И встретил я ее на одном из спектаклей московского театра Ленком. И увидел я ее, стоящую с программкой в руке, в облегающих стройную фигурку белых джинсиках, розовой кофточке, с мечтательной улыбкой на личике. И подошел я к ней и сказал: О прекрасная незнакомка! Не дадите ли вы мне посмотреть вашу программку? И потупила моя красавица глазки голубенькие и спрятала их за черные реснички. И затем протянула программку. И была у нее немного влажная, мягкая, как у ребенка, ручка. И задержал я на мгновение свою мозолистую в ее хрупкой. И вскинула она на меня большие, похожие на безмятежные озера, глазки и встретились мы взглядами.

И сказал я ей свое имя, а она мне сказала свое. И пошли мы вместе в зрительный зал и сели рядом и вздрогнул я от прикосновения ее юного тельца и всколыхнулось что-то чуть пониже живота. И она тоже прерывисто дышала и видел я ее возрастающую грудь. И на щеке ее осталась белая мушка от мороженого и я безымянным пальцем левой руки аккуратно убрал ее. И зарделась моя барышня и покраснела. И понял я тогда, что безумно хочу ее: нежную и забавную, ужасно сексапильную московскую девочку.

И она рассказала мне о себе: богатый папа-бизнесмен, огромная квартира на Кутузовском, море развлечений, спецшкола с английским уклоном и безумная тоска. И подумал я, что тоска эта по чистой любви. И говорила она мне: Вот в прошлом году я ездила в Египет, а в этом родители заставляют ехать в Париж...И стало мне жалко мою бедную московскую девочку, мне, провинциалу, у которого в карманах жила пустота, а дома - полная кастрюля дешевой вермишели. И утешил я девочку и начал говорить ей прекрасные слова и прочитал ей несколько стихотворений. И вышли мы из театра и стали прохаживаться по светящимся столичным улицам. И уверял я свою спутницу в том, что великая любовь есть и жаждал очутиться в ее объятиях.

И сказала она мне: Уже поздно. Если вам не трудно, проводите меня домой. И проводил я ее дому и поднялся на пятый этаж на лифте и как бы нечаянно коснулся ее талии рукой. И зашли мы в квартиру, где, на удивление, никого не было. И был ее ответ: Родители в Анталии. И накатила на меня эйфория и вскрикнул я от восторга и поцеловал мою сладкую москвичку в ее розовые упругие губки. И долго мы так целовались, сидя на мягком диване в окружении больших плюшевых игрушек. И угостила она меня ароматным кофе со сливками и предложила попробовать марочного вина. И отказался я и мотивировал это тем, что не пью. И удивилась она и выпила одна, и захмелела вскоре. И почувствовал я, что пора приступать к делу и откинулся вместе с ней на спинку дивана. И целовал я ее везде: в губки, в носик, в щечки, в глазки, в шейку. И расстегнул я ее кофточку и снял ее. И испугалась она было, но тут же покорилась дальнейшим ласкам. И облизывал я ее сочную и мягкую, как творожный сырок с вишневой начинкой, грудь и балдел. И снял я свою выцветшую рубаху и дурно пахнущую футболку, и взгромоздился на мою милочку. И с каким волнением расстегнул я ее брючки, и через минуту впился рукой в самую мякоть, в цветок ее тела. И задышала она учащенно и обвила мою тощую задницу своими белыми тонкими ножками. И крикнула, когда я начал язычком разлеплять створки запретного девичьего замка. И сердце застряло в горле моем от волнения и мой мальчик вытянулся во весь возможный рост.

И понял я, что сделаю сейчас отличную московскую девочку, умницу, надежду богатеньких родителей, мечтательницу и скромницу. И остановился, чтобы перевести дух. И нащупал неровный пульс. И с остервенением стянул штаны и уложил ее перед собой, и раздвинул чудные ножки ее. И врезался затем в сладкую ароматную мякоть, и, сначала неторопливыми движениями, принялся таранить что-то невидимое, но упорно манящее. И показалось мне на мгновение, что Солнце вышло из тьмы и , раскрыв окно, вошло в комнату. И сжимал я в руках ее беспомощную нежную попку, и залезал туда пальцем и сглатывал набегающую слюну. И стонала моя принцесса и стоны эти все больше возбуждали меня. И звучала над этим всем из стереосистемы Милен Фармер.

И резкий всплеск оторвал нас друг от друга. И видел я свое белое вещество и с удовольствием размазывал по ее попке и животику. И смотрела она на меня и улыбалась и трогала пальчиком незнакомую штучку и говорила Хороший, и я соглашался с ней и целовал ее алчно.

И была у нас святая ночь. И было нам не до отдыха. И не мог я насытиться своей добычей. И видя в окне отражения Московских высоток, безумствовал и торжествовал. И, кончая в мою радость, на фоне гигантского плюшевого медведя, я закричал во все горло: Я счастлив! И она тоже в эту минуту была счастлива.

И зазвонил утром ее сотовый телефон и строгий голос мамы спросил, чем она занимается. И соврала ей дочь и сказала, что собирается в школу.

И решили мы быть вместе. И пропишу я тебя в Москве, и замуж за тебя пойду, и приданое за меня хорошее дадут. И снова закричал я от радости Вау! И дала она мне денег, и угостила фруктовым салатом, и долго-долго целовала на прощание. И вышел я на улицу, и в это морозное утро полетел к станции метро на крыльях.

И именно в то утро решил я, бродяга и нищий, что все налаживается. И потрогал рукой своего полководца и вытер остатки влаги. И пошел по другим важным делам.

И разлеглась передо мной как смазливая шлюха, моя любимая девочка - Москва...

ноябрь 2002