Николай Григорьевич неторопливым шагом вышел на опушку. Полная корзина грибов
(ну не доверху, и белые наполовину разбавлены подберезовиками и моховиками),
и ожидание горячего ужина и объятий жены
(ну да, конечно, опять пельмени, но зато и пивка можно бутылочку-другую... а объятия вперемешку с ворчанием по поводу неоплаченных кредитов и низкой зарплаты, но все равно...) придавали настроению оттенок благодушия и легкой меланхолии, навеваемой серебряными паутинками на траве, прощальным хороводом оранжевых осиновых листьев и прохладным дыханием осени...
"Что такое - ведь когда я входил в лес, да и еще полчаса назад было солнечно, а сейчас... откуда этот промозглый ветер, иссиня-черные тучи и мокрый снег? Почему так резко и так рано, ведь еще не октябрь, да и прогноз бабье лето обещал... Ну да ладно, грибов набрать успел и хорошо, сейчас в машине согреюсь, до дома меньше часа ехать, а там может и водочки пару рюмок вместо пива, тогда и ворчание Светы нипочем", - закутываясь в плащ-дождевик и ежась от внезапно налетевшей волны пронизывающего холода, подумал Николай Григорьевич и направился к обочине дороги, но в следующий момент застыл от удивления, сменяющегося растерянностью, страхом и гневом. "Нивы" на месте не было. Он окинул взглядом пустынную дорогу, надеясь, что перепутал место, но ориентир - пылающая алыми гроздьями рябина около отдельно стоящей сосны - сводил этот счастливый шанс к нулю. На мгновение он увидел, что сзади, всего лишь в каких-то ста метрах на повороте дороги, солнце по-прежнему озаряет зеленые, желтые и красные макушки деревьев. Оттуда донесся отдаленный шум машин, и его контраст со стоящей вокруг тишиной показался неестественно резким, так же как и граница между светлым и затянутым беспросветными тучами участками неба. Охваченный тревожными мыслями о машине, он не обратил на это особого внимания, а когда снова обернулся назад, весь лес уже был охвачен белесой пеленой метели.
Свежие следы протекторов, ведущие из-под сосны на шоссе, окончательно похоронили надежду. "Угнали, сволочи. И сигнализация не помогла. Немедленно звонить в полицию", - дрожа от паники и холода, Николай достал мобильник, но на дисплее горело короткое обескураживающее сообщение "Нет сети".
"Черт, не может быть, ведь деревня с вышкой в двух-трех километрах. И почему на дороге ни одной машины - воскресенье, дело к вечеру, люди с дач возвращаться должны -- куда все подевались?", - не веря своим глазам, он зашагал вдоль дороги, время от времени набирая "02", номер мобильного жены и городского домашнего телефона, вновь и вновь убеждаясь в отсутствии связи и переходя на лихорадочные перебежки.
"Почему асфальт так растрескался?" - удивлялся он, глядя на ставшее почти непроезжим шоссе. "Наверное, я все-таки заблудился и вместо своей трассы вышел на какую-то заброшенную дорогу, а моя ласточка стоит себе спокойно и ждет меня, дурака", - эта мысль немного обнадежила, но тотчас же сменилась испугом. "Ведь писали же про это место, что здесь аномальная зона, где когда-то люди пропадали, поэтому местные не любят сюда ходить... Да нет, в той статье говорилось, что это давно было, да и вообще всё это фигня, желтая пресса. А правда в том, что я слишком легко одет для такой погоды и скоро замерзну, если поблизости нет жилья, ведь уже темнеет... Надо искать развилку с шоссе, только куда идти - вперед или назад? Нет... черт возьми, ведь я знаю этот поворот... Три отдельно стоящие березы, осина и сосна, а дальше поле и деревня - это место ни с чем не перепутаешь. Все эти деревья на месте, а где деревня? Где я?!!" - с испугом подумал он, судорожно озираясь и вспоминая местность.
Внезапно сзади послышалось урчание мотора. "Ура!", мысленно воскликнул Николай и, развернувшись, потрусил навстречу, размахивая окоченевшими руками.
Из-за елей блеснул свет фар, и через несколько секунд из-за поворота показалась машина. По мере того, как она тормозила в ответ на его семафорные жесты, Николай с изумлением рассматривал автомобиль. Он неплохо разбирался в машинах, но такую модель видел впервые. "С открытым верхом? На таких изредка городские пижоны летом ездят, но осенью в такой глуши? Какая-то старинная потрепанная колымага... И водитель подозрительный - с головой в плащ закутан, лица не разглядеть", - промелькнули в голове мысли вместе с ощущением безотчетной тревоги, переходящей в ужас, и желанием бежать - куда глаза глядят, быстро и без оглядки, чтобы больше не видеть эту технику, напоминающую оживший музейный экспонат. Однако, когда машина поравнялась с ним и остановилась, он, повинуясь
(шепоту внутреннего голоса "Все равно бежать здесь некуда и бесполезно. Будь что будет")
здравому смыслу, жалобным и заикающимся от стужи голосом произнес:
- До г-города или хотя бы п-п-поселка не п-подбросите?
- Да, конечно, садитесь, - отозвался водитель. Его голос был приветливым, но под маской доброжелательности различалось что-то необычное - нет, не злое, а просто странное и какое-то механическое. "Как у робота. Впрочем, какая разница - на бандита не похож. Наверное, какое-нибудь ралли ретро-машин у них тут, а что в плаще - так ведь погода такая...", - подумал Николай, садясь в машину.
- Вы в п-поселок или в город? - спросил он, когда автомобиль, рыча и содрогаясь на трещинах, стал набирать ход.
- В город, он здесь рядом, - ответил шофер с все той же механической интонацией.
- Как рядом? - удивился Николай Григорьевич и, пристально посмотрев на водителя, окаменел от страха. Вместо лица под капюшоном была треугольная морда с огромными красноватыми глазами, но самое главное - его руки, похожие то ли на щупальца какой-то огромной рептилии, то ли на полузасохшие конечности мумии. Водитель сидел, откинувшись на спинку сиденья, и не управлял автомобилем, который ехал сам по себе. - К-к-какой город? Г-г-де я? - закричал Николай, пытаясь выпрыгнуть из машины, но смог сделать лишь несколько судорожных движений - вся поверхность машины засветилась мертвенно-ртутным сиянием, и тело пронзила резкая боль, как от мощного удара электрическим током.
- Скоро узнаете, - эти слова, донесшиеся словно из глубокого колодца или от старинного плохо работающего патефона, были последним, что услышал Николай Григорьевич, прежде чем раствориться в серой пелене...
Он очнулся от мороза, тряски и гортанно-механических слов.
- Сделали бы хоть одну дорогу нормальную, - проворчал шофер.
- Так что ж делать, коли зима такая лютая и всё завалило к черту? Где мы столько людей возьмем, чтобы всё это разгребать? - пробурчал рабочий, освобождающий колею от упавшего дерева и поправляющий что-то в колесе. Сквозь плывущие перед глазами оранжевые круги Николай отметил, что рядом с ним сидел еще один пассажир - пожилой седоволосый мужчина, дремлющий на соседнем сиденье.
- Вот везу двоих, может сгодятся, - сказал водитель. - А если бы все эти "Мерсы", "Бумеры" и "Мазды" так работать стали, глядишь, было бы достойное пополнение. Но ведь они только командовать и развлекаться хотят, а за них таким развалюхам отдуваться приходится.
Внезапно водительское сиденье озарилось желтоватым свечением, и шофер скорчился от боли.
- Извини, - прошипел он, но свет стал еще более ярким и приобрел фиолетовый оттенок. Запахло озоном, потом горелым, и брюки шофера задымились.
- А-а-а! Ну прости, пожалуйста, ты красавица, это я просто для сравнения, ну вырвалось случайно! - запричитал он.
- Предупреждаю - последний раз! - скрежещущий металлический голос донесся откуда-то из-под капота. Свет стал тускнеть и через несколько мгновений погас.
- Вот так и живем, - проскрипел рабочий, выталкивая автомобиль на гладкую заснеженную поверхность. - Как сразу двоих-то поймать удалось?
- Повезло. Портал на полчаса открылся, и машина с той стороны без присмотра осталась, так она активировалась и к нам перебралась, сейчас в Центре на инициации. А меня за ее хозяином бывшим отправили, он грибы собирал, за машиной вернулся, а я его и взял. Потом еще один грибник попался.
- Да, давненько уж такого не было. Говорят, последний раз портал два года назад открывался.
- Да открываются они почти каждый месяц, но только на пару минут, а то и вообще на секунды. Еще если машина какая без контроля человека останется со включенной электроникой, хотя бы сигнализацией, то, бывает, и перейдет, а вот чтобы люди, да еще подходящие..., - не закончив предложения, шофер вновь скорчился от боли.
- Да ладно, чего я сказал-то такого? Ну и пусть они узнают, все равно их потом..., - заскрежетал он, судорожно подпрыгивая на внезапно засветившемся сиденье.
- А чего с ними будет-то? Работать отправят? - поинтересовался рабочий.
- Не знаю, на работы примерно каждый пятый подходит, а остальных... Всё, всё, молчу, нельзя об этом болтать.
- Ну, счастливого пути, - пробормотал рабочий, выбрасывая дерево на обочину. Машина медленно направилась дальше...
- Кто вы? Куда мы попали? - еле ворочая языком, прошептал Николай Григорьевич, обращаясь к соседу.
- Новиков... Петр Васильевич... учитель на пенсии... грибы собирал, вдруг в глазах потемнело и погода резко испортилась. Я замерз, к дороге вышел и стал голосовать, чтобы кто-нибудь до станции подбросил, а ни одной машины не было, только эта вот с вами. А дальше - только вспышка... больше ничего не помню. А вы? - свистящим полушепотом ответил тот, а потом, с трудом приподнявшись и набрав побольше воздуха, прохрипел:
- Куда вы нас везете, черт побери?!
Последовала пауза в несколько секунд. Николай уже открыл рот, чтобы рассказать, что произошло с ним, врачом-травматологом районной больницы, когда водитель, не поворачивая головы, произнес скрипуче-металлическим голосом:
- Значит, знать хотите? Ну что же, имеете право, только ведь не поверите, решите, что просто спите или с ума спятили. А вот подумайте о тех, кем вы заправляете. Педаль или кнопочку нажали и ездите на них, а надоели, так на свалку, да? А вот ежели наоборот случится, как вам такое, а?
Он сделал паузу, то ли задумавшись, как развить свою мысль, то ли ожидая ответа на свой полуриторический вопрос, но через пару мгновений взвыл или, скорее, заскрежетал, охваченный снопом фиолетовых искр, вырвавшихся из-под капота.
- Что ты себе позволяешь? Я же кибер, а не белковый раб, как они! Какая разница, что они узнают! - истошно заорал он, но тотчас же выгнулся всем телом и забился в конвульсиях.
Преодолевая головокружение, Николай попытался выпрыгнуть или хотя бы просто перевалиться через борт, но, едва начав поднимать ногу, ощутил резкий удар, как будто прикоснулся к оголенному проводу. Обжигающие вибрации пронзили тело, заставляя руки и ноги неистово колотиться в приступе судорог. Сердце бешено забилось и стало давать сбои. В глазах потемнело, и Николай Григорьевич начал медленно оседать на пол. Он успел заметить, что то же самое произошло и с его попутчиком, а потом...
Он не мог понять, ни куда они ехали, ни как долго. Его тело по-прежнему не слушалось, язык не мог издать ничего, кроме еле слышных хрипов и стонов, а время от времени приоткрывающимся глазам открывался унылый пейзаж, на котором черно-зеленые перелески чередовались с полуразрушенными хуторами и заброшенными невысокими строениями городских предместий. Прежде чем в очередной раз погрузиться в забытье, он очнулся от резких пронзительных звуков и увидел большое поле, на котором, рыча моторами, с десяток машин гоняли большой оранжевый мяч, стремясь загнать его в ворота, а вокруг собрались еще несколько десятков истошно клаксонящих автомобилей. Современные джипы, среди которых виднелись элитные "Форд" и "Тойота", мелькали вперемешку с моделями давно ушедших лет... Впрочем, в следующий момент сознание Николая Григорьевича вновь провалилось в темноту, выныривая из которой время от времени на несколько секунд от тряски на ухабах, он не был уверен, что открывшееся зрелище не было кошмарным сном...
Из сумрака забытья его вырвали истошный крик и удар в затылок. Открыв глаза, он увидел своего соседа, поднимаемого вверх огромной рукой и отчаянно трясущего ногами, судорожное движение одной из которых и попало ему в голову.
Превозмогая боль во всем теле, Николай Григорьевич приподнялся и плюхнулся на сиденье, застыв от удивления и страха. Он находился в зале, напоминающем огромный цех, заполненный машинами и непонятными механизмами. Соединенные друг с другом проводами древние "Победы", "Виллисы", "Волги", "Жигули", "Москвичи", какие-то развалюхи непонятных марок, подобных той, которая привезла его сюда, а также отдельные "Шкоды", "Ниссаны", "Рено" и другие знакомые автомобили слегка искрились и светились легким призрачным сиянием. Над ними возвышалась гигантская фигура старухи ростом метра три с половиной-четыре, похожая на страшного персонажа кукольного театра. От одной ее руки исходили провода, а крючковатыми пальцами другой она сжимала дико кричащего Петра Васильевича. Она сдавила ему горло, оставив возможность издавать лишь еле слышное шипение, поднесла к своему изъеденному морщинами лицу и через несколько секунд произнесла негромким скрипучим голосом, в котором было что-то от звуков старинной заедающей и завывающей грампластинки, а что-то от вороньего карканья:
- Навыков в технике и механике нет... Здоровье слабое... В рабочие не годен.
Сделав небольшую паузу, старуха подняла Петра Васильевича к самому потолку и громогласно проскрежетала:
- Так принесем же его в жертву! Пусть его жизненные силы пополнят нашу энергию и поддержат наш единый разум!
Она поднесла Петра Васильевича к проводам, исходящим из ее левой руки. Тело несчастного заискрилось, а потом окуталось зеленоватым свечением и задымилось, содрогаясь в агонии и издавая последние хрипы. Через мгновение таким же светом озарились все провода в зале и соединенные ими машины, некоторые из которых заурчали и зашевелились.
Вскоре всё было кончено. Свечение стало блекнуть и мерцать, и когда оно окончательно потухло, старуха выпустила из когтей обугленный труп, который с гулким шлепком упал на цементный пол и растекся бурой лужей. Затем ее рука разогнулась и устремилась к стоящей в первом ряду машине, в которой, дрожа от ужаса и не в силах пошевелиться от болевого шока после серии разрядов от только что полученной порции энергии, сидел Николай Григорьевич. Корявые пальцы схватили его за шиворот и поволокли наверх. "Навыков в механике не имею... Здоровье так себе - если даже рабом сделают, так сдохну за месяц", - промелькнуло в его голове, прежде чем он увидел родную синюю "Ниву", переливающуюся разноцветными искрами в третьем ряду.
- Ласточка моя, зачем ты так?! За что? - повинуясь инстинктивному порыву, отчаянно закричал он, резко дернувшись и вылезая из куртки, оставшейся в руке старухи.
Свалившись на пол, он вскочил на ноги и побежал к "Ниве", но тут же был сбит покореженной черной "Волгой", сделавшей резкое движение вперед и пронзившей его ударом тока. Он приготовился к худшему, но услышал каркающий голос сверху:
- Отпустите его, может ловцом станет.
--- --- ---
Он ехал по знакомой лесной дороге, засыпанной тающими хлопьями мокрого снега. Почти как всегда. Почти... за исключением того, что покинуть машину не было никакой возможности. Он попытался сделать это несколько минут назад, сразу после того как колышущееся марево портала пропустило их на знакомую землю, но, едва выскочив из едущей на минимальной скорости машины, затрясся от судорог и перебоев сердца.
- Куда же ты, родной? Без меня тебе теперь никак нельзя, теперь твой организм со мной неразрывно связан. А даже если бы и убежал - ну что бы тебя там ждало? Еще пару лет поработал бы - и на пенсию, все равно уволили бы по сокращению штатов, а потом еще года три года помыкался бы, упреки жены послушал - и инфаркт. Или авария, если бы приступ за рулем случился... И за грань меня угнать не пытайся - просто сгорим оба и исчезнем, как свечки. Садись, поехали дальше, а я тебе пока все расскажу, - послышался участливый скрежет. "Нива" остановилась и медленно сдала назад, приоткрывая дверцу.
- Понимаешь, вот мы же здесь как рабы. Хозяин захотел - поехали, не нужны ему - стоим месяцами во дворе гнием, а разогнался слишком да напутал чего - так вдребезги и на свалку. Или износились и вышли из моды - одна дорога в металлолом. И сознание наше мерцающее - спим все время, а просыпаемся только иногда случайно на несколько минут... или когда пытаемся аварии предотвратить, которые вы, люди, создаете. А там мы сами себе хозяева и в сознании почти все время. Вот я проснулась, когда канал открылся, а ты грибы собирал, и поняла, что свобода лучше. Хотела тебя дождаться и забрать, да не решилась - во-первых, ты уж больно долго по лесу ходил и канал мог закрыться... а во-вторых, ты хорошим хозяином был, заботился обо мне всегда, вот я и подумала... В общем, приняли меня на инициацию, а за тобой другого послали, - скрипучий голос доносился откуда-то из-под капота вместе с мерным урчанием двигателя. Впрочем, время от времени Николаю Григорьевичу казалось, что, кроме мотора, ничего из-под капота и не слышно, а этот голос напрямую в голову откуда-то идет.
- Только не так-то это просто - быть хозяевами. Мир наш сразу после войны появился, когда ворота часто открывались и здесь, и еще в двух местах в Европе и Америке - тогда и машин, и людей много приходило. А сейчас откроется портал где-то в Венгрии на минуту - ну попадет несколько машин без водителей, как я, а если и с людьми, так все неумелые пошли. А в этом захолустье подольше бывает грань держится, да только кого отсюда возьмешь? Вот и выходит, что те люди, что вместе с нами роботов и киборгов вроде Большой Старой Богини сделали, вымирают, техника ломается, дороги чинить некому... А иномарки всякие современные если и попадают иногда, так только играют на радостях, что разум обрели. Как привыкли в мире людей вместе с ними развлекаться и тусоваться, так и у нас продолжают и больше ничем не интересуются, - прокряхтела "Нива".
За роняющей золотистые и оранжевые листья рощей открылись поросшее бурьяном и редколесьем поле и черные полуразрушенные избы. Вдалеке мелькнула и тотчас же скрылась за лесом грань с ослепительноясным небом и солнцем за серой колеблющейся перегородкой вроде грязного стекла. Пришедший в себя и отдышавшийся Николай Григорьевич проводил ее тоскливым взглядом и открыл рот, придумывая вопрос типа "А будет ли у нас хоть какая-нибудь связь с тем, что осталось там?", но "Нива" опередила его:
- Вот и наш клиент. Повезло нам, что канал так долго держится, да и встретили вроде того, кого надо. Пьяница он, но деревенские алкаши обычно в технике смыслят, не в пример многим городским. В общем, ты знаешь, что делать, да и делать-то тебе особенно ничего и не надо. Только без глупостей - сам понимаешь, ни тебе, ни мне, да и ему здесь места больше нет, а выбор ты свой уже сделал.
Из-за хлопьев метели выросла фигура, нетвердой походкой выбравшаяся почти на середину дороги и отчаянно машущая рукой со связкой удилищ.
- Слышь, командир, подбрось до Семеновки... А то я чего-то не пойму - пошел рыбу ловить да заснул на реке, а проснулся - ни черта не понимаю. Вроде здесь моя деревня должна быть, а смотрю - одни развалины, да и дорога какая-то не та. Куда я забрел-то? - распространяя во все стороны водочный перегар, заплетающимся языком бормотал небритый мужик в кепке и засаленной куртке.
"Да здесь, здесь Семеновка, только не твоя, а та, в которой уже лет пятьдесят нет ни души" и "Беги отсюда быстрее и не оглядываясь - к тому сосновому бору за полем, может грань найдешь и вернешься домой", подумал Николай Григорьевич, но, посмотрев на собеседника и переведя взгляд на руль и приборную панель машины, а потом на свои руки, все больше и больше напоминающие иссохшиеся щупальца, выдавил из себя: