Миронов Андрей Александрович : другие произведения.

Операция "Шелли"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Своего рода предистория к "Духу Человеческому". История ранних экспериментов доктора Храмировского. Обычно фантастика предсказывает будущее - я же пересказываю прошлое. Такая вот неправильная фантастика

Санкт-Петербург, март ,1999 год.

   Темнота.
   Вокруг меня был какой-то странный шум, будто кто-то ритмично перекачивает воду здоровенным насосом, что-то вроде: шшурхх-ффурх, шшурхх-ффурх. Звучало это достаточно громко. Поверх этого шума явно прорезался ещё один: более схожий с шумом океанской волны, раза в три медленнее первого. Всё это складывалось в какую-то странную мелодию, достаточно ритмичную... вроде "Пинк флойд". Если не ошибаюсь на "Dark Side of the Moon" было что-то похожее, но явно не оно, не может же музыка идти изнутри моего тела, она должна идти снаружи, а не изнутри... а мысли в голове как кисель, перетекают так еле-еле.
   Постепенно звуки становятся тише, они напоминают что-то более знакомое... но что? Фу-ты, да это же я сам, то есть не я а моё тело, впрочем, какая разница? Тот, первый шум - это всего лишь звук моего пульса, а второй, более могучий - дыхание... странно, почему я раньше не обращал на это такого внимания. А, кстати, откуда темнота? И где я вообще?
   Я прислушался к ощущениям своего тела.
   Впрочем, вру, сначала я попытался прислушаться, потому что не то, что никаких ощущений, я и самого тела не чувствовал, будто его у меня и не было. Скажу сразу: испугался страшно. Представил себя этаким калекой, без рук - без ног, а услужливое воображение моментально подкинуло кошмарный образ: голова, плавающая в некоем физрастворе!
   Но всё хорошо, что хорошо кончается. Худо-бедно, а тело своё я потихоньку начал чувствовать. Причём сначала так медленно, медленно, а потом вдруг - раз! И всё тело сразу как-то обозначилось. И понятно стало, что все мои конечности целы и на месте, и что лежу я на чём-то мягком и чем-то похожим накрыт.
   Что же до темноты... ну, тут всё просто: глаза-то у меня закрыты. Или ночь? Ладно, сейчас посмотрим (буквально).
   Первое что я увидел - потолок. Весь, почему-то тёмно-зелёного цвета, но как мне показалось очень мягкий. Бархатный. Интересное слово.
   Я скосил глаза чуть влево. Рядом с моим ложем кто-то сидел... какая-то девушка, одетая в зелёный халат с белым передником. Симпатичная.
   Девушка читала какую-то книгу, однако, после того как я посмотрел в ёё сторону, она (девушка, а не книга, разумеется) немедленно повернулась ко мне, будто почувствовав мой взгляд.
   -Проснулись? - сказала она, - лежите, не двигайтесь, я сейчас доктора позову.
   Голос у неё был весьма мелодичен.
   -Где я?
   В отличие от моего. Произнесённая мной короткая фраза неприятным хрипом резанула мне по ушам.
   -Вы в больнице. Не волнуйтесь, с вами всё в порядке. Главное, не шевелитесь пока, вам после операции вредно.
   -В больнице?
   -Сейчас придёт врач, он вам всё объяснит. Не будете шевелиться?
   -Нет.
   -Хорошо, я быстренько.
   Она поднялась со своего кресла и, резво мелькая ножками, выскочила из... палаты видимо, раз больница... чёрт, что у меня всё-таки с голосом? Скриплю и хриплю как нечто ржавое.
   Впрочем, бог с ним с голосом, есть проблемы поважнее. Когда я успел попасть в больницу? И что за операция? Несмотря на обещание, я украдкой повозился под одеялом. Вроде ничего не отрезано... снаружи. А внутри? Во всяком случае, боли я не чувствую... и абсолютно ничегошеньки не помню. Проклятье, даже имени собственного и то не помню! Блин! Или это после наркоза такое... странно, что же мне такого наоперировали?
   В это время в палату вошёл врач.
   Честно скажу, не будь на нём зелёного халата с красным крестом на кармане - я бы решил, что это какой-нибудь военный.
   -Ну, как вы себя чувствуете? - спросил он.
   На вид ему было лет пятьдесят, лицо чуть морщинистое, но никакого даже намёка на брюшко или двойной подбородок.
   -Нормально... - несколько неуверенно ответил я, - а что со мной?
   -В настоящий момент с вами всё должно быть в порядке, - произнёс он, глядя куда-то за мою голову, - если конечно эти приборы не врут.
   Я, как мог, задрал глаза вверх. Точно, в изголовье моей... кровати? койки? Стояли какие-то мониторы. Что они там показывали - бог весть.
   -А что со мной случилось?
   -А вы разве не помните?
   -Нет, - внезапно я чуть закашлялся, но странное дело - после этого голос мой стал более благообразен, - если честно, я даже имени своего не помню!
   -Вот оно как... - врач заметно помрачнел, - плохо дело.
   -Это пройдёт?
   -Вы имеете в виду амнезию?
   -Кого?
   -Потерю памяти.
   -Да.
   -Думаю, да. Вопрос в том, как скоро.
   -А вы... вы знаете, как меня зовут?
   -Я могу вам сказать, - с этими словами врач, наконец, присел в оставленное медсестрой кресло, - лишь то, что о вас знаю, а это, увы, немного. Так вот: два месяца назад милицейский патруль, проезжавший в три часа ночи по проспекту Об...ской обороны, обнаружил разбитую вдребезги иномарку. В двух метрах от машины лежали вы, весь в крови, без сознания. Машина была пуста, вас видимо выбросило из салона. Моя клиника оказалась ближайшей к месту происшествия, и вас доставили сюда. Никаких документов при вас не обнаружили. Вместо них имелись многочисленные переломы и повреждения внутренних органов.
   Я невольно вздрогнул.
   -В настоящий момент у вас организм в порядке, можете не дрожать, однако, сами понимаете, вы два месяца провели в бессознательном состоянии, и думаю, слегка отвыкли от движений. Впрочем, это-то как раз гарантировано пройдёт, достаточно курса лечебной физкультуры. Вопрос в том, что делать с вашей памятью.
   Пока он говорил, я пытался вспомнить хоть что-нибудь, но неудачно. Ни малейшей тени воспоминаний. Просто пустота.
   -Откровенно говоря, я надеялся, - продолжал доктор, - что потери памяти удастся избежать. Кроме того, мы поместили вашу фотографию в нескольких газетах, надеясь, что вас кто-либо опознает... но это не дало результата. Возможно, вы просто не местный, хотя номера на машине были петербургские.
   -Погодите, доктор... так я в Петербурге?
   -Совершенно верно.
   Петербург... медный всадник... Клодтовские кони... зимний дворец... всё, больше никаких ассоциаций.
   -Мне показалось странным, - продолжал врач, - что вас никто не искал. Впрочем, возможно не смогли найти, возможно, вы сирота - мало ли что возможно.
   -И что же мне делать?
   -Для начала научиться ходить. Восстановить двигательные навыки. Что касается памяти, попытаемся её восстановить. Для начала будете читать всякую всячину, смотреть телевизор, слушать музыку, может быть чего-нибудь и...
   -"Пинк флойд" - ни с того ни с сего произнёс я.
   -Да, например. Или "Битлз". Неважно что. Информацией я вас обеспечу.
   -Скажите, доктор...
   -Можете называть меня Владимир Мирославович. Сейчас я вызову санитаров, будете тренироваться... главное, не бойтесь упасть.
   ... ...
   Вот уж никогда не подумал бы, что это такое утомительное занятие - двигаться. Невольно посочувствовал детям. У меня как-никак мышцы уже оформились, и то трудновато, а им-то сложнее ведь приходиться?
   Дети... интересно, а у меня есть дети?
   И если есть - то где они? И кто?
   Я примерно прикинул, что мне около тридцати-сорока лет, так что дети вполне могли быть. Но! Если дети - то должна быть и жена. Как минимум гражданская... а может мы с ней в разводе? А это вариант: мы с ней поругались, я уселся в машину, рванул в гневе на запредельной скорости, попал в аварию... впрочем, это не память, а выдумки, говоря научно, гипотеза... научно, хм, а может, я был каким-нибудь учёным? Ну, не Эйнштейном, конечно, так помельче... а если да, то в какой области? Биолог? Математик? Или электротехник? А может я и не учёный а, например... например, сварщик. Или плотник? Впрочем, откуда тогда иномарка? У простого плотника? А может, меня сбили просто... шёл я, предположим, куда-нибудь... в три часа ночи, а водитель этой машины не справился с управлением и сшиб меня. А кстати, возможно. А потом увидел, что натворил, испугался, забрал мои документы - чего со страху не сделаешь - и дал, что называется, дёру.
   Так нет, его нашли бы. По номерам на машине... стоп! А действительно, по номерам же можно вычислить хозяина машины! Что же это милиция прозевала?
   Владимир Мирославович оставил возле моей кровати какую-то хреновинку, похожую на маленькое эскимо-на-палочке. Называется - радиотелефон. Что бы если что - сразу с ним связаться. Сейчас попробуем... как он там объяснял... а вот эту кнопку нажать.
   Понял меня Владимир Мирославович с полуслова. Машина, как оказалось, принадлежала какой-то Ковалевой Лидии Германовне. По документам. Однако, как выяснилось, продана машина была по доверенности два года назад, а кому - Лидия Германовна не помнит. К сожалению. Так что мимо кассы.
   Касса... интересно, ну предположим я сирота. Абсолютный, родных - никого. Но ведь должен же я был где-то работать? Ведь жить на что-то надо, на какие-то деньги. Получается, что работал. А раз работал - то наверняка не один. Кто-нибудь по работе должен же был меня разыскивать? Погодите... работать, работал, ходить на работу, уставать на работе... чёрт, чую, что где-то рядышком какая-то мысль, какое-то воспоминание... возвращаться с работы... домой... поздно ночью... сейчас, сейчас... поздно вечером торопиться вернуться домой с работы.
   Ощущение было - как будто долго выныриваешь из воды, с большой глубины, кажется, что никогда не достигнешь поверхности, а потом вдруг выныриваешь на свежий воздух, внезапно.
   В ту ночь я возвращался домой с работы. Я задержался допоздна и очень спешил домой, хотелось вернуться пораньше... а потом? Ладно, спокойно, не будем торопиться, не всё сразу. Главное, что я вспомнил. Хоть что-то, хоть самую малость - но вспомнил. Если вспомнил это - вспомню и всё остальное.
   Только вот когда?
   Думать об этом не хотелось. От нечего делать я стал осматривать палату. Пока я разминался на тренажёрах... о, ещё одно слово вспомнил... из палаты убрали всю эту их наблюдательную аппаратуру, а вместо неё установили на тумбочке возле окна небольшой телевизор. Кресло, в котором дежурила медсестра, вынесли, а вместо него поставили столик, густо заваленный газетами и журналами вперемешку.
   Что-то мне подсказывало, что обычная больничная палата так выглядеть не должна. То есть должна, но уж никак не у нас в России.
   У нас, к сожалению, стандартная палата в больнице - это этакое помещение на четверых, в котором ютятся шестеро, с обшарпанными стенами, выкрашенными метра на два от пола какой-нибудь гадковатой краской, а выше - побелены мелом.
   Внезапно нахлынуло ещё одно воспоминание, но оно как-то меня даже не взволновало. Я вспомнил себя маленьким, лежащим в больнице, а вокруг меня много народу и толстая женщина в белом (сером скорее) халате хочет сделать мне укол.
   А тут... на стенах обои, потолок уж не знаю, чем покрыт, но на взгляд - мягкое, отдельная палата с телевизором... это скорее на номер в гостинице похоже... люкс. Кстати, насколько я помню - за всё в этой жизни приходится платить. В связи с чем вопрос: а во сколько мне обойдётся это лечение? Ох, чувствую недёшево...
   Всё-таки странная у меня память сейчас. Основные жизненные понятия - помню. Словарный запас сохранился, с некоторыми потерями конечно. Когда я вошёл в тренажёрный зал, мне вдруг вспомнилось словечко "инквизиция". Совершенно ни с того ни с сего. Что это слово означает - не помню.
   Вот... а вот что касается личности - полный провал. Темнота и пустота. Кто я, откуда... даже возраст не знаю.
   А ведь если ехал на машине - должны были права быть. Водительское удостоверение. Куда оно могло деться? И вообще, если машина продана по доверенности - то и доверенность должна была быть, и этот, как его... техпаспорт. Спёрли их, что ли? Если да, то зачем?
   От нечего делать выкопал я наугад из кучи на столике какую-то газету. Писали там полную ерунду. Военные действия... президент посетил с рабочим визитом... ну и так далее. Из всей этой газеты хорошего я узнал лишь то, что читать не разучился.
   Телевизор тоже разочаровал. Реклама, новости, иностранное кино со стрельбой, реклама, какая-то телеигра... где-то с полтора часа я его посмотрел, бесцельно щёлкая по кнопкам пульта дистанционного управления, потом всё-таки выключил его нафиг.
   Интересно, по какому признаку эту... как бы это назвать? Газеты с журналами, в общем, исходя из чего подбирали? Или не подбирали, а просто подошли к ларьку и сказали: давайте всё, что найдётся? Достал я просто наугад три экземпляра. Названия газет: "московские новости" "мегаполис экспресс" и какой-то иностранный журнал с обнажённой красоткой на обложке. Да и внутри их было не мало. Ладно, разберёмся.
   ... ...
   А теперь -- взгляд в более далёкое прошлое. Итак:
   ... ...

Ленинград, декабрь 1983 года. Военно-медицинская Академия.

   Нас, впрочем, будет в данном повествовании волновать не сама академия, а только один, небольшой кабинет в одном из её зданий.
   Обстановка в этом кабинете была -- самая что ни на есть обычная. На стенах -- выцветшие обои. Возле одной из стен -- три однотипных деревянных шкафа с застеклёнными дверцами. Что находилось внутри шкафов рассмотреть было сложно, было лишь видно, что на одном из шкафов -- ближнем к выходу -- лежали сверху несколько бумажных рулонов. Не то куски обоев, не то старые бумажные плакаты -- не знаю, что там и было.
   На двух высоких окнах кабинета, выходящих во двор, висели бледно-жёлтые занавески с чернильными клеймами. Между окон, почти под потолком, висел портрет Ленина. В дальнем от входа углу, возле батареи отопления стояла деревянная кадка с китайской розой, а возле белых входных дверей на стене была приколочена небольшая вешалка на пять крючков -- вот, собственно, и вся второстепенная обстановка.
   Основной же обстановкой служили два сдвинутых вместе буквой "Т" стола, покрытых зелёными тканевыми скатертями. Одна из скатертей была светлее другой, но на каком столе она лежала -- на более длинном, служащим как бы "ножкой" буквы "Т" или на более коротком ("поперечина") - не помню.
   За столами, на старых, скрипучих стульях сидели пятеро мужчин в белых халатах, надетых поверх военных кителей.
   Надеты эти самые халаты были по-разному. У двух мужчин, - более старых, обрюзгших и располневших - сидевших за столом-"поперечиной" - халаты были лишь слегка накинуты поверх формы; у третьего, более молодого, сидевшего слева за столом-"ножкой" халат был надет в рукава, хотя и не застёгнут, а у двоих, сидевших напротив него, халаты были аккуратно застёгнуты на все пуговицы.
   На минутку задержимся относительно внешности двух последних людей. Им обоим можно было дать лет по 25-30, если бы не начавшая пробиваться седина у одного из них, сидевшего ближе к краю.
   На столах же, кроме скатертей, имели место следующие предметы: перед более старшими -- коричневая кожаная папка и начищенный портсигар из нержавеющей стали, который задумчиво вертел пальцами сидевший слева; стол перед парой в застёгнутых халатах был практически полностью скрыт под картонными папками с бумагами, а перед сидевшим напротив них на столе был лишь средних размеров блокнот в переплёте из кожзама и авторучка.
   Сверху всё это освещала сдвоенная люминесцентная лампа.
   Кто же были эти люди? Двое, сидевшие во главе стола были представителями министерства обороны СССР. Звали их Валентин Семёнович и Павел Николаевич(имена изменены, о фамилиях -- тем более умолчу). Тот, кто сидел слева, в незастёгнутом халате, проходил по политчасти, фамилия его была Пунин, имя-отчество не помню.
   Тех же, кто сидели напротив него, звали Владимир Мирославович Храмировский, полковник мед. службы и Константин Анатольевич Кузнецов, его ассистент.
   Собрались же они в этом кабинете, для того, что бы, (как объявил в кратком вступительном слове Пунин) поговорить об исследованиях лаборатории под руководством товарища Храмировского в области выращивания искусственных органов -- в частности: человеческих почек.
   ... ...
   -Собственно, их нельзя назвать искусственными, - сказал Храмировский, - максимум -- искусственно выращенными. Но материал, из которого мы выращиваем почки -- самый что ни на есть натуральный.
   -А из чего вы их выращиваете? - спросил Валентин Семёнович, вертя пальцами портсигар.
   -Из клеточных тканей пациента.
   -Это как? - портсигар в руках Валентина Семёновича замер.
   -В двух словах: берём клеточную ткань у пациента -- и из неё, с помощью нашей установки, выращиваем новую почку.
   -Однако... - пробормотал Павел Николаевич.
   -Таким образом, - продолжал Храмировский, - мы получаем новый, совершенно здоровый, орган, который пересаживаем пациенту вместо больного. Данный метод позволяет во-первых: обойтись без поиска подходящего донора, а во-вторых: гарантирует стопроцентную совместимость тканей.
   -И как вы это проверяли? - спросил Павел Николаевич.
   Храмировский жестом переадресовал эту реплику своему соседу справа. Кузнецов резво встал со стула, открывая одновременно одну из лежащих перед ним папок.
   -Нами были проведены несколько операций, - голос Кузнецова слегка дрожал, - Первоначально, мы экспериментировали на животных, в частности -- на свиньях. Опыты дали положительный результат, после чего мы перешли к операциям на добровольцах.
   -Вынужденных, - добавил Храмировский с места.
   -Простите? - переспросил Валентин Семёнович.
   -У добровольцев был выбор, - ровным голосом сказал Храмировский, - либо решиться на эксперимент, либо умереть в ближайшем будущем. В лучшем случае -- остаться инвалидом до конца дней. Продолжайте, Костя.
   -Значит, добровольцы... - Кузнецов слегка смутился, подыскивая слова, и затем продолжил, -- пациент: рядовой Гаврилов. Диагноз: острая почечная недостаточность левой почки, воспаление. Предыдущим врачом показано удаление. Пациент согласие на операцию дал. Новая почка была выращена из тканей пациента по методу Храмировского и пересажена пациенту вместо поражённого органа. По результатам обследования: реакции отторжения не наблюдается, орган функционирует нормально. По выздоровлении пациент выписан, вернулся в часть... далее... - Кузнецов взял другую папку, - младший сержант Соколенко. Предварительный диагноз: радикулит...
   -Так ему сказал фельдшер в его части, - всё так же с места уточнил Храмировский.
   -Предварительный диагноз: радикулит, - повторил Кузнецов, - окончательный диагноз: острый пиелонефрит обеих почек, опухоль правой. Пациент дал согласие на операцию. Выращенные органы были пересажены в замен поражённых. По результатам обследования: реакции отторжения не наблюдается, оба органа функционирует нормально. По выздоровлении пациент выписан, вернулся в часть. Пациент: Лейтенант Казнюков. Диагноз: проникающее ранение левой почки. Был прооперирован в местной медсанчасти, произведена радикальная нефрэктомия. Затем, узнав о возможности участвовать в эксперименте, с согласия командования добровольно поступил к нам. Новая почка была выращена из тканей пациента по методу Храмировского и пересажена пациенту вместо поражённого органа. По результатам обследования: реакции отторжения не наблюдается, орган...
   -А где он ранение ухитрился получить? - спросил Павел Николаевич, - В Афгане?
   -Его хулиган пырнул заточкой, - пояснил Храмировский, - местные врачи еле спасли парня.
   -М-да... - глубокомысленно протянул Валентин Семёнович.
   -Из Афганистана к нам так же поступали пациенты, - сказал Кузнецов, - Как правило -- уже прооперированные на месте, нам оставалось только вырастить и пересадить орган.
   -Только... как-то у вас всё просто звучит, - сказал Павел Николаевич.
   -И что? Все прооперированные в итоге живы и здоровы? - спросил Валентин Семёнович, мягко постукивая портсигаром по столу.
   -Не совсем так... - Кузнецов взял со стола ещё одну папку, - Пациент: рядовой Рахматуллин. Диагноз: травматическое разрушение правой почки.
   -Отбили поленом в драке, - прокомментировал Храмировский.
   -После выращивания и пересадки нового органа, пациент быстро выздоравливал, однако на десятый день после операции, грубо нарушил режим, приняв внутрь спиртовой раствор неизвестного происхождения. Находясь в состоянии опьянения, пациент отправился в туалет, где, потеряв равновесие, упал, ударившись головой об один из унитазов. Итог: перелом костей основания черепа, летальный исход.
   -Унитаз расколот пополам и восстановлению не подлежит, - прокомментировал Храмировский.
   Сидевший до того молча Пунин, не сдержавшись, коротко засмеялся, замаскировав смех под кашель.
   -По итогам вскрытия выяснилось, что пересаженный орган работал нормально, реакции отторжения не наблюдалось. - продолжал Кузнецов, - Так же нами был произведён особый эксперимент над свиньёй. Суть эксперимента: операция в намеренно нестерильных условиях.
   -Нестерильные перчатки, немытый инструмент, - добавил Храмировский.
   -По итогам операции диагностировано воспаление обоих надпочечников из-за сепсиса. После проведения положенного в таких случаях лечения, оба органа -- и родной и искусственно выращенный -- функционировали нормально.
   -Вплоть до того момента, - сказал Храмировский, - когда хрюшку пустили на мясо.
   -А зачем вы ставили такой опыт? - спросил Пунин.
   -Проверяли имуннозащищённость выращенного органа, - ответил Храмировский, - выясняли, возможно ли будет вылечить пациента в случае повторного заболевания или в случае грязно сделанной операции.
   -Я так понимаю -- итог положительный? - спросил Павел Николаевич.
   -Совершенно верно, - ответил Кузнецов, - таким образом, по факту операций, проведённых на людях, итог таков: из двадцати восьми прооперированных -- у двадцати семи наблюдается полное выздоровление. Проведённые через полгода после операций повторные профилактические обследования каких-либо отклонений от нормы в здоровье пациентов не выявили.
   -Ну, хорошо... сказал Валентин Семёнович, положив портсигар на стол плашмя и придавив его сцепленными в замок кистями рук, - И что же вы хотите, товарищ Храмировский?
   -Если в двух словах, то я хочу от экспериментов перейти к массовому клиническому применению данной методики, - ответил Храмировский, поднимаясь со стула, - Для этого необходимо с одной стороны наладить серийное производство нашей установки для выращивания органов и с другой -- подготовка научных кадров, способных на этой установке работать. Последнее я могу в качестве дополнительной нагрузки взять на себя -- по крайней мере, на первое время.
   -Почему -- в качестве дополнительной? - спросил Пунин.
   -Наша лаборатория -- экспериментальная, - ответил Храмировский, - выращивание почек для нас, можно сказать, пройденный этап. Установка создана, технология отработана и проверена. Сейчас мы уже начали предварительные работы по искусственному выращиванию органов зрения. Мне бы не хотелось, что бы эта новая задача тормозилась из-за того, что я невольно оказался единственным на весь Союз выращивателем почек.
   -Так вы ещё и глаза собираетесь выращивать?! - спросил Павел Николаевич.
   -В перспективе -- не только глаза, но и прочие внутренние органы.
   -Ничего себе... - сказал Павел Николаевич.
   -Поэтому я прошу в скорейшем времени рассмотреть вопрос о серийном производстве моей установки для массового применения её в клиниках и больницах. В том числе -- и что бы развязать себе руки. В настоящий момент ко мне стоит очередь из, примерно, тысячи пациентов, нуждающихся в пересадке почек -- а я, знаете ли, не Иисус Христос, что бы излечить всех страждущих тремя хлебами, то есть одной-единственной установкой.
   -Хорошо, товарищ Храмировский, - Валентин Семёнович натужно поднялся со стула, - обещаю вам в ближайшем будущем рассмотреть ваш вопрос на политбюро. Сами понимаете, нужно будет в случае положительного решения согласовывать его с мин.промом, налаживать производство... На этом, товарищи, считаю наше мини-заседание закрытым.
   Валентин Семёнович спрятал портсигар в карман кителя. Павел Николаевич так же поднялся со своего места, взял в руки кожаную папку -- и оба высокопоставленных лица, после непродолжительных прощаний кабинет покинули.
   ... ...
   -Ну что, Паш, - сказал Валентин Семёнович, когда они уже подходили к входным дверям здания(халатов на ответственных лицах уже не было), - стоит этим делом заняться вплотную?
   -Да на хрен оно мне надо, - ответил Павел Николаевич.
   Они вышли на улицу.
   Было уже темно, установленный над крытым крыльцом фонарь светил бледным светом на заснеженный двор. Служебные "Волги" уже дожидались своих хозяев.
   -А может -- рискнём? - сказал Валентин Семёнович, - Опять же, Юрий Владимирович, думаю, поддержит.
   -Нет смысла, Валя. Ты же знаешь нашу систему. Даже если мы всё это протолкнём через политбюро, - то в лучшем случае первая серийная установка - этого нашего доктора - появится лет через двадцать. А Юрий Владимирович, как ты знаешь, столько не протянет. Да и страна -- тоже.
   -Всё настолько плохо?
   -А то ты не знаешь. - Павел Николаевич уселся в "Волгу", - ладно, Валь, будь здоров!
   Охранник (в звании капитана) аккуратно захлопнул заднюю дверцу служебного автомобиля и затем, проворно усевшись на переднее сиденье справа от шофёра, закрыл переднюю.
   Взревев глушителем, "Волга" тронулась.
   ... ...
   -Владимир Мирославович, одну минутку?
   Храмировский, закрывавший за собой дверь кабинета, оглянулся.
   У стенки коридора, напротив двери, стоял Пунин.
   -Слушаю.
   -Владимир Мирославович, мне нужно с вами поговорить.
   -А нельзя ли в другое время? Мне ещё до дому добираться.
   -Я на машине.
   -Туда дорог ещё не проложили, - усмехнулся Храмировский
   -Это куда же?
   -В Кронштадт.
   -Да, далековато... - присвистнул Пунин, - как вы туда добираетесь?
   -Сначала на метро до вокзала, потом на электричке до Рамбова.
   -Докуда?
   -До Ломоносова. Ну а дальше -- на пароме. Если тумана не будет.
   -Да, дела... Ладно, поедем. До Ломоносова я вас довести смогу.
   -А бензина хватит?
   -Пол-бака есть, по идее -- должно хватить.
   ... ...
   Они уселись в уже успевшую остыть "Волгу" Пунина.
   -Кстати, Владимир Мирославович, - сказал Пунин, запуская мотор, - А вам разве служебный транспорт не положен?
   -Положен. В принципе, я могу сейчас любой "Рафик" из имеющихся в гараже взять.
   -Тогда...
   -У них есть работа поважнее. "Скорая" ведь.
   -Ну да, ну да...
   "Волга" выехала со двора.
   -Владимир Мирославович, у меня к вам один вопрос.
   -Какой?
   -Скажите, а почему вы живёте в Союзе?
   -А где я должен был жить?
   -Ну, учитывая ваш научный потенциал... на Западе, я уверен, его оценили бы по достоинству.
   -Хорошее начало беседы для человека, носящего в кармане диктофон.
   -Он выключен... а что, разве заметно?
   -Вы, когда в кабинете закашлялись, руку ко рту подносили -- и я заметил на рукаве микрофон.
   -Понятно.
   "Волга" остановилась на светофоре.
   -Он выключен, - повторил Пунин, доставая диктофон из внутреннего кармана кителя, - Вот, можете убедиться, держите.
   Храмировский взял диктофон, задумчиво, повертел его в пальцах.
   "Волга" снова тронулась.
   -Между прочим -- сделано в Японии, - сказал Пунин.
   -И что?
   -А то, что наши пока даже до такой ерунды не додумались, которая уже получила в мире широкое распространение. Не говоря уж о производстве, хотя бы и мелкосерийном.
   -Вы намекаете, что...
   -Совершенно верно. А за границей вы могли бы...
   -Видите ли, товарищ майор, - сказал Храмировский, - Основная наша ошибка в том, что люди уезжают за границу, вместо того, что бы сделать "заграницу" здесь, у нас.
   -Боюсь, это уже невозможно, - сказал Пунин, сворачивая на проспект Газа (ныне Старопетергофский).
   -Вы уверены?
   -Владимир Мирославович, не тешьте себя иллюзиями. Уже сейчас, что б вы знали, между нашими странами глубочайшая пропасть. Мы от Запада отстаём лет на двадцать, если не больше.
   -И тем не менее, на западе ещё не научились выращивать человеческие почки.
   -У нас, можно сказать -- тоже. Да, вы -- умеете. Но вы и ваша установка -- одна на весь Союз. Одна на весь мир.
   -Вот поэтому я и просил наладить...
   -Да не будет у нас никто ничего налаживать. Я подслушал разговор этих двух генералов. Если они и решат вопрос положительно -- то первая серийная установка появится лет через двадцать. Только она не появится, потому что никому кроме вас и ваших пациентов она не нужна.
   -Они не хотят брать на себя ответственность?
   -Они хотят спокойно дотянуть до пенсии, Владимир Мирославович.
   Некоторое время они ехали молча.
   -Вот такие дела... - сказал Пунин, - Тогда как на Западе ваше изобретение могло бы получить широчайшее распространение в самое ближайшее время. А там, глядишь, и наши бы его признали.
   -Вы так думаете?
   -Кроме того, там вы могли бы заработать своим изобретением деньги -- и деньги не малые.
   -Так вы предлагаете мне покинуть страну?
   -Этой страны скоро не будет.
   -Не понимаю.
   -Советский Союз просуществует ещё лет десять максимум -- и то, если дёргаться не будем.
   -С чего вы взяли?
   -Не я, Владимир Мирославович... в том-то всё и дело, что это не мои досужие фантазии. Наши аналитики не даром едят свой хлеб.
   -А наверху -- знают?
   -Это-то они знают. Беда в том, что они не знают другого -- а именно: как из этого выбираться? Никто не знает, что делать. Поэтому действуют кто во что горазд. Одни готовят антиалкогольную кампанию, другие в рабочее время ловят прогульщиков по магазинам, а третьи потихоньку переводят золотой запас в заграничные банки.
   -А вы?
   -Я?
   -Ну, ваша служба. Вы что-нибудь предпринимаете?
   -Как вам сказать? Видите ли, Владимир Мирославович, наша организация только со стороны представляется единой, этаким монолитом. И это не только у нас, эта же проблема есть и у Партии в целом. Вместо сплочённых рядов у нас сейчас имеют место несколько группировок, каждая из которых тянет одеяло на себя.
   -Так ведь и порвать не долго.
   -А даже и рвать не надо. Само расползётся.
   -В каком плане?
   -Вам вкратце или поподробнее?
   -Подоступнее.
   -Хорошо... - Пунин на мгновение задумался, - Владимир Мирославович, вы ведь наверное читали о том, что в капиталистических государствах бывает такая вещь, как кризис?
   -Да.
   -В тех же книжках писалось, что в развитом социалистическом обществе кризисов нет и быть не может.
   -Хотите сказать, что авторы этих книг были не правы?
   -Отчасти -- да. В капиталистических странах кризис протекает, как говорят у вас, врачей, в острой форме. Для общества кризис -- серьёзное потрясение, но при этом после кризиса и спада начинается новый подъём. Таких кризисов у нас нет. Однако, это не значит, что у нас кризисов нет совсем. Кризис у нас есть, но он не в острой форме, а, - пользуясь опять-таки врачебной терминологией, - в хронической. Он, возможно, проще переносится населением -- хотя, порой случаются эксцессы -- но при этом длится много дольше и выкарабкаться из него намного труднее.
   -Совсем как гепатит.
   -Вам виднее. Так вот у нас сейчас тот самый кризис в хронической форме. Вроде как всё стабильно -- но при этом стабильно плохо. Советский Союз сейчас -- это океанский лайнер, у которого отказала машина и открылась течь в днище. Он ещё двигается вперёд -- по инерции, и пока ещё держится на плаву. Но лишь немногие понимают, что корабль обречён. Впрочем, к чёрту метафоры, Владимир Мирославович. Простой пример: сейчас во многих братских республиках плавно нарастает сепаратизм. Пока что мы можем его сдерживать, путём гос. дотаций из центра -- но этот "карман" совсем не бесконечен. У нас в стране имеет место колониализм наоборот. Если обычно метрополия грабит колонии, выжимает из них все соки -- то мы свои колонии не грабим, а кормим. А они сосут из метрополии финансовую "кровь", подобно пиявкам.
   -И с этим никто не пытается бороться?
   -Наоборот. Нам мало было Грузии с Арменией -- теперь ещё в Афганистан залезли. Не спорю, уровень жизни в контролируемых Советской армией районах Афгана возрос -- но он возрос в первую очередь за наш счёт.
   -А если прекратить войну и уйти?
   -Тоже ничего хорошего не будет. Потому что после прекращения финансовых поступлений уровень жизни в Афгане рухнет в пропасть. Местного населения там много, и плодятся они хорошо -- а вот есть им, в случае нашего ухода, будет нечего. В итоге мы получим толпу голодного населения, возглавляемого мусульманскими фанатиками. Куда они в итоге попрут -- объяснять, думаю не надо. Так что и уйти нельзя и остаться -- тоже.
   -Они попрут на нас только в том случае, если сумеют, как вы говорите, сплотить ряды, - сказал Храмировский, - на практике же, как учит нас история, в таких случаях в стране наступает череда гражданских войн.
   -Только на это и остаётся надеяться... в случае Афгана, разумеется.
   -Думаете, у нас тоже возможна гражданская война?
   -Я ведь говорил вам о росте сепаратизма. Сейчас многими "там" -- Пунин оторвал правую руку от руля и показал указательным пальцем вверх, - высказывается мысль о необходимости сокращения дотаций Союзным республикам. Угадайте с трёх... нет, даже с двух раз, Владимир Мирославович, после этого сокращения уровень сепаратизма снизиться или возрастёт?
   -Да уж, после такого может начаться такая дружба народов -- что только держись...
   -Вот именно. А разнимать "дружащих" придётся нам. После чего, по закону жанра, мы окажемся виноваты с точки зрения обеих дерущихся сторон.
   -Похоже, что я безнадёжно опоздал, - сказал Храмировский.
   -На паром?
   -Нет, со своими исследованиями. Тут уже не почки -- тут страну восстанавливать надо.
   -Многие из Партийного руководства полагают, что помочь тут может только ампутация, - сказал Пунин.
   -Это как?
   -Есть определённая партийная группировка, которая считает, что единственный способ спасти страну -- это распустить Союз.
   -Если они собираются распустить Союз -- что они спасать собираются?
   -Россию. По их мнению, раз республики Союза питаются главным образом за счёт РСФСР, то следует распустить Союз, предоставив республикам выживать по своему усмотрению. За счёт этого Россия может сэкономить довольно крупные средства, достаточные, для выхода из затянувшегося кризиса.
   -А от республик мы разве ничего не получаем?
   -Экономисты подсчитали -- вложенные средства в полной мере не компенсируются получаемым от республик. Уж лучше напрямую покупать необходимое, чем сорить деньгами.
   -В психиатрии, - сказал Храмировский, - есть такой тест: испытуемому говорят, что при крушении поезда сильнее всего страдает последний вагон. Как уменьшить число жертв?
   -И как?
   -Считается, что человек с расстройством психики посоветует отцепить последний вагон, - сказал Храмировский, - что бы он не пострадал. О том, что в этом случае последний вагон у поезда всё равно будет -- они не задумываются. А когда им об этом говорят -- то они предлагают ещё раз отцепить... И в итоге получается, что отцеплять приходиться все вагоны, вплоть до локомотива. Кстати, а как наверху относятся к этой "отцепной" инициативе?
   -Кто как... - медленно сказал Пунин, - Во всяком случае, Юрий Владимирович рассматривает этот вариант как наиболее вероятный.
   -Даже так?
   -Причём, считается, что чем раньше это произойдёт -- тем лучше. Лучше расстаться сейчас, пока ещё есть какие-то резервы для преодоления переходного периода. Если тянуть, то чем полнее мы их исчерпаем -- тем болезненнее будет разрыв. Потому что... ну вот и Ломоносов. Куда вас тут везти?
   -Пока прямо, а потом, - как мимо вокзала проедем -- направо, через переезд, - сказал Храмировский, - там паромная пристань.
   -Понятно... так вот, если мы будем тянуть -- то в роли голодного Афганистана с гражданской войной окажемся мы все.
   Пунин краем глаза посмотрел на Храмировского.
   Храмировский молча смотрел вперёд, на дорогу.
   -Поэтому, Владимир Мирославович я и предлагаю вам выехать за границу. Пока ещё не стало слишком поздно.
   -За границей я стану чужим, - сказал Храмировский, - Возможно, мне и удастся добиться там многого с точки зрения науки. Удастся, например, выращивать глаза, сердечную мышцу, ещё что-нибудь. Но мне никогда не удастся там стать по-настоящему своим.
   -Это всё лирика, Владимир Мирославович, - сказал Пунин, - Разумеется, всегда тяжело расставаться с родиной -- главным образом психологически. Разрываются все старые связи, вокруг -- чужая земля, чужие люди, неуютно, ощущаешь себя чужим...
   -Именно так.
   -Вот только... ну и дорога же здесь! Вот только что вы скажете, Владимир Мирославович, если вы завтра, через месяц, через год -- не важно -- проснётесь, и вдруг поймёте, что вы стали чужим в своей собственной стране? А страна, в свою очередь, окажется чужой для вас? Ну, вот мы и приехали.
   -Кстати, товарищ майор, а вы не боитесь, что я напишу куда следует о нашей беседе? - сказал Храмировский, берясь за ручку двери.
   -Нет, товарищ полковник мед. службы, не боюсь. Мне будет куда проще прикрыть себе спину, чем вам.
   -Скажете, что это была проверка?
   -Например. И, тем не менее, если надумаете всё-таки, - Пунин сделал многозначительную паузу, пристально смотря Храмировскому в глаза, - свяжитесь со мной.
   -Я обдумаю ваше предложение, - сказал Храмировский, не отводя глаз и не моргая
   -На случай, если надумаете, - Пунин достал из кармана блокнот, вырвал из него листок, записал телефон и передал Храмировскому, - Позвоните вот по этому телефону.
   Храмировский молча убрал листок в нагрудной карман кителя, и начал выходить из "Волги".
   -Ещё минутку, Владимир Мирославович, - Пунин чуть наклонился вправо.
   -Да?
   -Скажите, а вы не планируете случайно вырастить полностью искусственный организм?
   -Если мне не будут мешать, - сказал Храмировский, - то лет через пятнадцать-двадцать.
   -Вы серьёзно?
   -Шучу, разумеется, - Храмировский изобразил подобие улыбки, - Доброй ночи.
   Он вышел из "волги" Пунина, и, не оглядываясь, отправился к приземистому, с крупными круглыми, стилизованными под иллюминаторы, окнами, зданию касс Пароходства.
   ... ...

Санкт-Петербург, апрель 1999

   В ту ночь я очень долго не мог заснуть, постоянно ворочался, то мне казалось жарко и душно, то я вдруг замерзал. Чем это вызвано - не знаю. Может быть тем, что я и так проспал около двух месяцев, (проспал, хм), то ли влиянием незнакомой обстановки. Где-то в глубинах памяти копошилось у меня знание о том, что в непривычной обстановке люди испытывают проблемы со сном. Впрочем, проблема была в том, что я не помнил, отношусь ли я к таким людям.
   Потом мне надоело лежать просто так с закрытыми глазами. Я встал с постели, подошёл к окну, отдёрнул тяжёлые тёмные шторы.
   То, что я увидел в окне - это было что-то! Высоченное, бескрайнее небо бледно-розового цвета над самым горизонтом и тёмно-лиловое выше. Что же до горизонта, то его заполняли горы. Высоченные горы, с покрытыми льдом и снегом вершинами, но, несмотря на их высоту, я смотрел на них вовсе не снизу вверх, нет, ощущение было, что сама наша больница находится на не меньшей высоте. Но не успел я понять, как это может быть, ведь врач говорил, что мы в Санкт-Петербурге, как из-за гор показалось солнце.
   Я никогда в своей жизни ранее не видел восхода солнца. Огромное, багрово-красное светило поднималось над горами, мне казалось, я вижу, как оно пульсирует, переливается, и даже как бы дышит. Поднималось оно невероятно быстро, и когда оно поднялось где-то на метр над вершинами гор, я увидел, как откуда-то сбоку прямо к солнцу несётся ослепительно-белого цвета звезда.
   Я услышал пронзительный свист, закладывающий уши и заставляющий дрожать всем телом от ужаса. Звезда, не долетев до солнца, разделилась на три части, я увидел, как они, увеличиваясь в размерах, падают прямо на горы, и цвет этих осколков был уже малиново-алым, но я не видел, не мог разобрать их формы.
   В одно мгновение оконное стекло покрылось толстым слоем снега, я услышал страшный грохот, стало темно как ночью, пол ушёл у меня из-под ног, я падал куда-то вниз в бездонную пропасть, уши закладывало от шума, но и сквозь него я услышал пронзительный женский крик:
   -Игорь!
   И я проснулся.
   Это был сон, только сон и ничего более, я не ощутил, момента, когда заснул, да и выглядело всё реалистично, по настоящему.
   Хотя и было всего лишь сном, всё увиденное было игрой моего воображения, кроме только одного.
   Я вспомнил своё имя.
   ... ...
   Когда я рассказывал о своём сне Владимиру Мирославовичу, я надеялся, что он удивится, ну хотя бы слегка. Размечтался! Впрочем, может быть, он и удивился, во всяком случае, по лицу его этого заметно не было.
   -Очень хорошо, что вспомнили, - только и сказал он, - Постепенно память должна к вам вернуться. Ну а сейчас вам пора идти завтракать.
   -Кстати, Владимир Мирославович, - сказал я, - А где моя одежда, в смысле та, в которой меня доставили к вам в больницу?
   -Зачем она вам?
   -Да вот... в пижаме этой как-то неудобно, да и...
   -Нагуляться по улицам вы ещё успеете. Примерно через неделю вас обеспечат костюмом, если хотите, мы сможем поехать в магазин, выберете сами.
   Мысли он читает, что ли?! Мне ведь для того моя одежда и нужна была, что бы иметь возможность уйти из больницы. Сам толком не знаю - зачем мне надо уйти, просто предчувствие какое-то неприятное.
   -Конечно, - продолжал Владимир Мирославович, - Вашу старую одежду я могу вам вернуть прямо сейчас, но она, мягко говоря, не имеет товарного вида. Из-за аварии вы потеряли много крови, а что бы снять с вас пиджак нам пришлось его разрезать, так что... - он смущённо развёл руками.
   Собственно, я мог бы и сам догадаться.
   -Думаю, дня через два я разрешу вам прогуливаться во дворе больницы, там вы своим внешним видом никого не смутите.
   -Извините, Владимир Мирославович, - сказал я, - Насчёт костюма - вы это серьёзно?
   -Разумеется, не выписывать же вас в голом виде.
   -Просто я подумал, что лечение и без того...
   -Насчёт стоимости лечения не беспокойтесь. В конце концов, ваш случай для меня имеет не столько коммерческое, сколько научное значение. Не обижайтесь, но вы - эксперимент. Восстановление человеческого организма из того, что осталось от вас после аварии - таких операций у меня ещё не было. Тем более, удачных. В случаях, подобных вашему, врачи обычно предпочитают не вмешиваться, что бы не добавлять страданий. Ну а костюм - "версаччи" я вам и не обещаю. Будет что-нибудь попроще. А сейчас идите завтракать, вам нужно интенсивное питание, нужно набираться сил - это я вам говорю как врач.
   Черти бы его подрали! Нет, как он всё-таки ухитряется отвечать на ещё не заданные вопросы? Эксперимент... выходит, он был не уверен в благоприятном итоге? Решил рискнуть? Брр, неуютно ощущать себя подопытным кроликом. Хотя... если бы он не решился, то я сейчас не имел бы возможности размышлять на эту тему. Блин, чёрные анекдоты в голову лезут. "Как там на том свете, всё хорошо? Пока ещё никто не жаловался".
   ... ...
   Оставим пока нашего пациента наедине с его мыслями (хотя это и не рекомендуется), и перенесёмся чуть севернее, где в своём офисе скучал владелец двух кафе и массажного салона Сергей Утицын, по прозвищу "Лохматый". Прозвище это имело оттенок иронии, так как был Утицын абсолютно лыс.
   В своей жизни он испытывал уважение лишь к одному человеку. Этим человеком не был кто-либо из его родителей, поскольку отца он вообще не знал, а мать его была примитивной алкоголичкой. Этим человеком не был никто из его школьных учителей; школу он всегда ненавидел, учителей - тем более, и потому бросил и то и другое в пятнадцать лет. И уж тем более не испытывал он уважения к своим нынешним подчинённым, поскольку лишь официально его подчинённые числились официантками и массажистками, на деле же его "предприятия" иначе чем бордель, а "сотрудниц" иначе чем проститутками, назвать было сложно.
   Уважал же Утицын - Владимира Мирославовича Храмировского, и только его одного. Были на то весьма серьёзные причины. В своё время Утицына, тогда ещё начинающего сутенёра, серьёзно избили конкуренты. Избиение было крайне направленным: били в основном по тому месту, которое представляет наибольшую ценность для любого мужчины. Так что уважение Утицына к Храмировскому легко объяснимо, если знать, что именно в клинике Владимира Мирославовича Лохматого вылечили.
   Вот и сейчас, когда во двор въехал чёрного цвета автомобиль Храмировского, Лохматый привычно засуетился. Одна из "сотрудниц" немедленно была выслана встречать дорогого гостя, переполненная пепельница была убрана в стол, форточка распахнута (для свежего воздуха).
   Храмировский частенько посещал "массажный салон". А что тут зазорного? В конце концов, у пожилого вдовца, каким, собственно и являлся Владимир Мирославович, не так уж много радостей в жизни. Так почему бы и не воспользоваться, тем более - со скидкой?
   Храмировский, в сопровождении "сотрудницы", вошёл в кабинет.
   "Ну и запашок у него здесь, - машинально подумал он, - мало того, что накурено, так ещё смесь из духов и спиртного. Хоть форточку открыл".
   -Владимир Мирославович, здравствуйте, я очень рад вас видеть, - Утицин, улыбаясь, поднялся из-за стола и вышел навстречу гостю. Пожимая Храмировскому руку, он подобострастно наклонился, и при некоторой доле фантазии это могло сойти за поклон.
   -Здравствуйте, здравствуйте, - Храмировский небрежно уселся в кресло для посетителей.
   -Сегодня вы, я смотрю, раньше обычного. Вам - как всегда? Или желаете чего-нибудь новенького?
   -Сегодня у меня к вам небольшое дело.
   -Я вас слушаю.
   Храмировский в двух словах изложил суть.
   Брови Лохматого приподнялись.
   -Странно... неуверенно пробормотал он, - сейчас подумаем... так, так, так... знаете, есть у меня одна такая, которая может вам подойти.
   -Это хорошо.
   -Достаточно опытная дама... в прошлом как раз была медсестрой, возможно, до сих пор не разучилась уколы делать, так что вам подойдёт.
   -Ну, уколов от неё никто не требует, главное естественность.
   -Разумеется, Владимир Мирославович, разумеется. Правда, сами понимаете, это для вас обойдётся несколько дороже, вы уж извините, но дело в самом деле несколько необычное...
   -Ничего, это не проблема.
   -Ну что ж... я её проинструктирую, как себя вести и сегодня вечером она будет у вас в больнице.
   -Договорились.
   "Готов поспорить, - подумал Храмировский уходя, - что он так же обходителен и вежлив со всеми клиентам... вопрос лишь в том, насколько искренна его вежливость для остальных".
   ... ...
   Книги, книги, книги... было их около трёх десятков. Самых разнообразных жанров и сюжетов. От примитивной порнографии до братьев Стругацких; дешёвые издания в бумажных обложках и солидные фолианты в позолоченных переплётах.
   Видимо, подразумевается, что из них могут возникнуть какие-либо ассоциации, могущие пробудить в моём мозгу воспоминания о моей личности. Видимо, Владимир Мирославович на это рассчитывал, когда распорядился доставить мне в палату эту импровизированную библиотеку.
   Кстати, у него интересная фамилия: Храмировский. Сразу и храм, и мир, и ров, в смысле бездонной пропасти. Непонятная фамилия. Польская, кажется. А может и нет.
   Книги... "Эммануэль" я сразу в сторону отложил. Не то настроение. Не располагает больничная, пусть даже самая уютная, обстановка к чтению о сексуальных похождениях француженки в Таиланде. Потом - может быть. Времени у меня - более чем достаточно, в том числе и для чтения. Оно - как уход в другой мир. Не в лучший, а в другой, в мир, где многое по-другому. Наблюдать, - как бы со стороны, - за людьми, за их судьбами, за их проблемами, за тем, как они из этих проблем выпутываются. Думать. Это наверное самое главное - думать. Пускай даже и о пустяках. Рано или поздно можно начать думать и о более серьёзном и важном, если понадобится. Главное - уметь это делать.
   Кстати, сегодня после обеда я впервые вышел на прогулку, подышать свежим воздухом. Однако, хорош же у них в больнице внутренний дворик! Какое там, это целый парк. Летний сад, только без статуй. Зато с фонтаном. И с большим количеством скамеечек. Пациентов было немного, а может, мне так просто показалось, во всяком случае, я на них особого внимания не обращал. Они на меня тоже.
   Потом... неприятный инцидент случился, и в то же время непонятный. У меня вдруг ни с того, ни с сего закружилась голова. От свежего воздуха что ли? В общем, я присел на одну из скамеечек, а очнулся в своей палате, облепленный датчиками.
   С организмом, как сказал Храмировский, у меня всё в порядке, так что обморок, скорее всего случайность.
   -И, тем не менее, - продолжал он, - Нужно принять кое-какие меры, для вашей же безопасности.
   Меры эти, как выяснилось, заключались в следующем: вечером ко мне в палату вошла молодая медсестра, и, слегка улыбаясь, сказала, что она будет наблюдать за состоянием моего здоровья.
   Была в её поведении какая-то неуловимая чёрточка... вроде лёгкой распущенности что ли. Во всяком случае, то, как она ловко и в то же время небрежно пристроила свою сумочку на спинку моей кровати, было какое-то... не знаю уж что.
   -В каком смысле - наблюдать? - спросил я.
   -В том смысле, что я буду здесь у вас дежурить, и следить, что бы у вас всё было хорошо.
   Голос у неё был достаточно мелодичный, но как будто бы специально натренированный. Впрочем, я решил не обращать на это внимания.
   -Зачем? - сложно было придумать вопрос глупее.
   -Так распорядился Владимир Мирославович. Я у вас буду дежурить в ночную смену, а днём будет другая медсестра.
   Постепенно мы разговорились. Выяснилось, что зовут её Таня, что она: "вообще-то тут временно подменяет одного человека", а так она работает в другом отделении больницы.
   -А вас как зовут? - спросила она.
   -Игорь.
   Было приятно это сознавать, что я действительно это знаю, помню это. А ведь совсем недавно не знал.
   -А что у вас болит?
   -Да, в общем, сейчас - ничего.
   -А вообще? Говорят, что вы попали в аварию?
   -Наверное.
   Она засмеялась.
   -Как это? - в её вопросе, как и в смехе не было ничего обидного.
   -Просто у меня потеря памяти.
   -Правда?
   -Да.
   -И что, вы совсем ничего не помните?
   -Да нет, что-то помню, что-то нет.
   -А это больно?
   -Что?
   -Ну, когда память теряешь?
   Вот это вопрос! Я невольно хохотнул.
   -Нет, совсем не больно, просто непонятное ощущение, будто не хватает чего-то, и сам не знаешь чего.
   -Понятно. А это ваши книги?
   -Это мне Владимир Мирославович одолжил.
   -Зачем?
   -Что бы я ума набирался. Просто он говорит, что память ко мне постепенно вернётся, а чтение может этот процесс ускорить.
   -И как, ускорил?
   -Пока незаметно.
   Примерно в таком духе мы с ней и болтали. Потом она предложила почитать мне.
   Я улёгся в кровать, поверх одеяла, она устроилась в кресле рядом. Голос её неспешно журчал, палата наполнилась негромкими стихами. До сих пор не знаю: Пушкина она читала или Лермонтова. А впрочем, какая разница.
   Потом она отложила книгу, опять начался этакий беззаботный трёп.
   Время преспокойно текло мимо нас, и когда я увидел, что на часах уже начало одиннадцатого, я, честно скажу, удивился.
   -Таня, так ты, значит, будешь дежурить всю ночь? - спросил я. (К тому времени мы уже были на "ты").
   -Ну да.
   -И не боишься?
   -А что в этом такого страшного?
   -Ну, всё-таки, женщина в одной комнате с мужчиной ночью...
   -А разве мужчина может сделать с женщиной ночью в одной комнате что-то, чего следует бояться?
   Это уже явно выходило за рамки простой пустословной беседы, но в её глазах уже горел дьявольский огонёк, да и меня уже откровенно занесло, и останавливаться не было никакого желания.
   -А ты не боишься, - сказал я, - что я попытаюсь, например, тебя изнасиловать?
   Произнеся это, я ждал ответа. И дождался. Но откровенно неожиданного.
   -А зачем насиловать, - она облизнула себе губы, - когда можно уговорить?
   -А есть шанс уговорить?
   Она кивнула, плотоядно улыбаясь.
   Я вопросительно поднял левую бровь.
   Она согласно моргнула. Затем она неуловимым движением покинула кресло, подошла вплотную к моей кровати, присела возле неё, провела правой ладонью по моей щеке, затем нагнулась, и мы поцеловались. Губы её на вкус напоминали, как ни странно, что-то вроде булочки с маком, но это не имело значения, хотелось просто целовать их, эти алые, в меру пухлые губы. Целовать не отрываясь...
   ... ...

Ленинград, 15 апреля 1984 года.

   Константин Кузнецов торопливо выскочил из остановившегося возле Воен.мед.академии трамвая.
   Кузнецов торопился. С того момента, как в коммунальной квартире, где Кузнецов жил, раздался телефонный звонок -- прошло более двадцати минут.
   Трубку взяла соседка по квартире, бабуля древних лет, ещё императора Николая второго заставшая, но со слухом практически распростившаяся. И потому Храмировскому -- звонил именно он -- пришлось говорить много громче, чем он привык, что бы объяснить, кто он, что хочет и кого к трубке позвать.
   Когда же Костя взял трубку -- Храмировский был более, чем краток: "Ты мне нужен, срочно приезжай в академию!"
   И -- всё.
   Кузнецов терялся в догадках -- что могло такого случиться, что шеф выдернул его на работу в воскресенье? Обычный выходной, субботник только через неделю. Конечно, последнее время работы было невпроворот -- но с другой стороны, дежурная смена всегда справлялась.
   -Владимир Мирославович, разрешите? - спросил Кузнецов, входя в кабинет Храмировского (тот самый, только столы уже были расставлены по местам) -- и замер, ошарашенный.
   Храмировский, стоявший у задёрнутого занавесками окна, был без обычного медицинского халата, в полной военной форме, а на плечах у него...
   Кузнецов невольно вытянулся.
   -Товарищ генерал-майор мед. службы, разрешите обратиться?
   -Вольно, Костя, вы не на строевой подготовке.
   -Владимир Мирославович, это когда вам присвоили?
   -Час назад.
   -Ну, поздравляю! Многих вам звёзд...
   -Поздравлять пока рано. Садись.
   Кузнецов сел к столу на скрипучий деревянный стул. Храмировский уселся напротив.
   Их разделил стол.
   -У меня для тебя две новости, - сказал Храмировский, - хорошая и другая. Хорошую ты уже увидел, - Храмировский коснулся пальцами правой руки левого генеральского погона, - Но есть и другая.
   -Какая -- другая?
   -Видишь ли, это -- Храмировский опять коснулся пальцами погона, - Глазурь.
   -Глазурь?
   -Глазурь. Знаешь, лекарства -- они горькие на вкус. Поэтому, что б ребёнок не выплюнул сразу невкусную пилюлю -- её покрывают глазурью. Так вот, Костя, погоны -- это глазурь. А пилюля заключается в том, что я еду в Афганистан.
   -Как в Афганистан? Когда?
   -Сегодня вечером отправляюсь. Приказ уже подписан, документы на руках. С семьёй я уже попрощался, так что осталось одно.
   Храмировский наклонился вперёд, положив перед собой руки на стол. Кузнецову эта поза шефа почему-то напомнила Египетского сфинкса.
   -Ты, Костя, остаёшься теперь за старшего, вместо меня. Понял?
   -Да.
   -Дальше: у меня для тебя будут две задачи. Задача первая -- продолжить начатую нами работу. И задача первейшая -- сохранить в целости и сохранности всё то, что мы уже смогли сделать. Понял?
   -Понял.
   -Сохранить любой ценой. Любой. Ценой жизни или ценой чести -- неважно. Но -- сохранить. Помни, ты это делаешь не для себя, не для меня -- для всего человечества. Для тех, кто живёт сейчас, и для тех, кто ещё родится. Понял задачу?
   -Сохранить любой ценой.
   -Верно, суть ты ухватил. Далее: дела тебе я сдавать не буду, ты и так в курсе всего. Если кто-то из нашей группы будет возражать -- расправляйся с ними по закону военного времени.
   -Вы серьёзно?
   -Шучу, - Храмировский слегка улыбнулся, - Но тем не менее, за дисциплиной следи. Дело тяжёлое -- но ты парень крепкий, осилишь. Ну, собственно, и всё. Вернусь -- проверю, как ты справился. Так, чемодан мой уже в машине, машина -- ждёт внизу... вроде ничего не забыл. Значит -- пора. Бывай здоров, Костя.
   Храмировский поднялся и двинулся к выходу.
   -Владимир Мирославович, а как же... вы вот так вот -- и уйдёте? Толком не попрощавшись?
   -Долгие проводы -- лишние слёзы, - Храмировский подошёл к двери, - Тем более, что я ещё вернусь.
   ... ...

Санкт-Петербург, апрель 1999.

   Проснулся я уже утром. Я лежал под одеялом, в пижаме.
   Разумеется, никакой сумочки в изголовье не было, а в кресле сидела какая-то пожилая медсестра, видимо как раз та, из дневной смены. Такая бодрая бабушка в очках.
   Я поздоровался с ней. Как оказалось, звали её Зинаида Васильевна.
   Мы немного поговорили. Так, ни о чём.
   Откровенно говоря, я чувствовал некую неловкость. Хорошо, если в пижаму меня одела Таня, а если это пришлось делать этой пожилой? Хм...
   Но, однако же, в какое же я бревно превратился, если даже не чувствовал, как меня одевают! Да, прав Владимир Мирославович, сил мне надо ещё набираться и набираться.
   Хорошо хоть, что мне, наконец, разрешили питаться в палате. Поначалу Храмировский заставлял меня есть в столовой. Сразу скажу: это - не моё. Не люблю есть при посторонних, особенно, когда их много. Правда, в столовой у них редко когда больше десяти человек было, да и столовая... мини-ресторан скорее, чем столовая. Во всяком случае, первая в моей жизни столовая, в которой не пахнет чем-нибудь кислым или пригоревшим. Но и бог с ней.
   Кстати, откуда у Храмировского такие деньги? Ведь готов поспорить, когда-то всего этого великолепия здесь не было. Были тут ободранные стены, крашенные бледно зелёной или не менее бледной синей краской, а палаты были переполнены и в коридорах тоже стояли койки, а в столовой стояли железные столы и пахло кислятиной. Это какие средства нужно было вложить, что бы создать здесь такое великолепие? Да и то, не просто вложить, думается мне, всё это деньги приносит. Тоже немалые. Во всяком случае, у Храмировского две машины. Обе чёрные, блестящие - загляденье. Одна, правда, у него не совсем своя... парадно-выходная, что ли. Как фрак. Служебная. А вот вторая -- своя, в личном пользовании.
   Так вот за завтраком (кормят отменно!) я и размышлял о деньгах в чужом кармане, пока вдруг не выплыл из глубин памяти образ Таниной сумочки. Внутри ещё были какие-то бумажки, и, кажется, деньги... бумажки и деньги, бумажки и деньги, бумажки... бумажник.
   Я чуть столик свой не перевернул. Вскочил, по палате заметался. Зинаиду Васильевну перепугал, она уж решила, что у меня припадок. Тут уж я взял себя в руки, успокоил её, а сам-то успокоиться не могу.
   Я вспомнил свой бумажник, понимаете? Он был коричневый, кожаный, на молнии, а внутри, кроме денег были ещё всякие записки, бумажки и... документы.
   Отчётливо помню (теперь) как доставал этот лопатник перед гаишниками, и доставал оттуда права... сбоку там кармашек был, прозрачный, а мент уже ни о правах, ни о протоколе не думает, а только, как бы денег срубить... сколько раз я так выкручивался, когда спешил, менты ведь протокол по полчаса пишут!
   Во-от. Но это что, просто стало понятно, как я остался без документов, да ещё и вне машины. Как-никак иномарка, там двери от удара не распахиваются, да и ремень безопасности я пристёгиваю всегда - что-что, а это я и не забывал. А ситуация могла быть простая: какой-нибудь случайный свидетель аварии решил мне помочь. Вытащил меня из машины, уложил на асфальт, может быть и "скорую" вызвать хотел, сердечный. Да только увидел, или, пока тащил, нащупал бумажник. Ну, и решил проверить, а проверив - не удержался, да и хапанул всё вместе. А потом ему... или, к примеру, ей, кто знает - стало стыдно. Или спугнул кто. Короче, опасаясь быть уличённым в ограблении, этот кто-то, недолго думая, отвалил в неизвестном направлении.
   Добряк он наш! Ладно, деньги бы вытащил, а так затырил вместе с документами... а может менты? Осмотрели тело, опаньки - лопатник! С деньгами! А зарплата у них маленькая... документы? Какие документы, гражданин, вы о чём? Не было там ничего. И лопатника никакого не было. Такая примерно логика.
   Дела... впрочем, ладно, документы восстанавливать - тот ещё бегаторий конечно, но ничего, главное, что теперь я хотя бы помню на какое имя восстанавливать. На имя Алексеева Игоря Анатольевича. Это меня так зовут. Сегодня утром вспомнил полностью.
   Владимир Мирославович говорил, что как только я чего-либо вспомню - немедленно ему сообщить. Но с этим у меня облом вышел. Оказалось, что Владимир Мирославович на операции, велел не беспокоить.
   Ну, не беспокоить - так не беспокоить. И я направился на прогулку.
   Голова, к счастью, на этот раз не кружилась и в обморок я не падал. Что вот меня удивило: роскошный парк, а народу мало. Или всем здесь лечащимся прогулки эти надоели или что... прохладно, не май месяц, конечно, но всё равно. Как-то пусто.
   Странные мы всё-таки существа. Была бы сейчас тут тьма народу - так меня бы это раздражало. Ну а как же? Наверняка нашлась бы мамаша с ревущим ребёнком; какая-нибудь бабуля, которая смотрит на тебя как на врага народа; а то и какая-нибудь пропитая морда. И всю красоту бы они опошлили. Тем более, шум-гам был бы. А так вот, видите ли, тишина ему не нравится. Да, понимаешь, что имел - лишь потеряв. Как в анекдоте, где мальчик прибегает к отцу и спрашивает: папа, что такое счастье? Папа задумался, а потом говорит: подожди сынок, вот ты вырастешь, встретишь красивую девушку, женишься на ней, у вас будут дети - вот тогда ты поймёшь, что такое счастье... но будет уже поздно.
   В это время мне послышались какие-то голоса, откуда-то слева. Как вы думаете, что я сделал? Правильно, пошёл на звук.
   Идти пришлось не далеко. Под здоровенным деревом (не силён я в ботанике, дуб от ели ещё отличу, а там что росло - без понятия) был установлен широкий, обитый металлом, стол. Вокруг стола сидели четверо. Двое из них - вроде как санитары, один - непонятно, вроде из больных, а вот четвёртый... мама родная - шкаф живой видели когда-нибудь? Вот что-то вроде, в футболке и джинсах. Лапы - яблоко в кулак зажмёт - и не видно будет.
   Судя по всему, собрались они там не просто так. Они о чём-то яростно беседовали, и если бы не периодические взрывы хохота, я бы решил, что они драться собрались. Всё это сопровождалось размеренным стуком.
   Когда я подошёл ближе, один из "санитаров" яростно вскрикнул:
   -Даже не вздумай!
   Хрясь! - сидящий справа от него "пациент" чем-то шандарахнул по столу.
   "Санитар" вытянулся.
   Ид-диот! - протяжно произнёс он.
   -Что, оттяпали? - поинтересовался другой санитар, в белой кепке.
   Остальные захохотали.
   -Да ну его нахрен, нет бы в пять сыграл!
   -Ходи, ладно глотку драть.
   "Санитар" глянул себе в руку.
   -Ходи... - проворчал он, - фигли ходить... хоть так.
   Он стукнул по столу.
   -Аг-га, - произнёс "Шкаф" - ну тогда, - он рубанул по столу своей лапищей, - р-рыба! Здесь три - он бросил на стол какую-то фишку.
   По моим нервам пробежал ток. "Домино" - это слово как само всплыло в памяти.
   "Пациент" увлечённо считал очки, затем посмотрел в сторону "санитара" и задумчиво произнёс:
   -По моему, кому-то хватит.
   -Где? Как хватит?
   -Ну как... пятьдесят три было. И сейчас пятьдесят девять.
   -Блин, - санитар откинулся назад, затем обернулся в мою сторону, - не, ну видал, а? Отрубил пятерочного, а теперь радуется.
   -Сам виноват - сказал "Кепка" - не надо было под рыбу давать.
   -Так других не было!
   -Хорош трепаться, место освобождай, - всё тем же задумчивым тоном произнёс "Пациент". Потом он сказал мне:
   -Садись, мешай. Играть будешь?
   Странная фраза, да? Но отказываться я и не подумал.
   Мешая костяшки по блестящей поверхности стола, я вспомнил все нехитрые правила этой игры. Казалось, что последний раз я играл ещё вчера.
   Мы разобрали костяшки.
   -Ну что, - сказал "Пациент" - с аза заход!
   "Шкаф" с силой рубанул по столу.
   -Стол проломишь! - сказал "Кепка", - блин, а и нету!
   -Ну, тогда в три, - стукнул по столу "Пациент". Я заметил на руке у него перстень с брильянтом, но мне было не до того. Со словами: "под разворот" я с грохотом поставил "три-пять"
   -Ты что творишь? - заорал "Кепка"
   -По азам, - "Шкаф" тихонько поставил "пять-один".
   -Да блин!
   -Так тебе и надо - сказал "Санитар" стоящий рядом.
   -Отвали!
   -Так, а как теперь... - сказал "Пациент"
   -Ходи давай! - нетерпеливо сказал "Шкаф".
   -Спокойно, спокойно. Это ж не шахматы, тут думать надо.
   Все, и я в том числе, хохотнули.
   "Пациент" походил.
   -Ну, накидывай! - рявкнул "Шкаф" нарочито-грозным голосом.
   -Да нечем накидывать, - я стукнул по столу, словно вбивая в него фишку.
   -Другую не поставить было? - шкаф с досадой поставил "троешный" дупель.
   -Ну наконец-то, - "Кепка" поставил "три-шесть"
   -Но пассаран! - рявкнул "Пациент" рубанув по столу, - "шесть-шесть" не пройдёт!
   -Да нет у меня двоек, - с досадой сказал я, ставя "один-четыре"
   -Насверлить не мог! - "Шкаф" поставил "четыре-пять"
   -Интересные шляпки, блин, носила буржуазия, - ни с того ни с сего сказал "Кепка", - двумя!
   -Ну, и нафига тебе это было нужно? - с укоризной поинтересовался "Пациент".
   -Что, нету? - радостно спросил "Санитар".
   -Не дождёсси.
   Хрясь!
   -Ну и сыграл! - как бы возмутился я.
   -Ну не в пять же играть, - сказал "Пациент" миролюбиво.
   -Ладно, что есть - то и ставим - шандарахнул я по столу.
   -А и нету - "Шкаф равнодушно пожал плечами.
   -А и не надо, - "Кепка" поставил "пусто-четыре".
   "Пациент" хитро улыбнулся.
   -Ну что, ребята, - радостно сказал он, пришёл кому-то цугундер-шванц! Рыба!
   -Мне стыдно, что я вас знаю! - как бы злобно сказал "Шкаф", бросая на стол фишки.
   Все понимающе рассмеялись: там было "шесть-шесть" "шесть-четыре" ну и ещё что-то.
   -Ладно, хоть не разовый.
   -Да ну? Сколько там?
   -Семьдесят.
   -Мало.
   -Так половина пустышек.
   -Меси давай!
   "Шкаф" ловко смешал фигуру (см. выше) перевернул фишки, и ласково - по-другому не сказать - стал перемешивать.
   Затем он чуть оттолкнул их от себя, и рявкнул:
   -Разбирай!
   ... ...
   Заигрались мы до того, что на обед опоздали.
   Впрочем, суть не в том. Просто я вспомнил, что играл в эту игру неоднократно. Только тогда народу было больше, и вокруг было накурено, и потом, здесь играли на два конца, а у нас в автоколонне - на четыре, в закрывашку. Причём, сдавали на пятерых: по пять каждому и три на прикуп.
   Да, у нас в автоколонне. Теперь я уже окончательно помнил, где я работал, а главное кем.
   В тот проклятый вечер я вернулся из рейса. Из Финляндии. Было это поздней ночью, устал я страшно. Всё-таки по зимней дороге с сорокафутовым прицепом за спиной -- пусть даже тягач и иностранного производства -- это вам не шутки. Валерка-механик ещё тогда предложил в "офисе" - служебном помещении ихнем - переночевать. Но я отказался и поехал домой.
   Вот и приехал.
   Обо всём этом Храмировскому я рассказал, но как-то без огонька. Хотелось мне плюнуть на это всё. На всю эту больницу, на все эти палаты, на всё.
   К своим хотелось. К Толянычу, Юрке-сахарину, Толстому, Сашке Яворскому. Эх, ребята, где-то вы сейчас? То, что вы меня найти не смогли - так это фигня, вы может, и газет тех не читали, где моя фотография была.
   Хотя, чудно конечно...
   Чёрт, сорваться бы отсюда да в автоколонну.
   Интересно, в каком районе эта их больница находится? Если не далеко - то есть шанс сбежать.
   -Значит, вы шофёр, - медленно, как бы раздумывая, произнёс Храмировский, - ну что ж, может быть стоит попробовать...
   -Послушайте, Владимир Мирославович, я не знаю, что за эксперимент вы ещё хотите на мне опробовать, но...
   -Вам это не нравится, - закончил он мою мысль, - Согласен с вами, никому не хочется быть подопытным кроликом. Но в данном случае - это не то, что вы думали. Пойдёмте со мной.
   И я пошёл. А куда денешься? Признаюсь, пока мы шли по длинным, как бы бесконечным коридорам больницы у меня не раз мелькала шальная мыслишка: а что, если двинуть любезного доктора по голове и смыться? Но не стал я этого делать. Без документов далеко не убежишь, ясен пень. Да и Храмировский... ну его к чёрту, в самом деле. Конечно, лет ему много, но стариком его уж никак не назовёшь. И что может получится, если попытаться ему по голове дать я не стал и выяснять. Вон он как бодро вышагивает, спина ровная, ни одышки тебе, ни шарканья.
   Наконец мы вышли на улицу. Точнее, во внутренний какой-то дворик. Ну что про него сказать: дворик как дворик. Крупный, конечно. Больница оказывается, этаким прямоугольником построена. И огромная же! Первый этаж одной из стен занимали несколько... гаражей, что ли. Встроенных. Короче, несколько ворот белого цвета. Знаете, типа шторки такой ворота, вверх поднимаются.
   -Подождите меня здесь, - сказал Храмировский.
   Я остался стоять возле двери, а он всё так же резво пересёк дворик, и исчез в одном из этих гаражей, только дверь щелкнула.
   Ну хорошо, а кто мне скажет, а что, собственно, он задумал? И сколько я его тут ждать буду?
   Через пару минут одни из этих ворот открылись. Я услышал звук мотора, и во двор выехала "скорая".
   Храмировский вышел из машины, и, не закрывая дверцу, сказал:
   -Садитесь.
   К "скорой" я шёл будто полчаса. Мне так показалось. В машину я едва влез, зацепился там за что-то неудачно, а когда, наконец, разместился на сидении, то вдруг заметил, что левое колено у меня дрожит.
   Я захлопнул дверцу. Приборы смотрели на меня, равнодушно подрагивая стрелками. Высокое лобовое стекло, широкий обзор. Конечно, по сравнению с седельным тягачом, "скорая" - малыш, но мне показалось, что сижу я очень высоко. Высоко сижу - далеко гляжу. Что ж, поехали.
   Про остальное рассказывать неинтересно. Тронулся, проехал пару кругов по двору, разок развернулся, да и заехал себе задним ходом прямо в этот их гараж. Заглушил. Вылез.
   Машина стояла ровненько, было чем похвастаться.
   Подошёл Храмировский.
   -Ну, как впечатления?
   Я пожал плечами.
   -Нормально. Непривычно только.
   ... ...

Ленинград, апрель 1989 года.

   Возле кооперативного кафе, расположенного чуть не в самом центре города, стоял человек в длиннополом коричневом пальто.
   Лицо человека сильно отличалось от окружающей его бледно-серой Ленинградской действительности сильным загаром.
   Встречу возле этого кафе Храмировскому (а этим загорелым человеком был он) назначил Кузнецов. Храмировский пришёл вовремя, Кузнецов немного задерживался.
   Минут через десять к кафе подъехала иномарка. Вышедшего из-за руля полноватого, начинающего лысеть человека Храмировский узнал не сразу, а когда узнал -- то удивился.
   Раньше Кузнецов выглядел по другому.
   -Владимир Мирославович! Сколько лет, сколько зим! - Козлов подошёл, радостно улыбаясь, - Живые и невредимые!
   Козлов сделал какое-то неловкое движение, видимо собираясь Храмировского обнять, но затем, видимо не решившись, просто протянул руку.
   -Да, Костя, много лет прошло, - Храмировский руку пожал.
   -Давно вы из Афганистана?
   "Привет Конан-дойлю", - подумал Храмировский, а вслух сказал:
   -Да нет. Недавно.
   -Ну, так это надо отметить. Пойдём, тут у них кормят более чем сытно.
   Они подошли к кафе. Храмировский шёл впереди -- и именно ему заступил дорогу детина в отглаженном костюме.
   -Закрыто, - сказал детина.
   Храмировский остановился, но тут вперёд вышел Кузнецов.
   -Так, мальчик, - он сунул детине в нагрудной карман пиджака червонец, (тогда это были деньги и не малые) - иди отсюда, не мешай!
   -Так бы и сказали, - детина моментально сменил угрюмое выражение лица на радостную улыбку, - проходите пожалуйста, будьте как дома!
   ... ...
   Они сидели за столиком. Столик не то, что бы ломился от явств, но явно превышал среднестатистические показатели наполненности столов в среднем по стране. Правда, дорогой коньяк Храмировский пригубил, - "За встречу" - можно сказать, чисто формально, но в остальном питался с аппетитом.
   -Ну, Владимир Мирославович, рассказывайте, как вы тут живёте? Устроились куда?
   -Да пока никак. Проживаю Афганские командировочные, посещаю разнообразные собрания ветеранов-интернационалистов, организуемся потихоньку...
   -Владимир Мирославович, а страшно было в Афгане?
   -Заведовать крупнейшей областной больницей? Конечно страшно.
   -Как -- больницей?!
   Глядя на удивлённое лицо Кузнецова, Храмировский невольно улыбнулся.
   -А ты думал, Костя, - сказал он, - Что я там по горам с автоматом бегал?
   -Так у них там ещё и больницы есть?
   -Во всяком случае, при мне -- была. Ты, наверное, представлял себе Афганистан одним большим диким кишлаком? Нет, мне там обеспечили все условия, вплоть до отдельного кабинета с кондиционером. Хотя, конечно, практику я там получил -- богатейшую.
   -Раненые?
   -Ну да... операции, ампутации, сращивание перебитых костей... если было что сращивать, конечно. Ну и ожоги различной степени -- в большом количестве.
   -Ожоги... это, которые в танке горели?
   -Кто где. Кто в танке, кто в БТР-е, кто в грузовике... последних, кстати, было больше. А то один капитан чайник свежевскипевший себе на причинное место уронил. Кипятком себе всё там ошпарил.
   -Владимир Мирославович! - укоризненно произнёс Костя, - я ж чуть не подавился!
   -Да ладно, там всё зажило, не переживай. Зажило и сохранило работоспособность. Тем более, что бывало и пострашнее.
   -А вы там только наших лечили?
   -И местных тоже. Наши раненные были так, дополнительным блюдом. А в основном -- афганцы.
   -Лечили их?
   -И лечил, и учил. Подготовил там несколько специалистов-медиков -- в меру возможности, конечно, но краснуху от скарлатины они теперь отличают.
   -Я думал -- одно и тоже...
   -Позор моим сединам... и этому человеку я доверил руководство лабораторией! Кстати, что с ней случилось?
   -Ну, как сказать...
   -Как есть.
   -Если как есть -- то сразу после вашего отъезда нас стали душить.
   -В каком плане?
   -Ну, создали все условия, что бы мы прекратили существование как работоспособная лаборатория. Не напрямую, конечно -- но знаете... как говорят, диктатора Корнелия Суллу загрызли до смерти вши. Вот и нас этакими мелкими вшами начали зажирать...
   -А потом?
   -А потом -- нарисовался Пунин.
   -Это этот, майор?
   -Теперь уже полковник.
   -Быстро у них.
   -Вам, кстати, Владимир Мирославович, звёздочек не добавили?
   -Одну.
   -Так надо обмыть!
   -Толку-то... всё равно я их не ношу. Так что Пунин? Предложил эмигрировать?
   -Откуда вы знаете?
   -Он и мне предлагал.
   -А вы?
   -Ни да, ни нет.
   -Ясно... любопытная многоходовочка выходит.
   -Ты о чём?
   -Ну как: предлагают сначала вам, как руководителю. Вы -- упрямитесь. Тогда вас срочно удаляют куда подальше, и повторяют атаку на нового руководителя.
   -А ты что?
   -А что -- я? Сказал, что подумаю, а потом смотрю -- дела-то швах, совсем добивают, давят на корню.
   -И ты согласился? - вопрос Храмировского звучал как утверждение.
   -А что оставалось делать? Тем более, Владимир Мирославович, вы ведь сами сказали -- любой ценой сохранить лабораторию. Вот я этому Пунину и задвинул условие: либо все -- либо никто. Со всем оборудованием. Ну, он поначалу, поворчал...
   -Спорим -- для виду?
   -Что?
   -Для виду поворчал. Готов поспорить, что он этого и добивался.
   -Зачем?
   -Откуда я... так чем в итоге кончилось?
   -А кончилось всё хорошо. Лабораторию сейчас включили в состав одного ФРГ-шного концерна.
   -Чем они занимаются?
   -Фармакология, медтехника всякая... в общем, мы им очень даже ко двору пришлись. Пунин всё устроил. Он же раньше в Западной Германии работал полулегально, - вот, видимо, связи навёл. Вот. Меня, правда, выпускать не хотели -- военнослужащий же, на закрытом предприятии работал. Академия наша, оказывается, секретный объект.
   -И что?
   -Пунин оформил это знаешь как?
   -Как?
   -Как строго секретную работу под прикрытием, ну, по своему ведомству. То есть, я туда уезжал как бы Штирлицем таким.
   -А здесь как оказался?
   -А у нас теперь тут, в Ленинграде, совместное предприятие организовывается. Немцы, из этой конторы нашей, и - местные.
   -А немцам-то зачем это надо было -- сюда лезть?
   -Ну, как... деньги зарабатывают. И потом: не все захотели уехать. И не все смогли.
   -Понятно.
   -Вот... так что собираем сейчас элитную частную клинику, совместно с научно-исследовательским мединститутом.
   -Хорошо устроились.
   -В целом, конечно, устроились неплохо. При деньгах да ещё под ГБ-шной крышей.
   -В смысле -- под крышей? На Литейный что ли перебрались?
   -Да нет, - Кузнецов рассмеялся, - я о другом. Сейчас ведь как: решает человек стать кооператором -- пирожки печь. Ну, или вот кафе такое открыть. Открывает, начинает работать. Потом, однажды вечером к ему приходят крепкие ребята в кожаных куртках, и объясняют, что он поставил предприятие своё на их земле, и надо бы заплатить. Сумму при этом заряжают космическую. Кооператор наш в панике, естественно -- денег-то ещё нет, тем более -- таких. "Не волнует, - отвечают крепкие ребята, - не будет денег -- будем бить". И уходят. Кооператор начинает суетиться, искать выход... и тут на помощь ему приходят другие ребята в кожаных куртках. Утирают ему слёзки и говорят, что мол, готовы гарантировать кооператору полную безопасность и защиту -- по современному - "крышу", - в обмен на некую скромную сумму в месяц. Сумма, как правило, намного меньше той, что зарядили первые ребята. Довольный кооператор платит, и его никто не бьёт, а довольные ребята в кожаных куртках -- и первые и вторые -- получив деньги вместе пьют пиво.
   -Добрый и злой следователь...
   -Типа того. Вот, а у нас, стало быть такой крышей является госбезопасность. А что, тут как-то раз ребятки пытались подвалить, на тему денег. Ну, без лишних наездов, конечно -- но так, немножко давили.
   -И что?
   -Что... показал им гебешную корочку, и сказал, что такие вопросы я в принципе решать не могу, но если они хотят, то могут обратиться на Литейный, за разъяснениями, - Кузнецов довольно рассмеялся, - В итоге, эти ребята рванули прочь, только каблуки по лестнице застучали.
   -Так вы, значит теперь -- кооператоры?
   -Типа того. Оказываем населению медицинские услуги за денежку -- ну, помимо научной работы, разумеется, её немцы оплачивают.
   -Понятно... А милиция, кстати, как на этих ребят в кожаных куртках смотрит?
   -Володь, я тебе так скажу: за их зарплату я б даже, не к столу будь сказано, в туалет -- подумать - не пошёл бы. Надо им больно -- спасать чужие деньги разным кооператорам. Тем более, что многие из них -- многостаночники.
   -То есть?
   -Ну как... с восьми до пяти он в милицейской форме, а после пяти -- надевает кожаную куртку.
   -Как оборотень -- в волчью шкуру?
   -Как-то так.
   -Мда... Ну и положение тут у вас.
   -Да вроде неплохо устроились.
   -Я про страну в целом. У вас же тут сейчас даже похуже Афгана.
   -Между прочим, насчёт страны. Слухи ходят, что, как ты говоришь, "в целом" - ей осталось быть не долго. Прибалтика уже, считай, отделилась. Так что, как говориться, процесс пошёл.
   -Дела... знаешь, Кость, я вспоминаю слова этого нашего полковника. Однажды, говорит, вы проснётесь, и вдруг поймёте, что вы стали чужим в своей собственной стране. А страна, в свою очередь, окажется чужой для вас.
   -Не только, Володь, - видно было, что Кузнецов слегка захмелел. Он-то в отличие от Храмировского от коньяка не отказывался, - Я тебе так скажу: сейчас все стали друг другу чужими. Страна рушится на глазах -- и всем пофиг.
   -Спасать не хотят?
   -Говоря флотским языком, Володь, бороться за жу... за живучесть никто и не собирается. Все спешно растаскивают добро по шлюпкам, а тем, кому шлюпок не досталось - сколачивают плоты из подручных материалов. У нас тут ещё, между прочим, в Ленинграде, ещё жить можно, несмотря на все эти талоны-карточки. А ведь кое-где, считай, вторая гражданская началась... Вон, кстати, слышишь, чего поют? Точь в точь про нас!
   Из стоявшего на кафешной стойке магнитофона доносилось:
   "....а мы танцуем на палубе тонущего корабля,
   а мы танцуем на палубе тонущего корабля,
   И напеваем: тра-ляля-ля-ля-ля!"
   -Это кто поёт?
   -Алиса.
   -А вроде мужской голос.
   -Не, это группа так называется. Душевно поют, и тексты такие, за душу берут.
   -Да? Раньше я таких не слышал
   -Дык, в Афгане же их вряд ли по радио крутили. Кстати о птичках: Володь ты говорил, что тебе за Афган что-то выплатили?
   -Ну.
   -Советую обменять на доллары. Или на дойчмарки.
   -Зачем?
   -Так безопаснее. И сохраннее.
   -И где их менять?
   -Могу обеспечить.
   -Да, Костя, я смотрю ты тут приспособился.
   -Что делать? Хочешь жить -- умей вертеться.
   -Ладно, решим. До чего вы дошли... - тихо сказал Храмировский.
   -Что?
   -Я говорю, до чего вы дошли сейчас в лабораторных исследованиях? Продвинулись ведь, верно? Рассказывай!
   ... ...
   Вечером того же дня Храмировский со своей женой Катей сидели на кухне своей квартиры.
   -Ну, и чем ваша встреча закончилась? - спросила Катя.
   -Тем, что он позвал меня в эту свою кооп. больницу.
   -А что ты такой грустный тогда?
   -Честно говоря, Кать, -- не особо я рад этой встрече. Он оказался той ещё сволочью.
   -Сейчас только сволочь и живёт, Володь.
   -А остальные?
   -Да и остальные -- тоже выживают как могут. Или не выживают.
   -Знаешь, Катя, я сегодня впервые пожалел о том, что пошёл во врачи.
   -Почему?
   -Я хотел тогда помогать людям, хотел спасать их, лечить.
   -А теперь?
   -А теперь я стал сомневаться: а стоит ли их спасать?
   -Володь, ты не о людях, ты хоть о Иришке подумай.
   -А что с ней не так?
   -Ей же учиться надо.
   -Замуж ей надо.
   -Так, одно другому не мешает! Тем более, у неё уже есть кое-кто на примете.
   -И я только сейчас об этом узнаю?
   -Ну, я ждала момента...
   -И как он?
   -Ну, мужчина состоятельный.
   -Так она за него замуж собралась, или за его кошелёк?
   -Володь, у них всё по любви.
   -Да?
   -А то, что жених ещё и при деньгах -- сейчас, в наше время, сам понимаешь, очень даже не плохо.
   Храмировский молча встал, и подошёл к окну.
   -В наше время, в наше время... - задумчиво повторил он, сложив руки на груди, - Знаешь, Катя, когда я смотрю, во что превратились люди в наше время...
   -Да ладно тебе! Люди всегда такими были. Просто чем сложнее времена -- тем явственнее проявляется звериная сущность человека.
   -Это кто тебе сказал?
   -Вычитала где-то. А разве не так?
   Храмировский не ответил, и стал молча смотреть в окно.
   Катя вышла из кухни.
   -Вот так вот и произрастает из Айболита -- доктор Менгеле, - задумчиво сказал сам себе Храмировский.
   ... ...
   Вечер сменился ночью.
   Храмировскому не спалось. Провалявшись в постели без сна более полутора часов, он тихонько поднялся, оделся-обулся и, не разбудив при этом ни жену ни дочку, вышел из квартиры.
   На улице было прохладно. Храмировский поёжился, и пошёл вперёд.
   Куда он шёл? Да так, никуда. Гулял.
   Ночной Кронштадт был пуст. Ну, или почти пуст.
   Храмировскому это нравилось, эта пустота. Люди невольно отвлекли бы его от решения возникшей проблемы.
   Проблема заключалась вот в чём: Храмировскому необходимо было принимать конкретное решение. Решение: соглашаться на предложение своего бывшего помощника Кузнецова - или нет?
   С одной стороны всё вроде как выходило к тому, что бы согласиться. Действительно: работа по специальности, причём -- оплачиваемая, причём -- как следует оплачиваемая. Возможность продолжить исследования.
   Но с другой стороны...
   Но с другой стороны получалась какая-то ерунда. Если раньше Храмировский на вопрос о том, для кого он всеми этими научными делами занимается ответил бы -- для людей, то теперь...
   Теперь становилось непонятно: для кого, во имя чего вообще всеми этими изысканиями заниматься? Для людей? Предположим. Но тут вот какая проблема: раньше Храмировский мог лечить того, кто к нему обратился. Любого. Собственно, ту давешнюю встречу он и организовал, что бы помочь большому числу людей, что бы внедрить, так сказать, метод в массы.
   Теперь же выходило так, что, согласись Владимир Мирославович на предложение Кузнецова -- и лечить теперь он мог лишь тех -- а то и исключительно тех! - у кого найдутся для этого деньги.
   В представлении Храмировского подобная перспектива как-то не вязалась с клятвой Гиппократа.
   Конечно, в случае согласия, можно было рассчитывать на многое. На хорошие деньги (Дочка. Обучение. Замужество). Можно было рассчитывать на продолжение работы. Тем более, что если получится с планируемым выращиванием oculus humanus -- то с массовым внедрением нового метода проблем у новых хозяев не будет... хм, хозяева...
   В том всё и дело, что если раньше Храмировский работал на государство, то теперь...
   Государство -- оно было более абстрактным понятием. Государством был СССР. Государством была КПСС. Под государством могли подразумеваться все люди в нём живущие. Вот и выходило, что работая на государство ты как бы работал и на себя, и на других. Работал для всех.
   Теперь же предстояло работать на хозяина. Абстракция исчезала -- появлялась строгая конкретика. Конечно, с хозяином можно было проще договориться, чем с государством -- и, между прочим, личный опыт Храмировского это подтверждал. Кузнецов рассказывал, что установку для искусственного выращивания почек немцы пустили в массовое производство на раз, и начали подготовку специалистов - на два. Айн унд цвай -- и довольные немцы вовсю пересаживают страждущим свежевыращенные органы.
   Вот только не всем желающим, а тем, кто способен за это заплатить. И что самое неприятное -- так это то, что как раз-таки жители Союза заплатить за это были способны в последнюю очередь.
   Конечно, нельзя сказать, что Храмировский был в этом виноват. Обвинять в том можно было кого угодно. Можно было обвинять тех двух генералов, которые не захотели возиться со всем этим внедрением. Можно было обвинять майора, (теперь уже полковника, впрочем), Пунина, за то, что он вместо того, что бы помочь своей стране предпочёл сделать свой личный маленький бизнес. Можно было обвинять всю компартию, за то, что они довели страну до такого состояния и за то, что они не желают её спасать... обвинять можно кого угодно и сколько угодно -- но больным Советского Союза от этого будет не легче.
   Впрочем, обвинять было легко. Сложнее было задать себе вопрос: а почему ты сам не спасаешь страну?
   Храмировский задал себе этот вопрос -- но ответить на него не смог. Он не знал -- почему, хотя и догадывался, что потому, что не знал -- как. А как? Писать в газеты письма с призывами... к чему, кстати, призывать? Да и толку с тех писем -- их сейчас пишут все кому не лень. Вот только, похоже, никто не читает.
   Храмировский внезапно остановился и огляделся.
   Он стоял посреди сквера, рядом с памятником Беллинсгаузену.
   "Володя, а скажи честно, - спросил Храмировский сам себя, глядя на постамент памятника, - А ты действительно хочешь их всех спасать? Действительно хочешь спасать страну? Одни довели страну до ручки, вторые её во всю разворовывают, а третьи -- смотрят на всё это и ничего не предпринимают. Вроде как всех всё устраивает -- хотя все и недовольны".
   Словно в ответ на его мысли откуда-то из глубины сквера послышалась музыка.
   Храмировский прислушался. Музыка явно приближалась, и вскоре он уже мог различить слова:
   "...Рожденным жрать
   Не поможешь ты.
   Не в силах
   Дать им всем любовь -
   Этого не смог
   Даже их бог...
   Спаситель
   Им только для того,
   Чтоб солгать ему
   И распять его...
   Уходи один!"
   Храмировский замер на месте. Неизвестная песня словно подслушала его мысли и давала ответ.
   Музыка звучала всё громче, и вскоре Храмировский увидел её источник -- по скверу, навстречу ему шли два подростка. Один из них нёс кассетный магнитофон. Из магнитофона неслось:
   "Восстань!
   Великой единицей
   Восстань!
   Против толпы смиренной
   Восстань!
   Этот город - убийца.
   Восстань!
   Уходи от системы,
   Восстань!"
   -Здорово, ребята, - сказал Храмировский.
   -Привет папаша! - нахальным тоном ответил один из подростков.
   -Это у вас кто играет? - Храмировский указал рукой на кассетник.
   -Это? Эт - "Телевизор". Группа такая, а чё? - всё тем же тоном ответил парень.
   -Да так, слова понравились, - сказал Храмировский, собираясь идти дальше.
   -Папаша, - окликнул его парень, - у тебя сигаретки не найдётся?
   -Бросил, - соврал Храмировский (так-то он с роду не курил), - жвачка есть, будешь?
   -Ну, давай.
   -Держи.
   -Апельсиновая... - разочарованно протянул подросток, - я думал импортная.
   -Ну, извини, другой нету.
   -Ладно, дарёному коню... спасибо, папаша, бывай здоров.
   Жвачку подростки поделили пополам. Впрочем, шагавший по полутёмному (бледные фонари горели через один) скверу Храмировский этого не видел. Он лишь слышал, как вслед ему неслось:
   "...Спрячь подальше
   Чувство дряхлое вины -
   Им уже не помочь,
   Они обречены...
   Уходи один..."
   (Авторское примечание: песня "Уходи Один" группы "Телевизор" написана, судя по всему, несколько позднее описываемого времени. Сознательно допущенный мной анахронизм.)
   ... ...

Санкт-Петербург, конец мая 1999г.

   Как сейчас помню: я в тот день возвращался в палату из спортзала.
   Храмировский ждал меня у дверей.
   -Игорь Анатольевич, нам предстоит серьёзный разговор.
   Лицо у него было серьёзно-озабоченным. Меня аж холодный пот прошиб. Просто я как-то непроизвольно решил, что разговор пойдёт относительно наших с Таней ночных развлечений.
   Как оказалось, всё было гораздо серьёзнее.
   Храмировский жестом предложил мне сесть на кровать.
   -Я посылал запрос относительно вас, - сказал он, - Итог оказался несколько неприятным. Мне сообщили, что вы - мертвы.
   -Чего! - рявкнул я вскакивая.
   Храмировский стоял неподвижно, смотря мне прямо в глаза. Его взгляд был неподвижен и на удивление спокоен.
   -В конце февраля этого года, - ровным голосом продолжал он, - жильцы одного из домов пожаловались на неприятный запах из подвала. Приехавшая милиция обнаружила труп мужчины лет тридцати. При нём были обнаружены документы на имя Алексеева Игоря Анатольевича, то есть ваши. Выяснилось, что он просто замёрз.
   -Да они что там, в милиции, совсем ничего не соображают? - произнёс я.
   То ли взгляд Владимира Мирославовича подействовал, то ли что ещё - но вместо того, что бы орать и бесноваться от негодования я преспокойненько опустился на кровать.
   -Тело, особенно лицо, оказались сильно повреждены. Так мне сказали. Что они имели в виду - не знаю, - Храмировский пожал плечами, - во всяком случае, известно, что родственники вас не опознавали, потому что у вас их нет... кстати, это ваш бумажник?
   Мне в тот момент захотелось протереть глаза. Бумажник был мой, как раз такой, как я его вспоминал.
   -Я могу посмотреть поближе? - спросил я.
   Храмировский протянул мне бумажник.
   Да, это был он. Мой бумажник. Денег, разумеется, внутри не оказалось, но вот права - и это, наверное, главное - лежали на месте.
   -Так что, официально вы объявлены умершим, - продолжал Храмировский, - правда, возникли некоторые странные вопросы, вроде того, зачем вас занесло в подвал, но, - он понимающе усмехнулся, - кто в милиции обращает внимание на такие мелочи?
   -И что теперь делать?
   -Как вы думаете, как мне достался этот бумажник?
   -То есть?
   -Как ни крути, это - вещественное доказательство. Его просто так на руки не выдают.
   -Ну и что... Владимир Мирославович, не темните, скажите сразу!
   -Не хотите вы подумать... ладно. Запрос я делал неофициально, по старым связям. Потому, кстати, так всё быстро и получилось. Так что, документы, я имею в виду паспорт и права, можно восстановить. Вы готовы?
   -К чему?
   -Нужно ваше личное присутствие. Так что вам придётся проехать со мной. Пойдёмте, я обеспечу вас одеждой.
   ... ...
   По счастью, я с Храмировским был одного роста и комплекции, так что его костюм мне более-менее подошёл. Вот с обувью возникла заминка - ботинки оказались малы. Но и эту проблемку удалось решить, и вскоре я уже уютно устроился на правом сидении служебного автомобиля Храмировского.
   Откровенно говоря, его стиль вождения сначала показался мне уж чересчур аккуратным. Ни рывков, ни резких ускорений, ни таких же торможений. Как на туристическом автобусе
   Благо, дорога оказалась свободной. Мы выехали на проспект Об...ской обороны, и двинулись к центру. Я изо всех сил старался расслабиться, но не получалось. Мы проехали под железнодорожным мостом.
   -Стой! - внезапно крикнул я.
   Храмировский припарковался удивлённо глядя на меня, но я уже не видел его.
   В ту ночь, после рейса, я как следует прогрел свою машину и поехал домой, к себе, на проспект Эн...са. Проехав по улице Кн...вич, я повернул налево, на Об...ский и от души вдавил газ. Тяжёлый рейс был позади, я ехал домой и уже предвкушал удовольствие от чашечки горячего кофе, ванны и постели. Я проехал тогда под этим самым мостом, скорость была за сто, благо, асфальт был чистым.
   А потом наступил ад.
   Слева, с тротуара, не доезжая до улицы Профессора К...ова, прямо мне под колёса метнулась какая-то фигура. Мужчина или женщина - я так и не успел рассмотреть.
   Руль влево, удар по тормозам.
   Машину заносит на трамвайных рельсах, бросает на встречную полосу.
   И удар.
   Куда уж я там влетел - не знаю. Сознание отключилось практически сразу же после удара, но сейчас, осматриваясь, я даже примерно прикинул, куда именно я мог врезаться. Вернее всего вон в тот угловой дом, где ещё мемориальная доска висит. Или в столб. Во всяком случае, не во встречного - не было на дороге никого больше кроме меня и этого... кстати, а может это он и был? Тот, которого я чуть не переехал? Вытащил меня из машины, нащупал бумажник, спёр его, на радостях напился вусмерть, залез в подвал и там замёрз. Возможно. И жили они долго и счастливо, и едва не умерли в один день.
   Что до Храмировского, то он лишь плечами пожал.
   -Примерно на это я и рассчитывал, - сказал он, - поехали дальше.
   -То есть, как рассчитывали? - спросил я, когда машина вновь тронулась.
   -Ну, или точнее, надеялся на то, - Храмировский был само миролюбие, - что проезжая мимо знакомых мест вы ещё что-нибудь вспомните.
   Мы остановились у светофора. От нечего делать я смотрел по сторонам. На тротуаре я увидел какую-то девушку, издалека похожую на Таню. И мне как-то вспомнилось, как Таня ночью шепчет мне, лаская моё тело ладонями: "какой ты гладенький, какой тёплый", а я так же страстно ласкаю её тело, горячее, как огонь...
   Минутку, минутку... это значит как? Ничего не понимаю: авария ведь была? Была. Только что вспомнил во всех подробностях. Операция была? Тоже была. Не сам же я склеился. Но! Если операция, да ещё после аварии - то должны же быть швы. Ну, или там шрамы какие-нибудь.
   Интересно... а, да и чёрт с ним! В конце концов, они в больнице делают пластические операции. Зачем вот только по всему телу шрамы убирать, да ещё так чисто - не понимаю. Ну, с лица - понятно, может, совсем изуродован был, а вообще...
   Ладно, убрали и ладно.
   ... ...
   Документы мне сделали быстро. Связи у Владимира Мирославовича оказались что надо. Умеет мужик жить - ничего не скажешь. И сам живёт и другим не мешает, а то и помогает. Мне вот, например. Пока документы делали, съездили мы в один магазин, подобрали мне кое-какие шмотки. Опять же - все условия мне в палате кто обеспечил? Спортзал, питание - и всё на халяву! Опять же -- работу предложил. "Скорую" у него водить, больничную, когда окончательно оклемаюсь.
   И ведь что? Умом я так понимаю, что теперь я ему должник по гроб жизни, а вообще...
   А вообще он мне не нравится. Неприятный тип. Конечно, в своём деле - он спец. Профессионал. Но вот эта его манера мысли угадывать, к примеру. Как он так ухитряется? Да и остальное тоже. Разговоры у него - как будто лекцию читает. Заранее всегда уверенный в своей правоте человек. И ведь понимаю я, что действительно он прав, что никакой излишней самоуверенностью тут и не пахнет... а всё равно неприятно. С ним поговоришь - и чувствуешь себя... ну, если не круглым дураком, то, по крайней мере, чуть слегка умственно неполноценным.
   А самое главное - уж не знаю, как и объяснить. Жесток он. Жесток без меры. Нет, при мне он никого не бил и не унижал даже. И знаю наперёд, что никого он бить не будет. Но лишь в том случае, если не найдётся причины. А если причина найдётся... думается, если понадобиться убить ребёнка - рука у него не дрогнет.
   Откуда я этого набрался - не знаю. Может быть, после того я так решил, когда увидел, КАК он в спортзале грушу боксёрскую бьёт. Как он её лупил! Руками, ногами, да с силой - груша бедная аж трещала. И всё это с совершенно равнодушным выражением лица. Или, скорее, сосредоточенным. Не вымещал он агрессию свою этими ударами, не расслаблялся таким образом, что бы потом удовлетворённо в сауне с пивком посидеть. Нифигушечки подобного! Так профессионалы перед финальной схваткой тренируются. Но ему-то это зачем? Врач, пожилой человек - и что бы так тренироваться!
   А не увидел бы я этого - и не поверил бы.
   Хотя -- его физическая форма мне ещё в момент первой нашей встречи в глаза бросилась. Но тогда никак я не думал, что он таким вот образом её поддерживает Да и пальцы... ведь пальцы у него - идеально хирургические! Длинные, тонкие, ровные. Для врача - самое то. Или для музыканта. Но почему-то мне кажется, что этими пальцами он и удавить может. И пулю врагу в лоб пустить - тоже может. Не знаю, почему так кажется. Нутром чую - опасный он человек.
   ... ...

Ленинград 1989 год. конец апреля месяца.

   Менее, чем через неделю после встречи в кафе с Кузнецовым, Храмировский уже обговаривал детали контракта с представителем Германской фирмы герром Эгельманом. Кузнецов выступал в роли переводчика.
   Внешне Эгельман Храмировскому понравился. Этакий типичный немецкий бюргер. Светлые волосы, небольшое пивное брюшко, широкие усы, добрая улыбка, небольшая щербинка между передними, судя по всему -- родными ещё, зубами. А что до морщинистого лица и паре залысин у висков -- ну так возраст. Эгельман был всё-таки лет на десять старше Храмировского.
   Всё было решено достаточно быстро -- в чём была несомненно, заслуга Кузнецова.
   В самом конце беседы, когда решение было уже принято, документы подписаны, а руки -- пожаты, герр Эгельман сказал(по немецки, естественно):
   -И всё-таки жаль, доктор, что вы не захотели переехать на работу к нам, в Германию. Там всё-таки у вас были бы куда лучшие условия.
   Кузнецов не успел и начать переводить, как Храмировский на том же самом немецком ответил:
   -Благодарю за приглашение, господин Эгельман, но меня удерживает печальный опыт моих родителей.
   -Простите? - удивился Эгельман.
   -Видите ли, в сороковых годах моя мать уехала на работу в Германию, - сказал Храмировский, - и с тех пор я её больше никогда не видел.
   -Ах вот оно что... - голос Эгельмана стал виноватым, - простите, доктор, что я... но, поймите, тогда всё-таки у нас была другая Германия, сейчас многое изменилось...
   -В таком случае, простите и вы меня за эту бестактность, - сказал Храмировский.
   -Конечно, конечно! - Эгельман вновь повеселел.
   -А что до условий -- будь то работы или жизни, - продолжал Храмировский, - то я предпочитаю не бежать вслед за ними, а создавать их на месте.
   -Понимаю, доктор. Вы относитесь к породе сильных людей!
   -К породе людей вообще, господин Эгельман. Когда в лесу бушует пожар -- только человек способен тушить его. Звери просто убегают.
   -Совершенно верно, доктор -- но ведь люди тушат пожар сообща, верно? Как это по русски... вса-им-поммошчь -- верно?
   -Совершенно верно. Ну что ж, господин Эгельман, поможем друг другу?
   -Разумеется.
   (беседа, напомню, происходила на немецком. Произнося слово "Wald", то есть "Лес", Храмировский слегка исказил -намеренно - произношение, что бы было похоже на слово "Welt" - то есть "Мир")
   ... ...
   Согласно традиции, деловые сделки в России завершаются застольем.
   В данном случае -- исключений так же не было.
   Пили, впрочем, мало.
   В процессе застолья, Кузнецов шепнул Храмировскому:
   -Владимир Мирославович, а что ж вы скрывали, что немецкий знаете?
   -А что бы тебя проверить, Костя, на знание оного. И, как я смотрю, ты в этом деле преуспел.
   -Вон оно что...
   -А вообще, я так скажу: не трать время на изучение чужих языков.
   -Почему?
   -Что бы хватило времени на более полезное дело.
   -На какое?
   -На то, что бы чужие захотели изучить твой язык.
   -Тоже правильно.
   -Вот только кто это сейчас оценит... маятник истории сейчас пошёл в обратную сторону. Сейчас все хотят изучать чужой язык, не умея толком говорить на своём.
   -Да ладно вам, Владимир Мирославович, не всё так плохо!
   -Это не плохо, но и не хорошо. Просто исторический процесс. Та же Германия собирается объединиться, в то время как мы -- разбегаемся.
   ... ...
   После банкета Храмировский уже собирался ехать домой -- именно ехать, ему уже предоставили служебное авто.
   Храмировский вышел во двор клиники, когда его окликнули:
   -Владимир Мирославович, одну минутку!
   Храмировский оглянулся. Возле до блеска отполированной иномарки стоял Пунин, одетый в штатский костюм.
   -Слушаю вас, полковник.
   -У вас найдётся время для беседы?
   -Немного.
   -Тогда -- прошу! - Пунин распахнул дверцу иномарки.
   Когда они сели внутрь и дверца была захлопнута, Пунин сказал:
   -Вы сделали правильный выбор, Владимир Мирославович, что вернулись к своей работе.
   -Скажите, товарищ полковник... или теперь уже -- господин полковник?
   -Что?
   -А отчего вас так интересует моя работа?
   -Видите ли... - Пунин сделал паузу, а потом, как бы решившись, аккуратно вынул у себя из глазницы левый глаз. Искусственный, из стекла.
   -Теперь понимаю.
   -Поэтому я и стремился, - сказал Пунин, вставляя глаз на место, - перевести вас за границу. В тех условиях вы могли бы продвинуться гораздо быстрее в своей науке.
   -С чего вы взяли?
   -Всё-таки другой уровень. Те же технологии, инструменты... более широкий круг общения опять же.
   -Тогда зачем вы меня отпихнули в Афган?
   -А я тут не при чём. Вы сами виноваты: не надо было письма гневные писать в райкомы-обкомы. Науку, дескать, зажимают... вы стали для них неудобной фигурой -- и они от вас избавились.
   На последних словах у Пунина слегка дёрнулся мизинец на левой руке. Полковник блестяще владел лицом и голосом -- но руки его выдавали. Храмировский заметил, но виду не подал.
   -Итак, Владимир Мирославович, когда мне к вам теперь обратиться по этому, - Пунин указал пальцем правой на левый глаз, - Вопросу?
   -Через неделю.
   -Так скоро?!
   -Ну, скоро не будет, конечно... но сдать анализы и необходимый материал -- отчего нет? Основы методики у нас, можно сказать, отработаны -- осталось только сделать кое-какие поправки в... скажем так, настройках параметров.
   -Зачем?
   -Что бы вырастить именно глаз, а не селезёнку. Товарищ полковник, вы ведь знаете, как это происходит у эмбриона? В процессе деления клеток поначалу процесс стандартен. Клетки просто делятся себе, производя себе подобных. Они не отличимы друг от друга. Понимаете?
   -Ну, да...
   -Вот, а потом, в процессе развития организма происходит качественный скачок. Клетки всё так же продолжают делиться, но из одной их группы вырастает печень, из другой -- рука, из третьей -- глаз -- и в итоге получается человеческое тело как оно есть. Совокупность совершенно разных органов со строго заданными функциями -- но построены все эти органы, в конечном счёте, из стандартных кирпичиков. Отчего так происходит? Дело в том, что процессом деления клеток управляет... впрочем, для вас, товарищ полковник, это не так и важно. Так вот: на данном этапе наша задача -- заставить клетки делиться и выстраивать из себя именно тот орган, который мы хотим. Если в обычном человеческом организме этим управляет природа, через дезоксирибонуклеиновую кислоту, гены и так далее -- то тут мы берём управление в свои руки. А для того, что бы управлять -- нужно знать. Нужно иметь информацию о данном процессе. Помните, было такое высказывание: "Кто владеет информацией -- владеет миром"? Вот так и у нас сейчас -- всё упирается в информацию.
   -Понимаю, - сказал Пунин. Видно было, что от всей этой науки ему немножко не по себе.
   -Так я вас жду.
   -Когда?
   -А как свободное время найдёте. Сдать анализы и материал -- много времени не займёт.
   -Ну... тогда примерно через неделю я подъеду, лады?
   -Конечно.
   ... ...

Санкт-Петербург, июль 1999 года.

   Всё началось с телефонного звонка.
   Храмировский взял со стола трубку мобильного телефона (крайне редкий и безумно дорогой в то время в использовании аппарат) и поднёс её к уху.
   -Владимир Мирославович? - прозвучало из трубки.
   -А, это вы, полковник? Слушаю вас.
   -Я тут в Питер приехал по делам, и мне хотелось бы...
   -Заодно пройти плановое обследование?
   -Именно так. Так когда мне к вам подъехать?
   -Во второй половине дня -- в любое время буду рад вас видеть.
   -Даже так? А мне казалось, что вы всегда заняты...
   -Ну, это когда-то давно так было. Но не сейчас.
   -Ну, вы же сейчас большой начальник. Чем выше пост -- тем выше заботы.
   -Вовсе нет, полковник! Это плохой руководитель всё тащит на себе, а у хорошего руководителя - работают подчинённые.
   -Да вы неплохо устроились, доктор! Ну хорошо, тогда через два часа я подъеду, лады?
   -Разумеется. До встречи.
   -До встречи.
   "Болтун -- находка для шпиона, - подумал Храмировский, отключая связь, - на восемь у.е. наболтал. Итак: у нас в распоряжении два часа. Более чем достаточно. Начнём. Страшно, да? Ничего, терпи".
   Он взял трубку радиотелефона.
   -Игорь Анатольевич? Вы мне сегодня понадобитесь. Нет, не прямо сейчас, примерно через два часа. Нет, ничего серьёзного, небольшая услуга. Хорошо. Пока никуда не отлучайтесь.
   ... ...
   Прежде чем войти в кабинет Храмировского, я поднял руку, что бы постучать, но... на какое-то время, буквально на пару секунд у меня возникло желание не делать этого. Возникло желание вообще просто сбежать. Сбежать куда подальше и не возвращаться.
   Потом это желание прошло. Тем более, что какой-то внутренний голос подсказал, что бежать -- бесполезно.
   -Всё равно найдёт -- прошептал я вслух и постучал.
   -Заходите, Игорь Анатольевич.
   Ну вот как? Как он узнал, кто к нему стучит? Камеры видеонаблюдения тут у него что ли?
   Я вошёл в кабинет Храмировского, плотно затворив за собой дверь. Видимо из-за нервов мне хотелось сделать это как можно тише.
   Храмировский поднялся мне навстречу -- как всегда в своём безукоризненном костюме, плотно скрытым медицинским халатом. Седые волосы тщательно причёсаны, глаза...
   Вот точно вам говорю: не понравилось мне то, как он меня рассматривал. Это, знаете, скульптор так на статую свою смотрит. Придирчиво так, оценивающе. Что, мол, у нас тут получилось? Уже шедевр или ещё немножко резцом подправить?
   Аккуратист хренов! Вот зачем ему галстук этот? Как будто пациентам от этого теплее или холоднее... Хотя, у него те ещё пациенты бывают, конечно. Из этих, высших эшелонов власти... и не только. Со многими он связан, ой со многими. И попадаются среди них ещё те экземпляры. Таким уж конечно респектабельность вынь да положь. Или это у него уже старческий бзик такой, выглядеть как на приёме у королевы?
   -Пойдёмте, Игорь Анатольевич, - прервал Храмировский мои размышления.
   Мы вышли из кабинета. Дверь, как я обратил внимание, Храмировский запирать не стал. Странно. Обычно -- запирал.
   Идти нам пришлось не долго. Завёл он меня в какую-то комнатушку. Из мебели -- кушетка, покрытая белой простынёй -- и всё. Да и сама комнатушка -- не побегаешь.
   -Садитесь, - указал Храмировский на кушетку.
   Я сел. Странная эта комнатушка. Две двери. Через одну мы вошли, а вторая куда интересно ведёт?
   -Об этом вы в своё время узнаете, Игорь Анатольевич, - сказал Храмировский, - Сейчас же считайте, что вы на спец. задании, от выполнения которого зависит ваша дальнейшая судьба.
   -И что я должен делать?
   -Внимательно слушать и запоминать.
   -Зачем?
   -Мне нужен будет свидетель -- на всякий случай. Поэтому вы должны будете как можно подробнее запоминать то, что вы здесь услышите. Поняли?
   -И что я здесь смогу услышать?
   -Всё что угодно.
   -Понятно.
   Вот честно: хотел я его послать. Работать шпионом, подслушивающим чужие разговоры -- это мы не договаривались!
   Сдержался. Возможно -- зря.
   ... ...
   Когда к парадному входу клиники подъехал начищенный до блеска лимузин Пунина, Храмировский уже встречал его.
   Кстати, говоря о лимузине -- не стоит сразу вспоминать нынешние длинно-предлинно-базные неповоротливые чудовища. У Пунина внешне был вполне пристойных габаритов автомобиль класса "люкс" (иностранного производства, разумеется) - если и удлинённый -- то совсем не на много.
   Так вот, встретив дорогого гостя крепким дружеским рукопожатием, Храмировский провёл его в недра клиники. Охрана Пунина, повинуясь его небрежному жесту своего хозяина, осталась в вестибюле.
   Пройдя по просторным коридорам, Храмировский подвёл полковника к одной из дверей, и, гостеприимно распахнув её, жестом пригласил Пунина войти.
   -А я думал -- вы меня в кабинет ведёте, - сказал удивлённо Пунин, осматриваясь.
   Комната была как комната. Коричневый кожаный диван, журнальный столик, рогатая вешалка у двери, на вешалке -- какие-то шмотки больничные, немножко несуразная пальма в горшке, фотографии молодых девушек в откровенных купальниках на стенах... чуть дальше, ближе к окну, стояло просторное кресло, вроде стоматологического. Рядом с ним стоял небольшой медицинский столик на колёсиках, накрытый сверху белоснежной салфеткой. В углу -- стол-тележка, накрытый простынёй - на колёсиках же, а рядом с ним -- вторая дверь.
   Всю эту обстановку Пунин охватил чуть не мгновенно -- сказалась многолетняя привычка.
   -В кабинете у меня сейчас генеральная уборка, - сказал Храмировский, - Этот ковёр на полу... да вы присаживайтесь, полковник, в ногах правды нет. Так вот, этот ковёр на полу -- выглядит роскошно, но при этом пыль собирает просто неприлично.
   Говоря это, Храмировский уселся на диване рядом с Пуниным.
   -Ну, рассказывайте, что нового в Москве?
   -Да что там может быть нового... - сказал Пунин, - всё те же пробки, всё тот же мэр в кепке.
   -Устроились-то нормально?
   -Это да. Апартаменты там роскошные. Третий этаж, восемь комнат. Впрочем, это только начало.
   -Правда?
   -А как же! Хотите похвастаюсь?
   -Попробуйте.
   -У меня там ожидается карьерный рост.
   -Правда?
   -Ещё и какой! Скоро на повышение пойду.
   -Это на какую должность? - Храмировский изобразил незнание.
   Так-то имелась у него информация о Пунине и его грядущем карьерном росте.
   -Вы не поверите, Владимир Мирославович.
   -Даже так?
   -Угу.
   -Так что за должность?
   -Премьер.
   -Да ладно?!
   -Вот! Я же говорил, что не поверите!
   -То-то я смотрю, - сказал Храмировский, - что вы аж похудели.
   -Должность обязывает.
   -Да ладно... предыдущие стройностью не отличались.
   -Так то предыдущие. Они -- уже старики, они своё отыграли. Сейчас же "там", - Пунин многозначительно указал пальцем в потолок, - своего рода кризис.
   -Кризис?
   -Да. У них не осталось лидеров. Через год -- выборы, а им и предложить народу некого. Сам -- окончательно одряхлел, да и не пойдёт он на третий срок.
   Полковник неприязненно поморщился.
   -Конституция эта... Старик всё-таки излишне увлёкся игрой в демократию. Разболтались при нём все, понимаешь.
   Концовку фразы Пунин произнёс смешно изображая голос президента. Храмировский улыбнулся.
   -Это верно, полковник. Свобода -- свободой, но и о дисциплине не надо забывать.
   -Вот-вот. Так я о чём? Не осталось в Семье подходящего лидера. Вот они и стали его искать.
   -И нашли в вашем лице?
   -В том всё и дело, Владимир Мирославович, что -- да. Предыдущие кандидатуры... сами понимаете: один -- слишком стар, да и не шибко послушен, второй с виду казался этаким крепышом -- но я его всё-таки свалил, - Пунин довольно улыбнулся.
   -Это как?
   -Понимаете, доктор, сейчас политику в стране по сути определяют два-три человека. Остальные приближённые к трону заняты только своим карманом. Так вот. Из этих трёх наибольшим влиянием пользуется только один. А этот один...
   Пунин вновь улыбнулся.
   -Знаете, доктор, этот человек, он очень хорошо усвоил Сталинский принцип: кадры решают всё. Пока другие прибирали к рукам заводы, недвижимость и прочее -- он подбирал подходящих людей.
   -Зачем покупать завод, если можно купить его директора, - сказал Храмировский.
   -Именно так. А вы откуда знаете?
   -Человек, о котором вы говорите -- сказал Храмировский, - в своё время у меня наблюдался.
   -А что с ним не так?
   -Полковник, да вы никак хотите компромат приобресть на своего благодетеля?
   -Да какой там компромат! - рассмеялся Пунин, - просто полюбопытствовал.
   -У него была вполне распространённая проблема для мужчин его возраста, - сказал Храмировский, - впрочем, сейчас мы проблему устранили... Вы куда-то торопитесь?
   -Да нет. Банкет в Гранд-отеле только вечером... эх, Владимир Мирославович! Куда мне теперь торопиться, когда впереди маячит премьерское кресло?
   -На это место ведь ещё нужно попасть.
   -Ерунда, куда оно от меня денется! В Думе наш Бэ-Бэ всё уже уладил...
   -Бэ-Бэ?
   -Ну да. Большой Брат. Помните, у Оруэлла? А у него ещё и имя-фамилия подходящие, вот кличка и прилипла. Да, так вот, после того, как я с помощью Бэ-Бэ свалил этого, предшественничка, другого пути у меня нет. Думу и Совфед Бэ-Бэ держит -- Пунин изобразил жестом пальцев как именно держит, -- за нежное место, проголосуют, никуда не денутся. А Сам... к нему у Бэ-Бэ свой ключик есть.
   Пунин, слегка запрокинув голову, пару раз пощёлкал себя рядом с кадыком.
   -Кстати, доктор, а когда вы мне разрешите увеличить норму потребления этого дела?
   -Вообще-то оно и так вредно, а в вашем состоянии...
   -Ну, Владимир Мирославович, я же не Старик, меру знаю. Просто банкет впереди. Так-то за эти пять лет, что прошли с момента операции я привык к минимуму алкоголя, но...
   -Ну, хорошо... сегодня вечером, в виде исключения разрешаю увеличить дозу вдвое.
   -Всего-то?
   -Хотите опять окриветь -- можете увеличить втрое.
   -Да ну вас! Ладно, потерпим этот сухой закон.
   Пунин сытно потянулся.
   -Эх, вот доберусь до премьерского кресла, чуток закреплюсь в нём, наведу связи, а уж дальше... дальше я смогу оставаться на этом посту столько, сколько посчитаю нужным. Этаким бессменным теневым кардиналом. Тогда, глядишь, и выборы будут не страшны.
   -В каком смысле?
   -Да в прямом. Сделаем как в Германии, где президент -- чисто номинальная фигура. А что? Выдвинем какую-нибудь посредственность, раскрутим как следует... у нас же выбирают не за деловую хватку, не за какие-то качества политика, а чуть не в слепую.
   -Вроде как по любви?
   -Ну да. Все эти "Голосуй сердцем" - ну, вы поняли. Народ способен выбрать любого клоуна -- лишь бы он был известен. Так что, Владимир Мирославович, будет у нас демократия вроде английской монархии -- исключительно для красоты. Что бы зарубежные партнёры не очень сильно нас боялись.
   -А как долго вы собираетесь оставаться на посту серого кардинала?
   -Думаю, лет восемь для этого вполне хватит. За этот срок можно выкачать из этой страны достаточно, что бы обеспечить и себе и семье счастье и достаток до конца дней. А потом -- можно перебраться в более тёплые и более сытные места.
   -Так вы тоже мечтаете о сладкой заграничной жизни?
   -А сейчас все об этом мечтают, - усмехнулся Пунин, - только не все могут. Кстати, Владимир Мирославович, а вы всё ещё не желаете уехать?
   -У меня с этим большие сложности. Раньше уезжать было не на что, а теперь... ну, куда я теперь уеду? Вон как оброс бытом! - Храмировский обвёл рукой, как бы показывая на клинику, - Да и годы опять же.
   -Да ладно вам! Вон, заместитель ваш, как его... Кузнецов, свалил -- сейчас живёт себе и в ус не дует.
   -Так он и помоложе меня.
   -Да ладно... а я думал вы с ним ровесники. Значит, решили остаться здесь?
   -Каждому своё, полковник. Ну что, приступим к осмотру?
   -А, ну да. Слушайте, а я с этими разговорами совсем забыл даже, зачем и пришёл. Послушайте, доктор, а приходите сегодня в Гранд-отель? В районе семи-восьми вечера. Посидим, расслабимся, познакомлю вас с кое-какими нужными людьми... придёте?
   -Обязательно.
   -Вот и славно. Если возникнут вопросы -- скажите, что вы ко мне. Ну, что -- давайте осматриваться?
   -Давайте. Ну-ка прикройте правый глаз!
   -И что? - Пунин поднёс к правому глазу ладонь.
   -Смотрите, сколько пальцев? - Храмировский показал три пальца.
   -Владимир Мирославович! - рассмеялся Пунин, - Мы же с вами в прошлый раз по таблице проверяли!
   -Прошлый раз был около года назад, - Храмировский улыбнулся, - Кстати, вы повторно томограмму не хотите сделать?
   -Вы полагаете -- обязательно?
   -В общем-то нет. Больше для перестраховки.
   -Тогда не стоит. Процедура хоть и безболезненная, но какая-то неприятная.
   -Что в ней неприятного?
   -Не знаю, доктор. Но мне всё время в голову лезли мысли о каком-то гробу с подсветкой.
   -Да? Странно, снимки этого не показали...
   -Что? - тонкие брови Пунина удивлённо полезли вверх.
   -Да шучу я, шучу, - сказал Храмировский улыбаясь, - Значит -- не хотите? Как хотите. Ну что ж, займёмся делом.
   Храмировский снял с вешалки пижамный халат и дал его Пунину
   -Переодевайтесь, товарищ полковник.
   -Зачем? Разве для осмотра глаза...
   -Ну, вы же не хотите мне занести с пиджака уличную пыль себе в глаз, верно? У меня, конечно, всё стерильно, но мало ли. Лечить потом ненужное воспаление... ну, вы сами понимаете...
   Пунин покивал головой, снял пиджак, развязал галстук и стянул рубашку. Надев на голую спину пижамный халат, он вопросительно посмотрел на Храмировского.
   Храмировский усадил Пунина в некое подобие зубоврачебного кресла. Откинув спинку чуть ли не в лежачее положение.
   -Для начала -- возьмём у вас кровь на анализ. Закатайте рукав.
   Пунин закатал рукав пижамы
   Храмировский аккуратно повязал жгут, протёр руку Пунина медицинским спиртом, затем достал из герметично закупоренного пакетика иглу для шприца и сказал:
   -Кулачком работаем... отлично, достаточно. Отвернитесь, пожалуйста.
   -Зачем?
   -Что бы мне не пришлось вас из обморока выводить.
   -Владимир Мирославович, я человек крепкий, - засмеялся Пунин, - меня кровью не испугаешь.
   -В Афганистане я видел много таких крепких, - ответил Храмировский, - чужой крови они не боялись, а вот от своей падали в обморок, так что -- на всякий случай смотрите в окно.
   -Ну, хорошо, уговорили.
   Пунин отвернулся.
   Храмировский отточеным движением вонзил иглу в вену Пунина.
   -Кстати, Владимир Мирославович, а у вас что, медсёстры в отпуске? - сказал Пунин.
   -Это вы к чему?
   -Да я смотрю, вы всё сами... обычно такую работу доверяют медсёстрам.
   -Ну, товарищ полковник, вы ведь у меня Ви-Ай-Пи. Локоть согните и подержите так.
   -Кто?
   -Особо важная персона.
   -Ах вот оно что...
   -Да. И я просто перестану себя уважать, если доверю вас какой-то медсестре.
   -Да ладно, Владимир Мирославович! В конце концов, разве я заслужил подобное обращение? Или вы действуете из расчёта на будущее?
   -В том числе. Не каждый день приходится обследовать будущего премьер-министра.
   -Кстати, Владимир Мирославович, вы в Москву перебраться не желаете?
   -Зачем?
   -Ну как же! Если всё пойдет по моему плану, то я вполне мог бы вас пристроить на должность главного лекаря кремля. Что ж так в сон-то клонит... Да, так как вам такая перспекти...
   Он не договорил.
   Дело в том, что иглу-то Храмировский всадил -- но совсем не ту, которую доставал из пакетика, а другую. Надетую на шприц с наркозом.
   Храмировский перенёс бесчувственное тело Пунина на стоявший рядом стол-тележку на колёсиках и накрыл простынёй.
   Затем он открыл дверь в соседнюю комнату и сказал:
   -Заходите, Игорь Анатольевич!
   Алексеев, одетый в больничную пижаму и брюки, вошёл в комнату.
   -Устраивайтесь поудобнее, - Храмировский указал ему на кресло. Где только что сидел Пунин.
   Игорь разместился в кресле.
   Храмировский внимательно посмотрел на него. На дело своих рук. На искусственно выращенного человека. На точную копию полковника Пунина.
   Материал, взятый десять лет назад у полковника, Храмировский использовал не только для выращивания искусственного глаза.
   -Вы всё слышали? - спросил Храмировский.
   -Да.
   -Всё запомнили?
   -Всё.
   -О ком шла речь -- поняли?
   -Да, я ведь читал газеты.
   -Вот и отлично. А теперь -- расслабьтесь.
   В следующий момент Храмировский произнёс какую-то короткую фразу на фарси.
   Игорь вздрогнул, глаза его расширились и приобрели бессмысленное выражение.
   -Когда я хлопну в ладоши, - медленно сказал Храмировский, - вы придёте в себя. Вас хотят назначить премьер-министром. Сегодня у вас вечером банкет в Гранд-отеле. Я буду там вместе с вами по вашему приглашению. Вы были у меня на обследовании. Когда вас назначат премьер-министром -- вашей задачей будет достичь всей полноты власти, что бы спасти страну от того развала, в который она брошена. Сначала -- закрепитесь на посту, потом -- пойдёте выше. Сосредоточьте всю власть в своих руках и избавьте страну от этих воров. Вы должны будете спасти Россию.
   Храмировский хлопнул в ладоши.
   Лежащий в кресле человек несколько раз моргнул. Лицо лежащего приобрело осмысленное выражение.
   -Ну, как вы себя чувствуете, товарищ полковник? - спросил Храмировский
   -Нормально... а разве я могу чувствовать себя плохо под вашей-то медицинской опекой, Владимир Мирославович?
   -Вот и славно. Вставайте, одевайтесь.
   Они улыбнулись друг другу.
   -Хотя, Владимир Мирославович...
   -Что такое?
   -С головой у меня немножко... как-то не так себя ощущаю...
   -Ну, это ничего страшного! После наркоза такое бывает. Сейчас выйдете, подышите свежим воздухом -- и всё пройдёт. Лёгкое головокружение, верно?
   -Да, есть немного.
   -Ну, пойдёмте, я вас провожу.
   -Да не стоит, Владимир Мирославович, я сам.
   -Как хотите. В принципе, вас ведь там ваша охрана ждёт.
   -Охрана? А, ну да... Ну, всего хорошего, Владимир Мирославович, вечером в гранд-отеле увидимся?
   -Обязательно увидимся, - улыбнулся Храмировский, - всего доброго вам и удачи.
   Когда двойник полковника Пунина вышел, Храмировский защёлкнул обе двери на защёлку. Затем он наклонился над полковником, неподвижно лежащим на столике-каталке. Проверил дыхание, пульс. Всё было в порядке.
   Храмировский достал из кармана медицинского халата мобильник.
   -Добрый день. Доктора Котляра позовите к телефону... Володя, привет, Храмировский беспокоит. Слушай, у меня тут неприятность одна по твоей части. Да, у одного пациента крыша поехала. Простой шофёр возомнил себя полковником ФСБ. Ну, и забуянил. Откуда я знаю -- с чего? Он же у нас после аварии, может головой сильно ударился, а теперь всплыло. Не бывает? Ну не знаю тогда... в любом случае пришли... а хотя не, давай лучше мы сами его привезём. Не, мы его успокоили на время. Ну, тебе не привыкать. Ладно, как-нибудь свидимся. Людка твоя не разучилась ещё пироги печь? Ну! Тогда обязательно загляну! В конце недели, договорились. Ну всё, будь здоров!
   ... ...
   Кронштадт, декабрь 1999 года.
   По заснеженному Летнему саду Кронштадта шли двое.
   Возможно, есть что-то ненормальное в том, что бы гулять зимним вечером по неосвещённому ничем, кроме света луны Летнему саду. А может и нет.
   Одеты гулявшие были примерно одинаково: длинные пальто, зимние ботинки, штаны -- ну и так далее. Ничем не примечательная одежда, пусть и несколько старомодная. В то время -- да и сейчас, впрочем -- правят бал короткие куртки.
   Одним из гулявших был Храмировский. Вторым... а впрочем, это и не важно -- кем он был. Просто скажем, что он был уже совершеннолетним, хотя и намного моложе Храмировского -- и достаточно на этом. Нет, любители грязного белья, между ними не было интимной связи -- поверьте на слово.
   Снег хрустел, в такт неспешной беседе, под обувью гулявших.
   -...Собственно, примерно в те годы я и начал обдумывать эту операцию -- операцию "Шелли", говорил Храмировский, - Нет, не в честь нефтяной компании. В честь Мэри Шелли, конечно же. Ведь мне предстояла роль этакого нового Франкенштейна. А идея была проста: если нельзя привести к власти порядочного человека -- почему бы не подменить таким порядочным одного из власть имущих мерзавцев? Всё бы хорошо -- вот только где взять такого порядочного, да ещё что б подмену не обнаружили? И ответ оказался очевидным: если нет естественных, - то следует вырастить искусственного. Таким образом, оставалось только выбрать подходящую кандидатуру. Задача -- довольно сложная, ведь работать приходилось фактически без права на ошибку И кандидатура нашлась.
   -И как вы подобрали подходящую кандидатуру? Случайно?
   -Отчасти да. Знаете, если долго искать -- то рано или поздно найдёшь, пусть даже и случайно. Так вот, ещё со времён совместных посиделок с Пуниным и его соседями по дачному кооперативу, я понял, что этот -- далеко пойдёт, если вовремя не остановить. Плюс к тому, от полковника было проще получить необходимый телесный материал -- глаз ведь я ему вырастил и пересадил в 94-м.
   -А заодно и вырастили ему запасное тело?
   -Именно так. Только не ему, а ему на замену. Впрочем, самым сложным было не вырастить тело, нет. Самым сложным было другое, а именно -- вырастить личность. Что бы проснувшись он почувствовал себя именно человеком. Что бы он почувствовал себя личностью. Зрелой, сформировавшейся личностью. Вот что было основой. А уж если смогли вырастить одну личность -- то сможете и вырастить вторую. Две личности в одном теле -- такое научились делать ещё в семидесятых.
   -Я читал когда-то об этом, но думал, что это так, литература...
   -Нет, они действительно это делали. Правда, тогда работали с естественным путём выращенными людьми, да и методика у них была полумистическая -- все эти гипнозы... - Храмировский чуть поморщился неприязненно, - но не в этом дело. Суть в том, что метод был опробован, отработан и внедрён ещё задолго до меня. Я лишь сделал его более... технологичным, что ли? И применил его к искусственно выращенному телу. В итоге -- в одном теле были запрограммированы две личности. Одна -- полностью искусственная, продукт моего вдохновения... Игорь зря удивлялся -- предугадать его мысли мне было не сложно. Правда, из-за того, что эта личность была прописана с нуля -- то очень много времени ушло на её полноценное развитие. Фактически, эта личность долго и упорно создавала себя по ранее составленной программе -- тот процесс, который Игорь воспринимал как возвращение памяти. Что же до второй -- то она, пусть и с небольшими изменениями, скопирована с полковника Пунина, и потому была готова к использованию практически сразу.
   -Как-то у вас всё просто выглядит.
   -На словах всегда всё просто: под видом томографии головного мозга снимаем этакую матрицу личности, немножко корректируем её, и записываем на новый, искусственно выращенный, носитель. Тогда как на деле...
   -Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается?
   -Именно так. Времени понадобилось много.
   -Ну, и каково это - быть создателем синтетического человека?
   -Да ничего особенного... между прочим, не сказал бы я, что он синтетический. Как-никак он создан на основе натуральной биологической ткани. Его кожа, мышцы, кости в биологическом смысле не отличаются от наших с вами. С точки зрения тела он - обычный человек.
   -Что, даже и дети у него могут быть?
   -А как же? Нанятая на роль любвеобильной медсестры проститутка доставила нам образцы его семени. Полностью жизнеспособный материал. Так что из синтетического в нём разве что личность. Да и то -- только одна. Причём, если не знать об этом, от настоящей её не отличить.
   -От настоящей... вон идут к нам какие-то натуральные личности.
   -Пятеро вроде бы.
   -Шестеро.
   -Малолетнее хулиганьё.
   -Идут прямо к нам. Отойдём в тень?
   -Зачем? - удивился Храмировский, - Ничего страшного.
   -Лишний раз связываться...
   -Так-то да, лучший бой -- тот, которого удалось избежать. Но...
   Храмировский и его собеседник остановились.
   -И чего их сюда принесло? - сказал Храмировский.
   -Да, такую беседу испортили.
   Испортившие беседу подростки подошли к ним практически вплотную. Затем, один из них, очевидно вожак этой молодой стаи, продолжая жевать жвачку, гнусавым голосом нахально спросил Храмировского:
   -Слышь, папаша, закурить есть?
   Остальные подростки глумливо загоготали.
   -Был бы я твоим отцом, - с деланным равнодушием в голосе сказал Храмировский, - Я бы повесился.
   -Не понял, - протяжно сказал вожак. В его произношении, осложнённом жвачкой, фраза прозвучала как "няапоал", - ты чего хамишь, дядя, а? И вообще, чё вы тут тусуетесь? Ваще, это, типа наша территория. Валите отсюда, а?
   Стая встретила эту тираду всё тем же гоготом.
   -Да нет, ребятки, - сказал собеседник Храмировского, - уходить вам придётся.
   Сказано было совершенно спокойно, и ни кто из малолетних хулиганов не уловил угрозы.
   Главарь обернулся к своей стае.
   -Слышь, пацаны, а этот тоже хамит. Слышь, ты, - продолжал он, поворачиваясь к собеседнику Храмировского, - Ты чё, в натуре, совсем...
   Фраза осталась незаконченной. Трудно ругаться, когда в лицо тебе чуть ли не в упор смотрит дуло пистолета.
   -Предлагаю сделку, - сказал Храмировский, держа пистолет на вытянутой правой руке, - Вы сейчас мирно бежите туда, куда шли -- А я не буду огорчать ваших родителей.
   -Им ведь будет неприятно, - сказал собеседник Храмировского, демонстративно засовывая правую руку во внутренний карман пальто, - если им придётся опознавать в морге своих детишек, верно?
   -А он у тебя чё, заряжен? - спросил один из подростков, делая шаг назад.
   -Вряд ли ты хочешь проверить это на себе, - сказал Храмировский, - да?
   -Так что -- бегите ребята, и побыстрее, - добавил его спутник.
   Когда подростки -- довольно быстро -- ретировались, Храмировский, пряча пистолет в карман пальто, сказал:
   -Лучше старенький "ТТ", чем дзюдо и карате.
   -Как думаете, в милицию они не побегут?
   -Зачем?
   -Ну, сказать, что в Летнем саду двое маньяков с оружием гуляют.
   -А у вас там тоже пистолет?
   -Нет, но они об этом не знают.
   -Нашу милицию такая ерунда не заинтересует, - равнодушно сказал Храмировский, - Тем более, когда новость об этом приносят малолетние хулиганы.
   -Вы думаете?
   -Практически уверен. Так на чём мы с вами остановились?
   -На том, что понадобилось много времени, вроде как.
   -А, ну да. Так вот -- времени действительно понадобилось много. Но могло быть и больше. Надо сказать, всё-таки Пунин... он был в чём-то прав, когда говорил, что заграница нам поможет. Сотрудничество сначала с немцами, а потом и вообще с многими заграничными учёными мне очень сильно помогло -- как с техникой, так и с людьми. Собственно, назвать эту самую операцию делом исключительно моих рук было бы неверно -- тут весь научный мир потрудился... при этом не ведая, что творят. Без них эта операция заняла бы втрое больше времени.
   -Значит, спорить о приоритете смысла нет?
   -А кому он нужен? Мне -- не важно, а другим... - Храмировский усмехнулся, - гордиться чужими достижениями, не имея своих -- это глупо.
   -Да наши предки Рим спасли?
   -Вот именно. Так вот, эти две личности, несмотря на то, что они существуют в одном и том же теле, на одном и том же мозге, друг о друге даже не догадываются. Но стоит произнести кодовую фразу на фарси -- и вместо водителя Игоря просыпается полковник Пунин, точнее -- его двойник, со слегка альтернативным мышлением.
   -Почему фраза на фарси?
   -А что б кто-нибудь случайно её не произнёс при нём в моё отсутствие.
   -А зачем две личности? Разве одной было не достаточно?
   -Для тренировки. Проверка действенности метода. Ну и для прикрытия. Увидел бы кто случайно, что у нас по больнице полковник Пунин расхаживает -- а у нас всё наготове. Не полковник это -- водитель. Не верите -- самого спросите. А что похож... ну, бывает такое в природе.
   -А что вы подкорректировали в личности Пунина?
   -Ну как... полковник Пунин -- он ведь всё-таки редкостный... хотя нет, такие как он как раз сейчас не редки. Их развелось даже излишне много -- любителей выкачать из страны все соки и удрать с награбленным". Именно от этой шакальей черты я своего подопечного и избавил. Если уж любишь тащить -- так тащи в свою страну. А не из неё.
   -Это верно. И как там сейчас ваш подопечный поживает, на премьерском посту?
   -Очень неплохо. Сейчас нового полковника Пунина активно продвигают наверх. Ему создают репутацию, ему создают образ -- создают всё. Методы, правда те ещё используются. Для чего, по вашему, этот наш "Большой Брат" организовывал взрывы жилых домов? А что бы сначала напугать население -- а потом показать спасителя. И невдомёк этому самому Бэ-Бэ, что как только их протеже доберётся до вершин власти и утвердиться в ней -- всей этой семье и самому Бэ-Бэ настанет конец.
   -А вы уверены, что из этого нового Пунина, сделанного вами, получится идеальный правитель?
   -Нет. Идеальных правителей не бывает. Но я хотя бы попытался. Попытался хоть что-то изменить, хоть как-то остановить этот бардак. А дальше -- посмотрим. Заодно узнаем, кстати, что сильнее: сознание или бытие? Действительно ли власть так развращает людей -- или это уже развращённые люди добиваются власти? Во всяком случае, мой Пунин не сбежит за границу с награбленным через восемь лет -- как планировал настоящий. Он у меня не просто стремится к власти -- но к власти над сильной и богатой Россией, которую ему ещё предстоит создать.
   -А если в своём властном стремлении он не ограничится Россией?
   -Поживём -- увидим.
   Некоторое время они шли молча, похрустывая снегом.
   -Одно обидно, -- сказал Храмировский, -- Что о таком величайшем научном эксперименте никому не расскажешь. Сами понимаете: такие дела следует хранить в секрете.
   -А вы не боитесь, что сотрудники проболтаются?
   -Нет. Эту работу можно было сравнить с написанием огромной такой картины, где работают множество мастеров и ремесленников от живописи -- но при этом каждый из них отвечает только за свой участок полотна, представляете? И при этом - не знает, что делают другие. И только один человек, который всё это затеял, имеет в руках общий план действий, согласно которому и корректирует работу всего этого союза создателей. Только он знает, как выглядит картина в целом. Вот так и у нас: работал над проектом весь научный мир земного шара -- а к чему в итоге это привело знаю только я. Если же зарубежных учёных, помогавших мне, будут спрашивать -- то они ответят, например: "Мы совершили важнейшее научное открытие -- мы смогли клонировать овечку!"
   Собеседник Храмировского рассмеялся.
   -Да, кстати, а почему нельзя было подкоректировать личность самому полковнику Пунину, - сказал он, - сделав его более патриотичным что ли?
   -Дело в его мозге. - ответил Храмировский, - Полковник прожил слишком много лет, определённые связи в его мозге уже сложились и потому подобная "перепрошивка" была бы куда сложнее, нежели записать отредактированную копию на свежий, девственно чистый, мозг.
   -А что теперь стало с настоящим Пуниным?
   -Сидит себе, бедный, в психиатрической клинике и улыбается улыбкой полуидиота. Ведь психиатрия -- замечательная отрасль медицины, в ней выздоровление пациента случается крайне редко.
   -И ещё вопрос. Правда, он несколько личный. Вы ведь, если не ошибаюсь, в девяносто четвёртом, овдовели?
   -В девяносто третьем, осенью. Там было уже слишком поздно, - сказал Храмировский, - мозг Кати уже успел погибнуть. Знаете, без кислорода в мозгу наступают необратимые нарушения уже через шесть минут. Конечно, можно было вырастить женщину, которая внешне будет стопроцентно похожа на Катю -- но Катей она всё равно не будет. С тем же успехом можно было бы приклеить Катину фотографию на резиновую куклу из секс-шопа. Да и как бы я стал это потом объяснять? Все уже привыкли, что она умерла -- и тут вдруг получается -- воскресла?
   -Значит, бессмертия это ваше изобретение не даёт?
   -Нет. Даже если мы сделаем точную копию вашего тела и запишем в его мозг точную копию вашей личности -- то это всё равно будете не вы, а ваша копия. Так что бессмертия пока нет, но мы работаем над этим. И не только над этим.
   ... ...

Эпилог.

   Ночь с тридцатого на тридцать первое декабря 1999 года была, пожалуй, одной из тех редких ночей, когда Храмировский хотел заснуть, но не мог. Часов до трёх ночи он периодически переворачивался с боку на бок, пока, наконец, не забылся. Без каких-либо сновидений.
   Утром тридцать первого, около десяти утра его разбудило настойчивое пиликанье мобильного телефона. Не вставая с дивана, Храмировский дотянулся рукой до аппарата. Звонила Ирина, единственная дочь Владимира Мирославовича.
   -Да, я слушаю, - сказал Храмировский.
   -Папа, ты телевизор смотрел?
   -Нет.
   -Включай скорее, президент в отставку ушёл.
   -Понятно, - Храмировский неуклюже стал перекладывать телефон из одной руки в другую и совершенно случайно нажал кнопку прерывания связи, - Тьфу ты, лапоть!
   Он положил телефон обратно на журнальный столик, и перевернулся набок. Голова была страшно тяжёлой, глаза слипались. Жутко хотелось спать.
   "Всё-то она звонит по утрам, - думал Храмировский, - и ничего не сделаешь, как-никак, по биоритмике она "Жаворонок"... поспать бы ещё часок-дру..."
   Мысль оборвалась, как магнитофонная лента. Храмировский рывком вскочил с дивана. Одеяло ещё не успело до конца свалиться на пол, как Владимир Мирославович уже включил телевизор, всё ещё не веря...
   -...Мучительные переживания: что нужно сделать, что бы людям хотя бы немного жилось легче и лучше... - услышал он голос президента.
   Храмировский облизал разом высохшие губы.
   -...не было у меня более важной задачи...
   Президент выглядел откровенно непредставительски, несмотря на дорогой костюм. Лицо президента сильно опухло, глаза совсем заплыли. Говорил он медленно, словно с трудом, постоянно вставляя там и сям паузы между словами.
   -...Я ухожу. Я сделал всё, что мог. И не по здоровью, а по совокупности всех проблем.
   Сонное состояние моментально покинуло Храмировского.
   -Мне на смену... приходит новое... поколение... поколение тех, кто может... сделать больше и лучше.
   Телефон (на этот раз городской) звонко зазвенел.
   Храмировский выключил у телевизора звук и снял трубку.
   -Да, я слушаю.
   -Владимир Мирославович, здравствуйте.
   -А, это вы... - голос своего давешнего собеседника из Летнего сада Храмировский узнал сразу.
   -Уже смотрели?
   -Да.
   -И как вам?
   -Честно говоря -- я ждал чего-то подобного.
   -Значит, теперь вся власть в его -- собеседник Храмировского сделал паузу, как бы подчёркивая -- руках?
   -Ещё не вся, - ответил Храмировский, - это лишь начало.
   -Не боитесь?
   Храмировский немного помолчал.
   -Я знал, на что шёл, - ответил он после паузы, прикрыв веками глаза, - Тем более, что теперь поздно что-то менять.
   -Вам достаточно сказать лишь слово...
   -Не вижу в этом смысла.
   -Вы правы. Уничтожать собственноручно созданное произведение... Ладно, извините, мне тут в дверь звонят. С наступающим вас новым... годом.
   -Вас тоже, - сказал Храмировский -- и связь оборвалась. В трубке послышались гудки.
   Храмировский положил трубку на аппарат.
   "Готов поспорить, - подумал он, - что никто ему в дверь не звонил. Просто сказал, всё, что хотел -- и отключился".
   Храмировский пощупал подбородок.
   "Не мешало бы побриться, всё-таки Новый год. Знатную я всё-таки кашу заварил. Знать бы -- чем всё это кончится... хотя, нет, тогда было бы не интересно".
   Храмировский вошёл в ванную комнату, пустил тёплую воду. Затем посмотрел на себя в зеркало.
   "Ну что, Франкенштейн, доигрался?" - подумал он, скорчив отражению рожу, и приступил к бритью.
  
  
  

ВСЕ ОПИСАННЫЕ СОБЫТИЯ, ИМЕНА И ФАМИЛИИ ГЕРОЕВ ЯВЛЯЮТСЯ ВЫМЫШЛЕННЫМИ; ВСЯКИЕ СОВПАДЕНИЯ С РЕАЛЬНЫМИ ЛЮДЬМИ ЯВЛЯЮТСЯ СЛУЧАЙНЫМИ.

Almost.

  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"