Моряков Леонид Владимирович : другие произведения.

Качели

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Быстрым шагом перешел улицу, подбежал к остановке. Скорее бы "двойка" подъехала. Скорее... Стоп! На троллейбус, идущий прямо к дому, садиться не следует. Конспирация — одна из составляющих успеха подпольщика, его шанс уйти от ищеек, спущенных властью...

КАЧЕЛИ

  
   Мужественные большевики бегали по площади, разбрасывали листовки. Призывали к свержению, уничтожению, грабежу. Динамик телевизора хрипел и захлебывался. Залп "Авроры" взорвал кинескоп.
   Я метнулся к "ящику", выдернул шнур. Довели, доконали, достали, гады, рвущиеся из грязи в князи. Сыт по горло! Вот где сидят со своей агитацией! Что ж, получите! Агитация так агитация!
   План, как разбросать, рассеять, распространить (предварительно умудрился напечатать, и это, возможно, заслуживает отдельного повествования) в центре миллионного города кипу листовок с призывами к борьбе с коммунистической диктатурой, к свержению преступного режима и при этом не быть пойманным, я разработал летом 1972 года, когда дочитывал последние страницы девятитомного собрания сочинений Ивана Бунина. И по сей день не очень понимаю (ибо "Окаянных дней" там не было), каким образом навел меня классик на мысли о протесте и преступности дальнейшего молчания. Может, потому он и классик?
   Дату для исполнения акции -- в годовщину Октября -- выбрал не случайную. Хотелось подразнить зверя именно в день его рождения. На крыше ГУМа смастерил сооружение, к которому был неравнодушен с детства, -- качели. Обыкновенные: доска на двух железных, параллельно скрепленных треугольниках ("позаимствовал" их у ближайшего детского сада, да простят меня малыши, на святое как-никак дело взял). Тяжелые качели пришлось разобрать (благо, они были свинчены, а не сварены) и поднять на крышу по частям. На один конец доски -- ближний к краю крыши -- положил пачку листовок. Прижал их (а ну как ветром раздует?) четвертинкой кирпича, привязанной к треугольной основе: чтобы ненароком по голове кому не попала и не пришлось отвечать одновременно по нескольким статьям Уголовного кодекса -- даже с этим ознакомился на всякий случай. Не забыл и о перчатках: на книгу незапомнившегося француза о дактилоскопии и бельтильонаже напоролся еще за год до того, оказавшись "по случаю" в одной из больниц Гомеля. Когда ближний к краю крыши конец доски пойдет вниз, мой груз повиснет на веревочке, а листовки выпорхнут на свободу. На другом конце -- противовес: ведро с водой. Подготовил его загодя: сбоку, чуть выше днища, пробил гвоздем дырочку и заткнул стертым под конус белым ластиком (Made in Hungary, между прочим! -- подарок богатой московской тетки). Оставалось дождаться момента, когда на проспекте будет наибольшее скопление народа, -- часа пик.
   Минуты ожидания тянулись убийственно долго, но любая мука когда-нибудь кончается. Посмотрев в очередной раз вниз, решил, что большего наплыва людей на перекрестке не будет, и осторожно вынул стирку-затычку.
   Тонкой струйкой полилась вода. Скоро ведро начнет подниматься. Заколотилось сердце: пора спасаться! Бросился вниз. "С места исторических событий желательно исчезать как можно быстрее", -- вспоминал где-то читанное или слышанное, считая одновременно и ступеньки, и доводы в пользу того, что нужно спешно уносить ноги.
   Первый. Если поймают, то никто о герое-одиночке даже не услышит. Останется в неведении о тебе ее величество История. Пребудешь ты в ней темным пятном -- вместо того, чтобы предстать жертвой произвола, борцом за святое дело. (Опять их лексика -- вот задолбали мозги!) Это -- не кино, это -- жизнь.
   Второй. Будут бить -- не сами, конечно, найдут охотников, шваль какую зечью грязную. Чего доброго, сделают инвалидом. И до самой смерти останешься прикованным к постели. А тебе это надо?
   Третий. Забудь о дальнейшей учебе. Какая учеба в колонии для малолетних преступников под для большинства непонятным названием -- СпецПТУ?
   Есть и другие причины, по которым нежелательно попадаться в лапы наследников Феликса, но все принять во внимание или предусмотреть невозможно. Короче, оказавшись внизу, на пересечении улицы Ленина и одноименного проспекта (ну нет у нас своих достойных уважения героев!), я, как простой советский человек, скромный ученик 8 "б" класса обычной минской средней школы, поспешил слиться с возбужденной толпой, то бишь -- массой. Вместе с другими пытался ловить падающие с неба листовки. И даже одну поймал. Текст, понятно, знал наизусть, но прочитал еще раз с удовольствием (про себя, разумеется, как это делали все, кого "осчастливил"):
  
   "Дорогие соотечественники! За пятьдесят пять лет нахождения у власти большевистский режим показал свою полную несостоятельность. Уровень жизни людей в стране несопоставим с уровнем жизни рядового западного человека. Люди лишены элементарных свобод, страна окружена железным занавесом. И установлен он не для защиты от внешних врагов. Занавес необходим диктаторскому режиму для полной изоляции общества, чтобы народ не знал истинной, правдивой информации и продолжал жить и работать за буханку хлеба и кусок колбасы. Мы должны разорвать цепи, низводящие человека до положения заключенного, раба..."
  
   Прочитал и под ложечкой засосало. Ну и нахватался словечек из разных буржуйских "голосов". Доиграюсь, ой доиграюсь! Сматываться! Немедленно! За такие тексты, если поймают, и в самом деле мало не покажется.
   Быстрым шагом перешел улицу, подбежал к остановке. Скорее бы "двойка" подъехала. Скорее... Стоп! На троллейбус, идущий прямо к дому, садиться не следует. Конспирация -- одна из составляющих успеха подпольщика, его шанс уйти от ищеек, спущенных властью. А совершившего такое отловить и примерно наказать постараются однозначно. Всю кагэбэшную орду бросят на поиски. И ментов в помощь поднимут, и дружинников подключат, и дворников опросят, и еще черт знает кого вовлекут в охоту на пособника империализма.
   Значит, так: пару остановок пройдусь пешком, затем сяду на сворачивающий за квартал от нашего дома тридцать седьмой автобус, а дальше -- опять на своих двоих. Заодно и от хвоста (а вдруг уже сели?) избавлюсь.
   Сам удивился, как быстро добрался до двора. Спрятался за беседкой: решал, что делать дальше. Домой -- нельзя. Там могут быть гости. Те самые, незваные. Защемило сердце. Нет уж, дудки, подождем. Что там на часах? Без пятнадцати шесть. Скоро мама с работы вернется. Дождусь, а там посмотрим...
   "Наконец! -- встрепенулся, увидев, как мама пересекала двор. -- Вошла в подъезд, сейчас позовет", -- прокомментировал, поймав себя на том, что так же, наверное, оценил бы обстановку и наружник контрразведки. Вот она, веселая жизнь нелегала!
   Через минуту с балкона донеслось:
   -- Дима, где ты? Иди домой!
   Сразу из-за беседки не вышел: вдруг у мамы за спиной какая сволочь спряталась. Подождал: никого.
   -- Я здесь, мама, -- показался из-за укрытия.
   -- Ты опять ничего не ел?! Для чего я ни свет ни заря у плиты стою? Немедленно за стол!
   Моя добрая заботливая мама! Только о том и волнуется, чтобы сын не был голоден. И непременно всех соседей поставит в известность, что я объявился.
   -- Иду-иду, поднимаюсь, -- пробормотал скороговоркой.
   Входил в квартиру и все еще волновался, гадал: выследили или нет? Осмотрелся: и впрямь никого, одна мама. Кажется, все тихо. Что ж, можно и перекусить.
   Поужинав, взялся за уроки. Учил, словно пытался за вечер вызубрить всю годовую программу. Что, если и впрямь для меня не будет этого года?
   С тревожными мыслями лег спать. Усталость взяла верх над волнением, и вскоре был я, как писали в старых книгах, в объятиях Морфея.
   Проснулся сам. Впервые. В школу всегда будила мама, но в пять утра, как в этот раз, она, конечно же, и сама еще спала. "Не шуметь", -- приказал себе и, осторожно ступая, прошел на кухню. Включил радиоприемник. Нашел нужную волну. Вот оно: "Вы слушаете радио "Свобода". Передаем последние новости". Неожиданно среди прочего прозвучало: "Вчера около семнадцати часов в центре столицы Белоруссии города Минска неизвестные борцы с тоталитарным режимом разбросали листовки с призывом к свержению существующего строя..."
   "Уже знают, на весь мир передали", -- непроизвольно улыбнулся я с радостью и гордостью. Воспрянул духом. По телу пробежала теплая и приятная волна. "Победа! -- кричал во мне ликующий голос. -- Ты сделал свой выбор, задушил в себе робость, избавился от цепей. Теперь ты должен..."
   -- Да, теперь я должен бежать, лететь без оглядки, иначе...
   "А куда? -- перебил меня все тот же внутренний, но уже не ликующий голос. -- Бежать некуда. Кругом -- стена, граница, пограничники, автоматы..."
   Скрипнула дверь. Мама! Видно, от волнения я говорил вслух.
   -- Опять за свое? -- подошла ко мне. -- Немедленно выключи приемник. Ох уж этот дед! Подарил любимому внуку на мою голову эту адскую машинку. Ни днем, ни ночью покоя нет. Иди ложись! Не рассвело еще.
   Заснуть, конечно же, не мог, не до сна было. Как там сказали? "Неизвестные борцы с тоталитарным режимом"? Да, пожалуй, сейчас это главное -- остаться неизвестным. В сладких рассуждениях о своем геройстве провалялся до утра.
   В класс вошел, как входит новичок. Все казалось чужим, незнакомым -- словно видел впервые. Неужели за неделю каникул так от школы отвык? Или это после вчерашнего глаза по-другому на мир смотрят?
   Урок начался с неожиданности. Не успела учительница объявить новую тему, как отворилась дверь. Директор! За ним следовал высокий, стриженный почти под ноль мужчина в темном длинном плаще.
   "Расхаживает по школе в верхней одежде, -- отметил я. -- И директор на такое вопиющее, как сам бы сказал, нарушение не реагирует. За какие заслуги стриженому такая привилегия?"
   -- Тамара Константиновна, у вас сейчас что по плану? -- спросил директор, рыская глазами по классу.
   -- На известный вопрос "Что делать?" поищем ответ. А что случилось? -- забеспокоилась учительница.
   Директор обернулся и вопросительно посмотрел на человека в плаще. Тот легонько качнул головой.
   -- Да нет, -- успокоил директор, -- нам не к спеху. Зайдем после урока. Необходимо обсудить один вопрос. Вернее, получить ответ. Не отпускайте после урока, пожалуйста, учеников.
   "Кому -- необходимо? -- заволновался я. -- Директору или тому, который с ним? И кто он? -- задрожали у меня руки. -- Все правильно, это ищейка. Вчера они взяли след, а сегодня нашли, кого искали. Кагэбэшники свое дело знают. За ночь вычислили. Что делать? Попроситься в туалет и сбежать?" -- "Опять ты за свое, -- остановил меня голос. -- Сам же сказал -- некуда". Значит, остается одно: строить из себя дурачка. Мол, ничего не знаю, моя хата с краю, сидел дома, учил уроки, потом читал "Айвенго" Вальтера Скотта, если надо -- могу содержание пересказать. Насчет Бунина, пожалуй, промолчу -- он же мне почти сообщник. Ничего, отобьюсь, что-нибудь придумаю. Безвыходных ситуаций не бывает, -- подбадривал себя. -- Как-нибудь вырвусь из западни. Соскочу с опасных качелей".
   Да, я оказался на качелях. На весах Фемиды. Над пропастью. Чья возьмет? Кто перевесит? Что? Их опыт, профессионализм, выдержка или моя молодость, отчаянность, вера в торжество справедливости?
   Я ждал и слушал стук своего сердца. Оно пока билось.
  
  
  
   4
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"