- И что же ты сказал ему, Сутех? И Господин Мой и Хив веселились над моим рассказом о том, как я уводил из деревни пьяного Горнахта. Я повторил свою речь - все, что сказано было перед людьми. Лицо мое горело, но я не посмел пропустить ни слова. - Я этого не говорил! - воскликнул Сет. - Писцы научили тебя приписывать мне чужие слова, как они приписывают свои траты к расходам храма, маленький Сутех. Хив от хохота ослабел и уполз под навес. Но мои губы кривились не от смеха. - Я виноват, - сказал я. - Пусть наказание будет мне поводом для размышленья. - Отчего ты так поступил? - спросил Господин Мой. - Он возносит хулу на тебя, каждый раз, когда открывает рот, - ответил я. - Я не могу слушать, как он порочит тебя при всех людях деревни. Они потеряли уважение. Хив застонал в тени навеса. - Предайся скорби, Красноголовый. Слышишь, люди твои перестали тебя чтить. Лик Ра повернулся в другую сторону, и отныне тебе будет светить его зад. Голос его прерывался от смеха, и на лице Повелителя моего не было ни гнева, ни печали, но он стал серьезен. - Сутех, - сказал он, - ты заботишься об уважении людей к Господину твоему. И это похвально. Обман же твой, к которому ты прибег, достоин осуждения. И ты придешь к Сетнуту, когда мы вернемся, скажешь ему все, как сказал нам - и он решит о твоем наказании. Я опустил голову и не смел поднять. Корабль Господина Моего встал напротив города. Я видел множество строений на берегу и множество людей меж строениями. И там были жилища тех, кто близок Великому Дому и его жилище в этой жизни. И я бы мог их коснуться... - Ты велишь мне вернуться в храм? - спросил я. Господин Мой взглянул на меня пристально. - Сетнут говорит, каждый свиток в храме Сутех развернул, и он знает слово начала и слово конца каждого. Он говорит также, что Сутех ходит в рощу с богохульником и возвращается избитым до крови. Что те из детей, кто валял Сутеха в грязи, стали сворачивать в сторону, видя его. Они приходили домой в слезах и родители их приносили Сетнуту жалобы. Он говорит также, что Сутех счел все плутовство жрецов, даже дозволенное. Что Сутеху храм перестал быть домом, и он ходит с утра до ночи по зарослям, а Сетнут должен каждый час молить Ра не спускать ока с Сутеха - да не будет он сожран Собеком, или унесен львом, или ужален змеей. Господин Мой говорил и говорил и стыд был во мне. О, Анубис, забери меня и уведи в иную жизнь! Я не могу это слышать! Я упал лицом вниз перед Господином Моим. Что ответить мне? Я развернул все свитки, и даже те, каких лишь, могут касаться лишь Посвященные, вроде Сетнута, и лишь в дни, определенные обычаем. Я прочел в них то, что было запретно для меня. Слог их был странен, и я не понимал многого. Знал я, что могу быть причиной несчастий, но мысль о том, как я могу в них постигнуть незнаемое и не смею, была мне невыносима... И я учился у Горнахта умению нападать и защищаться. В день, когда он смог дойти до рощи, я сопровождал его. Он сел на камень у водоема и смотрел на меня - как я пишу на земле знаки. - Что ты делаешь, выкормыш змея? - спросил он меня. С первого слова он ругал Моего Господина и возносил могущество Гора и силу его. Я объяснил ему смысл знаков. То был любимый из гимнов. - Я упражняюсь в написании, чтобы сохранить его на тростниковых листах, - сказал я. Горнахт плюнул в пыль на священные знаки священного гимна и сказал мне: - Ты не мужчина, ты белобрюхая змея. Поднимай тощий зад свой, на который не позарится даже твой господин в своей жаркой похоти. Брось этот прутик и найди толстую палку. Мне надоело видеть тебя, когда ты идешь из селенья в синих пятнах, как мертвец, и в слезах, как плакальщица. Я научу тебя, какие знаки надо писать на головах и телах тех, кто поднимает на тебя руку! Он подумал и добавил. - А ты принесешь мне за это пива. И я познавал эту науку прилежно. Сетнут смотрел на меня без одобрения и говорил, что я не чту волю Господина Моего. Но я знал, что слаб и прав Горнахт и не прекращал. Когда же Аповер сказал, что следует меня запереть в храме, если я не слушаю слов, я ушел и провел ночь в доме Сетмера. Горнахт заставлял меня влезать на высокие пальмы и спрыгивать вниз, и ползти, подобно змее на животе и на спине. Однажды, когда вода стояла высоко, он сказал: - Сегодня я брошу тебя в канал, на глубокое место. Ты выплывешь или утонешь. Если боишься - беги и не показывайся больше мне на глаза. Я стиснул зубы, чтобы он не заметил моего страха и пошел за ним. Я надеялся, что он хочет меня напугать, но он сделал, как говорил и выбрал для этого людное место. Помн, все они кричали громче, чем на празднике, пока я бился в воде... Когда я выполз на берег, Аповер подбежал ко мне. Лицо его было как мякоть огурца. Стража храма прибежала с палицами и накинулась на Горнахта и они подрались. Он побил троих, но потом подоспело еще двое... Я снова ночевал у Сетмера. И Горнахт тоже провел эту ночь в селенье. Раны его открылись и мы перевязали его. Аповер ругал меня на виду у всех и Сетнут был недоволен мной. Я стал избегать храма и искать причины, чтобы попасть в дом Сетмера. Там было мне спокойно. Сетмера не поучал меня сверх своих знаний, Мериф была добра ко мне, и дочери ее любили меня. Сетмера не разрешал им меня дразнить. И когда прошли дни разлива, в сердце моем нашел я Сиа. И место ее в моем сердце было велико. Я думал о ней утром и вечером и ночью. И однажды я думал о ней в храме так, что пролил масло. Раньше только Господин Мой был в сердце моем и желание следовать за ним - единственным желанием, теперь я хотел быть мужем Сиа. Я сделался нездоров. В храме я стал неуклюж и изводил жрецов за то, что они смеялись надо мной. В селенье я не упускал случая проучить тех, кто раньше любил опрокинуть меня в пыль или столкнуть с тропы... С распухшими губами и вывихнутыми пальцами они шли сначала к Сетмера, а потом к отцам и матерям своим. А их родители бежали в храм и говорили Сетнуту - смотри, что сделал Сутех с сыном моим. Мой сын не сможет помогать мне в этом месяце. Сетнут не ругал меня, чтобы я не уходил из храма. Но мне было больно видеть разочарование его. И я избегал видеть его. Я уходил в заросли и там скрывался от глаз... Молитвами Сетнута опасности обошли меня... Господин Мой в праве своем спросить с меня. Деяния мои были недостойны, и я знаю это, но мне неведомо, что происходит со мной, отчего я поступаю порочно, если знаю, что это так. Знал я также, что попираю уважение, говоря от имени бога, отчего же я не мог промолчать? - Будет по велению твоему, - сказал я. Но в сердце своем я подумал, что прыгну в воду, если Господин мой отошлет меня назад. Голос Господина моего был весел. - Я велю тебе очистить лицо от слез и сердце от печали. Сетнут говорил со мной, когда я только прибыл. Разум сына твоего - сказал он - вырос и храм ему тесен, приди и выведи его, пока он не сломал стен. И я был полон гордости, слушая его, потому что речь его была речью хвалебной. Я растерялся. Господин Мой не винит меня? Хив выбрался из-под навеса и сказал ему, скалясь: - Поторопись излить свою отцовскую гордость - или ты лопнешь. Господин мой отмахнулся от него и обернулся ко мне: - Смотри, мастер паруса натянул канат и кормчий правит к берегу. Мы сойдем и я покажу тебе то, что сокрыто. Пора настала.
Горизонт Дасы был велик. И когда Хаписеф спросил меня, что я думаю о нем, я так ему и ответил. - И это все? - воскликнул Хаписеф, воздевая руки. - О Ра! Все что ты можешь сказать, видя чудо? Я промолчал. Господин мой поставил меня перед Хаписефом, когда вошли мы в храм у причала, и повелел ему быть мне ответом на мои вопросы и проводить меня в любое место, куда мне захочется и показать все, что будет мне интересно. И особо он велел показать мне Покои Ра. Потому что, сказал он, это мой сын и слуга и ему будет известно все, что должно быть известно. - Начальник царских кладовых будет недоволен, - тихо сказал Хаписеф, не поднимая головы от пола. - Смеет ли он? - улыбнулся господин мой. Хаписеф встал и я видел, что он смотрит на меня с презрением, но не ослушается. И когда мы стали подниматься по дороге от храма к высоким скалам, он спросил: - Что ты желаешь увидеть, слуга господина моего? - Разве ты слуга Сета? - удивился я. - Я думал, ты служишь Ра. Хаписеф поморщился. - Сыну господина моего, как отказать мне в услужении, - ответил он. - Пусть он и не схож с отцом. Был он одновременно брезглив и почтителен в своих словах. - Есть ли там, куда мы идем, надписи? - спросил я. - Есть и количество их огромно. - Покажи их мне. - Все? - Все, какие есть. - Зачем тебе? - Я прочту их. Полдень минул и обеденный час прошел. Я привык после обеда уходить под навесы писцов и читать их записи. И теперь мне хотелось увидеть хоть строку. Хаписеф остановился, но не оттого, что устал. Слова мои удивили его. - Ты? - спросил он. - Прочтешь?! Что ты читал в своей жизни! - "Наставления", - сказал я. - И "Речь перед Великим Домом", и "Рассказ о походе в Пунт", и "Выпрямление согнутого", и "Книги слуг Тота" - я писец в своем храме. И пока мы шли вверх, я перечислял прочитанные свитки. Я не решился лишь сказать о запретных, которые разворачивал украдкой и был за то выруган Сетнутом. А чтобы Хаписеф не усомнился, я пересказал ему то, что любил более всего из "Похода" и из "Наставлений". Удивление Хаписефа возросло. Он спросил меня: - Так что ты велишь показать? - и теперь не было в нем ненастоящей почтительности. - Господин мой сказал, я увижу здесь чудесное, - сказал я осторожно. - Смотри тогда, - сказал Хаписеф. И он указал вперед. И за скалой я увидел воистину чудесное. Каменные ступени поднимались там от земли к небу. Они сияли на солнце и радовали сердце и душу. Я видел, что они огромны, словно для самого Ра сделали эту лестницу. - Это Горизонт Дасы, - сказал Хаписеф. - Что ты об этом думаешь? - Он велик, - сказал я и едва себя услышал. Хасихеф сердился, что я не могу сказать большего, но голос его не достигал моего сердца. Даже в свитках я не встречал слов, чтобы говорить о подобном... Господин мой заметил, что мы отстали, обернулся и окликнул меня. Тогда я отвел глаза и бросился к нему со всех ног. Чем ближе я подбегал, тем выше поднималась надо мной лестница в небо, и когда я догнал их - Хива и Моего господина, она коснулась верхушкой весел лодки Ра. - Это... - выкрикнул я, - это чудо! - Горизонт Дасы? - улыбнулся мне Господин мой. - Верно. В обеих землях нет подобного и никто из живших и живущих не превзошел его. - Кого? - Имхотепа. - Имхотепа?! Я посмотрел на Горизонт снова. Господин привозил мне много свитков. И я часто видел в них "Так говорит Имхотеп...". Я любил эти свитки. Они были понятны и подробны. - Он был зодчим Дасы, - сказал Хив. - У меня есть свитки из тех, что были написаны им, - воскликнул я. - Об излечении ран, о травах и о заклинаниях и еще один об инструментах, чтобы лечить лишенных зрения - лежит среди тех, что мне не разрешено открыть. Я выучил их. - Во врачевании он был искусен и сведущ не менее, чем в возведении дворцов, - согласился господин мой. Я почувствовал печаль в его голосе, но не успел спросить отчего. Господин мой положил руку мне на плечо. - Ты правильно сделал. Смотри, человек воздвиг Западное жилище для Великого Дома, такое, что боги останавливаются и смотрят в восторге. Я не пожелал бы тебе другого учителя, будь он жив. И я смотрел. Только Хив сказал господину что-то непонятное. - Была б тебе нужда в слугах, - фыркнул он, - будь тот жив.
До наступления темноты был я в Покоях Ра. Я разворачивал свитки и смотрел, что в них есть. И они были чудеснее один другого. Их было несчетное множество, и они говорили о вещах разнообразных: о врачевании, о присмотре за больными, о счете и сохранении урожая, об управлении и приумножении богатства нома и селенья, о проведении линий для строительства и о свойствах камней, дерева и металлов, об обучении войска и изготовлении оружия, о небесных знаках и определении часа восхода Гончей звезды, о воздвижении дворцов и рытье каналов... И мне казалось, что собраны здесь знания многих людей, но все свитки начинались со слов "Имхотеп говорит" и были написаны понятно. Уже стало темно, и рабы принесли светильники, но я не мог оторваться, и был там, пока Господин мой сам не пришел звать меня и застал среди тростниковых листов. - Я думал, чем везти Сутеху сотню свитков, не лучше Сутеха привести туда, где их тысяча- сказал он, глядя на меня. - Теперь придумай, как увести сына твоего от тысячи свитков, - взмолился Хаписеф. - Или он заставит меня сидеть здесь до восхода, лишенного пищи и пива. Сжалься... Господин мой рассмеялся. - Угодил ли я сыну моему? - спросил он. - Господин мой, - ответил я, - вот я счастлив, оттого что знаю теперь, как сложен был Горизонт Дасы и несчастлив оттого, что еще много свитков не развернуто, и я не знаю остального. Господин мой провел рукой по листу, который я читал и снова сделался печален. - Многая мудрость собрана в этих свитках, - сказал он. - Господин Мой, я читаю их - словно разговариваю с множеством людей, но все свитки эти были записаны одним Имхотепом? - Да Сутех. Истинно, он был велик. - Но Господин мой... ты говоришь - до него не было всех этих свитков? - К чему ты ведешь речь свою? - Откуда же извлек Имхотеп величие своей мудрости, если до него не было свитков? Господин мой и отец смеялся долго и не мог успокоиться. И Хив смеялся вместе с ним. - Возлюбленный сын Повелителя Нашего, - сказал Хив, вытирая с глаз влагу радости, - как проницателен ты! - Я расскажу тебе, - пообещал Господин мой. - Оставим сейчас это место. С сожалением ушел я из Покоев Ра. Хаписеф вел нас темными галереями и в одной из них увидел я сквозь решетку большой двор, где много людей стояло перед алтарем, среди них был один в красно - белом уборе... Увидев его я встал у решетки... Ростом он был высок и одеяния его были украшены, золото блестело на груди и на поясе его и в руках его. С ним были люди с прямыми спинами и неторопливыми движениями. С ним были женщины в богатых париках. И несколько детей стояло возле него. - Великий Дом прибыл с подношениями Дасе, - прошептал мне в ухо Хаписеф. - С женой и сыновьями своими. - Тебе надлежит пасть перед ними... - Не надлежит, - оборвал его Господин мой. - Сутех сын мой и слуга мой. - Как это возможно - я вижу, он не приобщен, - возразил Хаписеф. - Говорю тебе - он сын мой. Ты станешь причиной моего гнева, если ты посмеешь и дальше сомневаться! Хаписеф отшатнулся от решетки и заторопился далее, а Господин мой обнял меня. - Великий Дом, - сказал он, - подождет. Мы идем туда, где сам Ра порой склонялся до земли в часы полудня...