Я познакомился с ней случайно. Её звали Н. Это случилось ранней весной, когда почки на деревьях только-только начали набухать. В тот вечер я пришол домой раньше обычного. Вечерело. Я сидел за письменным столом и пытался ответить на одно письмо, пролежавшее без ответа целую неделю. Но писать от чего-то не хотелось. Заходящее солнце освещало мою комнату нежно-розовым светом. Я подошол к окну и отворил его. В ещё по-весеннему обнажонном саду пели птицы. Пахло весной. В такой вечер было немыслимо оставаться дома. Я оделся и вышел. На нашей тихой улице было совсем мало прохожих. Я неторопливо шол к центру города. Признаться, у меня не было никакой цели. Я просто шол вперёд подмечая на своём пути приметы наступившей весны. Мои мысли неторопливо переходили с одного предмета на другой в зависимости от того, что попадалось мне на глаза. Так, ни о чём не думая, я оказался на узких улочках старого города, мощёных выщербленой брусчаткой. На этих старых извилистых улицах, больше похожих на ущелья стиснутые почерневшими от времени домами, шаги прохожих раздавались очень гулко. Эхо повторяло стук шагов на удивление отчётливо. Было сыро. Я проходил мимо освещённых витрин магазинов. Иногда я останавливался и дышал на свои озябшие руки чтобы отогреть их. Вначале я не обращал особого внимания на водяную пыль, начавшую сыпать ещё на пол-пути к площади. Но скоро дождь припустил с новой силой, а через минуту хлынул сплошной стеной. Перед тем, как выйти из дома, я не догадался взять с собой зонт. Теперь, раскаиваясь в своей беспечности, я вбежал в одно из кафэ, на моё счастье оказавшееся ещё не запертым. Там было на удивление много людей, наверное так же как и я нашедших здесь укрытие от дождя. Теперь, стоя в уютном тепле кафэ, среди запахов молотого кофе и свежей выпечки, мне показалось особенно соблазнительным сесть за столик и перекусить. Но все столики были заняты. Только в самом дальнем углу оставалось одно сободное место. Я стал протискиваться к нему, лавируя между тесно стоявших кресел, попутно извиняясь за беспокойство.
За дальним столиком сидели две старушки и девушка. Старушки о чём-то оживлённо болтали, а на стуле, издали показавшимся мне незанятым, лежал чей-то мокрый зонт. Я спросил можно ли присесть. Старушки, похожие на седые одуванчики, приветливо закивали головами но при этом развели руками: зонт был не их. Девушка по-прежнему смотрела в окно ярко освещённого кафэ. Собственно, окна были шириной во всю стену и выходили на оживлённую вечернюю улицу, залитую дождём. На мокрой мостовой отражались светлые пятна уличных фонарей. Девушка обернулась на наши голоса и поспешила убрать со стула мокрый зонтик.
Извинившись за то, что стул теперь мокрый, она принялась вытирать его салфеткой. Я стал помогать ей. А когда наши взгляды встретились, салфеки в наших руках замерли. Так прошло несколько секунд. Впрочем я не помню. Мне показалось, что мы смотрим друг другу в глаза до неприличия долго. Странно было то, что никакого стеснения я тогда не почувствовал. Да и она наверное тоже. У неё были удивительные глаза: большие и голубые как небо в ясный полдень. Они поблескивали в тени длинных загнутых к верху густых ресниц. Тогда её лицо не показалось мне красивым: в нём, кажется, не было ни одной правильной черты. Но в целом эта девушка казалась очень милой. На неё хотелось посмотреть снова и снова. Может быть, я рассмотрел всё это позже. Не знаю... А тогда меня заворожили её глаза. Мы познакомились. Я узнал её имя. Её звали Н. и имя это как нельзя больше соответствовало ей. Мы пили кофе, говорили о всяких пустяках. На вид ей было небольше 23-ёх лет. Небольшого роста она была необычайно хорошо сложена: это было заметно даже несмотря на тёплую одежду. В тот же вечер, уже не обращая никакого внимания на дождь, к тому времени несколько поутихший, я вызвался проводить её до дома. Что было потом, я мог бы не рассказывать. Мы увлеклись друг другом и через несколько дней стали близки. Наши отношения развивались стремительно. Когда мы бывали вместе, время пролетало незаметно. Одна неделя сменялась другой и я не успел оглянуться, как наступил апрель. Я полюбил её. Как драгоценность я мог часами перебирать её чудесные волосы, волнистые от природы. Их запах и её близость кружили мне голову. От её улыбки и от ямочек на её щеках, появлявшихся когда она смеялась, я пьянел как от выдержанного коньяка. В её присутствии я становился восторженным мальчишкой: читал ей стихи, рвал её любимые цветы прямо с клумбы. Она любила розы... А когда она приходила ко мне домой, мы зажигали свечи, ужинали и я вслух чтал ей свои любимые книги. Во время чтения она бывала то задумчива, то рассеянна, то весела, то игрива. Чтение книг почти всегда заканчивалось объятиями и поцелуями до обморока...
Мы повсюду ходили вместе и были с ней почти неразлучны: в музеях и на выставках, в кафэ или в поездках за город. Тогда мир казался нам прекрасным и удивительным. Потому, что в нём были только она и я. Но так продолжалось недолго. Всё чаще она оставалась без причины задумчива. Всё чаще смотрела куда-то вдаль. Смотрела на что-то, видное должно быть только ей одной. Что-то в наших отношениях надломилось: так безмятежное солнечное лето постепенно сменяет дождливая осень.
Мы стали реже встречаться. Под предлогом учёбы она стала бывать у меня дома всё реже и реже. Мой разговор не занимал её так, как бывало прежде. Мы всё больше отдалялись друг от друга.
Однажды, это было в конце мая, когда мы сидели в кафэ под тенью зацветающих лип, она сказала мне, что нам нужно расстаться. Я и сам чувствовал, что так наверное будет лучше. Но она всегда знала обо всём раньше меня. Мне не оставалось ничего другого, как только обратить её слова в шутку. Но получилось это совсем не смешно. Мы поговорили ещё немного о том, о сём. Каждый из нас чувствовал напряжонность, повисшую над нашим столиком. Птицы по-прежнему весело щебетали в свежей зелени парка. Прохожие шли мимо нас, оживлённо болтая о чём-то. Несмотря на отличную погоду, мне стало неуютно. Я думал о странности наших отношений: так уж вышло, что мы познакомились в кафэ. И теперь, спустя несколько месяцев, но уже в другом кафэ, нам предстояло расстаться. Круг замкнулся. Наверное так было нужно... Только кому и зачем?
Я проводил её до автобусной остановки. В последний раз. Больше мы с ней не виделись.
Потом я ещё долго не мог привыкнуть к мысли, что больше мы никогда не будем вместе. И к моему одиночеству я привыкал долго и болезненно. Её глаза не отпускали меня. Вопреки своей воле, я часто думал о ней. Иногда она мне даже снилась. Это было как болезнь, как наваждение. С тех пор прошло больше года. Всё стало постепенно забываться. И теперь я уже почти здоров. В память о ней у меня не осталось ничего вещественного. Ничего кроме воспоминаний. Иногда я думаю, - уж не приснилась ли она мне? Но всё проходит. Прошло и это.
Но даже теперь, сидя за письменным столом моей будто разом опустевшей квартиры, мне иногда кажется, будто я всё ещё слышу запах её волос.