Аннотация: Возвышенное описание удивительных событий
Если бы я решил проиллюстрировать фотографии, помещённые в конце этого повествования, то написал бы, наверное, именно такой рассказ. Я бы попытался найти корни обыденного явления - простого зимнего заката - в необычных сочетаниях тёмного и светлого, звонкого и глухого. Закат - вообще явление необычное, а зимний закат удивителен вдвойне. (Даже если на фото он проявился так - не до конца, не полно и прочие "не"). Что там за ним - никому не ведомо. Ведь никто не был на солнце, да ведь?
Феерия
Гулять на лыжах мы отправились втроём. Остальные отказались, то ли потому что холода испугались, то ли зимняя хандра замучила. Остальные прочие остались в городе - и не увидели того чуда, что плавно пришло, проявилось всполохом удивительного в мире зимы, холода, затем ушло, растворившись в сумраке.
А вот Наталья, Мишка и я решились. Мы выбрались из электрички и двинулись гуськом по узкой тропинке среди сугробов, неся лыжи в руках. И с первых же шагов мороз показался чрезвычайно лёгким, бодрящим, уместным: самое то, чтобы не вспотеть, чтобы прочистить застоявшиеся в городе лёгкие. И чтобы, наконец, избавиться от зимней городской хандры, которая серой мглистой пылью покрывала действия, эмоции, мысли. С первых же шагов по заснеженной тропинке хандра прошла и хрусткий морозный воздух взбурлил кровь; почему-то мы, не сговариваясь, вели себя так, словно пришёл какой-то праздник: смеялись, перешучивались. Тропинка вывела к трассе, где можно было идти не след в след, а рядом. Бодро одолели два километра по дороге, болтая о всякой чепухе. Далее предстояло уходить на лыжах по заснеженным полям в северном направлении. Наша цель была - таинственное вытянутое озерцо. Где оно находится, знал только Мишка, знаток здешних лесов. Я тоже был в этом загадочном месте, но как добраться туда - помнил плохо. Встали на лыжи и пошагали по полю.
Попутно решили заглянуть в трубу. Как настоящий музыкальный инструмент, она издавала красивые звуки, когда туда задувал ветер, и вдобавок странным образом множила эхо. "Здравствуй, труба!" - кричали я и Наташка. "Здравствуй, здравствуй, труба, труба..." - отвечало эхо. Наши голоса сливались, расходились, в финале превращаясь в нечто единоголосное. Мишка ни кричать, ни забираться в трубу не захотел. Он вообще не любит тёмные замкнутые места. А вот я и Наталья, вдоволь налюбовавшись эхом, в трубу вошли. Полутораметровой высоты, она служила для слива воды из озера, растянувшись на сто-двести метров под дорогой; в середине труба изгибалась под небольшим углом вниз, затем так же шла прямо. В свете фонарей под ногами виднелись пожухлые листья и тонкий слой песка. В середине эхо звучало по-иному, чем в начале - утробно, коротко и густо, но также красиво.
Выбрались наружу, где поджидал Мишка. Визит в трубу навеял какое-ту странную задумчивость, отчего дальше болтали меньше, но зато внимательнее вглядывались в деревья, поля, небо.
Михаил уверенно брёл впереди по целине, оставляя за собой лыжню.
- Почти пришли, - сказал он. - Река, за ней озерцо, Переберёмся на другой берег реки и там, на холме между рекой и озером, поедим. И указал на другой берег лощины, в которой виднелась заснеженная канава двух-трёхметровой ширины. Речка.
Мишка съехал вниз, прошёл по лощине и сполз в реку.
- Аккуратнее здесь! - крикнул он. - Вода не замёрзла, сильно не топайте, можно провалиться!
Михаил осторожно перебрался через реку, вылез из канавы и остановился. Я и Наталья тоже съехали в лощину... И тут нас поразила неестественная тишина. Только похрустывание снега под лыжами, и то какое-то утробное, короткое: лыжа ещё скользила, ещё продавливала снег, а звук уже пропал. Вроде бы шагали, но между каждым шагом вмиг вырастала пауза, молчание. Тишина. Торжественная, необычная, возвышенная. Космическая. Я и Наталья переглянулись.
- Тихо-то как... - сказала Наталья.
Я кивнул. Словно бы стараясь растянуть промежутки тишины, мы пошагали медленнее. Лыжа начинала движение - звук появлялся на милисекудны позже. Лыжа останавливалась - звук пропадал раньше.
- Верба! - вдруг увидел я. - Натаха, смотри, верба распустилась!
- И точно... - поразилась Наталья, - почки набухли... Рано же ещё!
И внезапно в тишину ворвался ветер, взметнувший ворох снежинок, зазвеневших, зашелестевших; откуда-то примчался птичий гвалт, ветки вербы зашевелились. И солнце вдруг вспыхнуло!
Поражённые, наблюдали за удивительной метаморфозой.
- Весна в этом году раньше пришла, - рассудил Мишка, наблюдавший за всем сверху. - Вот и набухли почки раньше.
- Нигде не расцвела ,а тут расцвела, - оспорил я. - Хотя... Неважно. Всё равно ведь здорово - верба в конце января! И вообще место какое-то странное...
- Идёмте уже, - поторопил Мишка, - жрать хочется. Нам ещё обратно топать. На электричку опоздать не хочется.
Стараясь растянуть удовольствие от общения с необычным местом, я и Наталья неспешно перебрались через речку, вылезли из канавы, затем - из лощины. Нашли удобное место для костра, быстро насобирали дрова, разожгли огонь и повесили над ним котелки, набив их снегом.
Праздничное настроение длилось и длилось, но после странного перехода через речку к нему прибавилось больше торжественности. Снег в котлах растаял. Добавили туда специи, корочки апельсина, сахар, лимон. В отдельном котелочке заварили крепкий чай. Затем аккуратно, чтобы заварка не попала, слили чай в кипяток со специями. И залили туда вино. Немного подогрели и разлили глинтвейн по кружкам.
- За праздник! - провозгласил я.
Дружно чокнулись, глянули в сторону лощины, через которую предстояло идти обратно. Чудо, поселившееся там, ждало. Выпили, разлили остатки глинтвейна и провозгласили тост за "эти прекрасные места".
Болтали, ели печенье, запивая глинтвейном.
- Как в Новый год... - вздохнула Наталья.
- Действительно, праздник какой-то, - отозвался я.
Словно бы разом потемнело.
- Домой надо идти. - заторопился Михаил. - Темнеет. Что-то засиделись мы...
С неохотой принялись собираться.
Встали на лыжи, пошагали обратно. Съехали в лощину, перебрались через речку. Каждый приостанавливался около вербы, взглядывал на мохнатые почки и с каким-то сожалением шёл дальше. "Такое бывает, когда попадаешь на место, где праздник подходит к концу, - подумал я. - И украшения на местах, и музыка играет, но веселье закончилось... или заканчивается". Впрочем, звуки вели себя также необычно, растягиваясь и сокращаясь, но их странность была словно бы печальная, уходящая. Поднялись из лощины.
- Етишкин свет... - прошептал я. - Одуреть!
Наталья оглянулась и без слов охнула.
- Очень красивый закат, - рассудительно подытожил Михаил. - Очень впрямь розовый закат, и снег - розовый. Красота!
Величественная феерия разворачивалась в небесах. Колоб солнца застыл на гребне леса, покачался и поплыл в сиренево-серую пену берёзовых веток. Мельтешили мириады цветастых огоньков на снежинках, кора берез налилась густым розовым, как молоко с клубникой, сиянием. Цвета сливались, расходились, вспыхивали и гасли.
- Идти надо, - очнулся Мишка. - Не то опоздаем на электричку.
- Эх, жалко, что нельзя задом наперёд идти, - сказал я. - Закат за спиной остаётся...
Наталья кивнула.
Напоследок глянули в лощину. Там уже поселились густые сизые сумерки, шевелились странные тени, слышались тихие позвякивания. Едва различимо оранжевым сиянием светилась верба.
Там праздник продолжался.
Вышли на широченное поле.
Солнце почти зашло, лишь его краешек выглядывал из-за кромки леса.
- Облака! Они летят к солнцу!
И тут стало ясно, что вот он - разгар праздника! Облака выстроились в ряды по направлению к солнцу: лучи то ли стремились к оражево-красному сиянию, то ли исходили от него. Начало и конец, источник и колодец, исток и океан были там, в солнце, опора удивительной лучеобразной конструкции пребывала там. Над головой же облака... Стоп.
- С другой стороны то же самое!!! - закричал я.
И вправду. С восточной - противоположной закату - стороны также находился неведомый источник, откуда точно также исходили облака, только серо-сизые, насыщенно синие в основании. Повели взгляд от облаков с востока - и задрали голову: в аккурат, в самую сердцевину, облака с восточной стороны и облака с западной сходились на нашими головами!!! Удивительный каркас распростёрся над головой, грандиозные опоры находились где-то там, в основании Востока и в основании Запада; синее и красное перекрещивалось в вышине, смешиваясь и сверкая.
- Мы как в шатре, - зачарованно проговорила Наталья.
- В храме, - отозвался я.
- Праздник какой-то... - подтвердил Михаил. Вздохнул и добавил: идти надо. Электричка скоро.
Двинулись дальше. Лучи перекрещивались над головой, дробились, свивались, ширились и тончились. Праздник длился и длился, и было ясно, что небесное торжество, величественная феерия так и уйдёт в ночь, чтобы проявится по-своему но столь же грандиозно, но уже в ночном небе.
По пути Мишка, как всегда шагавший первым, остановился словно вкопанный. Наталья ткнулась ему в спину.
Обернулся и провозгласил, обращаясь ко мне:
- Именно рядом с этой лощиной мы нашли с тобой два года назад Марьин Корень! Помнишь? Цветок такой розовый! Здоровенный.
Я кивнул.
Успели точно к электричке. Только запаковали их в чехлы, как там, на востоке, появился сияющий, словно маленькое солнышко, глаз электропоезда. У ступенек вагона задержались и глянули в направлении движения: там, на западе всё так же разворачивалось невиданое небесное действо, только на этот раз в нём участвовали новые фигуры - звёзды.
