Питерца от москвича отличить довольно просто. Есть в сером слюдяном взгляде жителе Северной Пальмиры некое тревожное ожидание, что вот в один прекрасный момент разверзнутся хляби небесные и поглотят этот город, словно Атлантиду (не даром ведь одним из основных лейтмотивов поэмы Андрея Белого "Петербург" являются слова: "быть Петербургу пусту!"). И останутся от него лишь воспоминания и легенды. Легенды о его неправдоподобной красоте, эфемерности и летучести, холодной завершенности и отчужденности. А потом и они забудутся, как сон. Необыкновенный, сказочный и несбыточный, как и все, что нематериально и непрочно.
Сон под названием Санкт-Петербург может по праву считаться бесхозным. Вряд ли он по праву первородства может считать себя петровским. Ведь Петр I, почив в бозе в 1725 году, так и не увидел того, что здесь будет твориться век спустя.
К тому времени Питер напоминал нечто среднее между голландской верфью и немецкой казармой. Покатые крыши, прямые, вычерченные по линейке углы и прошпекты, каналы, напоминающие рвы, словом северный русский дичок, привитый к древу европейской цивилизации.
Поначалу цивильный вицмундир сидел на нем, как на корове седло. И из всех цветов питерскому сну был выкроен, словно делу безнадежному, мышиный - серый. Но потом фантазия в голове его правителей и зодчих разыгралась не на шутку. И дело приняло неожиданный оборот. У города в конце XVIII, начале XIX веков вдруг начал прорисовываться силуэт. Сны стали становиться все более реальными и спустя 300 лет обрели подобие материального выражения. Во всяком случае, сегодня уже не скажешь, что такого города быть не может, поскольку он уже существует. И наделен всеми признаками живого существа.
Дыхание и ритм
У каждого города есть свой дух, свое настроение. Или, если хотите, ритм, в движении которого постигается его особая мелодия, пластика и очарование. Свое ощущение. У Питера оно свое.
Очень важно, если и не сразу, но все же почувствовать или угадать его. Гораздо важнее, чем посещение обзорной экскурсии по городу, которая по большому счету ничего для ума и сердца не дает. Вовсе не потому, что монотонный, словно метроном, с вплетенными туда прожилками металлической скуки, голос экскурсовода в одно ухо путешествующего входит, а из другого выходит. А потому, может быть, что Питер начинается не с музеев, с парадно-выходного дежурного блеска позолоты куполов и шпилей, а с шума и шороха ваших подошв сначала по мраморному полу Московского вокзала под музыку "Гимна великому городу" Рейнгольда Глиэра. Потом по шершавой, словно терка, мостовой. Потом с убегающего куда-то в серое лоскутное небо, наспех заштопанное шпилем Адмиралтейской иглы, Невского. С удивления, смятения, со вздоха, со вдоха!
Очень полезно (не для здоровья, конечно, а для общего настроя) тут же попасть под мелкий секущий питерский дождик. Поскольку тому, кто не тонул и не пропадал с головой насовсем в сыром тумане, кого не пронизывала насквозь болотно-подвальная сырость, не пробирал до костей моросящий осенний дождь и не обдувало сразу с четырех, как у Гоголя, сторон ветром, тому очень трудно будет доказать, что есть особое чувство Питера. Почти точное такое же, как и у Рима, о чем, в начале своего повествования о вечном городе в "Образах Италии" пишет Павел Муратов. Есть оно и у Москвы. Но все же пресловутый Третий Рим, не Москва, а Питер. Ведь такого кровосмешения романского и византийских стилей нет и в самом Риме. А уж тем более в благословенной старушке Москве.
Об этом, в частности, пишет известный филолог Борис Успенский в своей работе "Отзвуки концепции "Москва - Третий Рим в идеологии Петра I": "...наименование новой столицы Градом Святаго Петра неизбежно ассоциировалось не только с прославлением небесного покровителя Петра Первого, но и с представлением о Петербурге как о новом Риме...Взгляд на Петербург с этой стороны обнаруживает, что аналогия с Римом определенно присутствовала в сознании строителей новой столицы".
Впрочем, настаивать не буду. Противоречие - не лучшее из чувств, которое способно познакомить и примирить Вас с городом. Его прямыми углами, проспектами и перпендикулярами. Замените его лучше на непротивление этой осыпающейся, словно время в песочных часах, красоте и увядающей с каждым годом осенней позолоте.
Будем надеяться на то, что это введение в многотомное собрание сочинений под названием "Санкт-Петербург", Вы усвоили. Осталось лишь выдохнуть и осмотреться по сторонам.
Аромат
Душа у Питера - чухонка. Скуповатая на эмоции, бурные переливы чувств и откровений. Не пытайтесь питерцу излить душу и не требуйте этого от него взамен. Весьма возможно, что на вас закапает дождик, и будет моросить, пока не устанет.
Атмосфера Питера продолговата и уныла. А слова, как рыбы, любят глубину и не терпят яркого света. Но это на первый взгляд. Просто для того, чтобы сродниться с Питером, там надо пожить. То есть приобрести авитаминозный оттенок одной из блеклых теней, которые в избытке бродят по улицам, оторванные от зданий резким порывом ветра.
Надо научиться вдыхать в себя погребную сырость с радостью вкушения даров небесных. Надо, наконец, принять как должное, что достопримечательности Санкт-Петербурга, на которые таращиться гость города, всего лишь - театральные декорации, на фоне которых творится драма жизни маленького человека. И ничего более. Драма, заложенная уже в самой своей природе.
Кем и когда? - об уже все позабыли, но продолжают играть отведенную им роль и принимают все удары судьбы, как должное.
И этого нельзя не ощутить, переместившись из зрительного зала на сцену...
Вкус
Мы на Петербургской набережной. Позади нас легендарный крейсер "Аврора", в свое время спросонья пальнувший в сырую октябрьскую темень. У гранитного брега волнуется Нева, выплескивая вместе с брызгами волн запах остывшей ухи.
Навстречу Вам движется хмуро-солнечное питерское утро с небыстро меняющимися картинами живописных видов и силуэтов. Уныло моросящий четырехугольный фонтан, аллея с аккуратно подстриженными, словно усы морского офицера, кустиками и ударившиеся в сумеречную желтизну и осенний декаданс осины и всяческие клены. Газоны, скамеечки с облупившейся, как шелуха семечек, зеленой краской.
Внезапный, нечаянный, повинующийся крику чаек, поворот головы налево. И - облысевшая до срока крона дерева на набережной на фоне беспредельной сини Питерского неба напомнит Вам двуглавого орла. Окружающей флоре трудно удержаться от соблазна примерки в качестве модного фасона метафоры имперского стиля.
По правую от Вас руку - Домик Петра с неизбежно зеленым забором и желтыми наконечниками, которые своим тусклым светом пародируют пурпурно-золотой клен в центре дворика.
Домику, как и городу, перевалило за 300 лет. Собственно, это и есть первый жилой дом Питера. Город возник здесь. Он обрел жизнь в беспокойных снах и бреду русского царя. Возможно, потому и унаследовал характер своего хозяина.
А на гранитном берегу, насупротив Домика Петра сидит и молчит птица-зверь - "Ши-цза", перевезенная сюда из Манчжурии и получившая прозвище "шиза".
Мы огибаем Петропавловскую крепость, заворачиваем на Троицкий мост и тихо переходим на тот берег.
Троицкий нас встречает по стойке смирно. Это вытянулись вдоль моста фонари, которые, словно пудовые гири держат на своих чугунных плечах плафоны, нанизывая пространство на ажурные кресты.
Дворцовая набережная.
Осень пролила на город потоки теплой охры, сотканной из света и скупого северного солнышка. И добавила в разноцветную нестройную гамму кленового листа каплю багряного.
Летний сад. Вход сюда с некоторых пор платный (5 целковых). Давно не появлялась на своем постаменте скульптура "аллегория архитектуры". Но если Питер - город грезы или сна, то Летний сад с его ажурной решеткой, выкованной в Туле 230 лет тому назад, одно из самых призрачных и чудесных видений.
Летний сад - одно из самый популярных мест прогулок во времена Пушкина. Недаром его маленький Евгений Онегин с гувернером прогуливается по аллеям именно Летнего сада:
MonsieurL`Abbe, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой,
Слегка за шалости бранил,
И в Летний сад гулять водил.
Спустя сто лет для Анны Ахматовой аллеи и скульптуры Летнего сада станут местом действия и сюжетом множества ее пронизанных ароматом мелодраматического романтизма стихов:
Сквозь опущенные веки
Вижу, вижу ты со мной,
И в руке твоей навеки
Нераскрытый веер мой.
Оттого, что стали рядом
Мы в блаженный миг чудес,
В миг, когда над Летним садом
Месяц розовый воскрес, -
Мне не надо ожиданий
У постылого окна
И томительных свиданий.
Вся любовь утолена.
Ты свободен, я свободна,
Завтра лучше, чем вчера, -
Над Невою темноводной,
Под улыбкою холодной
Императора Петра.
Летний сад с Летним дворцом царя почему-то убежали от Петра на противоположный берег, словно там царила зима. Или зимний холод навевала несуразно высоко взметнувшаяся бешеной скрипкой в небо колокольня по проекту Трезини, венчающая Петропавловскую крепость. Ее окаменелую, мрачную паузу крепостной стены попытался прервать Трезини верхней нотой, но было поздно. Лето со всевозможными галантными удовольствиями и эрмитажами перебралось на противоположный берег. А все восстания, в том числе мятеж декабристов, мечтавших освободить крестьян без земли, и бунты начали завязываться на этом берегу.
Но еще до того, как Петру приснился его город, итальянским мастерам заказали мраморные скульптуры. Возможно скульптуры "Мир и изобилие" или "Ночь" возникли намного раньше, чем самые искусные садовники Европы разбили парк на берегу Невы. И Трезини, бросив строительство Петропавловской крепости на попечение других архитекторов, воздвиг в нем Летний домик.
Невский проспект
Впрочем, некоторые склонны думать, что Санкт-Петербург начинается с Невского проспекта. Не будем спорить, переместимся туда. И заглянем в лицо памятнику Гоголю, воспевшему некогда этот проспект.
Отцы города, установившие памятник несколько лет тому назад, разлучили писателя и проспект. Гоголь хоть и расположен к Невскому лицом, однако, удален в глубину Малой Конюшенной улицы, загадочным образом сообщающей маленькому отрезку Невского запах лошади.
Я даже грешным делом внимательно посмотрел под ноги. Но ничего примечательного, в смысле известного лошадиного с позволения сказать дезодоранта, не обнаружил. Зато за спиной Гоголя в перечне спонсоров памятника, чьи имена высечены золотом на постаменте, нашлись две фамилии Шевченко.
У Николая Васильевича хорошее соседство. По левую от него руку находится пункт обмена валюты, по правую - бар с загадочным названием "Валхалл". Похоже на то, что хозяин бара - человек, прорывающийся сквозь густой мрак невежества к свету познания, потерял на этом трудном и тернистом пути буковку "а". Ибо Валгаллой у древних германских племен именовался, как известно, дворец их верховного божества Вотана, куда валькирии возносили души умерших воинов. А вот что такое "Валхалл"? - я, честное слово, не знаю. Может быть муж Валгаллы?
Впрочем, как учит нас все тот же Гоголь, мотив двойничества в Питере распространяется почти на все. Собственно этот мотив возник в момент рождения города. Поначалу городу дали немецкое имя Sankt Petersburg. И только потом он стал Санкт-Петербургом. А еще позже был Петроградом, Ленинградом. И потом вновь Санкт-Петербургом.
Каждый предмет или явление здесь двоится, а то порой и троится, отражаясь в оригинале уродливой карикатурой.
К примеру, в Санкт-Петербурге - два Больших проспекта. Один из них - на Васильевском острове, другой - на Петроградской стороне. И ежели Вы с Невского хотите попасть на Большой, тот, который на Петроградской, и сядете на маршрутку или автобус, на табличке которого указан Большой проспект, то запросто можете уехать в противоположную сторону.
Санкт-Петербург - полная противоположность Москве почти во всем. Не даром, когда москвичи устают от своей столицы, они, не отдавая себе отчета, зачем и почему, вдруг, словно во сне, садятся на ночной поезд "Москва - Санкт-Петербург" и утром попирают своими стопами перрон Московского вокзала. Под музыку Глиэра...
Ну, так вот... Если в Москве продавец зазывает покупателя сниженными ценами, то в Питере цена - "униженная", в частности на пиво.
Наверное, только в Санкт-Петербурге возможно такая сценка. В церкви бабушка-прихожанка помогает батюшке надеть пальто.
--
Спаси Господи, тебя, милая, - благодарит батюшка. - За мною - рупь. На том свете сочтемся.
--
А если я, батюшка, попаду в рай. Тогда как быть?
Питерское метро построено не для удобства пассажиров, как в Москве, а для того чтобы его, подлеца, хорошенько помучить. В отличие от московского в нем нет кольца. Ну а добраться до питерского спального района, что в районе Гражданского проспекта, можно только в два приема. Сначала доезжаете до станции "Площадь мужества", потом выходите наверх, проезжаете одну остановку на автобусе, потом вновь спускаетесь в метро и только потом вам будет Гражданский проспект.
Гражданский проспект славен своим блошиным рынком, где почти за бесценок можно приобрести атрибут нашей прошлой жизни: красное знамя, вымпел "Правофланговому пионерскому звену", значки, медали, юбилейные рубли и прочая. В Москве все тоже самое на Арбате стоит бешенных денег.
Осью, удерживающей Невский в гармоническом покое, является - Казанский собор. Это воплощенная в камне Воронихиным идея Третьего Рима лишь недавно перестала быть "Музеем истории религии и атеизма". А когда-то внутри православного храма был даже отдел "История папства и инквизиции", в котором, согласно справочнику, "показывали антинародную, хищническую политику папства, борьбу народных масс передовых людей науки против папства и инквизиции" и "разоблачалась современная политика Ватикана, направленная на всемерную поддержку империалистической реакции".
Теперь здесь идет служба, и голос певчих возносится в лазурную высь купола.
Во времена не столь отдаленные с купола Исаакиевского собора вместо паникадила свешивался маятник, неустанно доказывавший всем окружающим, что земля вертится.
Возвращение
Здесь это никому доказывать не надо. Ведь Санкт-Петербург - город не столько прямых линий, но и до неправдоподобия правильных окружностей. Тот же самый Исаакиевский собор свою строгую, но пластичную симметрию, словно аккуратно вычертил циркулем, за основание которого можно принять вершину креста.
Строгая выпуклость властвует и в дугообразных арках мостов, вздыбленных над каналами, покатых спинах львов, сфинксов на гранитных набережных, коней Клодта на Аничковом мосту, певучих узорах перил Певческого моста через Мойку, каменном цветке Порфировой вазы на Петровской пристани, сделанной в Швеции, решетках Летнего сада, полукружии Дворцовой площади, колесах и линии Триумфальной колесницы над аркой Главного штаба, овальной мощи памятника Александру III, что во дворе Мраморного дворца, в куполах православных храмов, барочных завитках и виньетках Эрмитажа, церкви Спаса на Крови, рисунке фонтанов и во многом другом.
Может оттого, что стихия Питера - вода - приемлет только плавность, струящуюся знойным полднем над нагретым солнцем камнем.
Город, словно перетекает из одной, каменной, в одну из множества других своих стихий. Водную, ледяную, туманную, сонную, огненную, зазеркальную. И отброшенный своим отражением от поверхности земли устремляется в вечное небо.
Питер - город куда-то летящий, парящий на своем кораблике, что на шпиле Адмиралтейства, куда-то вон из повседневной, обыденной реальности, оставляя внизу своих двойников. Старинный особняк на площади Искусств, на окне которого за спиной Тургенева красуется надпись "for sale". Речные трамвайчики с рекламой водки "Флагман" на борту. Рекламный щит сигарет "Петр I", установленный насупротив Медного всадника. Кафе "Грифон", угнездившееся по соседству с бронзовыми грифонами на канале Грибоедова. Ресторан "Кутузов", стоящий около памятника великому русскому полководцу в сквере у Казанского собора и многое другое. Но затем вечно возвращающийся, обязательно и непременно, к самому себе.
Так и гость Питера, который проникся его духом, сумел ощутить его, почувствовал его аромат, соленый укус поцелуя его дождей и ветров, никогда уже больше не в силах уехать отсюда.
Да, Питер открывается не всем. И не весь сразу, как и любой другой город. Но не даром его называют, как и первый Рим, вечным городом. А значит вечно меняющимся.
Над Невой опускается вечер. Вам пора домой. Невыразимой грустью проникнуты последние минуты расставания с ним.
Вы спускаетесь к Неве. И когда вода, как верный пес, лизнет Вам руку, Вы увидите в ней небо. Вечное небо над вечным городом Святого Петра.
Бросьте монетку в воду, которая пахнет остывшей ухой, и тихо скажите:
--
Нева, река времен, верни меня обратно!
И Вы обязательно вернетесь в этот город вечности, заблудившейся на невских просторах в хитоне белых ночей. Город - прекрасный до слез...