Последнее, самое яркое воспоминание детства - бледно-розовые пальчики на матовых клавишах, такие хрупкие и беспомощные. Древнее полированное пианино, дребезжит и фальшивит слегка, все в апельсиновых разводах скупого вечернего солнца - распахнуло плотоядно крышку, скалит черно-белые зубы, и вроде бы неживое, вроде бы послушное слабым детским ладошкам, а само выжидает, только отвернись, тут же - клац! - и оттяпает. Но девочка за инструментом то ли чересчур доверчива, то ли слишком напряжена от усердия и страха ошибиться, не видит угрозы, не убирает рук, ей бы спасаться, а она старательно всматривается в ноты и неслышно шевелит губами, секретничает с собой, - с кем ей еще секретничать? Густой женский голос, суровый и властный - "...второй, четвертый! Не задерживай педаль, следи за пальцами!"
Учительницу зовут Татьяна Николаевна, два раза в неделю она дает Ирочке уроки музыки. Мама с тетей Верой там же, в комнате, сплетничают вполголоса, чтобы не мешать, курят и звякают ложечками, размешивая в пахучем кофе рижский бальзам. Бальзам стоит тут же, на журнальном столике, и смотреть на него неприятно - уж очень бутылка смахивает на микстуру. Ирочка сбивается, подлое пианино злорадно дает петуха, и училка начинает орать. Вадик морщится - ну зачем же так? Ирочка краснеет, как помидор, и быстро - пока не видит мама - вытирает слезы. Вадику тоже хочется плакать. Они оба знают, что пятерки сегодня не будет, а это значит - Ирочку никуда не пустят, и воскресенье они снова проведут порознь. Хоть и живут через дорогу.
Гулять во дворе они не любят, их тут же начинают дразнить - "жених и невеста", Ирочка стесняется и убегает домой, Вадик остается на пару минут - разобраться, кто там жених, - и потом бежит за ней следом. Вадику не стыдно ходить с девочкой, ему уже двенадцать, у них в классе почти все так гуляют, а Ирочка еще маленькая, вот и огорчается. Вадик смотрит на дебильные морды дворовых сопляков и до зуда в пальцах сжимает кулаки. Он готов убить их всех, даже знает, как это сделать - нужно сильно-сильно ударить в нос, в верхнюю часть, тогда в носу сломается косточка и осколок воткнется в мозги. А еще можно поднять с земли ржавую трубу - сантехники что-то чинили в подвале, новые трубы поставили, а старые бросили возле мусорки, - подобрать и заехать с размаха по голове. Или по шее. Если сломать шейный позвонок, перестанут работать дыхательные мышцы, и ублюдок задохнется. А можно совсем просто - стянуть у дяди Саши пистолет с запасной обоймой и уложить их всех - на спинку, аккуратно, рядком.
Стрелять Вадик научился еще в прошлом году, дядя Саша - Ирочкин папа - водил его на стрельбище. Обычно туда пускают только с шестнадцати лет, по паспорту, но дядя Саша военный и всех там знает. Вадик даже завидует Ирочке, что у нее папа майор, а Ирочка наоборот, жалуется - мол, часто уезжает и дежурит по выходным, вечно они вдвоем с мамой, - что она понимает, девчонка же... Хотя сам Вадик ни за что на свете на согласился бы жить с тетей Верой. Какая-то она вся дерганная, нервная, любая мелочь портит ей настроение, как она кричит на Ирочку, если та получит нечаянно четверку или забудет помыть посуду после обеда, а однажды при всех ударила ее по лицу, да так сильно, что у Ирочки кровь потекла из носа. Вадик думал, тетя Вера испугается, а она только сунула Ирочке платок и прошипела "утрись, не позорь меня перед людьми". Тогда Вадик решил забрать Ирочку у родителей, как только получит паспорт и устроится на работу. Заберет и увезет к себе, будут жить вдвоем, Вован из девятого "Б" говорил, что всем рабочим дают общежитие, - вот пусть тогда ищут.
До паспорта оставался месяц с лишним, когда Ирочку насмерть сбила машина. Все говорили - "несчастный случай" и закатывали глаза, а Вадик снова сжимал кулаки и хрустел зубами от бешенства. Какой там несчастный случай!. Это она, тетя Вера во всем виновата... Ирочка побежала на красный свет, чтобы успеть на автобус - из музыкальной школы домой, мама ужасно ругалась, если она опаздывала. Можно подумать, транспорт ходит каждые пять минут, ведь Ирочке приходилось добираться через весь город, с тремя пересадками. Ирочка жаловалась, что как-то раз опоздала домой на два часа из-за того, что трамваям отключили электричество, и мать не пускала ее в квартиру до самого утра. Это в декабре-то, когда на улице снег и минус пятнадцать... "Почему ты не пришла к нам?" - удивился Вадик. Ирочка смутилась и не ответила. Но Вадик и так понял - она не хотела "позорить мать перед людьми". После этого корчить траурные рожи и нагло врать про несчастный случай?..
"Бессовестные, лживые твари", - думал Вадик и ненавидел их всех - и тетю Веру, и ее мужа, размазню и подкаблучника, которому родная дочь всю жизнь была до лампочки, но больше всего почему-то хотелось раздолбать это паскудное пианино, как-то слишком уж довольно оно скалилось, словно дразнило его - "ну что, братец, съел?"
Вадик кое-как высидел поминки, а на девять дней даже не явился. Тетя Вера обиделась на него, а за компанию и на маму, оказывается, сестры уже успели в очередной раз поругаться, и, скорее всего, снова из-за какой-нибудь дурацкой мелочи. Вадик пришел через две недели после похорон, честно отсидел в школе все семь уроков и пришел, как был - в школьной форме и с ранцем за спиной, - дверь открыла тетя Вера, по своему обыкновению раздраженная, с лиловыми пятнами на щеках, Вадик поздоровался вежливо и подумал - "боже мой, какая жаба", после чего молча отстранил оторопевшую тетку и прошел в кабинет дяди Саши. Вадик уже знал, где лежит дядисашин именной пистолет. Первую обойму он разрядил тетке в живот - глушителя не было, пришлось стрелять через декоративную подушечку, чтобы не слышали соседи. Тетя Вера попыталась что-то вякнуть, но Вадик заткнул ей рот первой пулей из запасной обоймы, а остальными - уже не стесняясь звона и грохота, - с наслаждением разнес в щепки похабную ухмылку звероподобного клавишного урода. Ирочка никогда не называла это чудовище "пианино", всегда говорила "инструмент", а Вадик сразу вспоминал книги про инквизицию.