Немцы подходили к Сталинграду. Отступать можно было только за Волгу. Но как? На чём? Баржей не хватало, на них увозили тяжелораненых. Мужчины, кто был в силах, сбивали доски, брёвна, делали плоты. Женщины с детьми строить не могли, и они молча прислушивались к небу, стоя на берегу. Но едва плоты спустили на воду, как всё смешалось в смертельном огне - начался очередной авианалёт.
Волга кипит от бомб. Огромные водяные столбы поднимаются к небу. Разлетаются в щепки плоты, в воздух взлетают брёвна, доски. Истекая горючим, идут на дно баржи с ранеными. Вода горит, и в ней, превращаясь в факелы, извиваются те, кому не повезло погибнуть мгновенно. Над Волгой стоит тяжёлый смрад. А по берегу, среди визга осколков, обезумев от боли и ужаса, кричат и падают истерзанные, окровавленные люди. Мы с мамой бежим в дым глубоких подвалов, чтобы спастись...
Идут бои за Сталинград. За каждую улицу, за каждый дом. Мне семь лет. Отец погиб на фронте. Вот у меня на глазах немцы расстреливают маму. Я кричу, а меня и братишку держат, не пускают к ней люди. До сих пор чувствую тепло умирающего пятилетнего братика. Маленькое тельце всё изорвано, он истекает кровью. Мамы уже нет, но он, умирая, зовёт её. Вот и нет семьи. Меня, контуженную, изрешечённую осколками, которые и сейчас во мне, с выбитым глазом, подобрали люди. Низкий им поклон. Страшная картина не стёрлась из памяти. И по ночам меня до сих пор мучают кошмары.
Вот нарастает зловещий тяжёлый гул. Это опять идут бомбардировщики с чёрными крестами на крыльях. Сердце холодеет от страха. И начинается кровавый кошмар: свистят и рвутся бомбы, бьют зенитные пушки. Грохочут снаряды и мины. С пронзительным визгом ищут свою добычу пули. Дрожит земля, в бомбоубежище нечем дышать.
Из этого ада к нам в убежище вбегают двое детишек шести-восьми лет. Они рыдают, личики перекошены страхом. С протянутых к людям рук капает кровь, ногти сорваны, кое-где висят на кровавых нитях. Дети, плача, умоляют раскопать их мамочку: её завалило стеной рухнувшего дома. Но в нашем убежище прятались одни женщины. Немея от страха, они только крепче прижимали к себе своих детей. Никто не пришёл к ним на помощь. Детишки выбежали и исчезли в дыму. Живы ли они?..
Наконец-то, бой утих. Посвистывают только пули. Нужно выходить из убежища, чтобы прокормиться. Вчера делили убитую лошадь. Несмотря на то, что её туша была покрыта червями, выстроилась огромная очередь. Людям досталось совсем понемногу, но всем не хватило.
У одной из женщин было трое детей. Она оставила двоих, шести и четырёх лет, в бомбоубежище, а с грудным побежала искать воду и еду. Улиц нет, только руины, воронки, да печные трубы... Затишье оказалось коротким. Опять в воздухе чёрная туча бомбардировщиков, и всё началось сначала: рушатся остатки домов, образуются новые воронки. Лежащие среди руин стёкла плавятся и текут от жара.
Кто-то схватил женщину за руку и толкнул в наспех сделанное убежище, под прикрытие балок и брёвен. Но видно изменила женщине удача: бомба или снаряд попали в это убежище. Балки рухнули, выбив ребёнка и завалив его так, что бедная мать смогла вытащить только свои окровавленные руки. Она жива, жива, а родного малютки нет. Острая боль пронзает сердце: ведь где-то остались ещё двое её детей. Под пулями, бомбами, снарядами бежит к ним, глаза застилают слёзы. Она падает, скатывается в воронки, но бежит к детям. О, Господи, что же это... Там, где было убежище, зияла и дымилась огромная воронка. А вокруг - трупы вперемешку с кровавой землёй и мокрыми тряпками - всё, что осталось от людей. И тут разум покинул женщину - от горя она сошла с ума.
Как было страшно видеть эту несчастную мать: косы распущены, большие глаза дико горят, она бегает, кричит, зовёт своих детей и рыдает. Люди прятали от неё малышей, которых она принимала за своих. Так она мучилась несколько дней, пока не нашла покой в водах протекающей рядом Волги.
Прошло почти семьдесят лет, но в памяти всплывают картины прошедшей войны, одна страшнее другой. Как хочется видеть нашу планету цветущим садом. Без войн, без терактов, без убийств. Счастья вам, люди и спокойной, радостной жизни!