Каролина появилась, как всегда, в десять. Она долго топталась перед ажурной калиткой и словно что-то рассматривала между багряных кирпичей забора. Что её заинтересовало? Что там вообще интересного может быть? Хайме разглядывал женщину из-за охряной шторы и тянул время. Надо было открыть, но открывать не хотелось. Что-то неосознанно-туманное, неприятное должно было произойти. Но что? Ответа он не находил. Таких, как Каролина было несколько. Они приходили каждая в своё время или не приходили вовсе. Они могли получить то, что хотели, а могли и не получить. Если они уходили ни с чем, то приходили снова, раз за разом, пока их не впускали. И каждая знала, что надо только ждать. А если калитка не открывается - уходить. Дольше часа ждать вообще не имело смысла. И они уходили: кто-то - тяжело вздыхая, кто-то - проклиная Хайме, ему подобных, ну и всех, кто попадёт на язычок. Даже себя. Они уходили, чтобы прийти снова. И стоять с опущенной головой, ожидая, что на этот раз их впустят. И он впускал. Хайме редко позволял женщинам ждать больше трёх недель. Только самых упрямых держал, только тех, чья гордыня зашкаливала. Потому, что и они должны знать, что всё в жизни чего-то стоит. И их удачливость, и красота тоже. Ведь именно за ней и приходили чаще всего эти женщины. За чудом, за тем шармом, который без подпитки бледнел и уходил, превращая яркую бабочку в невзрачную моль. Каролина уже пропустила один сеанс и теперь походила скорее на даму полусвета. И её шарм достигался уже больше умением показать себя, нежели внутренним естеством. И это был ещё не предел. Путь вниз лежал в каждой из них, и процесс выцветания остановить могла только очередная порция взаимного обмена. Хайме любил наблюдать за Каролиной и потому иногда держал её у калитки дольше, нежели других. Но сегодня... сегодня что-то было не так и он чувствовал это.
Хайме оторвался от зрелища. Надо было открыть. Мана никогда не бывала лишней. Её было много, но мана была ему нужна. Так же, как чудо преображения - всем этим женщинам. Нужность каждой обуславливалась тем, что она могла дать взамен. Хайме тяжело спустился по кручёной лестнице, вдел ступни в потёртые уличные туфли и отодвинул щеколду. В лицо хлестнула сырая нордада. Казалось, что даже солёные брызги океана долетали до него вместе с порывами ветра. Хайме поморщился. Он не любил выходить из особняка. Даже двадцать метров до калитки были ему неприятны. Но привратников не было, приходилось всё делать самому. Лишние люди - лишние языки, которые бьют там, где болит зуб. Так что лучше - без них. Надёжнее.
- Заходите.
Хайме пропустил Каролину и поторопился закрыть за ней. Мало ли что. В газетах опять писали об уличных бандах. Не то, чтобы у него было нечто, их сильно интересующее, но ведь порой и случайным джеро можно получить под ребро, если кому из этих ребят покажется, что ты перешёл им дорожку. Он не был доволен современной полицией. Вот, когда работала ПИДЕ, порядок был, а сейчас... Если государству наплевать на своё будущее - будущего не останется. Дело только в сроке.
Каролина подняла узкий подбородок и двинулась к зданию. Хайме на мгновение пожалел, что впустил её. Всё же... она ещё не созрела. Можно было дать ей погулять ещё недельку. Тогда женщина шла бы сгорбившись, и глазки уже не горели бы. Но такой эту женщину Хайме видеть не хотел. Всё же, в отличии от многих, Каролину он выделял. Серая длинная юбка с высоким поясом, серые же лодочки на среднем каблучке, но идущие, словно ведущая строчку швейная машинка, ровными длинными штрихами. Ай, как она шла! Он даже на лицо не смотрел, только на ноги: правым каблучком, левым, снова правым...
Каролина взошла на каменные ступени крыльца и оглянулась, полыхнув ресницами. Мол, что такое? Я уже пришла, а дверь закрыта.
- Проходите. Лаборатория налево, вы знаете.
Конечно знает. Она хорошо знает всё. Не в первый раз. Это тем, кто приходит впервые, тяжело. Тяжело решиться. Тяжело проходить процедуру. Но потом привыкают. И сами втягиваются. А встречаются и поздноинициированные. Упущенные. Это вообще что-то с чем-то. Как... как такое возможно упустить? В каждую среднюю школу ведь регулярно наведываются снифферы, но всё же раз в год к нему доставляют кого-то, кого те прозевали. Хайме задвинул щеколду за гостьей и снял тяжёлые уличные туфли возле входа. Это было неправильно. Так никто не делал, или почти никто. Но Хайме не любил уличную пыль. Уличная пыль отличается от мягкой, домашней. Она мешает работе. Она просто мешает. В одних носках комфортнее, почти как по пляжу. Но Каролина никогда не принимала его правил. Она своевольничала и никогда не разувалась вместе с ним. Её лодочки поцокали дальше, за старую ореховую дверь, туда, где женщины отдают ему свою ману.
Мана есть у каждой женщины. У кого меньше, у кого больше. Но использовать её умеют исключительно мужчины. И то не все. Как-то так генетически сложилось. Да и то, большинство мужчин ману не ощущает: немногие видят её, как ауру, и совсем единицы способны накапливать и преобразовывать сей божий дар. Хайме как раз был таким. Его самого "нашли", когда он был ещё младшим школьником. Таких, как он, обычно сразу заметно в любом коллективе. Мальчишки обычно и играют только с мальчишками: в футбол, в солдатиков или в машинки. И лишь некоторые липнут к слабому полу. Что их туда тянет? Со стороны непонятно. Девочки в свои игры таких мальчиков и не принимают, но те всё равно остаются где-то рядом. Порой даже унижаются, но и к себе подобным не уходят. Их дразнят, но они остаются верными своим предпочтениям. Даже подчас становятся "белыми воронами". Вот такие-то мальчики и оказываются подчас способны работать с маной. Так и Хайме приметили, но до поры до времени не открывали ему всех его способностей, не инициировали. Ранняя инициация может повредить. Сколько раз такое случалось, и тогда самоучки-фейтсейро сходили с ума. Потому что женщин надо чувствовать. Тонко, по-мужски чувствовать.
Хайме повесил куртку на спинку резного стула. Он любил хорошую мебель. Иногда даже ходил за ней на аукционы. Но чаще раритеты ему приносил Кадарчо. Его Хайме знал... ну очень давно. Наверное, ещё с той же начальной школы. Но тогда они не общались. Это потом как-то сошлись. Когда Кадарчо понадобились деньги, да так, что он осмелился постучать к Хайме, известному в округе, как "нелюдимый сеньор Карлуш". И тот его профинансировал. Не просто так, конечно. За сведения. Знания, они не занимают места. А Кадарчо знал в округе про всё и про всех. Он и стал для Хайме глазами и ушами в большом мире. Поэтому, если где на свалке появлялся старый гарнитур или стулья венецианской эпохи, Кадарчо шептал пару слов Хайме, ну а тот в обязательном порядке благодарил его. То деньгами, но небольшой удачей. Ему-то это ничего не стоило. Удача Кадарчо работала и на него.
- Я переоденусь, - кивнул Хайме Каролине, - Готовьтесь.
Хайме никогда не "работал" в том же, в чём ходил по дому. Считал, что не гигиенично. Поэтому, во время "сеанса" на нём обычно не было ничего кроме тёмного трико. Лишняя одежда могла помешать. Но от своих пассаринхо он не требовал того же. Каждая была вправе хоть шубу на себя надеть, хоть раздеться до гола. Многие так и делали. Им казалось, что в таком виде они больше нравятся Хайме, и тот будет с ними мягче. Но были в этом неправы. Ему было всё равно, как они выглядят. Ему было важно, что у каждой внутри.
Каролина в отличии от многих, на "сеансах" не обнажалась. Разве что туфли сбрасывала. Туфли могли упасть вниз и повредиться. Туфли реально мешали. Хайме неторопливо переоделся и подошёл к женщине уже терпеливо ждущей его, стоя между ритуальных столбов.
- Готова?
Та кивнула. Можно было не спрашивать, но такова стандартная процедура. Хайме тронул Каролину за тонкое запястье. Пульс бился в жилке чуть сильнее обычного. Это нормально. Она просто волнуется. Они все волнуются перед сеансом.
- Хорошо.
Он взял правое запястье и пристегнул в специальный зажим на столбе. Каролина тряхнула гривой каштановых волос. Хайме покосился на неё, но ничего не сказал. За правым запястьем последовало левое.
- Откройте рот.
Дальше - самое тяжёлое. Для них тяжёлое, для женщин. Хайме сам когда-то испытал подобное, но только один раз. Когда ему в детстве удаляли аденоиды. Он был очень мал, но он всё помнил. Он тогда чувствовал то же самое. Почти. То же, да не то. Потому что "сеанс" с женщиной длится куда дольше. И никакого обезболивающего ни до, ни во время. После же "сеанса" обезболивать уже не надо. Конечно, иногда пассаринхо пытались хитрить. Только все эти хитрости... Хитрости не проходили даром. Алкоголь он чувствовал, а наркотики... После приёма наркотиков у женщин ничего не получалось. Ведь мана - это боль. Или её эквивалент. Не умеющие терпеть не становились пассаринхо. И срывающиеся уходили. Их судьба не интересовала Хайме. Зачем? Какое ему дело до женщин, которые решили стать, как все? Любили ли они его? Вряд ли. Нельзя любить того, кто причиняет боль. Ненавидели ли? Тоже - скорее всего "нет". Он ничем не хуже стоматолога или хирурга. Даже лучше, потому что за "сеанс" не берёт ни монеты.
Каролина как-то криво улыбнулась, но рот открыла. Вот теперь - "да". Теперь он может захватить её "шлейф". Хайме поднёс маленький золотой, со светящимися карбункулами на конце щипчиков, ладряо к глотке Каролины и подцепил им таящийся в глотке поток. Он осторожно потянул прибор на себя, установил ладряо в стойку напротив столбов, и снизу привинтил к прибору сосуд под ману. Женщинам в этот момент ещё не больно. Было лишь слабое ощущение, словно ребёнок тянет за руку, не более того. Они сами рассказывали, Хайме даже специально не спрашивал. Вот и всё. Хайме дёрнул рычаг возле стойки, открыв тяжёлый люк позади столбов. Одно время люк открывался электричеством, но однажды местная подсеть внезапно вырубила питание и сеанс закончился неудачно. И тогда Хайме вернул механику. Надёжнее, хотя и смотрится диковато для века больших энергий. Он подошёл к стойке и двинул другой рычаг. Зажимы на столбах расстегнулись, отпуская тонкие запястья, прибор на стойке двинулся чуть вперёд. Каролина всплеснула руками и на миг застыла на краю ямы, пытаясь сохранить равновесие. Несколько мгновений она балансировала, но силу тяжести обмануть нельзя. Теперь её держали только невидимые нити маны. Держали, не давая упасть, вытягивая плотную субстанцию из самого существа женщины. Хайме положил свои руки на шар ладряо и принялся помалу поворачивать, двигать его своими тёплыми ладонями. Тихонько, тихонько, совсем тихонько. Теперь мана должна течь сама, а его дело - лишь регулировать скорость потока, тонко чувствуя, сколько может отдать та или иная красотка. Если ману сейчас не смотать в сосуд, она растянется в воздухе. Женщина уйдёт, упадёт вниз, в глубокую яму, откуда её надо будет потом вынимать. А это долго и муторно. Он не любил, когда такое случалось. Женщины тоже не любили. Оттого и летели к нему пассаринхо, словно на огонь мотыльки, понимая, что Хайме, как может, щадит их, возвращая им чудо в ответ на ману. А если ж начать мотать её без хрупкого равновесия, то вместе с маной можно высосать из пассаринхо всю её внутреннюю силу, её энергию. Словно кровь из больного. Если вместо малого кровопускания неумелый докторишко перерезает пациенту вены. Первые фейтсейро извели столько потенциальных пассаринхо, что надолго применение маны было строго регламентированным. Впрочем, в соседней стране было ещё хуже. Сейчас хотя бы существуют ладряо и практикующие фейтсейро умеют ими пользоваться.
Маны было много. Каролина вообще всегда хорошо отдавала. Хайме работал с прибором, тонко чувствуя пальцами, сколько ещё можно принять маны. Каролина в подвешенном состоянии с широко раскрытыми глазами повисла на невидимой нити над пропастью.
- Блям! - разлетелось оконное стекло. Что это? Нападение или просто уличные мальчишки решили позабавиться таким устаревшим способом? Он разберётся потом, отвлекаться от нити просто нет возможности. Потеря концентрации равносильна потере этой женщины. И как потенциального источника маны и вообще.
С океана в разбитое окно подуло холодом. Тёмная тень рукой в чёрной перчатке очистила край окна от осколков, потом с лёгкостью скользнула через подоконник. За ней последовала вторая, третья. Хайме не глядел на них, он глядел на свою пассаринхо. Что там творилось рядом было сейчас вторичным. Те, кто пролез в комнату были в каких-то масках на головах, и их лиц Хайме различить не мог. Одна из фигур, обошла его мягкими шагами, выпала из области вИдения, и только приставленное к его горлу лезвие теперь свидетельствовать о её присутствии.
Между тем поток иссяк, и пора была завершать сеанс. Уже не нужно было осторожно трогать шар, сматывая поток. Хайме отсоединил сосуд с маной, поставил рядом и взял ладряо за ручку, готовясь изъять его из стойки.
- Позвольте закончить ритуал, - сказал он тому, кто держал лезвие, - Вам ведь не нужна эта женщина в качестве жертвы?
Нож, или что там у них было острое, отстранился. Хайме, сохраняя спокойствие, подошёл к Каролине и взяв её за руку, потянул на себя. Вот сейчас она обретёт равновесие, и он отпустит щипцы ладряо. И всё. Остаточный порыв лишь чуть отшатнёт пассаринхо. Но это уже не страшно. Он её держит.
Но тут тот, кто стоял сзади толкнул Хайме под лопатку. Толкнул легко, кончиками пальцев в кожаной перчатке. Фейтсейро кожей спины ощутил её холод. И они вместе с Каролиной полетели вниз, прямо в открытый люк. Всё произошло так внезапно, что Хайме даже не выпустил ладряо из своей кисти.
Упал он на левую сторону. Локоть и ступня. Боль пронзила Хайме, он закричал, стараясь правой рукой удержать прибор. Каролина упала рядом с ним на спину. Её глаза были широко расширены, поток маны из открытого рта женщины, хоть и истончился, но ещё не порвался. Жидкая субстанция капала с тыльной части прибора. Той, с которой он обычно соотносится с сосудом. Концентрат падал из нижнего отверстия вязкими, похожими на семенную жидкость, каплями на покрытый мягким покрытием пол ямы. Наверное, он всё же слегка трогал в полёте шар. Наверное.
- Я разрываю связь, - произнёс, лёжа на левом боку, Хайме и расслабил щипцы прибора. Остатки потока схлопнулись, словно резинка, женщина повалилась обессиленно на спину. Сеанс завершён. Осталось только рассчитаться со своей пассаринхо. Но сперва нужно было узнать, кто же посетил его, столь неожиданно прервав сеанс.
- Эй! - крикнул Хайме наверх. Яма была не очень глубокой, но, даже, если бы Хайме встал, он не смог бы дотянуться до краёв, - Эй! Что вам от меня надо?
- О! Вопит! Может, убьём? - послышался сверху звонкий женский голос, - И эту, как её, Белмонти. Она ведь больше не нужна?
- Дура, - другой, немного хриплый голос, перебил говорившую, - А кто тебя красоткой сделает?
Красоткой. Вот оно что. Значит, это был кто-то из его пассаринхо. Хайме прислушался. Нет, ему не узнать. Он попытался встать, но левая нога не слушалась, адская боль пронзила щиколотку, и он припал на колено, подавив в себе желание ругнуться. Значит так, кто-то хочет стать красоткой и потому...
- Так тебе и надо, мерзкий фейтсейро. Давно пора уйти от тебя, пора! - Каролина глядела на него, словно на плесень. Глядела, но оборачивалась наверх, словно слова шли не от души, а от навязанной роли. Ну и что, в самом деле он такого ей сделал? Чем он вообще виноват перед ней или перед теми, которые сверху? Хайме сел и посмотрел на женщину, лежавшую в метре от него. Её волосы растрепались, глаза горели каким-то внутренним светом, три верхних пуговки на блузе были расстёгнуты, открывая ключицы и ложбинку меж грудей.
- Что происходит? - Хайме старался быть абсолютно спокойным.
- Мы нашли нового фейтсейро, вот! - выкрикнула Каролина, - Теперь мы не будем унижаться! Он готов хоть каждый день делать для нас чудо. Мы возьмём твою ману и...
- Они только что хотели убить меня. И вас тоже. Вы же слышали, - Хайме кивнул наверх в сторону мастерской.
- Это всё Эва! Она фуриосо! - в глазах Каролины вспыхнули дьявольские огоньки.
- Ну, если Эва...
Эву он помнил. Не так хорошо, как других, но помнил. Она была небольшого роста, вся живая, словно на шарнирах. С ней у него никогда не было ни задушевных бесед, ни даже спокойных деловых отношений. Она прибегала с таким видом, словно у неё на кухне остался горячий утюг. Её он уже пару раз, кажется, оставлял без очередной порции. Наверное, её это и озлобило. Наверное. Она была ещё юной и просто не понимала, что пока не смиришь гордыню, отдать ману невозможно. А без маны кто ж согласится делать ей чудо?
- И вы нашли дикого фейтсейро?
- Нет! Мы его вырастили!
Ну вот, одно другого не слаще. Бедные, несчастные пассаринхо! Ну кто, кто подал им такую идею? Ладно, это он потом разберётся. А сейчас надо вылезать из ямы.
- Зови подружек. Я же не смогу сделать их красивыми отсюда?
- Их? - удивилась Каролина и, привстав, аккуратно заправила растрепавшуюся блузу в юбку.
- А чем я хуже вашего фейтсейро? Кстати, откуда вы его откопали? - Хайме старался казаться безразличным. Неужели снифферы прозевали ещё и потенциального фейтсейро и не "пасли" его, ограждая от случайностей?
- Брат Терезы. Младший, - неохотно отозвалась Каролина.
- Ах вот как... Тереза тоже тут, как я понимаю?
- Да.
- Эй, Эва, Тереза, верёвочная лестница в верхнем ящичке комода. Вытаскивайте давайте нас отсюда. Заодно и поговорим.
Сверху показались два силуэта в тёмных масках. Один из них сдёрнул с головы маску и Хайме увидел встрёпанную Эву с её короткими блёклыми, похожими на солому, волосами, вздёрнутым острым носиком и широкими голубыми глазищами.
- Зачем маску сняла? - произнёс голосом с хрипотцой второй силуэт.
- Он уже нас узнал. От кого прятаться? - отмахнулась Эва.
- Эй ты! - обратилась она уже к Хайме, - Только не вздумай своевольничать! У нас есть оружие.
- У меня нога сломана. Далеко не убегу, - крикнул в ответ фейтсейро.
- Так тебе и надо!
- Вы будете нас вытаскивать или как?
- Помучайся, противный Карлуш! - взвизгнула Эва, но другая женщина, поднявшись с колен, приказала:
- Доставай лестницу, Эва. Где она, он говорит?
- В комоде.
Эва тоже встала. Послышался шум отодвигаемых ящиков. Потом вновь над ямой появилась головка Эвы:
--
Куда её приделать?
Хайме показал. Сперва по гладким ступеням в комнату поднялась всё это время молчавшая, словно обиженная на всех, Каролина. Потом Хайме. Было очень трудно. Подниматься приходилось, используя только одну ногу. Левая висела исключительно ради баланса. Ладно хоть не кровянила. Когда Хайме вылез, никто не подал ему руки. Он уселся тут же, на краю ямы, как раз между столбов, и огляделся. Четыре женщины располагались по кругу комнаты. Верхний ящик комода был выдвинут и перекошен. Из разбитого окна с океана долетали порывы ветры, шевеля массивные портьеры. И там, возле окна, восседала на гнутом венском стуле, словно на троне, длинноногая Рената. Рената Коимбра. В тёмном трико и тёмно-синей, почти чёрной водолазке. Эта женщина всегда у него была молчаливой и послушной. С ней у него никогда не было проблем. Что её привело сегодня сюда, Хайме не догадывался. Он ведь всегда делал ей чудо. Потому что она именно им и жила. Без вливаний в её привлекательность вряд ли многие польстились на сухопарую девушку, но чары создавали из просто симпатяжки красотку, способную на лучших подиумах шокировать публику.
В ореховом кресле с гнутыми ножками похожими на львиные лапы напротив Хайме почти развалилась, положив ногу на ногу, Тереза. Терезита Лагуш. С широкой костью и чуть хриплым голосом она производило ощущение опытной женщины, искушённой во всех тяжких, которую не смутит даже появление дьявола с эрегированным Органом, потому что она и не такого повидала... Только Хайме знал, насколько та беззащитна и неопытна, только он знал, как она ранима. Только он. Тереза трепетно оберегала своё амплуа жгуче-рыжей женщины вамп. Тёмно-серая блуза и колготы в тон делали её несколько нелепой. Но не сейчас, не сейчас. Она тоже сняла маску и теперь обтирала материей потное раскрасневшееся лицо.
Эва, Эва Барейру сидела справа, почти у двери на таком же стуле, как и Рената. Спрятав ножки глубоко под сиденье, и опёршись руками в колени, она вертела остреньким носиком, переводя взгляд с одной подруги на другую. Или не подруги, а соучастницы? Рассудит только время. Тёмно-синие, чуть блестящие лосины, чёрный жилет с блестящими пуговицами поверх голубой водолазки. Чувствовалось, что девушки готовились к операции, но как они в таком виде шли по городу? Или их кто-то подвёз?
Каролина стояла сзади. Он чувствовал её присутствие: едва уловимое дыхание, шевеление.
- Позволите мне стул, чтоб присесть? - Хайме обратился сразу ко всем, переводя взгляд с одной красотки на другую.
Терезита кивнула. Следом кивнула Рената. Эва хотела что-то сказать, открыла было рот, но подумав пару секунд, передумала и вновь сомкнула маленькие губки. Каролина сзади него скользнула и пододвинула ещё один венский стул вплотную к Хайме. Потом отступила в тень за его плечом, и он вновь потерял её из поля зрения. Хайме опёрся о сидение и, приподнявшись, сел на стул.
- Как я понимаю, пассаринхо, вы нашли нового фейтсейро? - вопрос был задан с улыбкой, хотя улыбаться Хайме совсем не хотелось.
- Не называй нас пассаринхо! - вспыхнула словно порох Эва. Хайме глянул на остальных и, не дождавшись другой реакции, продолжил:
- Мне это неприятно, но я переживу. Как вы понимаете, у меня не четыре пассаринхо...
- Не называй нас... - взвилась снова Эва.
- Помолчи, - махнула ей рукой Терезита, - Пусть докончит.
- Спасибо.
Хайме поощрительно кивнул, протянулся к сосуду маны, стоящему тут же на стойке:
- Я подлечусь, - утвердительно кивнул он женщинам, - а потом поговорим о вас и ваших проблемах.
- Нет! - крикнула Эва. - Он может что-то другое сделать! Он вызовет полицию! Он удерёт!
- Не думаю, - бросила Тереза, - Что скажешь, Рената?
- Он... не пойдёт в полицию. Он никуда не пойдёт. - произнесла та с презрением в голосе, - Слишком много придётся объяснять, а наш Карлуш этого не любит.
И она была права. Если полиция ворвётся к нему, то девушки, без сомнения, будут спроважены в участок. Но и ему придётся туго. Объяснять назначения приборов, объяснять, что вообще тут происходит и не ущемляет ли он права этих особ, пытая их извращённым способом. Перспектива из тех, которые хочется запихнуть в дальний ящик и не доставать лет десять, а то и больше, забывая о них, как о старом хламе.
- Он сможет сбежать сам, - внезапно подала голос Каролина.
- Тебя не спросили Белмонти, - поморщилась Тереза, - Ты своё отыграла. Я вообще не уверена, на чьей ты стороне.
Хайме мысленно сделал зарубку. Значит, они не настолько едины. Это внушало некоторый оптимизм. Он снова сделал движение в сторону сосуда с маной:
- Так я исцелюсь?
- Да.
- Нет.
- Сперва чудо.
И всё одновременно. Но он запомнил мнение каждой.
- Сеньоры, вы может сперва договоритесь? - Хайме развёл руками.
- Преобразуй её! - Тереза показала пальцем на Каролину.
- Мне будет трудно, - он повернулся на стуле, - Подойди ко мне, пассаринхо.
Каролина, стоявшая в двух шагах от стула, нерешительно двинулась вперёд.
- Смелее. Я же не кусаюсь. Вы ведь, сеньора, уже поделились со мной маной, не так ли?
Каролина как-то внутренне сжалась, огляделась по сторонам, на других женщин, потом перевела взгляд на Хайме.
- А... Разве не нужно бастяо? - Она стояла растерянная, не понимающая, как можно творить чудо без специального прибора.
- Настоящий фейтсейро может и рукой. Маны уходит больше, но... Эва, солнышко, - обернулся Хайме к другой женщине, - Ты же знаешь, где мой бастяо. Ведь ты его видела в комоде, когда открывала.
Эва оглянулась на Терезу, подошла к комоду, заглянула в перекошенный ящик. Заглянула почти символично, словно зная, что увидит внутри.
- Здесь ничего нет.
В ящике, кстати, лежали не только бастяо и лестница. В верхнем ящике у него много что лежало, точнее - всё, что связывало Хайме с его пассаринхо. Впрочем, ладряо всё ещё красовался на стойке, сияя медными боками. А приборы... Приборы ведь можно всегда приобрести новые. Они дорогие, их не продают на каждом углу, потеря их будет на какое-то время существенной, но это не казалось ему страшным.
- В чужих руках он бесполезен, - поморщился Хайме, - Терезита, ваш брат может пострадать, если...
- Он нас морочит! - снова взвилась Эва. - Каждый фейтсейро может пользоваться этим... этим, как его, трубкой своей!
- Бастяо. Правильно Эва. Но только своим. Необходима тонкая настройка инструмента. Терезита, у вашего брата есть знакомые настройщики бастяо, которые ему помогут? Нет? Он может прийти сюда. Я его проконсультирую, причём бесплатно, даю слово. А мне инструмент всё же передайте. Не устраивайте неудобство себе же. Ну. Я же от своих слов не отказываюсь.
Тереза переглянулась с Ренатой, потом пошарила левой рукой позади себя на кресле и достала оттуда медную начищенную трубку с рукоятью и патрубком на одном конце и отверстием струйного пульверизатора со шкалой настройки - на другом.
- Эва, передай нашему фейтсейро. Он будет благодарен. - произнесла женщина. Эва быстрой вёрткой лаской пробежала до кресла, взяла у Терезы прибор и, уже более спокойным шагом подошла к Хайме. Скрепя сердце, она протянула ему устройство:
- На.
- Весьма признателен.
Каролина всё ещё продолжала стоять рядом. Она не участвовала в общем разговоре и, кажется, даже была довольна, что процедура вот-вот начнётся. Обычно Хайме работал стоя. Он пристёгивал запястья пассаринхо к столбам, чтобы лучше концентрироваться на предмете. Некоторые девушки даже пристёгивались сами. Ах, как они были красивы, особенно после удачного чуда! Но сегодня этой возможности не было. Ведь для успеха нужен был контакт глаз. Их лица должны быть на одном уровне.
- Кто-нибудь предоставит стул моей пассаринхо? - Опять обернулся к остальным красоткам Хайме. Больше стульев не было. Встать должны были либо Эва, либо Рената. Эва сжалась, вцепилась своими руками в дерево ножек и видно было, что только стихийное бедствие сорвёт её с занятого места. Тереза, посмотрела на неё, потом на другую женщину, делающую вид, что её это не касается и, наконец, приняла решение:
- Рената, а нет ли стульев в других комнатах? - спросила она последнюю, вскинув чёрные брови,. - Поищи, если не сильно трудно. Мы с Эвой тут справимся. А свой стул передай этой Белмонти.
- Сама возьмёт. - С грацией дикой кошки Рената потянулась, поднялась и кругом, по стенке, пошла к выходу в коридор, из которого Хайме привёл Каролину. Та вздохнула и поплелась за стулом, стараясь не терять остатков гордости, хотя это было сделать весьма проблематично. Тем временем Хайме прикрутил патрубок бастяо к сосуду с маной, взял прибор правой рукой за медную рукоять, а левой по чуть-чуть стал подкручивать заглушку сопла пульверизатора. Лёгкий пробный пшик пронёсся по комнате. Над отверстием показался лёгкий светло-сиреневый фонтанчик, тут же испарившийся. Запахло рододендроном. Между тем Каролина подошла со стулом и присела на него в шаге от Хайме. Женщина задвинула всё ещё разутые ступни под стул, сложила на коленях руки в кулачок и, уже покорно взглянув на мужчину, произнесла традиционную фразу:
- Я... готова, мой фейтсейро. Мне как обычно.
"Как обычно" - это внешняя привлекательность. Хайме кивнул. Фонтанчик над отверстием усилился, слился в тугую струю и упёрся прямо в ложбинку между ключиц женщины. Хайме регулировал поток и вот, прямо на глазах у собравшихся, Каролина...словно начала наливаться красотой. Вот только что это была просто симпатичная женщина, и вот уже - прямо огонь, а вот... да, теперь это была та, на которую, когда та идёт по улице, оборачиваются самцы, начиная с безусых подростков и кончая седовласыми старцами, передвигающимися на инвалидных колясках. Маны в сосуде немного поубавилось и, когда, казалось, уже нельзя было стать более красивой, Хайме резко оборвал струю.
- Спасибо, - выдохнула женщина с улыбкой. Хайме показалось, что непрошенная слеза оросила прекрасную щёчку неописуемой красавицы. Между тем дверь приоткрылась и Рената просочилась сквозь открывшийся проём. В руках у неё ничего не было. Она оперлась о косяк узким плечом и молча осталась стоять там, за спиной у Хайме, в зоне недостаточной видимости.
- Теперь я подлечусь? - спросил в очередной раз фейтсейро и, получив молчаливое согласие, принялся перестраивать настройку прибора. Бастяо - мощная вещь, но неверным потоком можно совершить непоправимое, вплоть до убийства. А он не хотел, ни за что не хотел сделать плохо своим пассаринхо. Даже не мог, и всё тут. Возникшие вопросы нельзя было решать силой. Да, если их даже кто и хватится, он всегда может сказать, что всё это - вынужденная самозащита. Или Кадарчо уберёт трупы, и никто вообще не найдёт концов. Но он не мог, он физически не мог поднять руку на своих пташек. Запахло эритриной, красноватая струйка из бастяо потекла на ногу Хайме и уже через какую-то минуту он понял, что может безболезненно опираться на конечность.
- Вот кажется и всё, - фейтсейро встал и положил бастяо на столик, - Теперь я...
- Эй, Сеньор Хайме! - донеслось с улицы, - Сеньор Хайме! Что-то случилось?
Это Кадарчо. Этот хитрый лис всегда там, где нужно. И там, где не нужно тоже. Вот и сейчас он появился ни раньше, ни позже, а исключительно тогда, когда перед Хайме встал вопрос о том, как же дальше поступать с сорвавшимися пассаринхо. Между тем девушки насторожились. Эва так крепко сжала в кулачок пальцы, что побелели костяшки. Тереза вытянула шею в сторону окна, словно могла со своего места рассмотреть хоть что-то дальше подоконника. Невозмутимой казалась только Рената.
- Всё в порядке, мой друг. Так, мелкие недоразумения. У меня тут одна сеньора...
- У вас всегда сеньоры, сеньор Хайме. Она что, плохо себя ведёт?
Появившиеся удивлённые лица пассаринхо иллюстрировали лишь их возросшее смятение. А что, если этот фейтсейро всё же позовёт полицию? Или того самого, кто стоит возле калитки? Держать под контролем двоих мужчин всё же труднее, нежели одного.
- Сеньоре надо помочь. Она сломала каблук, а я, увы, даже не могу сейчас выйти из дома. Ты ведь не окажешь мне в любезности, вывести её хотя бы на площадь? Там есть такси.
- Как скажете сеньор Хайме. Если сеньора привлекательна...
- Ты видел у меня непривлекательных сеньор?
- Нет, сеньор Хайме. Я уже жду её возле калитки!
Хайме снова оглядел своих пассаринхо.
- Я не придумал ничего лучше. Сеньора Каролина, не забудьте туфли.
Женщина, всё ещё сидевшая на стуле рядом с ним, вздрогнула.
- Спасибо. Что-то передать? - произнесла она одними губами. Хайме только слегка пожал ей запястье. Всё же она на его стороне. А с остальными... Ах, как он хотел бы увидеть их молодого фейтсейро. Ах, как хотел бы! Но разве теперь это возможно? Или всё же стоило попробовать?
- Приводи через неделю с собой брата Терезиты, - шепнул он красавице.
- Что он говорит этой Белмонти? - шёпотом спросила Эва, привлекая внимание остальных девушек к Хайме.
- Я лишь сказал ей, чтоб не боялась и доверяла человеку у калитки, - так же шёпотом ответствовал Хайме, наклоняясь, чтобы достать серые лодочки Каролины, лежащие рядом. Он отломил от правой каблучок и демонстративно бросил в яму. Потом привстал на калено перед сияющей красотой женщиной:
- Вашу ножку, ослепительная.
Та трепетно протянула ему сперва левую, потом правую ногу, и фейтсейро поочерёдно обул их. Потом он поднялся и помог хромающей Каролине дойти до двери. Эта женщина будоражила его. Тут же, прислонившись к косяку, стояла Рената, на фоне сияющей Каролины, смотревшаяся бледной тенью. Во взгляде последней читалась зависть и что-то ещё, чему Хайме пока был не готов подобрать название.
- Я, мы... - хотела было что-то сказать Каролина.
- Идите. Калитку просто захлопните. Сделайте всё, как надо, а тут проблем я не предвижу.
Он ободряюще улыбнулся женщине, потом обвёл взглядом остальных.
Та чуть подвинулась с прохода, и Каролина, продефилировав мимо неё, словно королева мимо уличной потаскухи, скрылась за дверью. Несколько минут все находились в молчании. Наконец из-за шторы, с улицы, послышался металлический щелчок защёлкивающегося замка калитки и приглушённый разговор Каролины с Кадарчо.
- Я весь ваш, сеньоры. Вы же пришли за чудом? - повернулся Хайме к женщинам.
Да, они пришли за чудом. Да, они пошли втроём, даже вчетвером, потому что боялись его по одной. Потому что по одной они были против него беспомощны. Потому они и Каролину, скорее всего, использовали, либо шантажируя ту, либо что-то предлагая ей. Что-то, ему пока неведомое. Ах, всё же, что это была за женщина!
- Кто из вас первая? Вы же видите, я играю по вашим правилам.
Эва, словно мячик, вскочила, одёрнула жилет и хотела было устремиться на стоявший возле Хайме стул, но Тереза чуть кашлянула, и девушка застыла в полушаге.
- Пусть Рената. Она ближе.
Эва дёрнулась, снова поправила одежду и, отступив на шаг, вновь уселась на свой венский стул, подперев кулачками остренький подбородок.
Рената "отклеилась" от косяка, неспешно подошла к стоящему перед Хайме стулу, чуть отодвинула его и села, ногу на ногу, словно это ей тут все должны.
- Я всё же спрошу. Сеньора Коимбра, я обязан спросить. Вы перед обретением чуда согласны избавиться от накопившейся в вас маны? - Хайме вопрошающе посмотрел на худосочное лицо девушки, подёрнутое миной презрения.
- Нет.
- Исключительно под вашим давлением я вынужден давать вам чудо. Что ж, выбор ваш. Но не говорите, что я не предупреждал о последствиях?
- Он всё брешет! - вскрикнула Эва. - Ему просто нужна наша мана!
- А я и не скрываю, что нужна. Вот только, если мана в вас, я не уверен в том, что получится. За всё надо платить.
- Он врёт! Он любит делать больно! - Эва вскочила с места, - Он убьёт нас!
- Вы всё же определитесь. Я обязан был предупредить. Сеньора Коимбра, вы желаете получить чудо? Традиционную фразу вы знаете.
- Я готова. - процедила Рената сквозь зубы.
Хайме ждал. Фраза должна быть произнесена полностью. Это дань традиции, но и не только. Это дань тому алгоритму, который не позволяет случайностям влиять на ситуацию. Молчание затянулось.
-... фейтсейро. - Наконец добавила девушка.
Хайме продолжал держать паузу. Новая пауза грозила неожиданностями.
- Какое чудо желает получить сеньора?
Порыв ветра прошёлся по шторам. Тереза оглянулась. Эва присела на корточки и сжалась.
- Удачу, - выдавила из себя Рената.
Это было неожиданно. Это было странно. Что-то явно шло не так. Пассаринхо почти всегда выбирали внешнюю привлекательность. Это другим людям нужна защита или острота мысли. Кадарчо как-то приводил к нему чудака, которому Хайме даровал на время искусство мягкого падения. Тот был домушником, и кажется, потом он разбился, падая с крыши. Но пассаринхо - они на то и пассаринхо, что их комплексы в них самих., Рената, судя по всему, решила переломить ситуацию. Что ж, он был не против.
Хайме не торопясь взял отложенный бастяо со стойки. Не спеша, перенастроил, пустил пробный фонтанчик. Запахло апельсином. Хайме осторожно навёл бастяо на Ренату.
- Подбородок чуть повыше.
Водолазка - не самая лучшая одежда для сеансов, она заслоняет шею. Но сейчас Хайме не стал бы лишний раз указывать девушкам на это. Раз они желают так - он исполнит их прихоть. Ярко рыжая струя упёрлась в чуть заметную из-за одежды ложбинку между ключиц. Минута прошла без видимых изменений. Наконец Хайме опустил прибор.
- Он ничего не сделал! - закричала Эва.
- Желаете проверить?
- Как? - задала с кресла вопрос Тереза.
Хайме задумался. Простейшими способами проверки везения были, конечно же кости. Или карты. Но ни того, ни другого у Хайме в доме не было. Что ещё? Можно стрелять в тире или кидать мячи. Или ножи. У его пассаринхо ведь были с собой ножи, насколько он помнил. Один из них ему даже к горлу пытались приставить.
- Карты, кости, можно ножи кидать. Терезита, у вас же есть при себе ножи? Рената, можете кинуть нож в столб. Можно даже не прицеливаться. Было бы желание попасть.
Рената молча поднялась со стула, достала откуда-то то ли из рукава, то ли из ладоней складной нож "Операрио" с острым клинком и удобной деревянной рукоятью, взвесила его в руке и кинула его в направлении ближайшего столба, как обычно кидают что-то женщины, с большим замахом из-за головы. Нож по крутой параболе взмыл к самому потолку, потом стал падать и, уже возле самого пола вонзился в столб. Вонзился, сложился, стукнул рукоятью об пол, но так и остался торчать в крашеной древесине. Хайме развёл руки в стороны, демонстрируя, что вот он результат, всё закономерно. Эва ринулась вперёд, чтоб воочию увидеть, попала ли Рената. Та тоже подошла на два шага.
- Я... не умею бросать, - произнесла она.
- Теперь мне! - оживилась Эва, - Мне тоже удачу. Нет, красоту. А лучше - разговор с покойным. Или нет, и разговор с покойным и красоту. Тереза, позволь мне сейчас, а?
Тереза кивнула. Чувствовалось, что она пока не до конца доверяет Хайме, но делает вид, что держит ситуацию под контролем, оттягивая получение своего чуда. Эва бросилась на освободившийся стул, а Рената, подойдя к столбу, принялась разглядывать нож, так ловко в него врезавшийся. Фейтсейро вновь настроил бастяо, до сих пор не выпущенный им из рук. На этот раз фонтанчик был чёрным.
- Я готова, мой фейтсейро, - протараторила Эва.
- Общение с мёртвым?
Эва кивнула. Терпко пахнуло то ли рябиной, то ли облепихой. Хайме навёл прибор на Эву и, когда тёмная струя сделалась достаточно толстой, перевёл её в пол, вывел круг и оборвал, щёлкнув предохранителем. Плетение продолжило существовать. Эва стала словно привязанной к чуть дымящейся окружности. Она в волнении приоткрыла рот...
- Думай о том, кого вызываешь. У тебя несколько минут и... твоя сила.
- Да, да, да, - выдавила та.
Хайме потянулся. Тереза и Рената с интересом глядели за происходящим. Тёмная тень, плавно возникая из пола, начала увеличиваться в круге, очерченном следом от маны.
- Дорогой, ты меня помнишь? - почти простонала Эва, обращаясь к тени. Голос её дрожал.
- Это ты, маленькая шлюшка? - зашамкал из круга старческий баритон, - Это опять ты! Чего ты от меня хочешь теперь?
- Я? Чего хочу? Хочу узнать, куда ты запрятал те золотые слитки, которые обещал мне подарить? Теперь у меня нет ни тебя, ни слитков. Ты же говорил, что они где-то на вилле. Я всю виллу обыскала - нет. А теперь твои дети пытаются меня оттуда выставить! Но ведь ты меня любил, а не их, да? И слитки ведь ты мне обещал? - Эва то ли стонала, то ли кричала на тень.
- Слитки! - тёмная тень расхохоталась, - Да не было никаких слитков. Меня забавляла твоя жадность, девочка. Мне всегда было интересно, докуда ты в ней зайдёшь. О, да! Ты зашла очень далеко! Но я на тебя не сержусь. Потому что моя маленькая шлюшка доставила мне много, очень много приятных минут. Так что - попробуй теперь жить сама. Ты ведь была такой решительной!
- Но ты же обещал... - почти скулила Эва.
- Проваливай! Ты мне надоела, - тень стала увеличиваться в размерах и наконец заполнила собой всё пространство до потолка. Она мерзко хохотала. Сквозь очертания круга стали вырываться багровые сполохи.
- Завершай, отпускай, - Хайме поднялся со стула и принялся крутить регулятор на бастяо.
- Ну, может у тебя есть спрятанные деньги? - ползала на коленях перед тенью Эва.
Тугой жгут сполоха выбился из круга в сторону окна и погас с шипением, оставив жжёный отпечаток на столбе.
- Довольно! - Хайме навёл прибор на Эву и вызванного мертвеца и тугая белая струя, похожая на пену пожарников стала, словно куполом, накрывать место вызова. Какое-то время под пеной ещё что-то бурлило, но потом всё стало оседать, пока на паркете комнаты не осталось даже следов вещества. Эва сидела, поскуливая, тут же, жалкая, растрёпанная, с растёкшейся и размазанной косметикой. Пахло ладаном.
- Сделай её красоткой что ли. Оно ей понадобится, - со своего места чуть брезгливо произнесла Тереза.
- Трудно будет. Она и это-то не удержала. Да и маны в ней слишком много.
- А что мана?
- Мешает. Я сейчас на вот это всё почти весь сосуд израсходовал. Всё, что мне дала Каролина.
- У тебя ещё есть.
У Хайме было. Но это не значит, что вот так всё просто. Нет, они просто не знают, а объяснять им... Хайме и так уже объяснил им лишнего.
- Моё дело предупредить. - Хайме посмотрел на Эву с таким видом, словно не видел того, что только что происходило в комнате. Он подошёл к старинному шкафу, похожему на буфет, достал с верхней полки полный сосуд маны, стёр с него мягкой тряпочкой слой налетевшей пыли и подсоединил к бастяо.
- Я жду, - присел Хайме на свой стул.
Эва с ещё полуоткрытым ртом наконец, видимо, сообразила, где и в каком состоянии находится, засмущалась, вся подобравшись, быстро привстала и оправилась. Закинув прядь соломенных волос за левое ухо, она присела на краешек стула, присела аккуратно, словно на готовую вот-вот взорваться бомбу, и произнесла, на этот раз не тараторя.
- Я готова, мой фейтсейро.
Хайме кивнул, вытянул носки ног, пошевелил затёкшими пальцами. Поднял бастяо. На этот раз уже алая, как и в случае с Каролиной, струя упёрлась меж ключиц женщины и лицо Эвы стало на глазах меняться. Но если в прошлый раз все видели, как красота и свежесть наполняют партнёршу фейтсейро, то на этот раз всё было не так. Лицо Эвы стало меняться, но, о боже, как же хаотично оно менялось! То её волосы приобретали пышность и объём, между тем, как брови выцветали, истончаясь, словно их совсем не было, а губы превращались в узкую поджатую щёлку. То губы вспыхивали бутоном, глаза отрывались широко, словно в анимированных фильмах, но уши оттопыривались, а волосы становились похожими на жидкую грязную мочалку. Изменения происходили стремительно. Эва менялась каждую секунду.
- Нет стабильности. Рву связь, пока не стало ещё хуже.
Сама девушка не могла, находясь в поле бастяо, прореагировать на слова Хайме. Но прореагировала Тереза.
- Доводи до конца! - она словно отдала приказ работающему фейтсейро. Но что значит "до конца"? Что ему её приказы?
Хайме отвёл бастяо от своей пассаринхо.
- Я бессилен. Она не отдала магию. Она не смирилась! - крикнул он, в первый раз за сегодня выходя из себя. Хайме не любил проигрывать. Даже тут, в малом, когда от него уже ничего не зависело.
Эва продолжала сидеть так же на краешке стула, и теперь волосы заслоняли её опущенное лицо от взоров собравшихся.
- Шо? Шо шо мной? Шо-то не то? Да? - прошамкала она и непроизвольным движением поправила морщинистой рукой за ухо непослушную прядь. Волос на голове было много. Но что это были за волосы! Они стояли так, словно через женщину только что прошёл электрический разряд. И лицо... Да, это было, без сомнения, лицо Эвы. Но это было лицо старухи. Очень красивой, ухоженной старухи, но со всеми характерными морщинами дряхлости. И возле губ, и возле впалого, беззубого рта.
Хайме отвернутся. Он не хотел этого видеть. Ему было горько. Даже если они и заслуживали своим поведением порки, ему было неприятно видеть своих пассаринхо несчастными и некрасивыми. Он ведь всегда хотел давать им только приятное чудо.
Плечи Эвы начали мелко трястись. Руки задрожали.
- Не-е-ет! - закричала она и кинулась на Хайме, вытянув свои старческие кисти в направлении его шеи. Фейтсейро отклонился, и Эва пронеслась мимо него в направлении столба, возле которого сидела Рената с ножом, вынутым ей из древесины.
- Не-е-ет! - Эва, не почувствовав тела Хайме, там, где оно должно было быть по её представлениям, упала, Рената не успела среагировать, и они обе, словно два мяча, ссыпались в яму, во время падения визжа и отмахиваясь друг от друга.
- Терезита, ты уверена, что хочешь получить чудо, не сдавая ману? - устало произнёс Хайме и взглянул на оставшуюся в комнате женщину.
Та вцепилась ухоженными ногтями в гнутый подлокотник орехового кресла и взирала на Хайме сильно огорошенным взглядом. Наконец она, видимо, собралась с духом и замотала головой, демонстрируя, что на сегодня в её жизни приключений достаточно. Хайме подошёл к яме и присел над ней на корточки.
- Как ваши дела, пассаринхо?
- Не называй меня... - донёсся до него голос Эвы, но тут же прервался, переходя в рыдания.
- А как сеньора Коимбра?
- Рената... она мертва... - выдохнула ему Эва между рыданиями.
Хайме присмотрелся. Рената лежала на животе, далеко откинув левую руку и поджав под себя правую, с ножом. Из-под тела женщины начала расползаться лужа бурой жидкости.
- И это... и это - удача?! - выдохнула Эва и вновь громко зарыдала.
- Я предупреждал. Так что тебе ещё повезло, - развёл руками Хайме, - Выбирайся давай и две недели я вас с Терезитой не вижу возле своей двери. Две недели, пассаринхо. Я не шучу. Может хоть сейчас вы поймёте, что есть вещи, шутки с которыми могут выйти не тем концом.
Это всё нордада. Он никогда не любил её сырые брызги. Они уйдут. Уйдут, чтобы прийти снова, чтобы отдать ману и получить своё чудо. Кадарчо к вечеру уберёт труп Ренаты, а Хайме... он забудет сегодняшний инцидент, словно его и не было. И только сеньора Каролина... если сеньора Каролина будет умницей, то приведёт к нему того пропущенного снифферами мальчика и, возможно, когда-нибудь тот получит свой собственный медный бастяо. Когда будет готов, по-настоящему готов. А он, он, возможно, и сам пригласит прелестную сеньору Белмонти в маришкейру, что в соседнем квартале. Всё же она весьма и весьма чувственная женщина.