и был Иона во чреве этого кита три дня и три ночи.
И помолился Иона Господу Богу своему из чрева кита
и сказал: к Господу воззвал я в скорби моей..."
(Библия)
I
1982-ой год. Восточный участок Байкало-Амурской Магистрали. Военная часть в тайге. Поздний вечер. Помещение роты после отбоя.
Вдруг распахивается настежь дверь от сильного удара ногой, и в помещение гурьбой вваливаются изрядно подвыпившие "фазаны". С воплями "гуси, смирно!", они срывают одеяла со спящих молодых солдат и выгоняют их на свободное от железных двухъярусных кроватей пространство.
Спросонья "гуси" в кальсонах пытаются побыстрее встать в шеренгу, чтобы не получить лишние тумаки и пинки.
"Фазаны", то есть уже больше года прослужившие солдаты, стоят, насмехаясь волчьими гримасами, и наблюдают, как некоторые из них издеваются над недавно принявшими присягу солдатами ― "гусями".
Один из "фазанов" замечает на кровати лежащего "гуся" и быстро подходит к нему, чтобы также сорвать одеяло и погнать в общую шеренгу молодых солдат.
Высокий, крепкого сложения и с большими кулаками "фазан" уже протянул руку, чтобы схватить одеяло, но вдруг замирает и приглядывается к лежащему.
― А, это ты, Батя? - удивляется он и быстро добавляет, ― лежи, лежи, отдыхай...
"Фазан" уходит, а "Батя" с грустью наблюдает за происходящим...
В то утро, когда его вместе с остальными новобранцами привезли в часть, где должны были пройти "курс молодого бойца" или "учебку", он один шел из медпункта в роту, как вдруг услышал:
― Эй, подь-ка сюда!
Оглянувшись, понял, что его зовет стоявший на плацу высокий солдат. Видно было, что это старослужащий и, скорее всего, "дедок", в отличии от полуторагодовалых по службе "старичков", уже отслуживший в армии почти два года и, после приказа Главнокомандующего, ожидавший увольнения в запас.
Не подойти, означало создать конфликтную ситуацию, о чем Новобранец уже успел понять за то время, которое пришлось находиться в этой, с позволения сказать, так называемой армии.
Позвавший его солдат, гордо стоявший с сигаретой во рту и руками в карманах брюк, оказался симпатичным парнем. Одетый в ушитую по фигуре форму "ПШ", обутый в обточенные сапоги с набитыми высокими каблуками, с тельняшкой, синеющей полосками из-за расстегнутого воротника гимнастерки, парень весело глядел на Новобранца.
― Откуда призвался, ― спросил молодой "дедок", ― и чем занимался на гражданке?
Новобранец некоторое время раздумывал, как вести себя с этим нагловатым парнем, но потом все-таки ответил на вопрос. "Дедок" вдруг спросил:
― А сколько тебе лет? По лицу твоему вижу, что многовато для службы в армии.
Когда Новобранец ответил, парень задумался, внимательно глядя на него, а потом сказал:
― Ба, всего год до двадцати семи лет оставалось тебе продержаться на гражданке, чтобы кончился призывной возраст! Как так получилось?
Разговор затянулся. Рассказ о жизни и приключениях на Севере заинтересовал "дедка" в тельняшке. Слушая, он угостил Новобранца сигаретой, и они медленно прогуливались в сторону роты. Вскоре прозвучала команда строиться на завтрак, и Новобранцу нужно было бежать. Старослужащий протянул ему руку для пожатия и, крепко удерживая ладонь Новобранца, очень серьезно сказал:
― Запомни, что "бамовские" войска не подарочек. Здесь похуже, чем на зоне для осуждённых. Твой возраст ничего не будет значить, если себя поведешь неадекватно. Как бы там ни было, но пока ты тут только "дух" до присяги, а потом еще год будешь "гусем", которые бесправные, работают, прислуживают старослужащим... Вообщем, несут службу... Но ты запомни: не берись за половую тряпку!..
Парень опять улыбнулся и добавил:
― Пойми правильно службу, Батя, чтобы не зачмомонили...
Когда Новобранец уже с кличкой "Батя" встал в строй "духов", стоявший рядом с ним парень прошептал ему:
― Знаешь, с кем ты разговаривал на плацу? С самим паханом!
Видя удивление, парень объяснил:
― Оказывается, в армейских частях, как на исправительной зоне, есть паханы. Дедовщина тут процветает, и эти старослужащие парни держат в руках власть над солдатами. Пахана нашей части, с которым ты разговаривал, зовут Самара. Он из Ростова, а там все такие бандюганы.
Батя только пожал плечами. Ему пахан Самара понравился, и не потому, что запретил полы мыть, как это положено "духам", "гусям" и по каким-либо причинам, унизившимся и потому забитым остальными солдатами так называемым "чмомонам".
Ему показалось, что в глазах Самары сверкало что-то более мудрое, даже благородное, в нём чувствовалась порода благородного мужчины.
...Пьяный шум в роте опять привлек внимание Бати. Старослужащие продолжали издеваться над "гусями", в это ночное время драившими тряпками от побоев залитые кровью полы, стиравшими "фазанам" носки и так называемые "вшивники", то есть свитера, которые одевать под гимнастерки по неписанному солдатскому закону имели право только "фазаны" и "старички". Кого-то из более сообразительных "гусей" отправляли за сигаретами, кого-то посылали за самогоном в соседнюю деревню... Кто из "гусей" не проявлял должного усердия, тот вскоре сам со стонами умывался кровью.
Батя смотрел на весь этот беспредел и не мог ничего сделать: система есть система.
Сам он в болото армейской дедовщины старался не лезть. Помня наставления пахана Самары, он быстро сообразил, что за служба в этой армии, чтобы принять обдуманное Решение отказаться от принятия военной присяги, тем протестуя не только против вопиющего беспредела в армии, но и во всей стране, захлёбывавшейся в тенях тотальной казарменной корысти...
II
Неосознанное сопротивление беспределу в обществе, требует мужества. Но когда
"Все движения общества в своей алгебраической сумме ведут к убийству, самоубийству, или ужасным страданиям в различных иногда респектабельных формах" ("Миры и тени"),
когда
"Люди в тенях ― коварные враги друг другу и Природе, какие бы маски дружелюбия на них ни были бы надеты, в какой родственной связи они бы не состояли" ("Миры и тени"),
когда
"Религии культивируют поклонение храмам; фанатики исповедают фанатизм; ищущие Путь к Совершенству останавливаются перед кумиром и беснуются в заумных речах его глупости;, когда набожные молятся своим молитвам, молитвенным коврикам, поклонам, рясам, идолам и иконам; дельцы проворачивают свои махинации во имя торжества махинаций; преступники живут ради преступности; благонравные созерцают себя в пуп во имя пупа; и туман отупения стелется по планете угарным смрадом, позволяя Диаволу быть незаметным и творить непрестанно свои дела темные" ("Калагия"),
то
"Рожденный здоровый человек в больном обществе, как бы дает пощечину этому обществу своим рождением" ("Практическое Мировоззрение", часть 1)!
И тогда это гниющее общество людей, как бы оно не называлось ― капиталистическим, социалистическим или демократическим, исламским или христианским, на самом деле здорового от теней Человека
"...стремится раздавить или сделать себе подобным... Общество старается здорового сделать зомби, как все ― настоящим гражданином общества, исповедующего гниение" ("Практическое Мировоззрение", часть 1).
ЧЕРЕЗ ЭТО НАДО ПРОЙТИ!.. Надо пройти и осознать Путь Спасения, если хочешь называться ЧЕЛОВЕКОМ.
Но как пройти, укажет Сердце, которое единственно является Истинным Храмом Божиим вне всяких человеческих религий.
...Батя не думал о Боге. Он не знал Его умом, но Сердце подсказывало, что никогда не согласится он быть винтиком в ржавой машине вампирической системы общества корыстных, продажных, конъюнктурных, фанатичных, жестоких и просто развратных существ в обличии человеческом.
Когда после ужина новобранцы занялись писать письма домой накануне принятия военной присяги, Батя заметил в курилке одиноко сидящего старшего Лейтенанта ― комсорга роты "духов", и подошел к нему.
― Разрешите.
Лейтенант кивнул головой, и Батя присел рядом на скамейку, тоже закурил и, глубоко затянувшись дымом, сказал:
― Завтра день военной присяги и я заранее хочу заявить, что отказываюсь ее принимать.
Против ожидания, Лейтенант не вскочил в бешенстве, не стал кричать и угрожать. Он лишь закурил еще одну сигарету от предыдущей, тоже глубоко затянулся и спокойно спросил:
― Надеюсь, что ты хорошо обдумал свой поступок и представляешь, что тебя ожидает?
Батя кивнул:
― Представляю, так как, живя на Севере, приходилось встречаться со ссыльными политическими диссидентами и мне известно, на что способно КГБ. Тем не менее, я все хорошо обдумал и могу только сказать, что не Родину защищать отказываюсь, но отказываюсь лишь от рабского подчинения воле правительства гниющего и по всем швам разваливающего общества, тем привнося свою скромную лепту в Протест диссидентов, как раз и желающих оздоровления общества своей Родины. Быть может такой пусть и наивный, но все же ощутимый Протест заставит и людей, и правительство задуматься о происходящем в стране и в армии в частности.
Лейтенант с интересом слушал солдата и потом долго молча курил. Когда сигарета кончилась, он положил свою ладонь солдату на колено и сказал:
― Вполне с тобою солидарен, но я офицер именно этой армии с присягой не только Родине, но и ее правительству. Потому я должен сообщить вышестоящему начальству о твоем отказе. Мы не будем теперь с тобой больше рассуждать на политические или нравственно-моральные темы, но только хочу предупредить тебя, что испытаешь всю силу государственного аппарата, и если выстоишь, то иди вперед не оглядываясь, и знай, что в душе я с тобою. Держись.
Лейтенант встал и направился в роту объявить отбой.
Батя еще долго сидел в курилке уже в темноте: ему сегодня позволялось побыть свободным перед грядущими испытаниями.
III
Оплеуха гнилой армейской системе оказалась звонкой.
Утром следующего дня на построении появился кругленький майор КГБ и, после пламенной речи с осуждением "отщепенца", увел Батю в штаб части, а потом и в штаб бригады.
Начались допросы и угрозы. Батя старался держаться спокойно и, отвечая на вопросы, пытался не сказать ничего лишнего или провокационного против себя. Объясняя причину отказа от военной присяги и обличая беспредел в армии, он не забывал подчеркивать, что не отказывается защищать Родину и служить даже в такой армии.
Офицеры бесились, но ничего не могли поделать: ни отговорить от отказа принять добровольную присягу, ни запугать будущими проблемами на гражданке. Просто "не было состава преступления", как выразился в курилке один прапорщик о ситуации, чтобы наказывать строптивого новобранца.
Батя смотрел на них и удивлялся, что эти люди в офицерской форме, часто пьяницы, блудники, садисты, взяточники, карьеристы, вдруг стали такими ярыми защитниками гнилой государственной советской системы, превратившей даже армию в зону с тюремными "паханами" и стаями "гусей" да "фазанов"!..
Наконец один из подполковников бригады, сидевший в своём шикарном кабинете, спросил Батю, почему тот так поздно призвался служить? Услышав ответ о болезни в детстве, видимо в том узрел возможность сбыть упертого "диссидента" с рук своих под ответственность врачей в лазарете, а потом и в госпитале, с тайной надеждой его комиссовать.
Запросы документов об истории болезни из далеких больниц, в которых лечился когда-то в детстве Батя, и проверка их заняло целый месяц. Все это время ему пришлось провести в госпитале в больничном халате.
Скучая, он как-то зашел в библиотеку госпиталя, и решил посидеть в читальном зале. Видимо, женщине-библиотекарю Батя понравился своей серьёзностью и задумчивостью, и она предложила ему просмотреть поступившие на днях новые книги. Но заинтересовала его только одна Книга с экзотическим названием "Боги Лотоса".
Красочно изданный томик со множеством цветных фотографий, неожиданно поглотил все внимание Бати и занял все его мысли на много дней, а Информация, почерпнутая из Книги, прочным осадком отложилась в его Сознании НА ВСЮ ЖИЗНЬ!
В Книге рассказывалось о поездках Писателя по странам Востока с изучением разных направлений и сект буддистской религии.
Батя никогда раньше не интересовался религиозными вопросами, но только теперь, читая эту Книгу, вспомнил, что нечто подобное ему в Детстве рассказывал родной Дед, слывший в округе Мудрецом!
Лежа ночью в госпитальной палате в постели без сна, Батя опять и опять вспоминал про "Четыре Благородные Истины", о которых днем прочел в библиотеке. Видимо, вопрос, как жить дальше в людском безумном обществе после армии, постепенно стал находить ответ...
Батя трезво сознавал, что в одно мгновение общество никому не исправить и не излечить. Он не представлял, какие могут быть средства для того, чтобы хоть что-то изменить в людских сознаниях, чтобы они обратились к чему-то более Высокому, более нравственному, что ли...
Но оказывается, что согласно Учению Благословенного Будды, постигшего Нечто, что по-восточному называется "Сатори", изменять-то ничего и не надо, КРОРМЕ СЕБЯ САМОГО!
Оказывается, что изменяя СОБСТВЕННОЕ Сознание, можно не только свою Карму улучшить, но само собою изменится и окружение!
Батя опять перед мысленным взором словно увидел строчки из Книги, что
Все люди подвержены постоянному страданию и это Благородная Истина, что
Причина страданий есть всевозможные страсти и это тоже Благородная Истина...
Оказалось, что ВСЁ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В ПСИХИКЕ человеческой!
Что же тогда делать?
Оказалось, что только
Уничтожением собственных страстей страдания устраняются и это просто удивительная Благородная Истина!
И не надо никаких революций, чтобы менялось общество людей к лучшему! Но...
Но сам процесс уничтожения СОБСТВЕННЫХ страстей очень труден и требует также Четырех Дел:
Искреннего Покаяния;
Возвышенного Мышления;
Освобождения от любых пороков и страстей;
Любви ко всему живому
и это тоже есть Благородная Истина.
Но чтобы осуществить Покаяние, Возвышенность Мыслей, Освобождение и Любовь, требуется Объединить Три Пути для достижения Цели:
Путь Отречения от себя ради других;
Путь Познания Действительности;
Путь Жертвенной Любви...
Под аккомпанемент солдатского храпа в палате Батя размышлял, что Альтруизм Отречения от собственной корысти хотя и трудно выполним, но вполне понятен.
Путь Знания дело лишь времени.
Но вот Самопожертвование ради кого? Может ради вон того солдатика, спящего в углу, который тут подсажен КГБ следить за ним? Или ради тех солдат и офицеров, садистски раздробивших десяткам парней челюсти? Бедолаги "челюстники" в одном только этом госпитале занимали целое здание-роту!..
Может жертвовать себя в Любви ради государства людей, добровольно превратившихся в пьяниц, наркоманов, воров, взяточников, преступников, бомжей, садистов, распутников, маньяков, лицемеров и т.д. и т.п.?..
Ответа пока не было. Видимо, время еще не наступило шагнуть над бездною...
Но уяснил он твердо одно: в любом случае необходимо выдержать без потерь, не поскользнуться два года в этом сборище, называемом армией, не поддаться на провокации, чтобы потом на гражданке со всей серьезностью окунуться в Постижение того, что лишь немного приоткрыла Книга "Боги Лотоса".
Батя и не заметил, как появился Смысл жить!..
А начальник штаба на вопрос командира части о не принявшем присягу "отщепенце" только и нашелся сказать: посылает всех на три буквы и работает, как зверь.
IV
Поезд по новой, еще не утрясшейся трассе двигался так медленно, что можно было его шагом обогнать. Но Батя не расстраивался, ибо это только продлевало Чувство Радости от наступившей, наконец, его демобилизации из "славных" рядов спившейся и проворовавшейся советской армии.
Скоро поезд должен был подъехать к палаточному городку, и на перроне надо было успеть попрощаться с ребятами: ведь вместе тянули солдатскую лямку. Но он даже не ожидал, что столько много солдат из разных частей соберутся его провожать!
Загорелые парни, друзья, знакомые и незнакомые пожимали на прощание ему руку. Они помнили и ценили, как он защищал их перед пьяными офицерами, как говорил в лицо правду, не боясь репрессий и угроз со стороны не только офицеров, но и старослужащих. Многим он помог выстоять и нравственно, и физически. Многих поддержал в трудный момент, сам не ломаясь, не впадая в крайности, не теряя свое лицо... Многие были свидетелями его прямых обличений конкретных чинов в армии, с которыми сводила его Судьба, чтобы теперь передать по связи важную весть: "БАТЯ ЕДЕТ НА ДЕМБЕЛЬ!"...
А он и не заметил, как армейская жизнь среди солдат оказалась ЖЕРТВЕННОЙ...
Божии Дела неисповедимы, когда Он без людских религиозных форм желает притянуть к Себе Человека, пусть какое-то время и брыкающегося, словно рыба на леске. Однако, рано или поздно, но синдром Пророка Ионы редким Избранным приходится преодолевать, спасаясь от душевной бури или невидимо поглощающего кита.
Тем не менее, Человека, встающего на Путь Искания, ожидают, словно в прогрессии, все бόльшие Испытания...