Харин Бор 94
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ХАРИН БОР 94 25.04.2012
1. БОЛОТО
Как вышло, что я снова отправилась в отпуск в поход с Игнатом? Ведь не хотела. И приятельница звала меня на дачу. Альпинист, водный турист, сплавлявшийся по самым сложным рекам страны, лыжник, незаурядный конструктор. Похож на Збышека Цыбульского!
Но ведь я ходила с ним по Карелии и знаю, какой это отдых и какой он не простой человек. Может, опоздаю на поезд и останусь в Москве? Никто опять не знает, что мы идём вдвоём искать красивые озёра в Псковской области - он показывал карту. Изобилие озёр впечатляет.
Плетусь под тяжёлым рюкзаком на Ленинградский вокзал. Наш поезд со зловещим номером 666 на Осташково. Игнат пришёл раньше. Поезд уже подали. Грязный, старый. До 90-ых годов я привыкла ездить в отпуск на красивых поездах, в купе. У нас плацкарт.
Но соседи милые, от их разговоров становится уютно. Паренёк с синими глазами и льняными волосами с трудом вместе с Игнатом поднял мой рюкзак на третью полку. Угостил кофе. Я большой любитель кофе. Все вместе - монголоидная повариха, усталая худенькая психолог Лейла, паренёк с синими глазами, мы с Игнатом пьём чай, любуемся закатом в окне.
Монголоидная повариха живёт в Рязани, родилась за Осташковом и едет навестить родные места. Заявила, что не любит добряка - мужа и не восхищается группой Альфа. Лейла угостила колой и дала мне свой домашний телефон. Она занимается статистикой, по сути математик.
Поезд опаздывал. Нам надо было выходить на станции Болото примерно в 5час. Проводница обещала разбудить и не разбудила. Я подняла тревогу и выскочила. Оказывается, Игнат меня предупреждал, что на станции Болото поезд будет стоять долго и волноваться не надо.
Он, не торопясь, вышел. Стоял густой туман, напоённый запахом трав - середина августа. Тишина обволакивала буквально рядом с поездом. Дорога для Игната была знакомой. Трава мокрая, небо в тучах. Я - в кроссовках, он - в штиблетах. У здания станции трёхногая нервная собака согласилась съесть бутерброд.
Мы шли вдоль сонного поезда, оставили его за собой, перешли пути и оказались у переезда. Перекусили. Я - бутербродами с сыром, приготовленными мамой, Игнат - финиками: "Желудок ещё не проснулся". Он питается по Шелтону и Брэггу.
Подошёл автобус. Мы поехали по большаку. Вышли в хвойном лесу и отправились по просеке. Песчаная дорожка, стройные сосны, яркий мох... Роскошный ельник по сторонам просеки неожиданно кончился и мы словно оказались на берегу недавно заболоченного огромного озера. Ельник был на холме, а мы спустились к плоскому, необозримому пространству болота, по которому продолжалась песчаная дорога.
Игнат пояснил, что это газопровод, а дорога называется грейдером. Она насыпана над газопроводом. Болото было загадочно молчаливо. Кое-где на нём высились деревья, в основном засохшие. Вдали маячили небольшие группы елей.
На карте таких болот было немало, и назывались они Мхами. Распогодилось, даже припекало. Дошли до песчаной ямы, в которой Игнат купался два года назад. Он пошёл на разведку клюквы, а я выкупалась, позагорала и поела малины рядом с ямой. Малину ела в трусах и штормовке - было жарко.
Чуть не наступила на змею. Другую змею мне до этого показал Игнат. Он предупредил, что здесь могут быть медведи. Он однажды на этих болотах ел малину и услышал, как кто-то тоже малину ест и продирается к нему навстречу. Медведь первым развернулся и убежал. И, напугав, Игнат ушёл на три часа.
Тишина давила на уши, шорохи складывались в шаги и шум мотора. К возвращению Игната я охрипла от песен и стала беспокоиться. Он тоже волновался и почти бежал, окликая меня издали.
Перекинул два бревна через канаву и очень быстро развернул лагерь. Сразу после этого разразилась гроза - первые капли упали до его прихода. Игнат укрепил над "столом" - деревянным кругом от катушки для кабеля, тент. Этот круг имел какое-то отношение к волокушам.
Ночью проснулась оттого, что почудилось, что кто-то, тихо разговаривая, прошёл по дороге. Просыпаясь, я каждый раз огорчалась, что была не дома - шум осины у палатки будил. Потом приснилось, что по грейдеру мимо нас идёт отряд йогов. Выглядели они ужасно истощёнными, но шагали бодро. Это Игнат мне рассказывал о йоговском питании.
Назавтра была днёвка. Погода улучшилась. Игнат ушёл на разведку завтрашнего маршрута. Помылась, постиралась, намазала лицо питательным кремом. Краситься не стала. Ела чернику. Малину ела мало - боялась идти туда, где змея. Игнат сообщил, что эта уникальная малина продолжается на 100 метров. Вечером снова шёл дождь, но я сидела под тентом.
Утром пошли к реке Жукопа. Дорога по газопроводу становилась всё хуже. Справа - заржавевший болотный экскаватор для рытья канав. Обходили бочажины прямо на газопроводе. Много незрелой крупной клюквы. Два раза перепрыгивали поперечные канавы. Продольные с водой до краёв закончились.
Ещё намного - и впереди хвойный лес. Болото в нём - слева, тропа твёрдая, нахоженная. Голубика и багульник исчезли. Появились черника и белые грибы. Встали на перекур. Игнат пошёл вперёд на разведку. Мне дал заначку с рисовой кашей. Что такое заначка? Это банка с кашей, на тот случай, если не будет возможности разжечь костёр и приготовить еду.
Пошли к реке. Она была широкой, с большим лугом на нашей стороне, земляникой под берёзами. На том берегу сидели рыбаки. Лодки у них не было. Иван с Шариком, бывший плотогон (мог плыть на одном бревне) подсказал про салик. Это плот так называется. Чем он отличается от других плотов - не поняла. Был он не на нашей стороне. Игнат разделся до трусов и переплыл реку. Пригнал плот.
Он переправил свой рюкзак, стоя в трусах и толкаясь палкой. Вторым заходом Игнат сплавал с моим рюкзаком, третьим - со мной, посадив в центр на пень, с его сапогами и моим ковриком в руках.
Салик был залит водой (подводный плот - шутили мы) и наклонялся то вправо, то влево при каждом толчке. Игнат грёб. Дно не прощупывалось.
На берегу набрала мяты. Игнат ушёл на разведку. Он искал брод, чтобы вернуться потом на станцию. Я наслаждалась пейзажем. Один берег был пониже, полого спускался к тёмной реке, отражавшей берёзовую рощу. Пологий спуск пламенел Иван-чаем, а где его не было - золотился зверобоем.
Берег, на который мы перебрались, круто обрывался суглинистым откосом. Он густо порос молодой липой и кустарником - крушиной, ольхой, орешником.
Игнат вернулся и понёс мой рюкзак, а я - коврик. Дошли до впадения р.Задорны в р. Жукопу. Между старыми и новыми рукавами Жукопы намыт травянистый островок. С берега хороший вид, но набросаны бутылки и банки, кострища...
Игнат рассказал о язвеннике, у которого было обострение в походе в тайге. Несколько мужчин их группы вынуждены были расчищать в тайге площадку под вертолёт, 25х25м, даже повалили несколько высоких кедров с орехами. Два человека целые сутки бежали по тайге к вертолётчикам. Те были пьяны и лететь не хотели. Уговорили только одного, у которого двигатель пропускал такты. Он сел, махая лопастями в десятках сантиметров от деревьев. Об этом никто не написал. Больного спасли.
Встали и прошли примерно 10км. Стоянку сделали на скошенном берегу р. Задорны. Ночью кто-то шорохался в кустах и чуть на меня не выскочил.
ЗАДОРНА
Утром Игнат ушёл разведать р.Задорну, я фотографировала реку и загорала. Читала газеты.
Игнат пришёл полпервого. Сказал, что был в красивых местах, но ягод там нет. Мы постряпали, пообедали и пошли голосовать на дорогу, чтобы вернуться на станцию Болото.
Ягод там, где ждали, почти не было. Чуть земляники, чуть брусники. Рядом - ржавые обломки грузовика. Проехали лесовоз и мотоцикл. На другой стороне дороги стоял домик с деревянной крышей и скворечником, нежилой, картинно расположенный на лугу. Левее - лесок, а напротив - вырубка с объеденным малинником и земляничником, бутылкой из-под водки, трелёвочный трактор с погрузочным манипулятором и невывезенный лес.
Мы прождали до восьми часов вечера. Стало холодно. Игнат поставил палатку на той стороне, где домик, на скошенном поле. В лесу ещё лежал скворечник. Кто-то здесь жил, какой-то романтик, а потом куда-то уехал. Легли в девять.
Среди ночи залаяла на болоте собака. Лай был глухой, между криком и лаем, словно собака была простужена или больна. Я спросила у Игната, где у него нож, и он послал меня очень далеко. Но сказал - в рукавице. Достала и лежала, сжимая в руке. Собака лаяла на одном месте.
Игнат по моей настоятельной просьбе встал и стоял снаружи изрядно - всматривался в дорогу. Ничего не увидел. Так я и спала с ножом до утра.
Мне представлялось, что романтик, который так живописно разместил дом и развесил скворечники, оставил здесь собаку, и она теперь ищет его или другого хозяина и поэтому воет по ночам. На Игната этот эпизод произвёл неизгладимое впечатление, и он всем про него рассказывал как про собаку, которая притворялась лисой.
Встали рано, чтобы успеть на попутку. Я всё думала про хозяина скворечников, мне казалось, что это его собака. На дороге были следы собачьих лап. Я нашла потерянные ножны для ножа. Шли по брусничному бору, где собирали смолу. Слева, вписываясь в сюжет о хозяине собаки, - деревянная будка со спайкой кабелей с выломанным нутром. На стене написано: "Попов и Сидоров! Долго вас дожидаться?" Рядом - триангуляционный знак, обсаженный цветами и огороженный забором. На перекрёстке - двойная деревянная лавка под крышей.
Нас подобрал грузовик до Ромашково. Там были ещё люди и улыбающаяся собака. Пересекли Жукопу. Шёл дождь. На берегу кто-то мок в палатке. На повороте Игнат вышел и подхватил меня. Собака выпрыгнула и побежала за машиной. Мы поели черники и малины, и пошли по дороге к станции Болото.
Лесовоз со знакомым шофёром мотался туда-сюда. Так и шли до обеда и ели ягоды. Обедать должны были на оз.Орлинском. Оно было рядом с селом Орлинское. Вместо села были серые развалюхи, но рядом паслось стадо коров. Озеро за такими дебрями, что и не подойдёшь. Прошли ещё немного, свернули на вырубку.
Моросил дождь. Всё кругом было мокрое. Так и обедали под дождём.
Игнат вдруг развеселился, пел песни, рассказывал про Архимеда и быков - мы шли по следам стада. Постояли у железнодорожного переезда - и на станцию. Посидели, всё узнали и пошли за 1км ставить палатку на мхе в сосняке. Мох был сырой, но мягкий. Замечательно пахло смолой.
Светило яркое солнце, когда мы утром подошли к станции Болото. Подход загораживал товарняк. Несмотря на то, что мы забыли завести часы, мы пришли за час до отправления. Купили билеты. Станция Болото необыкновенно чистая, уютная. На платформе говорили о передвижной электростанции, которая стояла на путях.
В вагоне были мягкие сидячие места, но душно. Отправились в 10час утра. Игнат рассказывал про оз.Охват и бои около него. Проехали Андреаполь с красивой телебашней. Пока ехали, дочитала газеты, и немного поели.
ВЕЛИКИЕ ЛУКИ
В Великих Луках было серо. Игнат угостил мороженым розового цвета. Сходили на автостанцию. Проходили мимо цыганского табора. Удивительно, как я запомнила эту дорогу - через 10 лет ночью мне это пригодилось. По городу не гуляли - дождь. Пыталась вышивать, но взяла не те белые нитки.
Вышли на станции Коленкино в 21.30 . Большая станция. Много яблок в садах, но ещё зелёные. Хлебозавод и молокозавод. До 22.45 шли по шоссе к озеру. Шофёр-Геркулес и две красивые девочки объяснили нам дорогу на Михайлов Погост. На горизонте манил большой лес, но по обеим сторонам дороги распахано.
Встали в кустах у шоссе, недалеко от помойки. Но пахло хорошо - картофельными очистками.
На следующий день медвежатник Юра довёз до Михайлова Погоста. Михайлову Погосту больше 600лет. Проезжали мимо имения с обзорной башней. Собор реставрировал один мужчина. В сельпо, где хлеб, торговали ещё арбузами и бананами. Два комиссионных магазина. Игнат купил печенье. Подарил бродяге сигареты.
Шофёр- хлебовоз Витя подбросил нас до Иванцево. Полюбовались озером Городно. Рядом купался шахтёр из Воркуты с двумя внучками. Он приехал жить на родину жены. Лицо его - узкий ствол обожжённого дерева и ярко-голубые упорные глаза. Девочки здоровенькие, с одинаковыми голубыми ленточками в светлых волосах. Всё лето купаются в любую погоду. Небо нахмурилось, и мы пошли дальше.
Потом много озёр и деревень миновали: Ваулинское, Журковское, Локновское (мелкое), Ужо (большое, в нём водится уклеинка).
Голубое небо отражалось в шоссе и у Игната сияла голубизной тельняшка. Но с шоссе мы сойти не могли - населёнка окружала со всех сторон. Ни ягод, ни грибов.
Пришли в Миритиницы - тоже 600 лет. Магазин - в одноэтажном кирпичном здании, постороенном в 1792году. Комиссионный ларёк и промтовары. Церковь напротив дома культуры. У входа - грустный мальчик с магнитофоном. На церковном дворе - телёнок. Во дворе с другой стороны - монах нищего вида, приветливый, вводит лошадь с телегой. Болезненного вида юноша открывает ворота. Сфотографировала озеро Фроловское. Вышла с церковного двора и спросила мальчика с магнитофоном: "Мальчик! Что выключил музыку? Она хорошая!"
Игнат купил печенье. Нас спросили, что мы привезли на продажу. Приняли за торговцев.
Встали на берегу оз. Фроловское, среди дубов. Я хотела облокотиться о ствол, но Игнат меня удержал - там было осиное гнездо. Сияло солнце. Стояли чужие кроссовки. Было немного земляники и рябины - мы второй день шли без ягод, и в Михайловом Погосте я доела курагу.
Вечер был тих и светел. Но рядом с костром, где я заряжала в фотоаппарат цветную плёнку, каркала ворона.
"Ну чего тебе надо?" - улетела.
К полуночи задул штормовой ветер. Стропы палатки рычали. Вышла полная луна, и заполыхали звёзды. На воде в резиновой лодке корчился рыбак в шлеме. Мотоцикл стоял недалеко от нас.
Рыбак поймал три щуки. Утром пошли к магазину. Вышло солнце, но было холодно. Игнат дал собаке печенье и тут же, прослышав про халяву, набежало ещё пять одинаковых коротконогих псов. Игнат купил печенье ещё раз. Я померила кожаную куртку за 70тыс. Коробейник привёз тряпки, косметику и чайники. Бабка приложила к себе алые спортивные брюки, и я не успела сделать приличное выражение лица.
Встали у дома культуры. Нас подобрал грузовик. Жизнь заиграла солнечными бликами - синие озёра проносились мимо нас. В Артёмкино моложавая старушка дала нам лук со своего огорода. Пошли водоразделом и границей Дебринского и Коленкинского районов. В село Лежнево выскочили по ошибке. Колорево и Синютино - мы дошли до них мимо дикого леса с малиной и бородатым Иван-чаем. Впечатление от леса как от заброшенного парка (груши, вязы, липы, дубы, сливы, яблони, вишни).
У тёмного лесного озера - мох, черника. Вышли по моему компасу к аккуратному домику. Картошка ещё мелкая. Моряк с гармошкой приехал из Питера и женился на толстой красивой местной женщине. Приветливый. Построил дом. Играет каждый вечер, гуляя вокруг озера.
Мы видели их кресло - корни деревьев так свились, что образовали задолго до встречи этой пары кресло в стиле эпохи Возрождения, буквой Х, с мохом на месте сидения, а за сидением - два не стакана, не кружки, а красивые чарочки из металла. Это было не просто красиво, это было незабываемо! И само озеро - оно небольшое, и чарочки, и пенье этой пары в темноте - хорошо пели, с душой, и трезвые, между прочим, ну, почти трезвые... Мне представлялось, как он сидит в этом старинном кресле, а она у него на коленях, как у Рембрандта, "Автопортрет с Саскией".
На следующий день утром Игнат сходил к гармонисту. Я отправилась за малиной и сделала толчёнку. Игнат прогулялся к лесному озеру за черникой, а я паслась на малине. После этого единственные брюки и штормовка были хоть выжимай. Только повесила сушить - вернулся Игнат. Зашила ему капюшон. Посолила сыроежки. Повалялась, пока Игнат кипятил чай. Погода разгулялась - солнце, кучевые облака. Пришли два вежливых мальчика родом из Великих Лук и Пушкинских гор - братья. Чинно поговорили и удалились.
ВЯЗ
Оз. Малый Вяз. Оно очень уютное. По берегу - баньки. В кустах - малина и крыжовник. У лагеря - три удобных спуска к воде. Вода такая чистая, что если стоять по горло в воде, то видно пальцы на ногах. Спуски с камушками, рядом плещется рыба, даже ночью слышно из палатки. В кустах неподалёку - немного душицы и малины. Замечательные закаты, тишина.
Уходила с неохотой - уютный лагерь. Впечатление, что до войны дома стояли вокруг всего озера.
Роса падает сверху - все вещи надо убирать на ночь под тент. Так сказал Игнат. Борода Иван-чая появляется к хорошей погоде. Прошли немного - видели пшеницу, посаженную на личном участке. Дошли до села Большой Вяз. При въезде крупно мозаикой написано: "Вяз" и герб Вяза. Всё это на постаменте из камней.
На домах белого кирпича нарисован краской где камыш, где ромашки. Есть богатые дома. У сельпо - лошадь, привязанная к забору с крапивой. Игнат купил рис.
Я рюкзаком, повернувшись, не нарочно, разбила две пустые водочные бутылки на столе и Игнат заплатил. Вошла прилично одетая женщина в туфлях со стоптанными каблуками и пожаловалась продавщице, что 4 месяца не получала зарплаты, а в магазине всё равно всё сметают. Я собрала совком и веником стекло. Игнат купил печенье. Я вынесла рюкзак на улицу и села там на доску поперёк бочки.
Игнат узнал у мотоциклиста и возницы, что Саша Кудрявцев знает дорогу и пошёл его расспрашивать. Я ела печенье, угостив лошадь. Она специально лезла мордой в крапиву, а потом чесалась о столб, к которому была привязана. Хозяин мазал ей лоб барсучьим салом, чтобы не было раздражения, а крапиву у столба выдрать не догадался. Лошадь принадлежала кооперативу сельпо - продавщице и вознице. Продавщица собиралась в больницу. Она кормила лошадь сухарями. Я принесла листьев лопуха.
Приехала смешливая старушка на телеге, лет 60-ти. Привезла двух внуков мужа. Предложила нас подвезти до деревни Чертёж. К Игнату обращалась: "Дед, а дед..." Они покупали дом в Вязе за 5-8 млн. руб. Ещё не сошлись в цене. Внучка из Апатитов, до этого жила в Ленинграде. Из Апатитов все уезжают, безработица, квартиры стоят дёшево.
От Чертежа прошли пешком, и Игнат переправил меня через реку Великую на закорках. Встретился мотоциклист с женщиной и ведром черешни. Миновали тихую деревню с испуганным мальчиком на крыльце и по хвойной аллее вышли на огромное холмистое поле с упаковками сена. Слева красовался бор из корабельных сосен. Прямо перед нами было село Харин Бор. Самый правый и первый дом - художника Алексея Алексеевича Большакова.
ХАРИН БОР
Справа - поле, окаймлённое березняком. За деревней в овальной котловине, окружённое лесом озеро Харин Бор. Вода в нём - где зеленоватая, где голубая, в тон небу. По небу плыли кучевые облака. Берега заросли камышом. От дома художника шли мостки для купания. У других хозяев были баньки. При безветрии деревья на берегу чётко отражались в воде. Если часть леса загораживала озеро от ветра, то часть его серебрилась, а другая оставалась голубовато-зелёной.
Мы пошли по тропе и оказались на поле, по краям которого был где березняк, где сосны, где ели. Три года назад буря повалила много деревьев. Я предложила передохнуть. На берегу места для лагеря не было - был плохой подход к воде. Встали на опушке, рядом с черничником и малинником. Вывороченные корни были живописны. Под ними иногда сияли лужи с водой. Хорош был Иван-чай - бородатый, с покрасневшими листьями.
Два мшистых бугорка с крохотными кустиками малины и ягодами на них обозначали вход в лагерь, к бочажине путь указывал роскошный куст папоротника. Игнат поставил палатку, велел мне найти белую сушину и ушёл за водой, а я стала есть чернику. Её было много, и крупная. Было немного брусники и грибов. Одна солюшка уютно устроилась в норке среди корней.
Сушину я нашла приличную. Костёр был рядом с малинником. Удобное жилище получилась, с выходами из леса и на болото с черникой. Игнат специально не объедал малину вокруг костра для красоты и моего варенья.
Еду сварили во - время. Я полезла греться в палатку. Игнат успокаивал, что место сырое и костёр погаснет сам. Он специально выбрал такое место.
Был ветер. Я легла. Я слышала треск костра. Вышла - он полыхал, волчком взметая к веткам ольхи искры. Игната нигде не было. Ну, ольха-то сырая, но весь июль на Псковщине была жара! Я вышла и стала заливать костёр. Он разгорался снова от головёшек. Я стала их растаскивать и топтать сапогами. Игнат закричал из палатки не своим голосом, что вечно я выдумываю какую-нибудь глупость.
Я всё-таки залила костёр, но головёшки трещали ещё часа два. Тут в лесу жалобно закричала какая-то женщина. Мне представлялось, что она искала потерявшегося ребёнка. Кричала всю ночь, бродя по лесу. Я не будила Игната.
С утра оба пошли из лагеря за ягодами и грибами каждый по своему маршруту. Считалось, что я сторожу лагерь, но могу отойти к озеру или куда-нибудь ещё примерно на километр от лагеря. А Игнат пошёл дальше.
Полюбовалась озером. Собрала ягоды для варенья и грибы для соленья. Когда вернулся Игнат, попросилась в деревню. Зашла к художнику. Посмотрела картины. Сын художника - каратист в Великих Луках. Была коза - завели корову. Огород только для себя. Участник войны. Потом узнала, что у него много наград. Послеоперационная катаракта. В 1984г сгорело 40 картин, подаренных школе в посёлке Большой Вяз.
Художник Большаков воевал в этих местах и был потрясён их красотой и неповторимостью. Он много пишет войну в окружении пейзажей Харина Бора. Пишет и летом, и зимой. От картин было впечатление, что они родились сами собой, легко, как поют птицы и растёт трава. И что в таком месте как раз и должен жить художник. В общем, картины понравились, и художник, и его жена - оба немолодые, но дружные и милые.
Большаков сообщил, что без ружья и собаки здесь нельзя. Пёс Миша. Жена Анна Егоровна. Дал две литровые банки. Пошла с ними по деревне.
В одной избе разговорилась с пенсионеркой. Она из Ленинграда. У неё там трёхкомнатная квартира. Родом отсюда, и её мама не хочет уезжать из Харина Бора. Живёт с ней круглый год. На стене фото матери в молодости - очень красивая. Дали бесплатно поллитра молока выпить и литр с собой. Овощи - для внуков.
Сфотографировала озеро. Жаль, что плёнка была чёрно-белая - солнце близилось к закату, и от озера исходила благодать, гармония, покой. Оно мягко светилось словно само по себе.
Село Харин Бор было хорошо населено - вокруг всего озера стояли баньки, словно часть сердцевины ромашки, а участки хозяев этих банек были как лепестки - секторами расходились от озера. Баньки остались, а хозяев нет - погибли в войну, разъехались.
Наверно, до революции в этом селе был храм. Название Харин Бор - не от грубого слова, означающего голову, а от названия растения.
На берегу озера стояла белая лошадь. Её шерсть была подсвечена косыми лучами солнца. Она щипала траву. Я позвала: "Лошадь!"
Она подняла голову и посмотрела на меня.
"Махни, пожалуйста, хвостом!"
Она махнула. Хвост мягко засветился в лучах заката и шерсть мягко сияла, очерчивая контур фигуры лошади. Я успела сфотографировать. Неплохая фотография получилась. Я поблагодарила: "Спасибо".
Она опустила голову и продолжала есть.
Потрясённая этим разговором, я вернулась в лагерь. Поцеловала Игната и рапортовала, что никаких овощей не будет, и простокваши нет, а есть молоко, но ему от него нехорошо, кажется?
Вопреки ожиданиям он не обрадовался неожиданному поцелую, а расстроился: "Злодейка ты", пошёл на дальнюю малину, предупредив, в каком направлении однообразная местность и можно заблудиться.
Тут я вспомнила, что потрясённая встречей с белой лошадью, сняла тёмные очки, положила в траву и забыла. Как теперь найти? Чувствуя себя глубоко несчастной, потащилась в Харин Бор. Солнце почти село, только небо ещё отсвечивало золотом на западе. Если за полчаса не найду, то в траве не найду вообще. Жалко!
С тех пор, как мы пришли в это место, меня не покидало ощущение, что здесь не может случиться ничего плохого - так хорошо тут было. Словно дух этого места охранял нас. И вдруг - теряю очки. Что же, теперь я буду вспоминать Харин Бор только в связи с очками?
Я увидела их издали - они были подсвечены последними лучами солнца, но подсвечены ярко, словно лукаво улыбались, и радость моя была беспредельной, как и при встрече с лошадью.
На обратном пути с дальнего малинника Игнат зашёл в деревню и принёс оттуда новый маршрут для возвращения, морковь, яблоки, огурцы, молодую картошку, зелёный лук. Был весел и внимателен. Я боялась, что он отправит меня до Вяза одну, но он предложил посадить меня на автобус или попутку до Дебрино.
ДЕБРИНО
Утром пошли, плотно позавтракав черникой, на Дебрино. Шли по дороге мимо роскошных разноцветных мхов, переполненных спелой брусникой. Уходить очень не хотелось, но мне надо было на работу. А уж Игнату как не хотелось! Он всё ещё надеялся вернуться, проводив меня, но лагерь свернул, рюкзак взял с собой, а мог бы спрятать в лесу - он делал иногда так.
Откуда-то я потом узнала, что из рижской тюрьмы сбежали преступники и прячутся в Великолукском районе. Поэтому местное население не стремилось разговаривать с незнакомыми людьми, а шофёры не брали попутчиков.
В деревне Васильки долго ждали автобуса у развалин свинофермы. Съела рисовую кашу из заначки. Заначка - это банка из - под пива со специальной резьбой для завинчивающейся крышки. На банке было написано: "LONG LIFE". Ели с удовольствием. Игнат называл это "поурчать".
Игнат снимал с меня соринки. Лёгкий ветерок играл пухом Иван-чая, иногда устраивая целые фейерверки.
Автобуса мы не дождались. Попутки меня не брали. На четырёхчасовой рижский поезд я уже опаздывала. Оставался поезд, который идёт в два часа ночи. Люди, встречавшие нас на дороге, слегка вздрагивали. А мы шли, собирая белые грибы. Под Артемкино видели боковую звездчатку, похожую на кекс. Прошли озеро, около которого неплохо бы постоять.
Наконец шофёр Коля посадил нас в грузовик - он несколько раз проезжал мимо нас по каким-то своим делам и сделал вывод, что мы не беглые зэки. До этого от начала голосования мы прошли по грейдеру 5км. Я сидела в кабине, а Игнат в кузове среди движущихся камней. С Колей говорила о компьютерах - я ведь программист. Коля довёз до Дебрино.
Дебрино было крупной станцией - ведь здесь останавливался скорый рижский поезд. Это был центр какого-то административного подразделения. Привокзальная площадь асфальтирована. Я предложила Игнату не ждать до двух часов ночи, чтобы проводить. Он согласился - скоро отходил автобус до турбазы Алоль. Он хотел там поставить палатку и переночевать, а потом ехать к другу в Карелию. В наш любимый Харин Бор в тот год вернуться ему не удалось. Было уже 8 час августовского вечера.
Игнат спросил, сколько человек в зале ожидания - беспокоился. Там никого не было, зато на привокзальной площади, на лавочке сидела худенькая женщина с большой сумкой. Её звали Соня. Втроём сходили выпить воды из колонки.
Игнат потупился: "Дай пожать твою мужественную руку. Автобус сейчас уезжает".
Помогла ему с лямками рюкзака. Сама надела свой рюкзак. Соня молча проводила взглядом убегающего к автобусу Игната. Пожаловалась: "У меня муж никогда не спросит, как доехала. Сам пьёт, не зарабатывает, жалуется, съедает гостинцы для детей. Они его всё равно любят, а он их против меня настраивает. Я торговала самовязками, теперь - челнок, еду из Полоцка. У меня две подруги. У одной - дочь от красавца-хохла, другая одинокая. Обе тоже челноки".
Я: "У слесаря нет работы?"
Соня: "У вас ещё жилы не вытянуты".
Она дрожала от холода и курила. Окончила пединститут и была оператором ЭВМ.
Мы согревали друг друга в своих объятиях, пока не подошёл дизель Сони на Себеж. Темнело. В зале ожидания по-прежнему никого не было.
Я пошла к дежурной по станции. Ею оказалась приветливая брюнетка Лена. Полная, с правильными чертами лица. Она пригласила меня в помещение, где они работали. Предложила мне приезжать к ней на всё лето снимать комнату. У неё корова и свинья, рядом речка и озеро, хороший лес: "Я в отпуск корову раздаиваю. Свинья недавно опоросилась. У мужа машина. Хотите чаю с малиновым вареньем, а то вы вся синяя?".
Я с наслаждением, не торопясь, под сочувствующим взглядом дежурной, напилась чаю с вареньем и чёрным хлебом. По мере моего насыщения добавлялись варенье из черники и красной смородины и молоко. Ой какое молоко добавлялось!!! Настоящее, прямо от коровы... Время приближалось к полуночи.
Лена привычно собиралась вздремнуть на столе, за которым мы пили чай. Она расположилась на нём с такой непринуждённостью, словно это была мягкая кушетка. Перед сном она предложила практикантке Анжеле перепустить товарняки.
Анжела была худенькой бледной девочкой. Отчего она была бледной? Устала, спать хотела или волновалась? По-моему, это страшно - в первый раз в жизни перепускать товарняки. Правда, не представляю точно, что это такое. Лена, лёжа на столе, грозно и лениво спросила: "Опять не помнишь? Я же тебе объясняла! Запиши на бумажке! Анжела бросила на меня взгляд, опустила глаза, но постеснялась при мне писать шпаргалку.
Всё вокруг мигало лампочками. Время от времени что-то бормотало на фоне помех. Анжела начала перепускать, а Лена моментально заснула. Я сидела в углу около двух стоек с аппаратурой, стараясь не запутуться в проводах, которые, конечно, были под током, и ждала, что в наше древнее сооружение врежется какой-нибудь из перепускаемых товарняков, если Анжела что-нибудь перепутает.
Однако спать хотелось. Анжела закончила и улеглась на трёх составленных вместе стульях. Она тоже моментально уснула, предварительно выключив свет.
Лампочки загадочно мигали во мраке, как на новый год. Представлялось, что эти женщины не проснуться до утра и Рижский экспресс уйдёт без меня. Тут за окном кто-то страшно закричал и постучал в дверь. Пришёл дед - сторож с пистолетом времён Гражданской войны - свет временно включили. О чём-то поговорил с Леной, вышел и выстрелил для порядка в воздух. Настала тишина. Свет снова выключили и заснули. Я тоже, сидя среди проводов. Под головой у меня была ступенька стремянки.
Из тёмного угла потусторонний голос сообщил, что рижский экспресс вышел из Себежа. Лена посоветовала мне идти в зал ожидания - там сейчас начнут продавать билеты.
В зале ожидания было некоторое оживление - четверо женщин собирались уехать рижским экспрессом. Это были конкурентки. Может, если бы я не сидела в дежурке, мне бы и билетов не досталось.
Конкурентки были челноками. Это были женщины из деревни Заречная. Только одна "баба на чайнике" была похожа на деревенскую. Ещё были "штамп ставить некуда" и "Синди". Четвёртой была Гуля Шахова Она приехала в эту деревню из Ташкента.
В кромешной мгле мы все прошли к 4-ому вагону. Проводница в белых носочках. Чистый поезд. Кофе нет, есть рижский бальзам. Рига... воспоминание о прежней жизни. Странно, но в третьем часу ночи я снова с аппетитом выпила кипятку с печеньем. Чай у проводницы - 500руб, а до своей заварки не добралась из-за тесноты в купе. Спала крепко и проснулась только за несколько минут до прибытия поезда в Москву.
29.05.2012