|
8
- Рассказывай, - потребовала я, безуспешно стараясь придать удобное положение своему повсеместно болящему телу. Я была сплошной гематомой, переливающийся всеми цветами радуги, местами переходящими в пугающую черноту. Правая лодыжка и вовсе оказалась сломана и совсем не радовала меня своей припухлостью и ноющей болью.
Савауш, соорудив что-то вроде шалашика под низко растущими ветвями ели, затащил меня на мягкую хвою. Сам копался рядом, разделывая ножом мелкого зверька, судя по длинному, гибкому тельцу, хорька или ласку. Я старалась не смотреть, хотя знала, что мясо животного должно послужить компрессом моим синякам.
- Что рассказывать?
- Всё. С самого начала. И главное, как ты связан с родом Чернышей?
- А я и есть Дивуш Черныш, - сказал он буднично, даже не повернув головы, продолжая спокойно нарезать мясо на полоски.
- Этого не может быть! Рыцарю Дивушу Чернышу прилюдно отрубили голову, тому есть свидетельства. Твоя же голова как будто на месте. А если такая малость тебя не смущает, как ты объяснишь, что внешне вы совершенно не похожи? Я видела портрет, там совершенно другой человек, симпатичный тёмноволосый парень, с правильными чертами лица и... - я резко осеклась.
Тень улыбки появилась и растаяла в уголках его губ.
- Ничуть не похожий на рыжего носатого урода, который сейчас рядом с тобой. Так, ты хотела сказать?
- Нет, но...
- Именно так. И всё же - когда я родился, здесь в Жлебах, при рождении мне моим отцом Янышем Чернышем было дано имя Дивуш. Похоже, моя наружность волнует тебя больше, чем то, что мне 140 лет.
- Я знаю, что ты оборотень, а они, если им не доводится напороться на серебряную пулю, живут долго.
- Как и старые злобные ведьмы, - не остался в долгу оборотень.
- Мне всего лишь двадцать три, и я не злобная!
- Это пока, - ядовито завершил он нашу перепалку. - Впрочем, я верю в твою молодость, ты доверчива и наивна, даже слишком доверчива для ведьмы. А, наблюдая за тобой, прихожу к выводу, что к тому же ещё и опрометчиво неосторожна. Попадать в такие переделки, как сегодня... среди бела дня вылезти в небо над лесом! Так не терпелось попасть на корм стервятникам? На вот, держи, прикладывай мясо, особенно на лоб и щёки, а то у тебя вместо глаз одни узкие щели остались.
Я сконфуженно и зло засопела. Он мне не сват, не брат и не друг, чтобы указывать. Да из-за кого, скажите на милость, я застряла в этих кишащих неприятностями местах?! Оборотень паршивый и лукавый! Правда, появляющийся как нельзя более вовремя.
Пока я обкладывалась мясом, Савауш тщательно обтирал пучком травы нож и руки. Мельком, взглянув на меня, спросил:
- Тебе не мешает, что по твоим волосам ползёт жирный паук?
- Где?! Убери немедленно!
Ловко освободив насекомое, он осторожно отбросил его в сторону.
- У тебя хорошее зрение.
- Да, в сумерках, днём как у обычного человека. Твоего паука я не увидел - услышал.
- Шутить изволишь? Конечно, у оборотней тонкий слух, но не настолько же, - протянула я недоверчиво.
- Скажем так, не у всех настолько. Моя пещера не близко от этого места, там под полом барсучья нора. У барсучихи скоро будут дети, она мало двигается и много ест. Я слышу, что сейчас она спит, а барсук расширяет новый тоннель.
- Поскольку проверить не могу, поверю на слово. А почему они тебя не боятся? Звери чувствуют нежить, да и рядом с хищником жить не будут.
- Наверно потому что для них я как камни и деревья, нечто неизменное, что было всегда. Да и опасности от меня для них нет.
- Ты не волк, не медведь и не рысь, - уверено произнесла я.
- Как давно ты догадалась?
Мне показалось неприличным сообщать ему о своих размышлениях на его счёт. Несмотря на то, что нечисть любит морочить голову и прикидываться на первых порах чем-то менее безобидным, они почище любого лорда чувствительны к сословному этикету.
Вампир оскорбится, если его сравнить с упырём, поскольку вампиры только кровь пьют, а упырёк этим ограничиваться не будет он, ещё и уши обглодает, да и убивает не так чисто, быстро и тихо. Хотя, если разобраться, вид-то один - живой мертвец, только упырь темнота невежественная и лапы у него без маникюра.
Но самые капризные в этом отношении приведения и духи. Равнодушные к человеческой плоти, зловреднейшие из них убивают определённых людей чем-то насолившим им в земной жизни, либо с какой-то непонятной, труднопостижимой целью. Определённого тела у духов нет, зато они могут вселиться в любое подходящее им по размеру и вкусу, так что в своём роде это самые совершеннейшие из оборотней. Убить их практически невозможно, только изгнать, этим они чрезвычайно гордятся и к прочей нечисти с их ограниченностью, обращаются высокомерно.
В общем, каждый вид нечистой силы это закрытая каста, друг друга они ещё худо-бедно терпят, но других нелюдей не выносят.
С Саваушем было непросто, признаться, только разговор с Нобой окончательно определил моё решение. Для оборотня он был слишком уж подчёркнуто горд и холоден. А те ребята темпераментные, к тому же солнечного света не боятся, и лишь от того, что в темноте все хищники серы, а недальновидные жертвы доступнее, иной раз охотятся по ночам.
- Никогда прежде я не слышала, чтобы оборотной стороной был филин, потому и додумалась не сразу.
- Да, я исключительно редкая тварь, - на сей раз мужчина не смог скрыть горечи своего тона. - Пришло время объяснить, как потомок знатного и уважаемого рода стал проклятой тварью, оборотнем, которого все боятся и ненавидят.
- И не без основания полагаю, добреньких оборотней не бывает.
- Не торопись осуждать то, о чём не ведаешь. На свете много вещей, которых быть не может и всё же они существуют, независимо от нашего желания и знания о них.
- Нечто подобное я уже слышала от одного моего друга.
- Твой друг умён, если так считает. Большинство людей не видят дальше своего носа и считают только свой устоявшийся мир единственно правильным и верным. Добро бы они сидели со своими убеждениями, но ведь есть и другие, ханжески навязывающие свои правила, язык и веру там, где их об этом не просили.
- Именно такие убеждения и приводят в конечном итоге на плаху.
- Разве все кто хочет изменить жизнь в лучшую сторону, обязательно должны умирать?
- Все бунтари одиночки. Один камень может перегородить ручей, но остановить реку не в силах. Его неизбежно обкатает со всех сторон, а если он будет слишком уж вызывающе упрям, то снесёт и расколет.
- Я не был один. Мы должны были принести клятву верности одному из Габсбургов после того, как он возложил на себя корону Вацлава Великого. А в нём и капли чешской крови не было, всё чешское он ненавидел и ненавидел люто! Пани Ясенке, которая приветствовала его чешски, он собственноручно отвесил пощёчину, не стыдясь её детей и внуков. Старухе было за шестьдесят. В деревне, коей она была хозяйкой, выпороли каждого, исключая разве что грудных детей. И этот случай не был единственным. Родина моя ковровой дорожкой к трону была брошена под сапоги австрияков, и они с большим удовольствием топтали её. Мог ли я остаться в стороне?
- Восстание было подавлено?
- Австрияков было больше, они были хорошо вооружены и лучше обучены. К тому же среди нас был предатель, продававший нас как Иуда за тридцать серебряников, в надежде получить наши земли. Как и мои товарищи, я был схвачен, закован в цепи и брошен на гнилую солому в вонючее тюремное подземелье. И вот там, то и началось то, что привело меня к моему нынешнему положению. Должен сказать, что решающую роль в этом сыграл человек, хорошо известный тогда в Праге и за её пределами. Тот, кто стоял между жизнью и смертью. В его власти было отправить человека в загробный мир в мучениях, продлить агонию, или же всё должно было совершиться быстро. Услуги его стоили дорого, только богатый город, такой как Прага, был в состоянии их оплачивать. Но дом его, набитый сундуками с добром, стоял за чертой города, да и входить в город он мог только в свои ворота. Не всякий вор, по пятам которого следовала стража, рисковал воспользоваться этими воротами. В кабаке и в церкви у него было отдельное место. Еду ему доставляли на дом, а платить за нее должны были слуги, торговцы никогда не согласились бы принять кровавые деньги из его рук. Знакомство с ним - одновременно выгодное и постыдное, и оттого тщательно скрываемое.
- Под такое описание подходит человек только одной профессии.
- Верно - то был пражский палач.
- Пражский палач - оборотень? Неожиданное открытие, впрочем, история обыкновенно умалчивает о таких вещах.
- Мыдларж не был оборотнем. От обычного человека его выделяло только то, что он был необыкновенно силён физически и крепок здоровьем. Между прочим, во второй раз он женился в семьдесят семь лет на совсем молоденькой девушке.
- Деньги из рук палача брать нельзя, а как родную дочь отдать, так пожалуйста.
- Она была, кажется, из мещан - бедных как церковная мышь. Хороша собой, не то, что его первая жена, дочь палача.
- При таком раскладе девушке оставалось втайне надеется, что старик протянет недолго, а она всё ещё будет молодой и богатой.
- Хм, как сказать. Ян умер в 92 года, Катерине, в самом деле, досталось очень солидное состояние. Но, речь не о жене палача, а о нём самом и о его страсти, сыгравшей мне на руку. Ян не родился палачом, да и фамилию Мыдларж носил не всегда, настоящей его фамилии никто не знал. Он был из состоятельной семьи, однако выбрал себе не ремесло родителей, а неверную дорогу врача и уже три года отучился в университете, прежде чем с ним приключилось несчастье - студент влюбился в прекрасную мельничиху. В то время, когда произошло наше знакомство, оставившее впоследствии след на моей шее, он был уже солидным человеком. Я не слишком смыслю в мужской красоте, по мне он был неплох. Доротка же находила его неотразимым, раз решилась - отравила ради него своего мужа. Судом не было доказано участие Янека в преступлении, но Доротку ждала казнь. Ради любимой, для того чтобы облегчить её участь, а может быть даже и спасти от наказания, Ян нанимается в помощники к тогдашнему пражскому палачу Ярошу. Девушку он не спас, Доротку повесили, но вот репутацию свою Ян загубил бесповоротно. Даже самый отъявленный головорез постеснялся бы подать ему руку, а для своей семьи он словно умер. У него не было выбора, к тому же Ярош хорошо его выучил, и после него Ян Мыдларж становится пражским палачом.
- Выбор всегда есть. В данном случае, конечно не большой: между самоубийством и ремеслом ката. Ах, да ещё можно было в монахи подстричься... Биография пражского палача безусловно интересна, я только не смогла уяснить в чём же заключалась эта его страсть, о которой ты толкуешь.
- Стремление, влечение, наклонность, страсть - назови, как хочешь, или же расположи в удобном порядке. Только я глубоко убеждён, что Ян был призван на землю, для того чтобы помогать людям. Умный человек, талантливый врач, до самой своей смерти в помощи никому не отказывал и денег за это не брал.
- Полагаю, палач мог себе позволить не быть крохобором. Когда за каждую казнь платят золотом, что тебе жалкие гроши бедняков.
- К Мыдлражу обращались не те, у кого не было денег, а у кого на то хватало смелости.
- Или же от безысходности. Должна тебя разочаровать, в доброго палача я верю ещё меньше, чем в доброго оборотня. Работа палача не только в том, чтобы головы рубить с одного удара, каты ещё и пытают. Вероятно, в этом-то Мыдлраж и был мастером, как не коробит меня подобное определение его профессии. Но ты как-то очень к нему расположен, будто это и не он отрубил тебе голову. Или же всё ложь, и ты избежал печальной участи своих товарищей?
- Я умер 21 июня 1621 года, стрелки на башенных часах сошлись на восьми: Смерть¹ ударила в колокол - Турок покачал головой, Скряга встряхнул кошельком - Транжира посмотрел в зеркало, когда пражский палач одним ударом снёс мне голову.
(Смерть¹, Турок, Скряга и Транжира - фигуры на часах в Праге, ангелы появились позднее)
- Помню всё ясно, будто это было вчера. Я взошёл на эшафот четвёртым, после пана Криштофа Хоранта (в библиотеке замка должна быть книга с его рисунками о путешествиях в Палестину и Египет). Тело Криштофа помощник палача ещё тащил крюком по помосту, оставляя кровавую полосу, свежеструганные доски жадно впитывали горячую кровь. Я осторожно переступил через неё и стал рядом с плахой. Судья монотонно, делая долгие паузы, словно плохой актёр на сцене, зачитывал приговор, я не слушал его, ведь для жизни у меня оставалось слишком мало времени. Круглая площадь была до отказа набита зеваками и солдатами. Застывший воздух, пропитанный исконными запахами рыбных рядов, перемешался с ароматами продаваемых с вечера ветчины, сыра и пива. И над всем этим, будто изобретёнными самим дьяволом гнусными духами, властвовала отвратительная нота - вонь смерти. Я смотрел на шевелящуюся и гудящую в этом смраде, словно мушиный рой, толпу и думал - как хорошо сейчас дома, в моём лесу. Там тишина, сумрак и свежесть. Прямые стволы сосен, словно колонны в храме подпирают небесный свод. Нога чуть ли не по щиколотку тонет в осыпавшихся иглах. Молодые ели, как скромные послушницы, стоят на опушке, проходя мимо, я всегда чуть касался пальцами пушистых веточек, и они стыдливо дрожали в ответ. Лес подступал прямо к реке. Мощные корни деревьев железной хваткой держали её крутые берега. В спокойной, чистой воде отражалось небо с лениво бредущими барашками облаков. Я не мог быть там, где мне так хотелось, но стоя на высоком помосте, отчётливо увидел, что до сияющей хрустальной чистоты неба рукой подать. Палач легонько тронул меня за плечо. Я повернул голову и посмотрел в его цыганские чёрные, пугающе глубокие глаза. "Отпусти душу Дивиш" - сказал он тихо, понятную только нам двоим фразу. Я легко кивнул ему и встал на колени... В следующее мгновение я был высоко над землёй, под моими крыльями тёмными волнами плескалась тайга. Дивиш Черныш умер, я был жив, но мне ещё предстояло отыскать себя и вернуть свою память.
Савауш замолчал, невидяще упёршись взглядом в одну точку. Захваченная его рассказом, я не сразу нашлась, что сказать.
- Ты мне не всё рассказал, - произнесла я, наконец, обвиняющее.
- Не всё, - легко согласился он, поднимаясь с места. - Тебе нужно отдохнуть, но прежде умыться от крови, а то мошка заест. Тут неподалёку родничок, я скоро обернусь.
Пока его не было, я пыталась обдумать услышанное. В этой замысловатой, пёстрой, как оперенья диковинной птицы, истории, была изнанка, которую я никак не могла постичь. Боль от сломанной ноги и синяков притупляла остроту мысли. Мое тело настраивалось на самоисцеление, и мозговая активность сейчас только мешала.
Когда Савауш вернулся, отсутствовал он и в самом деле недолго, ведьма, вяло утеревшись вымоченным лоскутом, щедро оторванным оборотнем от собственной сорочки, рьяно устремилась в беспамятство... |