Ничего не осталось у него на память от отца, даже фотографии. Только истории, которые рассказывал ему отец при жизни, каждую ночь что-нибудь новенькое. Даже когда отец уже умирал, когда сиреневая вода профессора Ктаруса растворила ему почти всю печень - продолжал рассказывать, не пропускал ни единой ночи. Болезнь прогрессировала, и Гади с отцом поменялись ролями - теперь уже отец был тем, кто лежал в кровати и засыпал от рассказов, но истории оставались такими же захватывающими и интересными. Нейтрализованные египетские снаряды, вовремя предотвращенные теракты, освобожденные заложники, - и все это сделал он, отец, даже верилось иногда с трудом. А теперь - ничего. Пусто. Теперь он просто лежал, прозрачный, на кровати и дожидался очередной дозы сиреневой воды, той самой, что пил с детства, - чтобы замкнуть некий круг, начавшийся много-много лет назад...
Анализы сдавать он отказывался, отшучивался всегда одной и той же фразой - дескать, никто не может найти у него вену. И сам профессор Ктарус, соблаговоливший наконец-то перезвонить Гади после того, как тот гонялся за ним два месяца подряд, признался, что давно знал о том, как вредит здоровью отца сиреневая вода, как растворяет внутренние органы, особенно печень. "Ничего не поделаешь", - сказал тогда старик, - "вмешательство в процессы пигментации органических веществ всегда имеет подобные последствия. Извините, молодой человек, мне нужно срочно бежать в лабораторию - только что принесли пробы со вскрытия..."
Отец рассказывал, что профессор Ктарус работает на Моссад, занимается супер-секретным проектом по искусственному выведению зверя-шпиона с человеческим интеллектом. Специально для этого были выписаны из-за границы две обезьяны и один говорящий попугай, и профессор с их помощью пытался выявить биохимические реакции, которые смог бы впоследствии применить на других животных.
Итак, Ктарус положил трубку, и Гади остался с отцом. В тот вечер они, как всегда, посмотрели вечернюю программу новостей, а потом Гади помог отцу лечь в постель. "Ты знаешь", - сказал отец, пока Гади поправлял ему подушки, - "тот мудила, что давал сегодня интервью... я же его когда-то спас. Он был в самолете, который захватили террористы по пути в Нью-Йорк." Отец приглушенно застонал и откинулся на подушки. "Как сейчас помню... пришел ко мне главнокомандующий и говорит..." - начиналась очередная история, но на этот раз Гади так и не дождался конца. Папа просто задремал, и рассказ оборвался на полуслове.
Конец этой истории Гади все-таки услышал - через месяц, в День Независимости. Гади вернулся из школы только к вечеру - праздновали всем классом, - и обнаружил отца в стельку пьяного. Вначале папа даже пытался прикидываться трезвым и спрятал бутылку за спину, но когда увидел отражение водочной этикетки в глазах сына, сдался и тихо сказал - "В День Независимости на меня всегда находит... не знаю, почему...", - отец пожал плечами и добавил - "немного выпить - это не вредно. Иногда можно расслабиться. Выпьешь - и вроде не так больно..." Гади догадался, что отец пожал плечами по тому, как дернулась бутылка водки "Голд". Гади часто пытался имитировать жесты отца - такими, какими представлял их себе - совершенными, непринужденно-загадочными, как у какого-то "черного лорда", - по перемене мест различных предметов, на которые отец опирался или держал в руках. А тогда Гади принес второй стул и помог отцу прикончить то, что осталось в бутылке, - но перед тем, как заснуть прямо в гостиной, попросил отца рассказать ему еще историю.
Гади вернулся домой после выпускного экзамена - заканчивал среднюю школу. Отец не ответил на приветствие, и Гади подумал, что он просто спит. А потом он зашел в ванную и вдруг заметил, что стоит в луже невидимой субстанции, - и тогда до него дошло. Он понял, что случилось.
Отец Гади всю свою жизнь спасал командиров, президентов и министров безопасности, - однако хоронить его почти никто не явился, даже профессор Ктарус, и тот не пришел. Гади присел на корточки над могилой, закурил сигарету и облокотился спиной о памятник. При живом отце он не посмел бы курить никогда.
Через неделю Гади устроился на работу в кафе-мороженое. Каникулы уже начались, учеба закончилась, свободного времени было навалом.
Вскоре Гади заметил, что сотрудники почему-то избегают ночных дежурств по четвергам, и сам предложил хозяину остаться. "Даже так?" - улыбнулся хозяин. - "Маккаби же играет. Или ты не любишь футбол?" "Раньше - любил", - ответил Гади. - "В детстве... Мы с папой всегда смотрели. Но сейчас..." - Гади пожал плечами, и хозяин понимающе вздохнул - "Да.. Маккаби уже не тот, что раньше.." В конце концов хозяин остался на ночь вместе с ним, и они включили радио, причем вместо репортажа со стадиона слушали просто музыку, и только когда в кафе начали стягиваться огорченные и злые клиенты, поняли, что Маккаби продул. С тех пор между Гади и хозяином завязалось нечто вроде дружбы.
Так что когда он заявил Узи - так звали хозяина - что хочет поехать за границу, тот не только не рассердился, но даже выплатил ему аванс. Гади устроил себе визу и поехал в военкомат - он уже вступил в возраст новобранца, и ему было положено отмечаться при каждом выезде из страны. Офицерша, которая должна была подписать его бумаги, куда-то исчезла, и ему пришлось два часа сидеть в коридоре. От скуки он пошел смотреть какой-то фильм, что крутили в кинозале для ожидающих своей очереди будущих солдат. Кто-то попросил прикурить. Гади протянул зажигалку. "Ты тоже к психу?" - спросил новый знакомый. Гади помотал головой и уставился на экран. "Облом", - засмеялся парень. - "а то не видно. С твоей-то физиономией... Ты, наверное, в боевые рвешься... Файтер, ага?". "Файтер?" - через силу улыбнулся Гади. - "Конечно. Куда ж еще... у нас в семье это традиция." "Ну, как всегда", - усмехнулся парень. - "Ты файтер, и папа был файтер,и дедушка... Как всегда. Фраера не умирают, - они сменяются..." "Представь себе",- продолжал натянуто улыбаться Гади, - "представь себе".
В конце концов офицерша явилась и подписала все, что нужно. И уже через неделю Гади сидел в комнате хостеля и собирал свой чемодан, который не посрамил бы человека, отправившегося в путешествие на год-полтора. Гади как раз пытался запихнуть в чемодан новый кожаный плащ, когда в комнату вошел Ярон. "Ты Гади", - сказал он и протянул руку, готовую к суровому мужскому рукопожатию. "Меня зовут Ярон, я дружил с твоим отцом." "Я знаю", - пробормотал Гади, "я как-то видел вас по новостям..." Ярон улыбнулся. "Мне затушевали лицо во время интервью, так что видеть ты меня не мог", - сказал он, - "но ладно, это неважно. Я принес тебе кое-что." И он вручил Гади старую черно-белую фотографию. Гади затолкал фотографию в задний карман джинсов, даже не взглянув. "Я знаю, твой отец не любил фотографироваться", сказал Ярон, "и вот подумал - может, тебе пригодится его снимок..." - он указал на карман с фотографией и добавил - "это мы, я и твой отец. Вдвоем, в какой-то забегаловке..." - "В Нью-Йорке, я знаю", - договорил Гади, - "большое вам спасибо".
"Послушай, мне ужасно жаль, что я не смог придти на похороны", - Ярон уставился себе под ноги, на грязный пол, усыпанный раздавленными окурками. "Меня как раз отправили со срочным заданием в Шанхай и я..." - "Все в порядке", - перебил Гади, - "Ктарус не нашел времени приехать из Реховота, что уж там говорить про какой-то Китай..." "Ктарус?" - усмехнулся Ярон. - "Ну, чего можно ожидать от рассеянного профессора... старый маразматик. Он и своего дня рождения не помнит. Но оставим Ктаруса в покое, я не за тем пришел... Я же к тебе по делу. Очень срочному. Видишь ли, твой отец должен был оставить для нас некий сверток... Может, ты в курсе, о чем речь?" Гади отрицательно покачал головой. "Смотри", - Ярон вздохнул и присел на край кровати. - "То, что находится в свертке - совершенно секретный материал. И мне известно, что сверток находился у твоего отца..."- Ярон снова глубоко вздохнул. - "Это не шутки, Гади. Речь идет о документах чрезвычайной важности, которые могут очень помочь службам безопасности нашей страны, но могут и страшно навредить, если попадут в руки наших врагов..."
Ярон извлек из кармана рубашки пачку сигарет, порылся в брюках и рассеянно оглядел комнату в поисках зажигалки. "Послушай", - продолжал он с незажженной сигаретой во рту, - "Эхуд - тот, что ведет следствие, - уже искал у вас в квартире. Ничего не нашел... Он велел мне привести тебя... ну, ты знаешь... допросить и так далее.. Но я ему сказал..." "Кто-то уже рылся у меня в рюкзаке", - выпалил Гади, - "еще вчера, когда я был на набережной. И допрос вам ничего не даст, я понятия не имею, о чем вы вообще говорите". "Что ж, ладно", - Ярон поднялся с кровати. - "У твоего отца было много знакомых. Придется их поспрашивать. Скажи мне, Гади.. зажигалки у тебя не найдется?.." "Извините", - сказал Гади и встал вслед за ним. - "Даже в этом я ничем не могу вам помочь." Ярон выплюнул сигарету и аккуратно водворил ее обратно в пачку. "Ты очень похож на своего отца, ты знаешь?" - он крепко обнял Гади за плечи. "Нет, не знаю", - ответил Гади и отступил на шаг назад. - "Да и вы, если уж по-честному, тоже не знаете."
Ярон ушел, и Гади растянулся на кровати прямо в ботинках. Прикурил сигарету... Сделал несколько затяжек, сунул руку в задний карман джинсов и вытащил фотографию. Огромный декоративный ствол поваленного дерева, за ним - бесконечные ряды разнообразных бутылок. Перед стойкой бара - три высоких круглых стула. На крайнем слева сидел Ярон, очень молодой, в одной руке он держал рюмку водки, а другой шутливо отдавал кому-то честь, прижимая два пальца ко лбу. Посередине сидела девушка с длинной черной косой, одетая в светлую футболку и форменные штаны цвета хаки. Лица ее было не разглядеть, она так подняла стакан, что тот закрывал его почти полностью. Третий стул был пустым.