- После нашего посещения с тобой Тамугади я получил то, что и ожидал: ещё ближе приблизился к тому времени, в которм жили римские легионеры, - сказал Октавиус Плотине, при первой встречи с ней, вернувшиь снова в Силифке.
- Я рада этому. Далеко не каждый человек стремится становиться ближе к ним. У каждого свои приоритеты, свои жизненные ценности.
- Конечно же. Я никому не навязываю, даже тебе, то, что мне близко. Я живу своим внутренним миром. Но не скрою, мне хотелось бы, чтобы ты разделяла мои чувства и ощущения.
- Я тебя понимаю, хорошо понимаю и полностью разделяю их с тобой. Интересно, чем ты будешь вскоре заниматься?
- Не знаю, Плотина. Скорее всего, ничем. В жизни человека наступает такой период, когда он может позволить себе не работать. Мне нравиться находиться одному на лоне природы и наблюдать за всем, что я вижу. Это, Плотина, по-большому счёту не одиночество, а сопереживание с миром природы. Не знаю, может быть, слово сопереживание не очень точно отражает моё состояние в такие минуты, часы. Скорее всего, его уместнее назвать сопричастностью, да, да, той же сопричастностью, которую я ощущаю, например, по отношению к жизни римских легионеров или же к прекрасному цветку песчаная лилия, что растёт в некоторых местах на берегу Средиземного моря. В такие периоды происходит, нет, не трансформация, не перевоплощение, происходит некоторое приближение к их миру жизни.
- Зачем тебе, Октавиус, это нужно? - спросила Плотина.
- Мне ничего не нужно, Плотина. Я невольно испытываю подобное ощущение. На меня воздействует их аура, их биоэнергетика, которая может частично оставаться даже после их исчезновения на земле, когда наступает полная тишина.
Октавиус и Плотина вели беседу, прогуливаясь по набережной реки Гёкса. Вокруг было тихо, казалось, что окружающий их мир, что сама святая Текла, артефакт которой стоял совсем рядом с ними, в тихом скверике, прилегающим к Небесной воде, на миг стали прислушиваться к их разговору. Присев на скамью, они замолчали, глядя на высокую гору, где виднелась крепость Александра Македонского. А по Каменному мосту шли люди, шли потомки тех, кто строил этот мост и эту крепость. Вдоль зеленоватой реки, как и тысячи лет назад, отдыхали большие утки, на травянистой кочке, выглядывающей из воды, сидел белый аист. Не так уж всё сильно и изменилось, сказал вслух Октавиус, по сравнению с далёкими временами: лишь иная одежда на людях, изредка проезжающие автомобили, мотоциклы и указатели переходов на асфальтовой дороге.
В воздухе витал удивительно приятнейший аромат, напоминающий запах песчаных лилий. Поднявшись со скамьи, Октавиус и Плотина направились не в сторону моста, а левее от него, перейдя по переходу улицу, по которой впереди шла молодая жещина, держа за руку девочку с маленьким рюкзачком за спиной. Пройдя немного, Октавиус увидел, что женщина с ребёнком, по всей видимости это была её дочь, подошли к большой школе, у ворот которой стояла статная молодая женщина в красивой форме. Она пропускала на территорию школы только её учеников. Там, в школе, им будут рассказывать о истории их города, в котором жили их далёкие предки, о римских легионерах, строивших мост, по которому они теперь ходят, о крепости Александра Македонского, о необыкнвенно красивой их стране. Плотина и Октавиус, как бы улавливая мысли по этому поводу, улыбнулись друг другу. Перейдя на другую сторону улицы, они подошли к памятнику Ататюрку, стоявшему в военной форме с саблей в руках.- Здесь, начиная с этого места и до твоего, Плотина, дома был лагерь легионеров, строящих каменный мост, - произнёс Октавиус.
- Я знаю.
- Ближе к вечеру они разжигали костры, - продолжал рассказывать Октавиус. - К ним приходили молодые женщины и готовили им вкусную еду.
- Я знаю. Женщины занимались не только приготовлением пищи, - улыбнувшись , заметила Плотина.
- Откуда ты это знаешь? - тоже улыбаясь, спросил Октавиус.
- Знаю, я очень многое знаю. Знаю, что легионера по имени Октавиус, твоего тёзки, навещала одна красавица. И они уходили подальше от лагеря, - снова улыбаясь, сказала Плотина.
- У тебя прерасные познания исторических событий давно минувших эпох, - продолжительно смеясь, произнёс Октавиус. - Мне кажется, что мы с тобой, Плотина, давно, давно уже знакомы. Вполне возможно, что тот римский легионер, к которому приходила красавица, это и был мой далёкий предок. А красавицу звали Плотиной. Ты не исключаешь такое развитие событий в нашей родословной?
- Трудно сказать. Такое может быть, но смущает одно. Ведь у них должны были бы быть совместные дети.
- Да, вероятность этого была бы очень высокая.
- А если Плотина была Октавиусу родственницей? Значит, у них не могло бы быть близких отношений?
- Почему же? У римского императора Траяна была жена, единственная жена, которая приходилась ему дальней родственницей. Но это не помешало им быть супругами до конца его долгой жизни.
- Это я тоже знаю. Но, возможно, именно по этой причине у них так и не было детей.
- А разве целью супружеского брака есть обязательное условие иметь детей? Ты, Плотина, считаешь, что это непременно главным должно быть в любви?
- Нет, конечно же, Октавиус. Я не считаю, что любовь должна подчиняться каким-то законам: либо она есть, либо её нет.
- Я рад, Плотина, что у нас одно и тоже восприятие, понимание человеческой любви.
Подойдя к своему дому, Плотина достала сигарету, закурила и внимательным, изучающим взглядом стала смотреть на Октавиуса: обычно так смотрят на человека, когда видят его впервые. Октавиус тоже не стал отводить от неё глаз.
- Интересно, у тебя в комнате стоят на серванте мраморные слоники? - неожиданно для Плотины спросил Октавиус.
- Почему тебе это интересно? - с удивлением спросила Плотина.
- Когда я был мальчишкой, мама купила мраморные слоники и они стояли у нас в квартире на серванте. Почему-то я часто смотрел на них, стоящих друг за другом: впереди самый большой слон, а последний был маленьким, маленьким, которого мне жалко было больше всего. В моём детском воображении они совершали далёкий путь к себе домой. Потом я вырос, а слоники куда-то исчезли. Интересно, где они сейчас? Пришли ли они к себе домой? А вдруг эти слоники идут до сих пор, оказавшись в твоей квартире. Может ли такое быть?
- Если я скажу тебе, что они есть в моей комнате, ты снова будешь думать, волноваться за них. Будем считать, что слоники уже в своём доме, - улыбаясь, сказала Плотина.
Между ними наступила полная тишина.
Через пару минут они попращались, пожелав друг другу всего хорошего. Плотина развернулась и пошла к себе домой, а Октавиус направился к скамье, что была совсем рядом с Висячим мостом. Присев на неё, он, как и прежде, увидел появившуюся брюнетку в белой рубашке на лоджии третьего этажа, которая, держа в руках сигарету, окружённая вокруг себя цветами, смотрела, как и прежде, на Октавиуса. Но теперь она приветственно махала ему рукой. А он уже знал, что это была Плотина.
Вокруг никого не было. Висячий мост не покачивался, потому что на нём никто не шёл. В городе царила тишина, а в воздухе парил необыкновенный запах чудесной песчаной лилии.