Петр Андреевич Савинов завернулся в расшитый драконами шелковый халат, плюхнулся в кресло-качалку, вынесенное по его приказанию на балкон, вытащил из кармана позолоченную шкатулку, открыл украшенную вензелями крышечку и, с наслаждением нюхнув табаку, крикнул:
- Варвара, подай-ка мне свежих "Ведомостей"!
Варвара - полная грузная женщина пятидесяти лет - быстро вытерла руки о передник и, переваливаясь, как утка, поспешила к благодетелю. Уже больше тридцати лет она выполняла все его приказания и капризы, но, будучи женщиной набожной, сносила все с улыбкой и никогда не роптала. Более того, она, возможно, была единственной в доме, кто понимал и принимал Петра с его причудами.
Жена Петра Андреевича, Мария Васильевна, - любительница балов и приемов, недолюбливала мужа-домоседа, который был к тому же старше ее на двадцать лет и, как она шептала по углам, был скрягой и "не в себе". Ее раздражало пристрастие мужа скупать самые дешевые вещи, которыми был захламлен весь дом: нужные, ненужные и крайне бесполезные. Эта же его привычка вызывала недовольство прислуги, не успевающей разбирать завалы безделушек, и экономки, не справляющейся с ведением учета этих вещей, для которых была выделена особая статья бюджета семьи.
Петр Андреевич, получив заветную газету, стал пробегать глазами греющие его стареющую душу объявления. Красный карандаш, пристроившийся за его ухом, ждал подходящего случая.
- Та-а-ак-с, - протянул он вслух, - посмотрим... Ага, "комод красного дерева, с трещиной на левой стенке"... поглядим...
Он стал водить пальцем по строкам, прищурив глаза:
- Девяноста рублей... нет, не нужно.... А здесь у нас что?... "Столовый набор под серебро"... так... о-о-о! дороговато!
Чтение объявлений о продажи было для Петра Андреевича неким каждодневным обрядом, и, когда Семен забывал принести свежих газет, он брал кипу старых, на случай, если пропустил что-то стоящее.
- А здесь что... "рамка для картины деревянная"... О, дешево, подче-е-е-еркнем-с, - неизвестно для чего нужная ему старая картинная рама теперь была на почетном месте - красном неровном овале. - Так... посмотрим...
Он наткнулся на некролог:
- Марьюшка, душенька, - позвал он жену, - а неужели Лешенька Куровицкий почил? Ему годков-то ничего...
Не дождавшись ответа, он продолжил охоту. Внизу страницы находилось объявление о распродаже вещей покойного с пометкой "дешево". Магическое слово заставило Петра поднести газету к самому носу. Он, трясясь от возбуждения, впился в перечень и вдруг закричал:
Марья Васильевна с нескрываемым недовольством медленно выплыла из гостиной, где она мечтала о молодом и красивом Сашеньке, кружившем с ней в прошлый четверг в вальсе у Березиных. Петр тыкал пальцем в страницу так, что она почти складывалась:
- Глянь-ка, удача какая, - он стал медленно, делая ударение на каждом слове, с гордостью читать объявление, - рояль красный, шестьдесят шесть рублей, Машенька, ты понимаешь, это же даром!
Он стал тянуть ее за рукав. Жена, брезгливо морщась, пыталась высвободиться:
- Петр Андреевич, я право удивляюсь вам. Здесь явная опечатка или от этого рояля остался лишь пюпитр. И потом, скажите мне на милость, для чего вам рояль, когда вы и играть-то не умеете?!
Петр Андреевич ослабил хватку и обиженно сжал губы:
- Вздор вы несете, радость моя. Помнится, с батюшкой мы музицировали на...
- При Наполеоне? - огрызнулась жена и, демонстративно развернувшись, покинула балкон.
Петр Андреевич, не обратив внимания на досадное происшествие, велел заложить карету и, взяв за компанию "знающую толк в вещах" Варвару, решил сам осмотреть "столь полезную в доме вещь".
Пыльный рояль, с вырезанными в виде "чудных голов" ножками, варварски покрашенный поверх полировки красной краской, стоял почему-то в подвале, заваленный другими вещами. Застилающую его пыль покрывали странные маленькие отпечатки. "Наверно, воробьи, - пожала плечами хозяйка, - залетают, окаянные".
После долгих препираний с женой, не желавшей видеть этот "красный хлам" в ее голубой гостиной, Петр Андреевич уступил ей и распорядился поставить рояль в кабинет. И только когда он, поглаживая матовую поверхность инструмента, обходил его кругом, ему бросилась в глаза одна деталь, укрепившая в нем веру в правильности покупки столь редкой вещи - у рояля была дополнительная педаль, похожая на птичью лапу. Насладившись обходом и тщательным осмотром инструмента, Петр Андреевич открыл крышку клавиатуры. Иссохшие клавиши издавали неприятный для людей со слухом звук, но, поскольку его это не смущало, он стал припоминать простенькую мелодию, всплывшую в памяти из его далекой юности. Попробовав сыграть и левой рукой, обнаружил, что большая и малая октавы издают какой-то клавесинный звук, с характерным для него дребезжанием. Петр Андреевич приподнял крышку рояля и заглянул в чрево "красного монстра". Между струнами и молоточками застрял потертый пожелтевший лист. Высвободив пленника, Петр стал рассматривать листок, покрытый нотами на первый взгляд незатейливой мелодии: такую, чуть посидев, мог сыграть даже он.
На следующее утро кресло-качалка осталось пустым, и никто не попросил свежих "Ведомостей": не умывшись и не позавтракав, Петр Андреевич шмыгнул в свой кабинет и принялся высчитывать, на какой линейке располагается какая нота. Дверь тихонечко приоткрылась, и в щели показалось озабоченное лицо Варвары:
- Батюшка, ну как же так! Право, как сынок ваш малолетний, тот тоже сразу за игры. Эвон, - показала служанка за окно, - скачет на палке... Остынет ведь все, да и барыня недовольна!
Варвара вошла в комнату и шепотом добавила:
- Шумит она шибко: и Семену, и Науму, и мне досталось. Не гневи ее, выйди к завтраку, ведь весь день рычать будет...
После завтрака Петр закрылся в кабинете и стал разучивать мелодию. Дисгармония звуков неслась по дому, перекрываемая недовольными возгласами Марии Васильевны. Вскоре послышались ее нервные торопливые шаги, и дверь сотряслась от нетерпеливого стука.
Когда Петр Андреевич открыл дверь, она с шумом ворвалась закрывать окна:
- Невозможно, какую пакость вы играете, нельзя в саду отдохнуть! Проклятый рояль!
Недовольная, что сегодня прием у Арсеньевых, а она, молодая и красивая, должна сидеть на цепи около этого выжившего из ума старика, подумала: "Боже, ведь там наверняка будет Сашенька!" - и, выходя из кабинета, с силой пнула инструмент. Что-то заскрипело, и большой кусок красной краски упал на пол, рассыпавшись в пыль. С видом, будто пнули его самого, Петр склонился перед "раной" и, присмотревшись, издал вопросительный возглас: из-под краски виднелись нацарапанные прямо на рояле ноты. Когда прибежавший на шум барина Наум принес наждак, Петр Андреевич, став на колени, начал бережно освобождать нотную партию от дурно нанесенной краски. Следующий час он бережно переписывал ноты, обнаружив, что верхняя часть партитуры повторяла содержимое найденного в рояле листа, а нижняя - новую мелодию. Под нотами, еле различимо было нацарапано: "...грать вдв..м + п..даль л...па".
В его серой безрадостной жизни никогда не было ничего необычного, и теперь, найдя кем-то и зачем-то закрашенные ноты, он был просто в восторге. Выбежав из кабинета и не желая тратить время на прохождение двадцати ступенек, ведущих вниз, он перегнулся через перила и закричал в полумрак первого этажа:
- Машенька, быстрее, сюда... Машенька-а-а! Мария Васильевна!
Он еще долго кричал, пока не увидел жену. Мария Васильевна, раздраженная тем, что старый болван постоянно дергает ее по пустякам, демонстративно медленно поднялась по лестнице.
- Машенька, - начал он, - прошу тебя, я тут один никак не справлюсь, подыграй мне вот здесь, - и он, от нетерпенья покусывая губы, стал показывать на списанные с рояля ноты.
- Петр Андреевич, мне сильно нездоровится, - она напустила на себя несчастный вид.
- А вечером, когда отдохнешь? - со слабой надеждой спросил он.
"Вечером" прозвучало как издевка, и в ее воображении возник залитый светом свечей большой зал и весело кружащиеся пары: прекрасные юные девушки в шуршащих по полу платьях и стройные молодые мужчины, бросающие взгляды на обнаженные плечи дев, и ее Сашенька... Ненависть наполнила ее и, подумав: "Дворник Василий тебе подыграет", - вслух она проверещала:
- Ах, увы, Елизавета Алексеевна придет почитать свои стихи.
Уходя, добавила:
- С утра завтра, Петенька, не беспокой меня, я буду думать в саду.
Когда за ней захлопнулась дверь, покинутый пожилой человек, не придумав пока, с кем бы ему помузицировать, стал разбирать новую партию, но теперь он, согласно требованиям надписи на рояле, нажал на загадочную педаль. Звук от педали никак не изменился, но по мере того, как он играл новую мелодию, что-то изменялось в комнате. Он прекратил играть - все стало как прежде. Петр нажал на педаль и сыграл несколько тактов, уже не смотря на клавиатуру. Перед ним, над роялем, картинка его комнаты стала постепенно пропадать, как медленно и незаметно пропадает середина бумажного листа, когда ткнешь в него сигарой. Оплавляющиеся края реальности приоткрывали завесу какого-то иного мира, пока еще проступающего как черная, усыпанная красными звездами пустота. Петр Андреевич продолжал играть, не отрывая взгляда от чуда - красные звезды, казалось, приближались к нему, но, заметил он с сожалением, очень медленно. Завороженный магическим зрелищем, он не заметил, как музыка прекратилась, и в тот же миг дыра захлопнулась. Посидев несколько минут и подумав, чем, в сущности, ему это грозило, и осознав, что он мог открыть нечто на месте его скучного, наполненного ворчанием его еще молодой жены (а что будет дальше!) дома, он по-детски засмеялся и взял аккорд.
Как бы он ни играл: громко или тихо, медленно или быстро - дыра приоткрывалась лишь на размер подноса, на котором ему приносили утренние газеты, и исчезала всякий раз, когда мелодия заканчивалась. Но он играл и играл...
Он пришел в себя, когда дверь кабинеты с треском слетела с петель и в проеме показались Варвара, Семен, Наум, Ефросинья и дворник Василий с топором в руке. Ничего не понимающий барин вскрикнул:
- Кто позволил вам врываться в мой кабинет!
Слуги молчали, как-то очень странно глядя на него. Варвара, всплеснув руками, запричитала:
- Батюшка, кормилец, как же "врываться", уже солнце село, вас ни на обеде, ни на ужине не было... мы всю усадьбу обшарили, - она смахнула рукой, перемазанной в муке, слезу, - Семен уж в колодец глядел...
Петр удивленно поднял брови:
- Да вы что, с ума все посходили что ли, я просто играл на рояле...Постойте, уже вечер?
- Полно поясничать, Петр Андреевич, - вышла вперед, оттолкнув Варвару, жена, - я сто раз гоняла слуг к кабинету - там стояла полная тишина... И на кого, Господи, вы похожи, смотреть противно, - Марья Васильевна махнула на него рукой и ушла.
- Верно, верно, батюшка, и я бегала, и Семен - тихо было, вот... решили Василия позвать, ...ты уж прости нас, перепугались шибко...
Дворник Василий задумчиво смотрел на дверь, прикидывая, как ее приладить назад, остальные удалились по жесту барина, а сам он подошел к зеркалу и в первую секунду отпрянул от него. Он был весь потный, раскрасневшийся, волосы залипли клочьями, халат распахнут, а из-под пояса наружу вылезал край рубахи. "Да-с", - промолвил он и спустился найти что-либо перекусить.
Поздно вечером в прихожей зазвенел колокольчик, Варвара крикнула Семену, чтоб тот открыл дверь, так как она кормит барина, и на пороге показался доктор Вольф. Мария Васильевна с озабоченным лицом выбежала навстречу доктору и что-то тихо затараторила. Доктор периодически подносил руку ко рту, покашливал и приговаривал: "Очень интересно". Петр Андреевич, услышав знакомый голос, вышел поприветствовать доктора и узнать, какими судьбами...
- Да вот, Марья.., - но под тяжелым взглядом женщины он запнулся и продолжил, - так ...вот... проведать, узнать, не нужно ль что.
- Все здоровы, слава Богу. Откушаете с нами?
- Позже, голубчик Петр Андреевич, разрешите осмотреть вас, так просто... раз уж зашел, - соврал доктор.
Они поднялись в кабинет, дверь в который была уже прилажена на прежнее место. Как только они остались вдвоем, Петр набросился на доктора:
- Послушай, Ганс, ты на рояле умеешь?
- Да, а что? - спросил доктор, косясь на жутко покрашенный красный инструмент, задавая себе вопрос, кому пришло в голову изобразить "кровотечение" рояля.
- Мне нужна еще одна пара рук, я обнаружил проход в другой мир! Я могу изменять реальность, комната тает, а там - безграничный космос и что-то красное надвигается... давай вместе... А?
Доктор понимающе смотрел на пациента, который, отчаянно жестикулируя, вдруг
покраснел, затрясся и, сильно сжав Вольфа за запястье, потащил его к роялю...
- Уже поздно, в следующий раз, мне пора... Петр Андреевич, да отпусти же! - взмолился доктор, и как только больной разжал руку, поспешил вниз по ступенькам. Он шепнул что-то на ухо Марии Васильевне и скрылся в ночи.
Остаток вечера весь дом суетился, укладывая барина в постель, невзирая на его протесты. Поняв, что сопротивление бесполезно, Петр Андреевич сделал вид, что сдался, зевнул и попросил задуть свечу. Когда в доме и во дворе стало тихо, он вынырнул из-под одеяла и, как был, в исподнем, на цыпочках стал пробираться в кабинет, стараясь не наступать на скрипучие ступеньки. Он решил, что раз уж поговаривают о происхождении человека от обезьяны, можно использовать вместо рук и ноги! Озираясь по сторонам, он прошмыгнул в кабинет, закрыл дверь и прислонился к ней, прислушиваясь, не разбудил ли кого. Дом спал.
Одержимый идеей, он раскорячился перед роялем и попытался во время игры уже выученной партии нажать пальцем ноги ноту, предназначенную для второго музыканта... Открывающаяся дыра резко увеличилась в размере и непонятные красные звезды рванули вперед... Но, не удержав равновесия, он упал со стула, больно стукнувшись спиной. Несколько часов потный от усилий Петр Андреевич пытался доказать новомодную теорию о происхождении человека, но, удостоверившись, что Господь дал ноги для ходьбы, в изнеможении опустился на пол. Он устал, сердце учащенно билось, и он был зол.
Ненадолго провалившись в сон, проснулся от боли в затекшей ноге и собирался идти уже в постель, как вдруг его осенило: а что, если играть по кругу, не останавливаясь?
Он нажал на педаль и заиграл, не давая мелодии закончиться - дыра в неизвестность действительно росла, снова пожирая реальность, но очень, очень медленно. Он играл уже не один час, руки занемели и не слушались, нога приросла к педали, в голове шумело, сердце от напряжения хотело выпрыгнуть из груди. Он тяжело дышал, но не собирался сдаваться, только не теперь, когда красные звезды принимали очертания каких-то существ, а зияющая бездна заполнила четверть комнаты... Он с трудом глотал воздух, но разве можно было остановиться на полпути!
Предавая Петра Андреевича, его сердце вдруг сжалось в огненный комок...
...Барина нашла утром Варвара. Он лежал на полу в неестественной позе, в одном исподнем, весь взъерошенный и с застывшим, перекошенным от боли лицом. Рука сжимала листок, который он схватил, падая, надеясь удержаться за него. Вызванный доктор Вольф констатировал обширный инфаркт и обещал не распространяться о потере Петром ума в последние дни жизни.
Петра Андреевича похоронили, а рояль, ставший косвенной причиной его смерти, по приказу Марии Васильевны, сожалеющей о ее невнимательности к старому человеку, отнесли в подвал, до следующего распоряжения.
На третий день Варвара спустилась в подвал наполнить чугунок солеными огурцами, и, наверное, как позже она рассказывала, поскользнулась, ударилась и потеряла сознание. Потому что увиденное ей могло только присниться: по крышке рояля, стоявшего в углу, прыгали какие-то отвратительного вида существа на птичьих лапах, а по подвалу метался Петр Андреевич. Увидев служанку, он остановился и спросил: "Варвара, где у нас красная краска?". Не найдя красной, он схватил зеленую и стал быстрыми движениями перекрашивать рояль...
В понедельник в "Ведомостях" рядом с некрологом Петру Андреевичу Савину стояло скромное объявление, отнесенное в редакцию Марией Васильевной: "Продается зеленый рояль. Дешево".