Дорога, казалось, норовила вывернуться из-под колес машины. Поблекший от солнца и ветра голубой юркий "рафик" то и дело выписывал невероятные повороты, нырял по крутому уклону вниз, то, почти не сбавляя скорость, проворно одолевал затяжные подъемы. Обычная для этих мест дорога. На Кавказе таких немало. По сторонам ее тянется обильная зелень лесов. Отливающие перламутровым блеском пирамидальные тополя, солидные кипарисы и пальмы стоят вдоль дороги торжественно, молчаливо приветствуя проезжающих. От обочины - по холмам и по склонам - повсюду ютится в два или в три яруса цепкий лохматый кустарник. На побережье в многочисленных городках и поселках красуются аккуратно подстриженные газоны с пунцовыми, желтыми и оранжевыми цветами.
Уже на исходе сентябрь, но осени совсем не чувствуется. И денек к тому же выдался исключительно жаркий. Солнце шпарит словно в июле. В машину врывается опьяняющий запах моря и гор. Геранину нравятся такие экзотические картинки южной природы, и он с удовольствием смотрит в окно, будто видит все это впервые.
Порой обнаженные пестрые скалы бесцеремонно выталкивают машину на самую кромку обрыва, и женщины, глядя в окно, начинают попискивать; мужчины, естественно, делают вид, что такая эквилибристика их ничуть не волнует и нечего, мол, обращать внимание на всякие пустяки, но все же смущенно смолкают и терпеливо ждут, пока не минует опасный участок дороги.
Водитель машины явно доволен произведенным впечатлением. Геранин видит в зеркале его насмешливую улыбку и злится: до чего самоуверенная рожа.
Пожалуй самое время одернуть этого каскадера, думает он после очередного свирепого поворота. Угробит ни за что, ни про что. Ладно, самого себя -- дело хозяйское, но кроме него, в машине еще одиннадцать душ. Впрочем, пускай лупит. Шофер он, видать, классный, и дорогу знает до мелочей. Из местных. Такая езда для него -- дело привычное. Быстрей доберемся до базы.
Сегодня они, группа инженеров и научных работников, прилетели сюда из Москвы на рассвете. В аэропорту их должен был встречать автобус. Прождали его до полудня, но так и не дождались. То ли сломался, то ли еще что случилось. Сидеть, сложа руки, времени не было. Договорились в городском транспортном агентстве насчет этого "рафика". Более вместительной машины в наличии не оказалось. Едва в нее втиснулись. И вот, после долгих мытарств, они наконец у цели.
Командировка у них всего на неделю. Но задание не из легких. Прогулкой по благодатному краю не назовешь. Предстояло обследовать высокогорный район и выбрать место и выбрать место для ветроэнергетических установок. Небольшие по мощности ветровые электростанции задуманы для снабжения электроэнергией нескольких горных поселков, приютившихся на отшибе. Тянуть в горы линию электропередачи от межрайонной энергосистемы через ущелья и пропасти дороговато да и вряд ли вообще возможно из-за снежных заносов, сильных ветров и селей.
Руководит экспедицией Демин. Что он собой представляет? В институте он на хорошем счету, как инженер толковый и опытный. Демин довольно резво шагал по служебной лестнице. Сейчас у него солидный отдел, хотя ему еще и сорока не исполнилось. Предприимчивый и крутой на подъем Демин нередко берется за самую сложную и рискованную работу. И надо отдать ему должное: еще не бывало случая, чтобы он на чем-то сорвался или какое-то дело не довел до конца. Геранин не ходит с ним в близких приятелях, но, оказалось, что знает из его биографии немало подробностей. От сослуживцев. Не затыкать же уши, когда словоохотливые соседи по комнате перемывают кости всем, кого угораздит попасть им на язык; будь то начальник отдела, восходящая звезда зарубежной эстрады, хоккеист "Спартака" или жена итальянского миллионера. Геранину надоедает их бесконечный треп. Он пробовал строго воздействовать на разговоры для укрепления дисциплины, но сразу же убедился, что запретить сотрудникам обмениваться информацией равнозначно их увольнению. Такого они не вынесут. Всевозможные знания в собственной интерпретации переполняют их, словно паром кипящий, и, пока этот "пар" не выйдет наружу, над коллективом будет витать взрывоопасная обстановка. И Геранину пришлось отступить. Так вот, по сведениям упомянутого источника, у Демина вполне респектабельное семейство. Женился он рано, едва дотянув до разумного возраста, во время первой сессии в институте. Ему все давалось на удивление просто. Даже такие многозначащие события, как любовь и женитьба, пришли к нему, будто из стола заказов -- в яркой праздничной упаковке с доставкой на дом. Он не страдал от отчаяния и сомнений в неразделенной любви, не томился, как многие, в ожидании суженой. Едва лишь забрезжило в нем мужское начало, как спутница отыскала его сама -- однокурсница, красивая, длинноногая Рита. Приметив, что Демин неплохо сечет математику, она подсела к нему раз-другой на занятиях, получая щедрую бескорыстную помощь. Потом это вошло в привычку. Правда, после занятий в кругу веселых сокурсников и подружек она тут же о нем забывала, не выделяя его ничем среди других парней. А Демин влюбился. Имея характер решительный, он вскоре во всем ей признался, что жить без нее не может и, пожалуй, до сессии не дотянет. Что выжидать, если ты очень любишь, а за плечами, по твоему разумению, есть опыт вполне достаточный для семейной жизни? В ту пору обоим перевалило за восемнадцать, и они уже многому научились: ну например, выключать свет; каждый мог без труда разогреть себе завтрак и сбегать в булочную за бубликом... . Кроме того, у них были мамы и папы, что особенно придавало уверенности в собственных силах на только в ближайшее, но и на все обозримое будущее.
На первое время обосновались жить у ее родителей, где квартира была побольше и не надо было заботиться о пропитании, полагаясь на маму. А в общем не так уж многое изменилось в их распорядке жизни. Все так же ходили на лекции, готовились вместе к очередным экзаменам и по возможности развлекались в свободное от учебы время, не сторонясь друзей и не отказываясь от соблазнов безбедной студенческой жизни.
Когда у них появились дети: старшая -- девочка, и годом позже -- мальчик, Демин и тут не почувствовал особых семейных тягот. Не потому, что отлынивал от своих отцовских обязанностей. Воспитанием малышей охотно и самоотверженно занимались обе еще молодые бабушки, два деда -- ответственные работники госучреждений -- и другие родственники. Бабушкам нравилось, когда прогуливаясь во дворе и по скверам со своим драгоценным потомством, они нередко сходили за мам, что, впрочем, вполне могло быть на самом деле: той и другой едва минуло сорок. А настоящая мама заботливо оберегалась от перегрузок и и в основном привлекалась лишь для кормления грудью -- единственной процедуры, с которой бабушкам было справиться не под силу. Понятно, что самому главе семейства на оставалось места на поприще воспитания сына и дочери, и он с головой окунулся в учебу. Его дело -- мужское -- двигать как можно дальше научно-технический прогресс и добиваться в обществе видного положения. Возможностей для этого было у него достаточно, способности тоже имелись. Остальное было лишь делом времени. В дальнейшем Демин жестко придерживался раз и навсегда выбранной им этой формулы.
Теперь в институте он -- основной претендент на должность главного инженера. По всей вероятности, ради этого он и взялся руководить экспедицией. Если удастся оперативно закончить работу, его шансы намного поднимутся. Потому как задание шло с самого верха... . Словим, с какой стороны не посмотришь на Демина -- благополучный товарищ. Такому любой позавидует. Геранину все-таки что-то не нравится в Демине. Нельзя сказать, чтобы Демин был неучтив или явно заносчив, но все же некоторый душок превосходства над всеми другими в нем чувствовался. Геранин относит это на счет ранней для его возраста должности: как никак шишка... . А шишке положено держать нос повыше. Да Бог с ним, с его самомнением. У каждого человека найдутся свои причуды. По работе они с Деминым встречаются редко: из разных подразделений. Вот пролетит неделя и -- арриведерчи Демин... .
Когда формировалась группа, Геранин сперва наотрез отказался ехать в командировку, но все же не устоял перед натиском Демина, который звонил ему и заходил в комнату по нескольку раз на день. Подбирались не только опытные специалисты -- энергетики, гидрогеологи, экономисты -- но и люди физически крепкие. Таскать инструменты в горах, рюкзаки со всяким походным скарбом не каждый способен. Поэтому Демин старался побольше набрать мужчин. С бабами, говорил он, в горах только одна морока. Но подыскал лишь троих мужчин. Пришлось приглашать и женщин. Они, милые, всегда выручают. Демин немало был удивлен энтузиазму женщин, с которым они отозвались на его призыв поработать недельку в сложнейших условиях горного края.
Поначалу, когда только тронулись из аэропорта, компанейская тесная обстановка в машине даже вроде бы всех забавляла. Сыпались колкости и остроты, не щадя никого. Не обошли и Геранина: хорошо устроился, возле окошка и рядом с Еленой Максимовной, полногрудой красивенькой женщиной лет двадцати восьми. Но через полчаса езды энергии поубавилось и привычная перепалка иссякла. Нередко на разбитых участках дороги машину здорово лихорадило, казалось, что она вот-вот развалится на составные части. Геранин судорожно вцепился в сиденье, чтобы не проломить себе череп об раскаленную солнцем крышу машины. По усталым, разомлевшим от духоты лицам стекают ручейки пота. Теперь, пожалуй, у всех на уме было одно единственное желание -- поскорее выбраться из этой лихой душегубки. Елена Максимовна, разрумяненная, едет молча. Она временами стирает с лица капли пота и целомудренно поправляет юбку, которая тут же упрямо сбивается снова, высоко обнажая ее пухленькие колени. Геранин прижат к ней, как "табака" на сковородке. Ощущение ее раскаленного тела смущает его. Бабенка что дано, думает он. Да что толку... . Не про него. Замужняя, трое детей. Говорят, будто женщину старят дети. Про нее этого не скажешь. Скорее наоборот, что предназначено самой природой, то и на пользу. По слухам, за ней волочился Демин. Геранин не замечал. Хотя почему бы не приударить начальнику за своей хорошенькой подопечной... . Мужчина он интересный, видный и говорить умеет. Такие женщинам нравятся. Загвоздка, пожалуй, в том, что Демину в данный момент следует в чистоте блюсти свою репутацию в связи с хорошими видами на повышение. В маленьком коллективе каждого человека видно, не скроешь никакую интрижку. Выходит, нельзя давать своим чувствам волю. Правда, в таких случаях говорят, что если чего-то очень хочется, но нельзя, значит можно... .
Демин устроился между кресел на полу машины на вещевом мешке с какой-то рухлядью. Он обхватил колени длинными пальцами и смотрит вперед на качающуюся дорогу. В его аккуратно причесанной шевелюре густо блестит седина. Виски совсем белые, отметил Геранин. Теперь многие рано седеют. Жизнь такая, заставляет вертеться. Даже преуспевающих не щадит. У человека стало слишком много возможностей показать себя всему свету. Великолепно! Показывай, проявляй себя, как говорится, на пользу семьи и отечества. Демин принадлежит именно к той постоянно растущей по численности когорте людей, которым, во что бы это ни обошлось, хочется выбиться в элиту общества. Это дурманит людей пуще любых наркотиков. А кто запрещает? Пускай стараются. Геранину тоже хочется. И не глупее он Демина, да не тот характер. Иным без особых потерь удается достигнуть заветного кайфа. Другие, переоценив свои возможности и наличные силы, теряют на этом пути все свои жизненные ресурсы. И суетятся-то чаще всего не по делу. Ну на кой ляд тому же Георгию Демину спешно понадобилось кресло главного инженера, которое он бы и так через год-другой получил бы, по всей вероятности? Теперешний главный уже шестьдесят восьмой разменял. Торопится Демин отправить его на заслуженный отдых. Разумеется, с помощью покровителей. Обволокли старикана интригами и своего добьются, как пить дать. Только стоит ли ради этого мордоваться и зарабатывать преждевременные седины, разбазаривать по пустякам здоровье? Может, Демин боится, что вдруг появятся конкуренты? Не хочет упустить случай. Загорелось, словом, и всё тут; попер человек напролом, не отступится, скорее ноги протянет. Еще -- Елена Максимовна... . Разносторонний товарищ. Собственная жена ведь -- цветущая женщина. Грех от такой блудить. Или чужая желаннее собственной, как утверждает молва? В этих делах непросто понять человека. Геранину почему-то хотелось верить, что между Деминым и Еленой Максимовной нет никакой интимной связи. Может врут всё про них? По виду Демин не очень-то к ней липнет. За все время пути они даже не обмолвились словом. Геранина захватили невесть откуда нахлынувшая непонятная ревность. Нелепость и только, думал он. Ревновать посторонних женщин... . Какое ему до нее дело? Мало ли кто с кем заводит шашни... . Может он просто завидует Демину? Ясно, завидует: больно удачливый, бестия. После такого вывода Геранин решил, что в голове у него наведен порядок с этим вопросом, но всё же навязчивое щемящее чувство не проходило. Задела его Елена Максимовна за живое. Если бы знала она сейчас об его состоянии! Но Елена Максимовна ничего об этом не знала, и похоже, воспринимала его соседство лишь как неизбежное неудобство в общественном транспорте.
Ещё один представитель мужской половины -- Семенов -- расположился за Деминым на сваленных в кучу шмотках. Он был, пожалуй, единственным, на ком нисколько не отразились дорожные передряги. Худощавый и длинный, как Дон Кихот, он самозабвенно травил анекдоты, должно быть, занятные и неприличные. Женщины, сидевшие рядом с ним, смущенно прыскали от смеха, махали на него руками, но продолжали слушать. В институте его зовут Семеном, хотя его настоящее имя Валерий. Но об этом знают, пожалуй, только в отделе кадров. Все настолько привыкли называть его Семеном, что однажды в каком-то приказе по институту директор собственноручно вычеркнул "Валерий", посчитав за ошибку, и написал: "Семену Семенову"... . Самому Семенову это ничуть не претило, скорее нравилось. Веселый, общительный, остроумный, он во всем умеет находить смешную сторону. Его неуёмное фантазерство и склонность к преувеличениям и мистификациям создает о нем на первый взгляд впечатление человека ветреного и несерьезного. На работе и впрямь он в передовики не рвется, но делает все добросовестно и добротно. Не даром Демин зачислил его в экспедицию. У Демина нюх на надежных работников. К Семену просто надо привыкнуть, чтобы уметь различать, где он дурака валяет, а где говорит дело. Такой уж он человек Семенов, не может без подковырки. Геранин припомнил недавний отчет Семенова на тех-совете и невольно заулыбался. Отчет как отчет, Семенов все доложил обстоятельно, честь по чести, работа утверждена заказчиком, но такая обыденность Семенова не устраивала. И он под конец доклада пустился в такие верхи красноречия, после чего можно было сделать единственный вывод: отныне развитие энергетики в нашей стране, а может быть, и в мировом масштабе уже без сомнения разделилось на два основных этапа -- первоначальный, оживший свой век, период и современный, передовой, который, естественно, начинается с того самого времени, когда за это дело взялся Семенов.
Женился Семенов около года назад на библиотекарше Зине. Приятели опасались, как бы женитьба Семена не повредила его здоровому, по их разумению, восприятию жизни. Известно ведь, что от юмора до сарказма -- полшага. Говорят, женитьба подобна "охоте на лис": никогда не знаешь, на какой волне выйдет в эфир твоя избранница на другой день после свадьбы. Тем более, что для тех, кто близко знал Семена, его выбор оказался ошеломляющим. И только лишь после яркой речи Семена на тех-совете все успокоились. Семен оставался прежним. По возрасту ему следовало бы уже давно обзавестись семейством и зажить той разумной размеренной жизнью, которую обычно привносит супружество. Но Семен не стремился к этому. Его вполне устраивал непринужденный холостяцкий порядок в доме, когда можно делать или не делать все, что захочется: положим, неделями не подметать в квартире, варить картошку вместе с сосисками в чайнике, а домой возвращаться в полночь, не опасаясь заработать скандал. Если все же заходила речь об его женитьбе, он обычно отшучивался, утверждая, что именно теперь ему не следует торопиться: у него переходный возраст, не уточняя при этом, к чему переходят в тридцать четыре года; может, к тому устойчивому состоянию, когда человека уже ни за что на свете не соблазнить расстаться с его независимостью и свободой... .
От родителей Семен жил отдельно, на Пушкинской, в однокомнатной, довольно просторной по по нынешним временам квартире. Ее он выклянчил еще задолго до окончания института. Родители переехали в кооперативную, оставив свое дитя под негласным присмотром соседей. Рассчитывали на скорое появление у него законной жены, на что, по их мнению, было достаточно оснований: у Семена имелись подружки. Семен в ту пору водил дружбу с весьма беспокойным и шумным народом: артистами, музыкантами, журналистами, начинающими работниками науки. По молодости лет он восхищался их образом жизни, манерой держаться и независимостью суждений. Квартирка на Пушкинской превратилась в своеобразный клуб, где хозяйничала его гоп-компания. Они жили тогда грохотом твиста, рок-музыки, горланили под гитару песни, временами спорили по всевозможным проблемам и любили девчонок в вельветовых фирменных джинсах, "бананах" и ничуть не заботились о своем недалеком грядущем. Вечно так не могло продолжаться. С годами растаяло их содружество. Подружки Семена, сообразив однажды, что ни которой из них не суждено прописаться на Пушкинской, потихоньку слиняли, оставив после себя в заблудшей душе Семена лишь сладковатый туман сновидений. Какое-то время он шел по инерции в суматошной столичной жизни под впечатлением прошлого. Но когда этот туман рассеялся, он увидел себя одинешеньким, по существу, никому не нужным, кроме своих престарелых родителей, уже смирившихся с его участью безнадежного бобыля.
В смутное для него время он заглянул однажды в "техничку" (так иногда называли у них в институте научно-техническую библиотеку). Там за столом незнакомая девушка колдовала над картотекой. Должно быть, новая библиотекарша, подумал Семенов, приятненькая. Хотя ничего особенного в ее облике не было. Лицо простецкое, круглое, как апельсин, с обыкновенным носом и яркими молодыми губами.
- В что-нибудь принести? - спросила она, не отрываясь от своего занятия.
Семен вдруг смутился. Он и сам толком не знал, нужны ли ему сейчас книги, а если нужны, то какие именно. Так просто зашел и все. Он продолжал ее молча разглядывать.
- Но ведь что-то вы все же хотите? - повторила она свой вопрос и вскинула на него сириусы-глазищи.
- Хотелось бы узнать ваше имя, - пролепетал Семенов.
- Зина. И только и всего?
Семенов поморщился. Имя ему не понравилось: Зина, резина, корзина -- не те созвучия.
- А еще, Зина, я хотел бы на вас жениться... .
- Неплохо придумано, - сказала она -- за ответом зайдите завтра во второй половине дня. А для начала скажите мне вашу фамилию, имя и отчество желательно тоже. Я разыщу вашу карточку. У нас перерегистрация. Может быть, вы -- злостный задолжник.
Семен оказался задолжником. Вот примерно так началось их знакомство, из которого и на самом деле получилась свадьба. Перед самым отъездом в командировку Семен переправил жену к ее родителям. Она только что вышла из родильного дома с их голосистым сыном Семеном. Он побоялся оставлять ее в квартире одну. Обещал отыскать на Кавказе обломки Ноева Ковчега и воссоздать по нему внешний вид легендарного плавсредства. Ничего, мол, в этом такого сверхъестественного нет. Просто точный расчет на компьютере, и вуаля. Только бы удалось найти обломок.
Четвертый из мужской половины экспедиции -- Вячеслав Говядин -- восседал с комфортом на переднем сидении машины. Он самый молодой из всех, двадцатилетний парень с полнокровным румяным лицом и атлетическим торсом. Геранин знает его лишь только внешне: в институте встречаются иногда мимоходом. Говядин неразговорчив и держится пока обособленно. Он пришел в институт недавно из какой-то организации со странным и очень серьезным названием типа НИИФИГА. Демину он подвернулся под руку в самый последний момент, когда группа была в основном сформирована. Говядин заинтересовал его скорее всего не какими-то особыми профессиональными знаниями, а своей мощной комплекцией, на которую при необходимости можно навесить как на породистую лошадку добрую половину их экспедиционного имущества.
Говядин дисциплинирован. Он безоговорочно и пунктуально исполняет все поручения Демина по командировке. Какому начальнику не понравится такая безупречная исполнительность. Говядин не из простачков. Он тонко чувствует, перед кем и когда следует ломать шапку, а перед кем не стоит. При распределении общественных должностей его определили завхозом и помощником по части питания, в соответствии с его съедобной фамилией. Шеф-поваром стала Марина, потому что, по ее словам, она терпеть не может возиться с приготовлением пищи и варит ее отвратительно. Другие женщины еду готовили вкусно и поэтому не прошли на должность. Расчет тут простой. Если готовить вкусно, потребуется продуктов намного больше, обеспечить которыми в условиях гор весьма сложно. Семен тоже было вызвался послужить на кухне, на подхвате у Марины, обещал оправдать доверие и при первой возможности накормить коллектив изысканным блюдом -- рисовой кашей с сушеными муравьями. Но коллектив не захотел есть муравьиную кашу, а на всякий случай строжайше запретил Семену появляться на кухне.
За окном машины торопливо бегут перелески, потускневшие от придорожной пыли плантации винограда, орешник -- места знакомые. В последний раз Геранин бывал здесь более четырех лет назад. За это время мало что изменилось. Только дорога стала получше, подновили асфальт, да разрослись виноградники, и еще у автозаправочной станции появилось несколько современных жилых домов.
Впереди показался широколобый утес. За этим утесом -- поворот и ущелье; дорога пойдет в сторону от моря и наверх к перевалу, за которым находится метеостанция -- обычная площадка с приборами и бревенчатый дом. Геологи, изыскатели и другой бродячий народ нередко используют дом как свой опорный пункт в этом районе. Именно в этом доме и предстояло обосноваться. На метеостанции есть автобус. Почему он все-таки не пришел за ними? Договорились же... . Рассчитывали еще сегодня побывать в некоторых селениях. Сегодня уже не получится. Придется начать выходы завтра с утра.
* * *
Впервые Геранин попал на Кавказ лет пятнадцать назад, будучи еще студентом. Приехал со стройотрядом на строительство ГЭС. Раньше ему не приходилось бывать в горах. Увидев их в натуральном виде, он обалдел поначалу от их красоты и мощи. Все, что ему представлялось раньше о горном крае, не шло ни в какое сравнение с действительностью. Необычными казались и люди, и реки, и воздух, а доброжелательные отношения на строительстве покорили его, запечатлелись надолго. Геранина поставили утрамбовывать бетон на плотине. Занятие подходящее, но осмотревшись, он попросился в отряд скалолазов, которые несли специальную службу -- очищали район расположения ГЭС от опасных камней на склонах, чтобы обезопасить строительство от стихийных обвалов и селей. В отряде он получил свои первые навыки и крещение альпиниста. Это ему пришлось по вкусу и скоро захватило его целиком. Потом были годы азартных занятий и тренировок в альпинистской секции, восхождения на пяти-, шести-, семитысячники и вдруг такая неожиданная концовка... .
Геранин не может смириться с тем, что он никогда больше не одолеет по траверзу обледенелые скалы, не ощутит блаженство, которое доступно лишь тем, кто стоял на вершине после сложного изнурительного подъема. Досадно вешать на гвоздь доспехи в тридцать четыре года, когда накоплен немалый опыт, стали стальными руки, а в душе горы навсегда останутся затаенной, непреходящей болью.
Неожиданный отход Геранина от его многолетнего увлечения альпинизмом каждый из знакомых истолковал по-своему. О подлинной причине, о его болезни, вряд ли догадывались. Сам он не хотел, чтобы об этом знали. Зачем? Ни в чьем сострадании он не нуждается. Как все это произошло, в памяти сохранилось живо, будто не четыре года назад, а только вчера, в том самом ущелье, в которое они сейчас въезжают. Ущелье в быту называют Змеиным за его конфигурацию. Узкое и глубокое, с высоты оно напоминает змеевидное тело, прильнувшее на отрогах горной цепи, с головой, где ущелье слегка расширяется, и хвостом в его наиболее узкой части.
Их альпинистская секция облюбовала ущелье для тренировочных сборов и уже не один год готовилась здесь к восхождениям по самым сложным маршрутам. Лагерь расположился в горах почти на краю ущелья, на небольшой живописной лужайке, окруженной буйной растительностью, на "пятачке", как они ее называли. Пробираться в глубину леса сквозь частокол деревьев, переплетенных лианами, через кустарник и высокорослые травы было непросто. Топором прокладывали проход к ущелью и тропинку наверх, которая выводила из леса, пересекала полоску роскошных альпийских и субальпийских лугов, обрамлявших гранитную шею утеса многоцветным живым ожерельем, и круто взлетала на самую высокую в округе вершину, где во все времена года, словно жемчужина в гранитной оправе, светилась ослепительная шапка снега. В жаркое сухое лето она уменьшалась до едва различимой снизу блестящей полоски с двумя-тремя тонкими язычками, но полностью никогда не таяла. В том году выпало много снега и шапка была внушительной, ее бахрома опускалась местами почти до первой растительности. Ледники и снежники тоже служили спортсменам для тренировок. Ходили по ним в связке, опробовали снаряжение: кошки, замки, ледорубы; отрабатывали технику восхождений. Практические навыки в этом деле нельзя терять ни на миг. Горы требовательны ко всем одинаково и так же ко всем справедливы. Перед ними, как перед истиной, все абсолютно равны: и мужчины, и женщины, молодые и старые, люди простые и лидеры. Но покоряются они только силе характера, силе физической и мастерству, и еще настоящей дружбе, свободной от светских условностей, педантизма и фальши. Может быт, это и есть главное, что влечет человека в горы. Он хочет испытать себя, проверить, на что способен, или подняться духом и волей. Горы делают человека личностью. Любопытно, что увлекаются альпинизмом люди по-преимуществу инженерных профессий и точных наук. Случайность это или процесс естественный? Объясняют этот феномен по-разному. Одни утверждают, что это лишь дань времени и в скором будущем все изменится, на стену полезут и гуманитарии. Другие находят тут больше закономерного. В преодолении высоты они видят много общего с испытанием в технике и экспериментом в науке, где нужен точный расчет и терпение, где невозможно все до конца предвидеть, а удача приходит тому, кто безгранично предан своему делу. И в то же время, переключив внимание м кабинетного реквизита и городской суеты на громады необозримых гор, пожалуй, единственных островков нетронутой первозданной природы, человек получает внутреннюю разрядку и отдых.
Откуда взялась тяга к горам у Геранина, он и сам не знает. Появилась и только. Может потому, что ему нравится риск и полное напряжение сил, которые необходимы в горах. Еще ему нравятся стремительные переходы из зимы в лето, из настоящей тундры в непроходимые заросли горного леса. Нравится воздух, настоенный на хвое и травах, голубой туман у вершины и вкус леденящей ледниковой воды. В горах он чувствует себя превосходно. Змеиное ущелье тоже нравится. Порой оно представляется ему неким загадочным живым существом, полным таинственной жизни. С ущельем, и на самом деле, связано немало легенд, бытующих до сих пор среди местного населения, и веселых, и страшноватых.
Погода в то лето стояла дивная. Пройдет изредка небольшой говорливый ливень, и снова -- безоблачно. Работали все увлеченно, с той спокойной уверенностью, которая приходит с годами в постоянных походах и тренировках. Спускались и поднимались по по двухсотметровой отвесной стене ущелья. Тренеры засекали время: нужно было прилично "бегать" по скалам.
Недалеко от лагеря в ущелье врывается из-под самого поднебесья зеленый водопад леса. Этот участок длиной не более полкилометра у них в лагере в шутку назван "лестницей". Склоны горы здесь тоже довольно крутые, но в одном месте, цепляясь за стволы и корни деревьев, заросли дикой смородины, облепихи и кустов кизила, можно без особых помех спуститься на дно ущелья и таким же манером выбраться из него обратно. На свою лужайку они попадают более простым путем: до перевала едут автобусом, а оттуда по склону горы -- пешком. "Лестницу" открыли уже позднее. Их альплагерь состоял из нескольких двух/четырехместных палаток, расположенных вокруг поляны в тени деревьев. Из сухостоя соорудили хижину без окон. Просветы между бревен заделали мхом и травой, покрыли ее землей и брезентом, и получился вместительный стационарный склад для продуктов, медикаментов и разного рода инвентаря. К избушке пристроили двухстенный навес для кухни. А посредине лужайки сплели из лиан и молодого кустарника стол и скамейки. По окончании сборов часть тяжелого инвентаря оставляли в избушке до следующего сезона.
В "лестнице" тренеры усмотрели рациональное зерно и ввели спуски по ней и подъемы в систему обязательных упражнений. И уже через несколько дней каждый из альпинистов, что называется, с закрытыми глазами мог "пробежаться" по ней вниз и наверх ущелья. Спуск приходился в речку, настолько буйную и стремительную, что переправиться через нее на другую сторону представлялось нелегким делом. Ледяная вода непрерывно вскипает и пенится в ней вокруг многочисленных камней, упавших с гор во время обвалов, образуя у наиболее крупных из них опасные водовороты. Над рекой постоянно клубится водяная пыль, а когда солнечные лучи проникают в ущелье, она искрится и переливается всеми цветами радуги. По мокрым и скользким от брызг валунам альпинисты перебирались на другой берег речки и обычно устраивали небольшой привал. Некоторые пробовали даже купаться, но тренеры этого не одобряли. "Мост", как они называли цепочку камней через реку, отчасти "достроили" сами. Несколько крупных камней прикатили с другого места. В ущелье было всегда прохладно и сыро, даже когда солнце стояло в зените. С гранитных стен в некоторых местах струились журчащие светлые ручейки. По ущелью прокладывали автомобильную дорогу. Сейчас она достроена и соединяет горные селения, разбросанные за перевалом, с основной магистралью на побережье.
В лагере в том году у них оказалась лишь одна единственная женщина -- врач. Обычно женская половина на тренировочных сборах бывала представлена более многочисленно. Ожидалось, что альпинистки приедут попозже, вернее, должна была приехать группа новичков, в которой в основном были девушки. Врача звали Иветта. Она только что завершила институтский курс медицины и неожиданно для самой себя попала в компанию альпинистов. Ей больше по душе была гимнастика, в свое время она сама занималась художественной гимнастикой. Но получилось так, что при распределении на работу не нашлось для нее подходящего, по ее мнению, места. Решила сезон поработать в горах, а там будет видно... .
Горы не очень-то привлекали ее. За свою двадцатидвухлетнюю жизнь она лишь однажды бывала в горах -- с экскурсией на высокогорном озере. Возили автобусом. В памяти от этой поездки осталась лишь назойливая до тошноты круговерть дороги, холоднющая, как морозной зимой, вода в озере, да неясные очертания берегов, поросших дремучим лесом. Обычно же, отдыхая в Крыму или на Черноморском Кавказе, ей и в голову не приходило карабкаться в горы. С чего ради? Она смотрела на них через зеркальные очки снисходительно, как на дополнение к морскому пейзажу. Ее вполне устраивала равнинная полоска пляжа, залитая щедрым солнцем, и бодрящая свежесть желанного моря. Придя работать в альпинистский лагерь, она не скрывала, что имеет весьма туманное представление об альпинизме и что не испытывает особого блаженства, отправляясь в горы. Все равно пришлось ее взять. Руководителям сборов вовремя не удалось подыскать врача, который бы хоть немного смыслил в их деле. А без медицины в горах нельзя.
Внешне Иветта выглядела эффектно -- яркая обаятельная блондинка с живыми карими глазами. Она сразу обворожила весь лагерь. Кое-кто из смельчаков пытался было прибрать ее к рукам, но она так решительно и бесцеремонно отшила их у всех на виду, что больше ни у кого не появлялось желания сделаться новым посмешищем лагеря. Иветта жила в персональной палатке, натянутой под раскидистым буком возле самого леса. Там же располагался ее медицинский пункт. Особых хлопот у нее, к счастью, не было. Разве что приходил кто смазать йодом царапину или попросить таблетку для профилактики от простуды.
Как-то вечером перед сном Геранин нашел на руке небольшую ссадину. Наверное, рассек о камень или задел в лесу о сучок. Ранка совсем пустяковая, не стоило на нее обращать внимания, но поразмыслив, решил, что это хороший повод поговорить с неприступной медичкой наедине. Было уже поздно, затих весь лагерь. Наутро он обязательно явится к ней и попросит перевязать руку, а между делом попробует выяснить, как она к нему относится. Скорее всего, никак... . Геранин не мог заснуть. В голове вертелось множество вариантов их возможного разговора. В мыслях он зашел далеко... . Чтобы положить конец этому наваждению, он оделся и вынырнул из палатки. Было темно и тихо. Темнеет в горах неожиданно. Вроде бы, только что над верхушками сосен и елей виднелся белесый отсвет заката, и вдруг, словно кто-то мгновенно задернул вдали за горами огромные черные шторы. Геранин потоптался возле своей палатки и шагнул в сторону той, запретной. Из щелей медицинского "особняка" проникал едва уловимый свет. Не спит еще, что ли, подумал Геранин. Он подошел ближе и потянул занавеску, висевшую возле входа. Иветта стояла к нему спиной перед зеркалом, босая, в коротеньких шортах, в которых она обычно ходила по лагерю. Остальные предметы ее одежды были аккуратно сложены на раскладной кровати. Золотистый ливень поблескивающих волос расплескался по слегка схваченной горным загаром спине. Бойкий язычок стеариновой свечи, колыхаясь, выхватывал временами из полумрака ее фигуру. Геранину показалось, что это горит не свеча, а сама Иветта светится каким-то необъяснимым светом. Плечи ее слегка дрогнули: она увидела его в зеркале, но не подала виду и продолжала свое занятие, словно хотела узнать, что же случится дальше. Геранин приблизился к ней, обнял ее сзади и стал с безрассудным жаром целовать ее волосы, плечи, руки. Иветта легонько высвободилась из его объятий и тут же отвесила ему такую звучную оплеуху, от которой, казалось, как от набата, поднимется весь задремавший лагерь. У Геранина посыпались искры из глаз. Ничего себе ручка, подумал но, нежная... . Немножко бы резче -- и полный нокаут. Он обескураженно опустился на стул, не зная как себя вести дальше. Иветта неторопливо накинула на плечи цветастый халат и молча прошлась по палатке.
- Ты что, лунатик? - сказала она, прервав неловкую паузу.
- Наверное, тут -- другое, потому как луны сегодня не видно.
- Представь себе: если по ночам каждый из двадцати семи мужиков будет атаковать меня из засады... . Что мне с лесорубом стоять наготове?
- Прости, по-дурацки вышло. Больно уж ты красивая... . Завела бы себе дружка, остальные б отстали.
- Тебя, разумеется... .
- Ясно, меня.
- Мне бы твое нахальство... .
- Не в этом дело. Минутная слабость.
- Если эти минута затянется, у меня есть лекарство.
- Спасибо. Пилюлю я уже получил. Как говорится, насильно мил не будешь.
- Жених у меня в Москве, - сказала она, смутившись -- приеду отсюда -- и свадьба.
- Любишь его?
- Конечно, люблю. Разве трудно понять?
- Вопросов больше не будет. Есть просьба: помазать царапину йодом или еще чем-нибудь. За этим и шел.
- На будущее, - сказала она назидательно -- когда идешь к доктору, полезно помнить зачем.
Геранин обещал помнить. Он еще долго бродил по уснувшему лагерю, сидел на скамейке, рассматривал звезды. Их, казалось, стало намного больше, чем вчера. Они висели над миром, как гроздья созревшего винограда. Где-то среди них есть и его звезда. Хотелось бы верить -- счастливая.
Из ущелья доносился неугомонный шепот реки. В лесу временами слышался писк летучих мышей и шорох каких-то ночных обитателей. Озябший от ночной прохлады Геранин вернулся в свою палатку, не раздеваясь, плюхнулся на раскладушку и неподвижно проспал до утра.
После этих событий прошло несколько дней в постоянных походах, нелегких, порой изнурительных, тренировках. Геранин упрямо и яростно изматывал себя до исступления, словно хотел заглушить этим свою сердечную неудачу. Во время случайных встреч с Иветтой он был, как обычно, сдержан, обмениваясь коротким приветствием. И все же ему казалось, будто она выделяет его из всех остальных. Он бы не смог объяснить, почему сделал такой вывод, но чувствовал, что их мысли настроены на одну волну. Может быть она знает, кто ей приносит цветы? Почти каждый день, возвращаясь с вершины горы, он оставался один на альпийских полянах и долго бродил средь цветов, осторожно ступая, чтобы не погубить, не помять ни одного лепестка. Он ощущал на себе их взгляды, насмешливые или грустные, иногда испуганные или беззаботно веселые. Цветы разрослись необозримым множеством. На некоторых участках поляны преобладали тюльпаны, на других -- ромашки, как будто их разместила так искусная рука цветовода. Местами росла мать-и-мачеха, качлся вереск вперемешку с травой и другими цветами. Они магнетически притягивали к себе и поражали воображение. Геранин срывал букет самых красивых и ароматных цветов и тайком клал их в палатку медички. Раньше он проделывал это ухаживание с некоторой надеждой хоть когда-нибудь получить благосклонность Иветты. Теперь всякие надежды погасли. После этого ночного вояжа многое прояснилось. У Иветты есть человек, которого она любит. Ну и пусть. Кто может запретить дарить цветы женщине? Даже если она станет подметать его цветами пол в медпункте или выбрасывать их на помойку, он будет приносить их снова. Но Иветта цветы не выбрасывала. Она аккуратно ставила их на видное место в палатке. И это было приятно Геранину.
В тот злополучный день, круто изменивший его судьбу, в лагере отдыхали. С утра, после завтрака все разбрелись по своим углам. Кто блицевал в шахматы, кто приводил в порядок походную амуницию, кто забивал "козла". Геранин сидел в компании преферансистов. Он видел, как по опушке леса, стараясь не привлекать внимание, проскользнула Иветта. Она свернула к тропке, которая вела в горы, и скоро ее оранжевая куртка исчезла в сумрачных зарослях леса.
Прошло более часа Иветта не возвращалась. Загуляла подружка, подумал Геранин. А вдруг что-нибудь случилось? Геранин прервал игру и направился следом за ней. Может, свиданье назначила? С ним про жениха толкует, а с другим, небось, развлекается... . Эта мысль больно кольнула его самолюбие. Он готов был повернуть обратно, но неизвестность еще неприятнее. Уж лучше выяснить все до конца. И он двинулся дальше. Пройдя лес, он сразу же увидел Иветту. Она стояла в цветах и, должно быть, любовалась видом, который открывался ей сверху. В своей яркой оранжевой куртке она сама походила на диковинный огромный цветок в букете, созданном прихотливой природой. Иветта, заметив его, помахала ему издали.
- Нарушаешь правила поведения. - сказал Геранин, поравнявшись с ней - Поодиночке ходить запрещается.
- Вы же не берете меня в горы. Все мастера... . А мне изрядно поднадоело сидеть целыми днями на "пятачке". Я даже здесь не была ни разу. Вот тут какая прелесть! Фантастика!
- Значит, отсюда приносишь цветы? Спасибо.
- С чего ты взяла, будто приношу я? - сказал Геранин, краснея.
- Видела. Я и раньше догадывалась, но когда цветы появились на следующий день после твоего визита, я засомневалась. Вроде бы больше незачем было тебе приносить их. Вчера подсмотрела. И знаешь, обрадовалась... .
- У тебя ведь -- жених... . Или ты придумала его для острастки?
- Я сказала правду. Опоздал ты немножко... .
- И так каждый раз! - воскликнул Геранин -- Только встретишь хорошую девушку, как выясняется, что либо у меня -- невеста, либо у нее -- жених.
- Да ну тебя, Сережка. Все шуточки. Когда дарят цветы без расчета на "компенсацию", это приятно. Об этих лугах я мечтала еще в Москве. Но позови кого-нибудь из вас в провожатые, наверняка истолкуют по-своему. Каждый смотрит на тебя, как кот на сметану, и языки почесать не против.
- Я такой же, как все. Не заблуждайся.
- Не будем спорить. Давай лучше заберемся повыше. Как там по технике безопасности, можно неопытной альпинистке ходить в паре со "снежным барсом"?
- В принципе не возбраняется, но без снаряжения тут далеко не прорвешься.
- Хотя бы вот на ту гранитную глыбу забраться, - ткнула она пальчиком кверху -- хочется посмотреть, как с нее выглядит наша стоянка. Говорят, что вы именно сверху увидели "пятачок"... .
- До этой глыбы только кажется рукой подать. На самом деле до нее километра четыре с гаком. Намаешься топать. Но чтобы поддержать твой порыв, немножко повыше подняться можно.
Иветта сорвала прильнувший к ее ногам пунцовый тюльпан, клюнула его острым носиком и долго задиристо смотрела на облюбованную ею скалу. Затем она вышла к тропинке, протоптанной по высокой траве альпинистами, и решительно устремилась наверх.
Геранин едва успевал за ней. Пологие участки горы, по которой они взбирались, местами чередовались с довольно подъемистыми. Пройдя по первому крутому участку, Иветта остановилась, тяжело дыша.
- Какая же я хилость, - сказала она с досадой -- спеклась на первом же километре. Не дотянуть до глыбы.
- Почаще надо ходить, тогда дотянешь... .
- Но я упрямая. Хоть половину расстояния, да осилим. Вот отдышусь немного... .
Останавливаясь и отдыхая, они еще около часа продвигались наверх. Роскошное разнотравье с цветами всех запахов и расцветок осталось далеко внизу. Теперь попадались лишь карликовые березки, приземистые кусты можжевельника и самшита, да редкие островки низкорослой травы. Где-то совсем близко проходила верхняя граница альпийских лугов. Иветта остановилась и села на краю углубления в виде лотка, по которому нынешней весной, видимо, сошла большая лавина. Экспозиция склона горы, который пробороздил лоток, была затемненной. Солнце туда проникало редко и ненадолго. В углублении лотка все еще лежал снег, подтаявший и уплотненный, как лед. Геранин пристроился на камень в нескольких шагах ниже Иветты. Вид у нее был утомленный, но глаза блестели торжественно и победоносно. Восхождение явно понравилось ей. Она не спеша перевязала кроссовки, должно быть, с непривычки натерла ноги.
- Похоже, что дело у тебя пойдет, - сказал Геранин -- но на сегодня хватит. Пора возвращаться в лагерь. Не предупредили, когда ушли. Еще шум поднимут.
Она согласилась. Действительно, самое время повернуть обратно. Да и ноги ее от усталости начинают сгибаться в коленях в обратную сторону. Но только не лучше ли им пойти другой дорогой, напрямик, где ближе? Не дожидаясь ответа, она спустилась в лоток, решив перейти через него в узкой части. Дальнейшее произошло в считанные секунду, словно автоматически, помимо их сознания и воли. Ступив на снег, Иветта сделала по нему несколько робких шагов, поскользнулась, упала на спину и, набирая скорость, как по желобу санной трассы, покатилась вниз. Все решали мгновения. Геранин метнулся к желобу, разбежался, насколько это позволяло свободное ото льда ложе лотка, и прыгнул плашмя навстречу Иветте, которая, еще не понимая, что с ней происходит, покорно скользила в пропасть. Он вытолкнул ее на камни, но сам оказался на льду и стал быстро скользить к обрыву. Он распластался, прильнув ко льду, стараясь затормозить, но слишком был скользким и плотным подтаявший лед. Его неудержимо сносило вниз. Тогда он попытался выкатиться на обочину из ледяной ловушки и начал со всей силой вертеться с боку на бок, чувствуя боли в изодранной в кровь спине. И было выкарабкался, но на изгибе лотка, где его ложе резко меняло угол падения и становилось круче, Геранин сильно ударился головой о камень и на миг потерял сознание.
Иветта сидела на отшлифованных камнях морены в той же самой позе, в какой очутилась после толчка Геранина, и отрешенно смотрела на происходящее. Ее ноги свисали на предательский лед, в кулачке, крепко сжатый, покачивался тюльпан. Когда Геранин скрылся из виду за перегибом лотка, она медленно поднялась, чуть отошла от опасной кромки и вдруг упала на колени, закрыв лицо руками. "Ге-ра-нин!" - прокричала она в пространство. В ответ донеслось лишь приглушенное эхо, да шум скатывающихся в пропасть камней.
Геранину повезло. Опомнившись от удара, он машинально схватился рукой за низенький кустик самшита, проросший неизвестно как по соседству со снежным валом среди принесенных лавиной камней. В тот же момент он почувствовал, что ноги его зависли над пропастью. Он глянул вниз, и ужас сковал его. Снизу зловеще, как из могилы, пахнуло леденящим кровь холодом. Сколько раз он взбирался вот по такой же стене на Памире, Тянь-Шане и здесь на Кавказе и чувствовал радость преодоления высоты. Но сейчас он оказался перед ней бессилен. Высота словно ждала, чтобы свести с ним свои старые счеты. Он боялся шевельнуться, чтобы не оторвать спасительный кустик. Поблизости находилось еще несколько таких же - не больше длины ладони - кустов, но до них было не дотянуться. Рука деревенела от напряжения. Геранин, нащупав ногой небольшой выступ в скале, стал осторожно перемещаться наверх. Только бы не лопнули стебельки и корень. По-существу, они целиком сейчас удерживали его на весу. Вот он коснулся другого кустика. Теперь дело пойдет быстрее... . Мысли были сосредоточены только на том, как бы продвинуться еще на пять-десять сантиметров вперед до следующего куста, потом -- до следующего... .
Казалось, прошла целая вечность, пока он выбрался из обрыва. Он подальше отполз от края пропасти и долго лежал лицом вниз в полном изнеможении. Глубокие ссадины на плечах, пальцах рук и коленях отдавали болью и кровоточили. Потом он поднялся из-за уступа и очутился рядом с Иветтой. Она все еще так же сидела на коленях и плакала. Увидев его, она словно окаменела.
- Боже мой, ты? Живой! - сказала она наконец - А я ведь думала... .
- В горах бывает и хуже, когда новоявленные туристы ищут нехоженые пути. Геранин ждал, что она начнет оправдываться, извиняться, но Иветта только тихонько плакала и совсем по-детски утирала кулачками слезы. Куда девалась ее гордая неприступность и самоуверенность... . Она походила на школьницу, получившую двойку по поведению.
В лагере они появились вместе. Все, кто в этот момент находился "на пятачке", уставились на них с иронией и любопытством.
- Поздравляю, Геранин. - сказал один из картежников -- Везет же людям... .
- Это верно, - ответил Геранин -- сегодня мне здорово повезло.
Альпинисты, заметив разодранную рубашку и кровь на теле Геранина, недоуменно утихли. Иветта и Геранин прошли к медицинской палатке. Позднее, когда все узнали об их приключениях, обоим влетело за самодеятельность.
Несколько дней Иветта выхаживала его, как могла, используя все имеющиеся у нее средства. И скоро Геранину разрешили тренироваться. Левое плечо у него еще было в повязке, но боли не чувствовалось. Энергия, накопленная им за время вынужденного безделья, требовала разрядки. Геранин привык к постоянным хорошим нагрузкам, и даже небольшой перерыв в тренировках сказывался на самочувствии. Он ощущал мышечный голод, потребность в работе, как, например, тянет курильщик к послеобеденной сигарете.
Утром вместе со всеми Геранин направился к "лестнице". Настроение было под стать солнечному деньку. Над поляной еще висела голубая дымка утреннего тумана. Начали спуск. Геранин дождался своей очереди, обхватил руками выросшую на изломе горы причудливо изогнутую рябину и посмотрел вниз по склону. Внезапно деревья качнулись перед его глазами. Голова закружилась. Дыхание перехватила удушливая тошнота. Он судорожно вцепился в ствол дерева. Сознание резанул безотчетный страх, похожий на тот, который он испытал, едва не сорвавшись в пропасть.
- Ты чего? - спросил тренер.
Геранин стоял побледневший, не в силах пошевельнуться.
- Плечо..., - сказал он отойдя от спуска -- кажется, рановато вышел, побаливает.
Ложь пришлась кстати. Тренер посоветовал подождать пару дней, подлечиться. Скоро Геранин понял, что с ним случилось несчастье. Он стал панически бояться высоты и ничего не мог с собой поделать. Оставаться в лагере было невыносимо. Он нашел подходящий предлог и уехал.
По дороге к метеостанции его проводила Иветта. До побережья можно было добраться автобусом. Геранин старался не выдавать своего удрученного состояния.
- Может, еще вернешься? - спросила она.
- В этом сезоне вряд ли... .
- Натерпелся ты из-за меня..., - сказала она, словно догадываясь об истинной причине его отъезда.
- Что было, прошло. Поставим на этом точку. Наши дороги расходятся, к сожалению. Не ошибайся. Собственные ошибки в горах никогда никого и ничему не учат. За редким исключением... .
- Позвони мне в Москву, я буду рада, - сказала она.
- Не стоит. Там тебя ждут не дождутся... .
- Тебе -- либо все, либо ничего. Как в пятом классе... . Максимализм теперь не в моде.
- По крайней мере, другом твоего будущего семейства я не сумею быть.
Потом они шагали молча по лесной тропинке. Разговор не клеился. Пернатые музыканты леса сопровождали их веселым концертом: свистели, трещали, переливались звуками на все лады. До чего же ему не хотелось покидать этот сказочный уголок, где оставались его друзья, оставалась Иветта. Сможет ли он вообще вернуться сюда когда-нибудь? Геранин остановился. Сказал, что пора прощаться, а то ей будет далеко возвращаться в лагерь. Она обвила его шею руками, и короткий порывистый поцелуй обжег его губы. Геранин еще не успел опомниться, а Иветта уже бежала по едва приметной тропинке вниз, не оглядываясь. Он подождал, пока ее оранжевая фигурка не скроется среди кустов и деревьев, и уныло поплелся дальше. Больше с Иветтой они не встречались.
Он знает, что с альпинистами ее работа закончилась тем же летом. Но как ее судьба сложилась дальше, где она трудится и живет сейчас, Геранину не известно.
С той поры он прошел не один курс лечения от своей болезни, но безуспешно. Его не тянуло, как прежде, в горы. Видно, страх высоты подавлял эмоции. Он даже не мог находиться на балконе высокого этажа. И согласившись поехать в командировку, он решил еще раз себя проверить.
* * *
Дорога все дальше ввинчивалась в горы и вверх. Становилось заметно прохладнее. Проехали пасеку, приютившуюся в лощинке на перегибе гор. Раньше тут стояло два-три захудалых улья. Теперь их число увеличилось -- целый пчелиный город. Постепенно горы все ближе и ближе подступали к дороге и наконец зажали ее почти вплотную. Неприветливые серые скалы почти смыкались над ними где-то вверху. Это самое узкое место в ущелье, своеобразный каньон. "Рафик", сердито урча, взобрался на высокий уступ скалы и неожиданно остановился. "Приехали," - сказал водитель и неторопливо выбрался из машины. Все последовали за ним. "Что тут еще стряслось?" - спросил Демин, подойдя поближе. Шофер кивнул на дощечку с надписью: "проезд закрыт -- впереди обвал". Дощечку, неизвестно кем поставленную посреди дороги, между двумя увесистыми булыжниками, люди обступили со всех сторон с чрезвычайно сердитым и озабоченным видом, будто намеревались ее казнить. Вот, оказывается, почему за ними не пришел автобус. Но что им теперь делать дальше? Пока разберут завал и для профилактики очистят склоны от опасных камней, пройдет несколько дней. Другого пути туда нет. Не возвращаться же в город после такой изнурительной и безумной болтанки... . Заложив руки за спину, Демин прошелся взад-вперед по дороге. Вид у него был растерянный. Он не торопился с решением. К нему подошла Елена Максимовна, что-то сказала. Ее лицо осветилось улыбкой. Геранин едва уловил ее, как вспышку далекой молнии, но в ней отразилось так много: и увлеченность, и преданность, и томительное ожидание... . С ними, кажется, все проясняется, с грустью подумал Геранин. Если говорят люди, зря не скажут... . Ее ладно скроенная фигурка, черты лица, волосы напомнили вдруг Иветту. В том-то и все дело. Как же он не догадался раньше? Елена Максимовна походит внешностью на Иветту! Воспоминания о последней, о его неудавшейся любви до сей поры его больно терзает. Прошлое как бы вновь оживало, только в другом варианте! Геранин круто повернулся и зашагал прочь. Увлеченный воспоминаниями, он подошел к обрыву и остановился у самой кромки. Может сейчас и проверить себя, подумал он. Момент подходящий. Он готовился к этому долго. Пошло ли ему лечение на пользу, сейчас он узнает. Надо лишь посмотреть вниз. Геранин медлил, от волнения, колотило в висках, все остальное как-бы отошло на последний план: что перекрыта дорога, что Елена Максимовна крутит роман со своим начальником и что, по всей вероятности, им придется тащить вещи до метеостанции на себе. Но вот его взгляд скользнул по противоположной стене ущелья и устремился к подножью горы. В следующий миг горький стон отчаяния вырвался из груди Геранина. Он отшатнулся от края обрыва и огорченный, подавленный сел на дорогу. Ноги отяжелели от шока, не слушались, руки слегка дрожали. Все повторилось точно так же, как и четыре года назад. Тупой безотчетный страх парализовал вдруг его мышцы и волю, затуманил сознание. Придя в себя, Геранин с опаской оглянулся, не заметил ли кто его странного поведения. Вроде бы, никто не видел. Все оживленно митинговали вокруг дощечки. Геранин подошел к ним. Говорили, дескать, не надо по-пустому терять времени, а нужно скорее распределить по рюкзакам поклажу и топать. До метеостанции отсюда километров пятнадцать. Успеют еще добраться засветло. "Если решили идти, то время действительно терять не надо," - подтвердил Геранин. Сопротивлялся только водитель "рафика". Уговаривал группу вернуться: сводка погоды на вторую половину дня неважная. Поэтому он и гнал быстрее. Хотел успеть до дождя вернуться на побережье, ведь когда сверху льет или туман в горах, опасно не только для транспорта, для пешеходом тоже. Он говорил со знакомым кавказским акцентом, энергично жестикулируя. Слова его все же никак не вязались с безоблачным жарким небом и, видимо, не находили поддержки. "Сам посуди, Нукзар," - убеждал шофера Говядин - "мы только что чуть было заживо не испеклись в чтвоем чертовом тарантасе, а ты хочешь загнать нас в него обратно. Ну погляди наверх: Неаполь! А ты нам про метеосводку толкуешь...". Все устремили взоры на лучезарную синь. Нукзар насчет метеосводки прав, сказал Семенов. Он тоже слыхал по радио, что на Кавказе в ближайшие двое суток чего только не может быть... . Но поскольку такой прогноз дает основание предположить, что может и ничего не быть, то лично он, Семенов, намерен продолжить путь пешим ходом. Все равно им придется ходить немало. Так какая разница, когда начинать. Привыкать надо. Слово было за Деминым. Демин распорядился идти... .
Группа шла плотной кучкой. Впереди с двумя объемистыми мешками шагал Говядин. Его массивная, как рефрижератор, фигура внушала уверенность и уважение. Семенов крутился под своим рюкзаком, как норовистый конь с неопытным всадником, перекладывал рюкзак на спине то так, то этак, пытаясь найти удобное положение. Согнувшись в поясе пополам -- так, что его длинные руки временами касались дороги, он представлял собой странное зрелище. Ну а вообще-то они походили на обыкновенных туристов, идущих несложным маршрутом.
- Нагрузился ты славно, - сказал Геранин, подойдя к Семену -- только не по своей весовой категории. Эта торба того и гляди переломит тебя.
- Никогда не думал, что бывают такие объемистые мешки, - признался Семенов -- но осталось совсем немного, километров десять до базы. Потерпим.
Геранин переложил часть его поклажи к себе в мешок, а Семен, почувствовав облегчение, рванулся вперед, забыв поблагодарить Геранина. Женщины несли в основном только свои личные вещи, что не особенно отягощало их. Семенов, пристроившись к ним, развлекал их походными шутками и анекдотами. Шествие замыкал Демин. Он явно был не доволен не вполне удачным началом командировки. Такой променад не входил в его ближайшие планы.
Дорога, перевалив через высокий уступ скалы, снова спустилась на дно ущелья. Скоро они подошли с обвалу. Сверху свалилась груда камней на дорогу и перегородила проезд. Камней было не так уж много. Собрать их и вывезти не представляло большого труда. Геранин увидел опасность более сильного обвала. Разъеденный непогодой и солнцем над узенькой лентой дороги нависал массивный гребень скалы, готовый рухнуть в любую минуту. Тут обычной очисткой не обойдешься, потребуется направленный взрыв. Словом, пока до этого дойдут руки местных властей, времени пройдет немало. Скорее всего возвращаться домой с перевала им придется таким же способом, как и сейчас. Опасный участок дороги прошли осторожно, по одному. В ущелье установилась непривычная гулкая тишина. Даже шуршание реки стало как будто мягче. Примерно через час хотьбы по ущелью пронесся ветер. Вечерами в ущелье частенько ветрено и прохладно, подумал Геранин. Он вынул из мешка куртку, одел. Ветер между тем крепчал. Кое-кто из женщин утеплились тоже. Но большинство, особенно мужчины, разгоряченные ходьбой под прессом экспедиционного реквизита, не замечали ветра. Внезапно узкую полоску неба, распростертую над ущельем, заволокло туманом. Заморосил мелкий дождь. Группа остановилась. Все достали плащи, куртки, накидки -- у кого что было -- и закутались. Шофер таки оказался прав. Он сейчас, должно быть, уже подъезжает к дому и знать ничего не знает, что у них здесь засеверило. К тому же нередко бывает и так, что в горах льет непрерывный ливень, а на побережье в то же самое время -- солнце.
- Ни подходящего деревца, ни куста, - сказал Геранин -- одни отвесные скалы. На спрячешься, так его растак! Хотя бы пещера какая попалась... .
- Пещер поблизости нет, - мрачно заметил Демин -- нужно скорее уходить из ущелья, тут нам каюк. За перевалом -- лес и ветры потише.
Геранин, запрокинув голову, еще с надеждой всматривался в помутневшее небо: не промелькнет ли просвет. Он-то прекрасно знает жестокие повадки здешней погоды. Ненастье подкараулило их, прячась за перевалом, за цепями гор, приближаясь неслышно, как гибкотелый хищник перед решающим прыжком. Демин заволновался. Он то убегал вперед, то возвращался в конец группы и поторапливал всех: "Пошевеливайтесь, ребята. Живее! В ущелье нельзя оставаться". Ишь быстрый какой, подумал Геранин, шагая следом за ним. И говорит все верно. Должно быть, тоже не раз бывал в этих местах. А дождь усиливался, переходя в настоящий ливень. За считанные минуты ноги промокли насквозь. Вода неприятно хлюпала в обуви. Будь это где-нибудь в поле, на обычной грунтовой дороге, можно было бы просто разуться и босяком шлепать. Но на холодных камнях не разуешься. К тому же заметно становилось прохладнее. Демин распорядился поставить палатку, которую нес в отдельном мешке Говядин. Едва ее развернули, палатка рванулась, как парус. Закрепить ее было нечем. Просто накрылись ею, наступив на края ногами. Ветер с яростью набрасывался на палатку, рвал и трепал ее из стороны в сторону, готовый в любую минуту швырнуть ее вместе с людьми в реку. Каньон превратился в огромную гидродинамическую трубу, где испытывались на жизнестойкость люди. Дождь неистово хлестал по палатке, по всей ширине дороги катился сплошной бурлящий поток воды. Река, еще недавно прозрачная с зеленовато-изумрудным оттенком на углублениях, стала коричнево-желтой, взъерошенной, раздулась и вспенилась и подступила к дороге. Люди прижались друг к другу, собравшись в единый комок. Прошло больше часа, дождь лил по-прежнему. Потом хлопки о палатку стали как будто мягче. Кто-то выглянул наружу и ахнул: вместо дождя повалил снег. Это даже нельзя было назвать снегопадом в нашем обыденном о нем представлении. Сплошная упругая стена снежной массы, спрессованной ураганным ветром, заполнила собой все ущелье. И скалы, и речка, и небо -- все потонуло в бесформенном белом круговороте. Геранин знал, что в окрестных горах зимой нередко бушуют бураны, но чтоб снег выпал ранней осенью, да еще в таком количестве, он даже предположить не мог. Палатка не очень-то согревала. Люди озябли, стоя на одном месте в промокшей обуви. Ни у кого из них не было подходящей одежды для такой погоды. Так и замерзнуть недолго. Надо было что-то делать. Решили двигаться к перевалу. Только двигаться, двигаться, двигаться. Другого средства борьбы с холодом у них не было. Выйдя из-под палатки, они на минуту ослабили за ней контроль. Освободившись, палатка резко рванулась кверху. Говядин все-таки вовремя за нее ухватился. Но налетевшим порывом ветра ее с такой силой швырнуло в сторону речки, что не выпусти ее Говядин из рук, он непременно свалился бы в воду. Палатка призрачной тенью метнулась над головами и скрылась в крутящейся мгле. Геранин бросился было за ней в погоню, да где там... . Ее и след простыл.
- Одну глупость делаем за другой, - сказал он -- без палатки придется тяжко.
- Черт с ней с палаткой. - сказал Демин -- Ночевать здесь все равно не будешь. Шагать надо, шагать. И чем быстрее, тем лучше. Можно еще прорваться... .
Подобрав рюкзаки, группа двинулась дальше. Снежную целину пробивал Говядин. За ним пристроился Демин. Остальные ступали по их следам, шаг в шаг, так было легче. В некоторых местах снегу уже намело порядочно. Идти становилось труднее буквально с каждой минутой. Женщины скоро устали, не поспевали за Деминым. Он останавливался, подгонял их и злился, порой не стесняясь размашистых выражений. Но крепкие словечки и окрики не помогали. Цепочка все больше вытягивалась. Уже трудно было узнать, кто идет впереди тебя, а кто сзади. Так растеряемся, подумал Геранин. Он пропустил мимо себя цепочку, пересчитал всех и пошел замыкающим. По силуэтам гор, изредка прорывавшимся сквозь сплошную завесу снега, Геранин припоминал места. Где-то поблизости должна быть "лестница". От нее до метеостанции осталось не так уж много, хотя еще нашагаешься. Там сейчас на дежурстве метеоролог, он же шофер, да его жена, тетя паша, не велика компания... . Знай они о продвижении группы, все равно не смогли бы помочь ничем. И значит выкарабкиваться придется самим. Спасателям не пробиться в ущелье, если бы даже удалось с ними связаться по рации. Надолго ли хватит силенок у женщин, не подготовленных к таким переходам? Мужики подобрались покрепче, но тоже не из железа сделаны. Семен тянет с немалым трудом свою ношу, заметно сдал Демин. Он пока еще хорохорится с виду, но движения стали замедленными, как в пантомиме, ой даже вялыми. Только один Говядин по-прежнему мощно, как вездеход, взрывает снежную топь без признаков малейшей усталости. Геранин догнал Демина, предложил оставить мешки в ущелье. Тот согласился. Сложили их возле скалы на возвышенном месте, чтобы не затопило водой. Достали кое-какую еду, на ходу подкрепились. Каждый чувствовал, что останавливаться ни на секунду нельзя. Ледяной непрерывный ветер пронизывал до костей, притупляя сознание, незримыми путами связывал по рукам и ногам. У семена распахнулась куртка. Он крутил пуговицы одеревенелыми пальцами, но застегнуть их не мог. Пальцы не слушались. Он подошел к Геранину и попросил помочь.
- Сам я ничего, тепленький, - смущаясь сказал Семен -- руки -- моя слабость. На морозе немеют. Сейчас их потру хорошенько, вот так и пройдет... .
Геранин снял свои перчатки и подал Семену.
- А ты как?
- Я привычный.
- Надолго, думаешь, закрутило?
- До метеостанции дойти успеем. А дойдем, должно быть, сразу же солнце проглянет. Все -- по известному тебе закону... .
- Сифонит, прямо надо сказать, прилично. Того и гляди, унесет как воздушный шарик.
- Чтобы не сдуло, вот за нее держись крепче, - Геранин кивнул в сторону проходящей мимо них Регины -- комплекция у нее устойчивая.
- Когда женщина чересчур устойчива, держаться за нее не имеет смысла, - в тон ему ответил Семенов.
Регина, казалось, не слышала реплики. Обычно бойкая на язык, готовая в любую минуту отбрить кого угодно, она даже не посмотрела в их сторону. Похоже, что не в себе бедняжка, подумал Геранин. Нахлюпалась, а все основные "радости" еще впереди... .
Семен с удовольствием натянул теплые перчатки на окоченевшие руки и убежал на "свое место" в середине цепочки. Геранин следовал за Региной. Она все больше отставала от группы, потом остановилась, села на снег и зарыдала, что-то приговаривая. Геранин подошел к ней, спросил, что случилось. Регина не ответила, ее колотила истерика.
- Не выбраться нам отсюда, - сказала она наконец, всхлипывая -- мы все здесь погибнем.
- Глупости мелешь, милая. - едва сдерживая гнев, сказал Геранин -- Чтобы никто от тебя этого больше не слышал! Понятно? Нечего раскисать раньше времени. Живо вставай и догоняй группу! - Геранин помог ей подняться -- Тяжела же ты, мать, - сказал он -- зато запаса энергии в тебе хватит на две недели такой ходьбы без пищи и отдыха. А ты помирать собралась сдуру. Ты же самая крепкая из наших женщин, теннисом занимаешься. Если не тебе, так кому же другому пример показывать?!
Геранин взял ее под руку и они зашагали быстрее. А сверху все сыпало, сыпало, сыпало, словно из прорвы. Регина достаточно быстро оправилась от истерики. Это обычно свойственно людям с неровным характером. Геранин знает ее уже несколько лет. В институте их столы рядом. Регине около сорока лет, темноволосая, с большими черными -- чуть навыкате -- глазами. Довольно приятная женщина. Незамужняя. Ухажеров-то у нее хватает, да, видно, сама виновата -- слишком разборчива. То ей цвет бороды не нравится, то сипловатый голос, то маловата зарплата. А время уходит. Должно быть, неустроенность семейной жизни делает ее порой раздражительной и даже сварливой. В хорошем расположении духа она бывает общительной и остроумной, и это Геранин в ней ценит.
По едва уловимым приметам Геранин определил, что уже миновали "мост". Дорога пошла резко наверх, к перевалу. Сейчас на пути будет самый ветреный, самый тяжелый участок. Люди уже порядком измучились, все чаще присаживались на снег, отдыхали. Геранин подтянул цепочку, чтобы быть на виду друг у друга. Он пытался, как мог, приободрить людей. По праву человека более опытного, привыкшего к любой обстановке в горах Геранин как бы негласно брал под свою опеку судьбу всей группы. Была ли это уверенность в собственный силах или несчастье других вытеснило тревогу за самого себя, он не знал. Просто это было для него естественным.
После одного из минутных привалов Елена Максимовна не смогла подняться. Семен поспешил к ней на помощь. Она выпрямилась, пошла, но сделав несколько тяжелых шагов, словно споткнулась и как подкошенная рухнула в снег. Демин, увидев это, в замешательстве остановился. Он смотрел на нее со страхом и недоумением, машинально потирая лицо ладонью. Что же теперь будет дальше, будто спрашивал он. Неужели и с ним, и со всеми другими может случиться непоправимое? Еще вчера они рассуждали о высоких материях, строили планы на будущее, а сегодня все может кончится так несуразно и глупо... . Невозможно поверить! Нет, нет он не допустит этого. Что-то надо придумать. Будь проклят тот час, когда он связался с этой идиотской поездкой. Мог бы, в конце концов, послать своего заместителя. А теперь вот давай изворачивайся. Демин позвал Говядина, посоветовался с ним, потом обратился ко всем, что они с Говядиным решили пойти вперед, чтобы на метеостанции организовать помощь группе, а то, как видно, всем несладко придется. Они с Говядиным добровольно берут на себя такую нелегкую миссию и призывают всех к выдержке и терпению. Его хрипловатый голос порой захлестывало порывами ветра. Но люди по выражению его лица и неопределенности жестов поняли все... . Елена Максимовна, собравшись с силами, подползла к нему и дрожащими руками обхватила его колени.
- Не бросай меня, Георгий, не бросай! Не ради того, что между нами было, это не в счет... . Ради моих детей. Трое ведь... . Малолетние..., - она говорила невнятно, заплетающимся языком; в ее широко раскрытых воспаленных глазах горело отчаяние и мольба; по искусанным губам сочилась кровяная пена. Демин был явно смущен. Но выбор был им уже сделан. И не в его правилах отступать. Нужно лишь поприличнее выйти из неловкого положения. Он поднял ее на ноги.
- Ты пойми, - сказал он, подбирая слова -- у нас нет другого выхода. Мы все равно не сможем вытащить из пурги всех. Семен -- хиловат, не помощник, ему бы самому продержаться. А с метеостанции мы пойдем к вам навстречу, прихватим с собой хоть какой-нибудь инвентарь, вроде связанных лыж или санок, одежду. Вам лишь надо потерпеть до нашего возвращения.
Демин, не дожидаясь ответа, круто повернулся и пошел прочь. Говядин присоединился к нему, и скоро их торопливые, согнутые под тяжестью ветра фигуры растворились в заснеженной мгле. Геранина до самого нутра опалила сцена, свидетелем которой он только что оказался. Геранин бросился вслед за Деминым. Настигнув, Геранин схватил его за шиворот.
- Драпануть задумал, сволочь! - заорал он, тряхнув его с такой силой, что тот едва на ногах удержался -- Остальных, мол, пускай заровняет бураном. Мало -- один смотался, еще этого бугая прихватил с собой для страховки. Не знаешь будто, что на метеостанции сейчас некому носа высунуть за порог. Уж не тетю Пашу ли ты собираешься вытурить нам на помощь с ее радикулитным мужем запенсионного возраста?
- Да перестань ты дурью мучиться! - сказал Демин -- Хочешь, чтобы и нас заровняло? Никому от этого пользы не будет. У меня, в конце концов, тоже есть дети. И не моя вина в том, что не в состоянии я тащить на себе Елену Максимовну. Ну нету сил у меня, нету. Самому бы унести ноги. Преступного в этом ничего нет. Стихия, несчастный случай... .
- Уголовной статьи под это, может, и нет, но совесть-то человеческая у нас быть должна!
- В твоем возрасте пора бы уже соображать научиться вместо того, чтобы высокопарные речи толкать, когда это не нужно. Если бы помогла кому наша смерть... . Не поможет ведь! Хоть ты головой бейся... . Разве не ясно: не сделай ты рывок сейчас, скоро вообще перестанешь смотреть на свет божий. Когда тонет корабль, каждый плывет как может... .
Во время их разговора к ним подошли Семен и Регина. Возбужденные, каждый из них по-своему истолковал погоню Геранина.
- Чего привязался к людям? - вмешалась Регина -- Правильно говорит Георгий Евгеньевич. Я тоже иду с ними. И Семену не помешает ускориться, пока еще есть возможность. Жена ведь у тебя, Семен, с маленьким... . Ты просто должен... .
- Ну хватит, - оборвал ее Семен -- у меня другие понятия насчет того, кто чего должен и и чего не должен делать. Собрались, так дуйте.
Беглецы ушли. Семен и Геранин, подавленные, молча стояли на пронизывающем ветру, пока с ними не поравнялась группа. Двое женщин, что были покрепче, поддерживали Елену Максимовну под руки. Она изменилась до неузнаваемости. Лицо оцепенело, осунулось. Ее помрачневший усталый взгляд чего-то искал в беспорядочном месиве снега и не находил. Трудно было поверить в реальность происходящего. Геранину порой начинало казаться, что все это ему приснилось, что он блуждает в каком-то невероятном кошмарном сне и вот-вот сейчас проснется. Он еще до сих пор отчетливо ощущает горячее прикосновение Елены Максимовны и душную тряску в машине, видит ее улыбку и Демина -- деловито самонадеянного. Думается, что Елена Максимовна физически не слабее других. Просто не сумела совладать с собой, да еще поняла, как она ошиблась в Демине. Кумир, которого она сотворила себе, оказался призраком. Удастся ли вывести ее из обреченного состояния? Старая истина предупреждает: когда человек перестает бороться за свое спасение, это опасно не только для него самого, но и для окружающих. Регину ему удалось-таки вызволить из беды, и вовремя. Но к сожалению слишком скоро она забыла, что недавно сама нуждалась в помощи и поддержке... . Геранин взялся прокладывать дорогу вместо давшего деру Говядина. Занятие, прямо надо сказать, невеселое. Ноги вязли в сугробах, будто в топкой болотной трясине. Именно как в трясине. Раньше ему не приходило в голову такое сравнение. Может быть потому, что он еще никогда не изматывался как сейчас в походах по снежным дорогам. Отяжелевшие ноги с трудом выдирались из снега. Семен помогал Елене Максимовне, обхватив ее за спину длинными, словно щупальца спрута, руками. Они размеренно шли позади группы. Оборачиваясь, Геранин видел тревожные, хмурые лица женщин. И у него всякий раз все сжималось внутри под их напряженными взглядами.
- Веселее, бабочки! - прокричал он сквозь ветер, пытаясь вывести их из скорбного состояния -- Скоро к нам Демин прикатит с горы на санках, не прозевайте, - но эта попытка оказалась натянутой и неуместной. Он даже не узнавал собственный голос.
- Ты действительно веришь, что он прикатит? - спросила одна из женщин.
- Конечно, если на метеостанции найдутся санки.
Геранин бодрился, но на душе было скверно. Он тоже не видел выхода. Люди качаются от усталости, борясь с ураганным ветром и утопая в снегу на каждом метре дороги, а до метеостанции еще махать и махать... . Вполне успеешь отдать Богу душу. Демин, должно быть, прав. Неужели ничего нельзя поделать и предстоит обреченно топтать целину, пока не растянешься на дороге... . Кто-то из них будет первым и кто-то последним? Откуда начнется эта безжалостная полоса? Через минуту или через полчаса? В сущности это уже не имеет значения. Беспомощность раздражала Геранина. Оставалась, правда, одна возможность, рискованная. Он думал о ней и раньше, но всякий раз отбрасывал, как несбыточную. В то время какая-то надежда еще теплилась -- до побега Демина -- что группе удастся вывернуться из передряги без всяких рискованных маневров. Но сейчас положение было настолько критическим, что любой риск, который давал бы хоть один шанс на спасение, стоил внимания. Если все же решиться...? Геранин подошел к Семену посоветоваться. Идея Семену понравилась. Тогда Геранин рассказал о ней всем остальным: что поблизости пустует домик с печкой, где можно с комфортом устроиться и прожить там хоть до следующей весны, если будут выплачивать командировочные. Но чтобы попасть в домик, надо, ни много ни мало, как переправиться через обезумевшую от избытка воды реку и взобраться наверх ущелья. Согласны ли они на такой экстравагантный бросок? Ответили, что согласны. Геранин ждал недоуменных вопросов. Во-первых, как им форсировать ледяной сумасшедший поток, потом, как вскарабкаться по отвесным скалам наверх. Но удивляться пришлось ему самому, когда не последовало никаких вопросов. Либо верили ему на слово -- если говорит, значит можно -- либо всем уже было не до вопросов... .
Идти обратно оказалось намного легче. Ветер дул в спину. Женщины, вроде бы, даже повеселели. Геранин разволновался. Сознание жгла неотступная мысль: сумеет ли он подняться наверх. Жизнь этих людей зависела теперь от того, сможет ли он совладать со своим недугом или не может... . Никаких гарантий нет, что болезнь не захлестнет его в самый неподходящий момент. Справиться с ней он обязан, иначе нельзя... . Геранин спешил. Медленно, слишком медленно они плетутся. Начало смеркаться. Успеть бы засветло переправиться через речку. Этот невероятно длинный день, который, казалось, никогда не кончится, начал быстро идти на убыль. В ущелье вливалась тягучая плотная темнота.
Геранин привел группу к тому месту, где по его расчетам должен был находиться "мост", но никаких камней в реке не было видно. Чертовщина какая-то, подумал Геранин. Не утащили же их отсюда... . Он недоуменно смотрел на помутневшие хлесткие волны, стараясь припомнить подробности расположения переправы. Геранин не сомневался, что они вышли к "лестнице". Вот только, где именно? Досадные сумерки и пурга скрывали противоположный берег, а подняться по склону горы наверх можно было лишь только на одном участке. Там ли они ищут камни? Геранин прошел вдоль берега дальше и скоро увидел знакомый валун, возвышавшийся над водой и напоминавший какую-то непонятную статую, словно наспех выбитую скульптором-абстракционистом. "Мост" находился неподалеку от этого валуна -- примерно там, где Геранин и пытался его обнаружить. Только раньше валун лежал почти рядом с берегом. Теперь он отодвинулся дальше в речку и волны обдавали его до самой макушки. Все стало понятно. Переправу просто залило поднявшимся уровнем воды в реке. Геранин вернулся на прежнее место, разворошил возле берега снег и, набрав булыжников, начал бросать их в речку. По группе прошел тихий ропот. Люди, до этой поры терпеливо и с надеждой следовавшие за Гераниным, заволновались. Его занятие, по их разумению, не вполне соответствовало обстановке... . К нему подошла Марина.
- Ты как себя чувствуешь? - спросила она с опаской.
- Как на курорте. - ответил Геранин, продолжая швырять камни -- Пицунда, Мацеста, Цхалтубо... . Кто-то ведь говорил в институте, что мы на курорт собираемся, когда формировалась группа.
- Да опомнись, Сережа! - простонала Марина -- Какая Пицунда! Мало ли что наплетут в институте сварливые языки. И прекрати метать свои идиотские камни. Не хватало еще, чтоб мы сейчас все скопом начали "пускать блины".
- Ах вот оно что! - расхохотался Геранин -- Решили, что я малость тронулся... . Прошу прощения, что не объяснил. Где-то здесь в воде начинается переправа. Нужно найти ее первые валуны. Их затопило разливом.
- С того бы и начинал. Мы же еще не полностью окостыжились, соображать можем. Кстати, ты не встречал Семена? Куда-то они подевались с Еленой Максимовной. Не заблудились бы... .
Геранин, занятый поиском переправы, только сейчас обратил внимание на их отсутствие.
- Ты их давно видела? - спросил он Марину.
- Да минут пятнадцать уже прошло... .
- Значит, не могли они далеко уйти, где-то плутают рядом. Пойду поищу их. А вы пока побросайте камни, чтоб напрасно не лазить в воду.
Геранин выбрался на дорогу и, сложив руки рупором, прокричал: "Семен, Се-мен...!". Но ответа не было. Голос терялся в суетном шуме метели. Геранин пошел навстречу ветру. Предчувствие тяжелой беды лихорадило его. Он почти бежал, спотыкаясь и падая в снег, не думая о том, что следовало бы поберечь силы для предстоящего рейда наверх. От глубоких следов на снегу, которые только что проторила группа, остались лишь небольшие отметины. Пурга методически делала свою злую работу. Долго разыскивать их не пришлось. Пройдя в сторону перевала каких-нибудь полтораста метров, он наткнулся на них. Они лежали рядом, уже запорошенные снегом. По их онемевшим позам нетрудно было понять, что Семен до конца на коленях пытался тащить Елену Максимовну к переправе.
Геранин рванулся к ним и со всей силой начал трясти то одного, то другого; приподнимал, поворачивал, растирал ладонью холодные виски и щеки. Все было напрасно. Никаких признаков жизни... . Колючие жесткие иглы метели скользили по их неподвижным лицам и не таяли. Измучившись, он опустился на снег рядом с ними и с досады сорвал со взмыленной головы кепку. "Семен... ты... Семен...," - бормотал Геранин - "почему не позвал, не крикнул... не захотел обременять собой... теперь уже все равно... милая Елена Максимовна... что я кажу их семьям...". Комок невыносимой горечи перехватил дыхание. Он укоризненно посмотрел в потемневшее чрево ущелья, будто желая пристыдить кого-то невидимого за какую-то несправедливость. Ветер терзал его волосы, нашпиговывал снегом ворот рубашки, забивал уши. Геранин не чувствовал холода и не замечал, сколько он пробыл возле погибших. Спохватившись, что его ждут у переправы, Геранин поднялся и пошел к реке, не оборачиваясь, забыв подобрать кепку.
Женщины рьяно бросали булыжники в мутный водоворот. Увидев Геранина, они перестали швырять камни и уставились на него с молчаливым вопросом: что случилось с Еленой Максимовной и Семеном.
- Не обнаружил пока никаких следов. - сказал Геранин -- Скорее всего, они проскочили мимо нас дальше в ущелье. Но куда они денутся? Вот переправимся и разыщем их, если до той поры они не объявятся сами.
Не мог он сказать им сейчас правду: расстроятся перед самым штурмом реки и кто-нибудь не выдержит... .
- Как тут у вас успехи? - спросил Геранин -- Что-нибудь разведали?
Сказали, что начало переправы, вроде бы, обнаружили, а дальше ничего не слышно, плеск брошенных камней заглушается ревом реки и ветра.
Геранин, осторожно ступая, полез в воду. Ледяная вода обжигала ноги. Он забрался на первый камень, нащупал его края руками, затем перешагнул на второй, третий. Переправа была на месте. Валуны оказались под водой на целую четверть, но передвигаться по ним было можно. Геранин вернулся на берег. Дрожь колотила его -- не вымолвишь ни слова. Он разъяснил женщинам, что нужно делать. Взяли друг дружку за руки. Геранин проверил, правильно ли они взялись, достаточно крепким ли получился "замок" на каждом запястье, и снова спустился в реку. Женщины охали от холодной воды, одна за другой забирались на камень и, осторожно ступая, следовали за Гераниным. Первой за ним шла Марина. Она с такой силой вцепилась в руку Геранина, что кисть у него занемела. Геранин поправил ее.
Берег быстро терялся из виду в безудержном снегопаде и темноте. Каждая различала лишь силуэты идущих впереди себя и позади. И становилось жутко средь этого океана бурлящей под ногами воды. Временами волны обдавали брызгами до самой спины, давили и дергали за намокшие туфли, пытаясь сорвать людей с неустойчивых шатких камней и закружить их в безжалостном черном водовороте. Лишь ощущение напряженных рук в этой необычной связке успокаивало и придавало уверенность. Геранин, возглавляя шествие, благополучно миновал середину реки. Но вот, нащупывая ногами очередной валун, он не нашел его. Вспомнилось, что здесь расстояние между камнями больше, чем в других местах, тут нужно было прыгать. Но камни разбросаны не по прямой линии: одни -- чуть левее, другие -- правее. Неровные и скользкие, они представляли собой весьма ненадежную точку опоры для прыжков вслепую. Ошибешься -- и всякое может случиться... . Глубина здесь приличная. Ложе реки в этом месте наклонено к противоположному берегу и, чем ближе к нему, тем становится глубже. Хочешь не хочешь, а придется пускаться вплавь. Геранин снял куртку и передал ее Марине: хоть что-нибудь сухим останется. Марина стояла с ним на одном камне и с ужасом следила за каждым его движением, представляя, что, возможно, и всех их ожидает такая же процедура. Геранин потихоньку слез с валуна в воду. Течение припечатало его к граниту. Не схватило бы судорогой, подумал он. Нащупав ногами соседний валун, он оттолкнулся от своей опоры и через мгновение выскочил на него, не ощущая ни ног, ни рук, как под наркозом.
Марине пришлось первой осваивать прыжки через волны. Купание ее не устраивало. Со страху она сиганула настолько резво, что Геранин едва успел поймать ее на лету. За Мариной пошли остальные женщины. Геранин ловил их в охапку, поочередно переправлял на берег, аккуратно усаживая рядком на огромном стволе лиственницы, причудливо нависавшей над речкой.
- Ну, перепелки мои, канареечки, - приговаривал он -- потерпите чуток, осталось совсем немного. Сейчас согреемся. Полезем вверх -- пар ото всех пойдет.
Одежда на нем обледенела и сковывала движения металлическим панцирем. Пальцы рук плохо повиновались. Переправившись, Геранин без промедления начал подъем. Марина, у которой как бы открылось второй дыхание, уверенно тянулась за ним, старательно повторяя его движения. Тем же занимались и остальные, ровняясь на идущих впереди. Такой была строгая установка Геранина. Всякая самодеятельность запрещалась. Иногда по цепочке снизу наверх передавалась просьба убавить скорость. Геранин приостанавливался и, коченея от холода, терпеливо ждал, пока все не подтянутся. Самое трудное было пройти почти вертикальный подъем от воды. Когда его одолели, Геранин вздохнул облегченно. Никто не сорвался, никто не упал. Дальше склон горы становился положе и безопасней. Хотя взбираться от этого легче не стало. Уж слишком много было отдано физических и душевных сил, и каждый шаг давался с таким напряжением, что, казалось, следующего не сделаешь. Полуметровый рыхлый снег на траве и кустарнике расставлял им немало ловушек. Неудачно выбранная опора могла наделать полно неприятностей. Еще немного, еще чуть-чуть, твердил сам себе Геранин. До спасительной избушки оставалось каких-то три-четыре десятка метров, самых волнующих и самых трудных. Расслабляться нельзя ни на миг, ни на одну секунду. А вдруг наверху нет избушки? Разрушена кем-нибудь..., да мало ли почему ее может не быть... . От этой мысли Геранина словно ударило током. Он даже остановился и присел на сук дерева. Но тут же поднялся и двинулся дальше.
Во время подъема он был настолько поглощен продвижением группы, что начисто позабыл о своей болезни. Быть может, она отступила? Грудь его наполнилась робкой надеждой. Убедившись, что избушка цела и невредима, Геранин вернулся к обрыву и помог женщинам преодолеть последние метры подъема. Он привел их к избушке. По тому, как возле нее бурно разросся кустарник, можно было понять, что сюда давненько никто не захаживал. Возможно, альпинисты облюбовали себе другое пристанище, более обустроенное, или уходят теперь в маршруты со стационарных спортивно-туристических баз. Привязанность к облюбованным местам и привычкам меняются.
В избушке нашли спиртовую горелку, полную спирта. Нашли и коробок со спичками, но спички полностью отсырели. Благо, что у одной из курящих запасливых женщин оказалась исправная зажигалка. Геранин зажег фитиль. Синеватое жаркое пламя горелки оживило избушку. Порывшись в сухой траве под скамейками, связанного из молодого кустарника и лиан, Геранин обнаружил и несколько консервных банок с говяжьей тушенкой. Должно быть, запасы оставлены здесь еще со времен его последнего пребывания в альплагере. Именно из таких вот консервных банок они уплетали тогда тушенку со сваренной в "мундирах" картошкой.
Раскрасневшиеся от ветра и снега лица женщин осветились улыбками: с таким отоплением да харчем перезимуют. В глазах загорелись лукавинки, и кое-кто уже начал опробовать острословие по поводу их небывалого перехода и экзотического жилища. Интересно, через какую из окрестных горных вершин Геранин потащит их до метеостанции?
Геранин смотрел на них с восхищением. Обыкновенные на вид бабы. Откуда у них столько жизненной силы? Они беспредельно устали, осунулись. Каждая из них хорошо представляет, у какого опасного рубежа они находились всего лишь считанные минуты назад. Но поди ж ты, уже готовы смеяться над всеми своими бедами. От этой уверенности в себе, веры в надежность и искренность взаимоотношений в группе становилось теплей и спокойнее на душе. Они, конечно, считают, что обязаны ему своим спасением. Это верно. Но никто из них не знает, что он обязан им возрождением. Они, кажется, помогли ему избавиться от болезни. И ещё: он испытал величайшее удовлетворение, что в трудное время их выручили из беды его альпинистские навыки и закалка -- не пропали, как видно, даром.
"Спасибо вам, вездеходные мои," - сказал он чуть слышно женщинам. Может быть, это и есть его Эверест. Но на его шепот никто не обратил внимания. Женщины приводили свой внешний вид в надлежащий порядок и устраивались поудобнее вокруг горелки на ворохе пожухлой травы, сухих листьях папоротника, мать-и-мачехи, клена... . Можно было составить приличный гербарий из всей этой шуршащей массы, которая сейчас хорошо пригодилась.
Геранину предложили снять промокшую одежду и подсушить ее над горелкой: как бы не простудился после ледяной купели. Он было заколебался: неловко все-таки обнажаться пред женским обществом. Но разделся и лег на листья. Марина принялась растирать ему спину и грудь, утюжила сильными руками онемевшие от холода ноги. Другие сушили его одежду над пламенем. Геранин чувствовал, как он постепенно отходит. В избушке и в самом деле мало-помалу становилось теплее: нагрели горелкой и надышали. Неожиданно для самого себя Геранин уснул, провалился в небытие, без сновидений и мыслей. Проснувшись, не сразу сообразил, где он находится, оделся: одежда его была уже сносно просушена. Короткий отдых, отключение ото всего заметно восстановили силы. Сознание кольнула мысль от Елене Максимовне и Семене. В институте ее почему-то все называли по имени-отчеству, хотя многих других женщин -- значительно старше ее по возрасту -- звали просто по имени. За кем что приживается, иногда вопреки всякому смыслу и логике. А разве есть какой-нибудь смысл и логика в том, что они с Семеном остались внизу под снегом... .
В хижине стало тихо. Укрытая косматым лесом, она была надежно защищена от ветра. Здесь валил снег, и только лишь временами накатывались волны метели, прорвавшиеся через чащобу леса. Женщины молча сидели вокруг горелки. Кто сушил обувь, кто просто в задумчивости смотрел на синеватое пламя.
-Сережа, чтобы спасти их, уже ничего нельзя было поделать? - спросила Ольга Васильевна. Она словно прочла его мысли и произнесла вслух мучивший всех вопрос.
- Ничего, - ответил Геранин, помедлив.
- Не захлестнуло бы их рекой... .
- Река не достанет.
Кто-то тихонько всхлипнул. Теперь, когда напряжение спало и люди поверили, что худшее позади, можно было поддаться чувствам и оценить происшествие. Первые впечатления, как правило, более верные. Не потому, что со временем уходят детали из памяти. Ряд ли когда забудутся подробности этой командировки. Позднее добавятся институтские пересуды, официальное мнение руководства, под грузом которых не каждый способен отстаивать первоначальную точку зрения, если она вдруг не совпадет с другими.
Известно: беда приходит всегда неожиданно, но не всегда случайно. Обычно она извещает, шлет "визитку" задолго до случая, когда нагрянет. И люди отчетливо понимают, что их иные дела и поступки чреваты последствиями не из приятных, но наивно надеются: авось ничего не стрясется. Сегодня случилось. Геранин пытается разобраться в причинах трагедии, понять их глубинные силы. Все сваливать на стихию -- нелепо. Да и объяснять расплатой за увлечение Елены Максимовны -- тоже не убедительно. Он слушает разговор женщин.
- Спасатели, между прочим, знали о нашей работе в горах, - сказала Ольга Васильевна -- и в такую погоду могли бы пораньше узнать, где мы находимся, связаться по рации с метеостанцией. Тут у нас ад кромешный, но ведь на то и существуют спасатели, чтобы спасать, а не подбирать трупы, когда прояснится.
Ольга Васильевна -- старшая в группе по возрасту. Немало ей довелось участвовать в различных походах и экспедициях, и брошенный ею упрек в адрес спасательной службы, наверное, справедлив.
- Что там кивать на спасателей? - сказала Ирина -- Уж если доискиваться до истины, так мы не безгрешны тоже. Во всяком случае, себя я чувствую вполне причастной к тому, что случилось... .
Все удивленно насторожились Ирина не очень-то откровенничала в кругу своих сослуживцев, и такое признание было для них неожиданным. Тем более, что она дружила с Еленой Максимовной.
- Я, пожалуй, могла остановить Елену, раскрыть ей глаза на Демина, но не сделала этого. Думала, что разберется сама, что неприлично вмешиваться в чужую личную жизнь. Но все обернулось вот как... . Если бы она вовремя поняла, какая роль отведена ей в этой игре, может, опомнилась бы. Никто ведь не гнал ее в командировку. Не потянулась бы следом за ним, сломя голову, живой бы осталась.
- Но ты здесь при чем? - спросила Марина -- Разве и без твоих разъяснений она не знала, кто такой Демин? Разумеется, знала и, значит, на все шла сознательно.
- Знать-то, может, и знала, да, видно, многое не хотела знать. Разговор не идет об анкетных данных. В этом у нас просветят подробно, даже о вкусах, привычках и об отношении к сексу. Не сложно понять, и что за душой у каждого из нас таится, но для этого, прежде всего, нужно хотеть понять и, как говорится, иметь достоверную и достаточную информацию.
- Откуда же она у тебя взялась, информация?
- Родственница моя знает Деминых еще с институтских лет. И сейчас они иногда встречаются семьями то на квартире у Деминых, то у наших. Ну и вот однажды мы пришли к ним на вечеринку с Леной. Демин от нее был в восторге. Маргарита это сразу приметила и стала способствовать их сближению. Сначала я не придала значения этому флирту, но когда стало понятно, что ее отношения с Деминым перешагнули границы дозволенного, остановить их было уже невозможно. Так мне, по крайней мере, казалось.
- Непостижимо...! - сказала Марина -- Как это можно по собственной воле делиться мужем с другой женщиной, если любишь его и не хочешь с ним распроститься? Да если бы мой Калинкин спутался этак с какой-то гирлой, я бы с нее похоть сбила. Или вытурила бы его самого на все четыре стороны.
- У Маргариты другие понятия... . Она считает, что современный мужчина должен уметь находить психологическую разрядку на стороне, что это поддерживает его жизненный тонус на высоком уровне, активизирует на работе и побуждает к успешному продвижению по служебной лестнице и, значит, полезно для общества и для семьи. Маргарита не допускала, что Демин уйдет от нее к многодетной женщине, и воспринимала их скоротечный роман даже с некоторым покровительством. Тут был простой расчет. Для Маргариты было всегда важнее стать женой крупного руководителя, нежели мучиться ревностью, достойной, по ее словам, людей дефективных и слабых. Сама он тоже была не против порой поразвлечься без мужа. Но свой семейный очаг они оберегают свято, как основу благополучия и форпост предстоящих успехов в жизни. Между собой они ладили тихо, как заговорщики.
Бедная Лена... . Она отдала ему всю себя без остатка и без свиданий с ним уже себя не мыслила. Думаю, что и Демину она была нужна. Но не так, как виделось ей. Не для любви, а в качестве дополнительного удобства, для передышки. Он мог вполне обходиться и без нее, как, например, без кондиционера на службе, хотя это и менее комфортабельно. Для него она была одушевленной вещицей, обладание которой тешило его самолюбие.
- Ну а как на эту идиллию смотрел муж Елены Максимовны? Он, видимо, тоже проникся новаторством в их семейных взаимоотношениях? - допытывалась Марина.
- Этот человек -- святой, тихий и преданный. Обожает ее до безумия. Он так и остался в счастливом неведении. И может, к лучшему. Знай он о всех подробностях -- вряд ли от этого что-нибудь изменилось. Добавилось бы нервозности для всех и только.
- Вот это выглядит скверно. - сказала Ольга Васильевна -- Ты расписала нам Лену как некую жертву коварства и заблуждения. Но разве не существовало и для нее морального долга перед своей семьей и перед нами, общественностью, если хотите... . Глядите, какой негодяй этот Демин! Не оттолкнул, не прогнал от себя молодую красивую женщину, которая сама повисла у него на шее! Что она школьница неразумная, готовая потерять голову ради минутной страсти? Да если и не минутной... . Мало ли кто кому нравится или не нравится. Управлять надо своими чувствами, а не прикрывать ими распущенность.
- В институте многие знали об этой связи. И если уж все мы такие радетели строгой морали, так почему молчали, на помогли человеку вовремя, на подсказали, не осудили, а только шуршали всяк по своим углам? Не потому ли, что опасались, как бы наши благие нравоучения не пришлись не по вкусу начальству со всеми вытекающими отсюда последствиями? Это было бы совсем недурно и руководителям временами вправлять мозги... . Конечно, у Демина не отнимешь талантов. Кто дал принципиально новое решение по компоновке энергоузла? Демин. Кто предотвратил аварию на Бирюлёвской ТЭЦ? Демин. Кто может надежно организовать любую работу? Опять же Демин. Но вот оказалось, что человечности в нем маловато. А это ведь -- не от Бога, это -- от воспитания.
- Я не обеляю Демина, но ведь Елена Максимовна вольно или невольно сама ему потакала. И этого со счетов не сбросишь.
- Ну хватит вам спорить, женщины. - сказала Лариса -- Человека уже нет. Если она и была виновата в чем-то, уже заплатила за все сполна. Не воскресишь разговорами и Семена. Да и можно ли полностью принимать за истину все, что нам рассказала Ира? Она объяснила факты, как их понимает сама. Возможно, от Деминых и от Елены Максимовны мы услышали бы совсем другое, уж точно другое... . И потому сгоряча не станем приклеивать ярлыки. Не мудрено ошибиться. Давайте-ка лучше вздремнем немножко. Уж больно спать хочется.
Сигнал был воспринят охотно. Женщины наскоро смастерили лежанку из листьев, зарылись в нее с головой и, прижавшись друг к дружке, заснули. Геранин пристроился рядом с ними.
Погода угомонилась только к утру. Небо очистилось от облаков и, когда солнце глянуло из-за утеса на утонувшую в полуметровом снегу поляну, она заискрилась мерцающей белизной.
Женщины перебрались из хижины на середину поляны и, усевшись на почерневший от времени, покосившийся плетеный столик, пригрелись на солнышке. В лесу стоял многоголосый птичий трезвон. Мокрый снег активно подтаивал и сбегал ручейками в ущелье, откуда слышался яростный гул полноводной реки. Так бывает весной, когда все вокруг насыщено ласковым первым теплом, обилием воды и света. Не было только тех характерных запахов прелой травы и листьев, набухающих почек и свежей зелени, без которых весна не приходит. И деревья, еще не успевшие сбросить листву, стояли уныло нагнувшись под тяжестью липкого снега. Не чувствовалось привычного весеннего ликования просыпающейся природы.
Геранин умылся снегом. Мысли от этого приходили в порядок быстрее от ночной сумятицы. Он обошел поляну, проваливаясь по колено в рыхлом снегу. Все было здесь знакомо до деревца, до камушка. Упрямая память не хотела вычеркивать ничего из прошлого. Вот на этом месте стояла палатка, в которой жила Иветта. Там находилась его палатка. А рядом с хижиной лагерь выстраивался на поверку. Вот и тропа, по которой они уходили в горы. Тропа впереди раздваивалась. Одна ее лента, петляя среди высоченных деревьев, вела к перевалу до метеостанции; вторая шла в горы. Тропинка здорово заросла кустарником, но пробиться по ней еще можно, отметил Геранин, прикидывая в мыслях маршрут, который им предстоит осилить. Не помешало бы на дорогу глотнуть горячего чаю. До метеостанции путь не такой уж дальний, но по горной троте, да еще по снегу... . Потребуются усилия. На заварку сгодятся сухие листья дикой смородины. Благо в хижине их навалом.
Геранин нашел под навесом, где когда-то располагалась кухня, изрядно помятое, старое алюминиевое ведро. Из посуды и прочей кухонной утвари ничего обнаружить не удалось. От самого навеса осталось одно лишь название. Крышу свалило ветром, стены почти развалились полностью и едва выступали из-под травы и снега. Из прежних лагерных сооружений только хижина стояла несокрушимои простоит, видимо, еще немало. Сработана она добротно. И может, еще не раз послужит надежным пристанищем для местных охотников, изыскателей, вроде них, и туристов.
Геранин почистил ведро и направился к роднику, что выплескивался фонтаном на склоне горы. Вода в нем прозрачная, с приятной бодрящей свежестью, как и положено быть родниковой воде, и по убеждению большинства побывавших здесь альпинистов, имеет целебные свойства. Настоящая "живая вода". Но Геранину не помогали ни эта и никакие другие воды. Его тянуло к обрыву с надеждой удостовериться, что болезнь отступила. Вчера во время подъема вроде бы обошлось без приступа. Но как-то будет сегодня? И чем ближе он подходил к откосу, тем все тревожнее становилось в груди и все больше усиливалось нетерпение. Он взялся было убедить себя, как советовали психологи, что он совершенно здоров и спокоен, что снова может "ходить по скалам", но тренинг не помогал и волнение не унималось. А пальцы, стиснувшие дужку ведра, занемели от напряжения. С чем сейчас можно было бы соизмерить его желание снова вернуться в компанию альпинистов? Пожалуй, ни с чем. Не потому, конечно, что на все остальное на свете он уже махнул рукой. Горы ему нужны как точка опоры, как отправная база, откуда он мог бы двинуться в любые дальние дали. Ущербность лишала его уверенности в себе, и смириться он с этим не может, сколько бы времени не прошло.
Родник струился в беломраморном колодце снега. Геранин набрал воды и, наконец решившись, посмотрел по откосу вниз... . И потом от нахлынувшей радости вскинул над головой руки, как победитель долгого-долгого марафона. Он снова смотрел на горы спокойным профессиональным взглядом, его, как и прежде, тянула к себе исхоженная им вдоль и поперек заснеженная вершина. Все его ощущения и самочувствие встали на свои места, будто и не было с ним никаких коллизий. Поистине, видать, не даром говорят, что клин иногда вышибают клином. Впрочем, над тем, что именно помогло ему избавиться от напасти, пускай себе ломают голову медики. Главное -- он все же вырвался из ее тисков и своего добился... . Ему захотелось немедленно спуститься в ущелье и подняться наверх, чтобы еще и еще убедиться в выздоровлении. Но для этого было не время... . И он зашагал обратно.
На середине поляны, расчистив от снега площадку, Геранин развел костер. Ведро с водой повесили по-туристски. Женщины справедливо заметили, что воды для чая можно было бы натопить из снега и нечего было за ней тащиться к источнику и рисковать, спускаясь на самую кромку обрыва. В свое оправдание Геранин поведал им байку о роднике и, кажется, заинтриговал их: напиться "живой" водицы им будет кстати. Чай из смородины пришелся по вкусу. Пили по-очереди из консервных банок. Геранин посматривал на часы: пора было двигаться в путь. Но женщины не торопились и похоже решили полностью опустошить ведро: когда-то теперь им еще придется глотнуть такого приятного чая... . Геранин сказал, что если они еще день-другой проплутают в горах без пищи, то варево даже из сухостоя покажется им небесной манной. Бураны тут повторяются. Поэтому, чтобы опять не влипнуть, надо заканчивать чаепитие и поскорее топать. Слегка подкрепились -- и хватит. Тем более, что чай -- не водка, много не выпьешь... . Их ждет завершающий марш-бросок.
Перед уходом в хижине навели кое-какой порядок. Вырубили возле нее кустарник, подправили навес и крышу. За каких-то коротких полдня всем полюбилось это местечко: и приютившая их в непогоду избушка, и примечательная поляна, и удивительный лес. Отсюда виднелись со всех сторон и будоражили взор вершины окрестных гор. Уходили с поляны, договорившись собраться когда-нибудь здесь обязательно. Шагали без энтузиазма. Все чувствовали усталость, недомогание. Сказались вчерашние перегрузки. Снег быстро таял и оседал. Но в лесу его было еще достаточно. Едва они отошли от поляны, продираясь лесной тропинкой, как услышали грохот взлетевшего вертолета. Он несомненно поднялся с метеостанции. Было не ясно, как он туда попал, не замеченный ими. Неужто они так основательно прикорнули в хижине что не услышали его канонадный рокот, многократно усиленный горным эхо? Вертолет проскользнул над ними широкой паучьей тенью, стремительно удаляясь в сторону побережья. Никто даже не попытался привлечь к себе его внимание. Заметить группу в чаще буйного леса было практически невозможно; да и необходимости звать на помощь уже не было. Скоро они заявятся сами на метеостанцию.
Когда миновали лес, идти стало легче. Снег на открытых солнечных склонах горы сошел почти полностью. Под ногами смачно хлюпала снежная кашица. Обувь промокла, но на это уже никто не обращал внимания. Каждый в мыслях прокручивал, как пойдут события дальше. Отправят ли их тут же в Москву или потребуют выполнить программу командировки? Труднее представить, как они могут сейчас продолжить работу с Деминым... .
На метеостанции группу встретила тетя Паша. Она выбежала им навстречу прямо в чем была -- в мягких домашних тапочках и в наспех накинутой на плечи кофте.
- Ах ты, Господи! - сказала она, возбужденно всплеснув руками -- Откуда же вы это явились? Вот радость-то какая! Ведь мы уже не надеялись увидеть вас живыми... . С самого утра, как только погода утихомирилась, разыскивают вас по всему ущелью... .
Из торопливого и сбивчивого рассказа тети Паши выяснилось, что спасатели прибыли не с побережья, как предполагал Геранин, а с другой стороны, из Красной поляны. В ущелье отправились все, кроме радиста из поисковой группы, да тети Паши. Демин выглядел непривычно подавленным. Тетя Паша встречается с ним не впервые, но никогда не видела его таким растерянным. Его лицо потемнело и заострилось, как после болезни, во взгляде чувствовалась тревога. Конечно трудно было понять тете Паше, что именно больше всего волновало Демина -- судьба захваченных непогодой людей или его безупречная репутация. Ночью он не сомкнул глаз. Вышагивал из конца в конец по комнате и временами, связавшись по рации с городом, то убеждал, то требовал что-нибудь предпринять для оказания помощи людям. Ему всякий раз отвечали, что ненастье обрушилось на все побережье, на весь регион, во многих местах повреждены линии электропередач, завалены снегом дороги, нарушена телефонная связь и что доставить сейчас спасателей в горы практически невозможно.
Добравшись до метеостанции, Демин сначала пытался сам организовать встречный выход. Собрали с Говядиным нужные вещи и ринулись в темноту и метель. Но вскоре расстроенные вернулись: ветер на перевале приживал к земле. Видимость нулевая, не различишь, что находится рядом. Того и гляди, под откос сорвешься. Словом, вылазка не получилась.
Рассказ тети Паши немного смягчил ожесточение группы к Демину: все-таки он старался помочь и сделал все, что было возможно. И, конечно, считает, что если уж не удалось предотвратить несчастье, так это останется его печалью, но не его виной.
Спасатели не сомневались в исходе постигшего экспедицию бедствия. Не имея укрытия и подходящей одежды, люди не в состоянии были продержаться долго. И когда вскоре двоих обнаружили, это было воспринято как неизбежное. Но тут начались загадки. Демин отчетливо помнил, что от места, где находились погибшие, группа достаточно далеко ушла в сторону перевала, пока разделилась. Выходит, он возвращались. Но для чего? И где остальные люди? Не поглотила ли их река?
Имущество экспедиции оказалось на месте и в полной сохранности. Перетащили его на базу. И сразу же Демин вместе с Говядиным и Региной улетели в Адлер, сопровождая погибших. И хорошо, пожалуй, что они с Деминым сейчас не встретились, подумал Геранин. Разговор бы был не из приятных, поостыть надо... .
Тем временем поисковая группа, прочесывая метр за метром, все дальше уходила в ущелье. Снегу навалило столько, сколько порой выпадает за целую зиму. Снег таял медленно. С тревогой обследовали каждый холмик, каждый нанос. И когда им сообщили по рации, что все потерпевшие только что "свалились с неба" в полном порядке и здравии, то повидавшие виды спасатели никак не могли поверить, приняв эту странную информацию за неуместную шутку радиста. Для подтверждения, что радист излагает сущую правду, микрофон пришлось взять Геранину... .
В тот же день группа была отозвана из командировки в связи с чрезвычайными обстоятельствами. До аэропорта их переправили вертолетом, а дальше -- последним вечерним рейсом.
Геранин был снова дома. Ничто тут не изменилось. Погода по-прежнему стояла сухая и теплая. На столе лежал открытый им перед отъездом томик Абрамова, деловито стучали настенные механические часы. Будто он и не уезжал, а лишь ненадолго вышел и вот сейчас вернулся. Даже внимательные соседи не заметили его отсутствия и при встрече приветствовали как обычно без всевозможных расспросов. А ведь по-существу за эти минувшие сутки для него прошла целая жизнь, равная по напряжению сил и по значимости, может быть, всей его предыдущей жизни. Принято измерять возраст количеством прожитых лет. Но как посчитать то время, по какому эквиваленту, когда годы и даже десятилетия бывают спрессованы в считанные минуты? Геранин отнюдь не чувствовал себя постаревшим, но в его понимании, видении вещей добавилось как бы еще одно измерение, что обычно приходит с годами.
На траурном митинге в день похорон было сказано много хороших слов о погибщих: что роковая случайность вырвала из жизни прекрасных людей и высококлассных специалистов, что память о них навечно останется в сердце каждого. Демин выступил примерно также. Он говорил убедительно и ярко. По лицам собравшихся было видно, что его слова находят искреннюю поддержку. Но в заключении он буквально ошарашил всех: пускай гибель товарищей станет тяжким укором Геранину, который знал, что поблизости есть убежище, где можно было бы укрыться от непогоды, но вовремя не сказал об этом. По мнению Демина Геранин более не имеет морального права оставаться в их коллективе, который он так жестоко предал... .
Геранин слушал Демина и не мог воспринять на свой счет это чудовищное обвинение, будто речь шла о ком-то другом. К такому повороту событий он не был готов и даже несколько растерялся.
- Чего это он мелет?! - возмутилась стоявшая рядом Марина -- Нельзя же так по-черному изворачиваться. Во всем, оказывается, виноват Геранин, а сам он -- сущая справедливость. Ну я ему сейчас выдам... . Чтобы пришел в чувства!
- Не стоит, - остановил ее Геранин -- одними эмоциями ты ничего не добьешься. Да и не время сейчас затевать дискуссию.
- А на самом деле, Сережа, - спросила Ольга Васильевна -- почему ты не сказал об этой хижине сразу? Может, забыл о ней в суматохе и вспомнил только потом?
- Да нет, не забыл. Так уж вышло. Наверно, действительно, я был не прав. Не предугадаешь всего... .
Прошло больше месяца с тех печальных событий. Служебные будни уже затянули всех в свой нескончаемый круговорот. Геранин чувствовал, что холодок к нему администрации и некоторых сотрудников нарастает: кто намерено от него сторонится, кто не замечает при встрече. Даже Ольга Васильевна, обычно приветливая, держится с ним подчеркнуто сухо и разговор не поддерживает. Картина вполне типичная, когда человек не в фаворе у руководства. Откуда дует ветер было предельно ясно: Демин назначен Главным, и он энергично принялся за дело, начав с создания соответствующего антуража вокруг своего нового кресла. По мнению Демина, хороший руководитель должен уметь обеспечить себе и своим подчиненным спокойную творческую атмосферу. А все, что мешает этому, следует устранить, не считаясь с любыми издержками. Неудача злосчастной командировки лежит на нем тяжким грузом и ограничивает его деловые порывы. Уход из института Геранина стал бы вполне подходящим средством подвести черту под этими неприятностями. И внешне выглядело бы все пристойно: виновные осознали свои ошибки и по заслугам наказаны. Что в жертву приносится один из лучших работников института, Демина не смущало: большие дела требуют крупных издержек... . Но Геранину нравится его работа. И с какой стати он должен потворствовать честолюбивым амбициям Демина? Вместе с тем было понятно, что остаться на месте означало бы бросить вызов не только персоне Демина, но и тем, кто его постоянно пестует. А это уж пахнет затяжной баталией. И поскольку силы противоборствующих сторон заведомо не равны и Геранину предстоит вести круговую суровую оборону, то нервотрепка ему обеспечена и, похоже, надолго.
В последнее время это обыденное, изрядно поднадоевшее слово ученые предусмотрительно заменили другим, иностранным и более непонятным "стресс". И теперь мы все реже толкуем о нервотрепке, а рассуждаем о стрессах, хотя нервотрепки от этого конечно же не убавилось. Но ее нарядили, подкрасили, подсластили и даже в некотором смысле сделали привлекательной, чтобы люди не опасались в наш сумасшедший век современных страстей и не впадали в уныние от неизбежности переживаний.
Но у Геранина нет никакой охоты расходовать себя на склоки и пребывать постоянно в стрессовом состоянии. С этих позиций, следовало бы уйти от греха подальше, то биш от Демина, которого переделать трудно. Во всяком случае, одному Геранину не под силу. Работа найдется. Но сможет ли он простить себе это постыдное бегство, свое малодушие? Кроме того, ему пришлось бы всю вину за провал экспедиции безоговорочно признать за собой. Такой радости он не хочет доставить Демину. Во всяком случае, торопиться с уходом не следует. Есть еще отпуск. Укатит он, пожалуй, на пару недель в Карпаты, обдумает все, а по возвращении будет решать, что делать дальше.
Геранин жил в небольшой двухкомнатной кооперативной квартире. Однажды перебирая журналы, газеты, свои всевозможные записи, разбросанные на книжных полках, он обратил внимание на пожелтевший клочок бумаги с записанным не нем номером телефона. Снизу под номером размашистым почерком была выведена буква "В". Телефон Иветты, припомнил Геранин. Она сунула ему бумажку в карман перед его уходом из лагеря. Но он так и не воспользовался телефоном. Прошло столько времени. Что она, где она сейчас? Ему захотелось поговорить с ней, увидеть ее. Он попытался представить Иветту сегодняшней и не смог. Ее облик казался расплывчатым, нереальным.
Геранин набрал номер. Ему ответили, что Иветта давно переехала на другую квартиру, но оставила номер на случай, если ее будут спрашивать. Геранин перезвонил. И тут решительность его неожиданно улетучилась. Стоит ли душу себе травить понапрасну и человеку морочить голову? И не дожидаясь ответа, он хотел было положить трубку, но в трубке послышался голос. Он сразу узнал этот голос.
- Это Геранин, здравствуй, - сказал он, не в силах сдержать волнение.
- Сережа...! Откуда ты взялся? И почему не звонил так долго?
- Вот позвонил же. Как процветаешь ты?
- Живу, как и все. Работаю. Аленке моей уже четвертый год. Развелась с мужем. История, можно сказать, банальная... . Прошлой осенью встретила тебя в метро. Мне показалось: ты пробуравил меня холодным взглядом и... не захотел узнать. Я растерялась даже и смертельно обиделась.
- Обиделась зря, потому что я действительно не усмотрел тебя. Надо было позвать или, наконец, запустить в меня зонтиком или туфлей.
- В другой раз я так и сделаю, уж точно огрею чем-нибудь.
- Надеюсь, что такие крутые меры уже не понадобятся. Я еду к тебе немедленно.
Геранин без труда нашел ее приметную "башню" на проспекте Вернадского. Иветта стояла в лоджии. Увидев его, она помахала рукой. Запрокинув голову, он посмотрел на нее, и не верилось, что она совсем рядом. Надо только подняться на четырнадцатый этаж и он сможет дотронуться до нее, сможет вновь ощутить ее дыхание.