повесть : другие произведения.

Сладость горького миндаля

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.94*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В наглухо закрытом склепе Блэкмор Холла двигаются старые гробы. Что это? Мистика? Чертовщина? В этом пытается разобраться герой романа. Цикл: "Лики подлости"


   В наглухо закрытом склепе Блэкмор Холла двигаются старые гробы. Что это? Мистика? Чертовщина? В этом пытается разобраться герой романа.
   Цикл: "Лики подлости"
   Сладость горького миндаля
   La dolcezza di mandorla amara

Прозрачно в воздухе, и солнце так смеётся,

Что миндалей цветущих ищешь взглядом, -

И будто запах горький в сердце льётся

Весенним ядом.

Вокруг безмолвье. Лишь порой шуршанье

Опавших листьев будит ветер где-то.

Царит повсюду лето увяданья

И смерти лето.

Джованни Пасколи

(Пер. В. Сумбатова)

   Глава 1. Дорожные размышления милорда Фредерика
  

Старость - это когда знаешь ответы на все вопросы,

но тебя никто не спрашивает.

Лоренс Питер

  
   -А сколько ей сейчас лет?
   Фредерик Монтгомери, задремавший под стук колёс экипажа, разлепил веки и мутным спросонья взглядом окинул Чарльза Говарда. Тот, естественно, спрашивал о Хильде, вдове герцога Герберта Хантингтона. Милорд недовольно нахмурился. Подумать только, какая бестактность! Полное отсутствие истинной деликатности, благородной щепетильности! Что за молодёжь пошла, Боже мой, не понимаю. Мало того, что напросился ехать в его экипаже, так ещё и терпи его докучные приставания! Неотёсанный чурбан этот наследничек Финли! Видит же, невежа, что пожилой человек утомлён, немного вздремнул дорогой, так нет же, надо обязательно разбудить его глупейшим вопросом, точно это не может подождать! Попробуй, усни теперь...
   -Двадцать три, - с досадой пробурчал он, зевнул и выглянул в окно. Они подъезжали к Сохэму. Отсюда до Блэкмор Холла, имения Генри Корбина, было пять миль езды. При мысли, что ещё полчаса он мог бы сладко подрёмывать, Монтгомери раздражённо нахмурился и вздохнул.
   -Сколько? - изумлённо взвизгнул фальцетом Говард, заставив своего собеседника снова вздрогнуть от неожиданности. - Как это может быть, ведь она была замужем за Хантингтоном семь лет!
   Нет, ну не идиот ли, а? Монтгомери почувствовал, как в груди закипает раздражение. Этот Говард, что, считает его старым глухарём, что так орёт? Несмотря на свои шестьдесят пять, он всё прекрасно слышит, и зрение у него отменное. Монтгомери смерил Говарда презрительным взглядом и хладнокровно поинтересовался, вложив в вопрос толику того ироничного презрения, каким истинный джентльмен только и может выразить неприязнь дерзкому нахалу:
   -Ну и что?
   -Она, что же, в пятнадцать лет за него вышла? - Чарльз Говард наклонил голову к левому плечу, точно попугай, которого он несколько напоминал большим горбатым носом и модно взбитым рыжеватым коком на макушке. "Нелепая мода, просто несуразная. Жилет цветист, галстук аляповат. Кошмар. Не та, не та пошла молодёжь... ", снова пронеслось в голове Монтгомери.
   Он невозмутимо пожал плечами и сухо ответил:
   -Когда Хантингтон посватался, Генри Корбин, её крестный, уговорил Фарелла отдать ему дочь.
   -Господи, пятьдесят пять и пятнадцать, - прошептал потрясённый Говард, всё так же по-попугайски покачивая головой. - Сорок лет разницы. Губа у его светлости была не дура.
   -Не дура, - спокойно и серьёзно подтвердил Фредерик Монтгомери.
   Он окончательно проснулся. Четвёрка лошадей бодро влекла экипаж по дороге, за окном мелькали холмы, поросшие мхом и густыми травами, мимо один за другим проносились верстовые столбы. Путешествие - одно из приятнейших занятий на свете, но только в одиночестве, подумал Монтгомери. Стерн говорил, что в дороге ему необходим спутник, хотя бы для того, чтобы обменяться впечатлениями, как удлиняются тени, покуда солнце клонится к западу. Красиво сказано, но позвольте мне обойтись без назойливого попутчика, с которым я, в угоду нелепым условностям, вынужден обмениваться дорожными впечатлениями и перетолковывать на все лады давно избитые темы. Вы говорите об аромате сена на окрестных полях, но ваш попутчик лишён обоняния. Вы указываете на предметы вдалеке, а он близорук, и ему приходится доставать очки. Особенный оттенок облака поражают ваше воображение, но почему, объяснить вы не в силах. Да и кто в силах? Вон тот дикий шиповник - он прекрасен без всяких пояснений, и неловкие попытки наладить беседу заканчиваются лишь взаимным нерасположением.
   -Я почему-то думал, что ей за тридцать, - ошеломлённо пробормотал тем временем Говард, перебивая размышления старого герцога, - подумать только! Так молода и восемьсот сорок тысяч фунтов. Какое состояние! Это же свыше сорока тысяч в год, - глаза Чарльза Говарда округлись. - И сумма за двадцать лет удвоится!
   -Она скрасила Хантингтону последние годы, а теперь, как и предвидел Корбин, может всю оставшуюся жизнь ни о чём не заботиться, - кивнул Монтгомери, однако уточнил, - имущество там не в деньгах, большая часть наследства - родовая неотчуждаемая собственность.
   -А вы знали Хантингтона, его мужа?
   -Практически нет, несколько раз видел его в клубе и на дерби. Он казался истым джентльменом и был красив даже в старости. Всегда жил довольно замкнуто и, говорят, был большим оригиналом, под стать Корбину. Считался коллекционером и путешественником.
   -И молодой герцогине было не скучно со стариком?
   -Господи, откуда я знаю? - резко отозвался Монтгомери. "Почему все эти молодые вертопрахи считают, что только молодость делает мужчину привлекательным?", с досадой подумал он.
   -А её вы видели? - В голосе Говарда промелькнуло нескрываемое любопытство.
   Монтгомери равнодушно пожал плечами.
   -Давно, я помню её девчонкой. Милая такая крошка была. Она же крестница Корбина. Он был весьма дружен с Фареллами. Но вас-то с чего это так волнует, Говард? - насмешливо осведомился он, взяв газету.
   Выражение лица Чарльза Говарда мгновенно изменилось. Теперь перед Монтгомери сидело воплощение невозмутимости и присутствия духа. Если бы не безвкусный галстук, его можно было бы даже принять за джентльмена.
   -Меня? С чего вы это взяли?- сухо осведомился Говард, вынимая портсигар. Потом бесцветным голосом поинтересовался, - есть что-нибудь новенькое в газете?
   -Нет, - резко отозвался Монтгомери и отбросил "Таймс", сделав вид, что внимательно разглядывает пейзаж за окном.
   Он откровенно злился. Ох уж мне эти доморощенные политики из таверны! Утром они сидят с газетой в руках, а вечером обсуждают её с трубкой в зубах. Они не могут существовать без "Таймса", "Морнинг кроникл", "Геральда", точно в них и смысл их бытия. Они нетерпеливо ждут и вечернюю газету: ведь утренние новости надоедают уже к обеду, но тут "вечерних радостей набор" - королева, новая пьеса, очередной боксёрский поединок, восстание в Греции или Неаполе, котировки акций, смерть царей - держит доморощенных политиков в напряжении до ночи.
   Монтгомери вообще не любил газет и всегда предпочитал быть немного в стороне от суеты. Как странно, что люди столь живо интересуются тем, о чём завтра забудут! А впрочем, что тут странного? На самом-то деле им не интересно ничего, но надо же о чём-то разговаривать! Мысли подаются им как меню, и всё мироздание - история, война, политика, мораль, поэзия, метафизика - для них словно подшивка старых газет, бесполезных даже для справок, кроме той, что сейчас лежит на столе! Глядя на все пустыми глазами, они интересуются: "У вас есть что-нибудь новенькое?" и, услышав отрицательный ответ, не могут сказать ничего. За пределами последних суток они напрочь лишены каких бы то ни было мыслей. А если вы в беседе обнаружите иные знания, кроме газетных, вас сочтут непрактичным глупцом, не сведущим в делах мира сего.
   -А кто будет у Корбина? - на сей раз в голос Чарльза Говарда был спокоен и безразличен.
   -Не знаю, - столь же безучастно откликнулся Монтгомери. - Меня пригласил сам Генри, он написал, что должен приехать сэр Эдвард Марвилл. Ну и, конечно же, - он с нарочитой серьёзностью склонил голову к собеседнику, - у Генри будут его племянница мисс Сьюзен Сэмпл, ваша невеста, и её кузина Кэтрин Монмаут, невеста Марвилла. Кто будет ещё - мне неведомо. Да и какая разница? - с лёгкой долей деланого простодушия осведомился герцог, по-стариковски глуповато заморгав, прекрасно понимая, однако, что Говарда интересует, сколько потенциальных претендентов на руку молодой вдовы соберётся в замке.
   "А мальчишка-то тот ещё мерзавец, пронеслось в голове Монтгомери. Сэр Реджинальд рассказывал, как Говард проронил в клубе, что глуп тот, кто дожидается денег, а не ищет их. И через месяц был помолвлен с богатой, хоть и, как говорят, некрасивой невестой. А тут на тебе, герцогиня Хантингтон. Это тебе не жалкие сто тысяч, а вместе с недвижимостью - в восемь раз больше. Да, мальчик поторопился..."
   Говард, уставившись в окно, ничего не ответил, и несколько минут прошло в молчании. Молодой человек был так погружён в свои мысли, что забыл зажечь сигару. Мысли его несколько путались и расползались. Известие, что в дом Корбина, куда он направлялся к невесте, приедет одна из богатейший женщин Англии, смутило его, но он и представить себе не мог, что она столь молода. "Восемьсот сорок тысяч, восемьсот сорок тысяч", эти звуки странно повторялись в порывах ещё тёплого ветерка и в скрипе рессор экипажа.
   Старый герцог тем временем всерьёз задумался о странной прихоти Корбина пригласить к себе гостей. Он знал Генри только по клубу, но не помнил, чтобы тот славился гостеприимством, скорее, напротив, граф Блэкмор был несколько нелюдим. Монтгомери побывал у него в имении только однажды, лет восемь назад, на похоронах отца Генри, восьмого графа Блэкмора. С чего бы это Корбину вдруг проявлять такое радушие? И эта вдова Хантингтона, зачем Генри её пригласил? Почему именно сейчас? Вопросов было больше, чем ответов, но Фредерик Монтгомери не принадлежал к тем людям, которые забивают себе голову неразрешимыми вопросами.
   Сегодня же вечером всё прояснится.
   Карета свернула на дорогу, петляющую вдоль живописных холмов, поросших зарослями жимолости и кустами шиповника, и в струях нежного аромата чабреца, мёда и мяты в окно экипажа залетела пёстрая бабочка, забив по стеклу трепетными крылышками. Их мельтешение нервировало Говарда, распахнувшего на ходу дверцу кареты и шляпой выгнавшего мотылька вон.
   Ещё через четверть мили показался Блэкмор Холл, огромный неуклюжий замок, которому его нынешний владелец Генри Корбин, девятый граф Блэкмор, безуспешно пытался придать вид респектабельного современного жилища. Увы, массивные стены с вековым налётом красноватой плесени, въевшейся в серые камни, четыре форта, надвратная башня и каменный мост издалека, на въезде, казались романтичными, вблизи же производили впечатление тяжёлое и грубое. Ни пятьсот акров благоустроенного парка, ни разгуливающие повсюду павлины, ни грот с беседками в дорическом стиле, выстроенными по идейке заезжего архитектора, - ничто не могло скрасить суровой грубости древней цитадели.
   Из-за вечных дождей не удавалось осушить и огромное болото, образовавшееся на месте речной заводи у западного фронтона крепостной стены. Болото, как заметил старый герцог, расползлось уже до кладбища в полумиле от замка и грозило семейному склепу Блэкморов.
   Этого мало. В дополнение ко всем неудобствам сюда было трудно нанять обслугу, ибо среди челяди ходили упорные слухи, что в подвале замка водится привидение. Напрасно его сиятельство орал на постоянно требовавших расчёта кухарок, экономок и горничных, прося предъявить ему оный призрак: наглый фантом упорно предпочитал показываться на глаза всем, кроме хозяина поместья.
   Говард и Монтгомери, несмотря на то, что задержались в Лондоне из-за забытого Говардом подарка невесте, за которым пришлось возвращаться, приехали в числе первых.
   Генри Корбин, сорокашестилетний брюнет с благородным лицом и не менее благородной сединой на висках, встретил их с необычайной теплотой. Он удивил любезностью даже милорда Фредерика, который долго не мог понять, что изменилось во внешности его старого клубного партнёра по висту и бриджу, пока не сообразил, что тот просто улыбается.
   Корбин всегда был не то что бы красивым мужчиной, а скорее - слишком мужчиной, что проступало в мощи рук и запястий, в ширине плеч и волевых чертах смуглого приятного лица. Дамы с похвалой отзывались о томном взгляде его умных карих глазах, хвалили и неизменное флегматичное спокойствие Корбина. Его всегдашний успех у женщин не давал, однако, повода для сплетен: у графа была репутация человека порядочного, хоть и довольно эксцентричного. Но проявлялась эксцентричность только в его склонности к живописи, театру, литературе и медицине, а ещё - в коллекции тростей из редких пород дерева с инкрустациями и набалдашниками из слоновой кости и перламутра. В его собрании были трость-шпага, трость-линейка, тросточка с подзорной трубой и лорнетом, трости с расчёсками, фонариками, часами, охотничьими рожками и табакерками. Была и массивная трость со спрятанным внутри клинком. В иных находились стетоскоп, пинцет, бинты и даже лекарства, в других - кисти и карандаши, а иные таили свёрнутые в трубку ноты. Сегодня на руке Корбина висела новая трость - с набалдашником, украшенным тонким золотым кольцом.
   Одет же Корбин всегда был безупречно: просто и дорого.
   -Дорогой Фрэд, - Корбин даже распахнул Монтгомери объятья. - Рад, что ты смог вырваться. У меня тут Арденский лес, ей-Богу, вокруг одни влюблённые парочки, - усмехнулся он, - но и мы скучать не будем. Завтра я жду Перси Грэхема, обещал приехать и Арчибальд Хилтон. Может, и Гелприн появится. Этого вполне довольно для партии в вист. И тогда мы, старые холостяки, проведём время не хуже остальных. Кого не греет любовь, - Блэкмор игриво подмигнул милорду Фредерику, - согреет недурной коньяк, не правда ли?
  
   Глава 2. Гости и домочадцы Генри Корбина
  

Никогда не путай выдержку

с гостеприимством.

Ральф Эмерсон.

  
   Не успел Монтгомери удивиться именам приглашённых, как за спиной хозяина показался, приветствуя их, сэр Эдвард Марвилл, барон Чирбури. Старый герцог мрачно отдал поклон.
   Есть люди, которые нам неприятны, хотя их и не в чем упрекнуть. Просто проскальзывает в их обращении какая-то холодная неискренность, и опытные люди способны заметить неприметные признаки дурных привычек задолго до того, как видят их воочию. Монтгомери вспомнил, как встречался в таверне с очень вежливым, приятной наружности джентльменом, но со странным взглядом: казалось, будто он из-под ресниц хорошо вас видит, а вы его - нет. То был самый обыкновенный карточный шулер.
   Эдвард Марвилл напоминал Монтгомери этого типа: та же суетность, то же смазливо-слащавое, женственное лицо и жалкое сложение. Такие люди, брезгливо подумал старый герцог, никогда не оскорбят вас правдивостью, не обеспокоят своеобразием и не унизят доверием. Плюгавец, ей-Богу, хоть женщинам, как замечал Монтгомери, такие вертопрахи обычно нравились. Некоторое достоинство ему придавали только костюмы, сшитые хорошим портным, да прикрасы современной моды. Всё, что он умел - это сорить деньгами, унаследовав эту привычку от отца и деда, правда, демонстрировать свои таланты ему удавалось редко: денег в семье почти не осталось.
   Через две недели, как сказал Корбин, предстояло оглашение помолвки Марвилла с мисс Кэтрин Монмаут, племянницей лорда Блэкмора. В свете судачили, что девица, страстно влюбившись, пошла против воли дяди-опекуна, резко высказавшегося против этого брака, и настояла на своём. Ещё одна племянница его сиятельства, кузина мисс Монмаут, мисс Сьюзен Сэмпл, уже месяц была помолвлена с молодым Чарльзом Говардом, племянником и наследником лорда Финли, однако тут лорд Генри не возражал, мотивируя согласие тем, что жених, нищий сегодня, всё же должен когда-нибудь разбогатеть.
   Пока хозяин приветствовал Чарльза Говарда, Фредерик Монтгомери осторожно оглядывался по сторонам, ожидая увидеть Хильду Хантингтон и племянниц лорда Генри, но их не было. Между тем он думал, что уж мисс Сэмпл выйдет поприветствовать приехавшего жениха. Тут Генри, однако, посоветовал им поторопиться: ужин через час, вещи в их комнатах, слуги проводят их, леди уже ушли переодеваться.
   -Хотят поразить женихов красотой, - снова подмигнул Монтгомери Блэкмор, улыбаясь немного криво, и тут же виновато добавил, наклонившись к его уху, - ты извини, Фрэд, я распорядился поместить тебя в западных комнатах, оттуда открывается прекрасный вид на болота, но окна не поднимай, снизу, особенно после дождей, несёт тиной, - Генри Корбин вздохнул и развёл руками, - это чёртово болото - моя вечная головная боль.
   Монтгомери кивнул, бросил взгляд на беседующих о чём-то Марвилла и Говарда, которым вскоре предстояло стать почти свояками, и направился в выделенные ему апартаменты. Комнаты были уютны и дорого обставлены. В гостиной старый герцог с любопытством выглянул в окно: на закате, обливавшем уступы горной гряды и бурые пятна болотной ряски особым палево-рыжим светом, вид и вправду был прелестен. Правда, милорда Фредерика удивило, что, несмотря на довольно жаркий сентябрьский день, над болотом курилась туманная дымка, особенно густая в ложбине меж двух валунов, удивительно напоминавших огромных жаб, но размышлять об этом было некогда. Вошёл камердинер Монтгомери, прибывший почтовой каретой ещё до полудня, и поторопился помочь господину.
   -Что тут слышно, Джекобс?
   Монтгомери нисколько не сомневался, что получит исчерпывающий ответ: его слуга легко заводил знакомства среди челяди в любом доме, куда бы ни приезжал его господин. Глупо было думать, что сегодня Джекобс зря терял время. Милорд поощрял любопытство камердинера не потому, что был склонен к досужим сплетням. Он просто любил быть в курсе происходящего. Лакей же, практичный и здравомыслящий, прекрасно знал прихоти своего господина.
   -Все сбились с ног, милорд. Кухарка ворчит, что ей не прокормить такую ораву гостей, горничных не хватает, экономка жалуется на нехватку дров, одеял и полотенец, грум брюзжит, что из-за чужих лошадей в конюшне не хватит сена, конюх фыркает, что приходится постоянно гонять повозку в Сохэм то в лавку за скатертями, то к мяснику, то на маслобойню, то ещё за чем-нибудь, - тут к такому не привыкли.
   - А что говорят о племянницах Корбина?
   -Девицы весьма своенравны, к тому же - не шибко-то ладят друг с другом. Но в местной таверне сплетничают, что их матушки, сестры его сиятельства, тоже друг друга недолюбливали. Это, выходит, у них семейное, милорд.
   -А леди Хильда уже здесь?
   -Нет, милорд, - покачал головой камердинер, - вдову герцога Хантингтона ожидают завтра. Пока прибыла её компаньонка, но она, кажется, итальянка, выглядит чрезвычайно странно и весьма неразговорчива, - на лице Джекобса промелькнуло разочарованное выражение: он не привык, чтобы с ним отказывались поболтать горничные или камеристки. - Она только обронила, что миледи обязательно приедет.
   - А что в ней странного, Джекобс?
   - Её зовут Бартоломеа Дальбано и она уродлива, как смертный грех, сэр. Настоящая ведьма.
   Монтгомери пожал плечами. Внешность слуг его никогда не интересовала.
   -Постарайся всё же узнать, приглашена ли леди Хильда своим крёстным, и если да, то с какой целью?
   -Это я и так знаю, милорд, - Джекобс самодовольно улыбнулся, - миссис Майлз, экономка, сказала, что господин последний год траура постоянно переписывался с леди Хильдой, и она уже гостила здесь в январе. Ей необычайно понравился замок зимой, она обмолвилась, что хотела бы посмотреть на эти места на исходе лета, и лорд Генри тогда же пригласил её побывать здесь на Михайлов день, когда закончится траур.
   -А она понравилась молодым леди?
   -О, они её не видели, - педантично уточнил Джекобс, - мисс Кэтрин и мисс Сьюзен провели зимние месяцы в Лондоне. Здесь они обе живут только с конца мая по конец сентября и, говорят, ненавидят Блэкмор Холл. Обе молодые леди сами очень хотят посмотреть на герцогиню.
  
   Без четверти семь ударил гонг. Милорд прошёл в столовую, где уже собрались хозяин и его племянницы, кареглазая и темноволосая Сьюзен Сэмпл и белокурая пухленькая Кэтрин Монмаут. Тут же были и женихи девиц, Эдвард Марвилл что-то шептал на ухо мисс Монмаут, а Говард любезно улыбался мисс Сэмпл.
   Старик пристально оглядел девиц. Кэт была довольно мила, лицо, округлое и нежное, ничем не отталкивало, разве что улыбка, открывавшая не только зубы, но и влажные десна, немного портила её. В жестах и мимике мисс Монмаут проступало нечто изнеженное и мечтательное, казалось, она смотрела на вас и не замечала, то ли грезя, то ли воображая себя в каких-то иных местах, например в театральной ложе или на балу.
   Приглядевшись к мисс Монмаут, Монтгомери довольно быстро постиг нрав девицы, тем более что видел подобное совсем нередко. Такие тепличные особы так привыкли к продуманной смене приятных впечатлений и настолько приучены к довольству и безделью, что малейшее усилие превращается для них в пытку. Они почивают на ложе из розовых лепестков и жизнь для них - "волны амбры среди полей Элизия", им противна даже мысль о скорбях. Они взвинчивают каждое своё ощущение до сладострастной утончённости, а каждое движение превращают в изящный и элегантный жест. Вокруг них должны витать волшебные ароматы и нежные звуки, им навстречу должны попадаться только милые лица; они должны мягко ступать по ярким коврам или подстриженным лужайкам. Книги, искусство, шутки, смех заполняют все их мысли и часы. Что им до испытаний и превратностей судьбы? Какое отношение они могут иметь к тяжкому труду, борьбе, бедности, болезням и мукам, обычно составляющим удел человечества? Все это непереносимо для них даже в воображении.
   Сделав эти неутешительные наблюдения, Монтгомери обратил внимание на мисс Сэмпл, которая сидела, глядя прямо перед собой и за весь ужин не произнесла и трёх слов. Красавицей её назвать было трудно. Ястребиные, совсем не женственные глаза и густые брови с изломом придавали ей что-то сварливо-замкнутое и делали старше. Однако в ней чувствовались воля и ум, да и стотысячное приданое тоже кое-чего стоило.
   Причина вражды кузин теперь стала понятна старику: глупенькая и хорошенькая Кэтрин презирала сестру за некрасивость, а Сьюзен, холодная и умная, считала сестру дурочкой.
   За столом Монтгомери внимательно поглядывал на Чарльза Говарда и сделал вывод, что не ошибся: тот был весьма галантен с невестой, но, вспоминая разговор в экипаже, милорд Фредерик видел, что он ничуть не увлечён мисс Сэмпл, и ничего странного тут не был: некрасивой девице был, видимо, нужен муж, а нищему жениху - деньги. Эдвард Марвилл шутил и смешил мисс Монмаут, выглядел влюблённым и счастливым, но Монтгомери, хорошо зная Эдварда, понимал, что весёлость его наиграна, глаза же молодого человека, несмотря на расточаемые улыбки, тусклы и холодны. Марвилл был посредственностью, но глупцом не был. И потому было понятно, что восторгаться пустой глупышкой Кэт искренне он тоже не мог.
   Монтгомери стало тоскливо, и только Генри Корбин, погрузившийся в весьма милые милорду Фредерику воспоминания о старине, сделал ужин приятным. Впрочем, и тут не обошлось без дурных впечатлений. Мисс Монмаут морщилась, как от зубной боли, едва речь заходила о смертях, болезнях или военных операциях. Она не притворялась. Даже упоминать о таких вещах, по её мнению, было неприлично, и одна только мысль о бедствиях смертельно угнетала расслабленное воображение девицы.
  
   Чарльз Говард после ужина, пожаловавшись на головную боль, уединился в своих апартаментах. Мисс Сэмпл, зная, что её жених плохо переносит дорогу, не стала возражать. Кэт же Монмаут приказала подать новое платье, торопливо, шикая на камеристку, надела его и с улыбкой предстала перед зеркалом. Прелестно, просто прелестно, Эдвард будет в восторге. Они договорились пройтись по парку - обсудить будущее. Боже мой, неужели пройдёт всего несколько месяцев - и она обретёт свободу и счастье с любимым?
   Эдвард Марвилл был самым тонким и интересным человеком из всех, кого она только встречала, он обладал удивительным, очень тонким вкусом, а, главное - сами вкусы их были поразительно похожи! Эдвард любил "Эвелину, или Историю выхода молодой леди в свет" Фанни Бёрни, восхищался "Удольфскими тайнами", "Итальянцем, или Исповедальней Кающихся, Облачённых в Чёрное" Анны Радклиф, обожал "Мельмота Скитальца" Мэтьюрина! Но и это ещё не всё. На музыкальном вечере у сэра Ригли он заказал, подумать только, её любимую "Весеннюю песнь" Арна и "Облака" Дибдина! Какое сходство наклонностей!
   Кэтрин накинула лёгкий плащ и осторожно спустилась по боковой лестнице, крепко держась за перила. Ступени здесь дядя ремонтировал каждый год, но от постоянной сырости лежащего внизу болота они быстро обрастали по углам зеленоватым мхом, становились склизкими и прогнивали. Упаси Бог ступить не туда.
   Эдвард Марвилл уже ждал её внизу и встретил милым комплиментом и тёплой улыбкой.
   -Кэт, дорогая, ты просто прелестна.
   Именно этих слов, она, что скрывать, и ждала. Мисс Монмаут бросила восторженный взгляд на жениха. Ей нравилось в Эдварде всё: утончённые черты истинного аристократа, тонкое остроумие, шарм и грация. Сердце её сразу, при первой же встрече неосознанно выбрало из толпы мужчин именно его - лучшего. Когда же хозяйка приёма, леди Элиот, сказала ей, что Эдвард Марвилл наводил о ней справки, сердце её едва не выскочило из груди.
   -Эдвард, ну что ты, - она сделала вид, что его комплимент смутил её.
   Марвилл подал ей руку, и они медленно побрели вдоль аллеи.
   -Оказывается, твой дядя пригласил графа Нортумберленда и Арчибальда Хилтона. Я не знал об этом, - уронил Марвилл, - они разве друзья?
   Мисс Монмаут пожала плечами.
   -Он что-то говорил о них, да я не запомнила, - почти отмахнулась она. Её удивило, что Эдвард заговорил о гостях дяди. Кэтрин бросила на Марвилла жадный взгляд. Почему он не говорит о самом главном - о предстоящей помолвке? Кэт не хотелось самой затевать этот разговор.
   Марвилл был, однако, странно задумчив, несколько минут они шли молча, потом Эдвард спросил:
   -А милорд Фредерик - ты хорошо его знаешь?
   Кэтрин удивилась ещё больше.
   -Герцог Монтгомери? - она поджала губы. - Они, кажется, дружны с дядей, во всяком случае, в Лондоне милорд Фредерик часто бывал в доме, они же члены одного клуба. Но что тебе за дело до него?
   - О, совсем никакого, просто любопытно.
   Марвилл лукавил. Он знал, с какой неохотой Корбин согласился на его помолвку с Кэтрин, и приглашение двух красавцев - Грэхема и Хилтона, воспринял с опаской. Не хочет ли Корбин, чтобы один из них вскружил голову Кэтрин и увёл у него из-под носа сто тысяч фунтов? Не бывать этому. Не менее опасным было и приглашение Монтгомери, упрямого ортодокса и тупого моралиста, который, благодаря своим обширным родственным связям, был осведомлён о многом, в том числе и о кое-каких его собственных грешках. Не надеется ли Корбин, что старый герцог тоже может попытаться отговорить Кэт от брака с ним? Если так - нужно поторопиться и огласить помолвку как можно скорее.
   Впрочем, Кэтрин влюблена в него по уши и едва ли будет склонна слушать новые разоблачения. Он позаботился рассказать ей о том потоке клеветы, что постоянно преследовал его в обществе, и теперь Кэтрин все услышанное обязательно спишет на оговоры. Девица она пустоголовая. Грэхем же и Хилтон - да, это соперники, но, насколько Марвилл знал, женитьбой ни один из них пока не озабочен. И, тем не менее, - тянуть с оглашением нельзя.
   -Я думаю, дорогая, в конце недели мы можем объявить о помолвке, как ты полагаешь?
   Мисс Монмаут восхищённо вздохнула - именно этих слов она и ждала. Она кивнула, скромно опустив глаза.
   Где-то неподалёку вдруг резко трижды хрипло прокричала какая-то птица. Кэт вздрогнула, а Эдвард Марвилл удивлённо вгляделся в сумеречный прогал парковой аллеи.
   -Что это было, Кэтрин?
   -Не знаю, мне показалось, ворона.
   Марвилл нахмурился и покачал головой.
   -Это не ворона. Вороны никогда не кричат в сумерках, только на рассвете. Странно.
   Грай повторился - отчётливый, троекратный, размеренный, таящий в себе что-то гнетущее и словно издевательское, потом неизвестная птица, взмахнув тёмными крыльями, вылетела прямо на них, заставив пару испуганно отшатнуться, и взмыв в ночное небо, растаяла в нём.
   Мисс Монмаут помрачнела.
   -Ненавижу этот замок, просто ненавижу, - тихо, почти безотчётно пробормотала она, - как только огласим помолвку, поскорее поженимся и уедем в Лондон. Снимем дом на Сен-Джеймс-стрит и никогда сюда не вернёмся.
   Марвилл с удивлением взглянул на Кэт: голос её звучал совсем низко, она явно была не в себе.
   -Ты не любишь Блэкмор Холл?
   -Ненавижу, - повторила Кэтрин, - просто ненавижу. Он ужасен. Тут полно призраков, появляются привидения, на стенах то и дело проступают какие-то следы, двери со скрипом открываются, потом слышны шаги в пустых залах, кто-то среди ночи не то поёт, не то воет - всё это ужасно. Я не могу тут жить.
   Марвилл ничего не ответил, лишь покачал головой: экзальтированные девицы в Лондоне, начитавшиеся модных готических романов нелепой миссис Радклиф, что и говорить, везде видели ужасы. Ему самому дом Корбина ужасным вовсе не показался. Весьма недурное поместье. Конечно, несколько великовато, но если взяться с умом и деньгами за ремонт, можно сделать из него просто конфетку.
  
   Глава 3. Леди Хильда, герцогиня Хантингтон
  

Настоящая красота не та,

которой любуешься с удовольствием,

но та, на которую смотреть так же трудно,

как на солнце.

Этьен Рей

  
   Монтгомери лёг рано, почти сразу после ужина, изрядно обессилев с дороги, и проспал без малого до одиннадцати, забыв попросить Джекобса разбудить его. Вставал он теперь нелегко и по утрам чувствовал себя неважно, потому и был благодарен Корбину, отдавшему приказание принести завтрак ему в комнаты. Милорд хотел было послать найти Генри, чтобы поговорить, но махнул рукой - успеется.
   Как оказалось, Корбин всё утро был в разъездах и вернулся только к обеду, во время которого старый герцог заметил, что мисс Монмаут сияет, а мисс Сэмпл, напротив, неразговорчива и мрачна.
   Сразу после обеда у парадного послышался стук копыт ещё двух экипажей. Монтгомери выглянул в окно. Так и есть. Приехали два молодых светских льва, Перси Грэхем, граф Нортумберленд, приятный брюнет, живое остроумие и талант рассказчика которого неизменно делали его душой любого общества, и Арчибальд Хилтон, стройный красивый блондин, о котором говорили, что он продал душу чёрту: настолько велико было его везение за карточным столом. Считалось, что удачливым картёжникам не везёт в любви, но эта истина не оправдывалась на Хилтоне: тридцатилетний бонвиван был баловнем дам, и слухами о его любовных похождениях полнились светские гостиные.
   Монтгомери спустился по парадной лестнице, но остался за колонной у входа, не желая попадаться на глаза Грэхему и Хилтону.
   -Интересно взглянуть на эту вдову Хантингтона, - услышал он Хилтона, - сэр Реджинальд видел её в церкви и назвал красавицей, а он последние годы ни одну прелестницу в обществе не находил даже хорошенькой.
   В ответе Перси Грэхема сквозила нескрываемая ирония.
   -Её светлость никогда не мелькала в Лондоне, к тому же, говорят, носила по мужу строгий траур. С учётом, что супруг годился ей даже не в отцы, а в деды, такое неукоснительное соблюдение приличий граничит с фарисейством, Хилтон. И кому как не тебе, Арчи, знать, что истинная красавица никогда не будет прятать лицо под вуалью. Полагаю, сэра Реджинальда обманул коварный свет церковных витражей.
   -А ты сам её видел? - лениво поинтересовался Хилтон.
   -Да, с герцогиней Бервик в храме, фигура у неё и впрямь хороша, но она ни на минуту не поднимала вуали. Я, сам понимаешь, не мог приволокнуться за ней при Летиции, но заметил, что молодая вдовушка предпочитала разыгрывать несокрушимый оплот добродетели. Правда, у неё недурные глаза, они светились даже через густую вуаль. Но обо всём прочем судить не могу.
   - А что говорит о ней Летти? - Хилтон знал, как впрочем, и весьма многие в свете, что Летиция Бервик - любовница Грэхема.
   - Летти? Ну, о ком она когда-нибудь хорошо сказала?
   - Неужели эта Хантингтон добродетельна, как Лукреция? Это будет скучно. Ничто так не скучно, как добродетель, - Хилтон перехватил трость и вздохнул.
   Перси не затруднился с ответом.
   -Всё скучно, Хилтон, порочные женщины также скучны, как и непорочные, с небольшой разницей в пару ночных свиданий.
   Оба прошествовали мимо Монтгомери, не заметив его.
   Старик снова задумался. Он не считал Перси Грэхема и Арчибальда Хилтона достойными людьми: слишком хорошо знал их. На совести Грэхема были несколько соблазнённых девиц из приличных семейств, распутные сожительства с чужими жёнами, говорили о шести дуэлях со смертельным исходом и частых вояжах по борделям. Арчибальд Хилтон отличался от Грэхема только тем, что чаще проводил время за карточным столом, нежели в блудных домах, что до интриг с замужними женщинами - тут он даже превосходил Перси. Зачем Генри их пригласил? В вист можно поиграть и с кем-нибудь поприличней.
   И ещё одно обстоятельство удивило Монтгомери. Грэхем и Хилтон никогда не считались друзьями Корбина, даже приятелями не слыли, почему же для вечерних партий в вист он выбрал именно их? Впрочем, это легко было объяснить стремлением Корбина улучшить отношения с клубными завсегдатаями, но всё же что-то во всём этом настораживало старого герцога.
   Погоняв шары на бильярде, Монтгомери, спустившись вниз по лестнице, увидел у парадного крыльца лорда Генри, отдававшего какие-то распоряжения груму и конюху. Дождавшись, пока Блэкмор освободится, Фредерик, сначала заговорил о погоде, ибо небо ещё с полудня начало хмуриться, и явно собиралась гроза, потом - о гостях.
   - Мне казалось, ты не расположен к Грэхему и Хилтону. Почему ты пригласил именно их?
   Корбин в ответ безмятежно пожал плечами.
   -Потому что не из кого было выбирать, Фрэд. - Корбин начал методично загибать пальцы. - Адмирал Рейли уехал на похороны тётки, сэр Реджинальд сказал, что столь далёкие вояжи - не для его подагры, милорд Остен, ты же знаешь, ещё не оправился после простуды. Я приглашал и лорда Саймона, но он женит в конце месяца сына, извинился, но отказался. Что же мне оставалось-то?
   Возразить Монтгомери было нечего, и он заговорил о другом:
   -Мне не показалось, что Марвилл и Говард особо влюблены в твоих племянниц.
   Генри только хмыкнул.
   -Мне тоже так не показалось, но с нынешней молодёжью, Фрэд, никакого сладу нет. Я, видит Бог, выложил Кэт всё, что знал о Марвилле дурного - кутежи, транжирство, блудные похождения. И что? Девица твердит, что всё поклёпы, клевета и вздор. Сьюзен, вроде бы, поумней, она видит, кто такой Говард, но и тут меня ждал афронт. Она просто, похоже, хочет быть леди Говард, вот и всё.
   - А ты сам хорошо знаешь Говарда?
   - Да, - спокойно кивнул Корбин. - Он относится к тем людям, кто переделывают написанное не потому, что оно неверно, но лишь потому, что может оказаться неверным. Трепеща от страха перед воображаемыми ошибками, они совершают настоящие. При этом вся их осмотрительность ничуть не мешает им допускать серьёзнейшие просчёты, - Корбин лениво закурил и продолжал, - вздорные опасения владеют Чарльзом настолько, что он теряет умение отличать истинные поводы для тревоги от вымышленных. Близорукость постоянно вовлекает его в переделки, и она же мешает ему из них выбраться. Он не в ладу и самим с собой, и с окружающими, ничего не делает сам и не даёт другим и, неуверенный в себе, пребывает в вечном беспокойстве. Кроме того, он завистлив. Что скрывать, не таких женихов я хотел для девочек, но что поделаешь?
   Монтгомери подивился верности характеристики.
   - Но ты согласился на этот брак.
   -А что было делать, Фрэдди? - Генри посмотрел прямо в глаза Фредерику и, наклонившись, насмешливо прошипел в ухо герцогу, - если девке вовремя не дать мужа, она подожжёт дом. Они и так-то, извини мне эти слова, не шибко-то сговорчивы да покладисты, а тут и вовсе бесноватыми стали. Я устал с ними спорить, Фрэд. Чувственность и бездумная жизнерадостность Кэт были доведены потворством её мамочки до того, что она страдает от самого незначительного сокращения привычной порции удовольствий и охотно купит мимолётное счастье ближайших пяти минут ценой благосостояния грядущих лет. А Сьюзен, хоть и не столь изнежена, тоже всегда хочет настоять на своём, а если не выходит, то злится и дуется, как избалованный ребёнок. Они хотят немедленно завладеть всем, на что положили глаз. - Корбин выпустил изо рта колечко дыма, - может быть, когда-нибудь они и заплатят за это, но сейчас их это не волнует. Их девиз - теперь или никогда. Их так же мало беспокоит, что будет с ними через неделю, как то, что случится через тысячу лет. Кэт откладывает размышления на потом и смеётся над ними в своей легкомысленной ветрености, будто слушает потешный рассказ, а Сьюзен просто хладнокровно купила жениха приданым.
   Старый герцог вздохнул. Увы, мнение Корбина трудно было оспорить. Он, что и говорить, всё понимал верно.
   -А Хильда? Зачем она приедет? - спросил он.
   -Я пригласил её ещё зимой, у неё ведь уже окончился траур. Не скрою, мне приятней говорить с ней, чем с племянницами. Она старше их обеих едва ли на полгода, но в голове, поверь, мозгов в достатке, если не сказать - в избытке.
   - А когда она прибудет?
   -Я жду её с минуты на минуту. - Корбин спустился с крыльца и стал обеспокоенно вглядываться то в небо, то в туманную дорогу. - Гроза собирается, боюсь, как бы она не опоздала. Она написала, что к шести подъедет, а уже четверть седьмого. Не случилось ли чего с экипажем?
   Тут небо прорезала молния, оттенив тёмные тучи у них над головами, потом прогремел гром. Корбин торопливо взбежал на парадное крыльцо, и они вошли в дом.
   -Иди, переодевайся к ужину, - сказал Блэкмор, - а я подожду здесь.
   Монтгомери направился к себе, а когда четверть часа спустя вышел в обеденный зал, дождь уже лил как из ведра. По дороге в столовую в коридоре старый герцог встретил странную особу лет пятидесяти, которая несла мимо него свечной ящик и подсвечник с двумя зажжёнными свечами. Когда они поравнялись, пламя осветило странное лицо женщины: напряжённое и мрачное. Тёмные крупные глаза слегка навыкате скользнули по лицу Монтгомери, толстогубый рот изогнулся, большой нос, показавшийся кривым, дёрнулся, точно принюхиваясь к чему-то в воздухе.
   Старый герцог подумал, что эта та самая служанка герцогини, о которой столь брезгливо отозвался Джекобс, и понял, что не ошибся, когда она исчезла на втором этаже в комнате, около дверей которой громоздились несколько больших сундуков. Монтгомери не смог вспомнить, как назвал её камердинер, но не оспорил его слова о неприятной внешности компаньонки герцогини. Неужто леди Хильда не могла найти ничего поприглядней этого пугала?
   Однако Джекобс, кажется, назвал её итальянкой? Герцог покачал головой. В женщине проступало что-то от креолки, да и кожа для итальянки больно тёмная, подумал он.
   Генри Корбина не было ни в столовой, ни в парадном: проходя мимо, милорд Фредерик нигде его не встретил. Вошли Хилтон с Грэхемом, успевшие уже разместиться в выделенных им комнатах и переодеться к ужину, потом появились и племянницы графа с женихами. Граф Блэкмор возник на пороге последним и сразу кивнул Монтгомери.
   -Слава Богу, она успела до начала ливня, - он нахмурился и мрачно взглянул в окно, - что за месяц выдался, льёт и льёт каждый день. На прошлой неделе - дня без дождя не выпало.
   В столовой Хилтон беседовал с Марвиллом о клубе, Грэхем с Говардом - о последнем забеге на дерби, а милорд Фредерик молча разглядывал новоприбывших. Хилтон, белокурый и голубоглазый, был очень хорош собой, да и одеваться умел. Ему едва стукнуло тридцать, но в глазах уже проступали пресыщенность и опыт. Перси Грэхем, граф Нортумберленд, кареглазый брюнет, был чуть постарше Хилтона. "Или уж, воля ваша, истаскался сильнее...", пронеслось в мозгу старого герцога. Он заметил и быстрые, внимательные взгляды, какими Хилтон и Грэхем окинули племянниц Корбина, но, похоже, ни у одного из приезжих не возникло желания стать соперниками Говарда и Марвилла. Девицы же озирали новых гостей с ленивой грацией истинных леди, потом поинтересовались у дяди, будет ли его гостья ужинать с ними? Корбин не успел ответить, как звучный голос лакея провозгласил:
   -Леди Хильда, герцогиня Хантингтон.
   Монтгомери повернулся к двери и замер, почувствовав, что у него пересохло во рту, с досадой на себя подтянул отвисшую в изумлении челюсть и вздохнул. Это надо же...
   Герцогиня появилась в сером шёлковом платье с оголёнными плечами, замерев на миг у вишнёвой портьеры. Короткая горностаевая горжетка уподобляла её королеве. Монтгомери никогда ещё не видел лица столь благородных очертаний. В огромных прозрачных серо-голубых глазах играли искры пламени напольных канделябров, эти же искры пробежали по пышным, убранным в итальянскую причёску волосам цвета сигарного пепла, оттенявшим белоснежную сияющую кожу. Да, леди Хильда, миловидная в детстве, за минувшие с отрочества годы, что и говорить, превратилась в ослепительную красавицу. От точёных рук до очерка тонких скул, от скульптурных плеч до лебединой шеи, от коралла губ до мраморного лба, - глаз нигде не мог найти изъяна. Если причуда фантазии могла нарисовать иную красоту, то, лишь мельком взглянув эту, перестала бы грезить.
   Возраст милорда Фредерика позволял ему любоваться женской красотой достаточно бескорыстно, но остальные мужчины в полном молчании следили за герцогиней, подошедшей к крестному и протянувшей ему руку. Монтгомери отметил удивительную грацию её движений и прекрасную осанку, ощутил аромат странных, немного тяжёлых духов, в который узнал терпкий аромат горького миндаля. Лорд Генри по праву старшинства раньше всех подвёл её к Монтгомери. На его поклон герцогиня отозвалась любезными словами, обращёнными к лорду Генри:
   -Я прекрасно помню друга моего крестного отца милорда Монтгомери. Мне кажется, годы не оставляют на нём никакого следа: сегодня его светлость выглядит ещё респектабельнее, чем восемь лет назад, - голос леди Хильды оказался глубоким и мелодичным контральто.
   Монтгомери удивился, что герцогиня вспомнила его, а её тонкий комплимент польстил его самолюбию. Она не сказала ни одного лишнего слова, а её поведение и манеры были безупречны. Он также с удивлением отметил, что в присутствии герцогини племянницы графа странно поблекли, лицо мисс Сэмпл показалось теперь совсем уж некрасивым, мисс Кэт тоже точно полиняла, милорд обратил внимание на второй подбородок мисс Монмаут и низкий лоб мисс Сэмпл, чего раньше вовсе не заметил.
   Генри тем временем представил герцогине Перси Грэхема и Арчибальда Хилтона, Чарльза Говарда и Эдварда Марвилла, потом - своих племянниц, смотревших на её светлость со смешанным выражением завистливого восторга и неприязни.
   Неожиданно у дверей появился лакей и громко произнёс:
   - Сэр Джеймс Гелприн.
   На пороге возник бледный улыбающийся человек, окинувший гостей Корбина бледно-голубыми, почти бесцветными глазами. Старый герцог не смог понять, сколько лет вошедшему: руки Гелприна были странно сухи, точно у мумии, но по лицу, гладкому, совсем без морщин, ему нельзя было дать больше тридцати восьми-сорока. Он не сказал ни слова, только молча поклонился присутствующим, однако герцогиня любезно протянула ему руку, которую гость галантно поцеловал, а Корбин сердечно поприветствовал его словами: "Привет, старина".
   Все рассаживались за столом, и за честь подвинуть стул герцогине столкнулись плечами Эдвард Марвилл и оказавшийся рядом Чарльз Говард, забывшие отодвинуть стулья невестам. Монтгомери это показалось дурным предзнаменованием.
   Напротив герцогини за столом поместились Перси Грэхем и Арчибальд Хилтон, и на лицах обоих теперь не проступало того презрительно-ироничного скептицизма, что слышался в коротком обмене репликами на лестнице. Оба поторопились завязать с герцогиней непринуждённую беседу: его сиятельство расспрашивал её светлость о тяготах дороги, а Хилтон интересовался, как долго она будет украшать их общество своим присутствием? В ответ леди Хильда сообщила, что дорога к Блэкмор Холлу весьма живописна и никаких дорожных неурядиц она не заметила, грозы же она не боится, а Хилтону ответила, что надеется провести в замке около трёх недель.
   -Если, разумеется, я не буду в тягость хозяину, - глаза леди Хильды остановились на Генри Корбине.
   Тот мгновенно откликнулся.
   -Мы связаны духовным родством, дорогая, которое я почитаю превыше любого иного, - граф тепло улыбнулся герцогине, - и потому всегда считайте мой дом своим, леди Хильда.
   Герцогиня ответила крёстному отцу участливой улыбкой и тут же озабоченно спросила:
   -Вам, надеюсь, не помешает мой Арлекин? Я взяла его с собой.
   Хилтон растерянно переглянулся с Грэхемом. Почему-то он понял так, что леди Хильда, как аристократки старых времён, возит с собой горбатого шута для развлечения, но лорд Генри любезно проронил, что никаких сложностей он тут не видит. Он находит Арлекина просто очаровательным и тут же пояснил изумлённому Хилтону, что у герцогини есть прелестный котик удивительного окраса и просто необыкновенного ума.
   Грэхем завладел разговором, пытаясь увлечь герцогиню беседой о политике. Монтгомери насмешливо хмыкнул. Радикал, реформатор и безупречный логик, Грэхем легко управлялся с налогами и национальным долгом, играючи реформировал правительство в соответствии с изначальными принципами метафизики, одним ударом уничтожал Священный союз, стирал в порошок перспективы нынешнего общества и критиковал парламент. Если бы иностранец подслушал эти мнения, пробурчал себе под нос старик, он поклялся бы, что англичане не в ладах с логикой и приходят к тем или иным заключениям под влиянием предрассудков и из духа противоречия.
   Герцогиня молча слушала графа, а на тихую реплику милорда Фредерика - улыбнулась. Мистер Гелприн за время ужина не сказал ни одного слова, но слушал разговор мужчин, внимательно разглядывая гостей Корбина.
   После ужина гостям был представлен Арлекин. Его принесла та самая уродливая компаньонка леди Хильды, что испугала старого герцога в коридоре. Разглядев же кота, все просто оторопели.
   Это действительно было диковинное животное необычайной величины и окраса: чёрная остроухая голова точно вылезала из пышного шерстяного рубища огненно-рыжего цвета с чёрными подпалинами, а хвост, чёрно-рыжий и тонкий, двигался как аспид. Кот действительно чем-то напоминал ярмарочного Арлекина, но взгляд его немного пугал, хотя ярко-зелёные глаза животного смотрели на гостей Генри Корбина с пресыщенной апатией.
   Монтгомери кот показался забавным, Перси Грэхем вежливо и даже льстиво сказал, что он просто красавец, а вот мисс Монмаут и мисс Сэмпл он совсем не понравился, мисс Кэтрин даже прошептала, что кот похож на дьявола из преисподней. Кот чёрной мордой и впрямь напоминал демона, вылезшего из пламени.
   Герцогиня смерила мисс Монмаут долгим взглядом и ничего не сказала, ласково погладив Арлекина, под хозяйской рукой громко и мелодично замурлыкавшего.
   -Этих очаровательных котов моя подруга, герцогиня Бервик, разводит в своём поместье в Шропшире, - пояснила она Монтгомери, тоже стоящему рядом, - из всего помета её кошки Лилит и лучшего производителя Красы Персии этот был самым забавным. Он не похож на персидского кота, мне не нравятся их морды, - пояснила леди Хильда. - В нём - загадочный взгляд матери и удивительный окрас отца, а Арлекином его окрестил мой муж, - она вновь погладила его, но кот, уже устав от всеобщего внимания, плавно стёк с рук компаньонки и неожиданно потёрся головой о брюки Джеймса Гелприна, стоявшего у камина.
   -Как он любит вас, Джеймс, - уронила герцогиня, и мистер Гелприн любезно раздвинул бледные губы в ответной улыбке, но ничего не сказал.
   Кот наконец запрыгнул на каминную полку, где весьма вальяжно развалился.
   - Следи, чтобы он не убежал, Бартоломеа.
   Пучеглазая компаньонка важно кивнула.
   Говард и Марвилл выглядели после ужина одинаково: оба казались растерянными и основательно выбитыми из колеи. Хилтон и Грэхем крутились теперь возле герцогини, как два голодных кота вокруг сала, каждый при этом норовил оттереть плечом другого, но леди Хильда, деля внимание между гостями Корбина поровну, была равно любезна со всеми.
   Монтгомери тихо спросил Корбина, кто такой мистер Гелприн, сам он видел его впервые. Генри с готовностью пояснил, что это - родственник Хантингтона, сын его покойной сестры. Он палеограф и полиглот, весьма интересный человек. Милорд Фредерик молча оглядел по-прежнему стоявшего у камина Гелприна и ничего не ответил. Гелприн чем-то понравился ему, хоть он и не мог понять, чем именно, но что-то в нём и отталкивало. Монтгомери не заметил в нём ни малейшего интереса ни к герцогине Хантингтон, ни к племянницам графа, ни к гостям Корбина.
  
   Несмотря на приглашение Корбина перекинуться в картишки, Монтгомери предпочёл уединиться в своих апартаментах. Герцог отпустил камердинера и устроился в кресле у камина, прикрыл глаза, и перед его мысленным взором вновь предстала герцогиня Хантингтон: пепел волос, глаза колдуньи, жемчужное сияние кожи, коралловые губы. Она напоминала старинную камею, в этой женщине подлинно проступали порода и утончённость, сдержанная величавость и томная грация. Милорд Фредерик снова вспомнил, какими поблёкшими по контрасту с герцогиней показались ему племянницы графа.
   Да, рядом с такой женщиной другим особам женского пола появляться опасно для сравнения и больно для самолюбия. О, да ведь жена Фаррелла, мать герцогини, была итальянкой из Неаполя! Вот откуда это причудливое смешение светлого лика и свинцового тумана гематитовых глаз. Но хороша, хороша чрезвычайно, и губа у Хантингтона и подлинно была не дура, если он сумел разглядеть эту красоту в бутоне и вдохнул её первый, самый свежий и терпкий аромат...
   Монтгомери вздохнул. Его дни клонились к закату, ему, увы, оставалось только праздно любоваться этой красотой, насладиться которой дано другим. Но кому? Не потому ли Корбин пригласил в замок Грэхема и Хилтона, что кто-то из них понравился его крёстной дочери? Она не посещала светские гостиные, но подлинно могла где-нибудь в церкви увидеть графа Нортумберленда или Арчибальда Хилтона.
   Мысли эти не порадовали Монтгомери, но ведь это были только его предположения. Кто знает, насколько они верны?
   Хилтон, смеясь, сказал, что она благопристойно выдержала срок траура. Арчибальд, естественно, просто повторил то, что говорилось в свете, но общество в таких случаях редко ошибалось. И неважно, чем было вызвано столь строгое следование приличиям - истинной привязанностью к супругу или нежеланием вызвать толки вокруг своего имени, всё равно подобное поведение заслуживало похвалы и свидетельствовало об уме. И Генри сказал, что она умна.
   Но умная женщина не увлечётся ни Грэхемом, ни Хилтоном.
   Милорду Фредерику не понравились и взгляды, которые бросали на леди Хильду Чарльз Говард и Эдвард Марвилл. Он знал, что к женитьбе на стотысячном приданом мисс Кэтрин Монмаут Марвилла понуждало разорение семьи, ибо от отца он получил только титул. Чарльз Говард, выказавший за время пути сюда немалый интерес к возрасту и состоянию леди Хантингтон, тоже явно не был влюблён в свою невесту. И Генри это подтвердил. В свете болтали, что Говард просто потерял надежду, что его дядюшка, достопочтенный Джозеф Финли, когда-нибудь умрёт, и решил сам о себе позаботиться. Ему удалось понравиться мисс Сьюзен Семпл, и в середине ноября должна состояться свадьба.
   Не предпочтут же Говард и Марвилл журавля в небе - уже пойманным воробьям? Оба слишком расчётливы, чтобы вести себя столь опрометчиво. Между тем они столкнулись у стула герцогини, и взгляды, которыми оба при этом обменялись, были взглядами соперников. Монтгомери покачал головой. Ох, не к добру.
   Но, может, он напрасно беспокоится? Ведь всё это - просто мелочи, пока не прояснились намерения самой леди Хильды. Если её визит, как сказал Джекобс и подтвердил Корбин, был оговорён заранее ещё зимой, то она приехала к крестному, чтобы просто провести время в тишине, вдали от шума. Да и зачем ей Марвилл и Говард, оба нищие и отнюдь не красавцы, помилуйте? Да такая женщина может выйти за кого ей угодно.
   Несколько заинтересовал и Гелприн. Странный человек. Живой манекен. Как он относится к леди Хильде? Та с ним приветлива и радушна, но никаких чувств в самом Гелприне к его юной тёте Монтгомери не приметил.
   В итоге милорд Фредерик махнул рукой на эти пустые размышления, отправившись спать. Он хотел увидеть во сне леди Хильду, но в полусонной дремё ему почему-то примерещилась дымная хмарь над болотом, огромные валуны и бурая ряска тины у самого берега.
   Потом всё погасло в мерном шуме дождя за окном.
  
   Глава 4. Мужские планы и женские намерения
  

Хорошо задуманное часто плохо удаётся.

Публилий Сир

  
   Встреча с герцогиней Хантингтон немедленно изменила планы и намерения Перси Грэхема. Получив приглашение Корбина, он удивился: их отношения никогда не отличались особой теплотой, а порой были и на грани ссоры, однако приехать согласился - просто от безделья. Лондон в сентябре пустовал, и в такую пору соблазнительно было пожить в деревне. Однако граф планировал провести у Корбина не больше недели и откланяться: его лошадь участвовала в дерби, и он не хотел пропускать скачки. Теперь же его сиятельство никуда не торопился. К чёрту лошадей и ипподромы. Хильда Хантингтон оказалась самым лакомым кусочком из всего, что он только пробовал, а перепробовал он немало.
   Дождь, обрушившийся на Блэкмор Холл, был силен, но короток, через час небо очистилось, и Перси, уединившись на террасе с сигарой и вперив взгляд в тускло проступавшие на небосклоне в прогалинах облаков искорки звёзд, тщательно продумывал план обольщения красотки, которую возжелал, едва увидел.
   Такая женщина должна принадлежать ему, в этом не было сомнений.
   При этом Грэхема удивила пришедшая ему вдруг в голову мысль, что на вдове, как говорят, с восьмисоттысячным состоянием, недурно было бы и жениться. Мысль эта для убеждённого холостяка была более чем странной, но она не вызвала отторжения в душе его сиятельства. Он привык к кутежам и светским интрижкам, но в последние годы, что скрывать, начал уставать от них. Хотелось покоя, какой-то определённости, да и наследника тоже иметь бы не помешало. Не нравилась графу и проступившая седина на висках, а недавно он заметил и лёгкую отдышку.
   Когда ваши друзья начинают удивляться, как молодо вы выглядите, это верный знак того, что вы вступили в средний возраст: когда ещё можешь делать всё то же, что и раньше, но предпочитаешь уже не делать, когда перестаёшь критиковать старших и начинаешь критиковать молодых и когда порой начинаешь даже размышлять, каким дураком был раньше. Грэхем стоял на пороге этого возраста и понимал это. Но мысли его недолго задержались на этом печальном обстоятельстве, вновь вернувшись к герцогине Хантингтон.
   Чтобы соблазнить такую женщину или хотя бы привлечь её внимание, надо понимать её, а леди Хильда пока оставалась для него загадкой. Перси Грэхем не видел её в свете и ничего не слышал о ней, кроме похвал её красоте и добронравию. То, что она с должной мерой скромности соблюдала головой траур по мужу, могло говорить о том, что она моралистка.
   Грэхем поморщился. Он не любил моралисток. Но это могло означать и нечто совсем другое: герцогиня могла быть и хорошей актрисой. Она была замужем, муженёк был намного старше её, и едва ли она так уж наивна. В любом случае, бесспорно, эта женщина наделена недюжинным умом. Хантингтон, Хантингтон... Это имя он уже где-то слышал, в каком-то странном разговоре. Но в каком? Не сэр ли Реджинальд что-то обронил по его поводу? Но что именно? Да ну, к чёрту! Что за дело ему до покойника?
   И тут он вспомнил, что его любовница, герцогиня Бервик, рассказывала ему о леди Хильде, и говорила, что эта бестия вполне стоит своего муженька, который по округе слыл едва ли не колдуном. Она твердила, что у Хильды Хантингтон дурные склонности и весьма странные вкусы. Вот что он не мог вспомнить. Как понял теперь Перси, говорила Летти из чистой зависти, ибо сама, хоть и была недурна, но сравнения с леди Хильдой не выдерживала, и ей ли вообще, весьма блудливой особе, судить о чьих-то вкусах! Хильда моложе её на добрый десяток лет, а Летти терпеть не может молоденьких.
   Но как же лучше себя вести? Умным женщинам нравятся лестные, рассудительные и тонкие разговоры. Но тут лести мало. Да, любой женщине приятно, когда в ней видят прелестную богиню любви, но расскажи ей, какая она понимающая, признайся, что она - единственная женщина, с которой ты можешь поговорить по-настоящему, и её сердце растает как снег по весне.
   Перси Грэхем кликнул лакея.
   -В гостиной кто-нибудь остался? - спать Перси совсем не хотелось.
   -Никого, милорд. Мистер Корбин приглашал мистера Хилтона на партию в вист, но тот отказался.
   Грэхем покорно дал себя разоблачить, сам же продолжал размышлять. Тут действовать надо осмотрительно. Если у красотки прекрасная грудь, не следует пялиться на неё, а нужно сделать вид, что тебя привлекает нечто совсем другое, и она будет приятно удивлена, что мужчина разговаривает с ней именно ради того, чтобы услышать её мнение. Нужен доверительный разговор, заставляющий женщину чувствовать себя умной и желанной.
   Он начнёт так: "Я никогда не понимал женщин. Может быть, вы попытаетесь мне помочь?" Тут нужно оставить паузу для утвердительного ответа и продолжить: "Каким столь умной женщине видится идеальный мужчина?" А дальше - нужно просто слушать. "Мой идеальный мужчина любит женщин, но все его мысли - только обо мне. Я чувствую, что он понимает меня умом, сердцем и плотью", сказала одна из тех, кто ныне, после скандальной связи с ним, стала парией общества. Женщины признавались ему и в ином: "Самые интересные мужчины - те, кто никогда не сдаются: не навязчивые и агрессивные, а упорные и невероятно обаятельные. Очень трудно отказать мужчине, который столь очевидно жаждет обладания и так этого добивается..."
   Грэхем отпустил лакея, достал серебряный портсигар и кивнул своему отражению. Да, не следует делать много лишних движений, в деле обольщения всё сводится к умению слушать. Ни одна женщина не устоит перед тем, который действительно её слушает. Женщины, когда их речам внимают с восторгом, тут же наделяют слушающего их мужчину всеми мыслимыми добродетели. Всё, что требуется, - держать рот на замке и смотреть невероятно страстным взглядом.
   Тут Грэхем вспомнил о застолье. Есть ли у него реальные соперники? Марвилл и Говард помолвлены, Монтгомери - старик. Хилтон, расточительный и пустой, распутный и истеричный, просто самонадеянный глупец. Его лицемерие при отсутствии проницательности так смешно! Разве может такая женщина предпочесть ему, графу Нортумберленду, это ничтожество?
   Грэхем уверенно покачал головой.
  
   Арчибальд Хилтон, чей скептицизм в отношении внешности её светлости тоже растаял, как лёд на солнцепёке, теперь, так же как и Грэхем, помышлял о том, как заполучить герцогиню себе в постель, и мысли его текли почти в том же направлении, что и мысли его сиятельства.
   Хилтон был самоуверен, но вовсе не глуп. Весьма привлекательный внешне, он и вправду мог рассчитывать на внимание самой привередливой женщины, и успех предшествующих лет несколько вскружил ему голову. Из всех присутствующих мужчин только он, как ему казалось, был создан понравиться этой женщине. Неординарность его внешности, неистощимость в наслаждениях, сила воли, решительность, отвага, самообладание и упорство в достижении цели, знание жизни и твёрдость ума, артистизм и впечатлительность, чувственность и элегантность - все это не могло не быть замечено, самодовольно подумал он.
   Но как действовать? Разумеется, преследовать её при любых обстоятельствах, прикрываясь безумством охватившей страсти, не принимать отказа, стремясь получить желаемое любой ценой. Удел романтичных влюблённых мальчиков - третьи роли. Женской душой завладевают уверенные и сильные, флирт с женщиной - это поединок характеров и воли. А выигрывает тот, у кого больше спокойствия и хладнокровия.
   Впрочем, совсем уж самонадеян он не был и потому не сбрасывал со счетов Грэхема, однако полагал, что герцогиня достаточно умна, чтобы разглядеть в Перси ничтожество натуры, болтливость и лживость.
  
   Чарльз Говард, едва увидев герцогиню, во всей полноте осознал, что такое истинная красота. В сочетании с огромным состоянием Хантингтона эта женщина была воплощением совершенства. Он безумно поторопился с помолвкой. Некрасивая Сьюзен с её жалкими ста тысячами не годилась леди Хильде и в подмётки.
   Но что теперь делать? Разорвать помолвку? Нет, это опрометчиво. Он может и не привлечь внимания красавицы, но потерять Сьюзен. А это неразумно. Лучше воробей в руке, чем петух на кровле. Надо понаблюдать за герцогиней, что, если у неё есть во всём этом какой-то свой расчёт? И что, если где-то уже есть любовник? Однако упускать шанс очаровать прелестную герцогиню тоже не следовало.
   Хуже всего было присутствие Хилтона и Грэхема. Глупо ожидать, что они уступят ему эту партию без боя.
   Говард вспомнил и слова милорда Саймона Беркли о Хантингтоне. Тот называл лорда Герберта страшным человеком. Впрочем, узколобым моралистам, вроде Беркли, страшными кажутся и те, кто опаздывает на воскресную службу в храме, кто читает не "Таймс", а бульварную прессу, и даже те, кто носят цветные жилеты.
   Но как же очаровать такую красавицу? Можно ли вообще заставить такую женщину влюбиться? Как?
   Вести себя невероятно учтиво? Возбудить её любопытство? В разговоре ловить каждое её слово?
   Нет, всё это не годится. Если за выбранной вами женщиной многие ухаживают, надо выделиться из среды её поклонников и всё делать наоборот. Если все веселы, надо ходить с печальной миной, лучше всего придать себе несколько разочарованный вид. Это заинтересует женщину. Не нужно также до поры до времени давать понять женщине, что вы влюблены. Это ухудшает положение. Действовать надо осторожно. Главное, выделяться. Если все носят белый галстук - надо носить красный, если все во фраках - носить пиджак. Всегда надо поступать не так, как делают все, а наоборот...
  
   Эдвард Марвилл возблагодарил Бога, что не успел связать себя неразрывными узами с Кэтрин Монмаут. Брак с герцогиней сулил куда большие финансовые выгоды, и это не говоря уже о том, что обладать такой женщиной, как Хильда Хантингтон, было весьма прельстительно. Однако Марвилл не переоценивал свои шансы: два развратных мерзавца будут постоянно мешать ему завоевать герцогиню.
   Путь обычный был прост: навести справки о вкусах леди, узнать, какие книги она любит, какие духи ей нравятся, какую музыку и живопись предпочитает - а потом, когда тебя ей представят - обнаружить полное сходство вкусов, прочесть всю ту белиберду, что читают девицы, восхищаться её духами, точно назвав аромат, заказать заезжему музыканту "свою любимую мелодию", аккурат ту, которой восхищается дурочка. Путь безошибочный и стократ опробованный, в том числе и на Кэтрин, однако здесь, Марвилл чувствовал это, он абсолютно не годился. Слишком умна была герцогиня, чтобы её можно было провести на такой мякине.
   Но был и иной путь... Когда ты подходишь к великолепной женщине, она заранее знает, что тебе от неё нужно. Конечно, такая привыкла к поклонению, её не удивишь страстным взглядом или дорогим подарком. Ей постоянно досаждают заурядные мужчины и несут всякий вздор, восторгаясь её красотой, и, естественно, ей все это смертельно надоело. И всё же красавице льстит тот факт, что мужчины лежат у её ног. Все, что нужно сделать, - выделиться из толпы восторженных поклонников. Но как? Да просто дать ей понять, что она ему совершенно безразлична! Сказать какую-нибудь колкость и отвернуться, но цинизм и наглость тут не помогут. Лучше всего произнести фразу как комплимент, продолжая вежливо улыбаться. Что-то вроде, "У неё лик мраморной холодной богини..." Всё это поможет опустить высокомерную особу на землю. Надо дать ей понять, что она не соответствует его представлениям о красоте, и это будет не оскорбление, а всего лишь справедливая оценка. В итоге, всем своим поведением он заставит её отличить его от остальных.
   Женщина недовольна, когда мужчины слишком настойчиво домогаются её, однако чувствует, что в этом-то и заключается её власть над поклонниками. Каждый раз, разбивая сердца, она хладнокровно смеётся. Эта герцогиня, похоже, именно из таких. Значит, её начнёт мучить женское любопытство, почему он холоден к ней? Ей захочется пополнить им ряды своих воздыхателей или она тоже решит говорить ему колкости. Не следует огорчаться. Она всего лишь попытается вызвать у него интерес к своей персоне. И если только эта женщина добьётся своего, она сразу уничтожит его. Нет. Он по-прежнему будет холоден, и тогда герцогиня откажется от оборонительной тактики и перейдёт в наступление, чтобы понравиться ему, но уже не с целью сломить его оборону, а расположить к себе. В конце концов, её самообладание будет зависеть только от того, сможет ли она добиться полной победы над ним. А ведь ему именно это и нужно!
   Да, но Кэтрин. С ней-то что делать? Вот это была проблема.
  
   ...В десятом часу возле входа в замок мелькнула тень, потом в свете газового фонаря обрисовался девичий силуэт, раздался шорох шагов по траве, он потонул в стрекотании кузнечиков и трелях цикад. Девушка меж тем прошла к дорической беседке и тут вздрогнула, заметив колонны тень.
   -Кто здесь? - Кэт Монмаут испуганно подалась назад, но тут в свете, падающем из окна кухни, узнала сестру.- Это ты, Сьюзен? Что ты тут делаешь?
   Сьюзен Сэмпл сидела на скамье в беседке и смотрела в одну точку, туда, где в длинной полосе света беспокойно сновал серый ночной мотылёк. Она не ответила на вопрос сестры и даже не повернула к ней головы, однако Кэт подошла и села рядом с кузиной. Сестры с детства плохо ладили между собой и раздражали друг друга, однако случившееся нынче вечером в столовой задело и выбило из колеи обеих, и потому несколько смягчило их взаимную антипатию.
   Кэт заговорила первой.
   -Ты заметила, как глядел на эту герцогиню твой Говард? Он от неё глаз не отводил, - язвительно обронила она.
   -Твой Марвилл ему не уступал, мне казалось, он съест её глазами, - в тоне Сьюзен промелькнула не менее ядовитая насмешка, но она тут же и пропала, - она оказалась красивее, чем я думала, - немного растерянно пробормотала она.
   Кэтрин вздохнула, соглашаясь.
   -Твой Говард никуда не денется, вы помолвлены, не настолько же они оба потеряют головы, чтобы...- она не договорила.
   -Не знаю, мне не показалось, чтобы она их отличила, но они могут потерять головы, - хладнокровно проговорила Сьюзен.
   Обе сестры мечтали о замужестве и светской жизни в Лондоне, и путь был только один - замужество. Сьюзен была достаточно умна, чтобы предположить, что Говарда привлекла не столько она сама, сколько её приданое, тем не менее, мисс Сэмпл полагала, что она-то, в отличие от сестры, покорила своего жениха умом, а вовсе не стотысячным состоянием. Кэт же полагала, что Марвилл пленился именно её красотой, и была уверена, что Говард женится исключительно на деньгах её уродливой кузины. Правда, Кэт была влюблена в Эдварда Марвилла куда больше, чем Сьюзен - в Чарльза Говарда, при этом желание Сьюзен навсегда покинуть Блэкмор Холл намного превышало это же стремление у Кэт.
   -Ты что-нибудь про неё слышала раньше в Лондоне? - уныло спросила Кэтрин.
   -Нет, - покачала головой Сьюзен и, задумавшись, пробормотала, - правда, кто-то что-то странное говорил о Хантингтоне. Я не запомнила, что именно было сказано, но это была какая-то нелепость. А о леди Хильде я знала только от дяди - он часто ездил в её имения, но она сюда при мне не приезжала.
   -Я не отдам ей Эдварда, - решительно выговорила вдруг Кэтрин, резко мотнув головой. - Ни за что не отдам.
   Сьюзен смерила сестру долгим взглядом и ничего не ответила.
   Обратно сестры пошли вместе, стараясь держаться рядом. В коридоре они натолкнулись на пучеглазую и мрачную служанку леди Хильды. Она несла на руках кота Арлекина и разговаривала с ним по-итальянски. Заметив их, она остановилась и, пока они не прошли мимо, смотрела на них, не отрываясь.
   -Господи, что за страшилище, - прошептала Кэтрин, когда они миновали её. - Я читала, что красавицы в былые столетия специально выбирали себе уродин в дуэньи, чтобы оттенить свою красоту, - насмешливо пробормотала она, не замечая своей бестактности, - возможно, леди Хильда усвоила их уроки.
   Мисс Сэмпл сделала вид, что не расслышала слова сестры.
   -А ты говорила с Говардом? - неожиданно остановившись, спросила Кэт сестру, - что он говорит о вашей свадьбе?
   Мисс Сэмпл не любила такие прямые вопросы, тем более от кузины, но сейчас ситуация была равно неприятна для них обеих. Сьюзен вздохнула.
   -Ничего не говорит, он после ужина сразу ушёл к себе, - глаза мисс Сэмпл, казавшиеся глазами хищной птицы, сейчас уподобились совиным, - но ты зря паникуешь. Никогда не поверю, что она приехала сюда, чтобы влюбиться в Чарльза или в Эдварда. Возможно, я ошибаюсь, но герцогиня мнит себя особой куда более высокого полёта.
   Хотя Сьюзен всегда считала сестру недалёкой дурочкой, сейчас Кэтрин поняла всё очень быстро.
   -Ты думаешь, она нацелилась на Нортумберленда или Хилтона?
   -Не удивлюсь. Она семь лет прожила со стариком и, возможно, теперь ищет кого помоложе.
   Сестры миновали ещё один коридор и разошлись.
   Мисс Сэмпл вошла к себе и, присев перед зеркалом, задумалась. На самом деле поведение Говарда сильно задело её и раздражило, если не сказать - обидело. Столь прямо подчеркнув своё внимание к герцогине, он явно показал, сколь к ней, Сьюзен, равнодушен. Это не было новостью для неё, но то, что он, получая за ней столь значительное приданое, осмеливался вести себя столь невежливо и дерзко - оскорбляло и даже бесило. Джентльмены так не поступают.
   Обида и накопившаяся в душе горечь обернулись слезами и бессонной ночью.
  
   Глава 5. Смесь чистой слабости с нечистой силой
  

Ни одна красивая женщина

не может удовлетворить все желания,

которые она пробуждает.

Марсель Ашар

  
   Перси Грэхем проснулся с теми же мыслями, с какими отошёл ко сну. Герцогиня Хантингтон стояла перед его мысленным взором как живая. Упустить такую женщину - с его стороны это было бы верхом глупости. Но когда же следовало начать очаровывать её? Пожалуй, сразу после завтрака, решил он, ему следует уединиться с ней в гостиной и первый раз заговорить - душевно и нежно, как истинному другу.
   Перси вызвал камердинера и затребовал парадный сюртук и живой цветок в петлицу. Одевшись, с улыбкой оглядел в зеркале воплощение респектабельности и мужественности. Он в наилучшем настроении, что-то мурлыча себе под нос, спустился в гостиную, ожидая, когда его пригласят к завтраку. В гостиной уже были двое - расфранченный Марвилл и мисс Сьюзен Сэмпл. Лицо девушки хранило следы мучительной бессонницы, зато барон Чирбури выглядел прекрасно в новом фраке и подходящем к нему шейном платке. Минуту спустя вошёл старик Монтгомери и хозяин замка Генри Корбин, тут же приказавший лакею ударить в гонг.
   Вскоре сверху спустились Арчибальд Хилтон, расфранчённый Чарльз Говард и мисс Кэтрин Монмаут, насупленная и мрачная. Последним вошёл Джеймс Гелприн.
   Генри Корбин пригласил всех к столу.
   -Но где же леди Хильда, Корбин? - поинтересовался Грэхем, удивившись, что хозяин не стал ждать её прихода.
   -О, - небрежно отмахнулся Генри, - не волнуйтесь, ваше сиятельство, герцогиня не любит причинять никому излишнего беспокойства и завтракает всегда на час раньше в своих покоях. Сейчас она выехала с грумом и егерем на утреннюю прогулку. Не удивляйтесь, с ружьём и собаками. Мой друг Хантингтон был заядлым охотником и приохотил супругу к своим забавам. Она, кстати, и сама очень недурно стреляет. Кажется, миледи хотела поохотиться на куропаток, не знаю точно. Или, может, на лис? - на лице Генри Корбина играла любезная улыбка, - но она, безусловно, появится к обеду. Пока же - прошу к столу.
   Перси Грэхем был ошеломлён. Вообще-то, ничего особенного в том, что молодая леди любила охоту, не было, но всё же ему показалось странным, что леди Хантингтон склонна была предпочесть мужскую забаву общению с гостями Корбина. В этом промелькнул, как ему показалось, едва уловимый оттенок какого-то пренебрежения обществом, однако, поразмыслив, граф успокоился. Он не знал герцогиню и судил о должном на основании светских понятий. Возможно, её любовь к охоте - следствие одиночества в огромных замках мужа. В самом деле, она была замужем за стариком, едва ли уделявшем ей много внимания. Чем же заниматься молодой женщине? Книги и музыка могли ей наскучить...
   Между тем милорд Монтгомери с неподдельным интересом, вскинув вверх седые брови, осведомился, садясь за стол:
   -Леди Хильда любит охотиться, Генри? Никогда бы не подумал.
   -Она гостила здесь зимой, мы несколько раз выезжали пострелять фазанов и куропаток. Она крепко держится в седле и великолепно стреляет, - спокойно ответил Корбин, - и, помнится, настреляла на пять или семь куропаток больше меня. Хантингтон тоже прекрасно стрелял, - вспомнил граф и вздохнул, - у него была очень твёрдая рука.
   -Мне казалось, это неженское дело, - проронил Монтгомери, впрочем, безо всякого осуждения, - все-таки кровь...
   -Я не замечал в леди Хильде никакой боязни крови, - пожал плечами Генри Корбин. - У неё очень спокойный нрав и прекрасная выдержка. В седле она похожа на амазонку. Не правда ли, Джеймс?
   Гелприн утвердительно кивнул.
   -Такая женщина везде будет хороша, - согласился милорд Фредерик.
   Тема была оставлена, точнее, она породила другую: Корбин похвастался своими новыми приобретениями: чёрной тростниковой тростью с набалдашником из серебра и стальной огнестрельной тростью с замаскированными капсюльными замками из стали с чёрным воронением. Стреляла трость маломощными револьверными патронами. При массивности самой трости и длинном стволе стрелок почти не ощущал отдачи, а выстрел оказывался сравнительно негромким.
   Монтгомери, любивший оружие, заинтересовался, и Корбин приказал лакею принести трость. Ствол был укрыт внутри деревянной палки, с дульной части закрыт извлекаемым стальным наконечником. В съёмной рукоятке имелись рычаг-взвод и складной спусковой крючок. Рычаг укладывался с внутренней стороны рукоятки.
   -Понятно, что прицела тут нет, - посетовал Корбин. - За "маскировку" приходится расплачиваться удобством и меткостью стрельбы. Но у меня есть и укрытые в рукоятях револьверы, где сама трость служит замаскированной кобурой. Действовать на малой дальности револьвером куда удобнее, чем вскидывать массивную и длинную трость.
   -Интересная вещица, - восхитился старый герцог, - хотя и тяжеловата. Сколько у тебя тростей в коллекции? Около сотни?
   -Да, сто восемнадцать.
   Однако больше никого этот разговор не заинтересовал, никто из джентльменов не задал ни одного вопроса и даже не пожелал поглядеть поближе на новое приобретение хозяина.
  
   После завтрака леди и джентльмены были предоставлены самим себе и до обеда все просто промаялись. Перси Грэхем досадовал и злился на задержку, при этом он не мог не заметить, что столь же раздражены были и все остальные мужчины, кроме Монтгомери и хозяина поместья: Корбин и милорд Фредерик ушли в бильярдную, и оттуда то и дело раздавались смех и стук шаров, загоняемых в лузы. Все остальные не были так благодушны. Мисс Сьюзен Сэмпл удалилась к себе, Чарльз Говард ушёл в курительную, Эдвард Марвилл, старательно избегая Кейт Монмаут, поторопился зайти туда же, хоть никогда не курил, а мисс Монмаут, заметив поведение своего наречённого, тоже побледнела и выскочила вон из гостиной.
   Арчибальд Хилтон мерил шагами гостиную, временами замирая у окна, выходящего на болота, потом предложил мистеру Гелприну сыграть в покер. Тот вежливо кивнул. Грэхему не хотелось играть, и ему ничего не оставалось, как взять с книжной полки какой-то том и попытаться углубиться в него, скоротав время до возвращения герцогини. Но, как назло, не читалось. Граф подумал было, что было бы недурно прогуляться с ружьём самому, но это выглядело бы нарочитым.
   Выйдя из бильярдной, Монтгомери поморщился, заметив за столом Хилтона и Гелприна. С Арчибальдом было опасно садиться за один стол, он был великолепным игроком, и старый герцог подумал, что надо бы предупредить родственника Хантингтона об искусстве Хилтона. Однако оказалось, что ни в каких предупреждениях мистер Гелприн не нуждался: когда Хилтон провозгласил стрит-флэш, тот спокойно открыл карты с five of a kind, "пятью одинаковыми", явив взорам потрясённого Арчибальда каре из четырёх тузов с джокером. Обыграть Хилтона ещё никому не удавалось, и Монтгомери впервые внимательно вгляделся в лицо Гелприна. И снова узрел всё то же бледное, лишённое всякой мимики лицо, на которое даже выигрыш не нагнал ни кровинки румянца. Глаза его, как заметил Монтгомери, были того странного цвета, если голубой церулеум покрыть тонким слоем свинцовых белил, и выражения в глазах не было.
   Наконец от конюшни донёсся лай собак, послышался стук лошадиных копыт по мосту, и на аллее, ведущей к замку, появились несколько всадников. Герцогиня ехала впереди, но не в женском седле и амазонке, а в мужском охотничьем костюме, правда, отделанном мехом и галунами. Леди Хильда не утрудила егеря и везла ружье сама - на ремне за спиной. К седлу была приторочена добыча: несколько перепелов и вальдшнепов. Не заходя в гостиную, леди Хантингтон уединилась в своих покоях и, видимо, выразила желание взять ванну, ибо в её апартаменты вскоре устремились подгоняемые Бартоломеей две горничные, неся кувшины с горячей водой. Спустя час герцогиня вышла и приветствовала Генри Корбина и милорда Монтгомери в бильярдной, куда прошла по внутренней лестнице, минуя гостиную.
   -Дорогая моя, - лорд Генри склонился с поцелуем к её руке, - ваша склонность к охоте весьма поразила моих гостей. Даже милорд Фредерик удивился, - добавил он с улыбкой, - не правда ли, Монтгомери?
   -Ну, почему удивился, - усмехнулся тот, - я лишь хотел бы поздравить вас, ваша светлость, с отличными трофеями. Мы видели ваше триумфальное возвращение, и егерь сказал, что вы ни разу не промахнулись.
   -Муж научил меня стрелять, - любезно отозвалась герцогиня, - но кто из вас победил на бильярде?
   -О, мы не считали, - махнул рукой Генри Корбин, - просто болтали, вспоминая старые времена. Правда, Гелприн обыграл Хилтона - вот тут мы, признаться, удивились.
   Герцогиня улыбнулась, обронив, что мистер Гелприн - признанный мастер покера, потом сказала, что время до обеда проведёт в библиотеке и исчезла, оставив после себя еле слышный запах все тех же пьянящих, тяжёлых духов.
   Перси Грэхем, узнав, что герцогиня вернулась в замок, поспешил пройтись по коридору мимо её покоев, но встретил не леди Хантингтон, а горничных. Спустя час он осторожно постучал в её двери, однако компаньонка миледи на ломаном английском сообщила ему, что госпожа ушла повидаться с лордом Генри, своим крестным. Заглянув в бильярдную, граф нашёл там только старика Монтгомери и Генри Корбина, причём последний, точно поняв, кого он ищет, обронил, что герцогиня Хантингтон в библиотеке.
   Грэхем, путаясь в лабиринтах коридоров и лестниц, дважды сбиваясь с пути и спрашивая дорогу у лакеев, с трудом нашёл в замке вход в библиотеку. Настал миг удачи. Герцогиня сидела у окна в старом деревянном кресле и была погружена в чтение толстой книги с тяжёлым кованым переплётом и бронзовыми застёжками. Перси не показалось, что ему обрадовались: глаза леди Хильды были холодны и бесстрастны.
   Она кивнула ему, сухо приветствуя.
   -Ищите книгу? Здесь граф Блэкмор держит только старые фолианты.
   -Я искал не книгу, миледи, я искал вас.
   Герцогиня Хантингтон бросила на него взгляд, снова удивив странным выражением глаз: они казались совсем мутными, лишёнными всякого выражения.
   -Вы меня нашли, - кивнула она, и голос её тоже прозвучал не по-женски низко, лишённый жеманства и кокетства, он походил на голос прокурора в суде, - и что?
   Перси Грэхем немного растерялся, однако решил не упускать случай.
   -Мне нужна ваша помощь, герцогиня, - вкрадчиво заговорил он, - едва я увидел вас, мне показалось, что я вижу перед собой не просто женщину, но - воплощение женственности. Я же никогда не понимал женщин, их слова казались мне легковесными, мысли загадочными, поступки - странными. Я понял, что если я и смогу постичь тайну женственности, то только с вашей помощью. Что есть женщина? Что в её глазах идеальный мужчина?
   Герцогиня Хантингтон осторожно, чтобы не испортить страницы, закрыла инкунабулу, защёлкнув сбоку застёжки, и отложила книгу на столик, стоявший рядом с ней. Потом несколько секунд внимательно разглядывала Грэхема, причём под её взглядом Перси почему-то стало неуютно и холодно, и наконец заговорила.
   -"Man delighted not, nor woman neither..." - проговорила она цитату из Шекспир так, точно цитировала её со сцены, - мне очень жаль, ваше сиятельство, но над подобными глупыми вопросами я никогда не удостаивала даже задуматься.
   Грэхем сжал зубы. Ответ был не просто наглым, он был оскорбительным, но Перси не мог позволить себе вспылить: отчасти потому что не хотел терять эту женщину, отчасти потому что не любил проигрывать. Это чертовка оказалась умнее, чем он думал, она просто отказалась играть по предписанным им правилам, да ещё и посмеялась над ним. Он не ожидал такого и не заготовил дальнейших ходов, в расчёте на то, что всё получится, как обычно. Приходилось импровизировать на ходу, а это было опасно и чревато непоправимыми ошибками. Тем не менее, Перси, принудив себя улыбнуться, заговорил снова.
   -Вы изумительны и необычны, я это понял сразу, ни одна женщина такого бы ни сказала. Стало быть, вас вообще не интересуют мужчины?
   -Нет.
   Она ничего больше не добавила и не уточнила.
   -Но почему? - изумился он.
   -"Раз королю неинтересна пьеса - нет для него в ней, значит, интереса", - с чуть заметной издёвкой проронила герцогиня новую шекспировскую цитату и снова не добавила больше ни слова.
   Вообще-то Перси Грэхем был непобедим. Ни одна женщина никогда не выказывала ему и тени пренебрежения: перед ним заискивали, ему стремились понравиться, угодить, влюбить в себя. О его успехах у женщин ходили легенды. Но герцогиня Хантингтон не просто унизила его и посмеялась над ним, она явно дала понять, что насквозь видит все его уловки и ничуть не нуждается в его обществе. Перси почувствовал, как в груди закипела ярость. Герцогиня же, заметив, что больше не может уделить ему время, снова взяла со столика книгу, раскрыла застёжки и погрузилась в чтение.
   Грэхем, повернувшись на каблуках, стремительно вылетел из библиотеки и понёсся к себе в покои, по дороге злобно бормоча: "Наглая чертовка... наглая чертовка..." Тем не менее, четверть часа пометавшись по комнате и обругав герцогиню последними словами, Перси пришёл в себя, чуть успокоился и, случайно взглянув на себя в зеркале, отразившем джентльмена со сжатыми кулаками и перекошенной физиономией, неожиданно расхохотался.
   "Подлинно чертовка", проронил он теперь с лёгкой усмешкой, вспомнив, как великолепно держалась герцогиня, как хороша она была в строгом платье болотного цвета с изящной шнуровкой, как белоснежна была кожа холодного благородного лица, какие чёрные бесята танцевали в ледяных свинцовых глазах! Какая женщина, Боже мой, какая удивительная женщина! Любовь в нём зажглась раздражением, как от трения спички возникает пламя. Если раньше он возжелал её тело, то теперь взалкал покорить эту дерзкую душу, жажда обладания стала утончённей и прихотливей.
   Тут подошло время обеда. Грэхем почувствовал странную робость при мысли, что ему придётся вновь с ней встретиться, но переборол собственное малодушие и направился в столовую. Там уже собрались почти все, минуту спустя появилась и герцогиня в синем платье с алансонскими кружевами. Грэхем сел рядом с Генри Корбином и, пока подавали первое, не поднимал глаз.
   К его удивлению, за столом разговор снова зашёл о женщинах, но спровоцировал его, причём невольно, старик Монтгомери. Генри Корбин перед обедом услышал яростную брань милорда Фредерика в его покоях, заглянул к своему старинному другу узнать, что вызвало его недовольство, и увидел старого герцога, который только что дочитал присланную ему из Парижа книгу "Консуэло" знаменитой Жорж Санд. Старик забыл об обеде, швырнул книгу об стол и костерил пишущих женщин на чём свет стоит.
   Корбин успокоил его и повёл в столовую, где, однако, разговор возобновился.
   - Воплощённая нелепость, - возмутился Монтгомери, - все идеи этой книжонки ложные и опасные, везде длинноты и декламации, всюду напиханы музыкальные теории, оккультные науки, религиозная ересь, бредни о метемпсихозе! Это самая тягостная бессмыслица из всех, что мне доводилось читать, и чтение этого нескладного романа оставило меня утомлённым и разбитым, - пожаловался старик.
   Мисс Монмаут поджала губы: роман привёл её в восторг. Мисс Сэмпл тоже нахмурилась: "Консуэло" не очаровал её, но ругань на обожаемую Жорж Санд она сочла неуважением милорда Фредерика к женщинам. Герцогиня же Хантингтон осталась спокойной, она только с ласковым участием спросила милорда Монтгомери, зачем же он, терзая себя, читал этот роман, разве неясно было по первым трём главам, что это глупости?
   Монтгомери на мгновение осёкся, потом спросил леди Хильду, прочла ли она сама этот роман?
   Герцогиня улыбнулась.
   -Я следую запрету мужа, милорд. Хантингтон говорил, что женщина, подобно Жорж Санд, просвещающая мужчин, - пагуба нынешних времён, признак порчи инстинкта и дурного вкуса. Он особенно не терпел, когда ссылались на госпожу Ролан, на госпожу Сталь или Жорж Санд. Для мужчин упомянутые особы, говорил он, три комические фигуры и как раз сильнейшие контраргументы против женского равенства. Но не буду лгать, в роман я заглянула.
   -И что? - с интересом спросил лорд Генри.
   -Не дочитала, - виновато вздохнула герцогиня, - наставничество при ничтожности знаний, высокомерие, разнузданность и нескромность, всё, что раньше обуздывалось страхом перед мужчиной, здесь проступает. Разве это не проявление дурного вкуса, если женщина начинает учить истинам? - на губах герцогини заиграла улыбка. - Истинная женщина ведь совсем не хочет истины - какое дело женщине до истины? Её великое искусство есть ложь, иллюзия и красота.
   -О, да, - с мечтательной улыбкой кивнул Корбин, - мы обожаем женщин, под нежными околёсицами которых наша серьёзность и глубина начинают казаться нам почти глупостью. Эти же, начиная с Ролан и де Сталь, учатся требовать, домогаются прав, но в итоге только теряют стыд, женственность и вкус.
   -Да, - согласился успокоившийся Монтгомери, - со времён французской революции влияние женщины умалилось в той мере, в какой увеличились её притязания.
   -Вы предлагаете женщине, дядюшка, быть бессловесным домашним животным? - мисс Монмаут обращалась к Генри Корбину, однако явно пыталась задеть леди Хильду, - но ведь даже мужчины, самые развитые и разумные, поддерживают притязания женщин, разве нет?
   -Ну, ещё бы, - тут же, как кот, которого погладили против шерсти, ощерился милорд Фредерик, вмешавшись в разговор. - Среди учёных ослов много тупоумных развратителей женщин, которые советуют ей подражать мужчинам, пытаются низвести женщину до "общего образования", и даже до чтения газет и политиканства. Хотят сделать из женщин свободных мыслителей и литераторов, но лишь делают их с каждым днём всё истеричнее и... - он задохнулся возмущением, не находя слова.
   -Жоржсандистее, - помогла ему герцогиня.
   Генри Корбин, Эдвард Марвилл, Чарльз Говард, Арчибальд Хилтон и Перси Грэхем, до того молча слушавшие беседу, улыбнулись, этой безмолвной поддержкой герцогини выведя из себя и Кэтрин Монмаут, и Сьюзен Сэмпл. Единственный, кто не улыбнулся, был мистер Гелприн, на его лице за всё время разговора ничего не отразилось.
   -Ругать свой пол - это кокетство худшего пошиба, миледи, - зло и отчётливо обронила Сьюзен Сэмпл.
   Леди Хильда подняла перчатку, но ответила с благодушной улыбкой.
   -Я никогда не ругаю истинных женщин, мисс Сэмпл, хоть у самих женщин при бездне личного тщеславия в глубине души всегда копошится презрение к своему полу. Я, по крайней мере, в себе это замечала. Но не стоит и недооценивать нас, тут вы правы. Женская сущность потаённа и сумеречна, - глаза герцогини странно заискрились. - То, что внушает к женщине уважение мужчины, а порой и страх перед ней, - это её хищная, коварная грация, когти тигрицы под перчаткой, не поддающаяся воспитанию внутренняя дикость, непостижимое, необъятное, неуловимое в её вожделениях и прихотях...
   При этих словах леди Хильды Грэхем, слушавший её, затаив дыхание, почувствовал, как по его коже прошёл мороз, от макушки до пяток, герцогиня же спокойно продолжала тоном светской беседы.
   -Страх и страсть - с этими чувствами до сих пор стоял мужчина перед женщиной, в той сердечной трагедии, что зовётся любовью. Я полагаю, что не стоит отдавать эту силу за чечевичную похлёбку равенства с мужчиной. Истинная Женщина - это смесь чистой слабости с нечистой силой, - с этими словами леди Хантингтон поднялась и ушла в гостиную.
   Мисс Монмаут и мисс Сэмпл, переглянувшись, вышли за ней, оставив мужчин в столовой. Корбин вынул сигару и улыбнулся. Гелприн задумчиво достал трубку. Перси Грэхем проводил герцогиню восторженным взглядом, Говард и Марвилл не поднимали глаз от давно опустевших тарелок. Чарльз Говард ловил себя на мыслях путаных и отрывочных. Герцогиня немного пугала его, она была слишком умна, и нечего было и думать привлечь её тем глупеньким планом соблазнения, что он придумал. Пыл Эдварда Марвилла тоже сильно ослабел. Придуманный им план, на первый взгляд недурной, оказывался на деле невыполнимым. Арчи Хилтон тоже глубоко задумался. Он, хороший игрок, сейчас решил, что не стоит торопиться. Эта герцогиня - та ещё штучка.
   Тут ходить надо с козырей, а их у него на руках пока что не было.
  
   Глава 6. Дурная неделя в Блэкмор Холле

Скука породила больше игроков, чем корыстолюбие,

больше пьяниц, чем жажда,

и больше самоубийств, чем отчаяние.

Чарлз Колтон

   Следующая неделя в замке выдалась дождливой и пасмурной. За окнами постоянно нависали тяжёлые грязно-серые тучи, почти всё время моросил дождь, временами переходя в ливень и лишая гостей замка возможности прогуляться.
   За это время Арчибальд Хилтон почти потерял свою славу удачливого игрока: в лице неразговорчивого Джеймса Гелприна он встретил достойного соперника. Монтгомери во время долгих партий в вист и покер внимательно приглядывался к манере игры родственника Хантингтона, и всякий раз удивлялся. Гелприн играл честно, однако в столь казуистической манере, что сбивал с толку партнёров. Ему при этом необъяснимо везло: просто шла карта. За дождливую неделю в Блэкмор Холле он выиграл около трёхсот фунтов.
   Фредерик Монтгомери имел несчастье убедиться, что его друг отнюдь не шутил, когда говорил о болотной вони при открытых окнах. Да, смрадный метановый дух то и дело струился от топи. В нём в смешении запаха тины и стоячей воды проступал и какой-то иной, душный и затхлый запах склепа, гнили и тления, а последней нотой неожиданно маячил ещё один - более приятный и утончённый, похожий на аромат какого-то древнего благовония. Но в итоге окна приходилось держать закрытыми днём и ночью.
   Лорд Генри, когда они вдвоём всё же отважились выйти прогуляться в коротком промежутке между ливнями, рассказал, что это болото, тянущееся от соседнего леска в двух милях от Блэкмор Холла до самых его стен, отличается той странностью, что здесь не работает компас, что объяснялось, как говорили, возможными залежами железной руды. Вода в болоте и впрямь была ржаво-коричневого цвета с мутными разводами.
   Дурная погода придавала дополнительную мрачность замку. Со стороны болота Блэкмор Холл казался величественным, но благоговение к мощи каменных стен рядом с ним и в нём самом быстро сменялось страхом. От сырых стен веяло сырой гнилью, на доспехах былых веков выступала напоминавшая кровь красноватая плесень, массивные кованые решётки на узких окнах в слёзных потоках дождя навевали уныние. Где-то слышалось, как капля воды приземляется на пол, словно точа неровности и шершавость камней своим холодным прозрачным плеском. Скрип поднимаемой массивной решётки резал ухо пронзительным визгливым звуком, гулкое эхо шагов терялось в запутанных пустынных коридорах, которые вели мимо бесчисленного множества комнат, свечи, вознося неровные блики на старинные гобелены на стенах, оживляли изображённые на них лица и батальные сцены. Казалось, сами стены отзываются отголосками невнятных стонов. Только в нескольких залах, обитых темно-красным атласом с золотыми узорами, жарко пылающий камин и блики огня, отражённые на старинной мебели из красного дерева, успокаивали и манили уютом.
   В эти пасмурные дни Арчибальд Хилтон, отвлекаясь от карточного стола, пытался понаблюдать за герцогиней, но вот беда - он нигде не мог найти её. Едва она проходила в Зал Менестрелей, он устремлялся следом, но леди Хильды там уже не было, он замечал её в Лиловой гостиной, влетал туда - но комната была пуста.
   Герцогиня, надо заметить, вообще не обременяла гостей графа Блэкмора своим присутствием, появляясь в столовой на обеде и ужине, а затем - исчезала в своих апартаментах. Порой она бродила по замку с его хозяином, лордом Генри, однажды о чём-то долго говорила в саду с Гелприном, иногда Монтгомери замечал её в коридорах одну. Она, казалось, прекрасно знала Блэкмор Холл, и когда милорд сказал об этом Корбину, тот пожал плечами и пояснил, что семья Фарелла часто гостила в замке и герцогиня ребёнком бродила по его этажам. Детская память цепкая, и миледи многое помнит. Леди Хильда потому и просила его разрешения побывать тут на исходе лета, чтобы оживить детские воспоминания.
   Такое поведение герцогини мешало и Эдварду Марвиллу приступить к исполнению своего тонко продуманного плана. Как мог он выразить ей презрение и всячески избегать, когда он видел леди Хильду только дважды в день в присутствии всех гостей Корбина? При этом, однако, нельзя было сказать, что герцогиня совершенно не замечала Марвилла. За столом она несколько раз обращалась к нему с вопросами, причём довольно лестными, осведомлялась о его родне. Как оказалось, была близко знакома с одной из его тётушек, - леди Дэнхилл, старой ведьмой, самой богатой в их семье сквалыгой, у которой нельзя было выпросить даже пару пенсов. Леди Хантингтон хвалила её обширные познания и здравый смысл. Что ж, этого у тётушки Марджи и вправду было в избытке: она имела огромное собрание книг и была завсегдатаем всех аукционов, Эдвард слышал, что её собрание редкостей оценивается в баснословную сумму. Да что толку? Он не наследник - всё получит её сынок, Герберт Дэнхилл, тоже коллекционер редкостей и к тому же - редкий скряга.
   Леди Хильда, надо заметить, не обделяла вниманием никого из присутствующих, беседуя со всеми спокойным и ровным тоном, задавая вежливые вопросы. О себе говорила мало, и неожиданно разговорилась лишь однажды. В этот вечер лорд Генри поведал гостям о предсмертном распоряжении лорда Кэмэлфорда, завещавшего похоронить его останки не в фамильном склепе, а под ясенем на склоне горы в Швейцарии, о чём сообщили вечерние газеты. Весьма странными были и другие распоряжения покойного.
   -Казалось бы, приближение смерти и размышления о ней должны пробудить в человеке разум и помочь ему постигнуть самого себя, - улыбнулась герцогиня. - Но ничуть не бывало: мысли о смерти лишают его и той крохотной толики рассудка, что отпущена ему природой, превращая умирающего в жертву собственных заблуждений. Воры в качестве прощального дара оставляют друзьям добрый совет, врачи - рецепт тайного снадобья, писатели - рукопись, повесы - исповедь своей веры в добродетель женщин, все они на смертном одре несут ерунду, свидетельствующую об их самовлюблённости и наглости.
   -Да, пожалуй, - кивнул Корбин. - Мне, кстати, довелось слышать о престранном завещании, составленном человеком с неодолимой тягой ко лжи, хоть лгал он не по злобе или хитрости, а из бескорыстного стремления упражнять фантазию. Не разрушил закрепившейся за ним репутации и последний поступок в его жизни. Он уехал за границу, там его здоровье пошатнулось, и врачи порекомендовали ему немедленно вернуться домой. Он взошёл на борт корабля и провёл оставшиеся ему несколько дней за составлением завещания, в котором отписал богатые поместья в разных графствах Англии, деньги в ценных бумагах, богатые украшения и прочие дорогостоящие вещи своим старым друзьям и знакомым. Те, не подозревая, как далеко может зайти сила привычки, некоторое время не могли уразуметь, что всё неожиданно свалившееся на них сказочное богатство никогда не существовало нигде, кроме как в праздном воображении покойного лжеца, отчеканившего больше вымышленного капитала, чем иной монетный двор - настоящих денег!
   Герцогиня расхохоталась, хотя племянницы графа, ненавидевшие всё, что связано со смертью, слушали разговор, недовольно насупившись.
   - Чрезвычайная цельность характера! Как трогательно столь последовательное безразличие к истине! - леди Хильда, всё ещё смеясь, покачала прелестной головкой. - Но этот случай, - продолжила она, - ничто в сравнении с завещанием одного оригинала-коллекционера, о котором мне рассказал наш адвокат Томас Пратчетт. Помните, Джеймс? - обратилась она к Гелприну. - Покойника звали Николас Грей. Он завещал своей супруге - женский скелет и сушёного василиска, дочери Элизабет - рецепт сохранения дохлых гусениц и гербарий английских сорняков. Младшей дочери Фанни - три крокодильих яйца и гнездо колибри. Племяннику был завещан рогатый скарабей, кожа гремучей змеи и египетская мумия. Старшего сына за неуважительные речи о младшей сестре, которую Грей держал подле себя в винном спирте, он лишил наследства, а младшему - передал в полное и единоличное владение все минералы, мхи, раковины и окаменелости, а также мумии гадов и чудищ, как сушёных, так и заспиртованных.
   Монтгомери, улыбаясь, поведал о завещание одного сапожника из Челси, из ста записанных слов в нём - девяносто невозможно было произнести вслух даже в притоне среди отбросов общества. Зато самым забавным он счёл завещание бывшего артиста, который передал нескольких десятков тысяч фунтов одному из известных лондонских театров с условием, чтобы череп завещателя использовался в постановках "Гамлета".
   В разговоре принял участие и граф Нортумберленд, рассказав, как одна женщина из Девоншира оставила все своё состояние Богу. Суд, рассмотрев завещание и не найдя оснований для его отмены, поручил местному шерифу найти бенефициара и обеспечить передачу ему наследства. Через несколько дней графство прославилось как единственное место, официально признавшее свою богооставленность. В докладе шерифа судье говорилось: "После повсеместных и тщательных изысканий мы нигде на территории графства не смогли обнаружить Бога".
   -Зато власти нашего Кембриджшира, - расхохотался лорд Генри, - имеют все основания считаться единственными на земле представителями дьявола. Один из жителей Кембриджа завещал все своё имущество Сатане. Наше графство успешно отсудило все деньги себе.
   Тут, однако, милорду доложили, что пришла вечерняя почта - и с ней из Лондона прибыл ящик с картинами, заказанными Корбином ещё месяц назад. Граф в восторге потёр руки, объяснив гостям, что это его новые приобретения с лондонской выставки, среди которых есть рисунок Корреджо.
   Глаза герцогини блеснули неподдельным любопытством. Она поднялась и замерла у входа, ожидая, пока слуги внесут ящик.
   -Вы любите Корреджо, ваша светлость? - спросил Монтгомери.
   - Да, - кивнула леди Хильда.
   -Но его упрекают в случайности контрастов, движения фигур - в неестественности, а лица в жеманности. - Сам Монтгомери считал, что все эти недостатки искупались чарующим светом, искусством светотени, которое вместе с неподражаемым умением передавать чувственную прелесть юной жизни, всегда завораживали его на полотнах итальянца.
   - Критики ищут трафарет, Корреджо же не вмещается в него, - пожала плечами её светлость. - Сердце его было целомудренней, чем у Леонардо, в то безбожное время он был мистиком. Улыбки его лиц не двойственны, как у да Винчи, его светотень - это незримое духовное сияние. Так светится обнажённая фигурка Христа на фоне одежд Мадонны. Контуры его нежней, чем у Рафаэля, а сложность ракурсов и поз у Корреджо - отражение необычайности происходящего.
   - О, вы понимаете в живописи?
   -Меня учил сам граф Блэкмор, - кивнул, улыбнувшись, герцогиня.
   Тем временем граф, до того выскочивший в коридор встречать присланное, влетел в зал с аккуратно упакованным рисунком и отдал распоряжение двум лакеям осторожно распаковать остальное. Монтгомери знал, что Корбин обожал живопись, весьма тонко разбирался в ней и сам неплохо рисовал. В его коллекции были Корреджо, Пармиджанино, Джулио Романо, Бернини, Пуссен, Гверчино, Рибера, Каналетто и Тьеполо.
   Герцогиня торопливо подошла ближе. Приблизились к столу и гости Корбина. Мисс Монмаут удивлённо покосилась на развёрнутый дядей рисунок, на котором в рыжих линиях сангины проступала путаная группа человеческих фигур и несколько ангелов.
   -И это всё? - в голосе девицы проступило разочарование.
   Мисс Сэмпл тоже не нашла в рисунке ничего интересного. Герцогиня же не отрывала жадных глаз от листа пергамента.
   -Какая пластика, Боже, он почти не отрывает руки от наброска, как целен силуэт фигур, как необходима каждая линия...
   - А что вы скажете об этом, моя дорогая? - граф уже взял из рук лакея небольшое полотно. - Это...
   - Каналетто, - подхватила герцогиня, - это небо не спутаешь ни чем. У него краску просвечивает не только прямой свет, как на окнах с цветными стёклами, но и отражённый от светлого грунта холста и слоя красок белильного подмалёвка. Эта живопись будет видна и "в невечернем свете"...
   Хилтон и Грэхем молча рассматривали эскизы, этюды и картины, отнюдь не стремясь выразить своё мнения, просто опасаясь, как понял Монтгомери, ляпнуть что-то невпопад. Джеймс Гелприн, вынув лупу, внимательно разглядывал приобретения Корбина, однако он тоже не говорил ни слова. Старый герцог подумал, что почти не помнит, как звучит его голос: ни во время карточной игры, ни за обеденным столом этот человек почти не открывал рта. То, что он - не нем, доказывало только скупое приветствие, что он ронял, входя утром в столовую.
  
   Племянницы графа в эти дни чуть успокоились. Они не замечали особого внимания герцогини к своим женихам, да и к другим гостям лорда Генри тоже, однако злились по другому поводу. Чарльз Говард и Эдвард Марвилл уделяли им обеим столь мало внимания, что это граничило с невежливостью. В четверг вечером мисс Монмаут поинтересовалась мнением Эдварда, когда лучше будет заключить помолвку - в будущую субботу или это воскресение? Мистер Марвилл сначала не расслышал, но потом сказал, что торопиться не стоит. Сьюзен Сэмпл уже три вечера сидела на террасе совсем одна, жених не считал нужным даже выйти туда, и ему случалось за целый день не сказать ей ни слова, кроме приветствия за столом и нескольких дежурных вежливых фраз.
   В понедельник, три дня спустя после приезда гостей графа Блэкмора, случилось нечто странное. Точнее, странным-то оно было именно для приезжих, Генри Корбин же ничуть не удивился, но пришёл в ярость.
   Его кухарка, миссис Кросби, заявила, что немедленно покидает замок: минувшей ночью снова дал о себе знать проклятый Призрак Блэкмор Холла, он появился из подвала, сверкая страшными светящимися глазами, потом взмахнул страшными нетопыриными крыльями и исчез в окне, чем довёл несчастную женщину до обморока.
   Корбин был взбешён: миссис Кросби прекрасно готовила, и её уход был его сиятельству совсем не на руку. Но напрасно граф кричал, что с болота просто натянуло туману, да пара светляков попали в подвал, столь же безуспешно граф пытался уверить кухарку, что ей всё просто померещилось, тщетно взывал к благоразумию и здравому смыслу миссис Кросби, - ничего не помогало.
   Впрочем, весомый аргумент всё же нашёлся. Лорд Генри обещал вдвое увеличить кухарке жалование и посулил, что Джимми Уилкс, исполнявший в замке обязанности сторожа, в вечерние часы неотлучно будет находиться с ружьём при кухне. Миссис Кросби чуть успокоилась. Таким образом, ситуацию удалось, если не исправить, но хотя бы временно упорядочить.
   Но именно - временно, так как следующий день показал всю непрочность установленного порядка.
   Раз в месяц, точнее, в первую субботу каждого месяца Джордж Ливси, садовник графа, наводил порядок на семейном кладбище Блэкморов, терявшемся в лежавшей сразу за болотом глубокой сырой лощине, обильно заросшей мхом и бурьяном. Садовник убирал сор с дорожек и подметал в кладбищенской часовне Блэкморов, когда-то выстроенной из светло-серого гранита, с течением лет, однако, от вечных дождей и туманов поменявшего цвет на графитово-чёрный. Ливси также прибирался в фамильном склепе, расположенном в крипте часовни.
   Надо сказать, что усыпальница Блэкморов со сводчатым входом, широкими, уходящими вниз на шесть футов ступенями и тяжёлой дубовой дверью всегда пользовалась дурной славой у местных жителей, которые говорили, что по ночам оттуда раздаются то стоны, то дикий смех.
   Грубое дурачье, что с них возьмёшь? Но одна странность точно была: несмотря на то, что семейная гробница запиралась на надёжный висячий замок, ключи от которого были только у садовника и графа Блэкмора, при каждом новом отпирании дверей оказывалось, что два гроба из дюжины, покоящихся в склепе, оказывались сброшенными с постаментов и сваленными в кучу в дальнем углу усыпальницы, а третий, хоть и стоял на своём месте, но бывал сдвинут.
   Граф бесился, будучи твёрдо уверен, что это дело рук деревенских мальчишек. Ливси молчал, но про себя полагал, что хозяин неправ: ключей он никому не давал, замок был не сломан, да и жители деревни никогда на фамильном кладбище Блэкморов не появлялись, считая это место гиблым, своих же покойников хоронили на новом погосте возле церкви - в миле от замка.
   На сей раз, увы, снова повторилась старая история: подметя после обеда, едва перестал моросить дождь, дорожку погоста, пролегавшую между замшелых, потемневших от времени кенотафов, старинных плит и урн, Ливси открыл дверь склепа и обнаружил всё те же два гроба - вне постаментов. При этом на полу, который он в прошлый раз аккуратно посыпал песком, не было никаких следов.
   Садовник доложил об этом господину перед ужином, когда тот играл в вист с Монтгомери, Грэхемом и Хилтоном, а Марвилл и Говард наблюдали за игрой. Мистер же Гелприн, заметив, что с ним никто не желает играть, уединился у камина с томиком Шекспира.
   Доклад Ливси не на шутку разозлил лорда Генри, но весьма заинтересовал его гостей, откровенно маявшихся от безделья.
   - Как интересно, Корбин! - Арчибальд Хилтон пришёл даже в возбуждение. - А чьи это гробы?
   - Пятого графа Блэкмора, Джошуа Корбина, моего прапрадеда, его племянницы, достопочтенной Вайолет Кавендиш, и его сестры Кэролайн, матери Вайолет, - морщась, точно от зубной боли, сообщил граф, - невозможно понять, чьи это нелепые шутки. Деревенские мальчишки, не иначе, балуются.
   -Это нечистая сила, ваше сиятельство, - уверенно пробурчал садовник, - гроб лорда Джошуа в прошлый раз грум, конюх и я еле подняли, чтоб снова на постамент поставить, а тут - опять в углу валяется. Мальчишкам его и с места не сдвинуть, гроб-то морёного дуба, чай, весит не меньше трёхсот пятидесяти фунтов.
   -Да полно вам, Джордж, там и трёхсот не будет, а то и того меньше, - отмахнулся лорд Генри.
   Монтгомери тоже был весьма изумлён.
   -Вы хотите сказать, Генри, что гробы... двигаются?
   -Ну, движения-то никто не видел, - досадливо уточнил граф Блэкмор, - просто ещё ни один из них, как откроешь склеп, не стоял, как положено. В прошлый раз гроб матери Вайолет развернулся и лежал на боковом постаменте перпендикулярно, другой - стоял вертикально, отчего из него вывалился скелет моей дальней родственницы в полуистлевшем наряде прошлого века, а ещё один гроб, как раз Джошуа, оказался перевёрнутым и треснувшим. Выглядело всё так, как будто его швырнули через весь склеп. Но он подлинно дубовый и довольно тяжёлый.
   - А ещё у трёх гробов были сдвинуты крышки, из-под которых свешивались набок руки и ноги погребённых, - мрачно наябедничал садовник.
   Все столпились около Ливси и графа. Рассказ показался невероятным всем, кроме даже не оторвавшегося от книги Гелприна и Чарльза Говарда.
   -Господи, а ведь я читал о таком, - глаза Говарда округлились, снова придав ему сходство с попугаем. - В Стэнтоне, в Суффолке, было что-то подобное и ещё где-то в колониях, на Антильских островах, кажется. И тоже никто ничего не мог понять.
   -Да и тут ничего не поймёшь, - кивнул Корбин, - ни наводнения, ни землетрясения, а гробы перемещаются по запертому склепу.
   -А можем мы поглядеть? - спросил исполненный неподдельного любопытства Перси Грэхем.
   Граф оторопел.
   -Да полно вам, Грэхем, на что там смотреть? Гробы и гробы. К тому же только что прошёл дождь, там всё в грязи.
   - Ну что вы, в самом-то деле, Блэкмор, что нам та грязь? - Арчибальд Хилтон выдвинулся вперёд, тоже явно заинтригованный, - ещё один день взаперти мы не выдержим. Пойдёмте, прогуляемся, ведь это совсем недалеко, как я понимаю?
   Генри Корбин вяло пытался отмахнуться: ему совсем не улыбалось тащиться в семейный склеп, он уверял гостей, что по такой сырости они промочат ноги, идти надо в обход по холму - почти полмили, а смотреть в склепе абсолютно не на что. Гробы, они и есть гробы.
   -Я много интересного слышала о вашем фамильном склепе, - раздался от входа мелодичный голос герцогини Хантингтон, и она, в отливающем искрами шёлковом чёрном платье с серебряным шитьём, похожая на королеву, появилась в бильярдной. - Мистер Грэхем прав, лорд Генри, - миледи послала Перси сдержанную улыбку, от которой тот затрепетал, - было бы интересно посмотреть, что там. Как он выглядит, этот склеп?
   -Это крипта, подземелье часовни, моя дорогая, - неохотно объяснил лорд Генри, и было заметно, что все эти разъяснения не очень-то ему по душе, - усыпальница небольшая, квадратная, шестнадцать на шестнадцать футов, углублена в землю почти на восемь футов, причём на пару футов её выдолбили в скальной породе. Стены и пол выложены камнем. В стенах - ниши для гробов, в центре - три постамента.
   -И три гроба двигаются по запертому склепу? - герцогиня недоверчиво подняла соболиные брови, - этого же не может быть, ваше сиятельство.
   -Ну, - скривился лорд Генри и снова нехотя уточнил, - никто не видел, что они двигаются, моя дорогая, просто гробы всё время оказываются не на месте. Я думаю, это мальчишеские шалости.
   -А чем был известен этот ваш предок Джошуа? - оказалось, герцогиня слышала почти весь разговор, понял Монтгомери.
   Лорд Генри покачал головой и развёл руками.
   -Я штудировал в нашей библиотеке старинные летописи, изучал семейные предания, но ничего про него не нашёл. Смотрел и записи церковных книг, но около восьмидесяти лет назад в церкви был большой пожар, очень многое утеряно. Известно, что родился он в 1717 году, сын высокородной Энн, урождённой Пайн, и Ричарда Корбина, четвёртого графа Блэкмора. Ничего я не нашёл и о его сестре и племяннице.
   -А в том старом хранилище на третьем этаже смотрели?
   -Нет, там не искал, - виновато покачал головой граф, - просто руки пока не дошли.
   -Я поддерживаю предложение графа Нортумберленда, - объявила леди Хильда, - давайте после ужина сходим туда, - глаза герцогини сияли, - это развлечёт нас, дорогой Генри, мы подлинно засиделись в четырёх стенах, да и дождь, заметьте, кончился.
   Генри Корбин тяжело вздохнул, понурив голову, но тут же взглянул на герцогиню и улыбнулся.
   -Вы из тех женщин, дорогая, - любезно проронил он, - которым просто невозможно отказать, какое бы безумство они не затеяли. Хорошо, господа, после ужина я проведу вас к часовне. Но кто пойдёт? Вы с нами, Фрэдди? - повернулся он к Монтгомери.
   Милорд Фредерик с сомнением поглядел за окно: тучи разошлись, небо просветлело, после ужина, около восьми, будет ещё довольно светло. Не просквозит ли его? Но если надеть охотничью куртку и сапоги... Пройтись ему не помешает.
   -Да, пожалуй, - согласился он, - любопытно всё же взглянуть на такое.
   Говард и Марвилл тоже хотели осмотреть склеп Блэкмор Холла. Мистер Гелприн поднял на компанию свои белёсо-голубые глаза, при дневном свете напоминавшие бельма, и пожал плечами, давая понять, что не прочь прогуляться вместе со всеми. Лорд Генри вздохнул и попросил своих гостей сразу после ужина собраться здесь, в бильярдной.
   - И Бога ради, господа, - он окинул взглядом всех присутствующих, - за ужином при моих племянницах об этом ни слова. Мисс Монмаут очень нервничает, когда слышит что-то о гробах, мисс Сьюзен тоже не любит разговоры о склепе. Помните об этом.
   -А ваши сестры, их матери, тоже покоятся в этой усыпальнице, Генри? - поинтересовался Монтгомери.
   -Разумеется, - кивнул Блэкмор, - но их гробы, слава Богу, неподвижны. продолжение следует
Оценка: 7.94*7  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"