Аннотация: Лирико-философское эссе о жизни и ее превратностях.
Вечернею зарёй
У нее были большие, выразительные, слегка навыкате, темно-оливковые глаза, тонкий нос, с едва заметной горбинкой, заостренный подбородок, гармонично переходящий в ровные скулы и гладкую, нежную шею. Ее средних размеров рот, с чувственными губами, которые она любила игриво вытягивать в трубочку, почти всегда был чуть приоткрыт. Темно-каштановые волосы на ее голове были небрежно схвачены красивой заколкой в изящный кокон, позволяющий нескольким завитушкам, как бы нечаянно, невзначай выпасть из него, заманчиво обрамляя ее высокий лоб и маленькие ушки. При росте в метр семьдесят она имела вполне приятное телосложение. Ее фигура была в достаточной мере наделена всеми необходимыми округлостями, сужениями и выпуклостями, которые Создатель изначально заложил в свое Евино творение. При этом опытный мужской глаз мог заметить в ее упругом, молодом теле неуловимый намек на то, что оно склонно со временем к полноте и пышности форм. Звали сие создание Эльвирой, уменьшительно - Элечкой.
Он, несмотря на свой еще молодой возраст и рост под метр восемьдесят, был слегка грузноват. Его небольшие глаза, как и у супруги, выдавались вперед, прикрываемые густыми бровями. Ходил он размашисто, широко расставляя ноги ступнями наружу, при этом энергично размахивал из стороны в сторону длинными руками. У него был небольшой круглый живот, глядя на который казалось, что его хозяин по неосторожности за обедом, не разжевывая, проглотил целиком небольшую дыньку. Он постоянно что-то поглощал, то орешки, то конфетки, то фрукты, то разные напитки и громко, не обращая внимания на посторонних, разговаривал. Помимо русского он хорошо владел английским и греческим языками. Звали его Андроном, ласково - Андрончиком.
Их брачный союз свершился не по любви, а по расчету. Ему к тому времени было двадцать восемь лет, а ей - двадцать шесть. Предки одного и другого почти одновременно им выдвинули ультиматум, заявив, что хватит "маяться дурью", пора заводить семью, а то поздно будет. Они же присмотрели для своих чад подходящие кандидатуры для семейного союза.
Родители Эльвиры: мать - Стелла Всеволодовна и отец - Давид Брониславович - Ададуровы, как-то раз, в один из зимних, промозглых московских вечеров, оставшись в гостиной втроем, завели разговор со своей старшей дочерью:
- Элечка! Ну, сколько можно, извини за выражение, копаться в своих поклонниках и женихах? Так и не заметишь, как время пролетит и состаришься. Будешь, не дай Господи, оставшуюся жизнь "куковать" одна в пустой квартире. Я понимаю, что в Москве сейчас выбора особо нет, мужики вырождаются прямо на глазах. То "голубые" - куда ни плюнь, то - "кокаиновые", то - бритоголовые бандюганы, либо недоделанные хлюпики. Но все же, голубушка, время бежит, так можно вообще остаться и без мужа и без детей.
- Прекратите, мама! Сколько можно на меня давить? Я живу полноценной жизнью. У меня много друзей, интересная работа. И вообще я взрослый человек и сама знаю, что мне нужно, а что нет. Оставьте меня в покое!
- Все, все! Остынь, доченька. Мы с папой уважаем твое право на собственную, самостоятельную жизнь. Выслушай меня сейчас спокойно и я обещаю больше впредь рта не раскрывать по этому поводу. У папы есть хороший знакомый, некто Ваврикович, он возглавляет Управление в МИДе . У того - взрослый сын, он на два года старше тебя. Закончил МГИМО, работает в торгпредстве на Кипре. Парень, конечно, немного избалованный, по молодости любил повеселиться в шумных компаниях, поездить по заграницам. С неба звезд, говорят, не хватает, но и не "без царя в голове". Сейчас повзрослел и остепенился. На хорошем счету у своего начальства. На следующей неделе эти Вавриковичи нас приглашают к себе на юбилей, по случаю тридцатилетия совместной супружеской жизни, там будет и их сын Андрон. Сделай нам одолжение, - сходи вместе с нами.
- Да вы что, мама, совсем уже..., за сводничество взялись. Бросьте Вы с отцом свои старомодные купеческие замашки! Слава Богу, прошли те времена, когда родители, без спроса, дочь, выдавали замуж за проезжавшего мимо барина. Андрон, Андрон, - какой ужас! Надо же было придумать такое имя своему сыну.
- Ты, дочка, послушай, что тебе мать говорит. Ведь тебя никто насильно не неволит брать этого Андрона в мужья. Побудешь вместе с нами в гостях, новых людей узнаешь, повеселишься, отдохнешь, нам, старикам, поддержку окажешь. Сына их мне видеть не довелось, а вот родителей знаю давно. Серьезные, состоятельные и уважаемые люди в столице. Такое знакомство лишним не будет, а в жизни может и пригодиться, - миролюбиво подвел итог разговору Давид Брониславович и, легонько похлопал своей ладонью по дочерней руке, лежащей поверх белоснежной, кружевной скатерти. Затем, покряхтывая, поднялся с букового венского стула и направился к себе в кабинет.
Несколькими днями позже в пятикомнатной квартире Вавриковичей, которая находилась в новом высотном доме, недалеко от станции метро Кропоткинская, произошел похожий разговор.
- Андрончик, сынок, когда же ты нас с папой порадуешь внуками? -ласково потрепав сына по курчавой голове, жеманно спросила Нелли Эдуардовна, подойдя к креслу, стоявшему у камина. Перед ней сидел уже не тот неугомонный, стройный и темноглазый юноша, которого она страстно любила и всегда баловала, а уже взрослый, степенный, уверенный в себе мужчина, занимающий ответственный пост в торговом представительстве на Кипре, с хорошими перспективами дальнейшего карьерного роста.
- Ну, ты же знаешь, мамуля, что у меня есть новая пассия. Мы с ней недавно познакомились и, похоже, что она мне нравится. Подожди еще немножко. Будут тебе и внуки и внучки.
- Это та, что на фотографии? Боюсь, мой дорогой, она тебе не пара. Во-первых, если судить по твоим рассказам, она сильно юна, а во-вторых, совершенно неопытна в житейских проблемах и мало что знает о светских нормах поведения. В субботу к нам на торжества приедут Ададуровы с дочерью, ты бы к ней присмотрелся. Конечно, она не ангелочек с крылышками, как эта твоя нынешняя девочка, а уже вполне сформировавшаяся девица и, судя по всему, с характером. Однако тебе, при твоей работе и положении, как раз такая и нужна, ты будешь у нее как у Христа за пазухой. Природа её не обделила привлекательностью и умом, но ломаться она не будет, её время поджимает. Да и потом, где она найдет еще такого парня. Боренька! Борсуля! - громко позвала мужа Нелли Эдуардовна, обернувшись в открытую дверь соседней комнаты. - Подойди, пожалуйста, к нам!
Через минуту, оторвавшись от своих бумаг, в полосатом темно-синем халате и в больших теплых тапочках на босу ногу подошел Борис Иосифович и вопросительно взглянул на жену.
- Боренька, напомни нам, кто такие Ададуровы? Чем они занимаются? - ласково спросила та.
Курчавая седая голова с очками на носу, едва торчащая из длинного халата, наморщив лоб и порывшись в памяти, через минуту заговорила сухим телеграфным текстом:
- Ададуровский род - москвичи в третьем-четвертом поколении. Давид Брониславович, известный ученый-химик, профессор, доктор наук, возглавляет институт химии. А его супруга искусствовед, работает заместителем директора изобразительно-художественной галереи. А в чем собственно дело?
- Спасибо, мой Барсик, спасибо. Иди к своим бумажкам, работай, все равно ты в этих делах ничего не смыслишь, - развернув и легонько похлопав по плечу, жена отправила супруга обратно в комнату.
Через полгода два почтенных московских семейства отгуляли шумную свадьбу в ресторане "Оровела". Андрон и Эльвира стали мужем и женой. А еще через год у них родился сынишка, которого они в своем изысканно художественном стиле нарекли именем Севастьян.
Заканчивалась вторая неделя июня. На Кипре стояла теплая, солнечная, благолепная погода. В воскресный день молодая чета Вавриковичей в десяти километрах от центра города Лимасол лежала, спрятавшись от палящего солнца под защитным грибком, на песчаном берегу Средиземного моря. Их общая, теперь большая семья(вместе с теми и другими родителями), на весь летний сезон, с апреля по октябрь, снимали здесь уютный домик. Родственники по очереди, приезжали на отдых, чтобы вволю насладиться ярким солнцем и ласковым морем. Эльвира, вместе с трехлетним сыном Севой, жила, то в Никосии - кипрской столице, вместе с мужем, то в Москве у родителей. Сейчас их мальчик остался в Москве у деда с бабкой, - Эльвиринных родителей. Поэтому они вдвоем, никем и ничем не обремененные, переживали вторично, а точнее, впервые по-настоящему в своей жизни "медовый месяц". За четыре года совместной жизни они, как говорится, притерлись и привыкли друг к другу так, что у них появились чувства, близкие к любви: их тянуло к общению, им нравилось быть вместе, они легко понимали друг друга.
Когда-то еще А. Сент-Экзюпери сказал: "Любить - это не значит смотреть друг на друга, а это значит смотреть в одном направлении".
Молодая чета Вавриковичей единогласно выбрала курс на безоговорочный "Успех в жизни!" и слаженно тронулась в тернистый путь. Эльвира на Кипре зарегистрировала свой небольшой бизнес по продаже кипрских товаров в Москве и московских - на Кипре. Его процветанию не в малой степени способствовала государственная служба супруга в торгпредстве.
- Андрончик, смажь мне, пожалуйста, вон тем легким, защитным кремом спинку. Я у тебя в долгу не останусь, сам знаешь, - кокетливо проворковала супруга и, ловко расстегнув на спине замок лифчика, осторожно перевернулась на живот на мягком полосатом лежаке.
- Так на тебе еще вчерашний крем не высох. Ты, наверно, уже все его запасы на Кипре скупила, - добродушно проворчал супруг, снимая очки и откладывая в сторонку тонкую книжонку.
- Не говори глупостей. Лучше руки влажной салфеткой сначала вытри,- она, сняв с глаз темные очки и, положив их вместе с лифчиком в изголовье, в блаженстве прикрыла глаза.
Андрон усердно втирал крем в блестящую, шоколадного цвета кожу и вожделенно любовался упругим, эротическим телом своей супруги. Он думал о том, что скоро они вернуться с пляжа в дом, где установлен кондиционер и кровать застелена шелковыми простынями, и вот там-то уж он момента не упустит, удовлетворит начавшую волновать его страсть.
- Мне уже надоело валяться под солнцем, да и самая жара начинается. Пошли домой, пора сиесту устроить, - заканчивая втирание, он смачно шлепнул её по круглым ягодицам, в глубине между которых едва заметной розовой ниточкой виднелись модные стринги.
- Ой! - радостно вскрикнула Эля. - Нет, я еще полчасика полежу, а ты сходи, искупайся. Обсохнешь, потом и домой пойдем.
Отдохнув от палящего солнца и купания в море в прохладных домашних апартаментах, они сходили в соседний небольшой магазинчик, который назывался супермаркетом, купили бутылку хорошего вина, сыра, хлеба, фруктов и к шести часам вечера вернулись обратно. Супруги решили сегодня не ходить в ресторан, а поужинать дома на террасе. Завтра в шесть часов утра им предстояло выехать на своей легковой машине "Маzdа CX-7" в Никосию, у них там днем была запланирована встреча с риэлтором. Они надумали купить в городе квартиру, поскольку жить в небольшом служебном помещении торгпредства им было некомфортно. Да и обзавестись хорошей собственностью в престижном месте, а Кипр неслучайно считается райским местом на земле, было неплохим вложением средств.
Яркий солнечный день заканчивал свое горячее дежурство и собирался на покой. На вахту готовились заступить краткие, почти мгновенные здесь сумерки, а затем черная непроглядная тьма надвигающейся ночи. Солнце, словно большой апельсин, своим нижним краем уже цеплялось за далекий сине-розовый морской горизонт, оставляя на неровной поверхности воды золотистую, танцующую дорожку. Легкий морской бриз шевелил раскидистые, свисающие дугою ветви величественных пальм, в кронах которых восторженно и хлопотливо щебетали птахи, готовясь к ночлегу. Из DVD плейера, что стоял на пластмассовом стульчике у входа на террасу, звучал завораживающий голос французского певца Джо Дассена, сопровождаемый волшебными звуками трубы и рояля. Он исполнял свою знаменитую песню "Если б не было тебя". "Та-да-та, та-да-да-да-та-да-та-да-та..." - лилась тихая, волнительная и прекрасная мелодия. Было видно, что одно природное действие, безраздельно и гармонично, дополняет другое. И розово-бирюзовое море, и ярко-красное солнце, и терпко насыщенный солями, йодом и дальними просторами остывающий вечерний воздух, и все цветущие и зеленеющие вокруг растения, и два любящих друг друга сердца пребывали в сладкой истоме и благостном экстазе, находясь под нежным покровительством восхитительного вселенского мира.
Чета Вавриковичей, сидя на террасе, неспешно ужинала, любуясь и наслаждаясь уютом и красотами кипрской вечерней зари. Андрон, закинув ногу на ногу и откинувшись на спинку стула, посасывал дольку ананаса и напряженно всматривался в морскую даль. Ему казалось, что метрах в трехстах от берега, в лёгких отблесках морской ряби, он видит мелькающую одинокую тёмную точку, которая то исчезает, то появляется вновь. Он сходил в комнату, взял бинокль и опять напряженно уставился в море.
- Что ты там увидел? Уж не русалку ли разглядел случайно? - смеясь, спросила Эльвира.
- Да нет, это человек, точнее, его голова. Отчаянный, видать, какой-то пловец, коль так поздно и далеко заплыл. Но, больно уж он как-то неестественно себя ведет: руками машет, что ли, знаки ли какие подает?
Супруга взяла у него бинокль и долго искала точку в указанном направлении. Нашла.
- Да, похоже, он либо кому-то рукой машет, либо что-то в руке держит. Какой чёрт его туда потащил. Скоро уж совсем стемнеет. На свой бинокль, я пойду лучше телевизор посмотрю.
Андрон взял бинокль и продолжил смотреть на пловца в море. И чем дольше он всматривался в его барахтанья, тем сильней неясная тревога зрела в его душе. Вот вскинутая вверх рука человека вместе с головой исчезли в воде. Вот опять появились, но обе руки не гребли, а хаотично стучали по воде, поднимая кучу брызг.
- Эля, Эля! Иди сюда. Мне, кажется, что этот человек тонет. Надо позвонить в полицию, или в службу спасения! Я точно не знаю куда! Надо что-то делать! Вот его уже не видно совсем, он исчез! Боже мой, его нет! Его уже долго нет!
- Ты что, в своем уме? Сейчас приедет полиция, устроит тут допрос. Что ты им скажешь? Был человек в море и исчез. А, может, никого и не было, а тебе это все померещилось. Они вызовут катер со спасателями, будут искать неизвестно что и где, нас держать здесь, а потом еще нас и обвинят в дезинформации. Ты, надеюсь, не забыл, что завтра у нас очень важная встреча в Никосии, за двести километров отсюда?
"Да, наверно, жена права. Что я скажу полицейским: "Я точно знаю, я видел, что человек утонул; или мне привиделось, мне померещилось, что кто-то утонул". А, может, это был вовсе и не человек, а дельфин или еще какой-то морской зверь, - молча, лихорадочно размышлял он, все еще пытаясь высмотреть в темнеющем море черную точку. - А, может, он уплыл куда-то в сторону и я его просто потерял из виду?" Он продолжал через окуляры бинокля скользить взором по поверхности воды, но все было тщетно. Через десять минут кругом окончательно потемнело и море стало чернильного цвета. Еще через полчаса море и небо стали неотделимы друг от друга, абсолютно черны. И если бы не мерцание звезд, то нельзя было бы отличить, где в этом мире верх, а где низ.
Спал Андрон в эту ночь плохо. Ему снилось: то, чья-то торчащая из моря рука мокрыми и холодными пальцами сжимает его горло и тащит под воду, то, он, как-бы, со стороны, видит свое обнаженное тело, лежащим на морском дне, поедаемое моллюсками и разноцветными рыбками. Всякий раз после таких жутких кошмаров, он просыпался в испуге, весь потный, с бешено колотящимся сердцем. В четыре часа утра ему все это надоело. Он, весь разбитый и подавленный, встал сам и разбудил жену. Они умылись, оделись, выпили по чашечке кофе, затем уложили вещи в машину, закрыли дом и калитку. Андрон сел за руль машины, жена - рядом, и он завел мотор.
- А ты зонт с пляжа убрал, занес его в дом? - поинтересовалась супруга, имея в виду солнцезащитный тент, под которым они вчера лежали на пляже.
- Нет, не занес. А ты раньше не могла об этом напомнить? - заглушив мотор и вылезая из машины, раздраженно ответил он.
Спускаясь с пригорка к пустому, безлюдному пляжу он глянул вперед и увидел перед собой чистое, сияющее в лучах восходящего солнца, посвежевшее море. Вдали на его розовато голубой глади, сияя золотом, медленно двигалось небольшое рыбацкое суденышко. Вокруг него кружилась стайка белокрылых чаек, требовательно выкрикивающая себе бесплатный завтрак. Справа от дорожки, ведущей к морю, из густых кустов олеандра, которые примостились у нижнего края склона, раздавались восторженно ликующие трели пробудившихся птах. День, вокруг Андрона начинался светло и радостно, и от этого на душе у него посветлело и ему захотелось крикнуть: "Эге-гей! Я приветствую тебя, наступающий день!" Но он сдержал свой порыв и, сильно оттолкнувшись от нижней ступеньки лестницы, прыгнул вниз и бегом бросился по нетронутому, прохладному утреннему песку. Быстрым взглядом Андрон окинул пустынное песчаное побережье слева направо, и тут..., сердце у него в груди вдруг екнуло, затем замерло и, словно сорвавшись вниз, бешено заколотилось. Он замер на месте и глубоко вдыхая воздух,сильнее напряг зрение. Правее от себя, метрах в пятидесяти, у песчаной отмели, Андрон отчетливо разглядел распластанное, обнаженное тело человека. Обращенное лицом вниз, под натиском небольших волн,оно медленно колыхалось в прибрежной воде.
Он! Он! Это Он! Это тот вчерашний, что махал руками, просил о помощи! Это Он! Это Он! - набатным колоколом застучало у него в мозгу. Андрон, оглушенный своим предположением, на какое-то мгновение растерялся и в нерешительности топтался на месте. Он понимал, что ему следовало подойти к обнаруженному в воде человеческому телу и, хотя бы, осмотреть его. Вдруг нужна помощь. С другой стороны он понимал, что став невольным свидетелем инцидента, он обрекает себя на немыслимый круговорот разных следственных разбирательств, с их бесконечными опросами, допросами и показаниями. Ему не хотелось терять своё драгоценное время на всё это. Ноги его не слушались и не хотели сделать шаги в том направлении. Ему было абсолютно ясно, что человек мертв и не нуждается в его помощи. Поёжившись от пробежавшего по спине озноба, он отвёл свой взгляд в сторону и, развернувшись, ослабевшими, вдруг, ногами торопливо двинулся к одиноко торчащему зонту. Суетливо вынув его из крепления, не глядя в сторону утопленника, он, держа сложенный зонт, спешно направился вверх по косогору, к дому.
Минут через десять, взволнованный Андрон, вернулся к автомобилю и сел за руль. Трясущимися руками он достал из пачки сигарету, закурил и тронулся в путь. Сделав две-три глубокие затяжки, он нервно сунул окурок в пепельницу и, не поворачивая головы, хрипло сказал:
- Я его видел!
- Ты это о ком? Я что-то не поняла, - переспросила Эльвира.
- Его, того мужика, который вчера вечером, на закате тонул в море. Его тело прибило к берегу.
- У тебя, случайно, не "глюки" начались? Ты здоров?
- Нет! Я его видел совершенно отчетливо, как тебя.
- Ну, и что? Ты-то здесь причем? Не накручивай себя. Смотри лучше за дорогой и выкинь его из головы. Вот уж не думала, что ты такой впечатлительный. Хуже ребенка, право!
Грек по национальности, киприот по государственной принадлежности, Патрокл родился и вырос в чудесном райском местечке на острове Кипр, в пригороде Лимасола. В детстве он вместе со своими сверстниками учился в небольшой местной школе, пас домашних коз по окрестным известковым холмам, поросших скудной желто-зеленой растительностью, купался в изумрудно-чистых и теплых водах Средиземного моря. Затем пришло время, он отслужил на флоте, выучился на шофера-крановщика. Женился на местной девушке Каллиона, вместе с которой они родили троих детей. Старший сын Федос, жил и работал в Никосии, а две младшие дочери были школьницами и проживали вместе с родителями в доме.
До сегодняшнего дня Патрокл две недели безвыездно находился в командировке. В самом центре острова, где триста дней в году светит солнце, он на своем кране работал на стройплощадке. Их строительная бригада возводила здание нового цементного завода. Работали они по десять-двенадцать часов в сутки под знойным небом, дыша днем пыльным, раскаленным воздухом, а ночью спали в легких, душных передвижных домиках (балках), не имея в достатке воды, чтобы лишний раз напиться и ополоснуться.
Приехав под вечер на недельный отдых домой, Патрокл, сорокапятилетний красавец мужчина, не успев, как следует войти во двор, тут же утонул в горячих объятиях своей любимой жены Каллионы и двух своих подрастающих дочерей. Раздав им привезенные с собой подарки и выслушав от них последние семейные новости, он быстро переоделся. В шлепанцах на босу ногу, в выцветших синих плавках, Патрокл, горя от нетерпения, чуть ли не бегом бросился к морю. Он любил море, он не представлял себе жизни без моря, он мог часами плескаться и плавать в его бодрящих и успокаивающих водах. К концу дня, на закате солнца, дневной зной уходит, ветерок успокаивается, прогретая за день вода становится особенно ласковой, и море в это время, приятно и комфортно для тех, кто с ним на "ты". Он заплыл далеко, он был уверен в своих силах. Он плыл то кролем, то брасом, то нырял под воду, легко скользя в ее толще. Затем, переводя дух, он переворачивался на спину, чтобы, лежа на воде, расслабится и немного отдохнуть, а заодно и полюбоваться бездонным синим небом, которое уже, вовсю, розовело у своего западного горизонта.
Патрокл лежал на спине и методично, забрасывая руки за голову, загребал под себя ладонями воду, стараясь направить свое загорелое сухопарое тело вдоль берега. Вдруг в районе поясницы он почувствовал резкую боль, как будто обо что-то укололся. Он запустил под себя руку и потрогал болезненное место. Ничего не было. И тут же ему обожгло руку. Он быстро принял в воде вертикальное положение и начал осматриваться. Затем его больно полоснуло по ногам. Сразу ассоциативно вспомнилось детство, когда дядька Атанасиос случайно стеганул его по голой ноге пастушьим бичом, направляя отару коз в загон. Тогда от жгучей боли он отчаянно заревел. Несмотря на освежающее воздействие морской воды, тело Патрокла стало повсеместно гореть, как будто его обливали из чайника кипятком. Вглядевшись в прозрачную воду, он увидел возле себя пурпурно-фиолетовое, расплывчатое, пульсирующее облачко с длинными тонкими нитями. И тут его охватил испуг, он понял, что плавая вдалеке от берега, попал в объятия медуз-корабликов. Эти небольшие морские существа обычно водятся в водах Атлантики, и говорят, иногда встречаются в Средиземном море, в районе Гибралтарского пролива. Как они оказались здесь, в такой дали от него, было совершенно непонятно. Их длинные липкие нити-щупальцы обладают очень тяжелым ядом, опасным, смертельным для жизни человека. Там, где водятся эти медузы, людей от ожогов спасают слабым раствором уксуса, протирая обожженные воспаленные места на теле. Мощными бросками рук Патрокл кинулся в сторону от этого кошмарного места. Но, сделав несколько сильных гребков, вдруг быстро выдохся и устал. Его грудную клетку сдавило от боли. Ему стало трудно дышать. Он отплыл, отбился от жалящих медуз, но всё тело его пылало огнем и мышцы сводило судорогой. Еще минут через пять невыносимой борьбы с болью и морем он понял, что ему не доплыть до берега. Он начал махать, а точнее, вскидывать вверх попеременно свои, ставшие непослушными, отвердевшие руки и звать на помощь, в надежде, что хоть кто-то его увидит или услышит. Захлебываясь соленой водой и напрягая изо всех сил свои голосовые связки, его исказившийся от боли рот хрипел, срываясь фальцетом: "Эгей, люди! Спасите! Помогите! Каллиона, - Каллиона!!! Я здесь!!! Господи, да помоги же мне!" Выныривая из воды и зовя на помощь, он всякий раз бросал свой, помутневший и испуганный взгляд то на видневшуюся вдали землю, то на небо, пытаясь увидеть своего Спасителя. "Боже мило-милостивый! Не д-дай-дай мне по-ги-погибнуть!" - моленные, хриплые рыдания вырывались из глотки тонущего. Но всё было тщетно. Потемневшее небо было бесстрастно холодно к его страданиям. Точно также безразлично и безмолвно к нему темнела зажигающаяся вечерними огнями береговая полоска земли. ... Его земли, той самой родной и любимой Земли, которая, вместе с упокоившейся в прошлом году матерью, всегда была так ласкова и приветлива к нему.
Прежде такое сильное и ловкое тело Андрона перестало его слушаться, голос совсем сел. Ядовитые укусы (ожоги) смертоносных медуз полностью парализовали его организм. Неимоверными усилиями воли он несколько раз выталкивал свою голову из морской пучины, жадно хватая искаженным ртом тяжелый, словно свинцовый, воздух. Наконец силы покинули его совсем. Выступившие слезы, смешавшись с водой, застили окончательно его взор, он зажмурил глаза. В его сознании, словно в тумане, попеременно всплыли образы: сначала автокрана - его кормильца, затем мелькнул милый, образ Каллионы, в розовом платье, и, напоследок, озорные, весёлые лица двух его дочерей. Он протянул навстречу им свою обессиленную руку и тут же от сильной боли в сердце вскрикнул. Захлебнувшись водой и угасая в сознании, он медленно свечой пошел на дно.
Когда стемнело, а темнело у них на Кипре рано и быстро, Каллиона забеспокоилась и вместе с дочерями пошла на пляж, а затем в местный бар искать мужа. Но его нигде не было. В одиннадцать часов вечера она заявила в полицию о его пропаже. Но там её успокоили, сказав, что Патрокл, возможно, после длительной разлуки встретил своих друзей и где-нибудь с ними вместе за бокалом хорошего вина проводит вечер. Каллиона всю ночь не сомкнула глаз, а наутро, где-то в районе шести часов, к ней пришел полицейский и попросил её пройти с ним на берег моря. Узнав в обездвиженном, покрытом красно-розовыми шрамами, посиневшем теле утопленника своего мужа она лишилась чувств и рядом с ним упала в глубокий обморок.
Час спустя старшая дочь Патрокла Элени позвонила в Никосию своему брату и сообщила ему о смерти отца. Пораженный известием, Федос отпросился с работы и на своем стареньком автомобиле "Опель" спешно направился в сторону Лимасола, к родительскому дому.
А в это время, по той же дороге, на новой "Мазде", двигалась ему навстречу чета Вавриковичей. Андрон и Эльвира по дороге в Никосию дважды останавливались в придорожном ресторанчике и поднимали свой жизненный тонус чашечкой кофе. Бессонная ночь и подавленное настроение давали о себе знать. Проехав более половины пути, на одном из поворотов Андрон увидел, как двигающийся по встречной полосе легковой автомобиль "Опель" вдруг резко вильнул, его потащило сначала влево, а потом бросило вправо на его сторону. Стараясь уйти от столкновения с автомобилем, Андрон дернул руль своей "Мазды" вправо, затем резко крутанул его назад, потом ещё влево... Колеса его автомобиля схватили бровку, и автомобиль потащило в кювет, к обрыву. Андрон ударил по тормозам, но было поздно. Через лобовое стекло он увидел мелькнувший обломок оградительного столбика, а затем несущиеся навстречу огромные камни, что покрывали дно глубокого оврага. На этом его сознание померкло и ощущения пропали.
Только на пятый день Андрон пришел в себя. Окинув слабым мутным взглядом белые стены, белый потолок, белые занавески над кроватью и почувствовав сжимающий обруч бинтов на своей голове, он понял, что находится в больнице. Под действием сильных лекарств и антибиотиков он сейчас не чувствовал боли, у него ничего не болело. Только некое неудобство ощущалось в его организме, ему казалось, что с левой стороны на кровати у него сбился матрац и часть тела у него висит в воздухе. Он прикрыл глаза и начал медленно рыться в памяти. Ему вспомнилось, как они с женой загорали на пляже, как вечером сидели на террасе, затем ехали в машине... Затем пусто. Он начал вновь восстанавливать в памяти цепочку событий: ...вот они едут в машине. А дальше, что дальше? Он напряг память, и вдруг перед его взором отчетливо высветились огромные камни, кинувшиеся ему навстречу. Он застонал: "Ы-ы-ых!", и тут же опять потерял сознание.
На следующий день, всё ещё находясь в реанимационном отделении, Андрон от врача узнал, что ему по локоть ампутировали левую руку и выше колена правую ногу, удалили одну почку и вырезали часть кишечника, не считая наложения швов и выправления поломанных костей. Услышав о своем приобретенном увечье, Андрон безудержно расплакался. После этого он два дня, находясь в страшной депрессии, отказывался от приема лекарств и пищи и ни с кем не разговаривал. Его насильно усыпляли и, посредством введения растворов, осуществляли лечение и поддерживали жизнь.
Как-то открыв утром глаза, он увидел возле своей кровати постаревшую и сильно осунувшуюся мать. Нелли Эдуардовну было трудно узнать. На его вопрос: "Где Эльвира, что с ней?" мать, еле сдерживая слезы, ответила:
- Все в порядке, сынок, она в больнице, идет на поправку.
- А что у нее? Ее сильно..., сильно ранило?
- Ты поправляйся, сынок, о ней не беспокойся. У нее были переломы, но опасности для жизни нет. Ей уже лучше, - отводя глаза в сторону, отвечала она ему.
- Я хочу ее видеть. Когда я ее увижу? - прошептал сын, впадая в глубокий, восстанавливающий сон.
После этого, несколько дней подряд он истерично и настойчиво требовал привезти его в палату к Эльвире, либо соединить его с ней по телефону. И только после того, как все аргументы для обмана были исчерпаны, Андрону ввели большую порцию успокаивающего лекарства и сообщили еще одну страшную весть: жену его спасти не удалось. Она умерла в тот же день сразу после аварии.
Через два месяца после автомобильной катастрофы Андрона Вавриковича на коляске прямым рейсом из Никосии доставили самолетом в Москву.
Сейчас Андрон живет в квартире у родителей, на двенадцатом этаже, в доме, что стоит недалеко от станции метро Кропоткинская. Он один сидит в комнате у окна и равнодушно глядит на мир. Сверху над его головой висит зимнее серое, с мутно голубыми проплешинами, небо. Прямо перед ним виднеются присыпанные свежим снегом красно-коричневые крыши жилых домов и других московских строений. Иногда по стенам зданий, то там, то тут проплывают жёлтые пятна от стремительно падающего за горизонт зимнего солнца. Если взглянуть чуть ниже, взор Андрона упирается в развешенную между зданиями и по их стенам надоедливую, крикливую рекламу. В самом же низу, на улице, он видит бесконечную лавину мчащихся куда-то машин и суетливую толчею бесконечного людского потока. На правой ноге у Андрона протез. Левый рукав его клетчатой рубашки, свёрнут по локоть и приколот у плеча булавкой. У этого пожилого мужчины сильно поседевшая голова, на правой щеке глубокий, уродующий лицо шрам, больное сердце и печальные, уставшие, потухшие глаза. Он часто как молитву повторяет строчки А.С. Пушкина:
"Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?"
Иногда, после горестных раздумий, когда нет никого в квартире, Андрон включает музыку. Ему нравится классическая, особенно: Брамс, Шопен, Моцарт.
Но и это мало помогает. Он постоянно грустит и много курит.
После той ужасной аварии прошло пять лет. Первые три года после возвращения в Москву он сильно пил, не хотел жить. Спасли родители и сынишка Сева. Он сейчас уже ходит во второй класс. Дружит с девочкой, которую, как и его мать, зовут Эльвира. После школы, в сопровождении бабушки, ходит на секцию каратэ. Сам Андрон редко выходит из дома, поэтому сильно погрузнел, состарился раньше времени. Ему платят пенсию по инвалидности, кроме того он сдает в аренду свою прежнюю с Элей квартиру. На жизнь хватает. Иногда пишет на компьютере статейки в газеты, много читает, думает заняться написанием книги, да всё никак не может начать. Времени у него сейчас много. Думай - не хочу. И он думает, часто размышляет о том, почему все так с ним произошло, что за наказание выпало на его долю? Почему ему досталась такая судьба?
Андрон, где-то через полгода после аварии, будучи уже в Москве, ознакомился с результатами расследования причин той роковой трагедии. Он узнал, что у "Опеля", который спровоцировал аварию, во время движения лопнула шина переднего колеса. Однако и автомобиль и водитель чудом уцелели. "Опель" удержался на дороге и избежав столкновения с другой машиной, уткнулся носом в склон горы. Но больше всего в этой истории Андрона поразило то, что за рулем того "Опеля" сидел человек, спешивший на похороны своего утонувшего отца. Который, как выяснилось, утонул тем самым вечером и в том самом месте, когда чета Вавриковичей любовалась морским закатом, ужиная вечером у себя на террасе. То был Федос - сын утонувшего на их глазах человека по имени Патрокл.
Андрон всё время пытается найти какое-то объяснение случившемуся, понять, что связывает его и того человека, которого, он тогда оставил лежать на песчаном берегу.
"Что это - мистика? Случайность? Закономерность? Провидение? Наказание Господне? - спрашивает себя Андрон. - За что всё это? За то, что не предпринял попытки спасти человека в море? А мог ли я хоть чем-то ему помочь? Или это плата за ошибки моей молодости? За Светку, однокурсницу, которую бросил, узнав, что она забеременела. Или за Владика, который взял всю вину на себя за устроенную кровавую драку в ресторане. А, может, я расплачиваюсь за грехи своих родителей, или более, дальних предков?" Вопросы, вопросы, - голова болит у Андрона от вопросов, на которые он никак не может найти ответа. "А, возможно, здесь сработал закон непредсказуемых последствий. Позвони он тогда в полицию, - утонувшего человека нашли бы раньше, и тогда они разминулись бы с "Опелем" в другом месте. Или их задержали бы полицейские с отъездом, - тогда они тоже бы не встретились на дороге в этом проклятом месте?" - но, ни это, ни другие объяснения не приносят ему спасительного облегчения.
Глядя в окно, Андрон машинально достал из пачки и закурил очередную сигарету: "Ведь у меня с детства было все, что я хотел, родители мне ни в чем не отказывали. Да и потом с Элей все складывалось легко и удачно. Но разве в этом есть моя вина?
И что это за жизнь у меня получилась такая? И зачем она мне была дана? Да, и вообще, можно ли назвать жизнью то, что я сейчас имею? Почему я тогда не погиб вместе с Элей?" - мысли у Андрона, как снежинки за окном, возникают и исчезают, возникают и исчезают не найдя опоры и ответа в зимнем бледно-сером пространстве быстротечной вечерней зари.