4

Улыбка

Прохладный весенний вечер заканчивал свою работу и на смену ему спешила густая и бездонная ночь. Он и она сидели на скамейке в парке и смотрели друг на друга. Если мне не изменяет память (для точности взгляну на часы), это продолжалось часа два-три. Одинокие прохожие ковыляли мимо, изредка останавливаясь, чтобы с веселой ехидцей посмотреть на двух голубков.

Он и она ничего не видели вокруг. В их глазах отражались годы, когда они искали друг друга, такие же прохладные, но только одинокие вечера, грустные картины и бесконечно идущий дождь. Он и не думал уже встретить ее, слишком долгое ожидание обещало разочарование. Поэтому он до сих пор не верил в происходящее, только понимал, что тусклая жизнь, похожая не невымытый аквариум, в котором давно нет ни рыбок ни воды, внезапно озаряется лучами непонятно откуда взявшегося светила. Она, также во всем и всех разочарованная, не думала обнаружить рядом его: он так походил на идеал, что становилось боязно.

Хмурый сомнамбулический бомж, в папиросном дыму, тихо проплыл мимо, таща за собой мешок с пустыми бутылками. Долговязый студент возвращался домой, заучивая по пути стихотворение Блока о незнакомке.

Он и она боялись пошевелиться. Он с детства привык всего добиваться своими силами, его бедность часто мешала выглядеть счастливым и беззаботным. Как все это было давно! Теперь его жизнь подчинена закону разумного расходования энергии, теперь не надо по ночам думать о самоубийстве (и мысли такой больше нет), жечь в комнате свет до утра и пить спирт.

Она думала, что это, быть может, просто новый красивый видеофильм, которых она пересмотрела сотни, все взятые в видеопрокате. Или вышла ошибка - ведь Ромео и Джульетта умерли много веков назад, а ей так хорошо с ним. Несовременно, смешно...

Он, привыкший к цинизму, к бесконечному трепу с друзьями о продажности женщин, о значительности своей трансцендентной тоски, ощущал в эту ночь незнакомое тепло, будто внутри заработал обогреватель. Он сегодня не пил, тогда почему голова так кружится?

Парк опустел и глазастая, выглядывающая из десятка фонарей ночь упрямо покрывала собой пространство, как монтировщик закрывающий бархатный занавес после окончания спектакля, и обволакивала все вокруг мятным покоем. Неужели им уютно сидеть часами на старой скамейке и смотреть друг на друга?

А он вспоминал свою жизнь, первую любовь, как ничего у него не вышло и как решил он, что всегда будет один. Он внушил себе, что несчастлив, что кто-то сверху ошибся, наделив его сердце новым чувством. Чем больше он смотрел на девушку, на ее голубые глаза, струящиеся из-под берета золотистые волосы, на эти слегка разомкнутые губы, в которых таился будущий поцелуй, тем больше охватывало его незнакомое доселе ощущение. Он запросто может сейчас дотронуться до нее, увлечь за собой, обнять, поцеловать. Он может делать то, что не мог делать годами, о чем уже не мечтал. Вот сейчас он возьмет ее под руку и они пойдут домой и не надо никаких слов, не надо объяснять, что ты хороший и умный, не надо казаться нежным, - она сама все поймет без слов.

Он чувствовал, что эйфория подбирается к нему. Непонятная эйфория, пугающая. Внезапно он улыбнулся. Она ответила тем же. Но его улыбка прочно поселилась на губах и не хотела уходить. Минута, две, десять, двадцать. Она почувствовала беспокойство и отвела взгляд. Он не понимал, что это вдруг и по-детски застучал зубами. Улыбка угрожающе росла и двигалась в сторону ушей. Сквозь губы прорывались первые порывы смеха. Она убрала челку со лба и чуть-чуть отодвинулась. Хм... Ха... Ха... Ха... - вылетело откуда-то из глубины, он даже не знал, откуда это, словно и не он смеялся, а кто-то другой в нем. Она стала смешной и жалкой со своими длинными красивыми ресницами и испуганным взглядом.

Улыбка исказила его лицо. в отблеске фонаря оно стало похоже на сморщенное яблоко.

-Что с тобой? -спросила она.

Он не мог ответить, только улыбался, даже уже не видя ее, смех разбирал и заставлял дергаться лицевые нервы.

Она встала. Нечто раздраженное появилось в ее движениях. Резко вскинула сумочку, снова поправила челку.

-Я пойду... поздно уже...

Он ответил ей резким, как пружина, смехом. Боже мой, что это? Ему все казалось смешным: ее глаза, походка, сама ситуация, что они три часа смотрели друг на друга и собственная жизнь, где всегда недоставало любви и веры. Ему привычнее было бы сидеть одному со стаканом водки, а тут - любимая девушка, парк, скамейка, поцелуи!

Но это был не радостный смех, а странный. Он очнулся, когда девушка исчезла. Тогда он резко вскочил, оглянулся по сторонам. Никого. Прислушался. Накрапывал дождик. Фонари отбрасывали тусклые тени. Вокруг было тихо и свежо. Он побежал по аллее парка, но, пробежав несколько метров, остановился. Потрогав лицо, он обнаружил, что улыбка прочно застыла там, как прилепившаяся жвачка. Он схватил руками губы и попытался сжать их, но руки, издав судорожный вопль, отпрянули. Тогда он сел на скамейку и еще очень долго улыбался в лица фонарей: безумно, нежно, трогательно. И казалось ему, что все вокруг начинает улыбаться ему в ответ и огромная эта улыбка поглощает его целиком, как мошку... Ха-ха-ха!

ноябрь 2002