Аннотация: Из рассказов, услышанных в молодости от старших коллег хирургов-фронтовиков.
НАЙТИ ОСКОЛОК ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ
(Из рассказов, услышанных в молодости от старших коллег хирургов-фронтовиков)
Анатолий МЕЛЬНИК
Конец 1942 года, немцы вышли к Волге, начинается величайшее Сталинградское сражение. Одновременно вермахт рвется в Закавказье, к бакинской нефти и далее на Ближний Восток. Немецкое наступление удается сдерживать ценой огромных жертв, раненые через медсанбаты направляется в Абхазию, на черноморское побережье, где все здравницы превратились в военные госпиталя. В них нескончаемым потоком днем и ночью, изо дня в день идут раненые, ведь война в медицинском понимании это эпидемия травматизма.
В госпиталях раненые заканчивают лечение в команде выздоравливающих, с последующей, без лишних проволочек, отправкой на передовую или в случаях, требующих продолжения длительного реабилитационного лечения, а чаще при наличии стойкой инвалидности, отправкой в тыл страны дальними окольными тяжелыми и не безопасными путями. У рядового состава срок пребывания на передовой недолог, обычно дней 12, а потом для солдата в одном из четырех случаев предназначено быть убитым, а в оставшихся трех, получить ранение и, если повезет, благополучно добраться до госпиталя. В госпиталях то же смертность и немалая, но это уже другая статистика.
В одном из таких госпиталей во время очередного общего обхода главный хирург госпиталя обратил внимание на раненого из команды выздоравливающих. Этот красноармеец поступил со слепым непроникающим осколочным ранением мягких тканей правой половины грудной клетки. По общепринятой методике искать инородные тела мягких тканей, если они не крупные, и не вызывают каких-либо осложнений, не принято. Оперируют обычно по вторичным показаниям, при развитии осложнений: нагноении, абсцедировании. Консерватизм в данном случае объясняется тем, что сам по себе поиск инородных тел в массиве мягких тканей по существу представляет собой "поиск иголки в стоге сена", часто сопровождающийся риском повреждений значительно большим, чем само "тихое" присутствие инородного тела в тканях. (Только сейчас, по мере оснащения операционных рентгеновскими установками с ЭОП'ами [электронными усилителями яркости]положение начало меняться в лучшую сторону).
У этого двадцатилетнего парня осколок, величиной, чуть менее винтовочной пули, судя по рентгенограмме, и локальному осмотру, застрял где-то в мышцах, по краю правой лопатки, себя ни чем не проявлял, входное раневое отверстие уже успело даже затянуться. Осколок не искали, и планировали раненого на выписку с небольшой задержкой, чтобы инородное тело окончательно осумковалось, и не причинило каких-либо неожиданных неприятностей. В общем, дней через десять, выздоровевший красноармеец должен был выписаться прямиком на передовую. А до тех пор он находился в команде выздоравливающих, активно помогая медперсоналу по хозяйству.
Вот на этого раненого, главный хирург госпиталя, подполковник медицинской службы, когда палатный врач докладывал историю болезни, и обратил внимание. Посмотрев рентгенограмму, ощупав грудную клетку, он распорядился удалить осколок. Палатный врач попытался, было возразить, да и другие присутствовавшие на обходе врачи высказали сомнение относительно этого решения. Но главный хирург был категоричен, а у военных, тем более в военное время, приказы не обсуждают, а выполняют.
Правда главный хирург попытался как-то смягчить и разрядить обстановку и убедить коллег в своей правоте, заявив, что осколок: "Вот он, сам в руки просится (на рентгенограмме), уберем осколок, и пациент станет абсолютно здоровым без каких-либо ограничений".
Уже в коридоре, пытаясь все-таки убедить коллег в своей правоте, он упомянул еще один довод, заявив, что операция не сложная, займет минут 10-15, зато раненый выпишется из госпиталя полностью годным к строевой службе без каких-либо ограничений.
Коллеги понимали, почему главный хирург настаивает на операции. Время военное, время острейшей нехватки абсолютно всего, начиная с оружия, боеприпасов, техники и кончая амуницией, продовольствием и медикаментами, но еще острее уже ощущалась нехватка людских ресурсов. Вот ее и старались максимально восполнить за счет выздоравливающих после ранения. Тем более что это были уже обстрелянные бойцы, а не новобранцы. Что-что, а контроль над деятельностью медсанбатов, госпиталей был поставлен очень жесткий. Персонал тыловых статотделов, которым не сыпались бомбы на голову, знали свое дело, и выдавали отчетную информацию по медицинским учреждениям. Высокое начальство с пристрастием читало эти отчеты, и если в каком-то госпитале статистические показатели вдруг становились ниже средних, то присылало проверяющих, с последующими не лицеприятными разборками. Вот главный хирург, будучи администратором по должности, помимо лечебной работы, еще и следил, чтобы все делалось подчистую. Но на этот раз его доводы не убедили присутствующих, и главный, чувствуя это, стараясь сохранить свой, якобы пошатнувшийся авторитет, настоял на операции, заявив под конец, что сам прооперирует больного. "А вы, - обратился он к палатному врачу, - мне проассистируете". И в этот же день, после обхода раненого взяли в операционную.
Вскоре раненый оказался на операционном столе, небольшая предварительная подготовка, местная инфильтрационная новокаиновая анестезия, в то время общий наркоз давали только при больших полостных операциях, и оператор сделал разрез над предполагаемым местонахождением осколка. А дальше, ориентируясь по рентгенограмме, прошли подкожную жировую клетчатку, и начали на ощупь искать осколок в мышцах.
Но он не определялся. Разрез пришлось расширить, расслаивая мышцы, стараясь нащупать осколок. Увеличили зону поиска - безрезультатно. Пошли в более глубокие слои мышц, но и там осколка не было, он, словно сквозь землю провалился. Спустя полчаса, убедившись в бесплодности поиска, рану закрыли стерильными салфетками, переложили больного на каталку и повезли в рентгенкабинет на контрольную рентгенографию. На снимке осколок вроде бы определялся на старом месте. Хирург мысленно, еще раз представив, где пространственно должен находиться неуловимый осколок, возобновил поиск. Но и на этот раз найти его не удалось. Представлялось, что когда инструментами, рукой начинают поиски в мышечном пласте, мышцы из-за механического раздражения сокращаются и тем самым смещают осколок, когда же раздражение прекращается осколок опять возвращается на прежнее место.
Поиски продолжалось более двух долгих часов с периодической отправкой пациента на рентген. Местная анестезия заканчивалась, больной становился беспокойным, "не терпеливым" и потому ее приходилось повторять. Наблюдавшие за ходом операции хирурги вначале робко, а потом все настойчивее стали советовать остановиться, прекратить поиск. Но главный хирург, видимо считая, что если он не найдет осколок, то тем самым пошатнет свой профессиональный авторитет в глазах коллег, с каким-то неистовым упорством пытался найти осколок во что бы то ни стало.
Но так и не найдя клятый осколок, операцию прекратили только тогда, когда больной стал изнемогать от боли, побледнел, покрылся холодным потом. Его сняли с операционного стола, повезли в палату, где начали "приводить в чувство". Однако ему становилось все хуже, и спустя непродолжительное время раненый скончался.
Сама по себе смерть на операционном столе (не дай Бог пережить то, что испытывает хирург после этого!), да и смерть больного после операции в ближайшие часы и даже дни, когда он по всем признакам должен был жить, тяжелейшая психогенная травма для врача. Это как-то несколько смягчается в тех случаях, когда оперируют пострадавшего по скорой помощи, почти безнадежного, истекающего кровью, когда остановить кровотечение не удается, в этом случае идет гонка со смертью, кто кого, кто окажется быстрее, ОНА, или хирургу все же удастся вытащить за уши уходящего больного. Но то другой особый случай. А здесь плановая обычная операция, не угрожающая жизни оперируемого напрямую.
Здесь больной умер сразу после операции, плановой, и к тому же не обязательной, не угрожавшей его жизни. Это шок, потрясение не только для оперировавшего хирурга, но и для всего медицинского персонала госпиталя. ЭТО БОЛЬШОЕ ЧП.
Дальше было патологоанатомическое вскрытие. Прежде всего, искали осколок в мягких тканях, но так и не нашли его там. Когда вскрыли грудную клетку, то оказалось, что осколок был внутри грудной клетки. Он застрял в межреберье, повредив париетальный листок плевры.
Налицо была диагностическая ошибка, когда проникающее ранение груди было принято за слепое не проникающее. Ошибка, в конце концов, стоившая жизни молодому, в общем-то, здоровому человеку.
Во время войны везде, во всех, мало-мальски, формированиях, были "соглядатаи" - сотрудники НКВД, они, как правило, от всех событий оставались в стороне, своей головой не рисковали, но с пристрастием следили за тем, чтобы никто ничего не совершал предосудительного.
Этот случай не прошел мимо "своего" особиста. Он очень быстро, подробно и обстоятельно доложил обо всем "наверх". Содержимое его рапорта сводилось к тому, что главный хирург госпиталя, проявил халатную самонадеянность, оперировал без показаний раненого рядового, следствием чего явилась его смерть. Хирург игнорировал настойчивые повторные советы коллег о прекращении операции.
Дело пошло в военный трибунал. Хирург был признан виновным. Его разжаловали до рядового и отправили в штрафную роту. Там он не погиб, спустя 3 месяца, после легкого ранения был отозван из штрафбата из-за острой нехватки хирургов. На этот раз попал он в другой госпиталь, уже рядовым хирургом. Простояв у операционного стола после этого около полугода, он был комиссован из-за развившейся гипертонической болезни, принявшей злокачественное течение. А еще спустя полгода он умер от инсульта в возрасте 38 лет.
24.04.2010г.,
Киев,
Анатолий Антонович МЕЛЬНИК
P.S. Если Вы прочитали рассказ, и он Вам понравился, оставьте отзыв,
или хотя бы, нажмите кнопку оценки.
А еще, если не трудно, разместите ссылку у себя в блоге
или отправьте ее друзьям.
* Полная или частичная перепечатка текста - с уведомления
автора и размещением авторской строки: