было именно так, хотя и было не слишком приятно; однако никакие дезодоранты в такую жару, известное дело, не помогают.
И вдруг... Вдруг Она неожиданно и безвозвратно потеряла нить разговора: хотя Она сидела, развернувшись к шоссе, но взгляд был устремлен исключительно на собеседника; Она не могла видеть, но чувствовала - на другой стороне проспекта, на остановке, возле которой учтиво притормаживали просторные импортные автобусы и впадали в ступор разнокалиберные нервные маршрутки, - стоял возле лавочки, держа в правой руке свернутую газету, незнакомец из того дождливого дня.
Недоеденное мороженое растаяло в стеклянном бокале, замуж она так и не вышла. Жених оказался "не просто заурядной личностью, - так рассказывала Она подруге, - а человеком нехорошим, эвфемистически говоря".
3.
- Валечка, ты веришь в призраков?
- Нет, не верю.
- Что ж ты так непредсказуемо исчезаешь из моей жизни, растворяешься так надолго, и телефон молчит, причем оба?
Подруги смеялись, вкушая нежный запах кофе из синих стеклянных чашек. Валечка поведала подруге очередную тайну своего отсутствия, очень личную и очень страстную. При этом она широко открывала глаза и жестикулировала правой рукой, а в особенно эмоциональных моментах - обеими.
- Он оставил, представляешь, на моем столике мужскую туалетную воду.
- Что это значит?
- Не знаю. И еще - когда я утром пыталась одеться, поняла, что очень важная деталь моего гардероба пропала.
- Какая деталь?
Валя смущенно и загадочно шепнула подруге о пропаже новых, единственный раз использованных (и дорогих, конечно!) стрингов.
- А туалетной водой, Валь, как распорядишься?- личная жизнь Валечки была похожа на дамский роман, с сюжетом, не лишенным некоторой даже оригинальности.
- О-о! Ты знаешь, этот умопомрачительный запах сводит меня с ума! Он напоминает мне о нашей встрече, о его мужественной фигуре, - произнесла Валечка с грустью. Было понятно, что флакончик уже не вернется к его обладателю, как и деталь нижнего белья - к его хозяйке.
В очередной раз подруги поделились своим одиночеством, и в очередной раз убедили друг друга в том, что жизнь только начинается, все лучшее, конечно, еще будет, и непременно появится в жизни каждой из них достойный во всех отношениях субъект, способный оценить их трепетные души и умение солить огурцы. Хотя причем тут, собственно, огурцы, когда питаться они будут исключительно морепродуктами, которые, как известно, очень полезны.
- Слушай, а давай махнем куда-нибудь... На берег моря...
- Там много голых принцев, ну абсолютно неженатых!
- И море.
- Да-да, мо - ре. Ре - ми - ре - до - си- до - ре - ре - е...
- ми - ре - до - си - до - ре - ре - е...
Когда вечер вслед за погашенными свечами начал стремительно меркнуть, обеих подруг посетило одинаковое чувство: каждая невольно ощутила себя на день старше. И обе, несмотря на внешний оптимизм и веселые физиономии, понимали, что прожитый день умыкнул еще один кусочек их молодости.
Путешествие откладывалось в течение двух месяцев. Когда, наконец, одна из подруг вымолила у начальства две недели положенного ей отпуска, а вторая, плюнув на неподъемный груз финансовых проблем, решилась в очередной раз занять денег у знакомых, подруги побежали в трансагенство.
Розовые билетики нежились в кошельках, ожидая дня и часа отправления рейса, когда Валя предательски передумала лететь на море. И сдала свой билет.
Валина подруга задумчиво закидывала в чемодан фен, косметичку, крем для красивого загара, большое пляжное полотенце, новый роман и дамский журнальчик, летние шмотки. Купальник оказался почему-то мал и не того цвета.
Выключив закипевший на кухне чайник, Она вернулась из кухни, вытащила из чемодана роман в твердой обложке, на его место втиснула два покетбука. Холодно. Хочется к морю - засунуть влажные пятки в горячий песок.
Вручив соседке связку ключей от квартиры, купленный с запасом китикет и деньги на молоко для кота, Она отключилась, лежа на диване, даже не раздевшись.
4. Мобильный телефон резко и угрожающе завибрировал, что-то внутри Ее тела задрожало тоже.
Заказанный накануне таксист позвонил вовремя - это Она проспала. Вполминуты оделась. Выпорхнула из парадной с чемоданом в одной руке и с сумочкой в другой, пряча заспанные глаза за солнечными очками. Ничего-ничего. Успеем.
...Они мчались по шоссе, и дождь стучал в стекла их машины, словно пытался ворваться внутрь. Водитель такси ловко маневрировал, виртуозно втискивался в угрожающе маленькие пространства, сигналил и матерился. И вдруг произошло нечто ужасное. Стремительное движение транспорта остановилось, колонна превратилась в длинную, непонятно где начинающуюся и заканчивающуюся, едва шевелящуюся, гадюку. Они попали в пробку, глупо застряли, теряя драгоценное время, цена которого высока всегда, а в определенных обстоятельствах еще и увеличивается.
Быстрее, чем рассосалась пробка, Она поняла, что ни к какому морю не успеет. Глотая слезы, стекающие из-под темных очков, вышла из машины - с чемоданом в одной руке и с сумочкой в другой - и побрела вдоль шоссе. Взгляд рассеянно скользил вдоль цепи назойливо моргающих вывесок: зеленой "Аптеки Љ7", сине-белых "Канцтоваров", красных "Шавермы - куры-гриль" и "Булочной", фиолетовой "Свежей прессы".
"Свежая пресса" - здесь ее взгляд сконцентрировался почему-то. Два человека стояли возле киоска. Она остановилась. Один заплатил за журнал и ручку. Или карандаш - какая разница? Другой ничего не купил, только спросил о чем-то. Она стояла возле киоска, вспоминая, не нужно ли ей тоже - карандаша или ручки. Да нет, вроде, не нужно. Разглядела сломанный хвостик у последней "А" на вывеске. Обратилась к грустной женщине в окошке: "Скажите, "Комсомолка" у вас сегодняшняя?" - "Ну что вы, здесь всегда свежие газеты", - ответил мужской голос возле Ее правого уха. Она повернулась в ту сторону, откуда звучал голос. Слишком резко повернулась, чуть не столкнувшись с его обладателем нос к носу. Это от неожиданности - что ж, бывает.
- Вы опять попали под дождь. Без зонта в такую погоду...
- Я торопилась.
- Будете торопиться - никуда не успеете.
- У меня самолет.
- Улетел?
- Да.
- Здесь недалеко можно выпить кофе.
- Да?
- Задуманный Вами маршрут был не лучшей идеей для сегодняшнего дня.
- ?!
- Прогноз погоды не смотрели разве?
Две чашки кофе, одна размером со стопочку, другая - побольше, излучали аромат и тепло. Она смотрела сквозь стекло, сквозь крапинки дождя на стекле, сквозь полосу серого неба над крышами, словно искала - то ли несуществующую рифму к слову "дождь", то ли луч света, невозможный при такой погоде.
Она не смогла объяснить Вале, почему не поехала к морю. Наговорила что-то сумбурное, невнятное, с длинными паузами и глубокими вздохами. И Валя резонно забеспокоилась о подруге. К себе позвала на свежеиспеченный вкусный пирожок из морской рыбы горбуши и чай из травок, собственноручно с любовью собранных. Но мало чего добилась этим - подруга пристально разглядывала листик перечной мяты, прилипший к синему стеклу чашки, и молчала. Валя попереключала каналы телевизора, встроенного в кухонный шкафчик. Не найдя ничего интересного, уперлась взглядом в возбужденных какой-то интригой героев мелодраматического сериала. Но сериал через пять минут прервался. На экране появилось красивое лицо ведущей новостей, и ее бархатный низкий голос, полный искреннего соболезнования к пострадавшим в аварии соотечественникам, известил о трагической гибели 8ми членов экипажа Боинга-737 и 76ти его пассажиров. Это был именно тот самолет. Подруги пили на кухне горячий чай, держа кружки во влажных руках. Им было тепло и так уютно в небольшой Валиной кухне, как никогда.
5. В пейзаж неестественно белого цвета (и небо было белым, и заснеженные кусты каких-то растений - замороженные, неживые - тянулись вдоль узенькой тропинки, а солнца не было) едва вписывались два замерзших силуэта. Большие белые снежинки, похожие на расплодившихся в неимоверном количестве насекомых, неприятно щекотали нос и щеки. Они шли вдвоем - вокруг не было ни одной живой души. Или это только казалось? Это был день, хотя и бессолнечный - крахмальная хрустящая белизна слепила глаза. Они шли долго, и вскоре Ему пришлось держать Ее за руку, оттого что снежная корка тут и там стала покрываться глубокими черными воронками, наполненными мутной водой: белое крахмальное покрывало казалось продырявленным. В кустах заблестели любопытные глаза белых карликов. "Куда я с ним иду? Дура я, дура", - мелькнула в ее голове тревожная мысль, и в ту же секунду он схватил ее за капюшон и прижал к согнутому в три погибели своему телу. Поверх их голов прошмыгнули две особи летунов - одна поменьше, розовая, другая, оранжево - красная, - размером с небольшую собаку.
Шли долго и молча, но тишина была беспокойной и нарушалась шевеленьем в кустах и хрустом под ногами.
Когда кусты закончились, они шли по пустынной заледенелой равнине (под ногами было твердо и скользко), и здесь уж точно не было ничего живого. Вдали, по линии горизонта, вырисовывались темные контуры деревьев. Деревья приближались с каждым шагом, горизонт открывал - кадр за кадром - что-то новое, а потом стал невидим: равнина сменилась редкими тощими березами с вкраплением невысоких елок, затем им пришлось идти сквозь густой лес, спотыкаясь и прогибаясь под колючими еловыми ветками.
Наконец лес поредел: вместо сплетающихся друг с другом елей вновь начали появляться березы, и воздух изменился - стал теплее, со знакомым привкусом прелого мха и гниющих листьев. Слой снега под сапогами стал тоньше, а кое-где его не было совсем.
Ветер, дремавший где-то между березами, зашипел и зашуршал нервно сухими не облетевшими листьями, шевельнул волосы, спрятанные в капюшонах. Бледное болезненное солнце тронуло пятнистые стволы; его луч заскользил по краю довольно большой неправильной формы проталины.
Он и Она приблизились к высвободившейся из-под снега влажной земле, усыпанной в нескольких местах холодновато-бледными цветочками на коротких стеблях.
Он нагнулся над стайкой нераспустившихся еще первоцветов, зашептал что-то, двигаясь кистью руки от центра по спирали, и тронул нужный цветочек в закрытую чашечку. Чашечка, дрогнув, открылась.
На дне ее горел маленький кристалл, который тут же растаял, едва Он положил его Ей на ладонь, но, растаяв, высвободил, словно муху из янтаря, серебристый крохотный ключик.
Этот ключик ничего не открывал.
Однако ж, ключик нашел свое место - на серебряной цепочке, спрятанной под хлопчатобумажной тканью Ее футболки.
Она поежилась от прикосновения металла, подняла уставшие глаза к неожиданно посеревшему небу.
Низко-низко, ниже взъерошенных верхушек деревьев, в сторону, противоположную движению набежавших туч, укутавших солнце, стремительно уносилась стая летунов - двадцать три пары розовых крыльев.
По особенно мрачному облику иссиня-черных туч Она поняла, что дождь будет с градом.
Минуты через две, не в такт гулким ударам грома, заплясали по небу рыжие молнии.
"На море сейчас, наверное, штиль", - сказал Он, в ответ Ему громыхнуло.
Она усмехнулась, не сводя глаз с летунов, едва видимых на фоне неба.
...Ей, очевидно, нужно было просто проснуться - чтобы избежать приступа градофобии (это слово возникло даже не в голове, а, скорее, в Ее озябшем теле). Просто натянуть скинутое во сне одеяло до подбородка, а еще лучше - спрятать в него свой нос.
Проснуться и вновь заснуть спокойным, без сновидений, сном.
Усилием плохо контролируемой во сне воли Она тщетно пыталась открыть глаза.
Через минуту в дверь ее квартиры позвонили.
Через две минуты, выскользнув из-под одеяла и едва одевшись, она открыла дверь.
6. Плащ и мокрый зонтик принадлежали человеку, которого Она и с закрытыми глазами не могла не узнать. Узнала бы - по запаху высыхающих капель дождя и чему-то еще. И белые цветы, которые вслед за тем, как их поставили в стеклянную вазу, расправились и приобрели вид подснежников, Она тоже узнала.
"Ты ждала меня?" - строго спросил Он и присел на краешек стула.
В бархатном футляре, вынутом Им из внутреннего кармана плаща, блеснула цепочка с продернутым в одно из маленьких колец ключиком - и этот предмет был Ей тоже уже знаком.
"Это ключ к твоему сердцу...", - совершенно серьезно произносил Он каждый раз перед сном, глядя Ей прямо в глаза и целуя и тоненький ключик на ее шее, и ее всю.
Она таяла в Его руках, как снегурочка в лучах солнца, каждый раз, и рождалась наутро вновь.
...Он был для Нее всем: мир, состоящий из обычных вещей, обрел с Ним более определенные очертания. Да и сами вещи стали помогать Ей в Ее делах, никогда не теряясь, и сами собой упорядочивались; и люди, с которыми раньше Ей общаться приходилось, сейчас сами искали встречи с ней, но лишь тогда, когда Ей было это нужно.
Будильник, мяуканье кота, грохот трамвая переставали раздражать Ее, стоило Ему произнести пару ласковых слов; и вкус вымытого Им яблока был сравним лишь со вкусом вымытой Им груши (совсем недавно Она даже не успевала почувствовать - что Она съела, и по правде сказать - не всегда помнила - ела ли вообще).
Он ВСЕГДА был с ней рядом.
И даже если расстояние между ними не позволяло Ей дотянуться до Его плеча, Он умудрялся каким-то образом оберегать Ее от всех изменений в атмосфере. Всегда.
ЭТО БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ ТАК.
...Когда Она в таких вот романтичных рассуждениях рассказывала Вале о том, как круто изменилась Ее жизнь - а виделись Они с подругой всего только месяц назад, Валя вдруг вышла из комнаты, пошуршала чем-то там за дверью и вернулась.
- Он?, - Валя придвинула фотку к вдохновенному собственным рассказом лицу подруги,
- а этот запах знаком тебе? -
в другой Валиной руке дрожал флакон туалетной воды.