ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

О, Каллиопа, скажи, песни времен героических хранящая в книге
О многоопытном муже, который единым из смертных
Был чести великой с согласья блаженных богов удостоен - 
На светлый Олимп многохолмный со своим бессчетным семейством
В светозарный Кронидов чертог триумфально свершить восхождение.

Словно новый бог, был он радостно принят в обитель. Гераклу подобно,
Могучему сыну Зевеса, на колеснице златой был доставлен
Самой светлоокою девой Палладой. Встречал их у порога
Весь Пантеон, но средь богов были к нему благосклонны
И сам Громовержец Зевес, верховный владыка Кронион,
И особенно - Посейдон, черновласый Земли Колебатель, 
Что питал к Василакису и ближним его глубочайшее почтение 
После того, как ослепленный Улиссом циклоп Полифем богоравный
Зрение вновь обрел. Оттого и обратный путь их был светел.
Грозные бури и штормы всегда стороной обходили, и лишь дуновение
Зефира, мягкого из всех ветров, сопровождало королевскую яхту.

Полимния, скажи о герое многих мечей, что в бою кровожадном
Выступал против Тенебруса Злобного, позабытого вечностью, единоутробного
Сына Гадеса Скотия, недр Преисподних властителя, и Персефонеи прекрасной,
Младой, хлебодарной Деметры любимейшей дщери, который неукротимою 
Жаждою власти пылая, обнаружил в отцовских владениях древнейший 
Сосуд первозданного Хаоса, мощный средь всех артефактов.

Неограниченная власть его столь велика, что у каждого из смертных
Мутнеет рассудок, и падет дух при малейшем к нему приближении.
Задумал, безумец, души всесильных Богов, могучих и славных героев
Воле своей подчинить. Грезил в мечтах на земле о из мыслимых всех наивысшей 
Должности. Желал Тартаром мрачным, Олимпом и всем, что меж ними находится,
Повелевать. Совсем лишившись рассудка, завладел оружием грозным, пред которым
Разум меркнет и истощаются силы даже средь Небожителей. Верховный владыка бессмертных
Первою жертвою пал, ощутив смертоносную силу Сосуда.

Вестник всесильных богов, аргоубийца, Гермес быстрокрылый
Сотрясал небо со всех сил, героев на жестокую битву сзывая,
Дабы вернуть процветающим землям величие былое и безмятежный,
Царящий до сих пор покой. А дерзкого, пылкого юнца навеки низвергнуть
В темную бездну, где вечно томятся титаны. Из этих вещей, дорогая,
Дщерь Зевса, где б ты о нем ни слыхала, нам поведай.

Гнев Тенебруса, о воспой, прекрасноголосая Муза, неистовый,
Горя неисчислимого без счета принесший на земли Эллады.
Пой про тот гнев, что обрушился на мрачное правление Гадеса.
Про души могучих вождей и существ, несвоевременно убитых,
Объяви нам, о Муза! В какой час злополучный вспыхнула
Ожесточенная борьба, отчего власть пошатнулась? 

С мрачных глубин темный лорд возвещал Олимпийцам:
"Вскоре взойду я на светлый Олимп, многовершинный, 
И в поднебесных высотах его стану блистать даже лучше,
Чем Гелиос лучезарный средь прочих мерцающих звёзд. 
Выше них вознесу свой престол, и в сонме блаженных
Великих богов восседать в заоблачной выси тринадесятым я стану!

Вы же не успеете моргнуть даже глазом, как с силой великою 
Мной обнаруженного в отцовской обители Сосуда древнейшего
Вскоре владычествовать в глубине подземного мира я стану,
А также в высотах Поднебесных, на светлых селениях горних, и в бренном 
Мире меж смертных людей. В ближайшем мгновении и небесно-лазурная высь, 
И волны морей многошумных, и твердь земная мне будут подвластны, 
И с этих пор ни одна живая душа не воспрепятствует в достижении
Успеха заветного мне! А кто воспротивится, тот пусть испытает
Всю неодолимую мощь гнева моего и падет ниц предо мною! 
В скором времени все вы сложите оружия, и как владыке бессмертных,
Блаженных богов, почести мне воздавать и приношения станете, 
Впредь из вас никто не осмелится стать у меня на пути! " 
Так он вещал, обезумевший жаждою власти.

Речи безумной внимая, слушали его Олимпийские Боги.
От дерзких слов полубога замерло их милое сердце.
Напрасно старался его вразумить Аид, Властитель земель Преисподних.
Краскою гнева зарделось лицо светлоокой девы Паллады.
Став у него позади, доспехов тяжелых коснулась.
Быстро обернувшись, Тенебрус увидел богиню.
И даже сперва обомлел: глаза ее грозно сверкали.

С ухмылкой кривой слова ей крылатые молвил,
Два топора обоюдоострых точа друг об друга:
"Зевса Эгидодержавного дочь! О, зачем ты явилась?
К твоему сведению, только это начало пути!
Но говорю я тебе, и это намерен исполнить:
Отцу моему, безусловно, возвести на престол
Меня нужно было, когда была такая возможность!
Ныне в состав империи, мною воздвигнутой
Будут входить и Тартар, обитель Титанов,
И светлый Олимп! Никто власти моей не избегнет!"

Отвечала на то совоокая дева Паллада:
С тем я пришла, чтоб буйный твой гнев укротить,
И к разуму твоему воззвать, если в тебе он остался!
Одумайся, в уме поврежденный! Не осмеливайся
Вызов бессмертным бросать! Раз потешил - и будет!
Злыми словами, сколь хочешь, язви, но рукою
Меча не касайся! Вот что я тебе скажу, и уж это
Исполнится точно: втрое воздастся за дерзость тебе
Дорогими дарами! Так что, будь добр, сдержись,
И нам повинуйся немедля! Кто ты таков?
Откуда пришел к нам? Делом ли занят, 
Иль, как разбойник, скитаешься по морям,
Людскому роду причиняя страданья без счета?

Свирепо взглянул тут Тенебрус, ничего не ответив.
Крышку Сосуда открыл, и оттуда хлынули чары,
Облик меняя Афины, благородную натуру повергнув
К актам гнева и мести, сделав павшей навек, точно Зевса,
Супротив воли своей себе подчиняться заставил.
Вот уже двух великих богов Олимп светлый лишился..

ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ 

На золотой колеснице пролетая чрез лазурное море,
Сбившись с пути, в страну мы приплыли не знающих правды Киклопов.
Как прежде, населяли они дикий, необитаемый остров. В сердце самом
Его, в жерле извергающей пламя Этны, кривоногого бога Гефеста
Кузница есть, от глаз людских прочно сокрытая в неприступных
Скалах. Под ними же в гротах глубоких меж гор и на отвесных вершинах
Одноглазые великаны живут, из них над супругой своею и чадом
Каждый суд свой вершит безотчетно, до других же нет им дела.
Всегда земля им приносит плоды, хоть хлеборобство не ведомо
Им. Обильные ливни Громовержца дают виноградные лозы. Крупные
Грозди свисают с ветвей пышнокронных деревьев. Чуть позади,
Местность одна есть, окруженная непроходимым и диким
Лесом, где нога не ступала вовек человеческая, тетивы не натягивая,
Зверобоя не зная, пасутся тонконогие козы. Вестник крылатый богов
Сопровождал по Сицилийскому острову царственную чету,
Их великое множество слуг, детей и ватагу племянников.
Нарвав сочные плоды с верхушек деревьев, неистовый
Голод стали они утолять, направляясь вглубь континента.

Вдруг громко раздавшийся стон привлек их внимание. Младший
Из племянников, любопытством опасным ведомый,
Отправился посмотреть, с кем же беда приключилась...

- Стойте! - воскликнул Гермес, олимпийцев вестник крылатый.
Разве не знаете вы, это крик Полифема циклопа?! Единый
Из множества сыновей Земледержца могучего, который
Направил вас к нам. Его сила средь прочих киклопов
Матерью Геей рожденных, самой великой была. Появился
На свет, если помнится вам, от нимфы речной Фоосы, дщерью
Слывет она Форкию, бурношумящего моря властителю.

- Так это он самый? - спросил император Василий, застыв в изумлении
Отвечал на то Гермес, олимпийцев вестник крылатый:

- А что бы думали вы? Скорее надобно нам возвращаться!
Хоть зренья лишен Полифем, но слух-то его не подводит!
Не скрыться вовек ни одному иноземцу от его буйного гнева!
Плывите ж отсюда, покамест он вас не схватил и брюхо свое не насытил!

Только он это промолвил, как на холме изумрудном высоком
Грозный возник великан, перемещавший могучую массу
Свою среди стад, покорно плетущихся сзади. На берег, до боли знакомый
Он направлялся, и от каждого движенья косматых, тяжелых
Ног, сотрясалась земля. Безобразный, внушающий ужас циклоп,
Меж товарищей наисильнейший. То пастор был Полифем,
Ныне, как многим казалось, навек ослепленный коварным
Улиссом. В сопровождении шерстистых коз и пышнорунных баранов
На побережье он нисходил. Рука его обхватила свежий, подрезанный, 
Тяжелый ствол сосны, что шаги приводил в равновесие. Ему, незрячему,
Тростью служил он. Опираясь ладонью громадной, так себе путь он прокладывал.
После, высокой коснувшись волны многошумящего моря, тем самым
Нисхождение свое совершив в глубокие воды Иона, сочившийся глаз
Обожженный, промывать от крови он начал. Затем, кряхтя тяжело,
Скрежеща зубами и стон издавая, шагал чрез открытое море.

В дом возвращаясь свой, обросший травою высокой. При его виде
Из страха страданий, причиненных в результате насилия, кинулись
Было в смятении мы прочь, далеко хоть, правда, находились, но все же,
Завидев издалека, в спешке бежали к заветной златой колеснице,
Чтоб живыми оттуда убраться, измельчая, моря беззвучную гладь. Звук услышав
Наших шагов, на голоса он бросался бешено. Схватил из нас одного,
То был император Василий, его в ладони сжимая, в пещеру
Отнес, с превеликим трудом гладкие стены ощупав и откатив
Камень от входа. Объятые ужасом безмерным, устремились вослед,
Ведомые странным желанием Скипетроносца из жуткой неволи вызволить. 

Тут же пред нами открылся обзор, в пещере той все, как и прежде
Стояло. Косматые, не доенные, блеяли овцы и козы. С необычайной
Свирепостью ствол тот от себя отшвырнул. С громом он вдаль откатился.
Пленника же на широкий, состоящий из тяжелого камня, стол усадил,
Тот дух начал переводить: от полета глава закружилась. Следом
Вошли мы за ними, и тут же вход был камнем затворен. Шаги услыхав
Незваных гостей, озираясь, костер пытаясь разжечь, произнес тут циклоп:

- Странники, кто вы? Откуда влажный, безбрежный
Путь вас привел? Делом ль заняты каким, или, подобно разбойникам,
Жизнью играете своей, много бедствий народам соделав?

Так он нас вопрошал. Многомудрый император Василий
Учтиво кланяясь, произнес: "О, могучий властитель! Многомятежной
Бурею нас принесло по волнам беспредельного моря. Наш красногрудый
Корабль уничтожил Посейдон, сотрясающий землю, о прибрежные 
Скалы вдребезги разбив его, от неминуемой гибели лишь только
Мне и окружению моему едва спастись удалося". Нахмурился
Тут Полифем, услыхав знакомую фразу. "Все мы - мермедийцы!
Сказал племянник меньшой, Матвей. - Мой дядя - великая гордость
Самих блаженных богов, мы у них на Олимпе гостили!" Рассмеялся
Громкогласно свирепый циклоп, задрожала от звуков пещера. 

Тут же ладони простер он свои, надеясь его изловить, но бойкий
Был император. Из-за своей слепоты неуклюжий споткнулся
Циклоп, с грохотом оземь рухнув, ниц распростерся, рукою
По гладким камням проводя, нащупал лакея он верного.
Тут же схвативши его, в огромной ладони, как бабочку,
Сжал, ввысь подкинул, готовый о скалы ударить, череп
Ему раздробить. Неистовый гнев всклокотал в широченной
Груди Василия. Взялся он было за меч, решимости полный,
Но мысль удержала иная. Тогда старался другую
Тактику изобрести. И, приблизившись, ласково молвил:

- Извольте отведать напитка, лучше которого
Вам на земле не сыскать. Амброзии чистой, с нектаром!
И повелел он побольше вина Полифему свирепому
Доставить в мешках, но великан как хватит рукою!
Мешки, как воздушные шарики, лопнули. Пещеру
Вином, как алой кровью невинных, обрызгал. Ревя,
Как яростный лев, завопил, так что уши заложило.

- Нет уж, - сказал горьким опытом умудренный. - Вторично в обман
Меня ввести вам на сей раз не удастся! Чувства вином отуманив,
Жизни лишить я вам ныне не позволю! Все равно лютой смерти
Знайте, вам не избегнуть! Не пощажу ни тебя, малорослый,
Ни остальных, коль собственный дух мне того не прикажет!
Видите ли, око мое погибшее уж за стадом не смотрит
Давно, гнусный бродяга, презренный, с ватагою спутников жалких
Зренье отнял у меня, сбылось пророчество древнее!
Что ж. решено, пусть каждый из вас над стадом отныне
Главенствует. И сторожит пастухом моих овец мягкорунных
Шерсть состригает с них. Коз. что единственной мне отрадою
В беде служат, самцов отделяя от самок. Доить из них каждую
Матку будете вы, сосунка после под них не забудьте
Положить. Молоком наполняя сосуды, на ужин оставьте мне.
До скончания века на брюхе будете ползать вы, иначе узреете
Погибель свою! Единый из вас вечерней порой с удовольствием
Съеден мной будет." Тут он рукою своей беспощадною бешено
Снова схватил слугу, к потолку высокому подкинул. А сам
Нащупал клинок тупой. То, что нужно. Как батон, положил
Его он на стол тяжеловесный. Сильно кровью слуга истекал,
Остальные же рвоту почувствовали. Безуспешно пытаясь,
Бороться они с надвигающимся беспамятством. Смотрели,
Как в дальнейших конвульсиях дергалось тело. Пронзительный
Крик устремился к небесам, рассекая ангелов толпы. Жадно,
Рассекши на части слугу, съел он его без остатка.
Громко рыдая, остальные руки вздымали к Зевесу.

С мягкой и вкрадчивой речью обратился к нему Базилейос:
- Дочь есть у меня, величайшая меж людей провидица.
Если желаешь, потерянное тебе возвратить она зрение может.
Коль согласишься на то, без кровопролития, с миром
Мы разойдемся. В ответ лишь злонравный смех раздался.

- Как смеете, вы, чужеземцы, повелевать мне, что делать?
Будь вам известно, лишь одному Земледержцу во власти
Зренье мое излечить. Кроме него никто из смертных,
И никто из богов! Отродья презренные! Преисполнено
Сердце мое чувством сильнейшей вражды ко всему
Племени вашему! Поступлю я, как самому угодно!

- Позвольте, однако, возразить, - рек император настойчиво.
На протяжении всех этих лет глаза Вам все ж не вернул он.
Видимо, не удалось, но, поверьте, всегда есть надежда!
Старшая меж дочерей моих, темновласая краса Татия,
Девять лет назад оплесканная кислотою, двенадцать
Перенесла операций, но все они были бесплодны.

Однако, вызвалась ей помочь, младшая дочь, Розалинушка.
Карий взор свой неделю спустя она больше не прятала
Под темными стеклами очков. Заветная ее мечта
Вскоре сбылась. Тетя Эльпида, их мать земнородная,
Сведеница моя, безмерно была ей благодарна. Ну, что?
По рукам? Но прежде дай клятву мне, меж богов нерушимую,
Если удастся зрение Вам возвратить, вы нас отпустите с миром!
Если же нет, то поступайте, как вам то будет угодно. И попрошу
Вас, давайте без фокусов! Руки скрестя на груди, надменно
Встал Полифем, в раздумьях, что ж с императором сделать.
Послушать совета его? Сожрать? Под ногою расплющить?

Тут отважно вышла сама Розалина. Близко к нему подойдя,
Из сумки достала своей громадный, драгоценный
Шафраново-желтый сосуд с изумрудным стеклом посредине.
Крышку тяжелую сняв, наклониться гиганта попросила
Так, чтобы до искалеченного ока рукой можно дотянуться
Было. "Не страшись, - сказала, - Меня, властитель могучий!
Изранен ты тяжело, но не только это тебя гложет. Прежде
Ты муки любви испытал, из волн лазурного моря выходящую
Галатею, что меж нереид слыла великой красавицей".

Отвечал ей Полифем, что тогда он предсказателя встретил,
Сына Еврима Телама, прорицавшего, что его глаз единственный
Вырвет герой Одиссей, сын Лаэртов, враг ненавистный
Ему ныне и присно, человечишко хилый, тщедушный!
Страстью к нимфе воспылав, киклоп играл ей свирели,
Песни веселые пел он своим голосом хриплым, который
Страх в других вселял, один лишь Акид соперник
Безмерно ему досаждал, за что камнем огромным
Раздавлен юноша был, превратившись в ручей живоносный.

- Верь мне, циклоп, - Розочка великану сказала. - Однажды
Любовь ты встретишь свою, с Галатеей в любви сочетавшись.
Родит она трех сыновей, от которых впоследствии три рода
Великих произойдут. Имя же первого - Кельт, второй
Галатом слывет, третьего величают Иллирием. Могуществом
И силой своею во все времена они прославлены будут!

Так она предрекла. Повиновался циклоп беспощадный.
Прежде руки свои омыв, достала чудесное средство,
Что панацеей целебной слывет, на остатки глаза выплеснула.

Тут же у всех на глазах произошло преображение:
Под действием крови гонимой пропало бельмо, спала
Темная пелена, что прежде взор застилала. Вращалось
Бешено яблоко, полностью формируя зрачок и сетчатку
Очертания, что были прежде расплывчаты, прояснились
Взгляд сфокусировался, атрофированные зрительные нервы
Были возрождены вновь. Притекли "запчасти" - аминокислоты,
Ферменты, белки и наномолекулы ДНК... Вот уже сформирован
Полностью глаз был, произросли заново ресницы и брови.

Замер в изумлении циклоп. Лицо словно окаменело.
Оглядывал все вокруг, как дитя, глаз щупая дряхлой рукою.
По пышным спинам овец и коз провел своею рукою. Отворил
Вход в пещеру, наружу выбравшись. Солнца сияние златое
Как громом сразило его, но облако, проплывавшее мимо
По многозвездному небу, его закрыло собою. Вышел гигант
К бурно шумящему морю. Над водами склонился, чтобы промыть
Текущую кровь, как ему показалось, из новорожденного глаза.
Тут же свое отражение в них увидал, и в добром здравии око.

Громкий поднял он крик, отозвалась гуденьем пещера. Брега
Содрогнулись в смятении, и из окрестных вечнозеленых
Лесов и далеких пещер племя сбежалось киклопов.
На зов спешивши, обступили они вход у пещеры.
Весь залив толпою заполнив, ужасные порождения Этны
Издали нас обнаружив, свирепый свой взор устремили. 
Злобою лютой сердца их пылали, еще бы немного,
Стали б чудовищам мы ненасытным свежей закуской.

Лишь приблизились они, готовый наброситься каждый,
Жадно, как ястреб, человеческую глотая плоть, как Полифем
Богоподобный, знак подал им, на глаз возрожденный
Рукою указав. Обомлели собратья циклопы. Спрашивать начали
Что да почем. Отвечал он им, изумленный, басом
Диким о той, кто принес ему избавленье и предрекал
Счастья в Сицилийской земле. Вышли тут мы из укрытия.

С речью такой обратился к ним император Василий многомудрый:
- Клянись же, циклоп, священными водами Стикса
Что в царстве пролегают Аидовом, с этого дня и поныне
Ни один из моих людей заживо сожран не будет! Ни тобой,
Ни кем из вашего жуткого племени! Дали тотчас киклопы 
Страшную клятву ему, меж олимпийских богов нерушимую.

- Если ты впрямь великая в людях провидица,
То воротись ко мне и прими мое подношение.
Отца твоего и тебя, как желанных гостей одарю
Я подарком, меж всех даров наилучшим. А сам
Посейдона стану молить, упрошу оказать вам почтение.
Сыном ему прихожусь, и хвалится он, что отец мне.

Сказав, вышел на холм высокий. Обе руки простирая
К небу лазурному, стал он молить земель Сотрясателя:
- Слух преклони, Посейдон, земледержец, лазурнокудрявый!
Если я впрямь тебе сын, и хвалишься ты, что отец мне,
Пусть совершит безбедно путь свой по морю, в землю отцов возвратится
Моя избавительница, Василакисова дщерь, благодаря лишь ей я 
Вновь способность обрел созерцать этот мир своим оком!
Клятву страшную дал я ее отцу, меж всесильных богов нерушимую,
Коих я презирал раньше всех до единого, кроме тебя,
Что впредь ни один из племени могучих киклопов
Не причинит вреда ни ей, ни кому из ближних. Пусть. 
Словно взор мой, плавание будет светлым! Дай, чтоб прибыли
Они на рассвете туда и безмерное встретили счастье!

Так, говорил он, молясь, между тем Гермес быстрокрылый
Благую весть донес до ушей нереид юных, прекрасных.
Сам колебатель земли в отдаленной стране находился,
Близ острова Шерия, где резвились в речке наяды.

О подвиге том его известила проказница Кристалл:
"Слух преклони, наш повелитель великий, и внемли!
Сказка явью станет лишь по твоей воле! Поистине дивная
Молва пронеслась меж людей и волн многошумного моря!
Будто синеокая дева одна, дщерь любимца благословенных
Богов Олимпийских, сыну твоему, могучему меж киклопов,
К жизни его погибший единственный глаз возвратила!

Окинул Колебатель Земли ее ошеломленным взором. 
Грозно сдвинул свои седые шершавые брови. В руки
Трезубец он взял. Гиппокампусы колесницу пригнали.
Вмиг Посейдон на Сицилийской земле очутился. Ко брегу
Направился он, где толпою стояли киклопы. Морщили
Широкие лбы, долго не смолкал их разговор. Меж тем
На утесе высоком, в позе мыслителя, скорбно
Взирая в безбрежную даль океана, сидел Полифем.

С речью такой обратился к нему Земли Сотрясатель:
- Ответствуй, сын мой, что же с тобой приключилось?
Отчего столь невесел ты, и верно ль сказала наяда
Про то, что ты вновь обрел свое светлое зрение?
Полнится дивными слухами лоно земли многодарной...

- Как верно и то, что гнева твоего во веки веков не избегнул
Мой враг ненавистный, вовек лишивший возможности видеть,
Как мне казалось до этой поры, сладостной, непостижимой!
Вновь я могу созерцать, как солнце нисходит в пучину, собою
Ясный свет дня сменив непроглядною ночью. Пышнорунных
Баранов и шерстистых овец, что в беде утешеньем единым
Были, вновь око мое может зреть, в том благодарен премного
Лишь ей, - тяжко вздыхая, давал ответ киклоп. - Кому же,
Сын мой? - изумился Земли Колебатель. - Деве юных лет
Синеокой, что красой Афродите подобна. Величайшая
Меж людей всевидица, прорицала мне, что я встречу
Вновь Галатею, из нереид прекраснейшую, спутник жизни
Её, нареченный Акидом, мой гнусный соперник, тяжелой
Скалой был убит, кода их в гроте вдвоем обнаружил.

Ведая все, что должно свершиться в грядущем, предрекла
Что судьба вновь ее мне ниспошлет. Три сына всесильных,
Ею рожденных великий род произведут, когда покинут
Сицилийскую землю, дабы властвовать век над народами.

Диву дался Посейдон, земледержец лазурнокудрявый.
- Назови мне, - потребовал он. - Её имя мне, чтобы
Мог я послать ей по морю путь безопасный, стихию
Разбушевавшуюся усмирить одним касанием трезубца!

- Славное имя ее, отец, у меня любопытствуешь сведать, -
Отвечал Полифем, призадумавшись. - Того, к сожалению,
Я не скажу тебе, так как тайна сия велика. Водами Стикса
Дал я обет, что вреда ни единой души из ее ближних
Не причиню. То отец меня сделать заставил.

- Кто же отцом ей слывет? - вопрошал Земли Сотрясатель.
Некий великий царь, благородный герой Василакис, -
Произнес киклоп отрешенно. - Его слуга верный
Одним из первых сегодня на ужин был съеден.

- Василакис, - пробормотал Посейдон, знакомое имя услышав.
То верный мой друг и надежный соратник. Твой брат,
Бел, великой Страны пирамид державный властитель,
Представил его мне на поле бранном, в тот день,
Когда безызвестный Тенебрус явился. С ним предстояло сражение...

На том основании, что благоволение мое в нем пребывает,
Упрошу я меж братьев твоих меньшого, Эола, которому
Дарована власть от Кронида повелевать ветрами
Усмирять их и исторгать, коль дух того в нем не прикажет.
Пусть из всех ветров ему лишь сопутствует легкий, попутный
В родные края, в землю отцов, коль пробьет час возвратиться, 
Пусть воротятся они и в доме своем безмерное счастье встретят.

Сказав так, владыка морей, Сицилию тут же покинул и следом
За быстроходною яхтой царской направился к острову.