Вслед за белыми крыльями
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Дочь артистов одного из театров Владивостока, Эмилия, в автомобильной катастрофе теряет родителей и, влюбившись в актера из гастролирующей труппы, переезжает к нему в Беларусь, бросив квартиру и забрав с собой лишь имущество. Стас - актер минского театра и по по совместительству не очень добросовестный предприниматель. Эмилия долгие годы живет с ним гражданским браком, ведет светскую жизнь и ни в чем не нуждается. Но при видимом благополучии она несчастна и одинока. Когда Стас умирает, его дочь выгоняет Эмилию из дома лишь с парой чемоданов. Так она оказывается в полесской деревушке Заречье.
|
Г. И. Миронова
Вслед за белыми
крыльями
Роман
***
Маленькая кирпичная будка с обшарпанной лавкой внутри носила звучное название "Станция "Заречье". Но именоваться станцией она могла, разве что с большой натяжкой. Будка и есть будка, потому сидела в ней худая продрогшая собака. Строение давно обветшало, обдувалось со всех сторон ветрами, и укрыться там не представлялось возможным. Но собака не шла в деревню, а лишь жалась в угол и с тоской смотрела на проходящие мимо поезда. Похоже, бедолага кого-то ждала, провела здесь не одни сутки и изрядно оголодала.
Как только поезд остановился, собака с надеждой бросилась навстречу. Из вагона показалась женщина. "Пошёл, пошёл! - испуганно закричала она и от неожиданности схватилась за сердце. - Мамочки, за что такое наказание!" Но бедное животное подогнуло замёрзшие лапки, подползло и уткнулось носом в её сапог. У женщины выступили слёзы. Собака принялась шмыгать по чемоданам в надежде поживиться съестным, но, ничего не унюхав, жалобно заскулила и уползла в угол.
Обе долго смотрели на удаляющийся состав. Поблизости - никого. Женщина присела на краешек лавки и, осмелев, потеребила ухо собаки: "Ну что, пойдём искать приют?" Собака отвернулась, легла на примороженную траву и заскулила. "Как хочешь", - печально пожала плечами женщина, взяла чемоданы и направилась к деревне. За спиной послышался протяжный вой, новая знакомая так и не отважилась двинуться с места. Женщина захлебнулась слезами и прибавила ходу. "Что поделаешь? Сама в не менее жалком состоянии", - подумала она, кукожась и дрожа от холода.
Давил стыд. С позором выставили из вагона на первой попавшейся станции, билета не оказалось. Оно и понятно: пускаться в путешествие без денег - авантюра. Но так уж вышло. Звали её Эмилия. Красиво, интеллигентно. Это сейчас модно давать детям старинные, необычные имена. Сплошь Савелии, Игнаты, Макары, Агаты и Арины. А раньше всё больше называли Таньками, Катьками да Галками. Эмилия ехала к дальней родственнице по линии матери в надежде найти приют, хотя догадывалась: в радость там быть некому.
Ветер сбивал с ног и мучительно гудел в ушах, путал рассыпавшиеся по плечам волосы, теснил дыхание и застывал глубоко в груди. Эмилия остановилась на полдороги и обхватила голову руками, пытаясь спрятаться не только от стихии, но и от реальности. Хотелось закричать на весь свет, чтобы выплеснуть изнутри вздыбленную боль, которая завладела каждой клеточкой организма, мучительно саднила в горле и заставляла задыхаться, мешая лёгким расправиться в полную силу. Эмилия закричала. Громко и протяжно, как та покинутая собака. Но никто не услышал этого крика, не нашлось на земле ни одного человека, который пожалел бы её или хотя бы посочувствовал.
Стояла ранняя весна, земля успела оттаять, но внезапно пошёл снег, густой мокрый, затем надавил мороз. Чуть распустившиеся зелёные листочки на деревьях покрылись льдом и стали похожи на малахитовые камушки. Как красиво переливались они в ярком свете луны и, как мелодично позванивали от порывов ветра! На миг Эмилии показалось, что округой завладело волшебство. Всё сверкало, искрилось, издавало причудливые звуки и походило на сон. Но ужас хватал за горло с новой силой, и появлялось желание раствориться в незнакомом мире, закрыть глаза и вправду заснуть, чтобы больше никогда не проснуться.
Эмилия гнала недобрые мысли и двигалась вперёд, пытаясь избавиться от наваждения. Вдалеке сквозь стройные ряды сосен проступали огни деревни, и она упрямо пробиралась к этим огням, утопала в покрытых настом сугробах, цеплялась за сучья, падала, подымалась, и всё равно устремлялась вперёд. Идти по бездорожью пришлось долго, и когда добралась до первой хаты, стоявшей на окраине села, замёрзла так, что сил двигаться дальше уже не осталось. Эмилия постучала в окошко. В доме засуетились, шаги проследовали в сени, и раздался голос:
Кто там!
Пустите, пожалуйста, переночевать, я отбилась от поезда и сильно продрогла, - в изнеможении пролепетала Эмилия.
Дверь отворилась:
Проходи, милая, а то хату настудишь, - кутаясь в пуховый платок, хозяйка с любопытством оглядела гостью.
Спасибо, - еле вымолвила Эмилия и в беспамятстве опустилась наземь.
Когда же открыла глаза, увидела рядом заботливое морщинистое лицо.
- Наконец-то! Оклемалась, и у бабушки от сердца отлегло. Напужала, зоренько, до смерти напужала. Ночь и день над тобой выстояла, страшилась, кабы до Бога твоя душенька не отправилась. Тут же глушь, мобильный телефон берёт только на середине улицы. Людей зимой в нашем конце деревни немного, да и те - старики. Вся молодёжь в центральной части усадьбы живёт, а тут всё больше дачники. Батьки померли, а дети в городах обитают. Только на лето, как птички, слетаются в родительские дома. Модно сейчас дачу в деревне иметь. Больница наша на ремонт закрыта, так что помощи ждать неоткуда. Да ничего. Хорошо, хоть очухалась. Меня баба Вера зовут, и ты так зови. Кто ж такая будешь и каким ветром зореньку в наше захолустье занесло?
Покончив с расспросами, баба Вера подпёрла рукой подбородок и начала приговаривать:
"Такая хорошенькая, ладненькая, кожа бархатная, ручки белюсенькие!" Она рассматривала гостью, как маленькая девочка рассматривает красивую куклу.
Эмилия я, - засмущалась та.
Дивное имя, а здесь что делаешь, Эмилия?- с девчачьим любопытством спросила баба Вера, примостившись рядышком.
Жить негде, думала, к родственнице в Гомель поеду, может, приютит. Да денег на проезд не хватило, вот и высадили на полдороги.
Ну ладно. Попей горячего молочка, драников поешь. Почитай, сутки проспала, горемыка, проголодалась, поди. А подкрепишься, сил прибавиться, тогда и расскажешь всё.
Эмилия жадно набросилась на еду, второй день во рту - ни росинки. А насытившись и отдохнув, начала своё невесёлое повествование.
***
Родилась я в далёком городе Владивостоке. Детство, помниться, проходило счастливо, родители любили и лелеяли меня, как принцессу: покупали красивые платья, шубки да сапожки, наряжали в натуральные китайские шелка. В городе в то время оседало много китайцев. Они устремлялись в Россию, пытаясь наладить бизнес и разжиться. Земли на Дальнем Востоке много, а китайцы - люди трудолюбивые. Брали участки в аренду и тут же строили теплицы, засаживали гектары овощами, удобрений бросали под посевы немерено, поэтому и урожаи собирали невиданные.
Те, кому удавалось разбогатеть, как правило, сходились с местными молодками. В России русская семья, а дома - китайская. Кровь у них сильная, доминантная, вот и рожали наши женщины китайчат. Пол - Владивостока таких ходит - ни то русские, ни то китайцы.
Они-то и привозили из Поднебесной шелка да украшения восточные. В магазине ничего не купишь, дефицит, а у китайцев всё достать можно. Дорого, правда, но мама с папой для меня ничего не жалели.
Куколка ненаглядная, - повторял отец, стоило мне в очередном наряде появиться у зеркала.
Не куколка, а артистка, - поправляла я, кружась и пританцовывая.
Родители тогда служили в театре актёрами, жили весело, беспечно, и мне отводилось немного внимания. Вот и росла я, по утверждению отца, когда у них с мамой завязывался спор о воспитании, как сорняк под лавочкой, за кулисами. Мама поправляла, что сорняки растут в огороде, на что папа резонно замечал, что я сорняк городской.
Поначалу, будучи маленькой, мне часто доводилось перебиваться у дяди Марека, который жил в нашем доме по соседству и служил в театре швейцаром. При надобности он с удовольствием соглашался присмотреть за дочкой артистов.
Дядя Марек обожал животных, которые, чувствуя дружеское расположение, тоже льнули к нему. Особенно кошки. Бывало, идёшь мимо лавочки у подъезда, а там сидит дядя Марек с облезлым котом, на котором отпечаталась вся его несчастная бродячая жизнь. Обвислое надкусанное ухо, клоками вырванная шерсть, и лет ему уже немало. Но для дяди Марека это неважно. Всем, кто проходил мимо, предлагалось взять кота на воспитание. И столько в глазах благодетеля читалось надежды, что это состояние передавалось и коту. В эту минуту взгляды обоих становились похожими, они смотрели на прохожих тоскливо и жалостливо.
Но, к сожалению, прохожим кот не нужен. Все куда-то спешили, на ходу отшучиваясь и улыбаясь, а дядя Марек шёл домой и приносил тайком от жены кусок колбасы. Что ещё можно сделать для хвостатого друга? Но кот с восторгом набрасывался на еду. А как фыркал и рычал, если кто-то пытался посягнуть на неожиданную добычу! Набив брюхо, сытый и довольный, он лениво располагался у ног дяди Марека. Зачем теперь идти на какое-то воспитание?
Как только дядя Марек выходил на улицу, его сразу окружали коты и сопровождали везде, образуя своеобразную свиту. Необычное шествие всех веселило, казалось забавным чудачеством, но дядю Марека это нисколько не смущало.
В потешной церемонии не раз доводилось участвовать и мне. В такие минуты я представляла себя принцессой, а котов - придворными. Так и росла.
И лишь когда повзрослела, родители серьёзно занялись моим воспитанием. Как же, дочь - самая талантливая девочка в мире, грех не вылепить великую артистку! К тому времени я уже пробовала выступать на концертах, утренниках и даже играла во взрослых спектаклях, где требовались юные актёры. При театре работал детский коллектив "Звёздочки", который носил звание народного. Отбирали туда только самых одарённых детей, но благодаря незаурядным способностям, мне удалось пройти конкурс без труда. Родители полагали, что это хорошее подспорье для подготовки в театральное училище, куда собирались отправить меня после школы. С нами занимались профессиональные режиссёры, нас задействовали в постановках, приходилось выезжать и на гастроли. Я играла главные роли, а так как от природы имела хороший голос, то ещё и много пела на сцене.
Одноклассницы мне завидовали. Оно и понятно: звезда! А кавалеры безнадёжно влюблялись. Поджидали после спектаклей, пытались познакомиться и норовили обязательно проводить домой.
Но кто смотрел на сверстников, если по ночам грезился принц! Представлялось, что он приплывёт на большом корабле с алыми парусами, как у Ассоль, или приедет на шикарном автомобиле, как показывали во французских фильмах. Какие сверстники?
К моменту окончания школы я превратилась в копию красавицы матери: такой же гибкий стан, чёрные глаза и длинные вьющиеся волосы. А сколько знаний посчастливилось впитать в ту пору, чем я только не занималась? Вертясь возле парикмахеров и гримёров, подсматривая за их уловками, сумела в точности перенять уникальные навыки. Помогая костюмерам, заимствовала и их секреты. Да и родители старались всесторонне развивать любимую дочь, приглашая педагогов по хореографии, вокалу, музыке, иностранным языкам. А актёрское мастерство?
Все, что схватывалось цепким умом и достигалось прилежным трудом, аккуратно раскладывалось в уголках бережливой памяти. Тогда казалось, всё это нужно, всё пригодится, всем доведётся воспользоваться. Я видела себя то знаменитой актрисой, играющей Джульетту на столичных подмостках, то киноактрисой, то популярной эстрадной звездой. Но самым желанным из всего был, несомненно, театр, который в то время поглотил меня полностью. Там я выросла, там мне легко дышалось, там меня считали своей, там был мой дом.
***
Это случилось во время гастролей труппы по стране, отец не справился с управлением машины и перевернулся. Рядом находилась и мама. Родители собирались заехать на почту, узнать, как у меня дела. Мобильными телефонами тогда ещё не пользовались, при надобности звонили с телеграфа, и папа с мамой переживали всегда, когда я оставалась одна, без конца названивали и проверяли, всё ли в порядке.
Той зимой стояла переменчивая погода, слякоть сменялась сильными морозами, и на дороге часто появлялась гололедица. В тот страшный день на скользком мосту машину родителей закружило и понесло в кювет. Травмы отца оказались смертельными, и он погиб на месте. Мама же осталась жива, но сильно покалечилась: множественные переломы, сотрясение мозга, разрыв селезёнки, подняться с постели больше так и не смогла.
Жизнь перевернулась, на неокрепшие плечи легла вся тяжесть свалившейся беды. Отец умер. Эта трагедия стала горем не только для нас с матерью, но и для всей труппы. Церемония прощания проходила в театре, в колонном зале, с почётным караулом, венками и большим количеством живых цветов. Много людей собралось на похороны, эта смерть стала невосполнимой потерей для всего города. Папу обожали и коллеги по цеху, и поклонники, друзья и близкие люди. Он был великим артистом! Спектакли, где отец играл главные роли, собирали полные залы. Люди специально ходили в театр, чтобы посмотреть на игру кумира, пришли и в этот день, желая проводить его в последний путь.
За жизнь и здоровье мамы неистово боролись врачи. Одна операция сменялась другой, но улучшения не наступало. Лекарства стоили дорого, и сбережения, отложенные родителями, начали быстро таять. Ни о каком поступлении речи уже не было. Как ехать в Москву, бросив больную мать? Где выход? В поисках работы отправилась, конечно же, в театр. Но без специального образования не брали в артистки. Всё, что смог предложить директор - вакансию костюмера. Пришлось согласиться. Мне и раньше доводилось приводить в порядок платья, пока родители репетировали, и работа оказалась привычной.
Доченька, держись театра, - наставляла мать перед смертью. - Одна на всём свете остаёшься, а здесь люди большой семьёй живут, не дадут пропасть.
Не говори так, ещё выздоровеешь, и на одной сцене играть будем.
Но мама больше не поднялась, угасла быстро и тихо.
А когда её не стало, театр заменил мне семью. Я умело выполняла работу, и руководство это ценило. Кроме того, продолжала посещать детскую студию "Звёздочки" и иногда выступала в роли ведущей, на концертах и утренниках для детей, что устраивались по праздникам. А ещё водила дружбу с актёрами, которые вели богемную жизнь, любили кутить, развлекаться. В их компании меня закружило в вихре вечеринок и увеселений.
В общем, со всех сторон обласкана, востребована и свободна. Всё это помогло заглушить боль утраты, ни на кого не оглядываться и жить дальше.
***
Говорят, от судьбы не уйдёшь. Как-то произошло событие, перевернувшее всю мою жизнь. На гастроли по Дальнему Востоку из далёкой Беларуси приехала минская труппа, которая давала спектакли и в нашем театре. Эта страна особая для меня, манкая, привлекательная. Дело в том, что Беларусь - мамина родина. Будучи маленькой, мне не раз доводилось бывать с родителями у бабушки в деревне. С тех пор душу согревают милые сердцу воспоминания. Глаза наполняются слезами, стоит возникнуть образам предков, давно ушедших в мир иной.
Помнится, бабушка с самого утра приносила в постель парное молоко. Я с удовольствием выпивала полную кружку и прижималась к ласковым, шершавым от тяжёлой работы рукам. Она нежно разглаживала кудряшки на моей голове и причитала: " Худенькая какая, малёхонькая. Что, дома совсем не кормят?" Я, растрогавшись, начинала тоже жалеть себя и жаловаться бабушке.
Эта твоя дочка даже мороженого ребёнку не покупает.
Что ж это получается, - подыгрывала бабушка, - морят дитя голодом? Обязательно поговорю с дочкой и прикажу, чтобы лучше кормила мою ласточку!
Поговори, поговори, пусть ещё гулять подольше пускает, - пользуясь, случаем, договаривалась я с бабушкой. - А то моду взяли, только на улицу выйдешь, как уже домой зовут.
Бабушка щурилась и долго грозила дочке пальцем. Теперь-то всё пойдёт по-другому, удовлетворённо заключала я. Какой любовью наполнялось в эту минуту моё сердце, и с какой благодарностью жалось оно к уютной груди бабушки! Это чувство и сейчас иногда приходит по ночам, а потом ещё долго ощущается запах парного молока и тепло родных рук.
Как давно это было! Хоть бы разочек пройтись по тамошней деревне да подышать тем воздухом! Никого из родственников уже не осталось, только двоюродная тётка в Гомеле живёт.
И вот, как весточка из далёкого детства, приезд этой труппы. А тут ещё Станислав. Стоило увидеть его на сцене, как я сразу пропала. Играл мой герой великолепно! Так, по крайней мере, тогда казалось. Впервые в жизни сердце затрепетало по-особенному, впервые в жизни почудилось, что пришла настоящая любовь. Притом, виной был не столько Стас, сколько образ, самой же и придуманный. А Стас, на самом деле, имел солидное брюшко, замужнюю дочь и не один развод за плечами. Но кого это остановило? Скажу больше, меня это даже раззадорило. Как же, избранником стал не тривиальный безусый юнец, а серьёзный, взрослый мужчина.
После спектакля я набралась смелости и проследовать за кулисы. Надумала подарить цветы! Так и познакомились. Осыпала его комплиментами, восхищалась спектаклем, игрой! Под натиском молодой горячности он и сдался. С этой минуты мы уже не расставались. Стас много повидал в жизни и с осторожностью относился к вспыхнувшей страсти, я же полностью растворилась в ней, всё остальное просто перестало существовать. Потеряв всякую рассудительность, видела перед собой только Стаса, им дышала, без него не могла жить.
Свободные часы старались проводить вместе: гуляли по ночному городу, пили ароматный кофе в кофейне недалеко от театра, целовались, и, казалось, счастливее нас нет никого на свете.
Но блаженство не может продолжаться вечно, время гастролей пролетело быстро, пришла пора расставаться. Как жить дальше, что делать? Всё смешалось в голове. Стас выискивал слова утешения, обещал, что через месяц вернётся, говорил, что надо немного потерпеть. Оставалось только верить.
Потянулись унылые, наполненные тоской и ожиданием дни, в душе воцарился хаос. Раньше в меня влюблялись многие, но что значили переживания других? А теперь это чувство завладело мной настолько, что я занемогла, физически страдала от разлуки.
К чести Стаса, он не обманул ожиданий бедной девушки и спустя месяц всё же вернулся. Какой восторг! И я не задумываясь, решила поехать следом. И не важно, куда! Хоть в Беларусь, хоть в далёкий Минск, хоть к чёрту на кулички. Дурёха! Как можно было оказаться в состоянии такого глупого, ненормального счастья?
***
Время поджимало, собирались мы быстро, в спешке. Квартиру пришлось сдать. Это сейчас своё жильё люди приватизируют, а тогда даже не знали, что это такое. Всё считалось казённым, и если приходилось переезжать, квартиру оставляли государству, а на новом месте записывались заново на очередь и ждали долгие годы. Люди с деньгами приобретали частные дома, в крайнем случае, покупали кооператив, но на него тоже требовалось постоять в очереди.
Так вот, со своей квартирой я распрощалась. Взамен получила два огромных контейнера, куда с трудом втиснула всё имущество и отправить в Минск. Вещей оказалось много. Мой отец по происхождению - потомственный дворянин, дед - профессор медицины, хирург. В своё время деду удалось не попасть под репрессии благодаря лояльному отношению к властям и большому дефициту врачей до войны. И хотя фамильный особняк конфисковали сразу после революции, семье оставили две комнатки для проживания. В этих комнатках сохранилась дорогая антикварная мебель, один секретер красного дерева чего стоил. Дед любил сидеть за ним вечерами, курить трубку и читать.
Родители получили просторную квартиру от театра в центре города, и когда дедушки с бабушкой не стало, их имущество перекочевало к нам. Поэтому у мамы в резном дубовом буфете стояли дорогие хрустальные вазы, фарфоровый сервиз на двадцать четыре персоны, и даже набор столового серебра непонятно как сохранился. И это не говоря про текстиль! Старинные китайские покрывала и кружевной тюль всегда считались гордостью семьи.
Нас со Стасом провожали всем театром, в честь отъезда друзья устроили шумную вечеринку с шампанским и подарками, радовались, желали счастья удачи на новом месте. И только дядя Марек по-стариковски брюзжал и приговаривал:
- Не спеши, Милка, обдумай всё хорошо. Здесь твои корни, здесь похоронены предки. Родная земля и кормит, и лечит, и силы жить даёт.
Но я, ослепленная любовью, ничего не желала слышать.
***
Минск на первый взгляд показался унылым, дома стояли мрачные и серые. Стоило спуститься с трапа самолёта, облака в небе насупились, и по мостовой застучал тоскливый осенний дождь. Сивер пробирал насквозь, мешал двигаться, и как-то неспокойно становилось на душе.
С трудом добрались мы до места, путаясь в бесконечных нитях дождя. Стас жил в красивом старинном особняке, украшенном пилястрами и барельефами. Дом раньше принадлежал его родителям. Отец работал крупным чиновником в министерстве, правда, умер несколько лет назад, а следом умерла и мать. Стас перебрался сюда после развода. Успокаивало, что не придётся занимать чужого места, так как прежнее жильё Стас оставил бывшей супруге.
Высокие потолки придавали дому величие, а покрытые колером и лепниной стены выглядели аристократично. Старинная мебель гармонично вписывалась в интерьер. Тяжёлые бархатные портьеры мягко ниспадали вниз, образуя красивые волны, окна, большие и светлые, выходили на ухоженный дворик. Паркетный пол изрядно потёрся, но это добавляло шарма в общую картину. Обстановка казалась красивой и стильной и в то же время холодной и неприступной.
Поначалу я робела, но постепенно освоилась. Дождались багажа с вещами. Как же хорошо они вписались в большой дом! Секретер деда водворили в кабинет Стаса, и создавалось впечатление, что стоял он там всегда. Тут же поставили кожаное кресло отца. Большая резная кровать пришлась к месту рядом с розовой софой мамы Стаса, а старинный кружевной тюль, фарфор и хрусталь, привезённые из Владивостока, добавили лоска и изящества в интерьер. Стильно смотрелись китайские шёлковые скатерти и покрывала. Всё получилось чудесно, и мы радовались, как дети.
Казалось, счастью не будет конца. Я люблю и любима, наш дом прекрасен. К тому же Стас ездил на вишнёвой "девятке", по тем временам одной из самых престижных машин в стране.
Незаметно пролетел первый месяц. Всё было настолько новым и необычным, что хотелось наслаждаться каждой минутой, предвкушать каждый следующий день.
Пока Стас работал, мне доставляло удовольствие наводить порядок и уют: убирать, стирать, гладить, готовить. В воздухе пахло чистотой и вкусно приготовленной пищей. К назначенному времени накрывался стол, зажигались свечи, надевалось нарядное платье. С работы Стас обычно приходил с цветами, и мы чинно ужинали. Я забавлялась и чувствовала себя настоящей графиней.
***
Долго бездельничать я не привыкла, настало время искать работу. Стас предпочёл бы сделать из меня домохозяйку, но как можно сидеть без дела? Закиснуть недолго.
Однако, походив по организациям, стало понятно, что без прописки нет шансов устроиться куда-либо. Пришлось сказать об этом Стасу. Впервые его взгляд сделался незнакомым и неприятно холодным.
Прописать? Нет, не получится, - его глаза бесстрастно уставились сквозь меня.
Жену, и не получится? - проговорила я, изо всех сил пытаясь поймать ускользающий взгляд.
- Ты не жена.
Эти слова до сих пор переминаются у меня на языке: "Не же-на". А ведь действительно - не жена! Если честно, никто ничего и не предлагал. Но как же так получилось? Всё бросила - квартиру, работу, друзей, помчалась без оглядки. Упиваясь счастьем, даже не подумала, в качестве кого я здесь? Это был удар! И тут Стас опомнился и начал фальшиво меня успокаивать:
Немного потерпи! Понимаешь, только развёлся, а тут новая любовь. Время надо, чтобы разобраться во всём.
Как же с работой быть? Без прописки никуда не берут, - в груди сделалось горячо и так захотелось разрыдаться.
Дом принадлежит не только мне, но и дочери, а она не даст официального согласия на проживание постороннего человека, - невозмутимо добавил он.
И что же делать? - я посмотрела на него уже совсем другими глазами.
Мы решим эту проблему, - промямлил Стас и суетливо отвернулся.
Наша семейная жизнь разрушилась, не успев начаться. Казалось, обрела дом, любимый человек на всю жизнь стал надёжной опорой. А на самом деле? Отдать пришлось всё, а взамен - ничего. И тут, против воли, предательски затряслись губы, хлынули слёзы. Одинокая, несчастная, никому ненужная! Такая к себе жалость навернулась, такая обида!
Слушать лепет Стаса о любви не хотелось, я быстро оделась и выскочила на улицу. Стоял морозный вечер, и никак не получалось согреться. Неожиданно пришло осознание, что здесь всё время холодно. Чудовищный холод начал пронизывать меня с первой минуты пребывания в городе и больше не отпускал. Раньше этого не замечалось, в состоянии мнимого счастья всё казалось надёжным, основательным. А сейчас иллюзия развеялась, и остался только холод.
Я побрела обратно. Стас, подложив руку под голову, безмятежно причмокивал. Как младенец! Похоже, его нисколько не расстроила недавняя размолвка. Мне же так и не удалось уснуть. Утром Стас взялся за решение проблемы.
Надо позвонить приятелю, у него домик в деревне недалеко от Минска. Думаю, за небольшую плату он согласиться оформить временную прописку.
Хорошо, - это всё, что я смогла ответить.
А что оставалось делать, только со всем соглашаться. Он быстро всё состряпал и больше не возвращался к этому вопросу. Молчала и я. Стас помог мне устроиться администратором в салон красоты. Работа оказалась несложной, к тому же имела одно преимущество - давала возможность выглядеть ухоженной и стильной. Стас считал это важным. Как же? Приятно выводить в свет красивую, эффектную женщину! Это импонировало ему, придавало особый статус.
А я находилась в том неопределённом возрасте, когда уже исчезла наивность, свойственная ранней юности, но ещё не появилось ни опыта, ни зрелости, ни мудрости. По сути, доверчивая простушка, привлекающая внимание лишь броской внешностью да отточенными манерами. А ещё моя страсть наряжаться в изысканные наряды! Работая в театре, я научилась неплохо шить, и многие вещи мастерила сама. Друзья говорили, что с таким вкусом и способностями из меня получился бы неплохой дизайнер, настолько хорошо получалось чувствовать время, выкраивать и комбинировать модные платья.
Художником по костюмам в театре Владивостока работала Алевтина, моя подруга. Вот кто обладал талантом от Бога! Наряды, придуманные ею для спектаклей, поражали воображение. На чёрном рынке, как уже было сказано, предлагался большой ассортимент дорогих восточных тканей. Алевтина умела найти нужную материю, а то, что потом создавала, казалось чудом. Зрители порой специально шли на спектакли, чтобы полюбоваться творениями даровитого модельера.
Тогда мне доводилось много времени проводить с Алевтиной, помогать выбирать модели, кроить новые платья, присутствовать на примерках. Она говорила, что самые интересные идеи можно подсмотреть на улицах, и мы зачастую просто бродили по городу, обсуждали прохожих, фасоны одежды, потом переносили увиденное на бумагу, что-то добавляли, что-то убирали - так рождались шедевры.
Всё это пригодилось потом. Я по-прежнему одевалась стильно и старалась придерживаться меры, что считалось редкостью во времена тотальной безвкусицы.
Стас вёл разгульный образ жизни: рестораны, театры, концерты. Откуда только деньги брались? Не трудно догадаться, что в театре так много не заработать. Он водился с подозрительными личностями, организовывал то один, то другой бизнес, и никогда не посвящал меня в свои дела. Но появиться с красивой девушкой на публике, это он любил! Ещё бы! Эффектно, все оборачиваются, завидуют! Он обращался со мной, как с дорогой вещью и не упускал случая похвастаться перед друзьями и знакомыми.
***
Всё изменилось в одночасье, когда однажды утром мне стало плохо. Резко замутило, и я судорожно принялась вспоминать, что вчера ела в ресторане, чем могла отравиться? Стас сразу всё понял.
- Ты что, не предохраняешься? - его зрачки от ярости округлились и стали похожи на две мутные агатины.
- Как-то не думала об этом,- робко пролепетала я, пугаясь его взгляда.
А кто должен думать? - он приблизился вплотную и заорал, громко, взахлёб, срываясь на придушенный писк.
Хочешь сказать, что это беременность? - я в изумлении захлопала ресницами и попыталась отстраниться.
Это у тебя надо спрашивать, - от возбуждения у Стаса начала конвульсивно трястись верхняя губа.
Я молчала. Мысли о беременности, конечно же, приходили в голову раньше. Казалось, появись у меня ребёнок, счастливее на свете никого и не будет. Да и Стас, несомненно, возгордится и порадуется за малыша. Но, во-первых, кто ж думал, что это произойдёт прямо сейчас, во-вторых, как можно было предположить, что у Стаса случиться такая реакция. Кричал, будто его хотят окрутить, ребёнком привязать к юбке. "Ничего не выйдет, голубушка"! - шипел он, тряся жирным коротким пальцем у меня перед носом.
Как же безжалостно хлестали эти слова! Хотелось спрятаться, уклониться, словно от реальных ударов. Так больно мне ещё никогда не было.
Назавтра пришлось идти в поликлинику. Опасения врачей оказались верными, беременность подтвердилась. Стас потребовал сделать аборт.
Это нестрашно, все делают, - уговаривал он, прижимаясь к моей груди и нервно поглаживая волосы.
Нет, прошу, не заставляй убивать ребёночка! Крошка ни в чём не виновата!
Вначале Стас пытался по-доброму всё решить, но я всхлипывала и категорически отказывалась подчиняться. Неожиданная упёртость вывела его из равновесия.
Это не обсуждается, завтра же разыщу врача, и всё будет кончено. И больше нечего говорить на эту тему!
Не смей делать этого, - твёрдо заявила я.
Тварь! С помощью ребёнка решила отобрать дом?
Он подошёл вплотную и окатил меня каскадом вспененной слюны.
При чём тут дом? - насмешливо произнесла я и с брезгливостью вытерлась рукавом.
И тут Стас ударил меня. Сначала по голове, затем толкнул в угол и, остервенело начал бить ногами. Видит Бог, я пыталась спасти ребёнка. Уже почти без сознания, инстинктивно, как самка, продолжала закрывать живот руками, защищая детёныша от гибели. Но тщетно.
***
Очнулась я на больничной койке. Тело болело, голова гудела. Рядом сидел Стас и плакал, раболепно умоляя не бросать его. Заботливо поправлял одеяло, мерился поцеловать. У меня же не хватало сил даже отвернуться.
Прости, - канючил он, - клянусь, этого никогда не повториться. Посмотришь, больше ни за что не подниму руку.
Уходи, - с омерзением поморщилась я.
Но он не ушёл - заваливал палату цветами, угадывал каждое желание. Врачей заверил, что, мол, разбилась, упав с лестницы, весь персонал больницы закупил дорогими подношениями.
Меня положили в отдельный бокс и лечили лучшими лекарствами. Это помогло быстро оправиться. Но ребёнок погиб. Стас убил наше дитя, убил и меня. " Родить больше не сможете", - так сказал доктор. Тело омертвело, внутри - пустота, смысл жизни утерян!
Стас забрал меня домой. Каким же ненавистным и чужим сделался этот дом! Я бродила, как сомнамбула, по большим, богато обставленным комнатам и не ощущала ни пространства, ни времени. Немного успокоиться получалось лишь тогда, когда садилась за дедушкин секретер. Это помогало выжить, да ещё бутылка вина стала моей подружкой на протяжении нескольких месяцев. Сидя в отцовском кресле за дедушкиным столом, я чувствовала их любовь и поддержку. Отец и дед, будто с того света, участливо протягивали руки помощи. В пьяном угаре хотелось дотянуться до них, но никак не удавалось прижаться к манящим рукам, в какой-то момент всё рассеивалось, как дымка, и оставалось лишь желание беспрерывно плакать. Сначала в слезах утопало кресло, затем стол, вся комната. Но слёзы не заканчивались. Это продолжалось опять и опять. Стас, как мог, успокаивал, потом ругался, прятал вино, возил к докторам, но ничего не помогало.
Постепенно душевная боль приглушилась, правду говорят - время лечит. Я снова пошла на работу в тот же салон, начала следить за собой, выходить в свет и наряжаться, но делала это уже инстинктивно. Бездушное существо, лишённое всяких чувств - вот что от меня осталось. Стас, любовь - всё отошло, словно прошлогодняя побелка от стены. "Как можно было увлечься престарелым плюгавым ловеласом!" - этим вопросом я с недоумением задавалась снова и снова.
А Стас с тех пор лишь лебезил да унижался. Так и жили.
***
Подходили к концу девяностые годы. Страна нищала, магазины пустели, предприятия закрывались. Всё это отразилось и на поведении, и на внешнем облике тогдашнего общества.
Девушки одевались вульгарно, в моде преобладали мини-юбки, джинс и кожаные куртки. На рыночных лотках продавалась дешёвая поддельная косметика, популярными стали блёстки и всевозможные стразы.
Я вспоминала яркие, экзотические костюмы подруги Алевтины из Владивостока. Если бы тогда их увидели, то наверняка, скопировали, и появились бы эти наряды в повседневной жизни.
На фоне бесцветной, невыразительной массы старшего поколения молодёжь выглядела дерзко и провокационно.
Со временем городские модницы сменили броские одежды на чёрные. Мне тоже нравится этот цвет, но он требует особого обращения. Однажды довелось стать свидетельницей того, как на свадьбу все подружки невесты пришли в чёрных платьях. Притом никто не договаривался так одеться: просто мода такая. Невеста, глядя на траурных подруг, и вовсе приуныла. Смотрелось это, по меньшей мере, странно.
Во всех подобных метаморфозах виновна "Её Величество Мода". Чего только не вытворяет с людьми эта "капризная дама"! Ей подчиняются все: стройные и пухленькие, высокие и маленькие, блондинки и даже умные брюнетки. На какие только жертвы не идут красавицы, пытаясь соответствовать ей! Выставляют голые пупки и надевают рваные джинсы, обтягиваются лосинами и носят ботфорты, наращивают ногти, волосы, удлиняют ресницы, ложатся под нож пластических хирургов, накачивают силиконом губы, делают тату. Только мода приходит и уходит, и если надоевшее платье можно сменить то, как исправить изуродованное, вышедшее из моды, искусственное лицо?
Я не лишена чувства вкуса, поэтому всегда одевалась стильно. Стас неизвестно откуда приносил дорогую французскую косметику. А ещё мне нравилось по вечерам шить, правда, для этого старалась выбирать качественные ткани. Хотя модный в то время тик, сейчас не кажется интересной материей.
Всё это время я оставалась безмерно одинокой, в жизни появлялось много людей, но чужих и случайных. На работе женщины сплетничали и обговаривали меня. Как же, богатая, надменная гордячка! Тайком восхищались нарядами, а в лицо говорили колкости. Я отвечала тем же, замечая, что наша работа предполагает наличие хорошего вкуса. Они обижались и ещё больше переполнялись ненавистью.
Можно и так говорить, если денег немерено, - парикмахерша Катька окидывала меня уничижительным взглядом. - А попробуй на одну зарплату прожить, да ещё детей прокормить.
- Чтобы одеться со вкусом, не надо много денег,- парировала я.
Твои-то наряды не дешёвые, - морщилась она и принимала высокомерную, оценивающую позу.
Эти наряды собственными руками сшиты, - просто отвечала я.
- Оказывается, наша красотка ещё и рукодельница, - язвила Полинка, педикюрша.
Да уж, без дела не сижу, - отбивалась, как могла, я.
И только уборщица тётя Клава всё понимала.
Не слушай этих балаболок, и не обижайся. Жизнь нынче тяжёлая, вот и злятся, горемычные, на весь свет.
А кому легко? - недоумевала я.
Завидуют тебе, понимаешь.
Чему? Ни семьи нет, ни детей!
Красоте, достатку, да стати. Не обращай внимания, вот и отстанут, - ласково заключала тётя Клава.
А как не обращать? Ругаться да отношения выяснять воспитание не позволяло.
Сейчас это кажется странным, но тогда одной из популярнейших профессий считалась профессия проститутки. Школьницы украдкой мечтали заняться доходным ремеслом, в их среде это не казалось зазорным. Молодым хотелось обеспеченной жизни, а где её взять, если кругом нищета. Вот и шли парни в рэкетиры (бандиты, проще говоря), а девушки становились "ночными бабочками". Не все, конечно, остальные лишь подражали в одежде.
Я тоже чувствовала себя неоднозначно. Кем приходилась Стасу? По сути, обыкновенной содержанкой, дорогой вещью в руках папика, или, как ещё их тогда величали, нового русского. Теперь такие отношения называют гражданским браком, но и теперь это лишь иллюзия, а не брак.
***
Все знакомые Стаса были неискренними и насквозь искусственными. Притворные улыбки, ничего не значащие слова, оценивающие взгляды. Стас не имел настоящих друзей, жил в окружении "прилипал", которые пользовались его деньгами и популярностью, а взамен тешили самолюбие, выполняя различные распоряжения. А ещё страшно боялись своего благодетеля.
Ещё в восьмидесятые Стас начал занимался фарцовкой, или, другими словами, перепродажей. Импортные вещи в те времена стоили дорого, и торговать ими считалось выгодно, хотя и небезопасно. Такой бизнес находился вне закона, за это и посадить могли. Стас продавал, как тогда говорили, из-под полы, видеомагнитофоны и кассеты - в то время дорогостоящий и дефицитный товар. А ещё владел мини-кинотеатром, где по видеомагнитофонам крутили иностранные фильмы, в основном порнографию, боевики и ужасы - самый востребованный тогда зрелищный продукт.
Позже кинотеатр пришлось закрыть за ненадобностью - видеомагнитофоны появились почти в каждом доме, а на его месте Стас открыл клуб. Там проводили время его коллеги, артисты, бизнесмены и криминальные авторитеты. Их развлекали полуголые девицы, демонстрируя откровенные танцы и пошлые песенки. Я старалась не посещать этот клуб, где чувствовала себя одной из сотрудниц Стаса, которые за деньги готовы были вешаться на шею посетителям и оказывать любые услуги, вела себя отстранённо и держалась от этого балагана подальше.
В нашем доме часто появлялись огромные баулы с вещами, приходили какие-то люди, всё забирали, отсчитывали деньги и удалялись - и так по кругу. На рынке Стас владел рядами вещевых палаток и руководил штатом продавщиц. Товар привозился в основном из Польши и Турции. Стас имел дело с иностранцами, со стюардессами, с так называемыми коробейниками и просто барыгами. Одни доставляли товар, другие продавали, третьи наблюдали за порядком, а он, как дирижёр, всем управлял, придумывая всё новые и новые махинации, схемы и воплощая их в жизнь, только чужими руками.
Именно Стас познакомил единственную дочь Агату с другом и подельником Геной и велел выйти за него замуж. Приблизив к себе, он надеялся держать Гену на коротком поводке.
Когда в девяностые годы начали загораться палатки на местном рынке, говорили, что это дело рук Гены, так выколачивалась мзда за спокойную торговлю у владельцев вещевых палаток.
На самом деле, это был обыкновенный рэкет. Я всё это хорошо понимала, но изменить ничего не могла. Мне претила такая жизнь! Зачем нужно богатство, добытое нечестным путём? Хотелось работать и тратить свои деньги. Меня не интересовали ни дорогие курорты, ни автомобили, ни украшения, и лишь по настоянию Стаса, находясь рядом, я позволяла себе этим пользоваться.
Как мог Стас так бездарно прожигать жизнь! Вместо того, чтобы совершенствоваться в профессии и добиваться успехов в искусстве, занимался невесть чем. Ведь прекрасный актёр, талантливый и востребованный, а к работе в театре относился несерьёзно, как к хобби.
Возможно ли, мерить талант деньгами? Я выросла в актёрской семье и знала, что порой на алтарь профессии ложились судьбы людей, и это правильно. Самой хотелось так жить, да не дано.
***
Я закрылась от людей, и люди отвечали мне тем же. Будучи бескрайне одинокой, никому не нужной и никем не любимой, казалась себе песчинкой во Вселенной, если вдруг исчезну, никто и не заметит пропажи.
Но однажды повстречала существо, к которому удалось по-настоящему привязаться. Это котёнок - маленький пушистый комочек. Голодный и несчастный, он жалобно мяукал, сидя возле универсама. Люди проходили мимо и не обращали внимания на попрошайку, а мне стало жаль это бедное, орущее создание. Не забрать ли его домой? Подумала, да и сделала. Отогрела, накормила. Налакавшись молока, котёнок уютно примостился у ног, разнежился и начал звонко мурлыкать. И тут нахлынули воспоминания! В голове всплыло детство: дядя Марек с котами; мама, ругающая за то, что трогаю бродячих животных. Повеяло теплом родительского дома, и так стало хорошо, что я схватила на руки мягкий комочек и изо всех сил прижала к груди, обрушив на бедолагу всю нерастраченную любовь и нежность.
Стасу это не понравилось, он возненавидел котёнка. Стоило мне примоститься на кресле и взять на руки Снежка (такое имя он получил за белую пушистую шёрстку) Стас взрывался, начинал придираться к мелочам и обвинял бедное животное во всех грехах.
Эмилия! - орал он. - Куда опять подевались тапочки?
А кто вчера оставил их в ванной?
Это всё проделки кота, - в запале Стас демонстративно расшвыривал по комнате всё, что попадало под руку.
Такая ревность появилась у моего любовника к обычному котёнку. Я давно не обращала на него внимания, как на мужчину и на все попытки пробудить прежние чувства отвечала холодным безразличием. Приближаясь, он неизменно натыкался на немой, презрительный взгляд и, опустив глаза, виновато удаляться.
Иногда Стас уходил из дома и пропадал где-то всю ночь. Но меня мало волновало, где он ходил и с кем. Стас злился ещё больше. Однажды явился домой в подпитии, увидел котёнка и совершенно обезумел. Во взгляде промелькнуло тоже звериное выражение лица, что и при убийстве нашего ребёнка. Я в панике схватила Снежка и выбежала во двор, на ходу застёгивая пальто.
Пришлось долго бродить по пустынным улицам, прижимая единственного друга к груди. У меня, как и у этого несчастного животного, не было своего крова. Куда пристроить сиротку? Пришлось отпустить там, где и подобрала. Слёзы застилали глаза, когда возвращалась в ненавистный дом.
Стас заметил, что котёнок исчез и опять стал ласков, бросал заискивающие взгляды и радовался, как ребёнок. А я ожесточилась ещё больше. Каким отвратительным сделался для меня этот человек!
***
Иногда к нам приходила дочь Стаса Агата - статная, ухоженная блондинка. Сколько надменности проступало в повадках этой красавицы, сколько апломба! Но на проявление человеческих чувств Агата была не способна и взирала свысока не только на меня, но и на отца. Однако стоило Стасу предложить дочери выйти замуж за компаньона Гену, вернее, за его тугой кошелёк, она, не задумываясь, согласилась.
Как супруг зарабатывает деньги, разве это важно? Главное, выйдя замуж, получить всё и сразу: иметь возможность каждый год отдыхать в экзотических странах; покупать дорогие вещи, автомобили, украшения; менять, как перчатки, любовников. Если бы Гена разоблачил "маленькие шалости" жёнушки, то наверняка убил бы, но риск лишь раззадоривал, придавал остроту ощущений её жизни.
Стасу не нравилось поведение дочери, но что можно поделать с избалованной авантюристкой? Агата вела себя независимо и не признавала авторитетов. Даже отца не считала примером для подражания, хотя охотно пользовалась и его деньгами тоже. Она жила в другом конце города, в коттедже за огромным забором и заглядывала к нам редко. С отцом предпочитала встречаться вне дома - в клубе или в кафе, но если всё же приходила в родительский дом, то вела себя, как надзирательница: по-хозяйски бродила по комнатам, тщательно осматривала гарнитуры, замечала каждую царапину на полу, каждую статуэтку, стоящую не на месте.
Голубушка, - повелительным тоном обращалась она ко мне. - Не вытирайте пыль с мебели мокрой тряпкой, это портит полировку. И постилайте диваны пледами, иначе запачкаете обивку.
Наймите служанку и командуйте, - парировала я.
Достаточно и квартирантки, - язвительно ухмылялась она. - Скажу папе, чтобы проследил за этим.
Приходилось сдерживаться, но было понятно, что вечно так продолжаться не может.
***
Однажды машину, которую Стас отправил в Польшу за товаром, задержали на границе. В тайнике обнаружили контрабанду: большое количество старинных икон, картины и украшения. Товар принадлежал некоему Штыку, криминальному авторитету. У Стаса начались проблемы. Незаконный вывоз из страны предметов старины - серьёзное преступление, и всё, что удалось сделать, уклониться от тюрьмы, а тут ещё бандиты стали требовать огромные деньги за арестованный товар.
Как-то Стас пришёл домой избитый до полусмерти, неделю с постели подняться не мог, еле оклемался. А однажды, мы катались по просёлочной дороге. Вдруг нашу машину начал подрезать Мерседес, ехавший до этого сзади. Какие-то молодчики прижали нас к обочине и чуть не перевернули, а потом помчались дальше, продолжая гоготать и угрожающе жестикулировать. По-видимому, пытались напугать, и это получилось. Стас выкатился из машины, побелевший до неузнаваемости, лицо исказилось страхом, а на лбу мутноватый пот свернулся в перламутровые горошины. У меня от переживания тоже закружилась голова.
- Что происходит? - бросилась я с расспросами.
Не видишь, - сварливо прокричал он, - убить, сволочи, хотят.
За что?
За деньги, - он сплюнул на пыльную дорогу и принялся бурно жестикулировать и ругаться.
Что же делать? - не унималась я.
Не знаю, бежать надо, - его голос от испуга приобрёл неприятный лающий оттенок.
Куда?
За границу. Куда ещё бегут? - немного успокоившись, решительно заявил Стас.
Было видно, что он серьёзно намерен скрываться, хотя вряд ли это могло помочь, такие молодчики из-под земли достанут. Как можно рисковать жизнью из-за денег? Во время войны люди умирали ради высоких целей, спасая других, а здесь всё казалось мерзким, отвратительным, самой хотелось бежать от этой грязи.
***
Мы только думаем, что можем принимать решения в этой жизни, в действительности, провидение всё решает за нас. У него своя, только ему известная дорога, оно ведёт, не спрашивая согласия и желания, и если чему-то предначертано случиться, то противостоять невозможно, как бы кто ни старался.
Я пребывала в прекрасном, но таком холодном городе и чувствовала, что нахожусь не на своём месте. Люди, которые окружали меня в последние годы, были сплошь чужими. Только и оставалось, что наблюдать со стороны за жизнью других. Все вокруг строили планы, что-то делали, куда-то спешили, и только я не принимала участия в общем движении, знала, что это не моя дорога, и не моё место в этом мире. Так и случилось.
Однажды Стас пришёл домой в подпитии, молча сел за стол, опустил голову на грудь и неестественно захрапел. Я насторожилась, подошла ближе и с ужасом заметила, что изо рта у него пошла пена.
Стас! - завопила я что есть силы. - Пожалуйста, очнись.
На крик прибежала Аня, женщина, нанятая ухаживать за садом.
Эмилечка, успокойтесь, - пробормотала она. - Всё кончено. Сейчас вызову скорую и милицию, пусть засвидетельствуют смерть.
Но как же так, Аня? Он казался совершенно здоровым, никогда не болел.
Так бывает, к сожалению. Все под Богом ходим.
Что же теперь делать? - простонала я, больше жалея себя, чем Стаса.
Бог распорядиться, - горестно погладила меня по голове Аня.
Как? - не унималась я.
Не переживайте, всё будет хорошо. А тут уже не поможешь, - приговаривала Аня, закрывая глаза моего любовника.
Стаса хоронили через три дня. Похороны проходили помпезно, как и вся его показная жизнь. Присутствовали коллеги по театру, поклонники, близкие и родные.
Неожиданно появились люди на дорогих джипах, одетые в одинаковые чёрные костюмы. Как я испугалась, нутром почуяла, что именно эти молодчики виновны в смерти Стаса. Сердце не выдержало прессинга и остановилось. Хотя в глубине души понимала - случилось то, что должно случиться, за всё в жизни приходится платить рано или поздно.
Погребальный обряд совершался в тёплый весенний день. Отпевание проходило красиво, в белоснежной церкви с колокольным звоном и певчими. Природа просыпалась, из-под снега появлялись первые цветы, распускались листья на деревьях. Впереди - жаркое лето, люди строили планы, радовались теплу солнцу, только для Стаса всё безвозвратно закончилось. От осознания этого сердце щемила печаль, я скорбела и по-бабьи его жалела.
Глаза наполнялись слезами от жалости и к самой себе. Худо-бедно, а просуществовали вместе больше пятнадцати лет, в паре прошла молодость. И хоть Стас был слабой опорой, как-то скрипели рядышком все эти годы. И вот снова оказалась одна. Только после смерти родителей жила я в благоустроенной квартире и утешали меня друзья, как говорил дядя Марек, а сейчас не осталось ничего - ни крова, ни близких, ни друзей.
Поминки справлялись пышно в дорогом ресторане, но закончились быстро. Что делать дальше? Сидеть на диване и исступлённо смотреть в стену? Нет, надо идти в парк! Вот где можно развеяться и прийти в себя, решила я и повернула в любимые мною дальние аллеи. Там бродила до изнеможения, пока ветер не выдул из головы все мысли и все страхи. Только потом, уставшая и опустошённая, отправилась домой. Но почему-то дверь открыть не получилось. От безысходности нажала на звонок и долго не отпускала, ни на что, впрочем, не надеясь. Знала - там никого нет. Неожиданно дверь отворила Агата, дочь Стаса.
Что надо? - она высокомерно окинула меня уничижительным взглядом.
Агата, впустите, - попросила я.
Ни за что. Тут место хозяйки, а не бродяжки.
Мне нужно время, чтобы забрать вещи и найти другое пристанище, - еле держась на ногах, взмолилась я.
Агата демонстративно, перед самым носом, захлопнула дверь и громко щёлкнула затвором. Меня словно оглушили, с места двинуться не могла, облака и деревья разом закружили над головой. Через минуту Агата вернулась и выставила на крыльцо два больших чемодана - спиннера.
Больше вашего тут ничего нет.
Как же, а два контейнера вещей, привезённых их Владивостока?
Не знаю, и знать не хочу, здесь всё принадлежит нашей семье. Уходите, Эмилия! - голос её неприятно сорвался на визгливый крик.
Куда на ночь глядя?
Я достаточно натерпелась, и всё ради отца. Но сейчас?
Агата захлопнула дверь, послышались удаляющиеся шаги, и всё затихло.
Пришлось взять чемоданы и идти на улицу, с трудом толкая их по асфальту. Куда деваться? Я отчаянно стала перебирать в голове возможные варианты и вспомнила про мамину двоюродную сестру из Гомеля. Не довелось повидаться раньше, но мы иногда перезванивались. Тётя с дядей живут в двухкомнатной квартире на окраине города, дети их выросли и разъехались. И тут в голову пришла мысль: "А что, если погостить в Гомеле? Требуется время, чтобы определиться с дальнейшей жизнью, в Минске на мизерный заработок и дня не протянуть".
Я вызвала такси и отвезла чемоданы в камеру хранения. И тут обнаружилось, что денег в кошельке почти нет. В надежде получить расчетные, поехала на работу, забрала документы, но зарплату так и не выдали, сказали, что переведут на карточку позже. Что делать? Из экономии пришлось отправиться на вокзал уже пешком.