Мальчику Гоге не повезло. К его счастью он этого не осознавал и был вполне доволен жизнью. Родители зачали его в день рождения гогиного папы когда разошлись гости. Напившаяся до полного изумления гогина мама - студентка второго курса сельхозакадемии - была в состоянии близком к летаргическому сну и не сопротивлялась гогиному папе который снял с неё нечистые панталоны небесно голубого цвета с начёсом, устроил свои бледные и дряблые чресла между её толстых щетинистых ляжек цвета сырой свинины и выстрелил своим не менее поражённым алкоголем, чем гогина мама, семенем прямо в матку.
В эту алкогольно угарную ночь у будущего мальчика Гоги завелась лишняя пара хромосом наградившая его синдромом Дауна и оставив на его лице несмываемую печать ущербности и слабоумия. Родители сильно переживали первое время, но потом смирились. Папа стал больше пить, пропадая на работе по возможности до глубокой ночи, а мама работала на пол-ставки преподавательницей в поселковом ПТУ обучающем операторов машинного доения.
К пяти годам малыш научился немного говорить и даже чуть-чуть выражать свои несложные мысли. Игрушки ему были ненужны - он мог часами сидеть в пыли никого не трогая и играть куриным помётом, родителям было всё равно. Пуская пузыри маленький Гога любил забраться в лужу и, поднимая горсточками грязь со дна, с удовольствием размазывать её у себя на голове с непропорционально низким лбом и маленькими глазками. Всё было ему в радость. Вот таким дауном-оптимистом жил Гога. Хотя, справедливости ради надо добавить, что обычно все дети с подобными нарушениями незлобивы и ласковы.
Прошло ещё пять лет. Два раза в неделю Гога ходил в специальную школу для специальных детей. Особого прогресса он не сделал, но ещё на пару дней освободил от себя мать. Он немного подтянул знание окрестностей и уже мог самостоятельно спуститься к реке и вернуться домой. Мог сам сходить в уборную и даже произвести минимально необходимые гигиенические экзерсисы. Когда отец Гоги, как обычно в последнее время пьяный, заваливался домой и натыкался на полную любви слюнявую улыбку и круглые глаза идиота, то тихо матерился под нос и уходил спать в сарай к скотине. А Гога радостно гукая что-то объяснял на своём языке своей маме, которая гладила его по голове приговаривая "охх ты моё лихонько...".
Так, ну или примерно так, они прожили ещё десять лет. Гога подрос, умственно он был едва ли старше пяти- , ну максимум семи-летнего ребёнка, рост его был под метр пятьдесят и примерно тако го же размера талия, плечи отличались покатостью, а улыбка осталась такой же широкой и слюняво счастливой, ибо жил он в своём мире и мир этот был ясен и безоблачен. Мать научилась понимать все его желания, высказанные обычно полу-человеческим языком напополам со слюнями и гуканьем.
В тот знаменательный день Гога взял своё оранжевое ведро и маленькую лопатку и спустился к речке накопать немного глины для курятника. Он обожал небольшие задания по хозяйству и всегда с радостью брался за них. Когда ведёрко уже было почти наполнено Гога услышал странное гудение, напоминавшее жужжание рассерженного шершня, но не в пример глуше и ниже. Гога помнил как больно кусаются шершни и потому с опаской закрутил своей маленькой головой без шеи. Шершней вокруг не было, зато на невытоптанной прогалинке перед ивой он увидел незнакомый ему доселе серебристый цилиндр размером с большую урну. Цилиндр покачивался и вибрировал.
Гога с опаской подошёл. Как и все дети он был очень любопытен. Потрогал цилиндр ладонью и убедился, что тот приятно тёпл на ощупь. Вдруг цилиндр дрогнул в последний раз и неподвижно застыл. Сбоку обозначилась тонкая щель обрисовавшая правильной формы параллелограмм; затем этот параллелограмм отъехал в сторону и из тёмного нутра цилиндра выдвинулась просто кукольная лесенка. Гога сидел на корточках и наблюдал за этим чудом затаив дыхание, а с его скошенного подбородка свисала толстая и мутная паутина слюны, но он конечно не обращал на такие мелочи никакого внимания.
Тут из цилиндра на лесенку ступила крошечная зелёная ножка, опасливо проверила лесенку на крепость и ступила на первую ступеньку. Затем показалась вторая миниатюрная ножка, а следом уже и хозяин столь чуднЫх ножек - очень маленький зелёный человечек, размером со средний огурец, с двумя зелёными ручками но совсем без головы - два удивлённо раскрытых голубых глаза располагались в верхней части человечка-огурца...и вообще он просто до неприличия напоминал огурец - такой же крепенький, зелёненький и с пупырышками.
Человечек аккуратно спустился на землю и встал перед Гогой раскачиваясь с крошечной пятки на носок. Гога затаил дыхание, а человечек, ничуть не смутившись, произнёс короткую речь напоминавшую щебет нетрезвого дрозда. Гога никак не отреагировал - он и человеческую-то речь понимал только короткими отрывками, а птичью ну совсем не понимал. Человечек постоял немного, наверно ожидая ответа, но так и не дождавшись опять чирикнул что-то обнадёживающее, скрылся на минуту в своём цилиндре и появился оттуда с тонким и длинным прутиком. Стоя перед Гогой он коснулся прутиком гогиного низкого лба, а другой конец приложил себе к туловищу. Замер на секунду, а потом как-то горестно посмотрел чистыми глазами на Гогу и стал говорить.
Но на этот раз хоть и говорил человечек опять по-дроздовски в бедной и слабой голове Гоги слова зазвучали ясно и понятно.
-- Ты бедное больное дитя, но дай мне срок и я излечу тебя. Я люблю вас всех как себя. Я очень долго летел к вам, но я спешил, очень спешил. Я летел так долго, несколько тысяч лет, и из такого далека, что человеческое сознание не в состоянии этого вместить, да ему и никчему это. Я несу знания и счастье твоему народу и всем другим народам населяющим этот замечательный мир. У вас не будет ни больных, ни войн, ни голода. Ты прозреешь и я научу тебя многим наукам. Не бойся меня. Я помогу всем.Я и есть тот, кого люди безуспешно ждали с незапамятных времён. Пойдём к людям, сыночек мой, и да наступит наконец не Земле счастье...
Гога не понял почти ничего из слов человечка, но ему вдруг сделалось так тепло и приятно, как возможно почувствовать только когда кто-то рядом сильно и глубоко любит тебя всем сердцем. Гога понял как его любят. Он заулыбался счастливо, загыгыкал и протянул к человечку руки.
Гогина мать стирала в комнате когда в дом вбежал запыхавшийся её сын. Одного взгляда было достаточно что бы понять - случилось что-то из рядо вон выходящее. Гога как будто распрямился, расправил сутулые покатые плечи. Сам он сиял как начищенный ботинок, и даже слюноотделение как будто бы стало поменше.
-- Ы..мамы..там..акыы..и.тут...дааы - сын показывал сначала на реку а потом себе на свои старые штаны.
-- Ну показывай что у тебя там, - вздохнула так рано постаревшая мама поворачивая Гогу к свету.
Великовозрастный повернулся к маме задом и приспустил штаны явив миру большую белую задницу усеянную алыми прыщиками. Мама удивлённо уставилась на попу своего сына - оттуда торчал наполовину запиханный обычный бледный огурец, только какие-то безжизненные что-ли ножки (?!) висели у него по бокам. Она наклонилась и вытащила овощ из Гоги. Это действительно был самый обычный пожухлый огурец, только с какими-то смешными отростками которые висели напоминая то ли ручки то ли ножки.
-- Тьфу ты, лихо ты моё, - грустно сказала женщина и выбросила мёртвый огурец в помойное ведро.