Если идти по льду в темноте, то очень легко упасть. И упасть достаточно больно. Кажется это прописная истина. Но очень часто не вспоминаешь об этом, а идешь ночью по этому льду домой. И если вот так брести, без плеер, без всяких мрачных мыслей, которые посещают голову в два часа ночи, после вечера в безумном и хаотичном кабаке, после последнего поезда в метро - то становится очень спокойно. Потому что это всё очень похоже на жизнь человека в тот период, когда уже отметил двадцатилетие, а до тридцати ещё очень очень далеко. Позади шумная компания, рев музыки и литры алкоголя, дешевого или дорого - не важно. А так же пустое метро, со спящими на сидениях нищими, панков, возвращающихся с концерта, гастарбайтерами и просто из тех, кто тихо сидит в углу, слушает плеер и смотрит на проносящиеся за окном километры туннелей, кабелей, ламп освещения, спящих районов, пустырей. Впереди спящий дом, мрак квартиры, храп родителей из соседней комнаты или шаги отца, проснувшегося ночью выпить воды. Тихое жужжание вентиляторов компьютера и вялое перелистывание интернет страниц. Остывший чай. Забытье сна и следующий день, с его спешкой, радостями, разочарованиями, кабаками. И как бы не изменялась внешняя жизнь, как бы не было дорого жить, трудно устроиться, мы всегда будем это делать. И впереди как всегда сотни дорог, которые кажутся покрытыми льдом. И надо. Надо. Необходимо идти по ним в темноте погасших окон и фонарей, улыбаясь иногда чему-то или молча и незаметно слушая музыку в каком-то углу. Почему так - совершенно неясно. Но если сейчас и правда на часах два часа ночи, в кармане в пачке только пара сигарет, плеер разрядился а на улице мороз, который и не думал исчезнуть волшебным образом, то вовсе не стоит грузиться всем этим. Что всегда вокруг каждого и не отпускает никогда. Стоит только расстаться с детскими иллюзиями и первый раз по-настоящему подскользнуться. И вот уже ты не бежишь радостно по льду, как в раннем детстве, беззаботно, радуясь даже сумасшедшей метели и ветру. Сзади уже не идет мама и папа с твоими санками, беседуя о важном, о взрослом, о серьезном. Не идут и не смеются. Они спят в соседней с твоей комнате, они уже стареют и у них появляются седые волосы. И даже до них, до таких близких тебе - ещё идти и идти по этому льду. Наверное все - из-за отсутствия уверенности. Или веры. Нельзя же всерьез верить, что весь смысл в том, чтобы заработать, потратить и снова. Нельзя верить до конца, что шум кабаков и концертов - священный грааль. Хотя и приятно в шутку успокоить себя, что это все зима, авитаминоз и бессонница. Слишком много кофе и пачек сигарет в неделю. Нельзя в двадцать с чем-то лет верить что хочется вот так же быть для своих детей спящими в соседней комнате родителями.
Но лед кончается, тьма рассеивается лучами света лампочки в подъезде, которую молодой неформал покрасил в красный цвет из баллончика, превратив ободранный подъезд в маленький филиал квартала "Красных фонарей" в Голландии, в которой ты признаться и не был никогда и вряд ли будешь в этой жизни. Хотя и очень хочется. И не в Голландию, а на границу Бельгии и Франции, где на кабриолетах с трупом в багажнике проносятся сквозь жизнь сумасшедшие, убитые наркотиками участники любимой синти-поп группы Vive la Fete, заполнившие своим творчеством всю память плеера. И заходя в лифт нажимаешь не на свой этаж, а на самый последний и возносишься ближе к темному небу, почти на крышу. Подходишь в темноте, на ощупь к двери ведущей на крышу, радуешься тому, что в наступающей разрухе и хаосе в государстве, родной милиции уже наплевать и она не закрывает и не опечатывает чердаки. И с высоты семидесяти метров или около того, смотришь на спящий город, который затягивает дымкой тумана так, что не видно соседнего района. Или это не туман, а простая тьма. Спускающаяся из космоса сквозь небо и крыши домов в каждую квартиру. Над головой нет никаких зданий крыш и преград - удивительное чувство свободы. Хоть на пару минут, хоть на продуваемой ветрами ледяной крыше - но свободы. И докуривая последнюю сигарету вдруг понимаешь, что есть в жизни пара моментов, а может быть и чуть больше, когда был счастлив. Глупые банальности, никогда бы такого не подумал, но да, они все таки связаны с женщиной. И наверное роковой, которая нечаянно опрокинула весь стройный и самоуверенный наивный ход жизни. Пускай и без шансов на будущее, как тебе кажется. Но все это безумие алкоголя, сигарет, наркотиков, бессонницы и небесного напитка богов из кофе машины - все это связано с этой женщиной. Грустной и веселой, самовлюбленной и сочувствующей, сумасшедшей стервой, с кучей заморочек и предрассудков. Догорает сигарета, а надежды на какое-то будущее догорели уже очень давно. Но все таки оно того стоит, все это сумасшествие, ради этих глаз, в которых хотелось бы видеть каждый день свое отражение. Стоит даже если все умрет и будет уничтожено, ведь самое ценное - что есть у тебя - три тетради, исписанные мелким почерком с твоим одиночеством, рассказами и начатая книга - всё это лишь отблеск нечаянно разожженного огня в самом сердце. И время не лечит. Вереница дней ничего не сделала с этим, не успокоила и никогда не успокоит. Облачко сигаретного дыма уносит ветер и ты бросаешь окурок с крыши, он несется угольком вниз, разгораясь от ветра и кидаемый этим ветром во все стороны и через десяток секунда падает на землю, рассыпая во все стороны искры. Искры написанных тобой букв; нужных слов; ночного безумия; стихов и алкоголя. Всего того, что может сложится в душе лишь в одно стремление. К этому силуэту в мраке ночи, и этим лучистым глазам, растрепанных по утрам волосам и низкому, гипнотизирующему голосу.
Нет в этом никакого света в этом всем, есть лишь мрак, лед и падение на самое дно души или во что вы верите. Но по этому пути и только по нему хочется идти... В тишине квартиры ты смотришь на затянутое мглой небо через окно, небо которое все время переменчиво и сейчас столь безразличное. На часах три часа ночи, в коридоре слышатся шаги отца, идущего на кухню, с улицы доносятся чьи-то крики и вой сирен. Через несколько часов наступит утро. Серое, тихое утро, которое захочется разрушить и уничтожить, сжигаемому огнем сердца и съедаемого черным демоном одиночества.